Текст книги "Русская сатирическая сказка "
Автор книги: Дмитрий Молдавский
Жанры:
Народные сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Один мужичок в деревне нуждался хлебом. А у них барин был, любил мужиков, которые догадливые были. Приезжает он к барину. Барин его спрашивает:
– Что тебе нужно, мужичок?
– К вашей милости, барин! Хлеба нету – нечего есть! Не будет ли ваша милость сколько-нибудь хлеба мне дадите?
Барин ему в ответ:
– А вот что, мужичок! Разгадай ты мне загадку, тогда я тебе отпущу и хлеба! Вот: что быстрее на свете нет?
Мужик сказал:
– Быстрее мысли ничего на свете нет!
– Ну, это, – говорит, – верно! Ну, а разгадай: чего сильнее на свете нет?
– Сильнее погоды нет!
– Ну, да и это, – говорит, – верно! Разгадай мне: что милее на свете нет?
– Милее сна ничего на свете нет!
Барин насыпал ему воз хлеба. Мужичок приезжает домой. У них в деревне был богатый мужик, и такой был завидливый. Приходит к мужичку, спрашивает:
– Где взял хлеба?
– Спасибо, мне насыпал целый воз барин!
– За что же он тебе насыпал?
– Он мне заганул загадку, а я ему рассказал. Он мне за то и насыпал целый воз.
Богач подумал: «Поеду и я: и я, может, разгадаю!».
У этого богача была тройка лошадей хороших.
Приезжает к барину. Барин его спрашивает:
– Что надо, мужичок?
– Да вот, к вашей милости приехал! Не отпустите ли мне хлебца?
– Отпущу тебе хлебца, только разгадай мне загадку! Когда не разгадаешь, тогда тройка твоя остается за мной!
– Быть может, – говорит, – разгадаю!
– Ну, скажи мне: что быстрее на свете нет?
Он показывает на своего жеребенка:
– Вот, моего жеребенка, я чай, ничего быстрее нет!
Барин говорит:
– Нет, это неправда! Вот, разгадай мне еще: чего сильнее на свете нет?
– Я чай, барин, сильнее медведя нет! – говорит.
– И это, – говорит, – неправда! А что милее на свете нет?
– А что, барин? Мне милее своей жены ничего на свете нет!
Барин ему и сказал:
– У тебя хлеба много своего, ты и отгадывать не умеешь!
Так делать нечего, пошел мужик домой. А тройка лошадей осталась у барина.
Беспечальный монастырьМного лет тому назад мимо одного небольшого городка проезжал государь. Ему очень понравился находящийся здесь монастырь, – видно было, что он не терпел нужды. Царь захотел посмотреть монастырь внутри, но и тут нашел все в порядке. Его встретил игумен, и царь спросил его:
– Как называется ваш монастырь?
Игумен отвечал:
– Нашему монастырю не совсем подходящее название: его называют беспечальным.
Государь рассмеялся и говорит:
– Если он называется беспечальным, то я на него наложу печаль.
– Какую?
– Я поеду дальше, а вам дам, до моего прибытия сюда к вам, разгадать три загадки: так как вы к богу близки своими молитвами, то сосчитайте мне все звезды на небе; вторая – оцените меня, что я стою; третья – что я сейчас думаю.
Игумен повиновался. И после отъезда царя иноки каждую ночь собирались в одну комнату и старались разгадать загадки, но это им не удавалось. Однажды они сидят по обыкновению в комнате, и приходит к ним повар спросить у игумена, что готовить завтра. Получив ответ, он сказал:
– Я осмелюсь спросить вас, братия, что вы так изнуряете себя каждую ночь?
Игумен рассказал ему все. Повар говорит:
– Я отгадаю эти загадки, если вы мне позволите встретить государя и надеть вашу одежду.
Игумен согласился. Через несколько времени приезжает царь, и мнимый игумен вышел навстречу:
– Что, отгадали загадки?
– Да, отгадал.
– Что же, сколько звезд на небе?
– Триллион триллионов, биллион биллионов и миллион миллионов.
– А верно ли это?
– Если вы не верите, то потрудитесь пересчитать!
– Вторая загадка: что я стою?
– Вы наш земной царь, а у нас есть еще небесный, и его продали за тридцать серебренников, то вас можно продать за половину.
– Теперь, что я сейчас думаю?
– Вы думаете, что говорите с игуменом, а между тем – с поваром.
При этих словах он снял с себя одежду. Царь наградил его и сделал игуменом.
Барин-кузнецБарин один кузнецу позавидовал.
– Живешь ты, – говорит, – живешь, еще когда-то урожай будет и денег дождешься, а кузнец молотком постучит и – с деньгами. Дай кузницу заведу!
Завел кузницу; лакею велел мехи раздувать. Стоит, ждет заказчиков. Едет мужик мимо, шины заказать хочет на все четыре колеса (весь стан).
– Эй, мужик, стой! Заезжай сюда!
Тот подъехал.
– Тебе что?
– Да вот, барин, шины надо на весь стан.
– Ладно, сейчас, подожди!
– А сколько будет стоить?
– Да полтораста рублей надо бы взять, ну да чтобы народ привадить, сто всего возьму.
Ладно.
Стал барин огонь разводить, лакей – в мехи дуть; взял железо, давай его ковать, а ковать-то не умеет. Все сжег.
– Ну, – говорит, – мужичок, не выйдет тебе не то что весь станок, а разве один шинок.
– Ну ладно, – говорит, – шинок так шинок.
Ковал, ковал барин и говорит:
– Ну, мужичок, не выйдет и один шинок, а выйдет ли нет ли сошничек.
– Ну ладно, – говорит мужичок, – хоть сошничек.
Постучал барин молотком, еще железа испортил много и говорит:
– Ну, мужичок, не выйдет и сошничек, а дай бог, чтобы вышел кочедычок.
– Ну хоть кочедычок, – говорит мужик.
Только у барина и на кочедычок железа нехватило: все сжег. Поработал, поработал и говорит:
– Ну, мужичок, не выйдет и кочедычок, а выйдет один шичок. (Когда железо раскаленное в воду опустить, так оно шикнет).
– Ладно, – говорит мужик, – сколько же вам?
– Да ведь я тебе, дурак, говорил, что сто.
– Со мной сейчас нет, я за деньгами пойду.
И ушел. А барин и говорит лакею:
– Ты, когда он придет с деньгами-то, стой да приговаривай: прибавь, мол, прибавь!
– Хорошо, – говорит.
Вот мужик захватил дома плеть, пришел в кузницу и давай барина жарить, а лакей стоит да приговаривает:
– Прибавь еще! Прибавь еще!
Отжарил и ушел. Барин накинулся на лакея:
– Что ты, подлец? Я тебе приказывал, если он денег принесет, говорить это, а ты видишь, меня бьют, а орешь: «Прибавь еще!».
Приколотил барин лакея, кузницу разломал и не стал больше браться за кузнечное ремесло, да завидовать кузнецу.
Сказка о Фоме и ЕремеЖили-были два брата, Фома да Ерема. Вздумали ребята, присоветовали пашенку пахать. Пашню распахали, ржи накидали; уродилась рожь хороша, ядрена, колосиста, волокниста. Колос от колосу – не слыхать голосу; сноп от снопа – палками кидали; суслон от суслона – перегонами гоняли. Еще тут нас, ребята, не повынесло, не повыдздунуло.
Вздумали ребята, присоветовали с торгу торговать. Ерема-то сел с лаптями да с граблями, Фома-то с пшеницей да с торицей. У Еремы-то не торгуют, у Фомы-то не берут. Еще тут нас, ребята, не повынесло, не повыдздунуло.
Вздумали ребята, присоветовали в божью церковь поехать. Ерема-то стал на клирос, Фома-то – в алтарь. Ерема-то запел а Фома-то заревел. Взглянутся, приулыбнутся: «Не бежит ли за нами лихой пономарь с вязовым батогом?». Еще тут-то нас, ребята, не повынесло, не повыдздунуло.
Вздумали ребята, присоветовали рыбаковничати. Ерема-то сел в лодку, Фома-то в ботник. Ерема-то утонул, а Фому-то чорт утянул.
Барин и плотникШел плотник между двумя деревнями – Райковой и Адковой. Встретился ему барин приезжий из другой губернии и спрашивает:
– Ты, мужик, из какой деревни идешь?
– Из Райковой.
– А я куда еду?
– В Адкову.
– Ах ты, дурак! Ты мужик да из Райкова, а я барин да в Адкову... Слуги, взять его и всыпать ему хорошенько!
Лакей соскочил, схватил плотника и давай его бить; били сильно а потом уехали.
– Ладно, – думает плотник, – не пройдет это тебе даром!
Узнал мужик, где барин живет, и идет к нему; приходит. А барин любил строиться и строил мызу. Барин не узнал плотника и подрядил его мызу строить.
Зовет его плотник в лес, бревна выбирать. Барин пошел. Пришли. Плотник ходит по лесу, да обухом по деревьям постукивает, да ухо прикладывает.
– Ты что же это, как узнаешь?
– А ты обойми дерево, приложь ухо, и ты услышишь!
– Да у меня руки не хватают!
– Ну, я тебя привяжу!
Привязал плотник барина к дереву, взял вожжи и давай дуть. Дул, дул, барин еле жив остался. А мужик бил да приговаривал:
– Еще тебя, сукина сына, два раза взбучу. Не обижай мастерового человека!
Взял барскую коляску и уехал. Барина еле нашли в лесу через три дня, уж при смерти был.
Хворает барин от мужицкого угощенья, а плотник переоделся, так что не узнать, и приходит лечить барина. Докладывают барину, что пришел лекарь. Барин обрадовался, а лекарь велел истопить байну. Пошли в байну. Помыл, потер лекарь барина и говорит:
– Ну, теперь надо, барин, тебя попарить; только тебе не вытерпеть, надо тебя привязать к скамье!
Барин согласился, и опять плотник вздул барина, да еще по голому телу хуже пришлось.
– Ну, еще раз от меня тебе битому быть: не обижай напрасно мастерового человека!
Сговорился плотник с братом: велел брату прогнать мимо барского дома, на барских лошадях, которых плотник угнал из лесу. Барин увидел в окно и послал всех своих слуг в погоню. Гнали, гнали слуги, вора не догнали, а пока ездили, барин был один дома, плотник пришел к барину и еще раз поколотил его:
– Ну, барин, помни, смотри, что нельзя напрасно обижать мастерового человека!
На утро барин поехал в город, увидел плотника, спрашивает:
– Мужичок, ты ведь вчерашний?
– Никак нет, мне сорок пять лет, какой же я вчерашний!
Сердитая барыняВ усадьбе была барыня, и до того была сердитая – никому житья не было. Это староста утром как придет спросить что, наряд дать какой, – она его не отпустит, так что не отхвостнёт!
А мужикам-то житья не было никакого: драла, как собак.
Солдатик приходил на побывку домой. Пришлось ему ночевать в этой усадьбе.
Ему все это рассказали, а он и сказал:
– У меня есть сонные капли!
Дали ей сонных капель. Она уснула.
Солдат велел лошадей запрячь.
В деревне был сапожник, и до того сердит – так страсть.
Вот он к этому сапожнику и отправил ее. Сапожник не знал шил, сапоги, а он положил на постель, а его жену взял туда, положил на барынину кровать.
Вот сапожника жена пробудилась, видит – дом преотличный. Сейчас служанки подбегают, подают на руки.
– Я до чего дослужила!.. Откуда берется? Это что такое!
Помылась. Подали полотенце. Вытерлась. Подают самовар. Села она чай пить. Староста приходит на цыпочках. Она взглянула, что за мужчина.
– Вам, – говорит, – что надо?
– Я, – говорит, – барыня, к вам пришел спросить, какой наряд дадите, что работать?
А она догадалась:
– Нешто вы не знаете? Что вчера делали, то и сегодня делайте!
Староста вышел в кухню и говорит:
– Сегодня какая барыня добренная, просто отроду такая не бывала!
Ну, она живет тут месяц, и другой, и так ее расхвалили крестьяне, что (впору) честь отдать.
Вот барыня утром пробудилась и кричит:
– Слуги!
А он сидит, шьет.
– Ты что, растакая...
А она:
– Что такое, сволочь?
– Ах ты, стерва, несчастная!
Вскочил со стула, сдернул с ноги ремень и давай ее нахаживать:
– Ты нешто не знаешь своей должности? Ты должна вставать и печь затоплять!
И до того катал ее, сколько ему хотелось!
Потом она взмолилася. Побрела за дровами, принесла дров, затопила печь, кой-чего сварила. Ну, это время так продолжалося месяца два. А он ее раза три да четыре изрядно поколотил.
И потом этот солдат дал сонных капель и переменил их.
Утром встает барыня тихонько, выходит из своей комнаты.
– Что это? Я в старом доме. Откуда я взялась?
Спросила служанок:
– Служанки, как же я сюда попала?
– Ты, барыня, нигде и не бывала!
И с тех пор барыня мягкая-размягкая разделалась, а швецова жена стала жить по-старому.
Набитой дуракЖил-был старик со старухою, имели при себе одного сына, и то дурака. Говорит ему мать:
– Ты бы, сынок, пошел около людей потерся да ума набрался.
– Постой, мама, сейчас пойду.
Пошел по деревне, видит – два мужика горох молотят, сейчас подбежал к ним: то около одного потрется, то около другого.
– Не дури, – говорят ему мужики, – ступай, откуда пришел!
А он знай себе потирается.
Вот мужики озлобились и принялись его цепами подчивать: так ошарашили, что едва домой приполз.
– Что ты, дитятко, плачешь? – спрашивает его старуха.
Дурак рассказал ей свое горе.
– Ах, сынок, куда ты глупешенек! Ты бы сказал им: бог помочь, добрые люди! Носить бы вам – не переносить; возить бы – не перевозить! Они б тебе дали гороху, вот бы мы сварили да и скушали.
На другой день идет дурак по деревне; навстречу несут упокойника.
Увидел и давай кричать:
– Бог помочь! Носить бы вам – не переносить, возить бы – не перевозить!
Опять его прибили; воротился он домой и стал жаловаться.
– Вот, мама, ты научила, а меня прибили!
– Ах ты, дитятко! Ты бы сказал: канун да свеча! Да снял бы шапку, начал бы слезно плакать да поклоны бить; они б тебя накормили-напоили досыта.
Пошел дурак по деревне, слышит – в одной избе шум, веселье, свадьбу празднуют; он снял шапку, а сам так и разливается, горько-горько плачет.
– Что это за невежа пришел, – говорят пьяные гости, – мы все гуляем да веселимся, а он словно по мертвому плачет!
Выскочили и порядком ему бока помяли...
Дурень Ненило и жена НенилушкаБыл муж да жена. Жена-то умная, а муж-то не совсем. Ходил он на работу или куда там. Видит, в поле мужик рожь сеет. Вот он и говорит:
– Сеять бы тебе не пересеять, ничего бы у тебя не выросло!
Вот этот мужик трепал, трепал, до полусмерти его истрепал.
Приходит он домой и плачет:
– Ненила, Ненилушка, все мое несчастьюшко!
Она говорит:
– Что же?
– Я в поле иду и увидал мужика, и говорю: сеять бы тебе да сеять, ввек тебе не пересеять!
Она и говорит:
– Дурак ты, дурак! Ты бы говорил: возить бы тебе не перевозить, носить бы тебе не переносить.
– Пойду, хозяйка, скажу, – говорит.
Идет, а покойника везут.
Он и кричит:
– Возить вам не перевозить, носить вам не переносить!
Опять его истрепали. Он опять домой идет, заплакал:
– Ненила, Ненилушка, все мое несчастьице! Иду, – говорит, – покойника несут, а я говорю: «Возить вам не перевозить, носить вам не переносить!».
Она и говорит:
– Дурак ты, дурак! Ты бы говорил: «Вечная память!».
– Пойду, – говорит, – хозяйка, скажу!
Идет, а свадьба идет, а он и кричит:
– Вечная память!
Ну, вот его опять истрепали всего. Он опять пришел к жене и плачет. Она говорит:
– Ты бы плясал и веселился, тебе бы пирог выкинули.
Он говорит:
– Пойду, попляшу!
Идет, а у мужика овин горит, а он давай плясать и веселиться. Его опять мужик истрепал: мужику горе, а он пляшет. Он приходит домой и плачет и жалится жене.
– Иду, жена, вижу, у мужика овин горит, а я и заплясал.
Она и говорит:
– Дурак ты, дурак! Ты бы ведро схватил и заливал!
– Ну, пойду, хозяйка, залью.
Идет, а мужик свинью палит. Он схватил ведро и залил всю. Опять мужик схватил его, истрепал. А он опять заплакал, пошел домой и стал жене жалиться:
– Ненила, Ненилушка, все мое несчастьице! Иду я, иду, вижу, мужик борова палит, я взял у него и залил!
Она и говорит:
– Дурак ты, дурак! Ты бы говорил, что репа – мясо!
– Пойду, хозяйка, скажу!
Ну вот пошел, идет по задворкам, а мужик в нужном месте сидит, а он и говорит, что:
– Репа – мясо, мужичок!
Тот его опять схватил, трепал, трепал, всего истрепал. Идет к жене и жалится.
– О чем ты плачешь?
– Иду я, вижу, мужик в нужном месте сидит, а я и говорю: «Репа – мясо!».
– Дурак ты, дурак, ты бы говорил: черная гадина, с дороги долой!
– Ну пойду, хозяйка, скажу!
Идет, а священник на поле скотину обходит. Он и говорит:
– Черная гадина, с дороги прочь!
Они его схватили, трепали, трепали, чуть живого оставили. Он идет опять домой, плачет, хозяйке жалится:
– Иду, – говорит, – священник скотину обходит, а я говорю: «Черная гадина, с дороги долой!».
– Ты бы, дурак, сказал: «Батюшка, благословите меня!».
– Ну пойду, хозяйка, скажу!
Вот идет, а медведь навстречу попадается. Вот он подходит к медведю, руки сложил и говорит:
– Батюшка, благословите меня!
Он лапами затипал его, а чашу его с плеч и своротил долой. Тут и жизнь кончилась и сказка кончилась.
ЛутонюшкаЖил-был старик со старухой; был у них сынок Лутоня. Вот однажды старик с Лутонею занялись чем-то на дворе, а старуха была в избе. Стала она снимать с гряд полено, уронила его на загнетку и тут превеликим голосом закричала и завопила. Вот старик услыхал крик, прибежал поспешно в избу и спрашивает старуху: о чем она кричит? Старуха сквозь слёзу стала говорить ему:
– Да вот если бы мы женили своего Лутонюшку, да если бы у него был сыночек, да если бы он тут сидел на загнетке, – я бы его ведь ушибла поленом-то!
Ну и старик начал вместе с нею кричать о том, говоря:
– И то ведь, старуха! Ты ушибла бы его!..
Кричат оба что ни есть мочи! Вот бежит со двора Лутоня и спрашивает:
– О чем вы кричите?
Они сказали, о чем:
– Если бы мы тебя женили, да был бы у тебя сынок, и если б он давеча сидел вот здесь, старуха убила бы его поленом: оно упало прямо сюда, да таково резко!
– Ну, – сказал Лутоня, – исполать вам!
Потом взял свою шапку в охапку и говорит:
– Прощайте! Если я найду глупее вас, то приду к вам опять, а не найду – и не ждите меня!
И ушел. Шел, шел, и видит: мужики на избу тащат корову.
– Зачем вы тащите корову? – спросил Лутоня.
Они сказали ему:
– Да вот видишь, сколько выросло там травы-то!
– Ах, дураки набитые! – сказал Лутоня. Взял залез на избу, сорвал траву и бросил корове. Мужики ужасно тому удивились и стали просить Лутоню, чтобы он у них пожил да поучил их.
– Нет, – сказал Лутоня, – у меня таких дураков еще много по белу свету!
И пошел дальше. Вот в одном селе увидал он толпу мужиков у избы: привязали они в воротах хомут и палками вгоняют в этот хомут лошадь, умаяли ее до полусмерти.
– Что вы делаете? – спросил Лутоня.
– Да вот, батюшка, хотим запречь лошадку.
– Ах вы, дураки набитые! Пустите-ка, я вам сделаю.
Взял и надел хомут на лошадь. И эти мужики с дива дались ему, стали останавливать его и усердно просить, чтоб остался он у них хоть на недельку. Нет, Лутоня пошел дальше.
Шел, шел, устал и зашел на постоялый двор. Тут увидал он: хозяйка-старушка сварила саламату, постановила на стол своим ребятам, а сама то и дело ходит с ложкою в погреб за сметаной.
– Зачем ты, старушка, понапрасну топчешь лапти? – сказал Лутоня.
– Как зачем? – возразила старуха охриплым голосом. – Ты видишь, батюшка, саламата-то на столе, а сметана-то в погребе.
– Да ты бы, старушка, взяла и принесла сюда сметану-то; у тебя дело пошло бы по масличку!
– И то, родимой!
Принесла в избу сметану, посадила с собою Лутоню. Лутоня наелся, залез на полатки и уснул. Когда он проснется, тогда и сказка моя дале начнется, а теперь пока вся.
Сказка о глупых людяхЖили-были старик да старуха, у них было двое детей, сын Иванушка да дочь Аннушка. Старуха пришла раз на реку с бельем и плачет. Подошел к ней старик и спрашивает: «О чем, старуха, плачешь?».
– Да как мне не плакать? – отвечает старуха. – Вырастет наша милая дочь Аннушка, отдадим мы ее за реку замуж; она родит сына Иванушку, а тот пойдет к нам за реку в гости да и утонет.
И старик тоже давай плакать. Подошел к ним сын Иванушка и спрашивает:
– О чем, батюшка и матушка, плачете?
– Как нам не плакать? – отвечают старики. – Вырастет наша милая дочь Аннушка, отдадим мы ее за реку замуж, она родит сына Иванушку, а тот пойдет к нам за реку в гости, да и утонет!
Не вытерпел Иван и говорит:
– Пойду я от вас, батюшка и матушка, если найду вас глупее на свете, то назад ворочусь, а не найду – не ворочусь!
Вот идет Иван и видит: два мужика над бревном трудятся, что есть силы, за концы тянут.
– Что вы это, братцы, делаете?
– Да вот, – говорят, – бревно коротко – вытянуть хотим.
Посмеялся Иван над глупыми людьми и пошел дальше.
Идет и видит: баба что-то решетом в избу носит.
– Что это ты, тетушка, решетом носишь?
– Свет, родимый, ношу, свет! – отвечает баба, – чтобы по ночам лучины не жечь.
Посмеялся Иван над глупой бабой и пошел дальше.
Идет и видит: баба над курицей что-то хлопочет.
– Что это ты, тетушка, с курицей делаешь? – спрашивает Иван.
– Да вот, родимый, у курицы соски ищу, молочка подоить, цыплят покормить!
«Ну, – думает Иван, – много есть на свете дураков». И воротился к отцу с матерью.
Как один богач хотел своего сына женитьУ одного богача сын был с порядочной дурью, но «богач и быка женит», говорят наши старики, и верно так! Вздумал богач сына женить своего.
Говорит своей старухе:
– Ну как, баба, думаешь, надо при своих глазах женить!
Та очень рада была, что старик желает сына женить. И давай его мать научать, как бы покруглей слово говорить, получше.
– Смотри же, – говорит, – когда с отцом поедешь в сваты, попроворнее будь, словно как духовские мужики.
И он только это одно и знал, что не бояться и как бы быть посмелей. Ну, что ж? Они приезжают к одному тоже богачу.
– Ну что, – говорит, – брат, долго нам нечего калякать; надо говорить, об чем приехали.
– Ну, говори!
Тот начал говорить:
– Вот, как я собственно знаю, что у вас есть барышня, а у меня есть жених, не будете ль согласны быть со мной сватом?
– Ну отчего ж, – говорит, – мы вами не брезговаем!
– Живем мы еще как, по-старинному, слава богу, и сейчас, – говорит. – Иногда трапляется деньги мерками мерить. Слава богу, имею шестерку рабочих лошадей.
А товарищ его, кум, который был крестный тому жениху:
– Ну что ты, говорит, врешь! А жеребец-то на стойле четвертый год стоит! Что ж ты не считаешь? Тот разве не лошадь?
Тот прибавлять начинает:
– Семь штук коров имеем!
А кум опять:
– Ну что ты врешь? А две-то еще телки по третьему году, ты нешто за коров не считаешь?
– Ну вот что, – говорит, – садитесь, чего-либо закусим.
Вот они сели за стол; раньше самоваров, конечно, не было у мужиков в то время. Подают кусок мяса. Ну, как жених, конечно, проворный.
– Вы, – говорит, – старики, погомоните! Дай-ка я займусь крошить мясо!
Столько не крошит, сколько в рот кладет, а другим хоть ничего не будь! Потом говорит невестин отец:
– Нет, брат, так мне обсудилось, обождем до налетья отдавать.
Поехали они домой. И говорит жених матери:
– Ну, матушка, и наклался же я мясом в два ряда, хотя невесту и не засватал. Ужинать не хочу!
– Как же это так?
– А так, говорит, я как попроворней, взялся я мясо крошить, большая часть сам поел!
– Чем же ты крошил?
– Вот еще чем! Да ножиком!
– Эх ты, как я тебя научаю быть попроворнее! Ты ж бы спросил вилки и ножик, а пальцы в рот не позволял бы лизать при компании!
– Ну ладно! Буду знать впредь!
Поехали к другому. Приезжают тоже к богатому. Богач, понятно, по-богатому! Жених хорошо материно слово помнит. То их потчуют опять.
– Сядьте-ка, – говорят, – за стол! Не желаете ли чего закусить?
– Нет, мы только сейчас закусывали!
– Ну, чем же вас угощать? Баба, принеси-ка орешков. От неча дела займемся покусать!
Приносит та в тарелке орехов. То проворный жених и говорит:
– Дайте-ка мне ножик и вилку!
Ножом как намерится резать, да «стой! – говорит, – не так вздумал: надо вилкой поддержать!». Держит вилкой орех во всей тарелке, какой он намерился задержать. Как с размаху резанет ножом, орехи все засыпались не только с тарелки, а ни одного и на столе не осталось! Чуть и тарелку не разрубил за один замах. То видит хозяин, что он вовсе дурак.
– Нет, брат, – говорит, – мы не отдадим нынче, не думаем отдавать!
– Ну что, – говорит кум, – ничего больше! Поедем домой.
Приезжают домой.
– Ну, матушка, орехов насыпали полную тарелку, кусать не пришлось!
– Как так?
– А так! Вы мне сказывали дома, что надо брать вилку и ножик. Мне это все было подано; я вилкой поддержал, ножом как резанул, так не только что в тарелке, на столе ничего не осталось, и тарелка чуть пополам не развалилась!
– Эх ты, – говорит, – дурак! Ты ж бы взял горсточку, да в другую руку, одну бы ты себе в карман положил, а другую бы невесте подал и сказал бы ей: «На-ка вот тебе горсточку, и эта мне горсточка! Бог знает, может, господь даст, не пришлось бы вместе жить!».
Он так и думает:
– Ладно ж, матушка, теперь буду ж умней!
– Ну, – говорит дед, – съездим еще в село к одному такому-то; если уж неудача, то уж нынче ездить не будем!
Тот поехал с кумом. Приезжают. Аккурат попали, ужинать сели. Оно, значит, удача.
– Поехали от хлеба-соли, – думают, – приехали аккурат к делу, все собрание за столом.
– Ну, – говорит, – садитесь за стол, Иван Пахомов, и ты, Василий Мартынов, садись! Садись, брат, молодой человек!
Но тот хотя не хотел садиться, столбом стоять неприлично. Делать нечего, наверно, по задаче пойдет. Много кушанья переменяли, в конце – только хотели они вылазивать из-за стола, хозяйка кричит:
– Подождите, братцы, молочка волью на закусочку.
Так приносит на стол молоко с киселем. Думает жених:
– Ну, все не очень ел, ну, уж киселя прохвачу, силён на молоко с киселем!
Да и вздумал маткины слова. Как бы ж это попроворнее сделать? Все едят ложками, он ложку положил перед собой на стол и думает:
– Нет, – говорит, – не так!
Потом вдруг, цап! Горсть в одну руку, потом еще в другую. Аккурат напротив сидела на скамье невеста.
– На-ка, – говорит, – барышня! Может, – говорит, – господь даст нам вместе жить – тебе горсточку и мне горсточку!
Думает, как орешки. Сам весь обрызгался молоком и товарища своего кстати обмазал. Да и этот понял, что он совсем дурак. С тем и поехали домой.
Ну что ж? И сейчас холостой ходит. В Белом у Зарецкого, мы видали, жил; сам он это рассказывал.
