Текст книги "Русская сатирическая сказка "
Автор книги: Дмитрий Молдавский
Жанры:
Народные сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Бедной мужик, идучи по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:
– Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца убью плетью да продам за четыре алтына, на те деньги куплю свинушку; она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати; я всех приколю, амбар мяса накоплю; мясо продам, а на денежки дом заведу да сам оженюсь; жена-то родит мне двух сыновей, Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки давать: «Эй вы, ребятки, – крикну, – Васька да Ванька! Шибко людей на работу не туганьте; видно сами бедно не живали!».
Дак так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и детьми пропал.
Фома и ХавроньяА был Фома муж, а жена Хавронья. Ну, вот Фома уйдет пахать, а жена стряпать останется дома-то.
Придет, жену бранит:
– Ты мало постряпала, мало наделала.
Ну она взяла на другой день приладила, рожь сохнуть на печь положила. Собрала бук (в Заонежье-то бучат, тут не бучат, теперь не прядем, так и не бучим, досюль бучили) платье бучить, квашеночку приладила, рожь смолоть, да квашню мешать, да сметану мешать, курочку пасти с яйцами, ну и ребеночка качать.
Ночь пришла, да ночь поспала, Маланья [здесь и ниже оговорка сказочницы; следует – Хавронья] и говорит Фоме:
– Ты оставайся стряпать, а я пойду пахать поля. Рожь на печи смели, да квашню замешай, да бук бучь, каменье спускай, курицу карауль, да ребеночка качай, да чтобы ребята собак не напустили бы, бука не нанюхали б.
Жена и ушла пахать. Он и раздумался:
– Я, – скажет, – рожь вычерпаю в коробку, а сметану в кошель сберу, а веревку протяну от зыбки в подпол, к ногам привяжу, там стану я вертеть, а сметана станет трястись, да замешается в кошеле, и ребенок спит. Ребята станут курицу пасти и смотреть: «Собаку в избу не допустите, бука не нанюхала бы».
Ребята двери отворили, собака в избу к буку.
– Батюшко, собаки вошли, бук нюхают!
А батюшка как выскочит, через корыто пал и сметану спружил. Он тут поставил квашню, мешал да пек в печи хлеб. Затем ребята кричат:
– Батюшко, дедушка приехал на улицу при колокольчике!
Он сказал:
– Ладно, детушки, я выстану на полати, а вы не байте, детушки, что я на полатях. Спросит батюшко: «Где у вас батюшка?». – «А пахать ушел». – «А матушка где?». – «Ушла на селение».
Дедушка пришел, поздоровался, сказал:
– А где у вас батюшка? А где матушка?
– Матушка в гости ушла, а батюшка пахать ушел.
– Ну, деточки, мне стоять-жить не свободно, а батюшка придет, скажите: дедушка приезжал на свадьбу звать, тетушка замуж выходит.
А он лежит на полатях и думает:
– Дай-ка я погляжу, как тесть сокрутился, в каком снаряде, в хорошем ли.
Потянулся, да как полати пали, да с полатями и наземь. Тесть глядит: как, сём, отсюда он с полатей наземь пал.
– Ну, зятюшка, здорово! Приезжай, – говорит, – мне жить не свободно, дочь замуж выходит, приезжай.
Ну и Маланья пришла с пашни.
– Вот неладно стряпал да худо.
– Ну ладно, не бранись, поедем на свадьбу, звал батюшка на свадьбу.
[Вторая часть этой сказки повествует о том, как Фома отправился нагой ловить утку. Одежда его пропала, и он, вывалявшись в смоле и перьях, побрел на свадьбу. Здесь, вооружившись гвоздем от бочки, он вступил в битву с собаками]. А Фому от бочки вывели, да и свадьба отошла.
[Шемякин суд]В некотором царстве жили два брата – богатой и убогой. Нанялся убогой к богатому, работал целое лето, и дал ему богатой две меры ржи. Приносит убогой домой, отдает хлеб хозяйке. Она и говорит:
– Работал ты целое лето, а всего-навсего заработал две меры ржи. Коли смолоть ее да хлебов напечь – поедим и опять ничего у нас не будет. Лучше ступай ты к брату, попроси быков и поезжай в поле пахать да сеять: авось господь бог уродит, будем и мы с хлебом!
– Не пойду, – сказал убогой, – все одно: проси, не проси – не даст он быков.
– Ступай! Теперь брат в большой радости, родила у него хозяйка сына, авось не откажет.
Пошел убогой к богатому, выпросил пару быков и поехал на поле, распахал свою десятину, посеял, забороновал, управился – и домой. Едет дорогою, а навстречу ему старец:
– Здравствуй, доброй человек!
– Здорово, старик!
– Где был, что делал?
– Поле пахал, рожь засевал.
– А быки чьи?
– Быки братнины.
– Твой брат богат, да немилостив. Выбирай, что знаешь: или сын у него помрет, или быки издохнут.
Подумал-подумал убогой: жалко ему и быков и сына братнина, и говорит:
– Пускай лучше быки подохнут.
– Будь по-твоему! – сказал старик и пошел дальше.
Стал подъезжать убогой брат к своим воротам, вдруг оба быка упали на землю и тут же издохли. Горько он заплакал и побежал к богатому.
– Прости, – говорит, – без вины виноват! Уж такая беда стряслась: ведь быки-то пропали!
– Как пропали? Нет, любезной! Со мной так не разделаешься, заморил быков, так отдавай деньгами.
Откуда у бедного деньги? Ждал-пождал богатой и повез его к праведному судье.
Едут они к праведному судье, и попадается им навстречу большой обоз, тянется по дороге с тяжелою кладью, а дело-то было зимою, снега лежали глубокие. Вдруг ни с того, ни с сего заупрямилась одна лошадь у извощика, шарахнулась в сторону со всем возом и завязла в сугробе.
– Помогите, добрые люди! Выручьте из беды! – стал просить извощик.
– Дай сто рублев! – говорит богатой.
– Что ты! Или бога не боишься? Где взять сто рублев?
– Ну сам и вытаскивай!
– Постой, – говорит убогой, – я тебе задаром помогу.
– Соскочил с саней, бросился к лошади, ухватил за хвост и давай тащить: понатужился и оторвал совсем хвост.
– Ах ты, мошенник! – напал на него извощик, – ведь конь-то двести рублев стоит, а ты хвост оборвал! Что я теперь стану делать?
– Эх, брат, – сказал богатой извощику, – что с ним долго разговаривать? Садись со мной да поедем к праведному судье.
Поехали все трое вместе, приехали в город и остановились на постоялом дворе. Богатой с извощиком пошли в избу, а убогой стоит на морозе. Смотрит – копает мужик глубокий колодезь, и думает: «Не быть добру, затаскают, засудят меня. Эх, пропадай моя голова!». И бросился с горя в колодезь, только себя не доконал, а мужика зашиб до смерти. Тотчас подхватили его и повели к праведному судье.
Стал судить праведный судия и говорит богатому:
– Убогой загубил твоих быков, жалеючи сына. Коли хочешь, чтоб он купил тебе пару быков, убей наперед своего сына.
– Нет, – сказал богатой, – пусть лучше быки пропадают.
[Сказка в издании Афанасьева не окончена. Вместо окончания издатель сообщил: «Дальнейшие решения судьи совершенно сходны с текстом лубочной сказки»].
Сколько я горя перелезУ меня было горя много; было мне жить нехорошо, вот как и теперь. Были у меня тройка коней, заведено все хорошее положение. Были извозы сильные, в Торопец пшеница шла. Поехал я в Вязьму, навалил пшеницы три куля на лошадь, в Торопец везть.
Дело было на масляную. Люди повезли обозом, а я остался, – что мне с ними? Кони у меня хорошие, останусь справить масляную!
Ну, справил я масляную, отгулял, в первый понедельник поехал я. А тулуп у меня надет был новый. Только заехал за Белую, бежит белка через дорогу. А была погода понастливая, понастик был.
– Эх! Штука хороша! Бежит тихо, пойду я ее поймаю, в город продам и погуляю там, свезши пшеницу.
Поставил коней тройку на дороге, за ней отправился.
Она от меня не уходит, и поймать не поймаю. Она в лес, я за нею, она бегла, бегла, стало мне душно, я тулуп скинул, думаю: «Назад, пошедши да ее поймавши, возьму его».
Она с леса на лядо на чистое, я все-таки за ей: я-то замучился, да и она-то замучилась.
Деться ей негде. Стоит толстая осина на ляде, она на осину.
– Погоди ж! Я тебя поймаю теперь! Она с осины хошь свалится, убьется, все ж моей будет!
Я за ней на осину. Осина была двойчатка, толстая; я до двойчатки долез, хотел меж суков встать, а она дуплястая; я в тое дупло провалился, до самого корня. Тут-то я и сознался, что пропали мои кони, одежа, а я сам помру тут!
Сижу там день, свету не вижу никакого, и другой, вылезть никою нельзя, надо помирать там. На третий день рано подходит мужик к этой осине и с топором.
– Ах, – говорит, – штука какая! Сколько можно осьминок наделать, сколько дуплянок! Дай ее завалю!
И начинает сечь; разделся парень и секет мне прямо по горлу! Хошь и завалится осина, а голову мне переломит! Посек кромочки, видит, что сечь не стоит, вся гнилая, я гнуться, чтоб шею не сломало, прижался.
Она скоро и завалилась. Как стала валиться, я голову выторнул, да «га» со всей мочи. Мужик как глянул, спужался, да и на уход оттуль, и одеяние свое оставил!
Я вылез, одежду его надел: идти не знаю куда! Пошел прямою линией лесом, кудыж-нибудь выйду на поле! А сам не пивши, не евши третьи сутки. «Хоть бы скорее в деревню выйти», – сам себе думаю. Вышел на поле, стоит церква деревянная. Пойду на тою церкву. А там только поп с дьячком построивши, села нет. Надо ночевать, темно стало. К дьячку что идти – он бедный; надумал, пойду к попу просить ночевать, может покормит.
– Ночуй! Лезь вон на палати против печи!
А нет того, чтоб меня покормить!
По убогому делу случилось, что родить пришлось попадье; за бабкой сходить некому.
– Ах, – вздумал поп, – у меня прохожий человек ночует; попрошу его.
А идти через реку.
– Встань, брат, сходи за бабкой, вон деревня на горке стоит! Да она пешая не пойдет, возьми детскую тележку.
Отдал мне тележку, отправился я за бабкой. Приезжаю я к бабушке.
– Бабушка, поп просит вас, попадья там мучится.
Баба рада, сейчас сбирается: бабы охотники бабить. Вышла, села в тележку, стал я под горой спускаться; я ж голодный, немолодой, спотыкнулся, тележка мимо меня под горку да с бабой в воду. Стал я на берегу думать, что мне теперь делать? Ти к попу идти, ти совсем уйти!
Надумал не плошь этой сказки: пойду к попу опять, скажу, что меня не послушалась, не поехала, идите сами; у него хошь хлеба край тем часом украду, да и уйду!
Прихожу к попу.
– Батюшка, меня старуха не послушала, потому незнакомый человек, просит вас!
– А где тележка?
– Тележка у бабы осталась.
Они уже тут с попадьей распорядились, небабиного ребеночка положить перед богом за столом на лавке.
– Ну, вот тебе рубиха (чем бабы белье бьют), карауль ребенка, чтоб кот не унес, а попадья другое дело справит.
Я сидел, сидел, задремал; ниоткуль не бывши, идет кот по лавке; я хотел кота, да по ребенку! Забил его до смерти! Покуда я ребенка забил, бежит поп, сердитый, кудлами трясет, заорал:
– Ты мне бабу залил, ребенка забил! Что с тобой делать?
Сходил за дьячком, привел дьячка.
– Давай до света свяжем его и представим в суд в город; он пролыга какой ходит!
Ну что делать? Дождалися дня.
– Я с ним пешой не пойду, запрягай лошадь!
Поп сел на лошадь, а меня сзади привязал на веревочку, ведет. Ехали мы, ехали. Встречается с нами на хорошей лошади дворянин, командирин господской. Лощадь у его полтораста рублей стоит. Хотел от попа отворотить в сторону, лошадь и утопил.
– Батюшка, постой, пособите мне кобылу выпростать, утопла!
– Во проси моего разбойника, а я не полезу в воду мочиться.
– Дядюшка, пособи мне лошадь выпростать, я тебе дам две гривенки за работу.
Я загодя расчислил, что себе два фунта хлеба куплю (две гривенки медных, это шесть копеек по тому время).
Ну, взял кобылу за хвост, подобрал его порядком, как дернул сгоряча, хвост по самую седелку со шкурой ободрал!
– Как же мне теперь к барину показаться! Он убьет до смерти! Кобыла полтораста рублей стоит!
Значит, и тот на меня жаловаться!
Повели меня в Белую. Судьи поглядели один на одного, усмехнулись.
– Как же будем судить? С этого взять нечего, что привели! – переговариваются сами собой.
Говорят попу:
– С виновника по сто рублей!
На попа:
– Ну, жалуйся на своего арестанта.
– Как же не жаловаться на него! Попросился на ночь, я его пустил, всходилась моя хозяйка родить. – «Съезди за бабкой на детской тележке!». Он бабку взял, посадил, да в реку и упустил, да пришел – меня обманул, что «со мной не едет, иди сам!». Я пошел, заставил его ребенка караулить, чтоб кот не унес, он мне ребенка забил!
– Ну как же ты так сделал, что ребенка забил?
– Я трое суток не евши, послал он меня, я ослабши, ноги посклизнулись, я бабу под горку и упустил. Я хотел у него хлеба украсть, а он посадил меня ребенка караулить. Хотел кота, да по ребенку и угодил!
– Ну, поп, ты и виноват выходишь, ты бы его накормил, напоил... теперь сто рублей с тебя!
– А нет! Я так не заплачу!
– Не хошь платить, отдай ему попадью, пока она с ним другого тебе ребенка приживет.
– А нет! Я так не хочу!
Вынимает сто рублей, кладет на стол.
– Ну, ты, господский командирин, жалуйся!
– Я так и так, ехал по своему делу, встретил попа этого самого, свернул с дороги да коня утопил. Попросил помочь коня выпростать. Он, разбойник этот, за хвост как дернет, хвост и оторвал. Нельзя к барину ехать.
– Ну отдай кобылу ему, пока хвост отрастет!
– Нет, мне никак нельзя господскую лошадь отдать.
Ну и тот сто рублей отдал.
Отправили меня на родину, поделимши деньги эти на три части! Ну, и кончилось дело на этом!
На судеМужик вывел на базар продавать быка. Подходит покупатель, сторговал у мужика быка, дал задатку, указал, куда вести его, в такой-то дескать дом.
Ведет мужик быка; попадается ему навстречу еще купец:
– Мужик, продай быка!
– Изволь, господин купец.
Сторговались, и этот дал задатку, указал куда вести:
– Я, – говорит, – сейчас приду!
Повел мужик быка дальше. Подходит третий покупатель, и с этим сторговался, взял и у этого задаток, ведет с ним к нему быка, а тут и прежние двое покупателей подошли: тот тащит к себе покупку, другой – к себе...
Дело добром не уладилось, пошли в суд. Покуда просители объясняли судье свое дело, мужик стоял в прихожей.
К нему выбегает чиновник и говорит мужику:
– Если дашь мне на чай, я тебя научу, как оправдаться!
– Сделай божескую милость, батюшка, будь отцом родным – заплачу!
– Идет. Что бы тебя ни спросили, сперва отвечай: «Ну так что?», а потом – «вот еще!».
Позвали мужика пред судью.
– Ты, мужик, вот этому купцу продал быка? – спрашивает судья.
– Ну так что? – говорит мужик.
– А деньги получил?
– Вот еще!
– А этому продавал?
– Ну так что?
– А деньги получал?
– Вот еще!
– Ну, и этому продавал?
– Ну так что?
– А деньги получал?
– Вот еще!
– Да что ты сумасшедший, что ли?
– Ну так что?
– Пошел вон, вот я тебя в кутузку запрячу!
– Вот еще!
Только мужик за порог вышел, как чиновник догоняет его:
– Давай, мужик, обещанное, ты обещал мне на чай!
– Ну так что?
– Давай, братец!
– Вот еще!
Так и отбился этим мужик.
Сказка о ершеВ некотором царстве, в некотором государстве, король на королевстве, на ровном месте, как на бороне, выехал ершишка в липовых санишках, в берестяных лаптишках. Становился этот ершишка на калиновый мостишка, мостишка обломился, ершишка в воду ввалился и напросился к Щуке-Калуге ночь переночевать, день передневать, платье пересушить и все крепости пересмотреть.
Щука-Калуга пустила и про ерша баенку стопила. Этот ершишка ночь переночевал, день передневал, платье пересушил, крепости пересмотрел и в баенку сходил. Этот ершишка на Ораске озере валяется, на озеро Ораско похваляется: хочет всю рыбу победить, головней покатить, большую колоть, а маленькую вон гнать.
Вот рыбка испугалась, становится вкруг и думает думу вдруг:
– Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будем посылать к Сому-большим усам, судье праведному? Посылать и не посылать рыбину Щуку?
Щука и говорит:
– Я, Щука, щекотлива, на речах смутлива, скажет: «Зачем ... пришла? Я тебе говорю, ты вон пошла!».
Рыбка опять становится вкруг и думает думу вдруг:
– Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будем посылать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину Окунь?
Окунь и говорит:
– У меня глаза посоловевши, крылья подопревши, скажет: «Не успел глаз налить, да пришел ко мне говорить? Я тебе говорю, что ты вон пошел!».
Опять рыбка становится вкруг и думает думу вдруг:
– Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будет послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину плотицу?
Плотица и говорит:
– У меня глаза красны, крылья подопревши, скажет: «Зачем, пллёха, пришла? Я тебе говорю, вон пошла!».
Опять рыбка становится вкруг и думает думу вдруг:
– Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого будет послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину налим?
Налим и говорит:
– У меня губы толсты, брюхо передавится, скажет: «Зачем, шипялюн, пришел? Я тебе говорю – вон пошел!».
Рыбка опять становится вкруг и думает думу вдруг:
– Как быть, как жить, как ерша сгубить, костроватую рожу? Кого бы послать к Сому-большим усам, судье праведному? Послать и не послать рыбину-карась?
Карась и говорит:
– Давно я дожидался этого от вас!
Рыбина-карась вставала раненько, умывалася беленько, и поскакал к Сому-большим усам, судье праведному. Прискакал, – Сом спит. Он раз хвостом плеснет, другой раз плеснет, третий, – Сом пробуждается и спрашивает:
– О чем ты, карась?
– Сейчас, сударь, только до вас.
– О чем же?
– Да вот ершишка на Ораске озере валяется, на озеро Ораско выхваляется, хочет всю рыбку победить, головней накатить, большую колоть и маленького вон гнать. Мы испугались!
– Ах, глупец, нашел бы Першу да поставил бы вершу!
Карась откланялся и поскакал.
Нашел Першу, поставил вершу. На этот случай пришел Абрам – закол забрал. Пришел Богдан – ерша бог дал. Пришел Егорка – стащил ерша на горку. Пришел Антон – убил ерша гантом. Пришел Вавила – повесил ерша на вилы. Пришел Антроп – повесил ерша под строп. Пришел Тереня – принес дров беремя. Пришла Марина – ерша помыла. Пришла Ирина – ерша сварила. Пришел поварь – ерша пробал. Пришел верблюд – разлил ерша на семь блюд. Пришел кот Иаков – всего ерша смякал. Пришел дракон – завел об ерше драку. Пришел Епифан – и все дело распихал.
Байка о щуке зубастойВ ночь на Иванов день родилась щука в Шексне, да такая зубастая, что боже упаси! Лещи, окуни, ерши – все собрались глазеть на нее и дивовались такому чуду. Вода той порой в Шексне всколыхалася; шел паром через реку да чуть не затопился, а красные девки гуляли по берегу, да все порассыпались. Экая щука родилась зубастая! И стала она расти не по дням, а по часам: что день, то вершок прибавится; и стала щука зубастая в Шексне похаживать да лещей, окуней долавливать: издали увидит леща, да и хвать его зубами – леща как не бывало, только косточки хрустят на зубах у щуки зубастой.
Экая оказия случилась в Шексне! Что делать лещам да окуням? Тошно приходит: щука всех приест, прикарнает. Собралась вся мелкая рыбица и стали думу думать, как перевести щуку зубастую да такую торовастую. На совет пришел и Ерш Ершович и так наскоро взголцыл:
– Полноте думу думать да голову ломать, полноте мозг портить: а вот послушайте, что я буду баить. Тошно нам всем тепереча в Шексне; щука зубастая проходу не дает, всякую рыбу на зуб берет! Не житье нам в Шексне, переберемтесь-ка лучше в мелкие речки жить – в Сизму, Коному да Славенку; там нас никто не тронет, и будем жить припеваючи да деток наживаючи.
И поднялись все ерши, лещи, окуни из Шексны в мелкие речки Сизму, Коному да Славенку. По дороге, как шли, хитрый рыбарь многих из ихней братьи изловил на удочку и сварил забубенную ушицу, да тем, кажись, и заговелся. С тех пор в Шексне совсем мало мелкой рыбицы. Закинет рыбарь удочку в воду, да ничего не вытащит; когда-некогда попадется стерлядка, да тем и ловле шабаш! Вот вам и вся байка о щуке зубастой да такой торовастой. Много наделала плутовка хлопот в Шексне, да после и сама не сдобровала: как не стало мелкой рыбицы, пошла хватать червячков и попалась сама на крючок. Рыбарь сварил уху, хлебал да хвалил: такая была жирная!
Я там был, вместе уху хлебал, по усу текло, в рот не попало.
[Дележ гуся]Жил-был бедной мужик; детей много, а добра – всего один гусь. Долго берег он этого гуся – да голод не тетка! До того дошло, что есть нечего: вот мужик и зарезал гуся; зарезал, зажарил и на стол поставил. Все бы хорошо, да хлеба нет, а соли не бывало. Говорит хозяин своей жене:
– Как станем мы есть без хлеба, без соли? Лучше я отнесу гуся-то к барину на поклон да попрошу у него хлеба.
– Ну что ж? С богом!
Приходит к барину:
– Принес вашей милости гуська на поклон; чем богат, тем и рад. Не побрезгуй, родимой!
– Спасибо, мужичок, спасибо! Раздели же ты гуся промеж нас без обиды!
А у того барина была жена, два сына да две дочери – всего было шестеро. Подали мужику нож; стал он кроить, гуся делить. Отрезал голову и дает барину:
– Ты, – говорит, – всему в доме голова, так тебе голова и следует.
Отрезал гузку, дает барыне:
– Тебе дома сидеть, за домом смотреть; вот тебе гузка!
Отрезал ноги, дает сыновьям:
– А вам по ножке, топтать отцовские дорожки!
Дочерям дал по крылышку:
– Вам с отцом, с матерью недолго жить; вырастете – прочь улетите. А я, – говорит, – мужик глуп, мне глодать хлуп!
Так всего гуся и выгадал себе. Барин засмеялся, напоил мужика вином, наградил хлебом и отпустил домой.
Услыхал про то богатой мужик, позавидовал бедному, взял зажарил целых пять гусей и понес к барину.
– Что тебе, мужичок? – спрашивает барин.
– Да вот принес вашей милости на поклон пять гуськов.
– Спасибо, братец! Ну-ка раздели промеж нас без обиды.
Мужик и так и сяк; нет, не разделить поровну! Стоит да в затылке почесывает. Послал барин за бедным мужиком, велел ему делить. Тот взял одного гуся, отдал барину с барыней и говорит:
– Вы теперь, сударь, сам третей!
Отдал другого гуся двум сыновьям, а третьего – двум дочерям:
– И вы теперь сам третей!
Остальную пару гусей взял себе:
– Вот и я сам третей!
Барин говорит:
– Вот молодец, так молодец! Сумел всем поровну разделить и себя не забыл.
Тут наградил он бедного мужика своей казною, а богатого выгнал вон.
