355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Кравцов » Третий источник » Текст книги (страница 16)
Третий источник
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 01:05

Текст книги "Третий источник"


Автор книги: Дмитрий Кравцов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Уверенность в успехе ничуть не уменьшилась, а скорее наоборот. У Толяныча в который раз уже создалось впечатление, что он в этом действе лишь сторонний наблюдатель. Восприятие его и Фантика уже переплелось настолько тесно, что он уже не различал, где его память, а где буфер виртуального клона. А раз так, то пусть так и будет. Плевать! Потом обмозгуем, сейчас прежде всего дело.

Один из них отделился от тела, отвалил чуть вверх и предался созерцательству...

Ведьма стояла на пути, раскинув руки в стороны, а слипшиеся от пота тяжелыми крупными прядями волосы разметались по плечам. Словно бы этим его можно было сейчас остановить.

– Остановись!!! Я не имею желания тебе приказывать, но то, что ты хочешь сделать – запретно. Боюсь, ты даже не представляешь себе всех последствий. И так уже Посредники...

– Прочь! Это не твое дело! – Толяныч был зол, и даже, наверное готов ударить ее, если не отстанет.

И Лиза – как все-таки ее имя не вяжется с тем, что тут вытворяла, какое-то оно коровье – поняла это намеренье, потому что в ее голосе послышалось ехидство:

– Можно подумать, что ты знаешь, что с этим делать...

Так. Толяныч задумался на несколько микросекунд: к материалам на бабкином М-диске он отнесся несерьезно, но кое-что все же прочел, кроме того виртуалок сколько прошел в свое время, мама дорогая! А там можно найти указания по применению чего угодно, не то что какого-то там куска дохлятины, будь он хоть тысячу раз Рукой Славы. То есть теоретически он был вполне подкован, однако достоверность этого знания находится сильно под вопросом. Даже если артефакт – оружие, то как бы не пальнуть самому себе в лоб по незнанию. Ведь непонятно даже, в какую сторону эта штука стреляет и как заставить ее выстрелить. Оставалось понадеяться, что до этого не дойдет, что Бербер просто испугается и сам все выложит. Даже отсюда по его затравленному взгляду ясно, как он боится этой штуки до поноса, и само предвкушение опасного эксперимента наполняло Толяныча пенистым азартом.

Он с самоуверенным видом сделал отстраняющий жест: отойди, женщина, мол, твое дело – кухня.

Над Бербером склонился Сашек, ощупывая его челюсть:

– Сложный перелом. – Констатировал он с уважением глядя на Толяныча. Жить будет, а вот говорить не сможет. У него кусок кости проник в ротовую полость. Язык поврежден. Мягче надо быть, брат. Мягче.

Так, Бербер ничего сам не выложит – надежда оказалась жидковата. Толяныч сплюнул:

– Говно тоже мягкое! Ладно. Как он там говорить будет – это ваши проблемы. А пока просто приведи его в чувство, а ты, – Он повернулся к Лизе, – готовься, сейчас мы из него будем информацию отхлебывать... Слушай, давай, я буду звать тебя – Лиз? Или Бетти, на худой конец. А то окликаю, как буренку колхозную. Я не то, чтобы наезжаю, но все таки...

Она лишь ошарашено пожала плечами, явно не готовая к такому интимно-наглому предложению.

Азарт пузырился внутри, как бокал шампанского, выпитый на голодный желудок, забираясь в подмышки и ероша волосы на затылке. Ни о какой опасности он и не задумывался.

"Что нас ждет, а, Фант? Тебе там сверху не видать?"

"Пожуем – увидим..."

Обоими овладело ледяное спокойствие, а азарт наподобие наркоза напрочь отметал малейшие сомнения в успехе.

– Ну-с, приступим...

– Подожди, Фант, – ее враз побледневшее лицо, блеск в глазах, суетливые движения рук никак не вязались с тем образом, который сформировался у Толяныча, и явно выдавали нешуточное смятение. Толяныч приостановился. – Как только ты откроешь котелок, как тут же все, кто ищет этот артефакт, узнают, что он активирован. Эта штука может нарушить информационные поля на довольно приличном расстоянии, а слабые искажения распространятся на несколько десятков километров. Так что засечь наше местоположение будет довольно просто. И они все постараются оказаться поближе к месту событий. Даже очень близко. Здесь может стать тесновато. А уж тем более они постараются завладеть артефактом, а значит – станет совсем горячо.

"А ведь она знает про эту штуку не больше моего! – осенило Толяныча. Просто она знает что-то о ее назначении и то только в теории. Она хочет, чтобы я попробовал! Она хочет убедиться... В чем?" – он решил, что не стоит демонстрировать свое невежество, по крайней мере пока.

– Короче, из этого следует, что уж если будем использовать эту граблю, – нарочито грубо прервал он излияния Лиз, – наша задача состоит в том, чтобы убраться отсюда потом как можно быстрее. Ну так командуй, Вожатая.

Она согласно кивнула, бросив на него странный мимолетный взгляд, и принялась отдавать распоряжения помощничкам – что делать дальше. И вот уже споро поволокли тела к яме, выкопанной Лешим; за кустами развернулась бурная деятельность, очень напоминающая работу мясников, но Толяныча она не сильно интересовала – первый запал прошел, и он уже не чувствовал полной уверенности в правильности своих действий. Но отступать, как говориться, некуда – позади Москва, да и впереди тоже. Толяныч почувствовал, как спазм сжимает ему желудок, а через мгновение горечь желчи растеклась во рту.

– Лиз! Мне нужна та славная настойка, – обратился он к ведьме решительным тоном. Она поморщилась, но стерпела. Ничего, пускай привыкает, которую использует Пастор для своих экспериментов. И еще: ты будешь меня страховать, но по возможности постарайся не вмешиваться. – Он помолчал и добавил. – Тебе, как я понимаю, еще придется заметать наши следы.

Она еще раз молча кивнула и поглядела на Толяныча уже с интересом:

– Я никак не могу понять – ты действительно из Знающих, или только ловко придуриваешься? Но тогда почему я о тебе ничего не слыхала? – И протянула ему знакомую уже фляжку.

Толяныч не спеша отвинтил крышку и сделал долгий глоток. Крякнул, утирая выступившие слезы, и глотнул еще раз:

– И к какому выводу пришла высокая комиссия?

– А вот это – секрет.

– Пора. Ладно, потом расскажешь... – Толяныч почувствовал, как по телу разливается тепло и умиротворение, не расслабляющее, а очень легкое, бодрящее. Решение принято, и прочь сомнения! И напоследок пошутил, уже раскрывая котелок. – А вот эта штука поможет. – И увидел как и без того бледное ее лицо становится еще бледнее.

Серая мгла тут же отрезала мир, и он не испытал отвращения, держа в руке мумифицированную плоть когда-то живого человека только потому, что пальцы тут же онемели, словно кровь перестала в них циркулировать. Толяныч держал артефакт голой, ничем не защищенной ладонью – леденящее, надо сказать, прикосновение. Главное было не думать об этом. Для верности он взялся за артефакт еще и левой рукой.

***

Дальше все было просто: не обращая внимание на онемение пальцев, Толяныч просто навел свое орудие кольцом прямо Берберу в лоб, как это делал против Альбы в том сне и как это пытался сделать покойный Циклоп, прищурил левый глаз, словно бы прицеливаясь. Бербер сразу же пришел в себя и судорожно пытался что-то сказать, но распухшая челюсть уже не подчинялась. Толяныч никогда раньше не мог понять, как это выглядит: "в его взгляде читалось отчаянье..." И вот теперь мог воочию убедится в справедливости таких слов. Во взгляде Бербера читалось именно это самое. Все понты улетучились разом. Он силился отстраниться, отползти жалко дергая головой и суча ногами по траве. Правда Толяныча мало интересовало, что еще Бербер может сообщить – он был отчего-то твердо уверен, что через пару секунд возьмет все сам. Чип за сто.

"Что-то связано у них с этой бирюзой..." – только и успел подумать он, когда почувствовал, как сбойнула коррекция, выпуская Фантика вперед, и он словно бы скользнул вдоль своих рук ближе к артефакту, к клубящейся мглистой субстанции.

Лиза, стоя за спиной, положила прохладные ладони ему на виски. Бирюза чуть холодила середину груди, точненько в районе известной чакры.

Руки, казалось, непомерно удлинились и приобрели призрачность струй дыма, и Фантик легонько сжал ими глотку Бербера – я не хочу от тебя ничего слышать, ясно? – проникая внутрь его сознания все глубже и глубже, разрывая паутину мыслей и безошибочно находя путь среди мозговых извилин. Миновал и черную плоскость, бывшую ареной поединка. Монстры в капюшонах еще бестолково толпились здесь.

"Ага, Лиз пыталась проникнуть в его сознание, – отметил он походя новую и наверное важную для себя информацию. – Ну да, это она и собиралась сделать. Это и было считывание. А толпа монстров, та жаба – это виртуальные блоки... Но как я-то все это смог увидеть?"

Мысли отвлекали, а концентрацию терять сейчас было опасно – это он чувствовал и сосредоточился на действиях, к которым подталкивал артефакт. Виртуальные конечности продолжали удлиняться и без труда проходили сквозь толпу. Более того, твари послушно расступались, стараясь избежать контакта с клубящейся субстанцией. Конечности жили своей жизнью – сами искали встречи, и все, к чему они прикасались, становилось струйками серого дыма, тут же поглощаемого, помогая им удлиняться еще больше, наливаться призрачной силой.

Фантик продолжил скольжение, чувствуя присутствие ведьмы за плечом. Сейчас она как бы стояла между ним и Толянычем.

Но и Толяныч чувствовал материальное присутствие Лиз за спиной, ее руки плотно обхватили его виски, а в лопатку упиралось нечто теплое и податливое. Он мог бы классифицировать это как ее грудь, если бы все внимание не поглощалось артефактом. Ему начинало казаться, что он держит огромную сосульку, от которой индевели пальцы; скоро Толяныч совсем перестал их ощущать.

Движение вперед, сквозь лабиринт берберского сознания, продолжалось без малейшего усилия. Он просматривал по пути вереницы образов, пропускал сквозь пальцы песок воспоминаний и ручейки ассоциаций, дат и событий. Иногда задерживался. Тогда Лиз толкала его дальше: "Не то! Вперед! У нас мало времени!"

Фантик отмахивался, но послушно шел, слабо представляя себе – что они ищут, и где это искать. Пришлось доверяться ведьме, а она подталкивала все дальше и дальше вглубь.

В конце концов Фантику перестала нравиться такая настойчивость – помни бабкины слова, брат – но ничего другого не оставалось...

Поле недавней схватки, черное пятно там, где жаба столкнулась с драконом и вороном – совершенно выжженное место... Дальше!

Вот комната, игрушки, письменный стол, и ребенок склонил голову что-то прилежно рисует... Это еще не Бербер, а просто – мальчик Сережа... Дальше!

Подворотня, двор... Ребята курят, играет магнитофон... Дальше! Быстрее!

Ведьма все время подталкивает его в плечо... Чем? Руки-то она держит у него на висках. Грудью?...

Дальше!

Ага, вот наконец и грудь... Это что – чуток порнушки, что ли?

И вот тут-то Фантик стал как вкопанный – прямо на него глазела Танька! Та первая, самая-самая. Сладкая. И не просто глазела, а одновременно жадно спаривалась с каким-то уродливым существом, в котором он мгновенно опознал Бербера. Замер, заворожено наблюдая замысловатые позиции, которые партнеры меняли с ловкостью акробатов, как бы перетекая телами, немыслимо выворачивая суставы и отчаянно гримасничая. Она была с Бербером!!! Холодок пополз по лопаткам, когда он увидел на месте Бербера себя. И снова Бербера! Она совмещала...

Это был удар, предательство, шок...

Ведьма настойчиво толкала его дальше, и он подчинился, уже краем глаза заметив, что на месте Бербера опять он сам. Дальше, бляха-муха!!! Прочь отсюда.

Вот опять Толяныч... Прыгает в тачку... Татами, их поединок... Пустырь, автомат в руках Бербера... Надо же, тоже помнит... Вперед!

Чья-то разбитая рожа... Мага... Пьяные шлюхи... Все не то! Дальше.

А впереди уже толпа в черных капюшонах, а в круге неистово пляшет обнаженная женщина, и это опять – Танька... Какого черта?!!

Распяленное тело со вскрытой грудиной, и чьи-то руки копаются во внутренностях... "Тебе, Великий, приносим..." Дальше неразборчивый хор. Уже теплее...

– Здесь!!! – Шипит за плечом Лиза и резко направляет их общее движение куда-то в сторону. Знакомое место маячит впереди, и призрачными руками Фантик тянется туда, но странная фраза со многими шипящими вползает в ухо, словно дохлая змея. Блок? И тут же он срывается в водоворот образов, мелькает и кружится вокруг целый калейдоскоп улиц, домов, каких-то деревьев и лиц.

Фантик полностью утрачивает ориентировку, это опасно, очень опасно...

– Назад! Сейчас схлопнется! – Ага. Значит она углядела то, что нужно.

Знакомый уже путь, но намного быстрее, почти бегом, и вот показалась толпа черных монстров. Стоп, не сразу, еще кое-что надо сделать. Призрачная рука послушно метнулась в сторону, и несколько стражей – уже дым, но рука отдергивается, не давая им слиться с собой. И эти беспризорные струйки беспорядочно мечутся, расталкивая толпу, превращая в дым, и так все быстрее и быстрее, словно огромный серый ластик по цветной картинке, оставляя за собой лишь грязные разводы...

И они вынырнули под звезды.

Бербер распростерся на земле, и в глазах его клубится серая муть, а на подбородок стекает темная от крови слюна. Толяныч чуть не рухнул рядом, не чуя под собой ног, зато ведьма метнулась к Берберу, и камень в ее руках уже полыхал молочно зелеными сполохами.

6.

Очухался полностью Толяныч уже в машине, ехавшей куда-то в ночь. Лиз сидела на месте водителя – ему видны были только растрепанные рыжие волосы и сухощавая, уверенная рука на джойстике – и что-то не то напевала, не то бормотала. Первой мыслью было застонать, но ее Толяныч отмел с негодованием. Голова, легкая и пустая, походила на монгольфьер, заполненный чуть теплым воздухом примерно на четверть. Проще всего представлялось закурить, и он начал шарить вокруг в поисках сигареты. Лиз развернулась вместе с сидением и мягко взяла его за руку, вложила в нее фляжку. Толяныч глотнул – какая гадость, но крепка зараза...

– Как ты? – В голосе ее было сочувствие. За лобовым стеклом на фоне ночного неба маячил инфернально черный горб Москвы, отороченный сигнальными огнями. Знакомо вырывалось в небо узкое пламя мусорожогов. И ночь. Глубокая ночь.

– С пивком покатит... – Голова теперь больше напоминала пустую водочную тару в руках не совсем опохмеленного человека. Он выпил еще. – Уже лучше. Похоже, я слегка отрубился...

– Ну, типа того... Так бывает, когда с ЭТИМ сталкивается неподготовленный человек. Так что считай, что тебе повезло.

"Ну что ж, будем считать, что пока мне везет..." – вяло согласился про себя Толяныч и поводил глазами из стороны в сторону, пока наконец не обнаружил сисястый пакет у себя в ногах. Лиза уловив это движение усмехнулась, впрочем он не разобрал, что же крылось за этой улыбкой.

– Я постаралась провести Обряд как можно тщательнее, но нам надо было спешить. Завтра я проведу еще один, более основательный.

– Ну да. Больше обрядов, хороших и разных. Это ладно... – Он все-таки нащупал в кармане сигареты и с наслаждением закурил. Потом глотнул еще из волшебной фляжки – уж больно хорошо мозги прочищает. Лиза наблюдала за его манипуляциями с легкой, но удивительно теплой улыбкой, и Толяныч не мог не воспользоваться моментом:

– Слушай, а ведь ты должна была помешать мне использовать артефакт, верно?

– Да.

– И почему не помешала?

– Знаешь, Фант, вокруг тебя атмосфера такая... – Она пощелкала пальцами, – с чуминкой такая, вот! И это как инфекция передается.

"Каким же, интересно, путем?" – чуть было не спросил он, но прикусил язык на вовремя подвернувшемся под колесо микрухи ухабчике. Проглотив заодно и отдающее солоноватой личной кровью матерное слово, сказал:

– Ага. Кстати, Вожатая, а ты не хочешь рассказать о вашей пионерии?

– Нет. – Сразу поскучнела она.

– У меня есть подозрительное ощущение, что меня и моих друзей используют втемную, а это плохо. Это очень плохо. К тому же я сегодня целый день с похмелья слушаю какую-то хрень про всяких там посредников, принимающих, знающих и прочих отправляющих... Да, вот еще два чудесных слова – Утре и Вожатая.

– Надо говорить "УТРЭ". С твердым окончанием. Это французская транскрипция, понимаешь?

– Ага. Транскрипция. Это понятно. Интересно было бы услышать насчет Бербера. Твое объяснение. Я уж не говорю про всякие обряды. Что это за обряд с расчленением уже мертвого человека? Я бы сказал, что это натуральное извращение. Короче, сама понимаешь – вопросов полно. И я бы хотел получить на них ответы.

Последняя фраза произнеслась уже в несколько повышенном тоне. Толяныч смутно помнил, как отработанный материал, точнее сказать тела Бербера с компанией, Вова расчленял на куски, а Сашок споро закатывал в целлофан, предварительно спрыснув какой-то ядовито-вонючей жидкостью. Такого зрелища даже Фантик-клон не смог полностью переварить, и оставалось только клясть последними словами "Золотые Своды", сбойную коррекцию и свою невезучую судьбу. И еще пытаться хоть что-то понять из потока событий, чтобы попробовать выжить.

Судя по основательности действий пасторовых подручных, шансов на выживание было минимум – уголовный розыск еще никто не отменял. Но Толяныч вовсе не собирался сдаваться, он привык доводить дела до логического конца.

– А для тебя это так важно? – Лиз глянула на таймер, потом бросила взгляд на надвигающуюся Москву.

– Да.

– У нас маловато времени. Про Пастора он врал, ты это сам знаешь... Она тронула свой кулон, разбросав по салону россыпь бликов. – Может, мы отложим разговор?

Она мило улыбнулась, и Фантик почему-то вспомнил податливое тепло на своей лопатке. Она знала привлекательность своего тела и умела этим пользоваться не хуже Альбы. Вот сука!

Лиз вернула кресло в первоначальное положение, и в уютном полумраке комфортабельного салона, устроившись поудобнее, он мог видеть только ее профиль, слегка подсвеченный от приборной панели.

– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос, последний... – Толяныч медлил, стараясь тщательно отобрать именно то, что сразу же прояснит для него положение дел. Бербер, возможно, врал, но интуиция подсказывала, что он врал не во всем. – Анти-страх. Что так напрягло нашего пациента?

Повисла пауза.

"Попал!" – подумал, было Фантик, не испытывая впрочем особой радости. Это было то самое, что он усилием воли и коррекции отодвинул на время вглубь себя, на потом оставил, хотя само слово не мог не знать.

– Ну как тебе сказать...

– Как есть. – Твердо сказал он, холодея внутренне от нахлынувшего предчувствия. В затылок вновь отдался басовый аккорд, и, ища опору, Толяныч вцепился в висящую на шее бирюзу.

– В твой кулон встроен такой прибор... Нормализатор эмоций... Короче говоря, эта штука действует, как слаботочный суггестивный излучатель... – По мере того, как она мямлила, что, кстати, совсем не вязалось с холодным ведьмачьим образом, Толяныч все больше покрывался потом. – Он сглаживает импульсы регрессивных эмоций, возникшие в сознании под действием возможных, подчеркиваю, ВОЗМОЖНЫХ событий. Небольшая коррекция, брат...

СБОЙ:

Бирюза! В нее вделана такая штука, которая...

Которая...

Фантик чувствовал, что задыхается. Он никогда раньше не имел доступа к докоррекционной памяти носителя, но колотый лехин софт дал ему эту возможность. И теперь он судорожно рылся в памяти, как в пыльном чулане, пытаясь найти, понять, а может наоборот – забыть, закопать это знание поглубже...

Бирюза! Синее с черными прожилками. Синее и плоское небо, и прожилки смрадного дыма. Там горят бронетранспортеры...

Анти-страх!

Солнце. Раскаленное, как ствол автомата после атаки. Зыбучий песок, барханы и постоянная жажда. И миражи!

Нет, это не миражи!

Это реальность! Реальность...

Гниющие заживо люди. Солдаты. Бойцы. Пушечное мясо! Ковыляют в атаку. Они уже свое получили по полной – и Зарин-4А, и СиЭс, и протонный дождь. Но живы! Они живы, потому что надо выполнять боевую задачу. Надо наступать. И они наступают, не чувствуя, как отстает от костей мясо, как вываливаются небрежно подвязанные и разлагающиеся внутренности. Они выхаркивают куски легких. И идут в атаку. Так надо! Такова задача!

Живые зомби, мертвяки, но не навсегда, ведь отсроченная смерть не может длиться долго. Всего три-пять дней, а при адской жаре и того меньше. Потом тело утрачивает моторные реакции.

А рядом с ними... Те, кому это еще предстоит, может уже в следующем бою, может завтра. А может и сейчас. Но они живы и видят свою судьбу воочию. И не бояться ее!

"Все мы мертвяки, только отсроченные..." – так говорят они друг другу с кривыми застывшими улыбками, больше похожими на оскал мертвецов. Отсроченная жизнь... Разве можно назвать это жизнью?

Анти-страх! Препарат, способный отменить все инстинкты, снять с психики человека все барьеры и предохранители. Отменить страх – значит, отменить самосохранение. И они получают этого вдоволь. Сколько хочешь! С едой, в инъекциях, при переливании крови и прививках, они перенасыщены адреналином, но это направлено только в одну сторону – боевая задача!

И самое ужасное: они все понимают, но не бояться. Кто-то пытался отказаться, но солдаты получают анти-страх даже с водой. С водой! А в пустыне без нее нельзя. Все можно – не есть, не принимать витаминов, не ходить в медчасть.

Но не пить нельзя!!!

Стоп. Коррекция.

Фантик теперь знает все – его носитель пошел на коррекцию, вернувшись из ада. Отмененный страх хлынул, накопившись, словно цунами, и он сделал коррекцию, чтобы просто жить. Чтобы отсрочить страх еще на немного.

Коррекция. Это плотина между страхом и сознанием. Между жизнью и НЕ-жизнью.

***

Толяныч почувствовал во рту горький вкус собственной крови. Нет, приказал он себе. Эта сука, что так спокойно говорит о том, чего не знает и знать не может в своем высокомерии и холености, она не должна заметить ничего. Но Пастор... Это было больно, чертовски больно. Грудь, казалось, разорвется, как заряд шрапнели, но он лишь сильнее прикусил нижнюю губу. Огляделся – вроде не вырубался, вроде она ничего не заметила.

– ...для твоей же пользы. Он лишь хотел снизить, совсем немного смягчить воздействие эмоционального заряда... – "Ну да, и загрести самый жар моими руками. Да за кого она меня принимает?!!" – А бирюза... Это только дань традиции, Фант. Бирюза – благородный камень, знак того, что воин готов бороться за правое дело. Бирюзой отделывали ножны самых прославленных клинков древности.

– Ну да, естественно, благородное дело. Только почему-то он забыл меня спросить, готов ли я за него бороться. И я теперь сомневаюсь – такое ли оно благородное, что за него надо бороться вслепую.

– А что, собственно, противоречит твоим принципам? – Теперь ее тон стал холоден, как плоть артефакта, и Фантик понял что подошел к запретной черте. Дальше ей говорить неприятно, может она сама сомневается в справедливости своих слов, может еще что. – Те, с которыми ты вступил в борьбу, они же не совсем люди. В этом ты убедился сам.

– Это верно. Но есть еще свобода выбора, так почему же у меня ее попытались отнять?!

– Не стоит сейчас копаться в причинно-следственных связях. У нас и так мало времени. Так что не задавай пожалуйста пока больше вопросов.

Толяныч сглотнул кровавую слюну. Мало времени – то же самое говорил и Пастор. Тоже мне, прославленный клинок нашли.

– Ладно... – Не стал он спорить и приладил токин. – Леший, пересядь к нам, поговорим.

Жигуленок метрах в двадцати впереди помигал стоп-сигналами и приткнулся к обочине. Лиз припарковалась рядом. В свете фар фигура Лешего выглядела еще более внушительно, полное впечатление, что в микруху влезает легендарный снежный человек.

Микроавтобус ощутимо качнулся на рессорах.

– Как твоя коррекция, Фант? – В голосе Лехи было неподдельное участие. Толянычу стало даже уютнее.

– Семь-восемь... – Поморщился он. Не станешь же говорить, тем более при этой... благородной, что его клон, похоже, обретает душу. – Сбоит, падла.

Лиз резко обернулась вместе с креслом, вперив в Толяныча пристальный взгляд:

– Пастор не докладывал, что ты подвергнут коррекции! Тогда бы мы действовали по другому.

Толяныч испытал некоторое удовлетворение от одной мысли, которую не преминул высказать вслух:

– Значит, Пастор не все говорил не только мне. – И по лбу эта вожатая читать не умеет в отличие от Галины. – Ты заводи, давай, у нас мало времени. Ехать надо. – И сопроводил свои слова небрежным взмахом руки, словно бы приказывал таксисту. Лиз скорчила мимолетную гримаску, но все же нажала кнопку стартера.

На мгновение он устыдился собственного злорадства. Ведь Пастор еще неизвестно, выживет или нет, а у него семья и многие годы дружбы давно связали их с Толянычем крепкими узами. Но цепочка выстраивается такая: Бербер говорит о Посредниках, эту рыжую нахалку явно причисляет к ним, она тоже говорит "мы". Значит с одной стороны Утрэ и Бербер. Был Бербер. С другой не менее подозрительные Посредники и Пастор. Тьфу, бляха-муха, был Пастор! И обоих выбывших Толяныч хорошо знает. Или знал? И еще Галина и Мурзик – логично предположить, что это какая-то третья сторона. А Пастор еще говорил, что за артефактом охотятся как минимум две команды. Как минимум. Ну и раскладец, просто голова идет кругом. Но Пастор-то каков! Мог бы по старой дружбе просветить-то, а он, такой-сякой, вместо этого анти-страх подсунул...

"Ты же всего не знаешь! – подбавил пару Фантик. – Может, он и правда хотел, как лучше."

От обнаглевшего "соседа", окончательно отбившегося от рук за буквально за последние часы, так просто уже не отмахнешься, он стремительно обретает собственное сознание. "Обнулю скотину!" – привычно решил Толяныч, но тут же получил напоминание, что все последние попытки успехом не увенчались. Может, конечно, дело в том, что лехин софт колот неудачно, но все равно – не в Сеть же лезть с таким-то багажом. Проще уж сразу явку с повинной оформить.

Вот, это и есть жизнь – сказал он Серегины слова самому себе, а заодно и клону. Хватит от нее бегать и прятать голову, как страус под подушкой. Потом разберемся, а пока есть дела поважнее. По любой логике выходит, что раз уж разворошил гнездо, так его надо уничтожить, иначе житья не дадут.

– Наши планы? – Спросил Толяныч, когда машина вновь тронулась.

Леший не спеша закурил:

– Сначала едем ко мне домой, подготовимся... Это много времени не займет. Ну а потом – на адрес. Где, ты говоришь, это находится? – Обратился он к Лиз, выводя на дисплей карту автопилота.

– На Садовом, почти напротив ресторана "Пхеньян". Где Купол собираются закладывать. Там целый квартал домов под снос. – Лиза ткнула пальчиком в экран, блеснул ухоженный ноготь. Автопилот мигнул дисплеем и вывел указанный район подробнее. – Психосканирование редко позволяет считать точные координаты. Обычно можно лишь увидеть общие приметы, примерное месторасположение...

Толяныч всмотрелся:

– Это ж совсем рядом со Склифом! Они что, прямо у Пастора под боком окопались? – И тут же пожалел о вырвавшихся словах, но не воробей ведь. Не стоит демонстрировать ведьме свою неосведомленность, напомнил себе. Однако количество совпадений не то что настораживает, оно напрягает по полной, а времени, чтоб разобраться, нет. И достаточной информации тоже нет. Что-то назойливо толкает вперед и вперед, словно по пятам гонятся; события так закружили в свой водоворот, что сил сопротивляться не хватает катастрофически. Может бросить все к чертовой бабушке?

Но твердый с прищуром взгляд Лешего не оставлял пути для отступления:

– Хорошо. Я знаю, где это. Кстати, Фант, по твоей наколке.

Толяныч почесал в затылке:

– Да? Что-то не припомню...

– А помнишь телефончик, который тебе Альба оставила? Меня же Крот попросил пробить адресок. Во-от он, – Леший указал на дисплее, и план стал еще подробнее.

Толяныч перехватил в обзорном зеркале странно недобрый взгляд Лизы, проигнорировал, хлопнул себя по лбу в озарении:

– Точно, бляха-муха!

– Вот отсюда и начнем, Фант. Запрос на обстановку я сейчас сделаю, полный расклад будем иметь – схему помещения, подходы, все пироги. Особого какого-то плана не нужно – просто входим и месим всех подряд. Неплохо бы взять языка и допросить, или, как вы выражаетесь, считать. Тогда можно вычислить и остальных. Короче, больше сдадим – меньше припаяют. – Леший был предельно конкретен, и такая конкретика Толянычу не пришлась по душе, хотя он отлично понимал, что позволяет себе слабость. – В запасе накрайняк еще остается Крякшино...

– Что еще за Крякшино? Не помню такого, хоть убей... Хм... – После разборки с Бербером и особенно после применения артефакта Толяныч чувствовал сосущую пустоту внутри, словно бы обнулилось до самого донышка не только содержимое клона, но и реальное личное сознание. В этом обрушившемся ворохе событий Толяныч уже почти не различал реальное и виртуальное внутри себя самого. Слава яйцам, что басист наконец заткнулся и не полосует больше мир на дискретные отрезки.

– Что-то в Подмосковье, – Леший глянул на подозрительно молчаливую Лизу. – Ты ничего не скажешь?

Она почесала в дебрях своих потрясных волос:

– Это по моему какая-то усадьба или дача... Сейчас задам поиск. – Она отвернулась к дисплею.

Так, она все же высмотрела у Бербера то, что надо. Даже Леший уже в курсе, пока ты, брат, сначала в отрубе валялся, потом был занят гнилыми переживаниями. Неподготовленный, одно слово. Да к такому и не подготовишься.

Танька! С Бербером! Щемящая боль вернулась на миг, но Толяныч взял себя в кулак, заставляя слушать Лешего:

– ...Времени у нас будет немного. Обычно в пределах Садового кольца дежурная группа прибывает на место примерно в течении двадцати минут. Леший водил сигаретой, словно бы читал свои слова с какого-то невидимого остальным дисплея. – Еще десять, пока все три яруса оцепят и прочешут. Поэтому действовать будем быстро. Как у тебя на Пражской, Фант. Есть вероятность, что времени будет больше. Там ведь сплошной бомжатник, так что вызывать патруль вряд ли кто станет, кроме, конечно, наших клиентов. Вот ее, – ткнул Леха сигаретой в Лизу, она покосилась, но промолчала, – на всякий случай выставим на стрем. Дадим токин, будет слушать дежурную волну. У меня еще есть десяток гранат, возьмем "Разрез". Ну а остальное, как фишка ляжет. Главное – внезапность. Ну, а дачка... Что там, нашла? – Лиза молча вывела результат поиска. Леший глянул. – Ага, есть такое дело. Отлично. Ну, об этом говорить еще рано, запрос я сейчас отправлю. У тебя же бук с собой? Вот туда и пришлют. Все вроде...

Леший затушил бычок в пепельнице.

Фантик смотрел на него и думал, что действительно влип основательно, и вот прямо сейчас они спокойно обсуждают очередную бойню. Но если уж начал, то как остановиться, если врагов много, они сильны, и он о них практически ничего не знает. Спрашивать эту рыжую сосульку? Нет, фигушки! Она, Пастор, Бербер, даже Галина... Все виляют, у всех свои цели и планы, в которых Толянычу явно отведена роль пешки. Так что уж лучше попробовать сделать вид, что не пешка, что как минимум фигура, попробовать сделать свою игру. Все ж не так обидно будет... "Больше сдадим – меньше припаяют" Вот именно, бляха-муха! А ведь еще пару недель назад подобные мысли даже и не пришли бы в голову. Пусть коррекция сбоила, но она была! Была, и жизнь казалась проще и спокойнее, что ли...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю