355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Молдавский » Русская сатирическая сказка » Текст книги (страница 7)
Русская сатирическая сказка
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 03:39

Текст книги "Русская сатирическая сказка "


Автор книги: Дмитрий Молдавский


Жанры:

   

Народные сказки

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Хорошо, да худо

– Афонька! Где был-побывал, как от меня бежал?

– В вашей, сударь, деревне – у мужика под овином лежал.

– Ну а кабы овин-то вспыхнул?

– Я б его прочь отпихнул.

– А кабы овин-то загорелся?

– Я бы, сударь, погрелся.

– Стало ты мою деревню знаешь?

– Знаю, сударь.

– Что, богаты мои мужички?

– Богаты, сударь! У семи дворов один топор, да и тот без топорища.

– Что ж они с ним делают?

– Да в лес ездят, дрова рубят; один-то дрова рубит, а шестеро в кулак трубят.

– Хорош ли хлеб у нас?

– Хорошо, сударь! Сноп от снопа – будет целая верста, копна от копны – день езды.

– Где ж его склали?

– На вашем дворе, на печном столбе.

– Хорошее это дело!

– Хорошо, да не очень: ваши борзые разыгрались, столб упал – хлеб в лохань попал.

– Неужто весь пропал?

– Нет, сударь! Солоду наростили да пива наварили.

– А много вышло?

– Много! В ложке растирали, в ковше разводили, семьдесят семь бочек накатили.

– Да пьяно ли пиво?

– Вам, сударь, ковшом поднести да четвертным поленом сверху оплести, так и со двора не свести.

– Что ж ты делал, чем промышлял?

– Горохом торговал.

– Хорошо твое дело!

– Нет, сударь; хорошо, да не так.

– А как?

– Шел я мимо попова двора, выскочили собаки, я бежать – и рассыпал горох. Горох раскатился и редок уродился.

– Худо же твое дело!

– Худо, да не так!

– А как?

– Хоть редок, да стручист.

– Хорошо же твое дело!

– Хорошо, да не так!

– А как?

– Повадилась по горох попова свинья, все изрыла-перепортила.

– Худо же, Афонька, твое дело!

– Нет, сударь! Худо, да не так.

– А как?

– Я свинью-то убил, ветчины насолил.

– Эй, Афонька!

– Чего извольте?

– С чем ты обоз пригнал?

– Два воза сена, сударь, да воз лошадей.

– А коня моего поил?

– Поил.

– Да что же у него губа-то суха?

– Да прорубь, сударь, высока.

– Ты б ее подрубил.

– И так коню четыре ноги отрубил.

– Ах, дурак, ты мне лошадь извел!

– Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел.

– Ты никак не дослышишь?

– И так коня не сыщешь.

– Жену мою видел?

– Видел.

– Что ж, хороша?»

– Как сука пестра.

– Как?

– Словно яблочко наливное.

Вещий дуб

Тошно молодой жене с старым мужем, тошно и старику с молодой женой! В одно ушко влезет, в другое вылезет; замаячит – в глазах одурачит, из воды суха выйдет: и видишь и знаешь, да ни в чем ее не поймаешь!

Одному доброму старичку досталась молодая жена – плутоватая баба.

Он ей слово в науку, она ему в ответ:

– Нет тебе, старой лежебок, ни пить, ни есть, ни белой рубахи надеть!

А не стерпишь – слово вымолвишь: дело старое!

Вот и придумал он жену выучить. Сходил в лес, принес вязанку дров и сказывает:

– Диво дивное на свете деется: в лесу старой дуб все мне, что было, сказал и что будет – угадал!

– Ох, и я побегу! Ведь ты знаешь, старик: у нас куры мрут, у нас скот не стоит... Пойду побалакать; авось скажет что.

– Ну, иди скорей, пока дуб говорит; а когда замолчит, слова не допросишься.

Пока жена собиралась, старик зашел вперед, влез в дубовое дупло и поджидает ее. Пришла баба, перед дубом повалилася, замолилася, завыла:

– Дуб дубовистый, дедушка речистый! Как мне быть? не хочу старого любить, хочу мужа ослепить; научи, чем полечить?

А дуб в ответ:

– Незачем лечить, зелья попусту губить, начни масленей кормить. Сжарь курочку под сметанкою, не скупись: пусть он ест – сама за стол не садись. Свари кашу молочную, да больше маслом полей; пущай ест – не жалей. Напеки блинцов; попроси, поклонись, чтоб их в масло макал да побольше съедал, – и сделается твой старик слепее кур слепых.

Пришла жена домой, муж на печке кряхтит.

– Эх ты, старенькой мой! Ай опять что болит? Ай опять захирел? Хочешь, курочку убью, аль блинцов напеку, кашку маслом полью? Хочешь, что ль?

– Съел бы, да где взять?

– Не твоя печаль! Хоть ты и журишь меня, а все тебя жалко!.. На, старинушка! Ешь, кушай, пей – не жалей!

– Садись и ты со мною.

– Э, нет! Зачем? Мне бы только тебя напитать! Сама я там-сям перекушу – и сыта. Ешь, голубчик, помасленей ешь!

– Ох, постой жена! Дай водицы хлебнуть.

– Да вода на столе.

– Где на столе? Я не вижу.

– Перед тобою стоит!

– Да где же? Что-то в глазах темно стало.

– Ну полезай на печку.

– Укажи-ка, где печь? Я и печь не найду.

– Вот она, полезай скорее.

Старик сбирается головой в печь лезть.

– Да что с тобой? Ослеп что ли?

– Ох, согрешил я, жена! Сладко съел, вот божий день и потемнел для меня. Ох-хо!

– Экое горе! Ну лежи пока; я пойду, кое-что принесу.

Побежала, полетела, собрала гостей, и пошел пир горой. Пили-пили, вина нехватило; побежала баба за вином. Старик видит, что жены нету, а гости напитались и носы повесили; слез с печи, давай крестить – кого в лоб, кого в горб; всех перебил и заткнул им в рот по блину, будто сами подавилися; после влез на печь и лег отдыхать.

Пришла жена, глянула – так и обмерла: все други, все приятели как боровы лежат, в зубах блины торчат; что делать, куда покойников девать? Зареклася баба гостей собирать, зареклася старика покидать.

На ту пору шел мимо дурак.

– Батюшка, такой-сякой! – кричит баба, – на́ тебе золотой, душу с телом пусти, беду с нас скости!

Дурак деньги взял и потащил покойников: кого в прорубь всадил, кого грязью прикрыл и концы схоронил.

Лгало и Подлыгало

Были такие два лгуна – Лгало и Подлыгало. Один лжет, другой подлыгает. Так только и жили. Работать не любили, а враньем деньги добывали. Пойдут в деревню, один в одну избу, а другой в другую...

Зашли раз Лгало да Подлыгало в деревню, один в одной избе остановился, другой – в другой, будто рассердились дорогой. Вошел Лгало в избу. А изба у мужика новая; Лгало избу хвалит. А хозяин рад.

– Да, – говорит, – изба добрая, такого лесу теперь нигде не найдешь!

– Нет! – говорит Лгало, – нет!

– А я говорю: «Да».

– А я говорю: «Нет!».

– Давайте положим по сто рублей, что есть!

– Давай!

Заложились

– Шел раз я, – говорит Лгало, – по деревне, и везли там одно бревно – от пасхи до рождества везли, а только корень вывезли. Всей деревней молебен служили – не пройти не проехать было! Вот это так дерево!

– Да ты и лгешь, – говорит мужик.

– Коли мне не веришь, так позовем моего товарища. Хоть мы с ним рассердивши, а солгать не даст!

– А где он?

– Да вон в избе!

Привели Подлыгалу.

– Правда ли твой товарищ про дерево рассказывал, будто с рождества до пасхи только корень вывезли?

– Нет, что не видал, то не видал, и лгать не буду! А вот дом видать видывал, с одного дерева выстроен. Как зашел я, вижу избу, ходил-ходил – заблудился. В одной половине мужики водку пьют, в другой свадьбу играют, в третьей сватьи дерутся! Насилу люди вывели...

Видит мужик, что не лгал Лгало, и проиграл сто рублей. Разделили деньги поровну и в другую деревню идут. Один в одну избу, другой в другую, будто рассердивши.

Стали Лгалу ужином кормить, щей налили. Лгало капусту похваливает. А хозяин и рад.

– Да, такой капусты во всем свете нет. Таких кочанов отродясь не видывал никто.

– Ну, я-то поболе видывал, – подраздоривал мужика Лгало.

– Где?

– Давай заложимся по сту рублей!

– Давай!

Заложились и деньги на стол выложили.

– Шел я раз по полю, – врет Лгало. – И в поле рос кочан. Как зашла туча, как пошел дождь, так целый полк солдат под кочном спрятались. Вот это кочан!

– Да ты лгешь!

А коли не веришь, так позовем моего товарища! Хоть мы с ним и рассердивши, а только солгать не даст!

Привели Подлыгалу.

– Правда ль, что твой товарищ кочан такой видывал, что целый полк спрятался?

– Нет, – говорит Подлыгала, – что не видал, то не видал, и лгать не стану! А видел, как кочан с земли тащили. Запрягли двенадцать лошадей и то еле-еле вытащили...

Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей!

Лгало да Подлыгало разделили деньги поровну и в другую деревню пошли. Лгало в одну избу, Подлыгало в другую – будто рассердившись. Лгалу обедом кормят, гороху дают. Лгало горох похваливает. А хозяин рад.

– А только это не горох! Вот я видывал горох так горох. Одна стеблина с дуб толщиной, а струк в небо уперся.

– Да ты лгешь!

– Зачем лгать; не веришь, давай заложимся по сту рублей!

– Давай!

Заложились. И деньги на стол выложили.

– Позовем моего товарища, он не даст соврать, хоть мы с ним и рассердивши.

Позвали Подлыгалу.

– Правда ль, твой товарищ видел горох в дуб толщиной, а струк в небо упирается?

– Нет, что не видал, то не видал, и лгать не стану. А вот видел, как горошком улицу мостили, а в гороховине через реку двадцать человек зараз переплывали!

Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей! Разделили Лгало да Подлыгало деньги поровну и пошли далее...

[Скупой старик]

В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистой. Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные.

А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.

Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекора:

– Такой-де лютой, ненавистной! Жить нельзя, совсем есть не дает, все ругается: «Ненаеды вы едакие!».

– Хорошо, – говорит ей отец, – я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.

И погодя денек-другой, пришел он к старику вечером.

– Здорово, сват!

– Здорово!

– Я к тебе в гости. Рад ли мне?

– Рад – не рад, делать нечего, садись, так и гость будешь!

– Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?

– Ништо, живет себе.

– Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.

Сели за стол. Старик нарезал хлеба, сам не ест – сидит, все на снох глядит.

– Эх, сват, – говорит гость, – это не по-нашему: у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал – и то поел. Ну, вы, бабы молодые! Больше хлеба ешьте, здоровее будете.

После ужина стали спать укладываться.

– Ты, сват, где ляжешь? – спрашивает хозяин.

– Я лягу на кутничке.

– Что ты! Я тут завсегда сплю, – говорит старик: вишь, в куте у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко. Ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь.

Сват это дело заприметил:

– Как хочешь, – говорит, – а я лягу на кутничке.

Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок – скрип! А гость еще с вечера припас про него ременной кнут: как вытянет свата раз, другой, третий – сам бьет да приговаривает:

– Брысь, окаянная! Брысь!

Пришлось старику не евши спать.

Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил надолго себя помнить.

Проводил его старик и с тех пор полно – перестал у снох во рту куски считать.

Петухан Куриханыч

Жила-была старуха, у нее сын Иван. Раз Иван уехал в город, а старуха одна осталась дома. Зашли к ней два солдата и просят чего-нибудь поесть горяченького. А старуха скупа была и говорит:

– Ничего у меня нет горяченького, печка не топлена и щечки не варены.

А у самой в печке петух варился. Проведали это солдаты и говорят между собой:

– Погоди, старая! Мы тебя научим, как служилых людей обманывать.

Вышли во двор, выпустили скотину, пришли и говорят:

– Бабушка! Скотина-то на улицу вышла.

Старуха заохала и выбежала скотину загонять. Солдаты между тем достали из печки горшок с похлебкой, петуха вынули и положили в ранец, а вместо него в горшок сунули лапоть.

Старуха загнала скотину, пришла в избу и говорит:

– Загадаю я вам, служивые, загадку.

– Загадай, бабушка.

– Слушайте: в Печинске-Горшечинске, под Сковородинским, сидит Петухан Куриханыч.

– Эх, старая! Поздно хватилась: в Печинске-Горшечинске был Петухан Куриханыч, да переведен в Суму-Заплеченску, а теперь там Заплетай Расплетаич. Отгадай-ка вот, бабушка, нашу загадку.

Но старуха не поняла солдатской загадки.

Солдаты посидели, поели черствой корочки с кислым квасом, пошутили со старухой, посмеялись над ее загадкой, простились и ушли.

Приехал из города сын и просит у матери обедать. Старуха собрала на стол, достала из печи горшок, ткнула в лапоть вилкой и не может вытащить. «Ай-да петушок, – думает про себя, – вишь как разварился – достать не могу». Достала, ан... лапоть!

Ленивая жена

Жил муж с женой.

Жена была ужасно ленива. Ей ничего не хотелось делать, и до того дошло у них, что не было рубашки.

Муж и говорит:

– Жена, что же ты не работаешь?

А жена отвечает:

– Мне некогда!

– Что же ты не прядешь?

– У меня мотовила нет; поди же ты сходи в лес, сруби дерево и сделай мне мотовило; я и стану прясть.

Муж взял топор и пошел в лес. А она ему и сказала, где и какое дерево срубить; а сама по другой дороге убежала; нашла пустое дупло, да в него села.

Муж приходит, начинает рубить дерево; а она оттуда и говорит:

– Мужик, не делай мотовила: жена умрет!

Сделать мужику хотелось, да и жалко, что жена умрет; он и не стал делать мотовила.

А она вперед его успела прибежать и легла на печку.

– Муж, что же ты мотовила не сделал?

– Да вот, так и так!

– То-то и дело.

Только через несколько времени мужик опять пошел мотовило делать.

Она опять прибежала другой дорогой и то же кричала. Так он и не сделал мотовила.

И в третий раз тоже.

В четвертый раз взял да и срубил.

– Пусть, – говорит, – жена умрет, а сделаю мотовило.

Сделал мотовило, приносит домой; а жена раньше его прибежала, легла на печку.

Муж и говорит:

– Вот тебе, жена, и мотовило!

– Ну, как же я буду прясть? Ведь, как сяду, так и умру!

Вот она берет льну, садится прясть; напряла нитку, другую; а третью стала прясть, стала у нее рука опущаться, а потом и сама повалилась; упала и захрапела, начала умирать. Муж и догадался, что она привередничает.

– Жена, не умирай! Я тебя воскрешу!

Она ему ничего не отвечает; дух стал захватываться.

– Жена, никак ты кончаешься?

Взял да плетью ее и начал бить.

Как она вскочила, давай бежать.

Он бил ее до тех пор, пока она созналась, что это все от лени; и стала она с тех пор рукодельная, и стали они хорошо жить.

[Неумелая жена]

Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки. Захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами поподчивать. Принес домой муку да и задумался.

– Жена! – говорит он своей бабе, – муки-то я украл, да боюсь – узнают! Спросят: отколь ты взял такую белую муку?

– Не кручинься, мой кормилец! Я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных!

Упрямая жена

Жил мужик с женой. Муж ездил в торг; купил коты. Приезжает муж с базару домой. Жена поглядела: в кошле коты.

– Муж, – говорит, – кому коты купил?

– Матушке.

– Умру; зачем коты матери купил?

День не ест, два не ест. Пришел муж.

– Дура, что ты делаешь, за что умираешь?

– Ну, скажи, кому коты купил?

– Матушке.

Она не пьет, не ест; больна лежит. Опять муж приходит.

– Дура, за что умираешь?

– Ну, скажи, кому коты купил?

– Матушке.

Она пуще захворала; послала за священником. Приходит муж,

– Дура, за что умираешь?

– Кому ты коты купил?

– Матушке.

Пришел священник, приобщил ее, маслом соборовали. Опять муж подходит; она спрашивает.

– Кому ты коты купил?

– Матушке.

– Делай гроб; клади меня в гроб!

Сделали гроб; положили в гроб, понесли хоронить; отслужили погребальное. Муж подходит к ней.

– Глупая! За что умираешь?

– Скажи, кому коты купил?

– Матушке!

– Зарывайте меня в землю!

Так и зарыли.

Болтунья

Жил старик со старухой; у него старуха была ужасно на язык слаба, все болтала. Пошел он в лес; нашел там клад и боится своей старухе сказать – та разболтает всем. Наконец сказал своей жене:

– Жена, я нашел клад. Не говори только никому; а то мне и тебе от барина достанется!

– Нет, – говорит, – я никому не скажу.

Ночью взяли они заступ, пошли отрывать клад.

Вышли они в поле. Жена и поднимает блин.

– Муж! Что это такое?

– Молчи! Нынче блинные да пирожные тучи шли.

Идут они дальше. Нужно было им переходить мост; идут они по мосту. В этой реке в сетях заяц ворочается. Она у него и спрашивает:

– Муж! Что это такое?

– Это барские рыболовы в реке зайца поймали!

Идут они дальше. В капкане в поле щука ворочается.

– Муж, что это такое?

– Это барские охотники в капкане щуку поймали!

Идут они дальше; подходят к лесу; там козел закричал.

– Муж, что это такое?

– Это нашего барина в лесу черти бреют!

А это он все подделал, чтоб ее обмануть. Пришли к месту, откопали клад, принесли домой, поставили его под печку.

Стали они жить богато. Соседи стали спрашивать у нее, откуда у них такое богатство.

Она и проговорилась, что клад нашли. Узнал об этом староста, сказал барину. Этот мужик узнал, что барин знает, что он нашел клад, взял клад из-под печки, спрятал в подпол. Вот барин призывает его, спрашивает:

– Нашел ты клад? Твоя жена рассказывает, что ты нашел!

Он и говорит:

– Она у меня полоумная; вы извольте ее призвать и спросить у ней.

Барин приказал позвать его жену. Пришла она. Барин и спрашивает:

– Правда ли, что твой муж клад нашел?

– Правда, батюшка, истинная.

– Где ж он у него?

– Сперва лежал под печкой в чашке, а теперь не знаю, где.

– Да когда же он нашел?

– Да помните, сударь, когда блинные да пирожные тучи шли!

Барин думает: «Не полоумная ли она в самом деле?».

– Да помните, как ваши рыболовы в реке зайца поймали?

Барин молчит, все смотрит на нее.

– Да помните, когда ваши охотники в капкане рыбу поймали?

– Что ты врешь?

– Да невдомек ли вашей милости, когда вашу милость в лесу черти брили?

Барин рассердился на нее, велел ее высечь. И с тех пор муж стал доволен своей женой.

Вавило и Арина

Муж был Вавило, жена была Арина, работать больно ленива. Послали ее жать, нажала сноп и три горсти и закатилась спать. Приходит домой, свекор спрашивает:

– Много ли, Арина, нажала?

– Три кучи.

Они думали – три копны. На другой день то же самое: нажала сноп и три горсти и закатилась спать.

Спрашивает свекор:

– Много ли, Арина, нажала?

– Три кучи.

– С чего бы столько?

– На третий день послали, и свекор пошел поглядеть. Нажала Арина один споп и две горсти и закатилась спать. Свекор пошел домой, взял ножницы и остриг ей голову. Приходит Арина домой и говорит:

– Я-то – я, да голова-то не моя; кто-то остриг. Я-то – жена Арина, а муж-то у меня – Вавило.

После того вскоре помер отец; в бедном состоянии стал Вавило жить и по миру ходить. В одно время пошел в другое село; никто куска не подал, голодный весь день был. Пристигает темна ночь; пошел он домой и заплакал горько.

– Что буду делать? Сам голоден и дети тоже. Дай хоть сенца из стога пожую!

Подошел к стогу, выдернул клочок, вывалился пребольшущий пирог.

– Ах, господи, что такое? Нет, это я детям понесу.

Зашел с другого боку, захватил побольше клочок, пребольшая куча золота вывалилась.

«Что я буду делать? Если я домой принесу – жена расхвастается и барин меня забьет, что я столько денег нашел».

Взял деньжонок несколько, пошел на мельницу, купил гречушной муки, принес домой и сказал жене, чтобы блинов напекла.

– Вот, – говорит, – гречушной мучки насбирал.

Сам на базар пошел, накупил соленых судаков. Где ехать им к этому стогу, разбил барских скирдов три-четыре и насовал этих судаков рылами туда и оттуда. Попался ему мертвый поросенок, он засунул его в мережку и сунул в озеро. Зашел к попу и просил его козла на колокольню посадить, чтобы он кричал и звонил.

Пришел домой.

– Ну что, напекла?

– Вот растопляю печку, укисли.

– Пеки скорее!

Пока пекла, светать стало, и она пошла убираться; а он украл у ней раствору, вышел в поле и давай тесто по дороге бросать. Пришел домой и говорит:

– Знаешь что? Только не сказывай!

– Лопни глазыньки, не скажу!

– Я ведь клад нашел!

– Что ты?

– Право.

Позавтракали. Запрег Вавило лошадь, взял полог и пудовку, поехали за деньгами.

Как выехали, она увидела на дороге тесто.

– Хозяин, что это?

– Это кисельная гроза шла.

Отъехали – увидала блин.

– Старик, это блин! Возьми его! Что это, старик?

– Э, дура, это кисельная гроза была, а это блинная туча.

Доехали до скирдов.

– Гляди-ка, старик, солены судаки!

– Эка диковина? Они завсегда так озорничают; соленые судаки скирды разбивают.

Едут мимо озера.

– Старуха, нет ли мереж, рыбки не попало ли?

Вынул мережу, а там поросенок.

– Гляди-ко, поросенок-то задохнулся.

– Это что это?

– Да тут всегда поросята попадают.

– Вот, старик, мы купим мереж, да будем ставить, всегда свинина будет.

Подъехали к стогу, насыпали деньги. Ехать домой рано; остановились на лугах лошадь покормить. Солнце стало закататься, запрягли лошадь, поехали домой. Едут мимо церкви, и козел привязанный орет и звонит.

Она спрашивает:

– Что это, старик?

– Разве не знаешь? Нашего барина черти дерут.

– Уж теперь его не будет?

– Нету.

Не поспела Арина ссыпать деньги, побежала в шабры и расхвасталась, что клад нашли. Только ей мало верили. Через несколько время дошла весть до барина. Призвал он Арину, стал спрашивать:

– Ну что, клад нашли?

– Нашли.

– Призвать Вавилу!

Пришел Вавило.

– Вот твоя жена говорит, что клад нашли вы?

– Да спросите ее, как нашли, она на свою голову наорет.

Стала она сказывать:

– Когда мы за деньгами поехали, только выехали из польных ворот, все кисель да кисель: кисельная гроза шла; а там дальше все блины да блины. Я сбирала все; а потом до ваших скирд доехали – судаки: три-четыре скирды в ло-о-ск разбили. Я их беремя цело набрала. До озера доехали, а в мережу-то поросенок зимняк такой жирный ввалился. Тут всегда они попадают. Насыпали деньги, еще ехать рано, покормили лошадь, поехали мимо церкви... Есть, барин, словечко, да боюсь сказать...

– Говори.

– В то время, значит, вашу милость на колокольне-то черти драли.

– Меня?

– Да, вас.

– Конюха! На конюшню!

Крикнул барин. Сейчас ей полтораста розог влепили. Оправился мужик через свою хитрость и зажил богато.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю