Текст книги "Конечная История (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Свиридкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

   Способная разорвать абсолютно все, молния столкнулась с камнем и отразилась обратно в своего хозяина. Его впечатало в стену, и он вспыхнул словно факел. Да, я видел эту адскую боль... этот ужас в еще человеческих глазах... А потом... потом он перестал быть одним из подобных Вам. Маска, сотворенная из звездного металла, не перенесла такого удара и дала трещину. Легкая, почти незаметная трещинка на щеке, но вместе с ней наружу начал прорываться истинный облик все еще живого, почти семисотлетнего мертвеца. Правая рука его за считанные секунды почти полностью прогнила... остались уродливые серо-черные кости... Голубые глаза растворились, оставив лишь тусклое синеватое мерцание. Огненно-рыжие волосы обратились в прах... Он разлагался... Не полностью, конечно, ибо даже поврежденная маска исполняла предписанное. Но и это не все. Его разум раскололся на две части, вызвал так называемое раздвоение личности. Но по-особому. Кристалл захватил отколовшуюся часть и создал для нее бестелесное вместилище. Фантом по сути. И пусть они не в одном теле, все ж неразлучны они. Это открывает новые горизонты, ибо бестелесный разум позволяет быть вездесущим! А некоторое расстройство психики – ничтожно малая цена для таких возможностей. Если бы у меня не было такой возможности, я бы не отказался получить ее.

   После такого происшествия он никоим образом укрываться от моего взора не мог более, что позволило узнать очень много интересного. Он отстроил подземный город, населил его истинно верными, не нуждающимися в деньгах и власти жителями, безвольно подчиняющимися ему. Камень раскрылся ему и поведал ему нечто, заставившее резко изменить его политику. Он начал выжигать деревеньки, пораженные болезнями, и предотвращать разгорающиеся войны, убивая королей и полководцев. В итоге на Фенроте образовалась одна единая империя Девайль. Мертвые Земли были очищены им же (на них он и опробовал свой непризнанный проект). Ему приходилось убивать многих, но не известно зачем..."

   Глаза Франия засветились огнем, он прожег взглядом д'Эрмиона. Внезапная, резкая боль пронзила его мозг.

   – И среди этих многих будете Вы, господин д'Эрмион! Вы здесь по его воле и в его руках ваша жизнь! Вы должны били избрать истинный путь, но пошли путем бессмысленным и гиблым. Нет света в этом мире, Маркус, как и высшей справедливости. Не пытайтесь воспротивиться. Данная вам вечная жизнь разительно отличается от Его бессмертия именно тем, что Вас можно убить!

   Все поплыло перед глазами д'Эрмиона. В ушах стучала кровь. Свет начал меркнуть. Бесчисленные облака растворились в черноте... Ноги подкосились, и он упал на холодный каменный пол бесконечной шахматной доски.

   Альфо, не выпуская меча из рук, бросился к упавшему. Франий, обнажив в злобной улыбке белые клыки, отвесил полупоклон и беззвучно растворился в сером тумане.

   Альфо опустился на колени и прощупал пульс, правда, левой рукой.

   – Увы, он прав... всегда... но не ему решать сегодня... – прошептал он с легкой улыбкой на губах и вложил в разжатую правую руку лежащего без сознания д'Эрмиона свой меч...

XXVII

   Д'Эрмион отставил перо, отодвинулся вместе со стулом и поднялся из-за стола. За окном медленно садилось солнце. На западе собираются тучи. Будет дождь. Последний, как он чувствовал, для него.

   Склонив голову, он прошел через свою единственную комнату, остановился возле входной двери и вздохнул, бросив взгляд на висящую на крючке потрепанную, усеянную заплатками шляпу с оборванным наполовину когда-то красным, а сейчас пепельно-серым пером. Драгоценных камушков в ней осталось всего два или три. Они помутнели и больше не сверкали ни в каком свете.

   Отвернувшись, он отворил дверь и спустился по двум ступенькам на заснеженную тропинку. Ветра не было или был, но очень слабый, так что холод не обжигал. Он медленно и даже неохотно брел по тропинке. Одинокая шляпа своими заплатками глядела ему вслед через оставленную открытой дверь. Он не собирался никуда бежать, ибо он устал от этого всего. Он хотел лишь проститься с этой деревушкой, где он мирно и спокойно просуществовал целую тысячу лет.

   Он обошел ее вокруг, измеряя взглядом каждый встречный домишко. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Он не останавливался ни у одного из домиков. Прохожие желали ему доброй ночи, долгих лет, благодарили за оказанную им когда-то помощь... Он все брел, кивая и слегка улыбаясь им в ответ.

   Он проходил мимо одного из открытых окошек одного из богатых домов деревни. Шум и крик, доносящиеся изнутри, его заинтересовали. Он остановился и прислушался.

   – Ах ты! Собака бешеная! – кричал голос, принадлежащий женщине лет сорока, – Ты чего меня позоришь?!

   – Никого я не позорю, – отвечал ей мальчишеский голос, – испачкал всего-то рубашку...

   – Не смей дерзить! Это ж надо было в присутствии таких знатных рыцарей, зашедших к нам на ужин, додуматься и надеть эту...

   Дальше д'Эрмион слушать не стал и спешно поковылял обратно к себе, ибо понял, что его судьба уже здесь и ищет его. Нужно закончить повествование, пока есть возможность... А по пути он на мгновение задумался: "И кто кого из них больше позорит: он, посадивший пятно на рубашку, или она, кричащая об этом так, что ее слышно в каждом уголке деревни..."

XXVIII

   ...Распластавшись на мягкой зеленой траве, в которой прыгали черные похожие на воробьев, словно игрушечные, птички, он вновь лежал без сознания. Где-то невдалеке весело журчала вода. Светало. Ночная тень медленно, но верно рассеивалась. Немного правее начинался лес, не непроходимый как большинство лесов Фенрота, в которых ежегодно пропадают по сто человек, а совсем небольшой лесок, за негустым переплетением ветвей которого вполне отчетливо прорисовывались очертания какого-то большего белоснежного сооружения. Время от времени с ветки на ветку перепрыгивали какие-то маленькие серенькие пушистые существа, отдаленно напоминавшие белок.

   С трудом разлепив глаза, встречая постепенно растворяющуюся полутьму, д'Эрмион медленно приподнялся на коленях. Очертания окружения пришли в норму, и он осмотрелся. Установив, что он здесь совершенно один и никакая опасность ему не угрожает, он поднялся в полный рост.

   Вся его одежда вернулась к состоянию, в каком она была в тот момент, когда он шагнул в пропасть. Только грязная зелень травы добавилась на коленях. Опустив взгляд на землю перед собой, он увидел, свою шляпу, смятую, развалившуюся на траве. Слабый, почти незаметный ветерок подергивал ободранное, но все еще красное перо. Он наклонился, чтобы поднять ее, и заметил в траве слабый блеск, в двух-трех шагах от него правее. Подхватив шляпу, он перескочил эти два метра в направлении сверкнувшего предмета. Остановившись, он увидел, что в траве лежал короткий серебряный клинок с сияющим сапфиром, встроенным в перекрестье рукояти, испещренный множеством разномастных символов. Он показался ему необычайно знакомым, но он не мог вспомнить, где бы он мог его видеть. Подняв его, он всмотрелся в туманную синеву сверкающего камня. В памяти всплыл образ увиденного им удивительно похожего на него самого человека в белом. У него в руках был похожий меч, но только длиннее и более широкий. Д'Эрмион не мог сказать точно, как давно он встретил этого человека, было ли это час назад или уже несколько лет прошло, но он его помнил ясно.

   На ясное утреннее небо, окрашенное в алые цвета поднимающимся из-за горизонта солнца, с запада надвигались величественные, наливающиеся свинцом тучи. Пахнул морозный ветер. Древние и совсем молодые деревца дрогнули, трава прижалась к земле. Только-только развеявшаяся тьма вновь нахлынула на этот зеленый островок на краю мира. Все только народившиеся тени исчезли в нависшем мраке черных, непроглядных туч. Гром прокатился по земле, отражаясь от откосов горного хребта в нескольких километрах от этого места и зависая в воздухе.

   Далеко впереди, там, где, если достаточно приглядеться, просматривается обычно живая и сверкающая, но сейчас несколько притихшая река, выросла темная, как и тучи, сопровождавшие ее, человеческая фигура. Словно цепи, при каждом его шаге звякали его стальные сапоги. Все усиливающийся, неистовый ветер, словно шедший по следам его, трепал полы мрачного одеяния. Нацепленная поверх балахона кираса беспрепятственно подпрыгивала при каждом его движении. Да, именно он, виновный абсолютно во всех злоключениях нашего героя, сейчас решительно и скоро приближался к нему. Ошибки быть не могло – единственная в своем роде серебряная маска с зияющей трещиной на правой щеке, скрывавшаяся в тени глубокого капюшона, источала холодное, мистическое сияние. В правой мертвой руке, закованной в стальную перчатку, он сжимал сухой корявый посох с горящим изумрудом в навершии. Удерживаемый за рукоять в левой руке его, изумрудный клинок скользил острием по земле, рассекая ее и оставляя пылающий след.

   Грозный повелитель безмолвствующих, он приближался, и вместе с ним на этот маленький равнинный островок земли, отрезанный от внешнего мира лесной полосой, горным хребтом и быстрой рекой, надвигалась тень. Приклонившаяся зеленая трава покрывалась инеем, могильный холод охватывал все живое. Все замирало в смертельном ожидании вблизи него, ибо уже своим существованием он нарушал все законы этого мира. Тысячелетний мертвец, обреченный своим собственным желанием на вечную жизнь, он должен был исчезнуть с лица земли еще тогда в чаще леса вблизи погубленной деревушки, но нет... его вечность губит этот мир...

   – Зачем? – процедил сквозь зубы д'Эрмион, сжимая рукоять серебряного клинка, когда маг был в четырех шагах от него, – Чем я провинился перед тобой, что ты перечеркнул всю мою жизнь? За что, Аластор?..

   Маг замер на мгновение на месте. Обхватывающие посох, пальцы его, закованные в перчатку, дрогнули.

   – Кто?.. – он медленно повел головой, и его светящиеся холодным голубым светом глаза-звезды встретились со взглядом д'Эрмиона, по спине которого пробежала легкая дрожь. – Мы... не знаем... этого... имени, – проскрежетал маг своим металлическим голосом.

   – У меня больше ничего не осталось, – д'Эрмион отступил от него на полшага, все крепче сжимая рукоять клинка. – Чего ты еще хочешь? Калечь судьбы других, а меня оставь в покое! Кто или что ты вообще такое? Аластор?..

   Его вновь передернуло. Голубоватое свечение постепенно начало переходить в пурпурное.

   – Разум того существа... умолк навечно... – маг, оставаясь на месте, медленно поднял и направил острие своего клинка прямо на сердце отстранившегося еще на два шага д'Эрмиона. – Мы – хранитель Пылающего Камня... Нам нужно... жить... – его прерывающаяся речь была чем-то похожа на звук царапающего стеклянную поверхность гвоздя.

   – Так живи и не мешай жить другим! Тебе и так дали бессмертие!

   – Вместилище гибнет... Нам нужен металл, что послали Проводники... и новый... сосуд... Отдай Нам клинок и исполни предначертанное: восстанови с его помощью маску и займи место того, чье имя не звучало многие века... У камня должен быть вечный хозяин и хранитель... Мы – его хранитель, и Нам нужно новое вместилище... Будь им и сохрани свою никчемную жизнь.

   – У меня нет ни желания, ни веской причины становиться безвольной куклой ради каких-то игр неизвестных мне сил, так что я, пожалуй, откажусь. Можешь забрать эту железяку – она мне и даром не нужна, – а я пойду отсюда, – д'Эрмион протянул руку с мечом в сторону Хранителя, – бери и прощай навек.

   – Выбора нет. Ты исполнишь Нашу волю или умрешь. Нет смысла противиться. Ты уже в нашей власти. Прими Нас и свою судьбу, – фиолетовое пламя его глаз сменилось кроваво-красным и пульсирующим.

   – Вы, конечно, как хотите, но я попробую, – усмехнулся д'Эрмион и, произведя внезапный выпад в сторону вновь начавшего приближаться мага, заставив его тем самым отскочить на полшага назад, и бросился бежать в сторону белого сооружения, скрывавшегося за верхушками деревьев. Зеленоватая молния со свистом пронеслась мимо, разорвав на части ствол какого-то остролистного дерева, по нелепой случайности оказавшегося у него на пути.

   Д'Эрмион проскользнул в густую лесную стену и машинально срубая препятствующие ветки, словно пытавшиеся схватить его своими тонкими, но прочными пальцами. Грубые бурые корни, торчавшие местами из почвы, но как назло эти места оказывались на его пути, заставляли спотыкаться и будто бы пытались опутать его. Черные тучи, извергающие молнии, следовали за ним, поглощая все позади него и пытаясь накрыть своею пеленою и его самого. Оглушительный громовой раскат прокатился по земле. Разыгрался ливень. Холодные серые капли хлестали, словно плети, по лицу.

   Он вылетел, вырывая из цепких рук-веток свою шляпу, к этому самому сооружению, минут пять назад только видневшемуся за ветвями деревьев. Это оказалось не что иное, как огромный кусок крепостной стены, выложенной из самоочищающегося белоснежного камня. Вправо она уходила и встраивалась в горный склон, влево – уходила к реке, где прерывалась и возобновлялась на другом берегу. Ворот здесь не наблюдалось. Куда деться, было так же хорошо известно, как и то, что спасение может свалиться с небес – то есть вообще не ясно.

   Мерцающий в сгущающейся тьме изумрудный клинок пропел, рассекая уплотняющийся воздух и капли усиливающегося дождя, и срубил четверть дрогнувшего пера на шляпе. Затем последовал весьма болезненный удар тяжелым, хотя и деревянным, посохом по спине. Д'Эрмион повалился, не выпуская меча из рук, в быстро разрастающуюся серую лужу грязи, размываемой дождем. Чудовищная фигура в черном балахоне возвышалась над ним. Он почувствовал, как холодный стальной сапог опустился и вдавил его ногу в землю. Казалось, достаточно этому созданию пожелать и лишь немного увеличить усилие, как кости под неописуемой тяжестью раскрошатся и невероятная боль пронзит все тело. Адским пламенем горели глаза-звезды. За бесчувственной серебряной маской на мертвом уже многие века лице сияло незримое торжество.

   – Сопротивление приносит лишь страдания. Выбор прост: прими свою судьбу и уйди в небытие, без чувств, без радости, без горя, или обреки себя на вечные муки.

   Он начал медленно склонятся над безуспешно пытающимся высвободить прижатую правую ногу и подняться д'Эрмионом. Морозный холод прошелся по его спине. Перед глазами все начало плавиться, огненным штормом сжигалось сознание.

   Пущенная откуда-то сверху стрела весело просвистела и вошла чуть ниже плеча черного мага, почти вплотную приблизившегося к лежащему, заставив его остановиться и перевести внимание со своей жертвы на образовавшуюся угрозу.

   Забил тревожный колокол, и чей-то истерический, предвкушающий скорую развязку крик между сотрясениями воздуха оповестил: "Сюда! Вернулся! Вурдалак вернулся!". Вдалеке за серой от накрывающих землю туч стеной начинали подниматься тончайшие струйки дыма от разгорающихся, несмотря на неистовствовавший ливень, факелов. "Поджигайте стрелы! Быстрее!"

   Еще одна стрела вонзилась на полсантиметра ближе к шее Хранителя. Пламенные вихри в сознании угасли, реальность перестала растекаться перед глазами. Давление пропало. Удар заставил это темное создание отступить на четверть шага, давая его жертве возможность побега.

   – Никчемный человечишка, – проскрежетал металл голоса черного мага, – своим упрямством ты обрек сотни жизней на верную смерть. Они погибнут не за твою бесполезную душу, но виновным быть тебе.

   Скрюченный, уродливый посох с запульсировавшим сиянием изумрудом в навершии взметнулся вверх и, сопровождаемый вспышкой молнии, вонзился в размокшую землю, подняв сноп грязных капель. Из взвизгнувшего камня вырвался громадный, разбрасывающий во все стороны золотые молнии огненный шар и с злобно веселым треском врезался в каменную стену. Затем последовал оглушительный взрыв. Чернеющие на глазах обломки каменных блоков разлетелись во все стороны. Три человеческих тела в легких кожаных доспехах, подброшенные в воздух взрывной волной, с криком ужаса воспламенялись, поражаемые золотыми разрядами, все хлеставшими, словно щупальцами, всех поблизости.

   Шум все нарастал, но уже виной тому был не огненный шар, исполнивший свое разрушительное предназначение и исчезнувший, оставляя лишь черный дым над выжженным им клочком земли. За проломом, сотворенным Хранителем, все зажигались огни. Обступая массивное трехэтажное сооружение по центру двора, прятавшегося за стеной, к пролому выдвигалась толпа, не столь внушительная, какая бывает при масштабных боевых действиях, какие проходили во время последней войны за единство, но все равно не малой.

   – У тебя еще есть шанс избежать кровопролития, – прохрипел маг, вновь направив свои горящие алым пламенем глазницы на отползшего на пару-тройку метров прочь д'Эрмиона. Маг выпустил из стальной хватки вонзенный в землю посох и провел латной перчаткой над камнем в навершии. Изумруд вспыхнул – на месте пролома в стене вскинулось багровое пламя, облизывающее своими грозными языками почерневший камень, и дождь, уже льющий сильнее даже, чем как из ведра, ничем не мог повлиять на инфернальный огонь.

   – Тот, кого звали Аластор... с ним все было проще, – сияющее зеленоватым светом острие изумрудного клинка уставилось на д'Эрмиона. – У него были цели, стремления... ему было что терять... потому заставить его впустить Нас добровольно было так легко... Он жаждал власти – мы дали ее, однако никто не обещал, что именно он будет распоряжаться ею... А чего желаешь ты? Мы способны исполнить все, лишь прими Нас и предначертанное...

   – Просто отстаньте от меня! – отвечал д'Эрмион, упершийся спиной в холодный, мокрый камень крепостной стены. У него начиналось крайне редкое явление истерики. – Я хочу просто жить как прежде! Я даже готов зарабатывать честным трудом – только уйди прочь!

   – Это невозможно... – алое пламя в глазницах Хранителя сменилось фиолетовым.

   – Тогда и невозможно то, чего вы хотите! – он впивался ногтями в грязь и все продолжал отползать в сторону, вдоль стены, не выпуская рукояти погрязшего в луже серебряного меча.

   – Невозможное могло бы стать реальным, если б кто-то освободил Нас... уничтожить Камень... Боги не желают исправить ошибку... Пока он есть, Мы – его Хранитель... Нужно исполнить предсказанное... Одна жизнь – за существование Вашего мира... Камню нужен Хранитель, или он уничтожит все...

   – Нет! Осуществляйте свои благие намерения через кого-то другого, кто не знает правил вашей игры! Возвращайся в свои подземелья – я не соглашусь! – он не сводил глаз с сияющего клинка, направленного на него и скользившего вслед за ним.

   – Нам жаль... Боль заставит принять верное решение...

   Изумрудный клинок взметнулся ввысь, и ослепительная вспышка молнии словно поразила его острие. Черный промокший длинный рукав балахона Хранителя сполз вниз, обнажая мертвую плоть его руки. Серая, рассеченная под самыми разнообразными углами кожа сухой пленкой обтягивала выпирающие кости. Куски сгнившей плоти, отсеченные столетия назад, были накрепко примотаны грязными, источающими зловонный смрад тряпками. Из-под омерзительных лохмотьев, освещаемые блеском молний, выглядывали и будто бы посмеивались жирные белые слизни.

   Зажмурившись от принесенного ветром ему в лицо смрада, д'Эрмион, ведомый какой-то внешней силой, подставил навстречу обрушившемуся клинку свой, рукоять которого рука его до сих пор стискивала неослабевающей хваткой.

   С оглушительным звоном скрестились два клинка. И, мгновение спустя, черным бесформенным комом Хранитель рухнул на землю, будучи отброшенным мощной волной, высвободившейся при ударе. Его оружие разлетелось на тысячи осколков, сверкнувшие каждые своим изумрудным сиянием в последний раз и угасшие навсегда. Его мертвая полусгнившая конечность воспламенилась, словно была насквозь пропитана ламповым маслом. Он упал в грязную лужу, забрызгав все вокруг и продолжая гореть.

   Погодя несколько секунд, он поднялся, опираясь на одну только оставшуюся левую руку, ибо правая при падении оторвалась и обратилась в пепел. Хрустя и скрипя своими костями, он выпрямился во весь свой внушительный рост и сбил пламя, поглотившее рукав и уже подбирающееся к воротнику. Капюшон спал, явив миру скрываемое под ним: левая половина почти полностью голого серо-черного черепа была испещрена трещинами, на правой же свисал кусок гнилой плоти с грязным и скомканным клоком когда-то черных волос, залитых засохшей годы тому назад бурой кровью. Нижняя челюсть свисала и покачивалась из стороны в сторону, удерживая тончайшим кусочком кожи. Это, если можно так сказать, "сооружение" какого-то безумного конструктора, череп, разделенный надвое огромной змеевидной трещиной, – все это удерживалось вместе одной лишь серебряной маской, пораженной трещиной на щеке.

   – Всеми гонимы... всеми отринуты... – этот голос, теперь хрипящий и задыхающийся, доносился откуда-то изнутри этого создания. – Во благо мира... Но вы, бессмысленные создания... не видите света под маской уродства... – его шатало из стороны в сторону, и он медленно, хромая, продвигался к своему посоху, продолжавшему сиять, будучи воткнутым в землю.

   Д'Эрмион, воспользовавшийся этим вынужденным замедлением, успел вылезти из лужи и уже быстро двигался, обретя некоторую уверенность, навстречу Хранителю. Взмахнув мечом, засиявшим лунным светом, д'Эрмион с легкостью перерубил кривой деревянный посох Хранителя. По лесу прокатился гром, дождь мгновенно прекратился. Огненная стена, воздвигнутая на месте пролома, упала.

   – Мне совершенно безразличны судьбы мира, – процедил сквозь зубы он, не сбавляя шаг и отводя клинок назад, нацеливая его острие в лицо своего неприятеля, – а от благих намерений с таким исполнением уже тошнит, – адский блеск пробежал в его взгляде, – и никакая лже-вечность или еще какие подачки мое отношение не изменят! – он с силой выбросил клинок вперед, он засиял и вонзился точно в трещину в серебряной маске. Он выпустил свое оружие из рук – оно само собой вошло глубже и застряло.

   – Глупец... ты всех погубил... – с хрипом выдохнул Хранитель. Инфернальный огонь запылал в его глазницах. Отшатнувшись, он упал на колени. Трещина в маске разрослась, и, наконец, серебряный артефакт, расколовшись, отсоединился от того, что некогда было человеческим лицом, и рассыпался на тысячи осколков. Хранитель упал ничком в грязь, его тело обратилось в прах, доспехи растворились в воздухе. Серебряный клинок пропал. В луже остался лишь плавать его черный балахон, и то быстро тонувший в грязи.

   Тучи начали медленно расползаться. Дождь, ливший как из ведра, постепенно стих. Последние капли утонули в лужах, и золотой диск солнца вновь засиял в небе, сопровождаемый радужным светом проходящих через зависшие в воздухе капли дождя лучей. На том можно было бы и поставить точку, но последняя страница еще не перевернута... и последняя ли?.. Мы так не думаем...

XXIX

   В то время, пока д'Эрмион ползал в лужах, спасаясь от высшей необходимости, далеко за краем света, в Междумирье разворачивались далеко не мирные и благополучные картины.

   Бесконечная плотная пелена облаков посерела и налилась свинцом. Полумрак навис над бесконечным шахматным полем. Где-то далеко, на двух смежных клетках в N-м ряду, в смертельной схватке сошлись две шахматных фигуры: черный король, чье лицо неведомо никому, и рядовая пешка с уже известным лицом героя нашего повествования. Сверкали и скрещивались клинки, вспышки молний разлетались во все стороны.

   Возле этих двух каменных воинов, словно ужаленные, носились двое: один в черном дорогом костюме, другой – соответственно в белом. В них, так и не сменивших свои образы после исчезновения их последнего посетителя, нетрудно было узнать вопящего и убегающего Альфо и Франия, посылающего по десять проклятий в минуту ему вослед.

   – Кретин! Ты хоть понимаешь, что сделал?!

   – Но я же, я... – Альфо выглянул из-за черной, замахнувшейся мечом фигуры и тут же скрылся – в него со свистом летел увесистый топор, – Франий, ведь я ничего не сделал!

   – Ничего!?!? – взревел Франий, пинком отшвыривая белую пешку, за которую перебежал Альфо. – Это ты называешь ничего!? – Франий запустил в него огненный шар – Альфо едва успел пригнуться – шар сорвал цилиндр с его головы. – Ты испоганил все! Нарушил баланс сил, изменил верный ход событий – это ничего!? Я уже закрыл глаза на то, что ты заставил гостя спрашивать весь этот бред...

   – Я не понимаю, о чем ты... ой! – пурпурная магическая стрела просвистела в двух сантиметрах от уха Альфо, бросившегося в сторону.

   – Не притворяйся невинным бараном, Альфо! Этот болван ни за что на свете не стал бы интересоваться материями более высокими, чем деньги. Но это уже перебор!

   – Успокойся, Франий, я же ведь только хотел как лучше, а... Спасите! – какое-то зубастое мохнатое создание, щелкнув острыми как бритва зубами, схватило Альфо за левый рукав. – Забери от меня своего Людоедика! А-ай, плохое нечто, сидеть!

   – Успокойся?!?! Ты не представляешь, насколько я спокоен! – взгляд Франия налился пылающим рубиновым сиянием. – Или ты сейчас же заберешь этот чертов меч, или ты прознаешь все мое спокойствие на своей шкуре!

   – Ведь это же не возможно Франий, я не могу...

   – Не пытайся мне лгать! Ты – безмозглое создание! У тебя в голове нет даже воздуха, там вакуум! Ты рушишь все и всегда! Ха, я понял: это ваш светлячий заговор: не получилось добиться своего идиотского порядка по-честному – начали крушить все подряд, не задумываясь ни о ком, кроме вашей высшей цели! Откуси ему руку, Людоед! – зверь, ослабив давление на мгновение, вцепился выше, Альфо взвизгнул от боли и повалился с ног. – Забери меч сейчас же, или я придушу тебя!

   – Нельзя, Франий, нельзя же: он убьет...

   – Это я сейчас убью! Последний раз не прошу, а приказываю: забери немедленно!

   – Не могу!

   Пылающие зрачки Франия залились кровью. Острые белые клыки выступили вперед, ухоженные ногти удлинились, обращаясь в зверские когти. Черный костюм его обратился не менее черною шерстью, и он, подобный дикому громадному зверю, оставляя за спиной полосу черного сгущающегося тумана, бросился на терзаемого за рукав каким-то зверьком Альфо. Казалось бы, исход предрешен – дьявольские когти уже через мгновение вопьются в розовато-белую шею, однако одного этого мгновения достаточно, чтобы все изменилось. Лишь полметра уже отделяли Франия в его безобразно-чудовищном обличии от неспособного освободиться от мерзкого зверька и бежать прочь Альфо. В последний момент, когда бритвенно-острые когти только прикоснулись к мягкой ткани, правая свободная рука его ухватилась за рукоять взявшегося ниоткуда серебряного клинка со встроенным в рукоять сапфиром, того самого клинка, бесследно исчезнувшего как только д'Эрмион выпустил его из рук. Как в масло нож, всадил его Альфо в область сердца Франию прежде, чем он успел сомкнуть свою смертельную хватку и оборвать, возможно, навсегда, жизнь своего извечного товарища, сделанного таковым нелепым стечением ни от кого не зависящих обстоятельств.

   Что-то хрустнуло, где-то далеко сверкнула молния, а на противоположном краю грянул гром. Франий вновь вернулся к человеческому облику, ни единой капли крови не проступили из раны, лишь фиолетовое сияние растекалось во все стороны от вонзенного в тело клинка.

   – Альфо... ты идиот... – его обвившие шею жертвы бледные пальцы разжались, остекленели глаза с застывшим в них алым пламенем. Он подался назад и повалился на рукоять – сверкнувшие острие, не запачканное кровью, выглянули из его спины, и фиолетовое пламя, вспыхнув, в момент объяло всего Франия, еще мгновение – и он исчез, и лишь серебряный клинок, сияющий своей небесной чистотой, остался на его месте. Мохнатый зверек, выпустив пожеванную руку, попятился назад и, прижав маленькие торчащие ушки, жалобно заскулил.

   – Нет... нет, так не правильно – зашептал Альфо, не пытаясь подняться и пробегая сумасшедшим взглядом из одного бесконечно уходящего в даль угла в другой. Он посмотрел на зверька, сжавшегося в мохнатый клубок под его взглядом. – Почему? Почему он боится? – он оглядел меч, лежавший в полуметре от его ног. – Быть не может... я не мог... он сам... Сам! Я не виновен!

   – ВИНОВЕН! – громоподобным эхом, пересекая бесконечную доску, прокатилось последнее слово. Повсеместно, среди величественных черных туч, накрывших это шахматное поле, зазмеились серебряные молнии. Чудовищные раскаты грома доносились отовсюду. Альфо попытался подняться с пола, но безрезультатно – он накрепко был прикован к похолодевшему камню доски.

   – Это невозможно! – в истерике надрывался он, – Это происходит не здесь и не сейчас! Неправильно... – его тень, словно вязкая маслянистая жидкость, медленно ползла вверх по штанинам белых брюк, по измятым рукавам пиджака, хватаясь все выше и выше своими черными извивающимися щупальцами. – Я не... – теневая пленка схватила его за горло, и он захлебнулся последним словом.

   Затем его абсолютно черная, покрытая вязкой теневой жидкостью, фигура с трудом, шатаясь, поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост. Наконец, в том месте, где должно было быть лицо, черная пленка треснула и спешно поползла вниз, вновь становясь тенью. Она сползала, и можно было видеть, что его белый костюм сменился угольно-черным. Пленка покинула его черные туфли, и он, отряхнувшись, выудил из воздуха свой сверкающий чернотой котелок и водрузил его на голову, несколько раз повернув то по, то против часовой стрелки.

   – Альфо! – пронесся его мерзкий голос над каменным полем. – Вылезай – последствия твоего идиотизма еще исправлять надо!

   – Иду, Франий, иду... – невесело донеслось откуда-то издалека. Там, навстречу Франию, еле видимая в тумане двигалась фигура в цилиндре...

XXX

   "...И нашел он приют в деревне заснеженной, что Нордлинкой звалась, где и прожил остаток бесчисленных дней своих до сего дня, пятого декабря 5049 года от Сотворения Мира", – капля чернил упала с кончика пера и растеклась кляксой после последнего написанного слова.

   Д'Эрмион отложил перо и аккуратно промокнул кляксу рукавом. Через помутневшее оконное стекло на письменный стол струился мягкий розоватый свет кровавого заката.

   Все было закончено.

   Он прошелся несколько раз из угла комнатки в другой ее угол, посмотрел в окно: на улице в вечернем воздухе медленно и печально кружили снежинки. Откуда-то, несмотря на металлопластиковые окна, ветер доносил жалобный вой скрипки.