Текст книги "Третий источник"

Автор книги: Дмитрий Кравцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

К ним шла Альба, совершенно обнаженная, если не считать золотой цепочки на щиколотке и какой-то висюльки на шее. Рыжие волосы стояли дыбом, левый клык закусил губу, левую руку держит так, словно показывая пропуск вахтеру. Что это у нее там, на ладони? Глаз нарисован? Странный какой-то перевернутый. Да еще и птичьи клювы на месте сосков. Ну-ну! Но в целом та самая звезда таганрогских полей, или что там у них теперь после реконструкции.

Фантика окатила череда воспоминаний – ох, уж эти огневые встречи. Артефакт однако он не опустил, хотя волна секреторного аромата окутала его возбудительно-мягкой пеленой. Зверь внутри рыкнул ответно, и Фантик ощутил, что трусы уже палаткой. Как все быстро...

Тварь вздохнула и исчезла из поля зрения вместе с вонью, а может просто Фантик так переключился на Альбу, что совсем забыл про мерзкого горбуна. Как забыл и обо всем на свете.

Хороша!!!

Фантик пожирал герцогиню взглядом, медленно подвигаясь ей навстречу. На шее у Альбы раскачивалась костяная фигурка – странно перекошенный человечек с огромным возбужденным членом.

– Что же ты меня вчера не дождался, Фантик? – ласково, обволакивая его еще и голосом, проговорила она. – Дай-ка мне эту игрушку. Дай, а потом мы займемся любовью. Прямо здесь, и ты узнаешь такое, чего еще не успел испытать.

Никаких вожжей она не натягивала, но Фантика повлекло к ней, как сигаретный дым в легкие курильщика. Альба простерла правую руку, поводя ладонью над сушеной плотью артефакта, и Фантик уже почти совсем протянул ей его, тем более, что пальцы уже занемели, и он не прочь был бы вообще от него избавиться. Герцогиня было коснулась кончиками острых, совсем не обгрызенных, а напротив весьма ухоженных ярко-красных ногтей кольца с красноватым камнем, сразу же возмущенно налившегося багровым:

– Надо же, настоящий... – Со страстной хрипотцой проговорила она.

Но Фантик вдруг передумал, и, выполнив почти безукоризненный фехтовальный финт, отступил на пару шагов назад, снова вдавившись спиной в куст.

– Отдать? Это пожалуй еще успеется. Смотри-ка, прям очередь за этой дохлятиной! Не-ет уж, хрена. Теперь мне и самому интересно, что это за штука. Тем более, что это вроде как трофей...

Он пробежался глазами, почти совсем как руками, по ее телу, и совершенно естественно взгляд упал на лобок – вот, бляха-муха!!! заплетенные мелкими косичками волосы в паху герцогини шевелились, как живые, издавая нетерпеливые посасывающие звуки. Фантик отшатнулся, и отряхнул бы гадливо глаза, если б они конечно были действительно руками. А так только проморгался.

– Тьфу, блин! Так и до импотенции рукой подать!

Больше всего ЭТО походило на актинию на охоте. Всякое желание тут же испарилось, а сдвинуться с места мешал все тот же куст, впившийся в спину сквозь футболку всеми своими колючками. Герцогиня ощерилась, и оказалось, что правый клык тоже имеет место быть, только несколько меньшего размера чем левый. Она поправила бусину нан-чипа за ухом.

– Зря ты так! – неуловимое движение руки, и невероятно удлинившийся ноготь полоснул его от правой ключицы по груди наискосок. Футболка послушно разошлась вместе с кожей, как будто полоснули бритвой. Боли не было, но кровь потекла теплой струйкой.

Фантик рванулся, но куст держал крепко.

"А ведь это – писец!" – смекнул он на удивление быстро, глядя, как маленькими рыжими кобрами покачивается растительность на лобке герцогини, и крепко прижимая артефакт к груди, чувствуя, что это его единственная защита...

***

– Ты что, Толяныч, охренел?!!! – закричала Ольга ему прямо в ухо.

Толяныч проснулся и выпустил ее руку, которую сжимал со всей дури. Сразу же посмотрел на плечо – оно сильно болело и носило на себе рельефный отпечаток зубов, но причем тут зубы? Ах да! Данный знак оставила Пичка во время очередного пожатия. Больше на плече ничего не было.

Светало. В раскрытое окно пришла Матрена, предварительно по устоявшейся традиции тщательно обнюхала хозяина и улеглась, прижавшись к нему мягким боком. Фантик, так до конца и не проснувшийся, сначала осторожно прикрыл глаза, опасаясь вновь увидеть шевеление рыжих щупалец, но ничего такого не увидел. "Приснится же такая фигня. Как на сайте мазохистов побывал."

Тогда он осторожно же перевел дух, обнял Матрену и заснул под ответное мурчание.

А утром опять осмотрел себя – грудь довольно сильно зудела. Обнаружилось покраснение кожи, не так чтоб очень заметное, но все же. Словно струйка горячей воды – не кипятка, но близко к тому – сбежала от ключицы наискось. Вот тебе и фигня!

– Слушай, Фантик, а ты часом не псих? – Спросила Ольга, разглядывая черные пятна на запястьи, такие четкие, прям хоть отпечатки снимай. – Мне иногда кажется, что я связалась с маньяком.

– Нет, дорогуша, это просто непротрезвизм в хронической форме. Толяныч снял Матрену, спавшую у него на левом плече и перевернулся на бок. Девочка подняла голову и зевнула, тогда он почесал ее за ухом, и она опять уснула. – Вот видишь, Матрешка меня маньяком не считает, спит себе спокойно.

Девочка так до полудня и проспала рядом, словно бы оттянув на себя дурные сны, а хозяину уделила толику своей сладкой кошкиной дремы. Выспался Толяныч здорово, только сразу по пробуждении чувствовал себя вновь побывавшим на передовой. Но это мгновенно прошло.

– Но у нее и синяков нет, – Пичка сидела в кресле возле кровати и выглядела весьма и весьма завлекательно при полном отсутствии какой бы то ни было одежды.

Толяныч привстал на локте, похлопал по простыне:

– Иди сюда, поваляемся. – Это было словечко из их общего языка.

Она покачала головой:

– Пора в Москву, завтра на работу.

– А вдруг ты заболела?

– Чем же это?

– Ну... скажем... Хронический непротрезвизм опять же устроит? С кем поведешься, стал быть, с тем и наберешься. И причем того же самого. – Он взял ее за руку.

– Звучит заманчиво... – Толяныч все настойчивей тянул ее к себе, стараясь не задеть налившиеся грозовой чернотой собственные отпечатки.

– Ладно, уговорил! – Согласилась она наконец.

– Молодец. – И еще три дня пролетели. В Москву они поехали вместе в четверг. Снова четверг...

13.

Толяныч опустил кошку на пол – иди, мол, Матрешка, осмотрись, никто ли не заходил? – а сам прошел на кухню, попил водички и закурил. Бардак в квартире конечно страшный, но убираться не было ни сил, ни желания, самое лучшее, пожалуй, вздремнуть часок-другой. Мысль понравилась, и он поплелся к малютке, по пути заглянув в холодильник, где и обнаружил завалявшуюся пару пива "Берг", невесть как ускользнувшую от внимания. Это слегка меняло дело. Толяныч опять вернулся в кухню и сварганил пару бутербродов из подручных материалов и черствого хлеба – ничего, переможется. Вот теперь к малютке!

Матрена сидела на банкетке в прихожей, нахмурив уши, и внимательно рассматривала себя в зеркало – вот кокетка. Мимоходом он погладил кошку, на что она сказала короткое "Ммурр", но занятия своего не прервала.

Ну-с, давай глянем, кто нам звонил...

Толяныч просмотрел список звонивших: здесь преобладали незнакомые номера, повторяющиеся с завидным постоянством в течение всей недели. Индексы говорили, что звонки делались частью с таксофонов, а частью с закрытых мобильных. Среди этого маразма тихой гаванью выделялся номер Крота. Звякнем.

Кротельник ответил не сразу, а когда все же ответил, то стал методично обкладывать матюками – мол, кто его посмел разбудить и все в таком духе.

– Угощаю, – в порядке извинения сказал Толяныч. – Приезжай.

– Это я мигом. – Подобрел Серега. – Девок только прихвачу и через час я у тебя.

– Годится. – Толяныч положил трубку, даже не спросив, кого Серега прихватит на этот раз, и принялся наводить хоть какое-нибудь подобие порядка, но сначала допил пиво. Потом побежал в магазин – настоящая жизнь продолжается, а покой только снится. И то не всегда, далеко не всегда.

Канарейка звонка запела, чуть не застав Толяныча врасплох – он никак не мог привыкнуть к тому, что звонок опять работает. А может он только на девок и реагирует? Гостеприимно распахнул дверь. Крот стоял, обнимая за талии двух румяных матрешек, что совсем неудивительно: когда Серега некоторое время побудет среди женщин, они все почему-то подрумяниваются, есть такое дело. Что за флюиды он там испускает? Что-то типа излучения микроволновой печи?

А эти вдобавок были еще и похожи, как две капли воды.

Толяныч помотал головой, затем использовал проверенный метод – надавил большим пальцем на глазное яблоко. Девушек стало четыре.

– Вы что, двойняшки? – тупо спросил он.

Четыре симпатичные мордашки расплылись в улыбках одна краше другой, да так, что даже Фантик залюбовался. Идиллию прервал раздвоенный Крот:

– Ты чего, в натуре, братан? Забыл, как гостей встречать? Че, не видишь – люди с работы едут, а он тут разные, бля, допросы разводит на пороге. Тоже мне! – и оттерев Толяныча плечом, подтолкнул девушек в квартиру. – Давайте, бабы, не стесняйтесь. Фант, он парень в общем-то ничего, но с задвигами. Тормозит малеха.

Навстречу гостям обернулась Матрена, наконец-то оторвавшись от созерцания зазеркалья, и начались охи-ахи типа: какая киса – живая!!! какая прелесть и прочая пурга, которую Толяныч слышал регулярно. Слишком многих удивляло, что он держит живую кошку, и она оказывается совсем не агрессивна. Ну не станешь же каждому объяснять свою уверенность, что у них с Матреной общая судьба.

Видимо девочка была того же мнения, так как благовоспитанно повернулась к вошедшим задом и продефилировала в комнату, распушив хвост, отчего стала немного похожа на павлина. Подхвостовое пятнышко элегантно отличалось от общего окраса лишь на полтона и напоминало сложенные для поцелуя губы. Мол, поцелуйте меня...

Возникла пауза, достаточная, согласно народной примете, для появления на свет божий пары-тройки милиционеров.

– Ты бы хоть познакомил меня, что ли, – наконец-то вышел из ступора Толяныч, до того заворожено созерцавший девушек, которых опять стало две.

– Татьяна. – в один голос молвили барышни.

Толяныч вздрогнул:

– Ты что, маньяк? – повернулся он к Кроту, – то, понимаешь, Св... – и осекся, наткнувшись на недобрый серегин взгляд. – Что же это мы все в дверях, да в дверях! – Нашелся он и, обняв девушек за податливые талии, повлек их в комнату.

Звенящий сумкой Кротельник помелся следом, болтая по пятнадцать метров в минуту. Из его трепа Фантик причерпнул, что они не близняшки, а подружки, что одной девятнадцать, а другой двадцать два (значит, роднил их все же только румянец), что учатся они в МГУПСе...

– Землячки, значит. Я тоже его заканчивал. Не мир тесен – слой тонок! тепло сказал Толяныч, покрепче прижимая к себе нежданно обретенных соотечественниц и слушая серегины базары с шутками да прибаутками, узнал еще кучу всего: мол, учатся они прилично, живут в ближнем Подмосковье... – это уже хуже. Одновременно девушки заливали ему, какая прелесть его кошка, оп-реггей – вообще класс.

– Тогда у меня есть чем вас порадовать. – Сказал Толяныч и поставил соответствующую музычку.

Девочки непринужденно пустились в пляс, а Крот производил тем временем ревизию холодильника. Наконец он объявил, что Толяныч подготовился на совесть, а значит прощен за не вовремя произведенную побудку, а девушкам необходимо сполоснуться.

На что Толяныч отреагировал довольно неожиданно для себя:

– Очень кстати, я как раз собирался принять душ... – но Крот перебил его:

– Не бери в голову, братан. Они лесбиянки.

– Лесбиянки?

– Ну почти. Шучу, не бери в голову. Пусть уж поплескаются вволю, мы тут пока мужским делом займемся.

И он выкатил на стол пузырь джина с приятно ласкающим русское ухо названием "БИФИТЕР" и тоник, а уходящим в ванную псевдо-близняшкам крикнул, что, мол, если все-таки понадобится спинку потереть, или еще чего – так, мол, мы завсегда. Девицы неопределенно хихикнули в унисон и закрыли дверь, а они с Кротом взялись за мужское дело, то есть сели выпивать.

Захмелел Фантик на удивление быстро, правда, успел переправить девочкам пару коктейлей и плеер, и теперь слушал Крота в пол-уха, почти полностью погрузившись мыслями к ним в ванну, да так, что Сереге стоило немалого труда усаживать его на место после каждой рюмки.

Серега тем временем выложил на стол коробку с патронами к нагану и глушитель. Они выпили, и Толяныч спросил, а разве бывают наганы с глушителем. Крот сперва в изумлении вылупил глаза, а потом глотнул и пустился в пространный рассказ о том, как один приятель вручную подгонял глушак к револьверу. Они выпили еще. За приятеля.

Потом еще, и Фантик спросил: а как же Светка? Она в Донецке – сказал Крот. Да нет, не жена... А-а-а, эта? Она – тоже. А другая? Все уже в Донецке – терпеливо разъяснил Крот и в свою очередь спросил – а у тебя нет какой-нибудь Светки? Фантик сказал, что давно уже нет, раз все в Донецке. Выпьем за Донецк – город невест... Теперь выпьем за Татьян... Выпьем, они мне очень нравятся. А они правда того? Чего того? Ну, лесбиянки... Все бабы – лесбиянки, пока рядом мужик не объявится. Давай за нас – за мужиков. Давай! А ведь скоро Татьянин день. Выпьем. Правда, во-первых, до Татьянина дня еще восемь месяцев, а во-вторых, Татьяны-то – вот они, в ванной. Ну тогда за татьянин вечер... и ночь. Выпьем...

Хочу в ванную – сказал Фантик. Я тоже – сказал Крот – выпьем. Это что, сбой в ориентации? Что? Хотеть одновременно в ванную. Нет, это – крепкая мужская дружба. Выпьем. За нее? Да.

Тут Крот все же пошел в ванную освежиться, а на Толяныча уже взгромоздился обломец. Зато он обнаружил замечательную штуку подружки-близняшки, оказывается, уже наплескались и обсели его со всех сторон эротично обвернувшись полотенцами. Сам Толяныч изначально был одет только в любимые обрезанные джинсы.

Выпьем Шампанского, девочки? За Вас!!!

Внезапно он почувствовал себя вполне так по-султански, вот только подробностей не помнил, когда все-таки погрузился теплую воду, напутствуемый серегиным "Смотри не утони..."

СБОЙ:

...Плыть по реке становилось чертовски тесно – берега прямо-таки сдавили плечи.

"Вот непруха, – подумал Фантик лениво. – А если случится пароход какой, ведь задавит, собака..."

Но лежать в теплой воде было так приятно, и настроение – самое что не на есть радушное. Короче, он ощутил себя чуть ли в нирване – пусть давит перевернулся на спину, и заложил руки за голову, предоставив все на волю провидения. Глаза плотно зашторил веками.

Не прошло и пяти минут, как провидение дало о себе знать – его груди коснулось прохладное донышко стакана. Фантик перехватил руку, его приносящую, и приоткрыл один глаз – над ванной склонилась какая-то из Тань, и жидкость в стакане напоминала цветом ее глаза.

– Шампанское заказывали?

– Богиня, наяда! Конечно заказывали! – Проникновенно сказал Фантик и сделал мощный глоток. – О-о-о... Узнаю брата Колю! В смысле Серегу. Сама догадалась, или подсказали?

– Подсказали. – Рассмеялась "богиня и наяда".

Фантик хватил еще один нирванистый глоток. Духовная составляющая мощным упругим потоком хлынула вовнутрь. Похоже, коньяка в стакане было не меньше, чем шампанского, и сейчас эта гремучая смесь разливалась по внутренностям, размывая все на своем пути. Правда моральные устои рухнули уже давно, осталось лишь воспоминание, но сейчас воздействию подвергалась сама реальность.

Он глотнул еще:

– А ну милашка, полезай-ка на борт, да поживее! Я, я, натюрлих, дас ист фантастих унд аппетитлих! Унд нохайнмаль... – Сам не зная почему перешел Фантик на немецкий язык, но "нохайнмаль" случился, а это главное.

Из ванной Фантик выбрался вполне освеженный, мимоходом отметив две вещи: компания увеличилась раза в четыре-пять, а реальность своих привычных очертаний не обрела – вокруг кружил целый букет голый эмоций, и цветные вуали энергий оплели его со всех сторон. Возможно он просто был уже пьян, когда с размаху ухнулся в этот водоворот: нет, нет! Только не джин, лучше повторим "Северное сияние"... Лучше выпить водки литр, чем сосать этот "Бифитер"... – это Дрон пожимает руку... А откуда он здесь взялся? Ну да ладно... Ну литр – не литр, а рюмаху с тобой, Дрон, с полным удовольствием...

Вот чья-то женская рука и Фантик целует ее – извините моя прелесть, я ослеп от вашей красы и не могу разглядеть ваше лицо... Давайте лучше на ощупь. Нет? Простите... Жареные ножки? Что еще за извращение?!! Кто посмел жарить ножки? Вы, мадам? Нет, ваши лучше сырыми, позвольте отведать... Крот, не доломай мне кровать! Мерзавец! А то новой от тебя хрен дождешься... Водки? Охотно!... Позвольте ангажировать вас на мазурку... Дайте немому сказать... И сигарету...

Фантика переклинило окончательно. Почему-то ему хотелось всех женщин называть на "вы"...

Здорово, Еж, давно тебя не видел. Месяц? Да это же целая эпоха. Давай выпьем... А, Таня, привет. Нет, с тобой только на брудершафт... Здорово все же было бы уплыть в натуре к чертям собачьим! А, так в ванне была не ты. Ну это дело поправимое...

А теперь – дискотека!!!

***

В какой то момент Толяныч осознал себя на кухне, и почему-то, с Пичкой. Все было так неопределенно, так расплывчато. Они как раз сумбурно вели разговор что-то типа: ты, мол, Толяныч, не обижайся, ты – хороший, а у меня муж через три дня приезжает из Англии... Так, кто у нас муж? Ах да, муж... Безнадежный взмах руки. Ты обиделась? Да нет... Просто эти девки, народу толпа, да еще в прошлый раз ты... Да брось ты, Пича... Да я ничего...

Толяныч приобнял ее и только собрался приступить к утешениям, даже рот раскрыл, чтоб соврать чего-нибудь поубедительней, как за стенкой в туалете кто-то так отчаянно взревел, что Толяныч аж поперхнулся. Кто-то из гостей уже успел перебрать. Он выждал с минуту – все стихло. Собрался с мыслями:

– Ну, ладно... – Опять дикий рев и смачные плевки. Толяныч умолк, рев тоже. – Ладно... – Рев. – Да заткнешься ты?!! – Тишина.

Толяныч честно пытался начать свой спич раз восемь, но безуспешно – его постоянно заглушал анонимный харчеметатель. Это сколько же надо было принять! Он исполнился восхищением перед такими возможностями, и ведь явно человек-то хороший – воду спускал уже раз пять.

– Так... – Выждав на этот раз для верности пару минут, все же начал Толяныч, но оказалось, что тот, в туалете, все это время просто собирался с силами, и они опять грянули одновременно. Звук, издаваемый оппонентом, напоминал мини-Ниагару.

– Слушай, может он там по новой пьет в перерывах? – Давясь смехом закричал Толяныч, стараясь заглушить глас, вопиющий в туалете. – Прямо из бачка.

– Ты можешь быть серьезным хоть минуту?! – Закричала Пичка.

Он заверил, что серьезен, как поп перед повешеньем, тьфу, в смысле под виселицей... В смысле...

– Тогда пошел ты на хер!!!

– Уже там... – С обреченностью сказал Толяныч, и Пичка ушла, хлопнув дверью.

Толяныч посидел немного в одиночестве, надеясь увидеть кудесника от унитаза, но никто так и не появился. Тогда он подошел к двери, подергал ручку, постучал – эй, кто там, выходи. Ответа не последовало, вернее он был по-прежнему нечленоразделен, зато изобиловал фриотурами, словно шумелец одновременно практиковался в горловом пении.

Толяныч вздохнул и отправился в комнату, из чистого лишь упрямства подергав дверную ручку туалета последний раз:

– Занято!!! – Неожиданно раздалось в ответ, и по голосу он кудесника не опознал.

Зашел в комнату, и на него с силой в двенадцать баллов обрушился Крот, облапил, навалился:

– Где... Ольга?... – Тяжелый, собака.

– В Донецке...

– Тебе... звонил... какой-то Бобер... не-е... Имбир... не-е... Бербер, во! – И Серега повалился на малютку, чего многострадальное ложе перенести, конечно же, не смогло и окончательно просело всеми своими ножками. – Отбой, бля...

– Мать твою, урюк!!! – заорал Толяныч, хотя остальные восприняли выходку Сереги, как добрую шутку.

"Бербер? Этого еще не хватало... Этому-то чего из-под меня опять надо?!!"

Неожиданная мысль сверкнула так ярко, что на мгновение Толяныч даже ослеп. Прозрел и быстро застучал по кнопкам определителя. Точно! Номер, с которого звонил Бербер точнехонько такой же. Так. Вот значит кто мне всю неделю названивал. Ну как не вовремя! Или наоборот вовремя? Ведь эта гнида всегда лезет, стоит у меня проблемам нарисоваться.

"Значит Бербер..." – решил он, плюхаясь на малютку, чем окончательно ее доконал. И провалился в небытие рядом с Кротом.

***

Как это не банально звучит, но утро опять было хмурым, правда солнце еще не взошло. Преодолевая тяжесть в голове, Толяныч прошел на кухню и долго и жадно пил из чайника.

"Лучшее средство борьбы с пьянством всегда являлся труд. Всегда, но не сейчас! Господи Боже, в которого я не верю, как же башка трещит..." необходимость резко подправить здоровье оказалась нестерпима, но мысль об алкоголе любой концентрации взывала стойкое отвращение, и он попил еще. Чайник кончился.

– Труд, труд, и еще раз – труд!!! – Толяныч обозрел кухню, заставленную пустой посудой. – Вынесу в четыре ходки.

И он бодро взялся за дело, за несколько минут на радость собирателям бутылок превратив лестничную клетку в подобие пункта приема стеклотары. Обилие форм и этикеток радовало глаз: ты смотри, даже "Стругораш" пили – это уж совсем беспредел. Кухня стала чиста и просторна, чему Толяныч несказанно порадовался и пошел в большую комнату. Так, бляха-муха, – тут уже четырьмя ходками не обойтись. Он обогнул останки Малютки, где спали несколько человек, и принялся осторожно собирать бутылки...

Ну, вот вроде и все – перекур. Толяныч устроился у окна в кухне, любуясь восходящим солнцем. Пришла Матрена и уселась рядом на подоконник.

– Привет, девчонка, есть будешь? – Погладил кошку, пошел и открыл холодильник. – Фу!!! – Толяныч аж перекосился при виде содержимого. Дожили!

Холодильник под завязку был заполнен иностранными бутылями. Сзади хлопнула дверь туалета. Кротельник вразвалку прошлепал к окну, нашарил в пепельнице бычок посолиднее и ткнул его в рот.

– Слушай, Серега, а когда это мы успели вискачем затариться?

– Ну ты даешь! Сам же вчера бабками швырялся. Накупил, понимаешь, тут всякой фигни, а я виноват! – Серега отвернулся к окну и лирично произнес. А денек-то сегодня был что надо, ишь как солнышко-то багровеет. Чисто Каберне...

Толяныч поглазел на восходящее солнце с минуту, но представить Крота этаким тонким романтиком не получилось. Мешал сам Крот, слишком уж грубо материалистичный: мятая ряха семь на восемь с рубцом от подушки и заплывшими глазами упорно ассоциировалась с плохишом из детской виртуалки после глобального запоя. На теннисиста утренний Серега не тянул, столь плотно дыша перегаром, что Толяныча замутило. Стоит тут, хлопая по пузу резинкой семейных трусов и пялится в окно, а в пальцах-сардельках дымится жеваный чинарик.

– Придурок, это же – рассвет! – Умиленно сказал Толяныч.

Крот сплюнул в окно:

– Да? Не вижу повода не выпить. – И он двинулся к холодильнику.

"Опять!!!" – мелькнула у Фантика отчаянная мысль. Вслух же он сказал:

– Там где-то пиво должно быть.

– Хули мне твое пиво! Только хуже будет. Давай лучше водочки дернем.

И они дернули. А потом запили пивом, чтоб не спорить – уж больно голова трещит. Потом повторили операцию еще пару раз. Полегчало.

– Скажи-ка брат, ты помнишь, что неверное опохмеление ведет к запоям?

– Помню. – Сказал Кротельник, наливая. – Кто воевал – имеет право. Ты мне лучше вот что скажи: у тебя больше никакой работенки не намечается? Может этот Бербер чего подкинет? А то, понимаешь ли, я уж половину отпускных профукал, а мне еще в Донецк ехать...

"Да, Бербер еще, мать его... Вот чутье у человека: стоит мне куда вляпаться – он тут как тут. Как будто прошлого раза ему мало было. Или он тоже к этому артефакту свой интерес имеет? Пожалуй стоит подстраховаться на всякий пожарный. Ладно, позвоню сегодня Пастору."

– Да пошел он, этот Бербер!!! Вот уж с кем я вязаться не имею желания, так это с ним. Хватит, я на него уже поишачил... И тебе не советую. Если ты такой уж романтик с большой дороги, так Майку позвони – он хоть не сдаст, если что. – Толяныч занервничал, даже водка не помогла, не говоря уж о совсем задвинувшей службу коррекции. – Слушай сюда. Я сегодня отвалю к одному человеку, а ты тут похозяйничай. Всех на фиг гони, как проспятся, девочек можешь оставить. Пусть малеха приберутся. Ну, короче сам знаешь кто позвонит там, туда-сюда. Бербер всегда норовил на мне в рай въехать.

– Думаешь, это по нашему делу? – довольно трезво сощурился Крот. – Дашь мне наводку, прощупаем.

– На водку? Бери в холодильнике. – Толянычу не шутилось. – Очень может быть, что это наши друзья раскачались. Если Бербер действительно замешан или каким-то образом связан с этими мудаками – ну, одноглазым и прочими – тогда дело труба. А с Пастором они никогда не ладили.

– А что за человек это Пастор? Что делает?

– Покойничков обряжает. В морге он работает, понял.

– Местечко готовишь?

– Е-мое, Крот! Типун тебе на язык! Если и готовить, то не для себя. А если Бербер здесь каким-то боком притерся, нам может быть совсем тяжко. Этот раскачиваться вообще не будет...

– В законе?

– Ну типа того. Оружие, симуляторы, еще какая-то фигня.

А сам успокаивал распоясовшееся воображение, унимал, твердя самому себе, что Бербер тут не причем, что это просто совпадение. Просто непонятное желание Бербера иметь Толяныча среди подручных, которое не проходит уже лет двенадцать. И стоит Толянычу заиметь какие-нибудь проблемы полукриминального свойства, как Бербер тут как тут с предложениями решить все вопросы. Как будто только этого и ждал. А может он же их сам устраивает? На ум тут же пришла аналогия с Кротом, который, вполне возможно, действовал так же. А что, Бербер вполне мог слюнтяя подослать, в его распоряжении и не такие уродцы имеются. Один Сварщик чего стоит, не к завтраку будь помянут.

Вот так мозаика складывается! Нет, не то, чтобы понятно – откуда и чьи ноги растут, но зато понятно происхождение самого ощущения подгоревшей каши. Уж больно все в цвет выходит, и кстати не исключено, что и Пастор, стоит к нему обратиться, завернет какую-нибудь свою заморочку. Но деваться-то некуда – Бербера просто необходимо уравновесить. Бляха-муха, жизнь и так-то выписывает кривые, похожие на круги, а тут и вовсе...

– Симуляторы, говоришь? Круто. Это Лешему, по его части. Ладно, наливай... Ну, за удачу!

14.

Пастор работал в ночь.

"Вот, бляха-муха, удовольствие – ехать в морг к одиннадцати вечера! И еще, сказал, чтоб низом идти – это, значит, где труповозка ездит!" – Толяныч злился, хоть Пастор был старым приятелем, но его припанкованые шуточки иногда напрягали. Уж больно замогильный душок от них исходил, а сейчас, когда жаренным вокруг пахнет, так и вообще.

С Пастором Толяныч последнее время виделся очень редко, но каждый раз вспоминал одну и ту же историю.

Было это лет десять назад – они тогда еще только познакомились через Майка. Вообще-то Пастора по жизни звали Гошей, но тихий голос и вежливость дали ему кличку Пастор, хотя детина под два метра и с абсолютно кубической фигурой меньше всего походил на скромного служителя божьего. Кличка нашла свое отражение в том, что со временем Гоша взял моду иногда вставлять в свою речь немецкие словечки.

"Ага, – отметил Фантик, не зря я вчера по-немецки заговорил, ох не зря. Вот тебе и круги."

Но выделялся Пастор совсем не этим, хотя в уличных потасовках конечно был незаменим. Дело в том, что он обладал мужским достоинством совершенно невероятного размера. На пляже девицы прямо глаз оторвать не могли от его плавок, но когда дело доходило до конкретики – пасовали абсолютно все, отчего и рос парень полным бобылем. И если бы не Валюха, страстно любившая известные языковые изыски, остался бы он так же и полным девственником. Но и она была очень осторожна.

"Тебе же оперы не петь. Смелее!" – подзуживали ее поддавшие и сочувствовавшие Пастору приятели. Валюха обычно возражала, что дело тонкое и особого подхода требует. И подход у нее имелся действительно уникальный... Да, о чем это? Да! Но шлюха, она шлюха и есть, а Пастор мечтал о фее. Но феи в двадцать первом веке сошли на нет, так что совсем парень сник и на женщин даже смотреть перестал.

И вот, как-то раз, поехали компанией купаться в Сер-Бор. Пока народ плавал, Толяныч высмотрел неподалеку трех фигуристых блондинок спортивного телосложения – они, как потом оказалось, были гандболистками – и стал подбивать Гошу приколоться. Тот, естественно, уперся, но толянычева неугомонная натура требовала общения:

– Девушки, хотите пива? – Они не отказались и пересели поближе. Ну потом ля-ля-тополя, прибежал сластолюбец Гера, и понеслись амуры.

Возвращались поздно. Гера с одной спортсменкой сразу отвалил куда-то в Кузьминки, а Толянычу фишка легла в Тушино. Причем девушек было две. Пройти по Лодочной после одиннадцати с такими "биксами" представлялось предприятием стремным, даже опасным, и он уломал-таки Пастора составить компанию. Благо, жили девушки буквально через дом друг от друга. Договорились встретиться на остановке, ждать до первого автобуса, и разошлись. Толяныч быстренько распростился со своей, прицепил телефончик и поспешил на остановку, справедливо полагая, что уж Пастор-то не задержится. Но Гоши не оказалось, и когда через полчаса подошел автобус, Толяныч с чистой совестью поехал домой.

Утром он позвонил Пастору, но его не было дома. Тетя Люся, гошина мама, сказала, что он ЕЩЕ не пришел!!! Толяныч даже стал волноваться.

Объявился Пастор на третьи сутки – позвонил Толянычу и сказал, что женится. На ком? На этой самой? Ты что, Пастор, в натуре обалдел? На что Гоша произнес фразу, ставшую впоследствии знаменитой: "Фант, мы нашли друг друга!!!" и относился с тех пор к Толянычу, как к близкому родственнику. Чуть ли не к крестному отцу. Толяныч еще несколько лет гадал – а что было бы, если бы Пастор пошел провожать другую девицу. Но проверить уже невозможно: телефон той гандболистки был потерян буквально на следующий день при весьма трагических обстоятельствах, а с ним и технические характеристики устройства оной. Возможно, что было бы тоже самое. Вот так-то...

А сейчас Гоша трупы моет, и очень нужен. Не позарез, но близко к тому. Давняя нелюбовь Гоши и Бербера была Толянычу хорошо известна и началась еще со времен, когда они все занимались рукопашкой у Григорича, а потом перенеслась на бизнес. Хотя Толяныч никак не мог взять в толк, что за деловые завязки между патологоанатомом, пусть и с довольно нетрадиционными интересами, и, как сейчас это называется, "новым", подпольно торгующим оружием и психосимуляторами. Тем не менее завязки были, правда до открытого конфликта дело не дошло.