Текст книги "Ардагаст и Братство Тьмы"

Автор книги: Дмитрий Баринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Меланиппа слезла с огромного трупа змея, взглянула с вызовом в лицо Ардагасту и сказала:

   – И долго бы ты, Солнце-Царь, дрался с этой ящерицей без меня, простой жрицы Артимпасы? Воевать с женщинами ты умеешь лучше.

Она гордо отвернулась и вдруг, уткнувшись лицом в плечо Ардагунды, глухо, навзрыд заплакала. Никто не упрекнул её за дерзость. Росы знали: Ардагаст убил в бою её мать, царицу амазонок Томиранду. А теперь ещё и гибель Пересвета, любимца всей дружины...

   – Да что там... Все мы вместе одолели тварь эту, чтоб ей в яйце сдохнуть, – шмыгая носом, бормотал Шишок, уже принявший свой обычный вид.

Вдруг кто-то удивлённо вскрикнул. На месте отрубленной индийцем головы змея лежал молодой рыжий удмурт, неизвестно откуда взявшийся. Он с трудом встал на колени и тут же принялся кланяться Вишвамитре. Запинаясь и мешая сарматские слова с удмуртскими, пришелец объяснил, что был проглочен аждахой два года назад, а людей не ел, только скот, людей ела одна рогатая голова.

   – Слышал я о таком. Тут нужен меч праведного воина. Вишвамитра, друг, отруби змею головы совсем, только главную не трогай, – сказал Вышата.

Проворчав, что это работа не для кшатрия, а для мясника или палача из самой низшей касты, индиец умелыми ударами отделил четыре головы. Воздух над ними задрожал, потемнел, и вот уже на земле лежали сармат, двое аргиппеев и Пересвет. Гусляр был цел и невредим, только в светлых волосах появились почти незаметные среди них серебряные нити. Меланиппа бросилась к мужу, помогла встать, потом крепко обняла руками за шею, словно боялась, что его опять унесёт злая сила.

Скифские Орфей и Эвридика, подумал Хилиарх. Боги, когда же земля Эллады перестала рожать таких отчаянных воителей? А ведь эта своенравная амазонка, которой он заменил отца, была наполовину гречанкой.

А поляница, улыбаясь сквозь слёзы, выговаривала Пересвету:

   – Ну зачем ты лез этому уроду в пасть? Лучников тут и без тебя много, а такой певец – один.

   – Ничего, я теперь такую песню сложу – про тебя, про Шишка...

   – Про Ардагаста тоже? Как он только тебя... то есть змеиную голову Чашей не сжёг.

   – И про него. Велес умолчать не позволит.

Добрый и мягкий гусляр мог уступить жене во всём, кроме того, что касалось песен. Тут над певцом один Велес властен.

   – Ты скажи, каково оно... змеиной головой-то? – полюбопытствовал леший.

   – Хуже некуда. Всё видишь и понимаешь, а делаешь, как велит рогатая голова, – ответил Пересвет.

   – Однако и против неё пойти можно... если своя голова есть, – сказал Вышата и с упрёком взглянул на остальных спасённых. – Эх вы, головы змеиные!

Те, потупившись, думали об одном: скрыться отсюда, пока с них не спросили за сожранный скот.

А на горе, у Вала, тем временем шёл бой. И не простой. То хворост, которым заваливали ров, разом загорался. То могучий ветер не только относил назад стрелы, но и валил ратников наземь. То городок вовсе пропадал из виду, а из рва лезли чудища одно страшнее и громаднее другого. Силён был Чёрный Бес и знал: здесь противостоят его колдовству лишь старик и женщина. Но противники оказались сильнее и упорнее, чем он думал. Милана, ведьма природная, а не учёная, не привыкла дрожать перед колдунами-мужчинами. Всякие чары она улавливала мигом и тут же принималась давать отпор. А тихий и миролюбивый Акмар совершенно преобразился. Воинственно выставив вперёд роскошную седую бороду, он бросал слова заклятий:

   – В руках Инмара золотой шар, от него моя сила. Вырви тот шар, тогда можешь морочить! Срасти семьдесят семь деревьев, разбитых молнией, тогда жги нас! Семьдесят семь раз поцелуй свои уши и затылок, тогда насылай ветер!

И возникший вдруг ливень гасил хворост, ветер обращался на защитников городка, валя их со стен, а чудища-мороки развеивались. А удмурты, тихие и терпеливые, заваливали ров, лезли на вал, били сосновым стволом в ворота. Наконец ворота были проломлены и ратники Сигвульфа ворвались в городок. Девата бежали в его верхнюю часть, защищённую лишь невысоким обрывом да низкой оградой. А за спиной у них были два громадных, в десятки человеческих ростов, обрыва. Бежать было некуда, выстоять – невозможно. Аждаха погибла, конные росы и их союзники поднялись на гору. Вот удмурты расступились, давая дорогу двум царям, воеводе и великому волхву.

В ограде открылась калитка, и в ней появился Саудев.

   – Ты победил, Солнце-Царь. Но ещё немало твоих воинов погибнет, пока перебьют всех наших мужчин. А старики, женщины и дети бросятся с обрыва, но не станут рабами.

   – Да вас никто и не купит – больно строптивы, – презрительно бросил Санаг.

   – Перебить, их всех! Смерть бесову племени! – закричали аргиппеи. Их приводило в ярость воспоминание о том, как они дрожали перед девата и приручённой теми семиголовой тварью. Мягкосердечные удмурты помалкивали. Вырезать целое племя они бы не стали, но и заступаться за одно чужое племя перед другим... Молчали и росы. Ардагаст окинул взглядом сгрудившихся за оградой защитников городка. Его воинам не придётся даже убивать безоружных. И никто его не осудит. Никто? Он взглянул на внезапно выглянувшее из-за облачной пелены солнце. Потом на Вышату. Великий волхв поднял гневный взгляд на рогатого шамана:

   – Всё племя хочешь с собой в пекло забрать, урод? – Вышата склонился к Зореславичу, тихо сказал: – Когда окончу заклятие, проведи пламенем Чаши по ограде. – Потом воздел руки. В наступившей разом тишине его голос звучал величаво и грозно: – Именем Неба-Отца и Земли-Матери! Силой Солнца, что блюдёт Огненную Правду в среднем мире между ними! Да станет внешнее подобно внутреннему! Кто в этом племени душою бес, пусть станет полным бесом!

Рука Ардагаста с Чашей описала полукруг. Деревянная ограда под золотым лучом вспыхнула и пропала, будто тополиный пух. Над обрывом стояли, не отступив ни на шаг, высокие, крепкие люди, одетые по-аргиппейски. А среди них – покрытые чёрной шерстью остроголовые и рогатые существа. Внезапно один из девата-людей с силой толкнул древком копья стоявшего перед ним беса. Тот покатился с обрыва. За ним ещё один и ещё... Десятка полтора бесов, злобно озираясь и бранясь, сгрудились под обрывом.

   – Вот они и полубесы... – протянул кто-то из росов.

   – Что, не за кого больше прятаться, бесово племя? – Волхв снова воздел руки. – Да поразит вас Перун, как и всяких бесов!

Раскаты грома заглушили вой, в котором уже не было ничего человеческого. Огненные стрелы разом ударили с неба, и на земле скорчились чёрные мохнатые тела.

   – Нам, воинам Солнца, здесь сражаться больше не с кем. А эти люди пусть идут прочь из городка, – твёрдо и властно произнёс Ардагаст, указывая на стоявших над обрывом.

Раскосые глаза Санага вспыхнули было гневом: чужой царь смеет распоряжаться в его племени! Но Зарина сжала руку мужа, и тот, мигом смирившись, сказал:

   – С собой берите лишь то, что унесёте в руках. И скотину – по голове на семью. Всё остальное – наша добыча. Женщины из других родов, похищенные вами, могут вернуться к своим. А здесь снова будет царский зимовник.

У аргиппеев, как и у других сарматов, мужчины охотно подчинялись женщинам – по крайней мере, более умным и твёрдым, чем они сами.

Под свист и насмешки девата покинули городок. Они уходили молча, не отвечая ни на что. Только, проходя мимо царя росов, кланялись сначала солнцу, затем ему. Потомки дэвов ушли в леса вверх по Черной реке, а победители принялись грабить их юрты и избы и уводить скот.

   – Вот и всё. Теперь наш путь – вверх по Ра к Золотой горе, – сказал Ардагаст Санагу.

   – Путь по Белой реке слишком долог: на юго-восток, потом снова на север. По реке Инзер через горы можно выйти прямо к истокам Ра. Я дам вам проводников. Да и сам пойду с вами в такой славный поход! – В глазах царя аргиппеев блеснул азарт.

   – И я пойду с дружиной! Ни один удмурт ещё там не был! – подхватил Ядыгар.

   – Погодите. А что станет с нашими землями? – возразила Зарина. – Ты, Санаг, позвал Роксанака, царя восточных роксоланов, в поход на удмуртов. Наверняка он теперь обидится и пойдёт на нас.

   – Даже если на удмуртов – мы, победители аждахи, будем сражаться вместе! – твёрдо сказал Санаг.

   – К тому же, – продолжила Зарина, – к Роксанаку явились с дружинами Сагдев, царевич западных роксоланов, и Сорак, царевич сарматов царских. Такого набега эти молодые волки не упустят.

   – Эти волки охотятся за мной. Сагдев хочет добраться до стрелы Абариса раньше меня. А Сорак, похоже, рвётся отомстить мне за своего дядю Амбазука, от которого я защитил мордвин. Так что придётся мне ещё раз постоять за вашу землю, – сказал Ардагаст.

   – Нет! – горячо возразил Санаг. – Я накликал на нашу землю всю эту свору, я и остановлю их.

   – Мы вместе остановим их на Белой реке, – поддержал его Ядыгар. – А ты иди к горе богов. Твой путь – святой, солнечный. Может быть, до самого неба. А мы задержим этих волков, чтобы они не помешали твоему походу.

Ардагаст с благодарностью взглянул на царя и воеводу. Ради него они пожертвовали самым желанным для воина – славным подвигом. Теперь он просто не мог не добыть солнечной стрелы, какие бы волки ни шли по его следу.

– Великолепно! – воскликнул Аполлоний, оторвавшись от серебряного зеркала. – Многие ли римляне поступили бы так с побеждённым племенем, да ещё демоническим?

   – Мы, иудеи, для многих тоже вроде бесова племени, – тихо сказал Иосиф бар-Ноэми. – А этот городок – совсем как Масада. Там наши все убили себя и своих близких, чтобы избежать рабства. Ведь их осаждали не росы, а солдаты нынешнего кесаря, которому ты, учитель, даёшь свои мудрые советы...

   – А он их даже слушает. И лучшего кесаря в этой Империи не может быть. Может прийти только худший. Ты знаешь, о ком я...

   – Мы семь лет сражались, как львы, против Империи за свободу!

   – За свою свободу. А не за то, чтобы Империи вовсе не было. Вы же всюду отгораживаетесь от людей, словно прокажённые! И думаете, что ваш бог вас избрал. Для чего, интересно? – Аполлоний сжал ладонью высокий лоб. – Боги, Светлые боги! Как много в Империи обездоленных и как мало способных восстать не то что за человечество – за самих себя! Всё здесь отравлено рабством – души, мысли, книги... И магия тут бессильна: она не может сделать людей хуже или лучше. Вот почему я так приглядываюсь к варварам. Может быть, дракона одолеют те, кто не привык жить под его властью, дышать его ядом...

   – Я вырос на Боспоре и знаю варваров. Те, что живут в северных дебрях, слишком миролюбивы, не могут защитить даже себя. А те, что на юге, особенно степняки – жестоки, алчны и легко перенимают пороки в городах...

   – А где-то между теми и другими – такие, как Ардагаст и его племя.

   – Ты думаешь, учитель, они смогут сокрушить Рим?

   – Сейчас нужно хотя бы остановить его. Если вернётся Нерон – снова начнутся завоевания.

Ещё один человек наблюдал в это время за походом росов через магическое зеркало. То был Клавдий Валент, темноглазый иерофант в чёрной с серебряным шитьём хламиде. Он по-прежнему посмеивался, зная, что удача суждена вовсе не царю росов. Маг тоже происходил с Боспора и полагал, что хорошо знает сарматов и прочих варваров, как и людей вообще. В Империи, казалось бы, можно было изучить всю мерзость и глупость, на какую способен человек. Но сердце иерофанта всё больше стискивала тревога. Из росов, обычного сарматского племени, падкого до набегов и гульбы, стремительно вырастало что-то большое, сильное и опасное, а главное, непонятное – для Клавдия Валента и ему подобных.

Глава 2
БИТВА ЗА ЗОЛОТУЮ ГОРУ

Дружина росов шла в глубь Уральских гор. Вишвамитра, считавший настоящими горами лишь родные Гималаи, только посмеивался. Не было тут ни таких громадных обрывов, ни таких бурных рек, ревущих в глубоких ущельях. Не сияли на вершинах недоступной белизной снежные шапки. Лишь вонзались в небо острые верхушки елей и пихт, словно бесчисленное войско леших-копейщиков обступило незваных пришельцев. Вершины же самых больших гор были и вовсе безлесны. По словам аргиппеев, там и пасли свои стада могучие аримаспы.

Дики и безлюдны были горы. Редко где попадалась охотничья избушка или шалаш. А для охоты тут было раздолье. Вдоволь добывали росы и лосей, и оленей, и тетеревов. Били волков, рысей и росомах, подбиравшихся ночами. А столько соболей, куниц, белок не видели в своих лесах даже венеды. Лишь грозный лесной хозяин – медведь – не уважил гостей, потому как успел завалиться в спячку. Реки и озера изобиловали рыбой. А ещё росло тут дерево с голубой хвоей, напомнившее Хилиарху ливанский кедр. Кедром его и прозвали росы, хоть по-аргиппейски оно звалось иначе. И были у этого дерева орехи, маслистые и на редкость сытные и вкусные. Нет, только ленивый да неумелый не прожил бы в этом краю!

И люди тут когда-то жили, а не только забредали поохотиться. То и дело попадались заплывшие, заросшие, но всё ещё глубокие ямы. Как говорили аргиппеи, здесь добывали золото и медь арьи, которых привёл сюда Урал, победитель дэвов. Но что стало с этим племенем, аргиппеи толком не знали. Одни считали арьев своими предками. Другие говорили, что арьи сгинули: сами себя в землянках похоронили, когда пришли в горы аргиппеи. Но все были согласны, что арьи стали подземными духами, а потому в их старых копях лучше не рыться – не то вместо золота безвестную смерть найдёшь. Если только ты не в дружбе с арьями, а ещё лучше – с подземным Змеем-Полозом, чей след – золото, и с Хозяйкой Золотой горы. Хозяйка эта – богиня могущественная, но своенравная. Любит смелых людей, а не любит трусливых и жадных. Ей подвластны грифоны, что ищут и хранят золото. А главный враг её – Ваю, владыка Злой горы.

С боязливым почтением отзывались аргиппеи о рахманах – жрецах арьев. Эти мудрецы тоже удалились в подземный мир и там, в озарённых волшебным светом пещерах, хранили древние знания. Иногда они являлись и предсказывали будущее, но только самым праведным людям, и не всякий мог увидеть и услышать рахмана, даже стоя рядом. А ещё говорили: перед самым концом света выйдут арьи и жрецы их из-под земли с великими сокровищами и великой мудростью.

А вот лешие здесь были какие-то странные: одноногие, однорукие, ещё и одноглазые. Шишок таких уродов только в Карпатах видал, да и туда их чёрные друиды привели. А здешние – верно, из той же кривой своры, что и аримаспы. Ты их зовёшь по обычаю выпить медку, закусить, а они – в лес подальше. Не иначе доносят Злой горы хозяину. Несколько раз замечали ветряных дэвов, что с воем проносились над верхушками елей куда-то на восток. Тоже не к добру... А водяные пери здесь такие же, как родные днепровские русалки: молодые, красивые и проказливые. Останешься один в лесу – норовят заманить к реке поближе. Охотишься за лебедями, а они вдруг обернутся целой стайкой длинноволосых красавиц – да в воду.

Поздним вечером на берегу Инзера отпраздновали день Огня-Сварожича. Невесёлый это праздник: с этих пор ночь становится длиннее дня. В этот день старшие братья, Вечерник и Полуночник, убили Даждьбога-Колаксая. Сначала его златогривого красного коня, потом его самого. Завидовали рождённые в ночи рождённому вместе с утренним светом. Особенно после того, как не им, а ему дались солнечные дары. Но если уходит из земного мира Солнце – остаётся его брат Огонь. Разведи его, накорми, не дай угаснуть – и не будешь говорить: Тьма и Зло в мире правят, такое уж нынче время. Время оно такое, каким ты сам его сделаешь.

Вот и горит над рекой костёр, и льёт в него из Огненной Чаши золотистый мёд сам нынешний Солнце-Царь. Род его – от великих царей сколотов-пахарей, а тех – от самого Колаксая. Рядом читает молитвы Вышата, а он из рода великих жрецов племени авхатов, чей предок – Вечерник, которого величают Липоксаем, Горой-Царём. А наливает мёд в Чашу дреговицкий княжич Всеслав, чьё племя, когда-то звавшееся траспиями, Ардагаст вывел из припятских болот на прадедовские днестровские земли. Их предок – Полуночник, он же и Арпоксай, Глубь-Царь. Теперь они зовут себя по-сарматски хорватами – «солнечным племенем», в знак верности Солнце-Царю росов.

Грызня племён, измена и чванство вождей некогда погубили Великую Скифию. Но сейчас потомков тех вождей собрала у священного костра могучая сила Огненной Правды. И потому никто из полутора сотен лучших росских воинов, проникших в сердце Урала, не ждал от другого ни предательства, ни трусости. Не водится такого между воинами Солнца.

А лес обступил дружину кругом – тёмный, угрюмый, недобрый. Холодный ветер раскачивал верхушки елей, раз за разом бросался на костёр. Священное пламя изгибалось, как дерево под ветром, металось, но не гасло. Вспыхивали красные огни глаз – чаще по одному, рвали тишину зловещие крики – не звериные и не человечьи. Уродливые косматые тени появлялись между стволами. Но не могла нечисть найти дорогу в души людей, согретые святым огнём. Никто в страхе не молился ей, не обещал жертв, а лесовики-нуры ещё и посылали во всякие негожие места.

И всё же сердца росов тревожно сжимались: если и Даждьбога-Колаксая настигла смерть, то что же станет с нынешним Солнце-Царём, сыном смертных? Не в эти ли дни кончатся подвиги Зореславича, не станет ли последним самый далёкий и священный его поход?

Но вот окончилось жертвоприношение, Вышата с Пересветом взялись за гусли, разом ударили по струнам, и царь росов, выхватив меч и акинак, пошёл в пляс. Сильный, ловкий и быстрый, он то подпрыгивал, потрясая оружием, то шёл вприсядку. А вокруг него степным ветром носилась, скрещивая над головой два клинка, Ларишка. Вот так же плясали они этот древний арийский танец в честь Солнца-Митры десять лет назад в страшных пещерах Гиндукуша. С тех пор тела их не утратили гибкости и силы, а души – отваги. И так же весело и молодо было лицо Ардагаста с лихо закрученными золотистыми усами, и тем же дерзким огнём сверкали раскосые глаза тохарки.

Ардагунда легко вскочила с мечом и секирой в руках и понеслась вокруг костра, за ней – могучий Вишвамитра со своей огромной кхандой, а следом, потрясая секирами и ударяя ими в щиты-полумесяцы, – все поляницы. Их воинственный хоровод окружил и костёр, и царя с царицей.

   – Слава Даждьбогу-Гойтосиру, Солнцу Непобедимому! – восклицал царь.

   – Слава Моране-Артимпасе, воительнице! – отзывались царица с амазонками.

А воины азартно били в ладоши. И нипочём им были все страхи безлюдных гор на краю света. Берегись, нечисть одноглазая, – росы идут!

С Большого Инзера отряд перешёл, спрямляя путь, на Малый Инзер. Вскоре эта речка повернула на север, а за ней, на востоке, поднялась огромная гора, сплошь заросшая лесом. Верхушки елей и пихт тонули в тёмно-синих тучах. Вдруг тучи разошлись, уступая внезапно налетевшему ветру, и открыли голую двуглавую вершину, увенчанную скалой, похожей на сапожок степняка. Проводник-аргиппей с дрожью в голосе сказал:

   – Совсем плохие места начались. Это – Злая гора. Тут в пещере живёт Ваю, главный дэв ветров. Та скала – его сапог. Когда она видна – очень плохой знак. Рядом со скалой – озеро, а в нём – аждаха, самая большая. Та, что в Чёртовом городке, перед ней змеёныш. А под скалой – пещера Ваю, что идёт до самой преисподней. Оттуда вылетает северный ветер, самый злой, а с ним – дэвов без числа.

   – Это же Гекмитрон, Земная Дверь, пещера Борея. Всё, как писал Аристей! – бодро произнёс Хилиарх. В голосе эллина не было страха, только удовлетворение путешественника, убедившегося, что книжная мудрость его не подвела. До чего же хорошо странствовать вот так, ища новых знаний и подвигов, а не богатства, за которым он когда-то забирался то в Британию, то к янтарному Венедскому морю! Он сам – не писатель, но в Пантикапее его возвращения ждёт добродушный лысоватый мудрец Стратоник, чтобы продолжить свою книгу «О северных пределах Скифии».

   – Не это ли гора Арезур, худшая среди северных гор Хара Березаити? Там живут сто тысяч дэвов без одного. Так меня учил мобед[16]16
  Мобед – зороастрийский жрец.


[Закрыть] у нас в Бактрии, – сказала Ларишка. – Он больше всего на свете боялся севера. Говорил, что люди там воинственные и свирепые, как дэвы... Это уже точно не про тебя! – с улыбкой взглянула она на мужа.

   – Эти сто тысяч без одного живут в пекле и рвутся через Земную Дверь на небо – остановить движение звёзд, чтобы утро не могло наступить. А не пускают на небо эту свору сто тысяч фраваши – праведных духов – и Семеро Мудрецов, – сказал Вышата.

   – Да, Семеро Риши[17]17
  Риши – мудрец (инд.).


[Закрыть], – кивнул Вишвамитра. – Греки это созвездие зовут Большой Медведицей и рассказывают какую-то басню про царевну, обращённую в медведицу.

   – Вовсе не басню, – возразила Лютица. – Небесная Медведица, она же и небесная Лосиха – это сама Лада, Мать Мира. Её и боятся бесы.

   – Не так её, как её сыновей, богов-воинов, – ответил индиец.

   – Как пойдём дальше, царь? – осведомился аргиппей. – С юга обойдём Злую гору, с севера – всё равно попадём к аримаспам. Они сейчас стада гонят с вершин в долины. На Инзере, Ра, Дайке, Юрюзани – всюду в верховьях одноглазые, из-за них там даже сарматы не селятся. Злой народ, страшный!

   – А какая дорога ближе? – спросил Ардагаст.

   – На север по Малому Инзеру и Юрюзани. Аримаспов там меньше. А к Золотой горе выйдем с севера. Там уже земли грифонов. Тоже злые, страшные: на скотину нападают, на людей тоже...

   – Грифоны – птицы Солнца и никого зря не трогают. Видно, вы Солнцу жертв жалеете. Или за золотом лезете куда не надо, – возразил Вышата.

   – Вот к ним мы и пойдём. На север, – сказал Ардагаст и обернулся к воинам: – Не унывай, дружина! За Злой горой непременно Золотая. Так боги мир устроили. И никакие чары кривые нас не остановят!

Аргиппей покачал головой:

   – Ты – великий воин. Медведь на твоём пути встанет – пройдёшь, аждаха встанет – пройдёшь, аримаспы всей ордой выйдут – пройдёшь. Не пройдёшь только мимо самого Ваю. Его ветер – смерть, его взгляд – смерть.

   – Знаю я вашего Ваю. Мы, венеды, его Вием зовём. Один его сородич пробовал меня в Карпатах остановить, только слаб его глаз бесовский оказался против Огненной Чаши, – возразил Зореславич.

   – Эка невидаль: глаз, ветер... – вмешался Шишок. – Глаз ему выкололи мы с Хилиархом. А ветер в лесу я и сам могу поднять, да со свистом, с буреломом!

   – Был когда-то великий воин Гаршасп, что самого Ваю победил и под землю загнал. Родятся такие храбры и могуты среди росов или нет? – задорно спросила дружинников Ларишка.

   – Да что мы за воины будем, если нас ветром унесёт? – громко сказал Сагсар, отец Неждана Сарматича. Дружина одобрительно зашумела.

Отряд бодро шёл дальше на север, но кое-кого из предводителей мучили сомнения. Гот Сигвульф всю жизнь поклонялся Одину, яростному повелителю бурь, и теперь раздумывал: не придётся ли схватиться с самим Отцом Битв, Сеятелем Раздоров? Тот ведь тоже одноглаз, как эти аримаспы... А Ларишка тихо говорила с Вышатой:

   – У нас на юге мобеды молятся Ваю и говорят, что ему поклонялись все праведные цари. Иногда говорят, что есть два Ваю – добрый и злой. А Гаршаспа называют великим грешником. Я давно заметила: мобеды не любят воинов и норовят их унизить.

   – И у нас брахманы задирают нос перед кшатриями, – кивнул Вишвамитра.

   – И не зря, – улыбнулся волхв. – За вами, воителями-крушителями, нужен глаз да глаз, не то всё разнесёте и себе шею свернёте. Сказано: сила есть – ума не надо.

   – А всё же: злой Ветер или добрый? – спросила царица.

   – Он... своенравный. Может и добро сделать. Только справедливости у него не ищут. Она – у Даждьбога-Солнца, что всегда одним и тем же путём ходит. Перун тоже справедлив, но гневлив и нещаден. А Ветер-Стрибог самый буйный и переменчивый... Ну, да об этом мудрейшие волхвы спорят, и каждый своего бога хвалит. Пока одно скажу: если и есть добрый Ваю, то не здесь. Больно уж много тут всяких... кривых!

Люди ехали и рассуждали о богах, не зная, что боги наблюдают за ними. На вершине Золотой горы стояли двое: могучий зрелый муж с буйными чёрными волосами и пышной золотой бородой и стройный златоволосый юноша. Оба были вооружены мечами и секирами. Первый держал в поводу коня тёмно-синего, как грозовая туча, второй – огненно-красного.

   – И выбрал же время Ветродуй со своим кривым кодлом! – с досадой сказал старший. – Все в разлёте. Братцу Яриле с сестрицей Мораной сейчас на земле быть не положено. Дед Святовит на западе с дикими охотниками бьётся, и вся моя грозовая дружина там же. А твои солнечные воины на востоке заняты.

   – Там дело плохо. Маг Чжу-фанши – тот, что всё в боги лезет – из Алтайских пещер освободил мангусов и повёл на юг. Они пострашнее аримаспов: у кого семь голов, у кого девяносто пять, огнём дышат, а самих ни огонь, ни обычный меч не берёт. Да ещё целая орда чёрных шулмусов увязалась за ними. Этим козлоногим только дай людей помучить и пограбить. Если их не остановить – все вольные города на Тариме опустошат и пойдут дальше на запад, покорять мир для Сына Неба... то есть для мага Чжу.

   – Любишь ты эти восточные степи и горы, – усмехнулся старший. – И тебя там любят. Красный Всадник, Майтрейя, Гэсэр-хан... Только с севера спасения и ждут, с твоего Белого острова. А вот меня, верно, нигде не любят, – вздохнул он. – Боятся моих молний, чтут, людей в жертву приносят. Но не любят.

   – Ты сам людей не любишь и не жалеешь. Только караешь.

   – Зато ты к ним больно добрый, – огрызнулся старший. – Рай земной для арьев в этих местах устроил: ни тебе голода, ни холода, ни жары...

   – ...Ни рабства, ни войн, ни неправды. – Взгляд младшего озарился радостным воспбминанием.

   – А кончилось тем, что твой любимчик Йима Сияющий возгордился и себя богом объявил. Пришлось у него царство отобрать, – безжалостно напомнил старший.

   – И всё равно люди уже тысячи лет помнят о Золотом Царстве. Помнят и ищут к нему дорогу, и ещё тысячи лет искать будут, пока не найдут! – Голос младшего дрожал от затаённой боли.

Старший положил ему руку на плечо:

   – Не мучься ты из-за них, младшенький. Что с людей возьмёшь, если их дед Белобог с дядей Чернобогом вместе создавали? Вот и вышло: ни бог, ни скотина, одно слово– смертный.

   – Люди лучше, чем ты думаешь! – упрямо произнёс .младший. – И ты это скоро увидишь.

К ним мягкой походкой подошла женщина средних лет, с красивым добрым лицом, в белой вышитой рубахе и наброшенной на плечи шубе из золотистых бобровых шкур.

   – Ну что, детки, кто защитит мамин дом? Мои птички одни не справятся. И Симаргл где-то запропастился.

   – Было бы что защищать, – проворчал старший. – Все дворцы давно перенесены в небесный Ирий. А подземелья с золотом и самоцветами только завалить да заклясть хорошенько.

Женщина удручённо вздохнула:

   – Помните, как тут было хорошо тогда? Даже зимой. Вы, маленькие, с детьми людей играли. С вершины вниз на лыжах до самой Pa-реки съезжали. Ты, Даждь, грифонов объезжал, земных девчонок на них катал... А теперь, на небе, то и дело думаешь: не начнут ли люди нас забывать? Вот нечисть никуда с земли не уходит, зубами и когтями держится за свои проклятые места.

Из-под скалы выбрался старичок с бородкой, в островерхой шапочке и сокрушённо покачал головой:

   – Что будет-то, если бесы гору захватят... Мало что все сокровища себе заберут, на все копи лапы немытые наложат. Тут их и чарами не остановишь. Хуже всего – налетят, как воронье на падаль, со всего света самые паскудные людишки, что за золото душу свою и чужую продадут, ещё и чёрта-купца надуют! Ох, не люблю я таких, хоть я и бог богатства. А потом как пойдут народы друг на друга войной из-за здешних сокровищ! Бесам только того и надобно... И ведь было время – люди совсем бедно жили, одной охотой, а между собой воевали редко и недолго. Это теперь за мешок золота целое племя перебить могут, а потом непременно кому-то из вас, молодых, жертву принесут...

   – Ты прав! Нельзя Золотую гору нечисти отдавать. Чтобы люди не думали, будто Правда на небо ушла, а землю Кривде оставила, – решительно сказал златоволосый.

   – А кто гору защитит? Я, что ли? Так я не воин, а просто Велес, всем вам, добрым и злым, прадед, – развёл руками старичок.

   – Могу послать только десяток грозовых воинов с Гремиславом Властимиричем. Он один многих стоит, – сказал черноволосый.

   – А мне и послать некого. И так Белый остров почти без охраны оставил, – виновато произнёс молодой бог.

   – Так что же, смертным ваш дом защищать? – с ехидцей спросил старик. – Это где же такие могуты водятся?

   – В земле росов! – Златоволосый резко указал рукой на запад. – Видите? Идёт с дружиной Ардагаст, племянник Гремиславов. А в руке его – моя Огненная Чаша.

   – Твой избранник, – усмехнулся старший. – Мы ему, помнится, назначили добыть стрелу Абариса. Ну-ну, посмотрим, чего он стоит в битве богов. До сих пор он воевал только за своё царствишко.

   – Он наш избранник. И воевал всегда за нас, Светлых богов, – строго произнесла женщина. – Ладно, мальчики, летите. Вам обоим неблизкий путь. А я останусь здесь. Я ведь Хозяйка Золотой горы.

Оба бога поклонились матери, сели на коней. Те разом оттолкнулись от скалы копытами, уже в прыжке развернули неведомо откуда взявшиеся крылья и полетели: синий конь – на запад, а красный – на восток. Большой чёрный ворон с золотым клювом, до сих пор сидевший на скале рядом с красным конём, полетел на юго-запад – туда, где долиной между двумя хребтами шла дружина росов.

   – А там, внизу, ещё думают, будто мы всемогущи, – задумчиво произнёс старик.

Росы шли долиной Инзера, потом Юрюзани. Аримаспов почему-то не было видно. Хотя попадались следы их становищ. Наконец миновали Золотую гору, и справа, за невысоким хребтом Бахты, встала во всей своей загадочной красе Золотая гора. Вид её то и дело менялся. Скроется солнце – и гора тёмно-синяя, будто туча. Снова выглянет – и она покрывается весёлыми зелёными пятнами. А то вдруг озаряется чистым золотым сиянием. Что же там сияет – золотые дворцы богов, груды невиданных сокровищ? Вышата рассуждал вслух:

   – Если это Хукарья, Золотая гора, высочайшая и лучшая из гор, почему она ниже Злой горы?

Вишвамитра недоумевал ещё больше:

   – Высочайшая из гор – золотая Меру, обитель богов. Только куда этим горам до Гималаев, даже до Кавказа? Слушай, великий волхв, да там ли мы ищем эту гору?

   – Вдруг Солнечная река – это не Ра? А, скажем, наш Вахш или Яксарт? Тогда Золотая гора – на Крыше Мира[18]18
  Крыша Мира – Памир.


[Закрыть]. А мы забрались куда-то в Ахриманово логово, – сказала Ларишка.

   – Скажи лучше – за Бактрией соскучилась, – усмехнулся Ардагаст.

   – Да, соскучилась! Отца с мамой девять лет не видела.