Текст книги "Третий источник"

Автор книги: Дмитрий Кравцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Возможно... Один мой хороший друг, он увлекается историей, называл это Красным Оккультизмом.

– Хорошее определение. Самый простой тому пример – татуировки. Вы когда-нибудь обращали внимание на распространенность у матерых зеков различной советской символики в наколках, типа – "Раб КПСС", портрет Ленина? Герб и все такое? Несомненно, что подобные знаки помогали выжить, защищая не только от астральных воздействий, но и от чисто физических.

– Бляха-муха, Пастор! – Попробовал приструнить севшего на любимого конька Гошу. – Мало того, что загрузил дальше некуда, да еще и забыл, что мы с Серегой не в курсе.

Пастор встряхнулся, провел ладонью по лицу:

– Да, действительно увлекся. Уж больно тема эта интересна. Давайте-ка выпьем... – Крот с готовностью налил. И они конечно выпили. Пастор подышал, и, сверкая перстнями, полез за закусью:

– Так вот. Один мой приятель проводил небольшое исследование и пришел к выводу, что процент выживаемости в лагерях людей с такими наколками был гораздо выше среднего. Причем заметь, что вождя тогдашнего изображали у сердца, а "Раб КПСС" откровенно писали на лбу. Герб рисовали на руке. На самых важных местах – сердце, голова, рука,... Ну и традиционная символика сохранилась – церкви, солнце, звезда, свастика. Все здесь не так просто, особенно если учесть, что НКВД чуть ли не с самого начала занимались не только паранормальными явлениями, но и откровенной чертовщиной...

– Ну ты даешь! Коммунисты же все как один в материализм верили.

– Ха! Все дело только в объеме знаний. Вот например гипноз – еще лет этак сто назад гипнотизера считали бы колдуном, а сейчас пожалуйста, Пастор сунул руку в саквояж и извлек уже знакомый перстень с гематитом. – Да у тебя же половина фенек в прошлом веке за колдовские сочли бы! А коммунисты... Ты что думаешь – если у Гитлера был батальон тибетских монахов, то у Сталина не было? Понятие стратегического паритета существовало уже тогда. Ну а что в лагерях творилось... Велись даже работы по выведению бойцов – зомби! И отбирали туда самых проверенных борцов Революции, В основном – из ЧК-ГПУ. Я склонен думать, что отбор происходил во время репрессий. То есть их не просто расстреливали... Как бы это объяснить... Во многих мистериях, да почти во всех, инициация неофита происходила путем как бы смерти с последующим возрождением. А большевики – они ж максималисты были. Сам можешь догадаться, до чего они могли дойти в рамках твоего Красного Оккультизма. И натаскивали этих, выведенных, на защиту именно большевистской символики. Так-то вот... Ну да это все можно говорить в основном по слухам, информации очень мало до нас дошло.

– Вот ты, Пастор, тут так распинаешься о нежити, в машине циклопа пахло, как у тебя в морге. – Попытался Толяныч вернуть разговор на реальную почву. – Отсроченная смерть, говоришь? Возможно. Я только не могу понять какую работу должен был тогда выполнить слюнтяй, что отсрочили его смерть? Меня куснуть и только? Тогда чего ж сразу не куснул там, на Мендилеевской? Ты говорил о нем во множественном числе. Серийное производство ядовитых мертвяков? Ну и ну!

– Спокойно, Фант. Ты только краешком столкнулся с этим, береги нервы. Я ж тебе пока ничего толком сказать не могу. Вот разложим ситуацию, наведем справки, тогда, думаю, многое прояснится.

– Знаете, мужики, – встрял Крот, нашедший наконец, что сказать. – У нас один старлей есть – участвовал во втором Южном. Так вот он как-то по пьяни рассказывал, что у них там проходили обкатку какие-то крутые вояки, так с ними духи даже не вязались – Шайтан, шайтан!!! И уебывать. Жили они отдельно, к ним никого не пускали, и всякие контакты запрещались. Еще говорил, что к ним забирали некоторых убитых и что-то там с ними вроде бы делали. Короче, много интересного рассказывал, но это ж по пьяни...

– Вполне возможно, что это отсроченная смерть в чистом, так сказать, виде... – кивнул Пастор, разливая. – Мы сейчас тоже не по трезвому говорим. Можешь меня с ним свести?

– Конечно.

– Ладно, договоримся. Слушай Фант, ты тут говорил как-то, что мол от одного из этих, – он кивнул в сторону ванной, – пахло, как у меня в морге. Это хорошая зацепка. Очень хорошая. Я наведу справки....

***

Явились "младшие научные сотрудники". Саша нес в руках аккуратно свернутые носилки с магнитными фиксаторами.

– Наконец-то. – Сказал довольно нетрезвый уже Пастор. – Забирайте в ванной.

И посмотрел на Матрену.

Девочка снова дежурила у зеркала, навострив уши. Толяныч всегда считал, что уши у нее играют в мимике туже роль, что и брови у человека. Сейчас они были строго нахмурены.

– Интересная у тебя кошка, живая. – Пастор покачнулся и попытался, было ее погладить, но Матрена тут же покинула прихожую. – Сейчас такого практически не встретишь. Помнишь, как она на лярвочку нашу сиганула?

– А она Альбу с самого начала невзлюбила. – Толяныч предложил Матрене свою ладонь для изучения.

– Ага, почуяла значит. Интересно бы на нее поближе взглянуть... Ийк!

– Бляха-муха, Пастор! Кошку вскрывать не дам! Может ты и меня захочешь посмотреть?

– Неплохая мысль... Ийк! Не зря же Григорьич в тебе что-то такое увидел. Ну да ладно, мы пойдем...

Мимо продефилировали помощнички с большой дороги, в очередной раз порадовав Толяныча своими мрачными физиономиями. Альбу они несли, как большой куль, туго спеленатый в смирительную рубашку с уже знакомыми росписями. Пастор притормозил у двери, привалился к косяку:

– Пару дней я с ней повожусь, а как все утрясется, я тебе расскажу результаты. – Он потирал руки, как бы предвкушая предстоящее вскрытие, и криво улыбался.

– Пастор! Да ты маньяк. – Толяныч чувствовал страшную апатию. Дико хотелось спать, так что разговоры уже проходили краем сознания. – Не хуже тех, о ком только что тут нам втирал.

– А что, знаешь, как говорят – чтобы остановить маньяка нужен другой маньяк. Так-то. Да, вот еще что: артефакт я у тебя заберу наверное послезавтра. Так будет лучше – чего тянуть. Интереснейшая это вещь – я слышал о подобном. Обычно это называется "Рука Смерти". Или еще "Рука Славы". Кстати на твоем эм-дюке это довольно подробно описано. Обратил внимание?

– Да нет, как-то не до того было. Это же не мой эм-дюк...

– Зря. Страшное оружие, кстати говоря, как раз из мистической реальности. Утверждается, что с его помощью можно заставить человека покончить с собой, а можно – убить другого. Наверняка это еще не все. Ну да там посмотрим, ведь может быть и новодел технический. – Он ткнул Толянычу в руническую бляху на ремне. – Корпус-то можно в любом виде изготовить. Посмотрим.

И тут Толяныч вспомнил еще одну зацепку:

– Постой, Пастор! – Он метнулся в маленькую комнату и отвернул линолеум в углу. Открылось отверстие в полу – бетонная плита имела полость, откуда он извлек сначала ТТ в промасленной тряпке, а затем трофейный крис. – Вот чего я тебе забыл показать.

– Ага! Очень интересно. Эта штука многое объясняет. – Пастор осторожно открыл свой чемоданчик и положил кинжал внутрь, а Толяныч уже расхотел требовать объяснений. – Спасибо. Я тебе его потом верну, если не ошибаюсь, это музейная вещь. Денег стоит. И последнее: пока все не закончится – с Бербером не разговаривай ни в коем случае. Это я сам сделаю, и если будут наезжать, отсылай ко мне, мол, ты не при делах... Ийк! Ну мы пошли, а ты отдохни, развейся, съезди куда-нибудь.

Уже взялся за дверную ручку. Обернулся, глянул хитро:

– Кажется, ты не очень-то мне поверил. Во всю эту чепуху с нечистью, верно? – Толяныч кивнул. – Ладно, может и сам убедишься на досуге... А скажи-ка, где это ты заклинаниям выучился?

– Ты про что?

– А вот про то самое. Эту рыжую ведь ты спеленал, а не я своим шокером. Так мне кажется.

– Да не. Ерунда какая-то! Да как я ее мог спеленать, когда на полу валялся?...

– Матерное слово воздействует на нечисть. И раз подействовало, это говорит, что твоя рыжая подруга – из настоящей. Не псевдо. Ладно, все будет путем. Но будь поосторожнее. Видишь, как твоя кошка в зеркало глядится? А зеркала, между прочим, самый простой путь куда угодно, если конечно знать, как ими пользоваться. А такие люди есть. Так что занавесил бы от греха... Да. Пошел я. Поостерегись несколько дней, эти ребята ох как не любят, когда их так обижают. Могут себя проявить. Но я-то успею раньше.

– Постой Пастор. Один вопрос.

– Фант, мне пора.

– Последний... Насчет этих кругов... Сколько это – "несколько лет"? Когда они сойдутся в точку?

– Ну, брат, у тебя и вопросики. Если б я знал, уже сегодня бы начал личный ковчег строить. Это, натюрлих, вопрос вопросов. Есть, правда, одна теорийка... Ну, что для каждого человека точка это своя. Ин-ди-ви-дуальна-я. Ферштейн? Вот то-то. Пока.

И он ушел.

Толяныч закрыл за ним дверь, и подумал, что надо было предложить Пастору свою помощь. Но сил не осталось ни грамма, и он поплелся на кухню, мимоходом отметив, что Кротельник уже завалился спать. Автоматом маханул рюмку водки и поплелся назад в комнату. В прихожей перед зеркалом по-прежнему сидела Матрена и внимательно смотрела в него, словно сторожила. Может и правда занавесить?

– Нет уж, – Толяныч ткнул фигой в зеркало. – Примета плохая. Точно покойник в доме.

"А ты что, уже в приметы веришь?" – сил отвечать внутреннему соседу тоже не нашлось. Он погладил Матрену по спине. Ммурр... было ему ответом. И тут Толяныч увидел таракана, ползущего по тумбочке и нагло отражающегося в зеркале. Этого Толяныч не любил, и, быстро сорвав тапок с ноги, со всей дури жахнул по тумбочке. Матрена посмотрела на него недоуменно. Таракан в зеркале преспокойно продолжал движение. Вот бляха-муха! Он поднял глаза и слегка покачнулся: в зеркале был таракан. Рыжий как герцогиня, но его самого в зеркале не было! Вернее не было Толяныча, носителя, общей материальной оболочки!

Виртуалка, однако. Псевдо.

Так... Надо бы еще выпить, а то как бы не сжаться в точку. Он пошел будить Крота.

– Слушай, Серега, а куда подевались Танюшки? Я, понимаешь, был в настроении порезвиться, а тут...

– Не нарезвился, бля? – Серега спросонья был зол, как стадо диких кротов. – Знаешь, братан, у меня есть бляди – только дай, но эта!!! И где ты только таких находишь? Я рта не успел открыть, как она уже у меня в штанах ковырялась! Ну девка, ну огонь!

Крот вскочил и помелся на кухню, поддергивая на ходу трусы. Взял сигарету и закурил.

– Ну чего, по одной и спать? – Он уже разливал, так что отказываться смысла не было. – А бабы... Они отвалили почти сразу за тобой, что я их держать должен что ли? Обещали позвонить. А тут эта ... заявилась – тебя спрашивала. Дальше сам видел...

– Мудила!!! Ей же Рука эта сушеная нужна была! Ты что, не вкурил, о чем тут Пастор битый час разорялся?!

– Да ну его, нажрался и понесло. Фигня это все – псевдо-шмевдо.

– Да я тебе верняк говорю. Оружие это! Вот за ним и охота пошла. А еще мне та старуха у Мурзика эм-дюк дала, так там все в цвет, точно так как Пастор говорил. Сердце, голова, рука. Понял? Если кто соберет все три вместе, такое будет! Может даже конец света.

– Да? Ну тогда за наше здоровье. – Крот проявил здоровый материализм. Думаю, оно нам еще понадобится.

– Типун тебе на язык!

И они завалились спать.

СБОЙ:

...Фантик проваливался в сон все глубже. Да и на сон-то это было мало похоже – сырая и промозглая мгла утягивала его вглубь себя со все возрастающей скоростью. И скоро движение превратилось в падение в бездну. Подспудно Фантик знал, что дна нет и не будет, и что он улетает все дальше от своего мира. Становилось все холоднее.

Его охватила паника.

И тут же он шлепнулся на гладкую, как стекло, черную поверхность и распластался на ней, как лягушка. Удар выдавил из легких воздух, но падение прекратилось. Однако перевести дух не удалось – опора оказалась наклонной, к тому же – идеально ровной, и он отчаянно прижался к ней всем телом, раскидывая ноги и руки, пытаясь присосаться, прилипнуть, чтобы замедлить свое скольжение к краю – в том, что край близок, Фантик не сомневался – и все же продолжал скользить.

И вот он, край...

Фантик в последней попытке растопырил даже пальцы, стараясь увеличить площадь соприкосновения с поверхностью, но это не особо помогло, и ноги повисли над пропастью. Край больно врезался в ребра, но вдруг среди судорожных конвульсий мысками сапог Фантик нащупал опору. В воображении возник огромный черный куб или скорее пирамида, привешенная в черной же мгле. Но это длилось лишь мгновение, поскольку опора, пусть мифическая, но была, и диким напряжением мышц он все же остановился и замер, упираясь животом в острую грань, в нелепой позе, полностью противореча законам физики, и...

И сорвался.

Причем, скольжение возобновилось по этой новой плоскости, но в спину хлестнули струи дождя – жутко, противно и холодно. Поверхность стала мокрой, а руки мгновенно окоченели. Эге, а сторона-то – подветренная.

И снова острое ребро впивается в грудь, и снова мгновение неподвижности, скрип сухожилий и зубов, и снова срыв... И так без конца...

"А чего я собственно рыпаюсь? – вяло подумал Фантик, – не падаю ведь..."

И тут же упал.

Но это падение было отлично в корне. Скорее – плавный спуск или планирование перышка.

Фантик вынырнул на свет, как истребитель из облаков, вот только облаков-то он и не заметил.

Внизу расстилалась ровная зеленая равнина, неровно рассеченная рекой, как на пейзаже Куинджи. Черное небо с неестественно белым светилом в зените. И здесь разворачивалось целое действо – по траве носились кони, сшибались, разбегались и сшибались вновь...

Постепенно Фантик въехал в происходящее – на его стороне реки метался белый жеребец с черными копытами и ноздрями. Он пытался помешать перейти реку огромному вороному, сталкиваясь с ним грудь в грудь и сбрасывая того назад в реку. Почему-то Фантик решил, что все это имеет к нему непосредственное отношение и наблюдал за ходом поединка некоторое время...

Вдруг картина резко сменилась, и он уже стоял на вершине холма, нет, скорее даже на некоем гребне типа водораздела. Поверхность плавно спускалась, гребень чуть заметно изгибался правее, а внизу, в долине клубился густой туман. Словно гигантская чаша с кипящим молоком. Фантик ждал восход солнца, но почему-то был уверен, что солнца так и не дождется. Потому что его здесь просто нет. Только эта огромная яркая лампа в зените.

Из-за плеча его доносился усталый голос:

"Я не смог ничего сделать, он прорвался..."

– Ладно... – сказал Фантик и проснулся.

***

Некоторое, довольно продолжительное время Толяныч лежал, тупо глядя в потолок и пытаясь осознать, где же он все-таки находится? Тревога в душе не проходила. Потом слегка дрогнула малютка – это девочка мягкими лапами вспрыгнула на кровать, и вдруг он остро пожалел, что рядом нет Пички. Э-эх...

Крот в маленькой комнате храпел, как дизельный движок.

Матрена потопталась на подушке рядом с ним, умащиваясь, и наконец улеглась, предварительно обнюхав ему лицо.

– Привет, девчонка... – Толяныч погладил кошку. – Знаешь, как бороться с этим самым псевдо? Так я тебе скажу: вырубить на хрен всю виртуалку разом. Спутники посбивать, ретрансляторы снести. И все!

Толяныч обнял кошку и под ее урчание заснул крепко и без сновидений.

Часть 2

ПОВТОРНАЯ КОРРЕКЦИЯ.

(БРОНЗА)

"Вот тебе и раз!!!" – подумал Штирлиц.

"А вот тебе и два!!!" – подумал Мюллер.

1

– Так, бляха-муха. Значит, одной лярвы вам показалось мало. Теперь, значит, за мной приехали. На предмет вскрытия? Или артефакт наконец понадобился? – Говоря так, Толяныч прикрывал один глаз, дабы хоть как-то навести резкость. Сказывался почти трехдневный загул. И главное – его упорно не оставляло ощущение, что ситуация, в которой он пробудился от тяжкого сна уже имела место быть. Где-то на краю сознания дребезжало недоброе предчувствие.

Танюха все еще дрыхла – на животе, совершенно бессовестно раскинувшись и сбросив простыню на пол. Нет, когда-то я уже точно был в подобной ситуации – подумал Толяныч, мысленно позевывая. В последнее время дежавю набрасывалось на него особенно активно. Словно проживаешь жизнь, а может и не одну, а целую череду жизней далеко не по первому разу, а события просто бегут по замкнутому кругу. Как там Пастор-то говорил – "Круги Вечного Возвращения"? Вот-вот, КВВ – почти как старый добрый дореконструкторский коньяк. И нынешняя ситуация отнюдь не оригинальна, и такое тоже уже бывало. Но, впрочем, это сейчас не важно.

Не важно. Вот голова готова лопнуть – это да.

"А еще говорят, что если голова болит – значит она есть." – ехидно вклинился отравленный духовной составляющей Фантик.

Сашок-крепышок нависал, что твоя Пизанская башня невзирая даже на свой небольшой рост. Толяныч развалился на малютке и фигурально выражаясь поплевывал себе в потолок. Шевелиться было обломно – мешало скаральное число "три", фигурирующее во временных интервалах, количестве людей в комнате, и даже в количестве лампочек в облезлой люстре.

– Скажи-ка мне, приятель, как ты в квартиру умудрился попасть? Может я тебе ключ давал? Я вообще-то смотрю – у меня уже не хата, а так, подворотня какая-то. Любой может зайти поссать. – Лениво вещал Толяныч, уставя глаза на люстру. Сердиться не хватало ни сил ни желания. Хрустальные искорки резвились в воздухе. – Вот, бляха-муха, жизнь! Ни минуты покоя. Чего теперь надо?

Он уже заранее предчувствовал, что день не задастся. Дребезг в сознании явно неспроста. Ходят тут всякие, ходят, а потом – раз! И день коту под хвост.

Крепышок мялся, явно не зная, с чего начать. Это хорошо. Пусть помнется – нечего шастать без приглашения.

– Слушай... Фант. – Это имя далось ему с явным трудом. Ясное дело – он же не из числа старых друзей. И тем не менее смущение Крепышка смягчило огрубевшее от алкоголя сердце:

– Да, слушаю... Знаешь, когда мне было лет четырнадцать с небольшим, одна подруга назвала меня Фантомасом. Вот как увидела, так и назвала. Правда, я здорово на него был тогда похож, морда красная такая, шелушится вся, глазки маленькие... Аллергия, одно слово. Так вот. А через час мы уже оказались в койке. Я, правда, не помню ни хрена – пьян был, как стелька так что, как и чего, не скажу, не знаю... Да... Кошелка была первостатейная!

Он оперся щекой на руку:

– Так вот... Мнение свое она, кстати сказать, потом изменила, втрескалась в меня по самые уши. Прикинь, она была старше аж на тринадцать лет! – Толяныч мечтательно закатил глаза к потолку и тут же откатил назад, а то ведь могут и не вернуться. – Ну да слово – не воробей, вылетит... Сам понимаешь... Кликуха примерзла намертво. Вот с тех пор и повелось – Фант да Фант. Некоторые даже по имени и не знают. Так что валяй, чего уж там. Не стесняйся. Что стряслось-то?

– Пастор в реанимации...

Так.

Первые пару минут Толяныч абсолютно не въезжал в ситуацию, трескучая муть в голове мешала зрению. Мир ненавязчиво двоился, словно сбой коррекции приобрел более глобальный масштаб. Он прижмурил один глаз, наблюдая за Матреной, с обычной тщательностью приводившей себя в порядок в прихожей. Нога ее была вытянута вверх под странным углом.

– Чего он там делает? Запытал мою герцогиню?

– Он умирает. – Лицо Крепышка оставалось совершенно непроницаемым.

– Так... – Матрена принялась за хвост, для верности придерживая его лапой.

Толяныч открыл второй глаз – изображение неожиданно стало четким и контрастным. Он не спеша стал натягивать джинсы, благо валялись они в считанных сантиметрах от малютки. Мысль о трусах почему-то не пришла ему в голову совершенно. И конечно дрожащей рукой застегивая молнию, чуть не прищемил себе самое дорогое. Черт! Теперь-то уж переодеваться поздно. И так сойдет.

– Умирает? Так! – Изображение удвоило контрастность. – Дай-ка, парень, мне сигарету. Там, на подоконнике. И пузырь прихвати. – Водка на солнышке изрядно нагрелась и пробирала аж до исподнего, которого нет, но это даже к лучшему. – Какой сегодня день?

– Понедельник. – Крепышок по прежнему топтался возле малютки, как медведь возле улья. Танька во сне поджала под себя ногу, от чего ее поза стала просто вызывающей.

Толяныч зачем-то вдел ноги в тапки, шаркнув по полу – щчик-щчик – и опустился на стул. Чиркнул зажигалкой – щчик! – некоторое время пялился, пытаясь в ярчайшем солнечном свете углядеть почти прозрачный огонек. Углядел, наклонил сигарету, пыхнул раз-другой и жадно заглотил горькие продукты горения якобы виргинского табака. Солнце прошивало комнату насквозь, играя клубами табачного дыма. Умирает... Еще раз приложился к бутылке, учетверив тем самым контрастность:

– Сядь, не мельтеши. Лучше выпей. – Сашок отказался, помотал головой. Когда?

– Сегодня ночью. На работе.

Толяныч тоже помотал головой, волнами впуская в уши скупые подробности: был один... множественное повреждение внутренних органов... рваные раны, в основном проникающие... разорвано горло... потеря крови почти пятьдесят процентов. Его что, собаки загрызли?!!

– Кто? Кто это может быть?!! Бербер?

– Возможно, что он...

– Пастор звонил Берберу?

– Пока не известно. Говорить он не может – глубокая кома, комп уничтожен, а вместе с ним и данные последних сеансов связи. Сейчас мы выясняем через провайдера. Подопечная пропала...

– А мой эм-дюк?

– Не нашли.

– Ясно... – Ничегошеньки не ясно, но все же Толяныч остался абсолютно спокоен. Обнуление казалось неминуемым, и это ему не нравилось. БЕРБЕР!!! вот что было написано где-то в мысленном пространстве огромными буквами.

Он вскочил, еще не зная, что будет делать, но тело просило действия. Хоть какого.

– Тачка есть? – При этом Толяныч чуть не выбил Крепышку глаз своим носом. Если бы не дикий сушняк, то наверняка бы еще и слюнями забрызгал.

– У подъезда. Там Володя...

– Зови! Быстро! Крот, сучара, подъем!!! – Заорал Толяныч в маленькую комнату, шаря в аптечке в поисках хоть какого стимулятора. Нашел, заглотил и запил водкой – стало совсем хорошо – зашел к Сереге.

Крот оторвал мятую физиономию от подушки:

– Чего орешь, как больной слон? Танька не дала?

– Вставай, дело есть! Ты, помниться, хотел от Бербера работу поиметь... Есть такая маза. Вставай, сучий потрох!

Кротельник нехотя слез с кровати. Обе Танюхи тоже проснулись и пялили заспанные глаза на мечущегося по квартире Толяныча. Он в двух словах поведал Сереге о случившемся.

– А почему ты уверен, что это твой Бобер, тьфу, Бербер?

– Не знаю, вот он – Толяныч кивнул на Крепышка, – говорит, что, возможно, это Бербер. Выясняют. Но я-то чувствую – он это, больше некому. Опять же Пастор говорил, что у них с Бербером... Что у них нелады. Он даже решил тогда, что я от Бербера. А этот черт ведь звонил мне вчера или позавчера... Ну, или когда он там звонил. – Сморщил щеки Толяныч, словно лимон откусил. Во рту было кисло. – Да и всю прошлую неделю трезвонил, пока мы в Параминово прохлаждались.

– А может это не по нашему профилю, а, Фант? Может это их дела? – Крот не выглядел горящим большим желанием, хотя расклад почти как две капли воды повторяет недавнюю ситуацию с Мурзиком, и наверное это заставило Толяныча взбелениться:

– Кой черт их! Рыжая пропала и мой эм-дюк, который я от той старухи получил, тоже. Все в цвет выходит, а значит, следующие – мы с тобой и Леший. Въезжаешь? Рука им нужна! Короче, другой зацепки все равно нет.

– Ага. – Крот запустил обе пятерни в наголо бритый затылок. Звук получился похожим на вой перегорающего кулера. – Сам сделаю, сам сделаю... Довольно похоже передразнил он пасторову интонацию. – Я только, понимаешь, намылился отдохнуть денек-другой... А здоровья не осталось совсем. Я уж про твое комарье молчу. Просто звери. Всю кровушку выпили. И что интересно – с утра обратно похмеляться лезут.

Злиться на Серегу больше минуты было просто невозможно, особенно если глянуть на его лукавую ряху, и Толяныч оттаял:

– Это не комары, братуха, это спирохеты. Развел здесь бордель, бляха-муха!

– Чего?

– Ладно, не гунди, одевайся быстрее и бегом вызывай Лешего. Да, и пусть попробует пробить данные по Берберу, если чего-нибудь на него есть. Девчонки, подъем! Сообразите чего-нибудь поесть.

И Толяныч направился в маленькую комнату к тайнику. Приподнял линолеум и, примостившись рядом на полу, вынул промасленный сверток. ТТ отложил пока в сторону – все равно оба взять придется. Ага, вот и Старичок. Отщелкнул барабан, и на подставленную ладонь посыпались латунные цилиндрики с белесыми головками.

– Эх, маслятки вы мои серебряные... – пробормотал Толяныч. -Тань, принеси, пожалуйста, сигареты. – Крикнул, прислонившись затылком к прохладной стене и слушая, как Крот бубнит в домоком что-то вроде: "Да, по полной программе... Не знаю... Давай, ждем тебя через час... Да не знаю, говорю..."

Вот и пригодятся перстеньки да бирюлки-то. Эх, Пастор, Пастор. Как в воду глядел, да сам не уберегся. Только бы найти этих гадов, только бы найти. И только бы это оказался...

– Где мы встречаемся? – Крикнул Крот.

– Здесь. Пусть тачку возьмет.

Закурил с отвращением и принялся заново снаряжать барабан – щчик, щчик. С глазами уже все в порядке, а вот с реальностью что-то происходит непонятное. Дробится реальность-то.

Щчик... Щчик... Щчик...

СБОЙ:

Щчик. Сработало реле времени.

День... Танька... Та, первая – самая-самая... Сигарета в пепельнице дымит... Пиво... Губы, сладкие, как... Не знаю, как что... И шелк кожи... И все замечательно...

Щчик. Ночь... Толчок в бок... Фантик пытается уйти полуоборотом и... не успевает... Кровь. Боли пока нет, только холод, проникший в бедро... Ноги делай! Ноги, дружище... И воздух упруго упирается в лицо, навстречу. Быстрее! Темно, и никого вокруг, а по бедру уже течет... Теплая, липкая, бляха-муха!!! Противно дрожат колени...

Щчик-щчик... Фантик бьет кулаком не целясь. И... увернуться уже не успевает. Мир взрывается тысячью радуг...

Щчик... Опять Танька... Снова вечер...

Щчик, щчик, щчик. Руки... Держат, суки, заломали... Удар! И боль разливается по всему животу. И еще!... И еще... Ржут, сволочи... Рванулся!... Еще кто-то повис на плечах... Рывок, хрустит плечо... Боль... "Не рыпайся, мальчик... А девочку твою мы потом..." – и ногами, ногами... СУКИ... УБЬЮ, СУКИ!!! И боль... Боль.

Щчик... Григорьич... Хочешь попробовать всерьез?

Щчик-щчик. Бербер. Улыбается – сразимся? А плечо все еще болит... Нет, не сейчас, спасибо... А может рискнешь?... Это вызов, но сейчас Фантик слаб, как младенец. Только из больницы... Давай через два месяца... Два и прошло... И снова Бербер... Разбитая бровь, и кровь капает на кимоно... Вывихнутая рука, боль и... Победа...

Щчик, щчик, щчик... Танька: "Фант, мне угрожают. Да, те самые..."

А потом... Ночь. Мир распадается на кадры. Башни домов резко отбрасывают звук, и дважды отдача вверх... И "этот" падает очень медленно... Фантик выбегает из двора, плюхается на заднее сидение, и Бербер лихо рвет с места... Москва-река чуть морщась глотает улики, а руки все равно пахнут порохом... И Бербер... Улыбается... Опять улыбается – молодец, Фант. Уважаю. Так и надо. А руки спиртом протри...

Щчик, щчик... Стол отлетает в сторону. Фантик падает и сшибает спиной какую-то этажерку... Бербер! Сзади! Попытка встать... Блеск ножа... БЕРБЕР!!! Рукоять сама влипает в ладонь... Фантик бьет, в последний момент изменив направление удара, чтоб не на смерть, и кровь брызжет прямо на руки, на лицо... Вот ведь бляха-муха!!! Уходим... Молодец Фант! Спасибо – Бербер, как ни в чем не бывало, хлопает по плечу. Улыбается...

Щчик... Учебка... Строевая, ФИЗО, марш-броски, караулы, жара...

Автомат, как эпилептик, бьется в руках, и кровь, кровь... Так и брызжет из дырок на дверце броневика, а ведь там, внутри, их было четверо... Сладковатый запах. И тошнота – совсем чуть-чуть... Пошли посмотрим?

Щчик. Казарма, умывальник, и... В челюсть, в душу... В челюсть, в душу!... Кухня. Наряд. И снова к стенке спиной, а чучмеков трое... И пряжка поет, выписывая перед глазами замысловатую кривую – границу его территории... И холодная злость, злость... Злость...

Щчик-щчик-щчик... Резче руку!!!.. Резче! Не успевает... И штык-нож вспарывает рукав, а заодно и запястье... Кровь... И в челюсть... Резче! Злость...

И...

И здесь провал. Блоки, словно кирпичики уложены. Не пройти, не добраться. Не вспомнить. Да и не надо! Дальше!

Дембель... Позади полтора года проглоченного ужаса, проглоченного, переваренного и загнанного в самые темные закоулки. Все!!! Хватит... Но там, дома тоже ждут. Должок за тобой, Фант. Или нет?

Дембель... Москва!!! Друзья, девочки, институт... Танька вышла замуж... И Бербер – крутой, и тачка крутая. Поднялся.

Щчик... Все-таки ждали...

Щчик-щчик. Снова Бербер:

– Слушай, Фант, это серьезные бабки, я дам конечно, но... Как расплатишься?

– Расплатимся. Отработаю...

Щчик-щчик...

Григорьич... Тренировки, тренировки, тренировки... Время все медленнее, все гуще... Давай, Фант, соглашайся. Выступишь... – Нет! – Зря ты отказываешься, это ведь первенство Москвы. Это неплохие деньги...

Щчик, щчик, щчик. Пустырь... Братеево... Пластиковый пакет с наличными чипами... Спокойнее. Спокуха. Не спеши... Внутри все дрожит... Передал пакет и назад. Спокуха! Они тоже боятся... Не бежать, а то – хана... Напряженное лицо Бербера... Плечистые мальчики... Ну вот и все, как договаривались... Поехали, Фант – и Бербер разряжает автомат...

Щчик.

– Ну, Фантик, ты свое отработал... Хочешь, переходи ко мне на постоянку...

– Нет!!!

– А зря. Ладно. Будут проблемы – обращайся...

– И что? Опять отрабатывать?

Диплом. Работа. Друзья... Танька разводится!!! И все заново, и губы сладкие, как... И вечера... И ночи. – Нет, Таня, все. Я так больше не могу. Хватит!!!

Щчик... Удар, и стул – вдребезги... Сука!!! Придушу! Всех не завалю, а тебя уж точно...

– Фант, ты что!!! – Кто-то бьет по голове, кто-то пытается разжать сведенные пальцы. И опять хрустит плечо. Рвутся связки...

Коррекция. А еще – Наталья, и весь мир, кажется, в кармане...

Друзья, Параминово, водка... Щчик-щчик-щчик...

Нож с волнистым лезвием взблескивает змейкой... На пол! И с колена... КРАК, КРАК, КРАК...

Стоп, стоп – это уже...

Щелкает время, выстреливая все новое и новое, которое хорошо забытое старое, а руки привычно и компактно укладывают все по местам...

КВВ... Круги, круги, круги...

Все плотнее.

Щчик-щчик...

***

Толяныч огляделся, с трудом узнавая родную квартиру. В голове гудело, словно там незримый басист настраивал свой инструмент перед концертом. Ничего подобного он не испытывал с тех самых пор, как зашел в "Золотые Своды" и вышел оттуда совсем другим человеком. Впечатление такое, что прорвалась сама ткань реальности. Что все тщательно и казалось бы навсегда зарытые глубоко в подсознании, надежно придавленные блокировкой воспоминания вот-вот разорвут мозг на тысячи мельчайших кусков. Память захлестнула его словно мутный поток, так бывает, если прорвет канализационную трубу. Все печати были мгновенно сорваны, однако коррекция, как ни странно, продолжала действовать, поглощая лишние воспоминания и напитывая ими Фантика. "Совесть в кармане", виртуальное детище корпорации "Золотые Своды" продолжало исполнять свои функции, хотя сейчас это было сродни попытке укрыться за фиговым листом.