Текст книги "Смех в Древней Руси"

Автор книги: Дмитрий Лихачев

Соавторы: Александр Панченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

АГАФОНУШКА

А и на Дону, Дону, в избе на дому,

 На крутых берегах, на печи на дровах,

Высока ли высота потолочная,

 Глубока глубота подпольная,

 А и широко раздолье – перед печью шесток,

 Чистое поле – по подлавечью,

 А и синее море – в лохани вода.

А у Белого города – у жорнова

 А была стрельба веретенная:

10

 А и пушки, мушкеты горшечные,

 Знамена поставлены помельные,

 Востры сабли – кокошники,

 А и тяжкие палицы – шемшуры,

 А и те шешумры были тюменских баб.

 А и билася-дралася свекры со снохой,

 Приступаючи ко городу ко жорному, —

 О том пироге, о яшном мушнике;

 А и билися-дралися день до вечера,

 Убили они курицу пропащую.

20

 А и на ту-то драку, великой бой

 Выбежал сильной могуч богатырь,

 Молодой Агафонушка Никитин сын.

А и шуба-то на нем была свиных хвостов,

 Болестью опушена, комухой подложена,

 Чирьи да вереды – то пуговки,

 Сливные коросты – то петельки.

 А втапоры старик на полатях лежал,

 Силу-то смечал, во штаны ‹...›;

 А старая бабу, умом молода,

30

 Села ‹...›, сама песни поет.

 А слепые бегут, спинаючи глядят,

 Безголовые бегут, они песни поют,

 Бездырые бегут – ‹...›,

 Безносые бегут – понюхивают,

 Безрукой втапоры клеть покрал,

 А нагому безрукой за пазуху наклал.

 Безъязыкого того на пытку ведут,

 А повешены слушают,

 А и резаной тот в лес убежал.

40

 На ту же на драку, великой бой

 Выбегали тут три могучие богатыри:

 А у первого могучего богатыря

Блинами голова испроломана,

 А другого могучего богатыря

 Соломой ноги изломаны,

 У третьего могучего богатыря

 Кишкою брюхо пропороно.

В то же время и в тот же час

 На море, братцы, овин горит

50

 С репою, со печенкою,

 А и середи синя моря Хвалынского

 Вырастал ли тут крековист дуб,

 А на том на сыром дубу крековостом

 А и сивая свинья на дубу гнездо свила,

 На дубу гнездо свила,

 И детей она свела – сивеньких поросяточок,

 Поросяточок полосатеньких,

 По дубу они все разбегалися.

 А в воду они глядят – притонути хотят,

60

 В поле глядят – убежати хотят.

 А и по чистому полю корабли бегут,

А и серой волк на корме стоит,

 А красна лисица потакивает:

 «Хоть вправо держи, хоть влево, затем куда хошь».

 Они на небо глядят, улетети хотят.

 Высоко ли там кобыла в шебуре летит.

 А и черт ли видал, что медведь летал,

 Бурую корову в когтях носил.

 В ступе-де курица объягнилася,

70

 Под шестком-то корова яицо снесла,

 В осеку овца отелилася.

А и то старина, то и деянье.

БЛАГОСЛОВИТЕ, БРАТЦЫ, ПРО СТАРИНУ СКАЗАТЬ

Благословите, братцы, старину сказать,

 Как бы старину стародавную.

 Как бы в стары годы, прежния,

 Во те времена первоначальныя

5

 А и сын на матере снопы возил,

 Молода жена в при́прежи была,

 Ево матушка обленчива,

 Молода жена зарывчева,

 Молоду жену свою поддерживал,

л. 72 об., 10

 Он матушку || свою подстегивал

 Своим кнутиком воровинныем,

 Изорвался кнутик, он – березиной.

СКАЗКА

Как у нас на селе заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком, у невестки с золовками был бой большой; на том на бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна во полон полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили. А я на бой не поспел, на лавочке просидел. В то время жили мы шесть братьев – все Агафоны, батюшка был Тарас, а матушка – не помню, как звалась; да что до названья? Пусть будет Маланья. Я-то родом был меньшой, да разумом большой. Вот поехали люди землю пахать, а мы шесть братьев руками махать. Люди-то думают: мы пашем да на лошадей руками машем, а мы промеж себя управляемся. А батюшка навязал на кнут зерно гречихи, махнул раз-другой и забросил далеко.

Уродилась у нас гречиха предобрая. Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах лежать; до обеда пролежали, после обеда проспали, и наставили много хлеба: скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Стали молотить – вышла целая горсть гречихи. На другой год батюшка спрашивает: «Сынки мои возлюбленные, где нам нынче гречиху сеять?» Я – брат меньшой, да разумом большой, говорю батюшке: «Посеем на печке, потому что земля та порожняя; все равно круглый год гуляет!» Посеяли на печке, а изба у нас была большая: на первом венце1 порог, на другом потолок, окна и двери буравом наверчены. Хоть сидеть в избе нельзя, да глядеть гожа.

Батюшка был тогда больно заботлив, рано утром вставал – чуть заря занимается, и все на улицу глазел. Мороз-то и заберись к нам в окно да на печку; вся гречиха позябла. Вот шесть братьев стали горевать, как гречиху с печи собирать? А я – родом хоть меньшой, да разумом большой. «Надобно, – говорю, – гречиху скосить, в омет2 свозить». – «Где же нам омет метать?» – «Как где? На печном столбе: место порожнее». Сметали большой омет.

Была у нас в дому кошка лыса: почуй она, что в гречихе крыса, бросилась ловить и прямо-таки о печной столб лбом пришлась; омет упал да в лохань попал. Шесть братьев горевать, как из лохани омет убирать? На ту пору пришла кобыла сера, омет из лохани съела; стала вон из избы бежать, да в дверях и завязла: таково-то с гречихи у ней брюхо расперло! Задние ноги в избе, а передние на улице. Зачала она скакать, избу по улице таскать; а мы сидим да глядим: что-то будет! Вот как брюхо у кобылы-то опало, я сейчас в гриву ей вцепился, верхом на нее ввалился и поехал в кабак. Выпил винца, разгулялся добрый молодец; попалось мне в глаза у целовальника ружье славное. «Что, – спрашиваю, – заветное аль продажное?» – «Продажное». Ну, хоть полтину и заплатил, да ружье купил.

Поехал в дубовую рощу за дичью; гляжу: сидит тетерев на дубу. Я прицелился, а кремня-то нет! Коли в город за кремнем ехать – будет десять верст; далеко; пожалуй, птица улетит. Думаючи этак сам с собою, задел невзначай полушубком за дубовый сук; кобыла моя рванула с испугу да как треснет меня башкой о дерево – так искры из глаз и посыпались! Одна искра упала на полку, ружье выстрелило и убило тетерева; тетерев вниз упал да на зайца попал; а заяц сгоряча вскочил, да что про меня дичины набил! Тут я обозом в Саратов отправился; торговал-продавал, на пятьсот рублев дичины сбывал. На те деньги я женился, взял себе славную хозяюшку: коли вдоль улицы пройдет, всю подолом заметет; малые ребятишки встречают, поленьями кидают. Не надо покупать ни дров, ни лучины; живу себе без кручины.

Сказка

Уродился я ни мал, ни велик – всего-то с игольное ушко, не то с приворотную надолбу. Пошел я в лес, самое дремучее дерево рубить – крапиву. Раз тяпнул – дерево качается, в другой тяпнул– ничего не слышно, в третий тяпнул– выскочил кусок, мне, добру молодцу, в лобок. Тут я, доброй молодец, трои сутки пролежал; никто меня не знал, не видал, только знала-видала меня рогатая скотина – таракан да жужелица. Встал я, доброй молодец, отряхнулся, на все четыре стороны оглянулся, побрел по берегу, по берегу все не нашему. Стоит река – вся из молока, берега из киселя. Вот я, добрый молодец, киселя наелся, молока нахлебался . . . Пошел я по берегу, по берегу все не нашему; стоит церковь – из пирогов складена, оладьями повершена, блином накрыта. Вступил я на паперть, вижу двери – калачом двери заперты, кишкою бараньей задернуты. Тут я, доброй молодец, догадался, калач переломил да съел, кишку собакам отдал. Вошел я в церковь, в ней все не по-нашему: паникадило-то репя-ное, свечи морковные, образа пряничные. Выскочил поп толоконный лоб, присел – я его и съел. Пошел я по берегу, по берегу все не нашему: ходит тут бык печоный. в боку нож точоный. Кому надо закусить, изволь резать да кроить.

Текст напечатан А. Н. Афанасьевым без обозначения места записи, см.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева, т. III. Под ред. М. К. Азадовского, Н. П. Андреева, Ю. М. Соколова. Л., 1940, № 425, с. 251—252. О наличии вариантов см.: там же, с. 456.

БАЙКА ПРО СТАРИНУ СТАРОДАВНЮЮ

Старину скажу стародавнюю,

 Стародавнюю, небывалую;

 Старика свяжу со старухою,

 Со старухою с кособрюхою.

 То вам не чудо, не диковинка,

 Я видал чуда чуднее того:

 Середи моря овин горит,

 По чисту полю корабль бежит!

 То вам не чудо, не диковинка,

 Еще вот вам чудо чуднее того:

 Уж как ку́тюшка1 бычка родила,

 Поросеночек яичко снес!

 Это вам не чудо, не диковинка,

 Я видал чуда чуднее того:

 Мужики на улице заезки2 бьют,

Заезки бьют, они рыб ловя́т!

 То вам не чудо, не диковинка,

 Я видал чуда чуднее того:

 По поднебесью медведь летит,

 Ушками, лапками помахивает,

 Серым хвостиком поправливает;

 На дубу́ кобыла белку злаяла,

 В стойле сука в запрягу́ стоит,

 В осеку́3 овца гнездо свила!

 И тому чуду не дивуйтеся:

 С горы корова на лыжах катится,

 Расширя ноги, глаза выпуча!

 И то не чудо, не диковинка,

 Я видал чуда чуднее того:

 Сын на матери снопы возил,

 Молода жена в пристяжи́ была;

 Сын матушку припоню́живал4,

 Молоду жену призадёрживал!

 Я еще видел чудо-диковинку:

 Бьется сноха со свекровкою,

 Большим боём бьются – мутовками,

 Ложками стреляли во чисто поле;

 Устре́лили татарина мертвого,

 Кафтан с него сняли рого́зяный,

 Опоясочку с него сняли лычану,

 Сапоги с него сняли берестяные.

 Кто богат да скуп: пива не варит,

 Нас, молодцев, не кормит, не поит,

 Тому даст бог кошечье вздыханье,

 Собачье взрыданье.

 Небогатому, да тороватому,

 Кто пиво варит, нас, молодцев, поит,

 Даст бог на поле приплод,

 На гумне примолот.

 В квашне спорину́5,

 На столе сдвижину́6.

 С пива с того приупился мужик,

 Приупившись, сам на сарае лежит,

 У рта кроха – полтора колпака...7

Сноски

1 Кутя́ – собака.

2 Езы – заколы для рыбной ловли.

Сноски к стр. 156

3 Осек – изгородь из кольев, отделяющая пажить от лугов или селение от полей.

4 Понуждал (нудил), подгонял.

5 Прибыль.

6 Частую перемену яств.

7 Колпак – большая чашка.

Песня

У нас было в селе Поливанове, Боярин-от дурак в решете пиво варил. Пойтить было молоденьке, поучить дурака: «Возми, дурак, котел, больше пива наваришь!».

А дворецкой дурак в сарафан пиво сливал.

«Возми, дурак, бочку, больше пива пасливаешь!».

А поп-от дурак косарем сено косил.

«Возми, дурак, косу, больше сена накосишь!».

А пономарь дурак на свинье сено возил.

«Впряги, дурак, лошадь, больше сена навозишь».

А попович дурак шилом сено подавал.

«Возми ты вилы, больше сена подашь!».

А крестьянин дурак косточкои пашню пахал.

«Возми, дурак, соху, больше пашни напашешь!».

Песня записана по приказу императрицы Анны Иоанповны в 1739 г. В письме к С. А. Салтыкову императрица писала: «У Василья Федоровича Салтыкова в деревне поют песню крестьяне, которой начало „Как у вас в сельце Поливанцове да боярин-от дурак решетом пиво цедил". Оную песню вели написать всю и пришли к нам немедленно, послав в ту деревню человека, который бы оную списать мог». Текст песни, как и цитата из письма, приводится по изданию: Книга записная именным письмам и указам императриц Анны Иоанновны и Елисаветы Петровны Семену Андреевичу Салтыкову 1732—1742 г. С предисловием А. Кудрявцева. – ЧОИДР, 1878, кн 1, с. 225—226. См. вариант этой песни: Шейн П. В. Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п., т. I, вып. 1. СПб., 1898, № 965, с. 274—275.

Прибакулоцька-прибасеноцька

Зачиналася, починалася славная сказка, повесь. На ту на славу на печь настрали, сквозь печку капнуло, в горшоцик ляпнуло, эта ества прела, кипела, к утру ись поспела. Прискакали Ермаки, сини колпаки, прискакали Ермошки, синие ножки. Прилетал куропаток, сел на древо, стал хресьяп поматеривать: «Сукин сын, важоватинькой, шароватинькой, по часту бегаешь, по многи ешь, по толсту серёшь».

На мори, на кияни, на острове на Буянн стоит бык кормлёной, в правом боку нож точёной, приди ножом режь и говядину ешь, поманивай и закусывай. Слушайте-послушайте, и своих жон к нам не спушшайте, вы будете сщшшать, мы будем под-чишшать.

Живал-бывал, па босу ногу топор обувал, топорищом под-поясывалса, кушаком подпиралса. Баба пёрнула, девять кирпич с печи сдёрнула, бурлачкой горшок пролила, бурлаков оголодила, бурлаки пошли по иным сторонам, по иным городам, по уречи-щам, вышли на матушку на Волгу, на матушке на Волге жить невозможно, береги кашны, вода молочны.

Муха-синюха, де ты живешь? – Живу на водах, на горах, на пристальных городах. Там меня ветром не веет и водой не топит. Залетела я в клетку и попала в сетку, учила вдова, учила оса, выскочила нага и боса, без пояса. – Что ты, муха-синюха, делаешь? Шол торокан, бил барабан, шол свирьцёк, садился на клочёк, испивал табачёк, чортов корешок, богату богатину проклинал, у богатой богатины хлеба и соли много, ись не садит и с дочерью спать не валит.

Первого ппхотного полка полковой писарь Петр Петров, по прозванью Пирогов, писал по белой бумаги, павленным пером и посыпал песцяпым песком, и пошол по городу, по границе, поймал птпчу; птича-перепилича пела и перепела, по морю полетела, пала и пропала, павленно перо потеряла, нечим стало писать. Далп мне снежину кобылку, соломенку уздплку, Горохову плетку. Дали мне синь кафтанцик, дали фуражоцьку, перщя-тоцьку, кушацёк, саможки, жолту чашку, красну ложку; сел на кобылку и поехал; еду – горит у мужика овин или баня; я подъехал близко, поставил снежину кобылку, снежина кобылка ростаяла, соломенну уздплку бычки съели, Горохову плетку петушки расклевали. Пошол пешком, летит ворон и кричит: «Кур, синь да хорошь», а мне послышалось: «Скинь да положь». Скинул да положил под кокору, не знаю под котору, был молодеч со всем и стал ни с цем.

Текст записан в Архангельской губернии Н. Е. Ончуковым, см.: Оп-чуков Н. Е. Северные сказки. СПб., 1909, с. 46—47, № 10.

Небылица

Бывал да живал, на босу ногу топор надевал, трои лыжи за поес затыкал; пошол возле лыко гору драть, увидел озеро на утке сидит; высек я три палки, перву бросил – недобросил, втору бросил – перебросил, третью бросил – попал; угка сгрепеьулась, а озеро полетело да на сухой лес село, ну и сказке конец.

Текст записан в Архангельской губернии II. Е. Ончуковым, см.: Ончуков Н. Е. Северные сказки. СПб., 1909, № 20. с. 73

Бык не захотел быть быком да и зделался мясником.

1. Бык не захотел быть быком

да и зделался мясником.

Когда мясник стал бить в лоб,

то, не стерня ево удару, ткнул рогами в бок,

а мясник с ног долой свалился,

то бык выхватить топор у нево потщился,

отрубимши ему руки, повесил ево вверх ногами

и стал таскать кишки с потрохами.

2. Овца, искусная мастерица,

велит всем пастухам стритца.

3. Мужик, нарядясь, в стуле сидит,

хочет стряпчих, судей и подьячих судить.

4. Осел мужика поганяет

за то, что нескоро он выступает.

5. Малыя дети старика спеленали,

штобы не плакал – всячески забавляли.

6. Слепой зрячева ведет,

а и сам не знает, куда бредет.

7 Олень боитца свиных зуб,

а охотник бежит от заицовых губ.

8 Бабы осла забавляли,

посадив в карету, по улицам катали.

9 Нищей богатому милостину дает,

а он от него и берет.

10 Дворянин за пряслицею дома сидит,

а жена ево на карауле с копьем стоит.

11 Ученик мастеру за то жопу бьет,

ево что науки долго не переймет.

12 Ногми в шляпе хожу,

а на голове сапог ношу.

13 Попогай мужика в клетку посадил, чтобы он говорил.

14 Осел мужика брил,

да не от осторожности копытом голову разбил.

Текст с листовой картинки середины XVIII в.. поясняющий содержание 14 картинок: Ровинский Д. Русские народные картинки, кн. 1. Сказки н забавные листы. СПб., 1881, № 176, с. 412—413.

ЛЕЧЕБНИК НА ИНОЗЕМЦЕВ

ЛЕЧЕБНИК

ВЫДАН ОТ РУССКИХЪ ЛЮДЕЙ, КАКЪ ЛЕЧИТЬ ИНОЗЕМЦОВЪ И ИХЪ ЗЕМЕЛЬ ЛЮДЕЙ;

ЗЪЛО ПРИСТОЙНЫЯ ЛЕКАРСТВА ОТ РАЗЛИЧНЫХ ВЕЩЕЙ И ДРАЖАЙШИХЪ

    1. Когда у кого заболитъ сердце и отяготЪеть утроба, и тому при-стойныя статьи:

   Взять мостового бЪлаго стуку 16 золотников, мЪлкаго вешнаго топу 13 золотников, свЪтлаго телЪжнаго скрипу 16 золотников, а принимать то все по 3 дни не Ътчи, в четвертый день принять в полдни, и потеть 3 дни на морозе нагому, покрывшись от солнечнаго жаркаго луча неводным мережным крылом в однорядь. А выпотЪв, велеть себя вытерть самым сухим дубовым четвертным платом, покамЪстъ от того плата все тЪло будетъ красно и от сердца болЪзнь и от утробы тЪснота отидетъ и будетъ здрав.

   2. КрЪпителныя ахинЪйския статьи, им же пристоитъ:

   Егда у кого будетъ понос, взять дЪвичья молока 3 капли, густово медвЪжья рыку 16 золотников, толстого орловаго летанья 4 аршина, крупнаго кошечья ворчанья 6 золотников, курячья высокого гласу пол фунта, водяной струи, смЪтив по цыфирю на выкладку, ухватить без воды и раздЪлить, яко доброй шелкъ без охлопья, длинникомъ на пол десятины, мимоходом по писцовой книге.

   3. КрЪпительныя порошки:

   Взять воловово рыку 5 золотниковъ, чистаго, самого ненасного свиново визгу 16 золотников, самыхъ тучных курячьих титекъ, иногди пол 3 золотника, вешнаго вЪтру пол четверика в таможенную мЪру, от басовой скрипицы голосу 36 золотниковъ, вЪжливаго жаравлинаго ступанья 19 золотников, денныя свЪтлости пол 2 золотника, нощныя темности 5 золотников; яйцо вшить в япанчю и истолочь намЪлко, и выбить ентарного масла от жерновнаго камени 5 золотниковъ.

   4. Того ж лекарства животъ и сердце крепитъ:

   Взять женскаго плясания и сердечнаго прижимания и ладоннаго плескания по 6 золотников, самого тонкаго блохина скоку 17 золотниковъ, и смЪшати вмЪсто и вложить в ледяную в сушеную иготь и перетолочь намЪлко желЪзным пестомъ, и принимать 3 дни не Ътчи, на тще сердце, в четвертый день поутру рано, после вечерень, по 3 конопляные чаши, принимать вровень, не переливая, а послЪ того будет принимать самой лехкой прием.

   5. КрЪпительныя статьи:

   Сухой толченой воды 6 золотников, да взять ис той же обтеки горносталыя яйца желтокъ, смЪшать з гусиным бродом большой руки.

   6. Им же от запора:

   Филинова смЪху 4 комка, сухово крещенского морозу 4 золотника и смЪшать все вместо в соломяном копченом пивЪ, на одно утро после полденъ, в одиннатцатом часу ночи, а потом 3 дни не Ътчи, в четвертый день ввечеру, на зорЪ до свЪту, покушавъ во здравие от трехъ калачей, что промеж рожекъ, потомъ взять москворецкой воды на оловянномъ или на сребряномъ блюде, укрошить в два ножа и выпить.

   7. ПослЪдущая лечба:

   Есть и бить доволна, чего у кого не приволна, сколь душа приметъ, кому не умереть – немедлено живота избавитъ.

   8. А буде от животной болЪзни, дается ему зелья, от котораго на утро в землю.

   9. А буде которой иноземецъ заскорбитъ рукою, провертЪть здоровую руку буравом, вынять мозгу и помазать болная рука, и будетъ здравъ без обЪихъ рукъ.

   10. А буде болятъ ноги, взять ис под саней полоз, варить в соломяном сусле трои сутки и тем немецкие ноги парить и приговаривать слова: «Какъ таскались санныя полозье, так же бы таскались немецкия ноги».

Духовное завещание" Елистрата Шибаева

Се аз, многогрешный Елистрат Иванов сын Шибаев, пишу в целом своем разуме, отходя сего света.

Наследство мое любезное, Землю Святорусскую, уступаю я всем моим приятелям. Ково чем государь царь пожаловал, владеть вам, друзьям моим, по дачам безспорно.

Душу мою похранить и поминать приказываю я другу моему подушевному Тихону Бастрыгину. Собрать ему семь архиереев, семь архимандритов, а имянно: с Углицкого лесу – преосвящен-наго отца Сиротку з дубовым крестом, да с Муромского лесу – преосвященнаго отца Гаврюшку з булатною панагиею, с Касимовской дороги, с Крипанского лесу – преосвященнаго отца Дол-жинского полку с липовым обозженым крестом, а протчих архиереев со архимандриты поблизости собрав со всех лесов, святых отцов-ясаулов да отца моего духовнаго Емелю, у которого крест на ремени полуторы сажени. А за оное погребение дать им за труды загородной мой собственной дом, выехав из Москвы, за надолобами по Петербургской дороге: два столба врыты, а третьим покрыты, а доходу с него туша мяса да глова запасу, а на иной год и больше. Гроб мой зделать из самого мелкого и тихова дождя, тело мое грешное покрыть самым лехким и топким воздухом и проводить к погребению на 12-ти собственных моих конях, которые ржут еже зорей в болотах.

Ему ж, другу моему подушевному Тихапу Бастрыгину, за труды – любезная моя душа да вотчина в Ладожском озере на сто сажен глубины.

Благодетелнице моей Прасковье Гавриловне – лутчее мое сокровище, первые три богоявленские мороза да шесть возов собственной моей казны рожествепского самого белого сыпучево снегу.

Благодетелю моему Александру Филиповичу – на сорочки самаго тонкого ивановского до семидесят аршин орловского летания. Да ему ж, моему другу, сто аршин на простыни лебеди-нова крику.

Племяннику моему Александре Николину – на пару зеленую егерского платья 7 аршин самого лутчаго соколья гляденья.

Племяннице моей Анне Федоровне – на балахон и на юпку 18 аршин конского ржания.

Жене моей Наталье Дмитревне – в награждение все 24 часа в сутках.

Брату моему Ефиму Ивановичу – на 40 четвертей в поле, а дву потому ж моих молодецких затей.

Племяннице моей родной, девице Варваре Ефимовне, – на приданое 90 аршин самых лутчих и чистых воровских моих замыслов, да ей же пустая моя поместная земля на 40 верст заечьих следов.

Невестушке моей любезной – самой лутчей и сладкой кон-фект, до чего я и сам с молодых лет охоту имел, – три пуда с четвертью медвежьяго плясания.

Дядьке моему Андреяну – 40 золотников самой любезной и тихой моей думы.

Служителю моему и дворецкому Степану Яковлеву – на одно-рядочной кафтан 8 аршин веселого смеху.

Камординеру моему Парамону – на бошмаки 9 ювтей пьяных моих сонных мечтаней.

Поверенному моему Саве Федорову за ево неленостные труды – 4 подлинника да 6 спорных застенков.

Отцу моему и богомольцу попу Александру – на рясу 7 аршин ^приказных моих ябед.

Дедушке моему Тимофею Алексеевичу – 6 пуд самой лутчей щирой моей лжи.

Тетушке моей Дарье Васильевне – на шлафор 20 аршин самого лутчаго брусничного цвету моей красоты, да ей же оставляю рецепт на ее болезнь: набрать по три зори 10 золотников небесного цвету и три винтеля взяв с небесных звезд сияния, 6 золотников громового стуку, 5 граней ласточкина летания и, смешав оное вместе, варить в луковом перышке и, сваря, влить в один стакан, и оной декопт принять вдруг декабря 25 числа и лечь потеть в одной сорочке на мяхком белом снегу, и одетца неводным крылом, и выпотеть три часа, или как вспотеет, потом утретца самой мяхкой и душистой кропивой.

А оставшее все мое движимое имение: кашлянье, сморканье, оханье, стонанье ¦– роздать по частям свойственникам моим, а особливо Андрею Миничу, племяннику моему, – 44 фунта простоты и бездельной моей волокиты.

По душе моей грешной роздать требующим всю мою молодецкую бодрость, также и некоторую часть моего щегольства.

А на сорочины и полусорочины собрать нищую братью, наварить про них дубовые каши с березовым маслом, да после обеда дать им на дорогу полтора аршина толчков, чтобы впредь они мимо моево Соловьева гнездышка не ходили без докладу.

А кто сему будет препятствовать или сим награждением доволен не будет, тому учинить жестокое наказание, а имянно: среди армянского лета вырубить на Москве-реке ледяной столб и свить из дикова камня большей кнут. Взяв одно чистое облако из ведреного и чистого дня, зделать барабанные палки и по тому облаку пробить дробь и прочесть сие завещание. Потом привязать тово, кто сему поругается, ко оному столбу накрепко жестоким ветром и высечь немилостивно каменным кнутом.

Сего завещания хозяин скончался в голодное лето, в серый месяц, в шесто-пятое число, в жидовской шабаш.

Текст (в списке конца XVIII в.) публикуется по изданию: Кузьмина В. Д. Пародия в рукописной сатире и юмористике XVIII века. – Записки Отдела рукописей. Гос. ордена Ленпна библиотека СССР им. В. И. Ленина, вып. 17. М., 1955, с. 154—156.