Текст книги "Конечная История (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Свиридкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

   Драконья ярость вскипала и вырывалась наружу в виде огненных потоков. Афниар обливал пламенем все на своем пути. Никогда еще добыча не бегала от него столь долго, оттого дракон был движим не только неутолимым голодом, но и бесконечным гневом. Он опустился на землю перед укрытием д'Эрмиона – разбросанные кости прежних жертв чудовища захрустели под тяжестью чешуйчатой туши.

   – Хватит бегать, человечек, – слова, смешанные с рыком, зазвенели в голове д'Эрмиона, порождая жутчайшую боль. Д'Эрмион покачнулся, но продолжал в решимости ждать.

   Дракон, размахивая хвостом (потрепанное огненно-красное перо на шляпе д'Эрмиона вздрагивало с каждым взмахом), все ближе подбирался к пещере.

   – Я чувствую твой страх, – огромная когтистая передняя лапа с треском опустилась на очередной череп быка, лошади или какого-то другого крупного зверя. – Выходи!

   Афниар извернул покрытую стальной чешуей шею – свет перестал проникать в убежище д'Эрмиона – огромный зеленый глаз, заглядывающий глубоко в душу в поисках самых сокровенных страхов, уставился на нашего героя... Указательный палец, находившийся на курке дрогнул... Раздался выстрел... Дракон издал такой жуткий вопль, которого никогда еще не слышали ни на одном из трех континентов. Бурая кровь, прожигающая все, чего касалась, хлынула из пробитого пулей глаза. Д'Эрмион, не теряя момента, зарядил второй и последний патрон и выбежал из своего укрытия. Афниар, сотрясая воздух своим диким воплем, пытался вырвать себе глаз (или просто пулю – понять во всем этом хаосе было невозможно). Д'Эрмион встал напротив истерзывающего себя чудовища в десяти шагах от него и вскинул ружье.

   – Создатель всемилостивый... ну же... – шепнул д'Эрмион и через мгновение нажал на курок... хлопок... шляпа вместе со своим хозяином слегка дернулась, и пуля, рассекая воздух, пронзая встречные капли дождя, свистя, вошла в маленькую пульсирующую красную жилку на шее дракона... Кровь и огонь вырвались из раны чудовища. Ужасающая шипастая голова Афниара с треском упала на песок, подняв тысячи брызг грязи, вместе со всей бронированной тушей... Сверкнула молния-змея, разрезав небо на две части, вновь грянул гром и... дождь прекратился...

   Д'Эрмион бросил ружье – в нем не было более смысла – и вынул из-за пояса небольшой ножик. Он медленно и осторожно, стараясь не наступать на то, что осталось от прежних жертв Афниара, подобрался к распластавшемуся на песке крылу дракона и одним махом отсек от него небольшой кусочек – на память. К тому же настоящая драконья чешуя и кожа, тем более от черного дракона, имеет огромную цену...

   Раздался треск и грохот разламывающегося камня. Д'Эрмион обернулся и осторожно направился в сторону источника шума – стена, которую созерцал д'Эрмион в пещере, готовясь быть зажаренным в ней же, была разрушена. За ней был непроглядный мрак. В то время, как наш герой подбирался к пещере, он не видел, что тело дракона начало дымиться, загорелось и обратилось в пепел за считанные секунды (6 секунд, если быть точным)...

   Без долгих раздумий д'Эрмион принял решение – идти во тьму, ибо обратного пути уже не было... Только он ступил на почву, сокрытую мраком, как... провалился... Он падал не долго, ничего не было видно... через пару минут внизу показалась зеленая трава... Он упал лицом вниз, в траву, и потерял сознание... Шляпа его, грязная и помятая, медленно опустилась ему на затылок через полминуты после падения

   Д'Эрмион отложил перо, встал из-за стола и прошелся по комнатке. Он не мог перейти к дальнейшему описанию событий: слишком ярким было воспоминание об Афниаре. Прошло тысячелетие, была изобретена цифровая магия, почти создан вечный двигатель, освоены нижние и верхние миры, но он помнил эти события, как будто бы это было только вчера. Что движило им в тот момент? Ужасный страх, позволивший сделать все, что он мог и выйти победителем? Безумная жажда жизни? Другая неведомая сила? Одно точно известно – в тот момент он не был холоден и спокоен как лед.

   Трижды обойдя свою комнатушку, он остановился и присел рядом с лежащим медведем. Быть может было бы лучше, если бы он погиб тогда? Лучше бы и для него и для всего мира в целом? Неизвестно... "Немыслимо..." – вздохнул д'Эрмион, почесывая за ухом у мерно сопящего медведя... Снег фиолетовыми хлопьями кружил за окном... Была ночь...XIV

   Под покровом ночи из юго-западных ворот столицы, жужжа, выехала четырехместная самодвижущаяся коляска с двумя персонами на борту. То были облаченные в черные балахоны стражники Хенки и Стенли. На груди у обоих золотыми буквами было вышито "Т.С." – отличительный знак Тайной Стражи Его Величества.

   – Так что за слухи о нем ходят, Хенки? – обратился Стенли к своему постоянному, словно приклеенному к нему напарнику, вращающему руль коляски, несущейся по извилистой лесной дороге.

   – Ничего особого, я просто вспомнил, что он мне денег должен.

   – Что-о-о?! – глаза маленького стражника вылезли из орбит. – Только ради этого надо было затевать обыск, погоню и еще не понятно что?! Ты больной на всю... – не успел он докончить фразу, как получил громадным кулаком напарника по голове.

   – А еще – советник обещал сто тысяч золотых за его голову, – абсолютно безразлично пробасил Хенки.

   – А он живучий... – выдохнул приходящий в себя и, по-видимому, умудренный опытом, стражник.

   – Такие живучие долго не живут, – заключил громила-стражник, не отрывая взгляда от дороги... Самодвижущееся транспортное средство в полной тишине катилось в сторону великой реки.

XV

   Д'Эрмион очнулся. Он был связан какими-то серыми, источающими запах гнили, веревками так, что не мог пошевелиться. Шляпа его, грязная и изодранная, была привязана примерно на уровне щеки такими же веревками. Сумку у него отобрали, возможно, даже выкинули. Обездвиженный и в несколько шоковом состоянии, он находился в сырой, гнилой деревянной клетке. Клетка время от времени подпрыгивала, мимо д'Эрмиона проплывали огромные корни многовековых деревьев, камни поросшие мхом, огромные улитки... Время от времени в темноте виднелись горящие глаза каких-то невиданных существ...

   Клетка д'Эрмиона, погруженная на не менее гнилую телегу, медленно катилась в сопровождении длинных колонн пеших воинов. Стоит внимательнее приглядеться к ним: это были толпы скелетов, каждому из которых было не меньше двух сотен лет. Все они были закованы в грязные, ржавые доспехи, гербы на них за сотни лет стерлись. Некоторые были пробиты, некоторые обросли мхом, паутиной... Все воины были вооружены: кто сломанными копьями, кто ржавыми тесаками, топорами... Нестройными рядами мертвое воинство шагало впереди и сзади клетки с нашим героем. Некоторые из них спотыкались на камнях, которыми была усыпана подземная дорога, падали и рассыпались, но через мгновение кости вновь приобретали вид воина. Д'Эрмиона, конвоируемого бессмертным войском, ждала одна из неприятнейших встреч всей его жизни...

XVI

   Маленький мрачный кабинет разместился в одной из многочисленных комнат замка Его Величества. На стене справа от входной двери расположился огромный гобелен со сценами древних баталий, на противоположной стене развешаны были многочисленные ящички, полочки, заставленные не менее многочисленными кубками, украшениями ручной работы. У стены против двери в камине прятался догорающий огонек. Над камином красовались две скрещенные шпаги, поигрывающие серебряным блеском в свете слабого огня. Справа от единственного в данный момент источника света и тепла в комнате разместился громадный шкаф, заставленный стопками важных государственных бумаг. Слева же от источника огня находилось одинокое мутное стекло в деревянной раме с металлической решеткой с внешней стороны. За окном была темная звездная ночь. В центре кабинета, прямо над большим письменным столом из красного дерева, ручной работы неизвестного, но, несомненно, искусного мастера, устрашающе свисала серебряная люстра на четыре свечи, готовая в любую минуту сорваться и забрать с собой жизнь оказавшегося под ней. Таковым был рабочий кабинет первого советника Его Величества Юстуса Гримнальда. И сейчас второй человек в Империи находился за письменным столом. Перед ним не было обычных гор бумаг. Стол был абсолютно пуст. Советник находился в мучительном ожидании, он ежесекундно мял пальцы, взгляд его лихорадочно бегал от двери к полкам с кубками и обратно.

   Дверь кабинета скрипнула. Советник сорвался с места. Дверь приоткрылась на несколько миллиметров и мгновенно захлопнулась. Секунду спустя из тени вышагнул человек в балахоне, черном как сама ночь, с капюшоном, бросающем тень на его лицо, скрываемое серебряной маской, в лунном свете отливающей холодным блеском, лишь два сиреневых огонька, источающих морозное сияние, смотрели из-под капюшона. Он медленно коснулся своего лба двумя мертвенно бледными и сухими пальцами левой руки и произвел движение, несколько напоминающее поклон.

   – Неужели... – с некоторым облегчением выдохнул советник, присаживаясь обратно на свое кресло. – Уж думал, Вы снова обманите...

   – Бессмертные не обманывают, – лаконично перервал вошедший слова Гримнальда, огонек в камине при звуке речи незнакомца дрогнул. Он сделал жест правой костяной рукой, будто бы поворачивая какой-то шар – сверкнул изумруд серебряного кольца на его указательном пальце – из мрачной дымки образовался трон из черного мрамора. Маг, оправляя полы своего одеяния, опустился на появившееся из неоткуда сидение, сложив руки на коленях. – Что заставило воззвать к Нам вновь? – безразличный, металлический голос вошедшего слегка усилился на слове "нам".

   – Вы не исполнили все, как было оговорено, – советник вновь подскочил и начал, чуть ли не задыхаясь и размахивая руками, неестественным голосом кричать на вошедшего. – Был договор: Его Величество уходит в небытие, а я беру трон...

   – Договор был... – вновь оборвал разгоряченного советника его непоколебимый, словно неживой, собеседник, – Мы забираем жизнь неугодного, виновным становится случайный. В награду Мы можем стража нашего на землях ваших поселить. Все было исполнено: ваш властитель предан земле, врата Наши под охраной. Вновь спрашиваем Мы: "Зачем потревожили вы Нас?"

   Лицо Гримнальда наливалось кровью, отчаяние в его глазах вытесняли ярость и ненависть. Он уже мысленно проклинал то мгновение, когда пошел на сделку с этими колдунами-обманщиками, на отрез отказывающимися что-либо признавать.

   – Хорошо, не признавайте своего обмана. "Виновный" ушел от наказания, сбежал! Что вы скажете на это?! Это порушило все планы. И вы должны быть в этом заинтересованы, ибо ваша причастность...

   – Бессмысленны попытки словами факты изменить, – и вновь застывший в одной и той же позе маг перервал речь второго лица в государстве, от чего тот начал трястись в гневе. – Все случилось так, как было должно. Случайный нужен Нам. Рукою вашего владыки Мы направили его. О Нашем же влиянии никто узнать не сможет, ибо тот, кому хоть что-то ведомо, не скажет больше слово.

   – Лжецы! Ваш обман слишком далеко зашел! Завтра же лучшие имперские войска закопают ваши уже окончательно мертвые тела в ваших же норах!

   – Сожалеем, но этому не суждено осуществиться...

   Гримнальд, сгорая от гнева, схватился за стоящую на столе серебряную статуэтку неизвестного генерала.

   – Мерзавец! Лжец! Хватит! – советник поднял в воздух статуэтку, собираясь поразить своего таинственного собеседника. Серебряная фигурка рассекла воздух, однако попытка оказалась безуспешной. Таинственный маг растаял вместе с троном, на котором восседал, оставив только клубы черного дыма, а советник, увлекаемый тяжестью металлической статуэтки, повалился на стол. Неизвестный генерал вырвался из рук советника и, ударившись об каменный пол, лишился головы.

   Поднявшись, Гримнальд, продолжая трястись, подошел к шкафу с бумагами. Отодвинув пару стопок, он дрожащими руками достал бутыль лучшего красного вина, какого не сыщешь на всем континенте. Далее он прошел к полкам и взял один из многочисленных кубков...

   ...На следующее утро первый советник, Юстус Гримнальд, был обнаружен в своем кабинете. Бездыханное тело второго лица государства лежало на черном каменном полу перед письменным столом. Справа от него печально лежала статуэтка неизвестного генерала с отбитой головой, слева – небольшой золотой кубок с остатками вина. Со стола на мертвого величественно глядела открытая бутыль вина. Огонек в камине все продолжал бегать...

   Вино было отравлено...

XVII

   Острые шпили мрачного города забытых уходили высоко вверх, пронзая земную поверхность. Дневной свет никогда не проникает сюда. Здесь нет жизни. Все спит вечным, мертвым сном. Дома местных "жителей" больше похожи на норы: у них нет окон, лишь одно отверстие – входное без двери. На высоких полусгнивших деревянных столбах возле каждого дома восседает большой фосфоресцирующий кристалл, источающий зеленоватый свет отчаяния. У жителей нет собственной воли, они всецело преданы своему единственному, бессменному государю. Им все безразлично. Здесь нет денег, власти презренного металла, ибо в нем нет надобности. Они вечные, они бессмертные, погруженные в бесконечный сон, рабы своего властелина. Лишь он один всегда бодрствует и холодным, равнодушным взором следит за тем, чтобы эта тишина длилась вечно. Именно к нему во дворец держала свой путь разваливающаяся телега с пленником, сопровождаемая пробужденными по воле Владыки бесчисленными рабами его. Они мерно шагали по просторной тропе, освещаемой тусклым зеленым светом, к возвышающемуся над всеми строениями гигантскому сталактиту.

   Громадные стальные ворота с изображенными черепами беззвучно отворились, пропуская конвой. Они оказались в необъятном круглом зале. По периметру расположились многочисленные подсвечники с фосфоресцирующими кристаллами. Слева и справа от ворот вверх уходили лестницы, с пролетов которых можно было попасть в бесчисленные комнаты. Под потолком свисал закованный цепями огненно-красный, испускающий магическое сияние камень. Стена против ворот была заменена на гигантских размеров зеркало. В углах его покрывали трещины и паутина. Перед зеркалом, лицевой стороной к нему, возвышался трон из черного камня, на котором восседал, опустив руки на подлокотники, так что можно было видеть его костлявые пальцы, временами постукивающие по камню, сам Властелин всех погибших душ. Лица его не было видно – капюшон скрывал его, а через грязное зеркало вообще ничего нельзя было увидеть.

   Клетку д'Эрмиона сняли с телеги и поставили в центре зала (естественно, несколько мертвецов во время этого пострадало). Сопровождавшие разместились по периметру зала, но никто из них не посмел встать рядом с зеркалом.

   – Развязать, – как гром ударил голос неподвижного владыки, усиливаясь, отражаясь от каменных стен. Подчиняясь велению грозного властелина, гнилой плен нашего героя, затрещал. Доски падали и разбивались в щепки об безжизненный камень зала. Д'Эрмион почувствовал острие ножа, упирающееся ему в спину. Одним движением были перерублены путы. Шляпа быстро поползла вниз и была в тот же момент подхвачена поднимающимся пленником и установлена на положенное место.

   – Имя, – новый раскат прокатился по стенам. Наш герой послушно назвал свое полное имя (за неимением лишнего места и времени не будем озвучивать его), ибо отчетливо понимал, что не следует гневить того, в чьих руках находится его жизнь.

   Вечный владыка поднял вверх левую руку, так что можно было увидеть всю утратившую какие-либо признаки жизни посеревшую пятерню. Судя по всему, жест этот означал приказ покинуть зал, ибо в тот же момент сопровождавшие д'Эрмиона воины сгорели на глазах подобно тому, как обратился в пепел поверженный Афниар.

   – Внесите напиток, – с третьим раскатом огромное зеркало пошатнулось, небольшая трещина, как змея, пробежала по нему. По правой лестнице вниз спустился человек во фраке с подносом в руках. Он был бледен, глаза его были пусты, на лице этом читались вечные страдания и обреченность. При каждом шаге его голова раскачивалась из стороны в сторону, казалось, что она сейчас оторвется. Он подошел к д'Эрмиону и оставил поднос на полу, после чего покинул зал тем же незамысловатым способом. На подносе оказалась бронзовая чаша. Что-то мутное, серовато-зеленое было налито в нее. Над чашей клубился пар.

   – Пей, – теперь недвижимый владыка не сотрясал стены своим замогильным, металлическим голосом, он звучал, как колокольный звон, теперь лишь для одного д'Эрмиона, ибо его безмолвные слуги исполнили все, что требовалось.

   – Могу ли я быть уверенным, что это не яд? – отступая назад, задал, не решавшийся испытывать судьбу, д'Эрмион единственно верный вопрос.

   – Пей, – вновь зазвенел колокол. – Если требовалось, Мы могли забрать жизнь ранее.

   Неведомая сила сковала движения нашего героя, нечто старалось склонить его к земле, и чем больше пытался сопротивляться он, тем сильнее нажимала эта сила. Единственное, что мог он сделать – подчиниться. Он взял чашу – незримое нечто ослабило хватку. Неизвестный металл обжигал холодом пальцы д'Эрмиона. "Пей!", – вновь и вновь он слышал звон, заглушавший все мысли, не успевавшие рождаться в его голове. Не в силах сопротивляться он сделал глоток. Холодная склизкая жижа потекла по горлу, и он почувствовал, как что-то словно сжигает его изнутри. Чаша выскользнула из рук и беззвучно разбилась, остатки зелья просочились сквозь мрачный камень.

   – Играйте марш! – громогласный приказ Владыки взрывом прокатился по залу. Барабанный бой доносился до слуха, он все приближался и усиливался. Зеркало, не выдерживая и трескаясь по всей площади, обрушилось, рассыпаясь на тысячи блестящих осколков. Вращаясь в воздухе и сверкая в зеленоватом свете, они замирали на мгновение и обрушивались в низ, обращаясь в пыль.

   Опираясь на подлокотники своего трона, властелин безмолвствующих поднялся и, обойдя справа свое царское место, предстал пред с трудом удерживающимся на ногах, задыхающимся д'Эрмионом во всем своем великолепии. В длинной черной мантии, изукрашенной почти незаметными серебряными узорами, в капюшоне, как тень нависшем над полностью скрывающей лицо серебряной маске с чуть заметной трещиной на правой щеке, лишь источающие морозный свет глаза-звезды виднелись за маской – мрачный владыка, словно статуя, возвышался над землей. Поверх мантии на нем была серебряная кираса с узором в виде раскинувшего крылья дракона, приготовившегося извергнуть пламя. На указательном пальце костяной правой руки его красовалось серебряное кольцо со сверкающим изумрудом.

   – Наш дар – время, – медленным шагом он поплыл к падающему на холодный камень д'Эрмиону. Судя по металлическому грохоту при каждом его шаге, полы мантии скрывали стальные сапоги. – Мы даруем вечность на поиски, – мертвой хваткой он сжал шею лежащего замертво, отрывая его от мрачного камня зала. – Взамен ты отдашь Нам то единственное, что Мы попросим, – волоча по полу бездыханное тело, бессменный властитель поплыл обратно к разбитому зеркалу, на месте которого уже закручивались вихри энергии, разрывающей пространство и время, образуя врата, ведущие лишь одному Ему известно куда. – Встань и иди, – не отпуская хватки, одним движением Первый из забытых поставил на ноги возвращающегося к жизни д'Эрмиона и втолкнул его в портал. Искрящиеся вихри унесли с собой нашего героя... Отбиваемый барабанами Марш Разрушения все не утихал...

XVIII

   Самодвижущаяся карета Стенли и Хенки после их очередной перепалки заглохла среди леса, примерно в получасе ходьбы от берега великой реки Ион. Светало. После длительного и бессмысленного спора о том, нужно ли тащить машину с собой или оставить ее, было все же решено ее бросить и продолжить путь на своих двоих.

   Они вышли к песчаному берегу реки. Не слишком далеко, слева расположился маленький полуразвалившийся домик, совсем как тот, что встретил д'Эрмион на своем пути. Спотыкаясь на ровном месте и отряхиваясь от песка, который как назло стремился как можно крепче к ним прилипнуть, агенты тайной стражи бросились к этому единственному в здешних местах признаку цивилизации.

   Добравшись до покосившейся ступеньки, ведущей на не менее покосившееся крыльцо, неразлучная пара грандиозно шлепнулась перед ними на желтый песок, зацепившись за торчащую корягу. Деревянная дверка, потрепанная временем, скрипнула и на крылечко, сопровождаемый скрипом половиц, вышел весело улыбающийся старичок с грибочком на щеке (страшно похожий на того, который выходил к нашему герою, либо тот же самый). Стенли и Хенки незамедлительно поднялись, для большей важности расправляя свои мантии так, чтобы была видна отличительная нашивка. Судя по всему, телепатическим образом решив вопрос, кто будет говорить, меньший, гордо задирая кверху голову, начал, как по заученному:

   – Мы, являясь агентами тайной стражи Его Величества, священного короля нашей славной Империи, Геральда III Синезубого, по причине гибели нашего незабвенного правителя согласно приказу первого советника Его Величества...

   Заскучавший и начавший зевать, Хенки перебил своего иногда красноречивого товарища:

   – Гражданин весь в зеленом и в шляпе с пером тут пробегал? – грубо спросил он, отодвигая назад не имеющего возможности воспротивиться Стенли.

   – Был такой, – продолжая улыбаться и мигая зеленоватыми глазками, отвечал старичок, указывая на воду, – на тот берег уплыл.

   Желавшие услышать что-то, что облегчило бы их задачу, но не получившие желаемого, неразлучные агенты тайной стражи, ничего на это не отвечая, принялись осматривать местность на наличие плавсредств. Заметив качающуюся на воде деревянную лодочку, они, не раздумывая, бросились к ней.

   – Лодку мы реквизируем во благо Его Величества! – прокричал Стенли, даже не оборачиваясь. Хотя его слова вряд ли имели смысл, ибо тот, для кого они предназначались, уже растворился в воздухе вместе со своим жилищем.

   Погрузив себя в "хоть какое-то плавсредство", они отплыли. Лодочка, повинуясь явному, но не озвученному приказу, покачиваясь, понесла их против течения к левому берегу великой реки. Вода весело шумела. Лучи утреннего солнца искрились, отражаясь от голубой глади...

   На противоположном берегу, куда стремились попасть наши агенты тайной стражи, показались смутные очертания черепообразной пещеры. Внезапно что-то ударило в дно лодочки. Струя воды ударила в лицо Стенли.

   – Что ты сделал?! – он бросился на задремавшего Хенки.

   – Мм-н, нечего... – промычал тот, медленно возвращаясь к реальности.

   ...Вода стремительно заполняла лодку. Они шли ко дну. Никакой возможности на спасение уже не было. Произойди пробой несколько минут раньше – был бы шанс. Однако лодочка достигла середины реки, самой глубокой ее части, да к тому же тяжелые кирасы лишали возможности добраться до берега вплавь...

   Последнее, что видели агенты тайной стражи Его Величества в своей жизни, было то, как обрушились своды похожей на гигантский череп пещеры на противоположном берегу великой реки Ион...

   Ночью рыбацкие сети вытащили на берег два разбухших тела в черных балахонах с двумя вышитыми на груди буквами "Т.С."...

XIX

   Чем ближе д'Эрмион подбирался к самой значительной части своего повествования, тем ярче были воспоминания, восстававшие из праха времен. Тьма накрывала его, та самая тьма, в которую слились все звуки и краски во время гибели его, тьма, прорезаемая гремящими, разрывающими сознание словами Короля Забытых. И, несмотря на то, что Вечный Владыка тысячелетие назад покинул Фенрот и был предан окончательной смерти, его речи, навеки отпечатавшиеся в памяти, вновь причиняли невыносимую боль. Он не мог продолжать более. Д'Эрмион отложил перо и, не вставая из-за стола, погрузился в сон прямо на исписанных чернилами листах...

   Пытливый ум читателя может задать вопрос: "Каким образом д'Эрмион может описывать события, свидетелем которых не являлся? Ужели он опрашивал духов погибших?" Нет, спиритизмом он никогда не занимался, а живых расспрашивать он не мог, ибо имперские патрули днями и ночами разыскивали его и до сих пор разыскивают. "Так как?!" – спросит читатель. Охотно отвечу на этот вопрос. После пережитой смерти во дворце властителя мертвых по ночам начали мучить его сны, раскрывающие завесу тайн над событиями дней минувших и грядущих. Сны эти были подобны тем, что видел д'Эрмион в начале нашего повествования. После нескольких лет мучений он научился контролировать их и искать то, что ему нужно. Так он, не забывая про существование сокрытого клада, пытался найти его, но тщетно.

   Добравшись до этой деревушки в вечно заснеженной стороне, где его до сих пор не могут найти имперские стражи, на тысячу долгих лет он обрел некоторый покой. Благодаря своему дару, он зарабатывал на хлеб, помогая местным, раскрывая истинные причины их проблем. Так и продолжалась его бесконечно долгая жизнь, дарованная против воли. Вечность обратилось в проклятие для него. Он не мог умереть от старости, но продолжал стареть. Страшные болезни не могли отнять жизнь, но причиняли чудовищные муки. Убить себя – ему не хватало духу... Сейчас он понимал, что это – лишь попытка купить безоговорочное исполнение воли Владыки мертвых, попытка, отличившаяся крайней жестокостью, однако осознание этого не облегчало мучений. Но совсем недавно ему явился день окончательной гибели его. Он знал место и время. Все должно было случиться здесь, в этой деревушке, всего через несколько дней. В ожидании часа обретения окончательного покоя, дабы оставить о себе след в истории, кроме как "убийца Его Величества", он и решил описать те несколько дней, разрушивших все...XX

   К двенадцати часам того дня, когда было обнаружено тело советника, в столицу прибыла закрытая коляска с зашторенными окошками, запряженная тройкой лошадей. Раскачиваясь из стороны в сторону, подпрыгивая на выбоинах, она катилось к замку Его Величества. Наконец, у самых ворот, она остановилась. Дверка отворилась, и на землю выкатился помятый, но от этого не менее важный, следователь по делам государственного масштаба, сер Генри, приглашенный в столицу, судя по извещению, для разбирательства в связанном с жуткой чертовщиной деле, не терпящем огласки, потому то, какое дело, не сообщалось. Поправляя свой кафтан, он зашагал к отворяющимся воротам. Его качало из стороны в сторону – последствия поездки (сер Генри предполагал провести шесть часов переезда с пользой – то есть поспать, но ничего не вышло). Он был невысок ростом и полноват – сказывалась вечная кабинетная работа и отсутствие по-настоящему важной работы.

   Лицо его было как у обычного государственного служащего: с легкой задумчивостью в глазах для виду и абсолютно безразличное ко всему творящемуся вокруг. Можно сказать, у него было две маски. Одну, изображавшую поддельную заинтересованность во всех тех бедах, с которыми к нему обратились, он надевал при встрече с более высокими чинами. Другую, выражающую наигранную веселость и увлеченность, он примерял крайне редко, когда его звали на какие-либо вечера у высокопоставленных господ. Для всех остальных случаев лицо его было каменным, маленькие карие глазки смотрели неизвестно куда, но явно на что-то важное (стрелку часов, пятнышко грязи на рукаве и т.д.), тонкие губы не искривлялись даже малейшей улыбкой, а длинный гордый нос словно собирался отклеиться и упасть к его начищенным до блеска туфлям. Ну, а при встрече с совершенно обыкновенными людьми, не наделенными какой либо властью – потенциальными преступниками, как называл их сер Генри, он вообще предпочитал говорить с ними через далеко не свежую, пожелтевшую газету, полностью закрывая ею лицо, или – вообще стоя к ним спиной. Сейчас же, поднимаясь по каменным ступеням, отражая пробивающейся лысиной на затылке свет факелов, на третий этаж в кабинет министра государственной безопасности, от которого и пришло извещение, сер Генри готовился нацепить первую "маску"

   На третьем этаже, возле запертой двери, ведущей к коридорам этажа, его встретил стражник. Презрительно осмотрев посетителя, он просунул серебряный ключ в скважину и отпер дверь. Сер Генри, не отрывая взгляда от топора в руках стража, прошел мимо него и двинулся по коридору в поисках кабинета министра. В след он услышал глухое "постучите – открою" и скрип вновь проворачиваемого ключа.

   После длительного поиска, отдышавшись и отерев пот со лба, он осторожно постучал в деревянную дверь нужного кабинета.

   – Сию секундочку! – отозвался тонкий, приторный голосок, принадлежащий, судя по всему, министру безопасности Юфелию Сладкослову. Дверь отворилась. Шарообразный человечек, увешанный орденами, словно новогодняя елка, отступил от порога вправо и пригласил жестом войти в комнату. Сер Генри, выражая глубокое почтение, прошел вовнутрь. Кабинет министра безопасности, в отличие от кабинета покойного советника, не выделялся пестротой своего убранства. Сказать, что он вообще ничем не выделялся – значит, ничего не сказать. Здесь вообще ничего не было! Только одинокий, полуразвалившийся письменный стол из самой дешевой древесины да два таких же по качеству кресла. Стены – лишь голый черный камень. На существование когда-то камина намекала дыра в противоположной от двери стене. Люстры здесь тоже не было, о ее наличии, тоже когда-то, говорил лишь обрубок веревки, свисавший в центре потолка. Ни шкафов, ни полок. Даже на этом единственном столе ничего не было! Ни бумаг, ни перьев, ящиков в нем тоже не наблюдалось, только грязь... Впервые на мгновение лицо следователя по особо важным делам изобразило неподдельное удивление, но и оно было незамедлительно скрыто. Самые разные мысли могли родиться при виде подобного "убранства": прошелся тайфун, дерзкое ограбление, ремонт и т.п. Истина же намного проще, но в то же время страннее. Юфелий Сладкослов крайне опасался за все свое имущество. Он собирал все свои вещи и прятал их в своем загородном доме. Поначалу это были лишь драгоценности и наряды, затем дошло до мебели, а теперь он пытался спрятать весь свой рабочий кабинет. Постоянный стук и звуки работающей каменоломной установки не могли оставаться долго незамеченными и болезнь, а это оказалось именно болезнью, министра была раскрыта. Придворные маги смогли остановить ее развитие, но не исцелили Сладкослова. Разгром кабинета остановился, так что замок Его Величества успел потерять только камин и пару камней из западной стены, однако менее значительные предметы продолжали "прятаться" в доме министра. Их, конечно, возвращали, однако на следующий день они вновь "прятались". После длительный и безрезультатный попыток было решено изолировать министра от общества и содержать его в его собственном кабинете, выпуская только в самых критических ситуациях и то ненадолго. Но потом, исходя из физиологических особенностей Юфелия, область его содержания решили расширить до всего третьего этажа. Вопрос "почему его просто не прогнали со службы?" – до сих пор остается неразрешенным.