Текст книги "Ардагаст и Братство Тьмы"

Автор книги: Дмитрий Баринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Окончился военный совет. Стан росов погрузился в сон. К берегу Печоры спускались четверо волхвов: Вышата, оба манжара и Або. Следом на духовных крыльях неслышно летел Аристей. Венед на ходу переговаривался с Зорни.

   – Кто же этот Ваю-великан, спутник Солнечного Всадника? Неужели тот самый Ваю, с которым мы бились у Золотой горы? – сказал Вышата.

   – Бактрийские маги говорят: есть два Ваю – добрый и злой, – ответил Зорни.

   – Да, и у нас одни волхвы считают Стрибога, деда ветров, добрым, другие – злым, чуть ли не самим Чернобогом.

   – Ветер не добрый и не злой. Он сильный, своевольный. Летает где хочет. Лучше такого бога не вызывать. Разве мало других богов и духов? – сказал Або.

   – Да, Эол, владыка ветров, и Борей – оба из рода титанов. А титаны не столько злы, сколько необузданны. Люди их помнят, но мало кому из них поклоняются, – заметил Аристей.

Лунг-отыр молчал. Больше воин, чем шаман, он был мало склонен рассуждать о божественных тайнах.

Волхвы остановились под высоким обрывом, уселись полукругом. Впервые за много дней облака разошлись, и полная луна встала над стеной сосен, проложив серебряную дорожку по тёмной воде Печоры. Ниже по течению горел костёр, стучали топоры. Коми и печорцы готовили плоты, чтобы завтра перевезти часть конников в тыл подземной орде. На это отчаянное дело вызвались Сагдев с Сораком и их дружинники. После бесславной схватки с Симургом они больше всех искали случая отличиться в походе.

Лица волхвов были сосредоточены. Предстояло вызвать самого могучего из древних зверобогов, которого венеды называли Индриком-зверем. Явится ли он из-под земли? Или из воды, в облике громадной щуки с бивнями? Развели небольшой костёр, бросили в него чародейские зелья. Вышата положил на колени гусли, тронул струны и запел:

 
Ходит Индрик-зверь по подземелью,
Будто солнышко по поднебесью,
Проходит все горы белокаменные,
Пропускает реки, кладези студёные.
Когда зверь рогом поворотится,
Вся Мать Сыра Земля всколеблется.
Никому обиды он не делает...
 

Тихо и мерно рокотали струны, и им вторил такой же мерный рокот трёх бубнов. Зорни и Лунг-отыр напевали по-манжарски, Або – на языке, неведомом ни манжарам, ни венеду. Но сам этот напев был сложен пещерными колдунами в те времена, когда могучие дети Индрика-зверя ещё жили в среднем мире.

Вдруг стена обрыва задрожала. Из глины высунулись два огромных кривых бивня. Потом глина с грохотом осыпалась, глыбами едва не завалив костёр, и из-под земли показалась тёмно-рыжая косматая громада. Длинный хобот шевелился, обнюхивая людей. Маленькие глаза смотрели внимательно, изучающе. Казалось, это присматривается к людям сама бездна тысячелетий, пролёгшая между кремнёвым топором и мечом индийской стали, между колдуном в бизоньей шкуре и магом-философом с папирусами в руках. Что за дело было древнему зверобогу до царств и империй, философских дискуссий и борьбы магических братств?

Четверо волхвов, встав на колени, простёрли руки к могучему зверю. Аристей, сидящий на бугорке, почтительно кивнул. Вышата заговорил:

   – Индрик-зверь, всем зверям отец! Вышли из пекла люди незнаемые, смерть и разрушение в этот мир несут. Не просили бы мы твоей помощи против них, если бы не подземные сииртя. Они твоих детей могучих привели на помощь нечисти. Никогда ещё твои дети-индрики не приходили в этот мир для зла. Ведь людей незнаемых выпустил колдун Громобой, наученный Ягой и Чернобогом, а они – друзья Змею Глубин, твоему врагу. Сам знаешь, чего он миру желает – разрушения. Останови своих детей, Индрик-зверь! Не дай им напрасно погибнуть и мир погубить.

   – Помнишь, Махар-зверь, я вызывал тебя на юге, в индийских пещерах? Ты пришёл в обличье слона с рыбьим хвостом и победил каменного бога-быка. Ты – древний бог, добрый, мудрый. Знаешь, кто за правду стоит, кого защитить, – сказал Зорни.

Або заговорил на своём языке. Зверобог выслушал его, кивая огромной головой, потом положил хобот на плечо северному шаману. Тот обернулся к остальным и сказал:

   – Я объявлю земляным быкам и подземным сииртя волю Йенгоры-зверя. Я ведь сам из сииртя.

Пока волхвы-мужчины шаманили, вызывая зверобога, три волхвини занимались вполне женским, хотя и не совсем своевременным накануне битвы делом: начищали серебряные блюда. Эти блюда были взяты ими со священной ели на Гляден-горе. Когда Вышата заговорил (ещё тогда) о том, что нужно защитить войско от трёх смертоносных богинь, Потось сказала:

   – С женщинами мы, женщины, сами справимся. Вам, мужчинам, врагов и так хватит.

О трёх богинях, преграждающих путь на север, волхв знал давно – ещё из книги Аристея.

Тем временем Хилиарх с Хариклом несли к берегу – туда, где готовились плоты, – объёмистый мешок, наполненный необычным веществом. Среди знатоков искусства Гермеса Трисмегиста, именуемого арабами «алхеми» – «египетское», этот голубой, как хвоя ливанского кедра, порошок называли «голосом Пана». Рассеянный в воздухе, он мог посеять смятение и страх в самом отважном войске. Изготовил Харикл его ещё в городке Корт-Айки, только что освобождённом. Секрет зелья бронзовщик некогда узнал от жреца, выгнанного из храма Тота-Гермеса в Гермополе. Избавившись от рабства у кузнеца, многоопытный грек рассудил, что пробираться в одиночку на юг – значит рисковать снова угодить в неволю. Лучше уж было присоединиться к росам, чтобы на обратном пути попасть вместе с ними в Танаис или Ольвию. Поход в гиперборейские дали был опасен, но и увлекателен для эллина. Он, однако, понимал, что на него, изготовителя Колеса Смерти, скифы смотрят весьма косо. И потому постарался доказать им свою полезность, создав новое могучее оружие.

Но сейчас сердце Харикла было полно трепета. О Грайях и Горгонах он читал у Овидия и полагал, что зловещие сёстры, порождение морского титана Форкиса, обитали где-то в горах Атласа. А ведь смотрел же в театре Эсхилова «Прометея», сочувствовал Ио, бегущей от овода Геры через страну мрака, мимо Грай, Горгон, грифонов и аримаспов. Ещё и посмеивался над поэтом, не знавшим географии. Теперь же из слов шамана эллин понял, что все шестеро зловещих сестёр – лишь обличья самой ужасной из богинь, призываемой ведьмами и некромантами. Её, Трёхликую, Владычицу Теней, конечно же не убил никакой Персей. Не дойдя до берега, Харикл со вздохом опустил мешок:

– Передохнем, друг Хилиарх... И поговорим подальше от варварских ушей. Ты ведь понял, чей губительный взор мы увидим завтра? По нашим ничтожным заслугам мы обратимся не во мраморные статуи, а разве что в известняковые.

Хилиарх только усмехнулся:

   – Слышал я на Кавказе предание о Сынах Солнца, которым Бог Богов предложил выбрать славную смерть либо долгую, но бесславную жизнь. Они избрали первое и обратились в камни. А вот трусы, я думаю, под взглядом Горгоны обращаются в тот материал... которым только огороды удобрять.

   – Ответ, достойный самого Персея... Но мы ведь с тобой не герои. С нашими матушками не спали ни Зевс, ни Аполлон. И что за дело нам, эллинам, до этого побоища между дикими скифскими воителями и подобными им демонами из Тартара? – Голос бронзовщика обратился в хриплый шёпот. – Хилиарх, бежим, пока не поздно! Прочь из этого киммерийского мрака, прочь от этого древнего ужаса! А зелье заберём с собой и продадим сарматам или каким-нибудь кавказским царькам. Дальше на юге оно стоит не так много, там с его действием справляются даже начинающие маги. Кстати, я ведь припрятал кое-что из сокровищ кузнеца у себя в суме, вопреки этому дурацкому обету не брать добычи. Ты, наверное, тоже?

Хилиарха передёрнуло от омерзения, когда он в лунном свете разглядел подленькую, заискивающую, всезнающую ухмылку на бледном лице Харикла. Грек-рос сгрёб бронзовщика за полы сарматского кафтана, встряхнул:

   – Ах ты, мразь, гречишка! Вот по таким, как ты, здесь и судят об эллинах! Да ещё посмел браться за алхимию... Думал, это вроде как варить краску на продажу? Ты призывал духов четырёх стихий, владык семи металлов, семи планет?

   – Призывал... Всё, как говорил египтянин.

   – А он сказал тебе, что алхимик должен быть чист и скромен, а его мысли – свободны и согласны с его делами? Что, работая, он должен возвышать свою душу? Понимаешь хоть, гнев и несогласие скольких стихий ты накликаешь на нас? Придётся сказать Вышате или Аристею, чтобы укрепили заклятиями твоё зелье. Представляю, с какими паскудными мыслями ты его готовил...

Ремесленник, более крупный телом и сильный, чем Хилиарх, весь сжался под его взглядом и только всхлипывал:

   – Да, я не герой Эллады. Я трус, мошенник, пройдоха. Но ты же сам сделал меня таким...

   – Так я же тебя и сделаю если не героем, то человеком – тем, которого искал Диоген! Очищу твою душонку лучше всякого иерофанта. А для начала вытащишь из сумки то, что утаил, и бросишь при мне в реку.

С неба на них глядела полная луна, которую эллины зовут «ликом Горгоны».

На песчаном бугре над берегом Печоры одиноко сидел Железный Старик. Среди сосен за его спиной горели костры. Стан, тянувшийся далеко вглубь леса, шумел на все голоса, несмотря на поздний час. Злые, угрюмые, грозные песни подземных жителей напоминали то медвежий рёв, то волчий вой. Их язык, похожий на пермяцкий, кузнец понимал плохо. То и дело доносилась брань, в темноте вспыхивали драки. Гоготали и ухали лешие, лаяли пёсиголовцы. Вблизи слышался женский визг и довольное ржание мужиков. Он узнавал голоса своих сыновей. Хорошо освоились ребята: вместе с нечистью печорских девок портят.

Лучше всего ладил с пекельными выходцами и знал их речь Яг-морт. Но старого друга сейчас рядом не было. Кузнец послал его с лучшей частью рати в обход, с трудом заставив Медведичей и их шайку подчиниться лесному человеку. А ведь не справятся они с этим полчищем без Яг-морта и без него, Корт-Айки. Разбредутся пекельные головорезы, передерутся, повернут назад. А может быть, и не разбредутся, и не повернут... И сами решат, с кем и как воевать.

Он, колдун-разбойник из прикамских дебрей, вёл сейчас войско побольше, чем у иного сарматского царя. Но как же мало знал он об этом войске! Как они жили у себя под землёй, с кем вечно сражались? Сколько их там ещё осталось? И кто, какие невиданные люди, бесы, чудовища могли выйти следом через взломанные им медные ворота? Он знал лишь, что люди незнаемые делятся на племена – пёсиголовцев, волосатых, безглавцев и прочих. С их вождями он и имел дело. Со своими же воинами вожди управлялись сами сурово и безжалостно с помощью десятников и сотников. Драки, убийства, жестокие наказания были обычным делом, но до настоящих усобиц в стане никогда не доходило. Порядка здесь было не меньше, чем в волчьей стае, где слабый подчиняется сильному, а тот – сильнейшему.

В одном кузнец был уверен: пекельная орда ненавидит всех земных людей. Всех, а не только арьев, загнавших её предков в преисподнюю, или их потомков. И ему подчиняются только из-за жезлов Яги. Но всегда ли будут подчиняться? И что ещё задумает подземная владычица?

Тихо подошла Сизью, села рядом. Не поднимая головы, он проговорил:

– Пустили мы в мир реку пекельную, нечистую и думаем, будто её ведём, а это она нас несёт Чернобог знает куда. И сами мы будто уже не люди, а уроды преисподние вроде всех этих...

   – А чем они все хуже хотя бы Яг-морта? – пожала плечами ведьма. – У них всё по-нашему, по-разбойничьи: нет знатных, простых, старейшин почтенных, а есть только сильные и слабые.

   – По-звериному тут всё. По-нелюдски! – с тоской сжал кулаки Корт-Айка. – Поделом мне – куда шёл, туда и пришёл. А началось всё с того, что убил двенадцать охотников-манжар. Из-за лося убил. Крупный лось был, отменный – на всех бы хватило... К людям нужно было идти из дебрей этих, к людям!

   – Иди. Они тебя за одно только Колесо Смерти самого к колесу привяжут и с горы спустят.

   – А хоть бы и так. Устал я... От всего устал.

   – Иди, – повторила Сизью, презрительно поджав губы. – Я с тобой не пойду. И сыновья не пойдут. Слаб ты стал. Не телом – духом. Не нужен ты нам такой.

   – А старый, хворый, израненный – тоже не нужен буду?

   – Был когда-то обычай – стариков убивать. Заметил, среди незнаемых стариков нет? У иных племён ещё недавно тех, кто от старости умирал, с бараниной съедали.

   – Нет уже племён тех.

   – А незнаемые есть. Вернулись! И Медведичи с дружиной мясо врагов едят. Помолодел мир перед концом! – жутко, задорно рассмеялась ведьма.

Кузнец тяжело поднял голову. Глаза его сверкнули.

   – Миру конец? А может, нам? Съесть вожака готовы, волки? Нет, не ослаб я ещё!

Он всей тяжестью, как зверь на добычу, навалился на колдунью, прижал её к холодной земле и с радостью ощутил сопротивление всё ещё крепкого, ладного тела. Всё, как тогда, много лет назад, в лесном святилище Йомы, среди людских черепов на ветвях ели, под крик сов. Эти совы могли бы вмиг выклевать ему глаза, разорвать шею, но она не позвала их на помощь. И не обрушила на него свои чары, хотя стояла полная луна – так же, как теперь.

   – Миру конец? Так погуляем напоследок! – рычал он.

   – Да, да! Он наш! Никого нет, кроме нас!

В звуках, которые они издавали, уже не было ничего человеческого – словно сходилась пара сильных, опасных хищников, к которым в такой миг лучше не приближаться.

Войско росов вышло к устью Подчерья. Полтысячи конников в железе – для севера это была неодолимая рать. Но против людей. А против многотысячной орды, изрыгнутой пеклом и вобравшей в себя всю лесную нечисть? Не безумием ли было разделить отряд на три части? Но Ардагаст поступил именно так. Пермяки, амазонки, нуры и дружина Лунг-отыра ушли на восток, к Иджид-парме, наперерез Яг-морту и Медведичам. Вёл отряд Вишвамитра. С ним отправились Аристей и Або. Конники Сагдева и Сорака ещё ночью переправились на левый берег Печоры и теперь шли на север, скрываясь за соснами. Печорцы на плотах и лодках спустились по реке затемно и уже скрылись за болотистым мысом к северу от устья Подчерья. Всю эту часть войска возглавлял Сигвульф. С ним была Милана. Остальная рать во главе с самим царём стояла на берегу Подчерья.

Речка здесь была неглубока, но изобиловала островками, протоками, зарослями камыша. А по другую сторону среди елей толпилось скопище, плохо вооружённое, но страшное в этих дебрях одним своим числом. Сарматские и манжарские конники стальным клином разрубили бы это полчище, разметали по степи. Но здесь была не степь, а тайга. Нечисть понимала это и не торопилась переходить реку. Даже из-за елей не высовывалась, зато на все лады гоготала, вопила и насмехалась над пришельцами.

Вдруг из чащи выехали верхом на огромных – с небольшую лошадь – зайцах и лисах существа, больше всего похожие на оживших деревянных идолов, вытесанных из не очищенных от коры дубовых и сосновых стволов, с толстыми ветками-руками. Они слезли со своих пушистых скакунов и оказались ненамного выше низкорослых подземных выходцев. Среди росов послышались смешки:

   – Это и есть дубовые да сосновые великаны? Истуканы они, пугала огородные! На дрова ещё сгодятся, а в бой – навряд ли!

Рядом с «великанами» появились низенькие людишки в одежде из темно-рыжей шерсти с капюшонами и принялись сноровисто привязывать деревянных вояк за ноги к стволам елей. Росы захохотали:

   – Что, сбегут?

Но смех разом стих, когда «пугала» вдруг выросли в настоящих великанов, под стать тем деревьям, к которым были привязаны. В руках у них оказались тяжёлые еловые стволы. Потрясая ими, великаны издавали звуки, похожие на шум ветра в верхушках деревьев.

Ардагаст помрачнел. Попробуй сунься под эти дубины! Или проруби деревянное тело великана. Поджечь их Огненной Чашей или хотя бы горящими стрелами? Слишком опасно это в смолистом еловом лесу. Куда потом бежать из моря огня и дыма? В холодную Печору? А что станет с восточным отрядом? Дело было не только в великанах. Подземные человечки-сииртя, оказывается, тоже остались на стороне Корт-Айки. Видно, Або, утром ездившему к ним, так и не удалось уговорить соплеменников. Значит, воинам Вишвамитры наверняка придётся сражаться с послушными сииртя подземными слонами. Оставалось ждать, пока отряд Сигвульфа не ударит в тыл незнаемым.

В это время отряд Вишвамитры шёл на восток, туда, где полчище Яг-морта уже перешло Подчерье. Воины держались бодро, перешучивались, заигрывали с амазонками. Это помогало глушить тревогу. Все знали: из поездки к сородичам Або вернулся мрачный, раздражённый. Не говорил ни с кем, кроме Аристея, и то на своём языке. Кроме них, в войске язык сииртя знала лишь Сята-Сава. Эту красивую ненку Лунг-отыр всюду возил с собой, сделав даже из наложницы младшей женой. В детстве она пару лет прожила среди сииртя, спасших её в тундре. Из разговора двух шаманов она поняла немногое: что подземные сииртя будут воевать против росов и что сам Або на росов за что-то обижен. Ненка тут же поделилась услышанным с другими женщинами, а те – с мужчинами. Тем не менее северный шаман ехал сейчас впереди отряда, и на плече его восседал большой златоклювый ворон – Аристей, казавшийся вовсе громадным рядом с таким тщедушным человечком.

Все понимали одно: надеяться нужно не так на шаманские чары, как на свою верную руку и испытанное оружие. Уверенности придавало то, что за движением врага тщательно следили разведчики-оборотни Волха. Сам он тоже был здесь. Волчьему вождю не терпелось переведаться с Чёрными Медведями, не дававшими покоя его земле. И вот уже выбежали из-за елей два волка, проговорили по-человечески: «Индрики идут! Десять в ряд!» А из чащи доносились тяжёлые шаги, хруст ветвей, трубные звуки, а ещё – шум толпы, злой, наглый. Орда шла напролом, не скрываясь, уверенная, что прятаться все должны от неё. Вишвамитра взглянул на амазонок, ободряюще улыбнулся:

   – Помните, девочки? Стреляйте в хобот или в погонщика. В глаза попасть не пробуйте: они слишком маленькие, а череп толстый. – Он обернулся к пермякам и манжарам: – Не забыли? Бейте копьём за ухом. Громче трубите в трубы. Ничего, слоны, даже подземные, это только слоны...

   – ...Одно из лучших созданий Брахмы. Могучи, но добры и не воинственны. Нужно стараться их зря не убивать, – тоном прилежной ученицы закончила Меланиппа.

   – Ты хорошо учишься, Лошадка. Только царицы из тебя не выйдет... – отозвалась Ардагунда.

   – Конечно. Пока вы с Вишвамитрой живы.

Между двумя воительницами не было ни вражды, ни зависти. Просто Меланиппа помнила, что она – дочь царицы амазонок, убитой братом Ардагунды. И старалась быть достойной матери.

Всадники растянулись в ряд, выставив копья. Наконечники мощные, с разбега броню пробьют. Но в лесу разбега не возьмёшь, остаётся надеться на силу рук. Зато деревья хоть немного задержат косматых великанов.

   – Мужчины, добудьте нам пару слонов. А мы вам такие рубахи из слоновьей шерсти свяжем! – смеялись неугомонные амазонки.

Спокойнее всего себя чувствовали несколько кушан, пришедших с Ардагастом из Бактрии. В Индии им приходилось сражаться со слонами.

А между зелёными елями уже показались тёмно-рыжие живые холмы. Земляные быки шли в ряд, не спеша, вытаптывая подлесок и ломая небольшие деревья. Грозно белели, раздвигая ветви, толстые изогнутые бивни. Мерно помахивали хоботы. Над лобастыми головами возвышались лохматые горбы, а перед ними, на шеях, восседали с копьецами в руках человечки в малицах из такой же темно-рыжей шерсти. А по протоптанным великанами тропам двигалась без помех подземная орда.

Всё меньше становилось расстояние между людьми и косматыми слонами, всё громче ревело, гоготало, свистело валившее следом за гигантами полчище. И тогда Або-шаман слез со своей лошадки и пошёл навстречу слонам. Подняв руки, он заговорил на своём языке – горячо, настойчиво. Сииртя отвечали раздражённо, даже замахивались оружием. Тогда он стал говорить иначе – спокойно, дружелюбно, обращаясь уже не к ним, а к земляным быкам. Огромные звери слушали, кивая. А потом вдруг разом повернули влево, к горам. Сииртя кричали, кололи их копьецами. Тогда один из зверей стащил хоботом своего чересчур настойчивого погонщика и бросил наземь, не причинив, однако, вреда. Перя тут же поддел человечка копьём за капюшон и под дружный хохот ратников забросил на ёлку.

Гуськом, неторопливо и важно прошли древние звери и исчезли в глубине леса, словно видение из незапамятных времён. Воины с облегчением глядели им вслед. Не потому, что избежали схватки с сильным врагом, а потому, что не хотели бы сражаться с этими мудрыми, миролюбивыми и по-своему красивыми существами.

А скопище разом притихло. Между деревьями на протоптанных гигантами дорожках были хорошо видны заросшие шерстью низколобые, остроголовые великаны-сюдбя верхом на бурых и белых медведях, с дубинами в руках. За ними виднелись «защитники леса» на конях, в чёрных медвежьих шкурах. Медведи были крупнее обычных, но вот сюдбя не столь уж превосходили ростом людей. После подземных слонов они вызвали у ратников просто смех.

   – Это – великаны?! Куда им до аримаспов! Лешие в полный рост пострашнее будут! Эй, Медведичи, хватит прятаться за кем попало!

Сюдбя, поняв, что смеются над ними, злобно зарычали, скаля мощные клыки. Следом взревели их медведи. В ответ раздался громовой голос Кудым-Оша:

   – Медведями нас вздумали пугать? Мы сами медвежьего рода!

Князь заревел во всю силу могучих лёгких, и рёв этот подхватили все пермяки, а затем и воины Лунг-отыра – манжары рода Медведя, Им вторил волчий вой нуров. В ответ медведи, сюдбя и шайка Медведичей заревели ещё громче, а невидимое скопище за их спинами подняло оглушительный гвалт. Шум этот доносился не только спереди, и опытные воеводы поняли: их отряд обходят. Вишвамитра, переглянувшись с остальными предводителями, зычно крикнул:

   – Росы, вперёд! Слава!

Никто не подумал ни о том, что он – вовсе не из сарматского племени росов, ни о том, что не пристало воинам медвежьего рода воевать с родовыми зверями. Выставив копья, ратники погнали коней вперёд. Загудели тетивы амазонок. Прямо перед Вишвамитрой встал на дыбы громадный белый медведь. Волосатый всадник, крепко обхватив его ногами, взмахнул дубиной. Древко копья переломилось. В следующий миг на индийца и его коня обрушилась двойная косматая громада. Конь был разом повален наземь и растерзан страшными когтями. Кшатрия спас от них только панцирь индийской стали.

Новый удар дубины размозжил бы голову Вишвамитре прежде, чем тот успел выбраться из-под конской туши. Но тут в руку и грудь великану впились две стрелы. Следом на него вихрем налетела Ардагунда. Её пышные золотые волосы развевались, в руке блестел меч. С первого же удара клинок застрял в дереве, столкнувшись с дубиной, и был вывернут из руки воительницы. Но в другой её руке уже оказался боевой топор. С удивительной ловкостью уклоняясь от ударов, она рассекла этой небольшой, но острой и прочной секирой руку великана. В это время кшатрий сумел выбраться из-под коня и обрушил удар своего двуручного меча на волосатое туловище сюдбя. Индийский клинок прорубил броню мускулов, достав до сердца, и человек-зверь с развороченной грудью свалился с медведя. Тот, почувствовав гибель хозяина, оторвался наконец от коня и снова встал на дыбы. Быстрым ударом Вишвамитра вонзил ему меч в грудь. Пластины панциря затрещали под могучими лапами, но мышцы индийца выдержали медвежьи объятия. А секира Ардагунды врубилась в голову зверя.

   – Какая шуба выйдет! У нас такого меха и не видели! – сказала амазонка, восхищённо глядя на поверженного белого медведя.

   – Мы не можем брать добычи, – напомнил кшатрий.

   – Ну да... Тогда добудешь мне такого же у Ледяного моря. Не в бою, а на охоте. Они ведь там водятся?

Индиец окинул взглядом поле боя. Медведи и их всадники почти все лежали на земле, пронзённые копьями, изрубленные мечами, утыканные стрелами. Конники рубились с Чёрными Медведями, и тем, имевшим по большей части кожаные, а не железные панцири, приходилось туго. Но сзади уже подбиралось, словно стая волков к могучему лосю, кое-как вооружённое полчище. Вскочив на поданного кем-то коня, Вишвамитра развернул задних всадников лицом к новому врагу. Незнаемые, хлынувшие скопом, напоролись на копья и мечи.

Люто наседали на «защитников» и нечисть оборотни Волха. Рвали клыками врагов волки, насаживали на рога, швыряли оземь, топтали копытами могучие туры. И нещаднее всех сеял смерть казавшийся неуязвимым Седой Волк.

Вскоре и Чёрные Медведи не выдержали натиска. По приказу Шумилы они повернули коней и скрылись в глубине леса, сопровождаемые бранью Яг-морта и незнаемых. «Защитники леса» слишком любили родные днепровские леса, чтобы погибнуть всем до одного в бескрайнем чужом бору на краю света, даже в бою с ненавистными росами. Тем более, что бились тут друг с другом не так росы, как другие, вовсе не ведомые на Днепре племена. А больше всего «защитники» любили самих себя. Слава? Её сегодня им и так хватило. Вон Бурмила оглушил палицей самого Кудыма. Добыча? До неё ли, когда неизвестно, выберется ли кто-то из них живым из такого невиданного в лесу побоища?

Вслед за братьями и их дружиной летела сорока-Лаума. Сегодня ей не удалось наворожить ничего, даже глаз врагам отвести. Больно сильные колдуны у них: златоклювый ворон и ещё какой-то низенький, вроде сииртя. Ещё немного, и оборотили бы её из сороки в крысу, да так, что самой не расколдоваться.

А в лесу кипел ратный труд, тяжёлый и кровавый. Будто в страшном сне, наседали на росов, пермяков, манжар всевозможные уроды: волосатые, собакоголовые, вовсе безголовые, с лицами на груди, со ртами на темени... Рядом с ними бились лешие, уцелевшие сюдбя, дикие люди – сородичи Яг-морта. А ещё – заросшие, оборванные люди самого дикого, разбойного вида. Сразу видно – те, кто или бежал, или был изгнан из племени и в дебрях вконец озверел. На смену убитым лезли новые враги, такие же яростные, злобные и уродливые. Рёв, вой, крики неумолчно били в уши. Казалось, вокруг был не приуральский лес, а само бесовское пекло. Громко ревел Яг-морт, размахивая увесистым еловым стволом и не так сражаясь, как подгоняя им своих. Расчёт его был прост: задавить небольшой отряд росов числом, завалить его трупами.

На бешеный гвалт полчища воины отвечали крепкой венедской бранью. Пермяки и манжары прослышали от росов, что отваживать нечисть лучше всего, ругая её по матери – прародительнице всего зла, Яге-Йоме. Не ругались лишь поляницы, дабы не согрешить против Матери Мира.

Немало воинов Вишвамитры пало, но ни один не дрогнул, не ускакал. И натиск орды стал слабеть. Первыми погибли самые завзятые, лучше всех вооружённые, рвавшиеся вперёд. Остальным трудно было устоять против железа с дубьём, кремнёвыми и деревянными копьями, каменными и медными топорами. Каменные и костяные стрелы ломались о железные доспехи. Подземные воины уже не так бились с «железными людьми», как шумели и размахивали оружием. Наконец скопище не выдержало и побежало по протоптанным земляными быками тропам в сторону Подчерья.

Неожиданно с неба донёсся громкий злобный клёкот. С запада летел огромный чёрный коршун. Зловещая птица опускалась всё ниже. Уже видны были горящие глаза, пламя, вырывавшееся из ктюва, человеческая фигурка на её спине. То примчалась на мысленный зов Яг-морта лесная ведьма Сизью.

   – Ну, держитесь, зыряне! Коршун Йомы! – вызывающе крикнул Лунг-отыр.

Крылья птицы издавали гром. Из клюва с грохотом вырвался сноп молний, сбил верхушки нескольких елей. Приободрившееся скопище радостно заорало, завыло. А в сердцах пермяков встал древний ужас. Вспомнились предания о двух братьях, предках коми, бежавших на запад от страшной птицы, из одного пера которой вырос неприступный Урал, из другого – широкая Кама. Куда бежать? Обратно на восток? Где укроешься от огненных стрел, что вот-вот ударят сверху?

Кудым-Ош поднял лицо к небу, раскинул руки, сжимая в них палицу и меч. То же самое сделал его могучий сын. Так же раскинул руки с мечом и акинаком вождь манжар. На двух языках прозвучало заклятие:

   – Грозовой Охотник, дай мне, воину Грома, твою силу: силу полёта – моему телу, силу молнии – моему оружию! Мой враг – враг небесного бога, Отца Богов, творца всего доброго!

Столь велика была сила духа и отвага пермяцких князей, что к ней немного добавили чары мудрого Аристея. А отыр-шаман и сам владел грозовыми чарами, умея вызвать в себе силу Грома. Недаром все трое принадлежали к роду Медведя – грозового зверя.

Три князя разом взмыли в небо. Их оружие излучало грозный синий свет. Заметив их, коршун заклекотал злобно, угрожающе. Огненная стрела ударила в Перю, тот отбил её мечом. Целый пучок молний обрушился на Лунг-отыра. Но тот уже выставил вперёд своё оружие, и такой же огненный пучок сорвался с двух его клинков. С ужасающим грохотом молнии столкнулись и погасли.

Сражение на земле разом стихло. Затаив дыхание, воины следили за невиданным боем в небе. Три фигурки вились вокруг громадной чёрной птицы, заставляя её метаться и терять силы. Лунг-отыр, самый опытный грозовой боец, отвлекал её внимание, рискуя быть испепелённым молниями. Тем временем Кудым с Перей наносили врагу удар за ударом. Наземь летели большие чёрные перья. (Долго потом ходили сюда колдуны – искать их для недобрых чар).

Люди на земле видели ослепительные вспышки молний, слышали раскаты грома, от которых, казалось, раскалывалось небо. Но они не слышали, как скрещивались незримые и неслышимые клинки чар.

Ни одна молния не ударила в Сизью, хотя боевыми заклятиями лесная ведьма вовсе не владела. Но с земли её защищал Яг-морт. Дикий человек радостно скалил клыки. Он любил эту женщину, сильную и безжалостную, как и он сам. И владел ею – когда это нужно было для колдовства, древнего и могучего колдовства подземной богини. Тут им не смел перечить даже сам Железный Старик. Не смел и попрекнуть потом жену хоть взглядом.

Немного ослабить силу молний коршуна удавалось Аристею и Або, хотя сражаться с грозовой птицей одним солнечным волхвам было бы трудно. Но благодаря им молнии не достигали стоявших на земле воинов.

Наконец, вымотав огромную птицу, Кудым сумел перебить ей крыло. Он подобрался было к ведьме, ударил её палицей, но оружие будто наткнулось на незримую силу. Перед мысленным взором князя вдруг ясно предстала ухмыляющаяся полузвериная рожа Яг-морта. Тогда Кудым разом обрушил на крыло коршуна у плеча меч и палицу, соединив силу оружия с силой молний. Кость треснула, и пернатое чудовище, кувыркаясь в воздухе, понеслось к земле – прямо на дружину пермяков. Многие из них, наверное, в страхе погнали бы коней прочь: ведь страшная птица, падая, сбила одним крылом Перю, другим – Кудыма. Но раздался громкий, уверенный голос индийца: