Текст книги "Мастер третьего ранга (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Коробкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

10. Дедушка

– Ваня, – тормошил Юра за плечо наставника. – Вань, да проснись же ты!

Иван очнулся с тяжелой, трещавшей, будто от похмелья головой. Парень нависал над ним, держа в руках увесистую рацию. Иван, нажал тангету, принимая вызов.

– Это Безродный, – бесцветным тоном сказал он. – Слушаю.

– Привет Вань! Это Сифон. Ты уже знаешь брат?

– Да. Только что все видел. Как думаешь, где это произошло?

– Это в районе Новых Гор, далеко на юг от ледника. Я там бывал. Ты сам то где?

– Еду от Заречья, в сторону Солеварска, через пограничный лес.

– Вань, не едь по западной трассе. Я с трудом прорвался. Ели ноги унес. Там все наводнено зараженными и перерожденными. Они бьются между собой и нападают на всех подряд. Про зараженных знаешь?

– Да. Встретились мне тут по дороге. Прямо скажем, жуть.

– Понимаю брат. Я проезжал там до тебя, но их еще не было. Здесь поселки на военном положении. Некоторые вовсе разорены. Беженцы рассказывают о сумасшедших людоедах. И не ясно, откуда они прут. Охрана дорог разгромлена, кто остался, отступили в столицу. Теперь дороги опасны вдвойне. Будь начеку.

– Принято брат, спасибо!

– Не за что, брат. Береги себя! Успеха!

– И тебе успеха брат! Свидимся дома. Отбой.

Иван с хмурым видом полез в свой рюкзак, достал флягу со спиртом, хлеб и кусок жирной, копченой колбасы. Юра все понял.

– Кто Вань? – спросил он, доставая рюмку.

– Пашу Стерха ты знаешь, а второй Коля Звонарь.

– Нифига се, сразу двоих?

– Да. Давай помянем моих братьев, какими бы они ни были. Перед лицом смерти мы все равны.

Пока Иван спал, видя гибель братьев, дождь сошел на – нет. Хмурое небо, разъяснилось, и солнце стало, понемногу прогревать все до чего могли дотянуться его лучи. Стряхнув с себя дремоту, звонко запели птицы, лес наполнился звуками приходящей в себя природы.

С промокшего сруба часовни навстречу ласковым лучам, поднимались струйки невесомого пара, смолк перестук капели. Грунтовая дорога, превратилась в сплошную кашу, а оставленный под открытым небом мотоцикл стал покрываться коркой высыхающей грязи.

Солнечный зайчик, метался по темному потолку часовни, заметно потеплело, и пора было отправляться в путь. Но дорогу так размыло, что невозможно было уехать на грузном мотоцикле слишком далеко.

Ночевать в часовне, на месте старого жальника, было бы дуростью. Нужно было добраться хотя бы куда – нибудь, где можно просохнуть и отдохнуть.

Западная, знакомая дорога, по словам Сифона, была опасна, а южный путь, Иван не знал. Не приходилось там бывать. Все что знал мастер, о южном направлении, так это то, что там живут рыбаки, что кормятся с большого притока полноводной реки. Там есть большое озеро, разлившееся на месте провалившегося сквозь землю, старого города. А еще, там был небольшой городок, выросший на остатках руин, того, что не поглотила вода.

Вообще реки и озера, прибыльные, для мастеров места. Там всегда полно стихийных духов, и перерожденных, но Иван больше любил степи и леса. Там тоже хватало работы. А вода не его стихия. Но делать было нечего. Если умелый Сифон, посчитал, что западное направление опасно, то там не просто опасно, а полный капец. Придется делать крюк, через земли рыбаков.

Покрытый толстым слоем бурой грязи мотоцикл наконец-то завелся. Гром, влез в свою люльку и поскуливал от нетерпения. Этот зверюга любил ездить даже больше чем Иван. Юра сел на свое место, и скривил конопатую моську, от того, что из промокшего сиденья, под задницу тут же хлынула холодная вода. С горем пополам, помалу, мотоцикл двинулся вперед.

Гнать по такой дороге было бы самоубийством, и пока наставник осторожно рулил, подмастерье все зыркал по сторонам, выискивая опасность, которая, может свалиться в любой момент, на медленно едущих людей.

Они проехали один опустевший пост дорожной охраны. Второй. До третьего оставалось пара километров, когда заметивший, что-то подмастерье стал активно хлопать по плечу наставника.

– Вань, – перекрикивал Юра, надрывно ревущий мотоцикл. – Там кибитка какая-то в овраге.

Как бы ни хотелось останавливаться, но Иван притормозил. Вдруг, она сорвалась с мокрой дороги и там еще есть живые. Да и всегда следует знать, что у тебя позади, чтобы быть готовым, к тому, что впереди.

Мотоцикл глушить не стали. Пес кроме недовольства новой остановкой, никаких признаков беспокойства не подавал. Оставив Юру прикрывать тылы, Иван взял шестиствол и подошел к краю оврага.

Живых в кибитке и около нее не было, трупов, и тварей, мастер тоже не заметил. Стены оврага оказались довольно крутыми, но спуститься и посмотреть, что да как нужно было обязательно.

– Вань, тут стреляли, и, причем не хило, – указывал на ближайшие деревья протеже. – Вон там, целая очередь в дереве засела.

– Ты гляди, чтобы нас тут не сцапали, – отмахнулся Иван.

Он покачал ствол кривого деревца, что свесило корни на краю оврага. Сидело оно довольно крепко. Мастер достал из багажника веревку и стал крепить к его корявому стволу. Подергав, и удостоверившись, что веревка не развяжется, а деревцо не тюкнет его по макушке, он стал спускаться по склизкой, глинистой стенке на дно оврага.

Кибитка оказалась мотовозом с фургоном. Такие зачастую использовали караванщики. И это был именно караван, или часть его.

Фургон лежал на боку, из него вывалились пропитавшиеся грязью тюки, разбившиеся ящики, и прочий смешавшийся с глиной хлам. Иван заглянул внутрь. Там при падении все перемешалось, и он решил осмотреться в поисках чего – нибудь стоящего.

Лежал мотовоз, судя по всему здесь уже не один день. Воняло кислятиной и чем-то тухлым. Ясно было, что до него, здесь тщательно покопались, но были это скорей всего еноты, и разное мелкое зверье. Это хулиганье, перекопало, там все, смешав весь товар в непонятную, однородную массу.

Уже через несколько минут, Иван раздобыл автомат, и хороший дробовик. Оставалось найти в этом бардаке к ним патроны, но вместо этого отыскались деньги. Много денег. Считать Иван их не стал, затянул потуже кошель, и деньги отправились в мешок к оружию.

– Эй, мил человек, – раздался дребезжащий голос за спиной. – Ты чаво там воруешь?

Иван от неожиданности, вскочил и больно стукнулся об железную рейку над головой. Шипя и потирая ушибленное место, он обернулся.

В фургон с интересом заглядывал сухощавый старичок в обносках, с клюкой, и спутанной, густой, рыжей бородой.

– Не ворую дедуля, – ответил мастер и снова стал копаться в барахле. – А беру нужное, на доброе дело. Небось донимают упыри? Так вот я их встречу и всыплю по первое число.

– А, так ты из энтих? Из братьйов? – хмыкнул дед.

– Да дедуль. Так что лишнего не возьму, только нужное мне, и то, что не нужно тебе.

– А ну тады бери. Встречал я ваших и не раз. Потешные рабята. Один из своей палицы, мне в заду оттакенную дырищу оставил. – Старичок ухмыляясь показал сухощавый кулачок, что стало быть своим размером обозначал дыру в его седалищном нерве. – Насилу зарастил.

– Ты прости дедуль, братья сейчас нервные. Теперь на нас самих охотятся.

– Та ты чо? – удивился дед, присаживаясь на перевернутый сундучок. – Енто ж кому так шея чешется?

– Слыхал про таких тварей, как кукловоды? – спросил Иван, найдя золотые побрякушки, и тоже сунул их в мешок.

– А – а – а, Кощеи. Как же, слыхал. Паскудные дела творят, мертвым покоя не дают, праху ихнему верней. Мне такие негодники не по душе, – скривился старичок. – А где ж вы им на хвост то наступили?

– Вот кабы знать, дедуль, – пожал Иван плечами, взял в руки свитерок, и прищурился глядя на деда. – Дедуль, тебе тряпье твое не надоело?

– Надоело сынок. Сносилось давно, а что ж поделать.

– Держи, – он подал старику свитер. – И вот держи штаны, а вот исподнее как раз на тебя. Обувка нужна?

– Вот спасибо сынок, – обрадовался старичок и стал скидывать с себя лохмотья. – А то ведь, который день вокруг хожу, а взять ничего не могу. Да накой обувка та, я Матушку чувствовать люблю. Это вы все от нее пятки прятаете.

Иван смотрел, как переодевается старичок, скрывая под новой одеждой, свое покрытое, шерстью, корой и наростами чаги тело. Он оделся и довольный сел обратно на сундучок.

– А ты чавой хоть ищешь? Давай подмогну.

– Да патроны ищу дедуль. Да после енотов, тут разве чего найдешь?

– Эти любят озорничать. – заулыбался дедушка. – Непоседливые рабята, зато умильные такие. А патроны, енто чаво? Енто не то чем палки ваши стреляют?

– Они самые.

– Так тута они, прям подо мной. – Он встал и перевернул сундучок.

Иван подошел и открыл крышку. Он был под заваязку набит автоматными патронами.

– И такие жа, да только пожирней, вона там, под тем мешком. – Указал старик в дальний конец фургона.

– Спасибо дедуль, за помощь, – с улыбкой благодарил мастер, сгружая патроны в мешок. – А-то копался бы тут до ночи.

– Так хорошим людям завсегда подмогнем если надыть. – подмигнул в ответ старичок.

– Может тебе еще чего надо здесь, ты скажи.

– Да кажись ничо. Хотя нет, вон ту бы одежонку ешшо. – Он указал клюкой на плащ с капюшоном. – А так больш ничо.

Иван, подал ему плащ, и двольный старичок сунул его подмышку. Они вышли из фургона, Иван подошел к двигателю, скрутил свечу, и постучал по топливному бачку.

– Да слилося там все. Два дня крепкой брагой воняло.

– Ну, тогда все, – сказал Иван. – Пора мне.

– Ты енто, бери мальца сваво, да зверюку вашего, и айда ко мне. Медком свежим побалуетесь, отдохнете, – предложил старичок. – У меня в лесу хорошо, даже енти, болезные в мой лесок не ходют.

– Я бы и рад дедуль, – улыбнулся ему Иван. – Но спешим мы. А за приглашение спасибо.

– Да вижу я. Ну, ладно, тогды бывай сынок! Как там ваши молвят? Успеха мастер! – кивнул ему дед и сунул в руку оберег.

– И ты не хворай дедуль. Пусть лесок твой от худа Мать бережет! – хлопнул Иван старичка по костлявому плечу, тот, развернулся, и почапал босыми ногами по оврагу вниз.

– Юр, – прикрепив к веревке увесистый мешок, крикнул мастер. – Поднимай!

Парень глянул вниз, потом мешок стал подниматься и исчез за краем. Веревка упала обратно, и Иван, оскальзываясь, стал взбираться вверх.

Выбравшись, он отряхнулся, размазав по куртке глину, а Юра, даже не заглянув в мешок, утрамбовал его в люльку к псу, так чтобы тому тоже места хватало.

– Ты чего долго так? Я пару раз заглядывал, вниз, мне вроде показалось, что ты разговаривал с кем-то.

– Да с Дедушкой болтал, – улыбался Иван.

– С каким? – не понял Юра. – С нашим что ли? – Указал он на перстень.

– Нет Юр, с Де – душ – кой! Понял?

– Да ну? С лешим?

– Нет, леший это леший. Мне встретился Дедух. Дедов наших дух. А это иного рода сущность, что-то вроде воплощения наших пращуров. Лешие пакостники. А дедуля серьезный, если хорошо себя ведешь, и он к тебе по-хорошему, а нет, тогда бойся. Хороший такой старичок, мне по нраву.

– И чего он от тебя хотел?

– Да ничего. Он бедняга пару дней у мотовоза околачивался, хотел лохмотья свои сменить, да разрешить взять, или подарить ему одежку некому было. К себе на мед приглашал кстати.

– Ага, знаем мы этих Сусаниных, – иронизировал подмастерье. – В болото заведет, и поминай, как звали.

– Нет, дедуля не такой. И если бы не дела, то я с удовольствием у него погостил.

– В болоте.

– Дурень ты Юрка, – вздохнул Иван, и полез в багажник, в поисках шнурка. – Не все духи стихий и природы злые. Если ты со злом в душе, то и они к тебе со злом. Никогда не мети всех под одну гребенку.

Наш мир таков, каким мы его видим по натуре своей. И каждый из нас видит не один и тот же мир, а именно свой персональный, кто-то ласковый и светлый, кто-то нудный и унылый, кто-то жестокий и грязный. Твой мир таков, каков ты есть сам.

Кто-то проклинает дождь, потому что слякоть, грязь и холод. А кто-то ему искренне рад, потому что он идет на растущие всходы, поднимается рожь, расцветают цветы, наливаются соком ягоды и фрукты.

Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.

– Значит ты у нас праведник? – подстегнул Ивана ученик.

– Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.

Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.

– Вот, надень – ка!

Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.

– Что это? – спросил он мастера.

– Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!

– Тебе же подарил, вот ты и носи. – Протянул он оберег наставнику.

– Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.

11. Радушные хозяева

Спустя какое-то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.

Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.

У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и присел за транспорт.

Гром залился лаем, который стали перекрывать учащающиеся выстрелы из сумрака леса.

– Юра, уходим от мотоцикла, ни-то его в решето превратят! – крикнул Иван и тут же подал пример, стартовав к ближайшему валуну.

Над пригнувшимся подмастерьем, градом летели пули. Они впивались в грязь. С треском срывали кору с деревьев над головой. Проносились над сгорбленной спиной, и со свистом уносились дальше в лес. Юра с бешено колотящимся сердцем, в целости добежал до валуна и шлепнулся рядом с крепко сжавшим шестиствол Иваном.

По ту сторону дороги полыхнуло, огнем, раздались душераздирающие вопли, и через несколько секунд к ним присоединился вздыбленный пес.

Ветер донес запахи паленого мяса.

– Блин, – стирая с царапины на щеке кровь, злился подмастерье, – Чего им надо?

– Спроси, – нервно пожал плечами Иван и высунулся из-за камня.

Три раза громыхнул шестиствол, послышался шлепок и вопли. Тут же в камень впились несколько пуль, мастер спрятался и дозарядил монструозную пушку.

– Зараженные, – с отвращеньем сказал он. – Их много, и они с оружием.

– Чего вам надо? – крикнул Юра из-за камня.

– Мясо, – послышалось в ответ.

Этот крик перешел в многоголосный вой, от которого стало так жутко, что подмастерье пожалел, о своем вопросе. Он вздрогнул всем телом, но еще больше он вздрогнул, когда перескочив через валун, перед ними, оказался один из зараженных, с ножом в руке.

Он успел рассмотреть лишь, воспаленную рану на пол лица, и горящие безумием глаза, а после зараженного смело выстрелом в ближайшие кусты.

Иван вставил новый патрон в опустевший ствол, и Юра, опомнившись, взвел свой пистолет. Пули над головой свистели все реже, но все ближе трещали сучья, и шлепало по грязи.

– Ну, погнали! – выдохнул мастер.

Первыми полегли те, у которых было оружие. Последний, успел выстрелить, и у уха Юры взвизгнула пуля. Рука дрогнула, он промахнулся, но заряд картечи тут же сбил зараженного с ног. Далее началась стрельба по движущимся мишеням.

Зараженные, мчались на них без страха. Их изуродованные лица искажала бессмысленная злоба. В руках были топоры, вилы, ножи, и просто обломки палок и ветвей. Они безумно вопили, не замечая, того что рядом падают, сраженные пулями и картечью сотоварищи. Они даже не замечали легких ран.

Юре было страшно на это смотреть, но он стрелял. И стрелял на поражение до тех пор, пока уже некому было бежать. Тех, что еще могли ползти, хладнокровно добивал Иван.

* * *

Парень стоял над одним из трупов, и отрешенно смотрел, как из – под него в грязь, вытекает алая кровь. Это была молодая девушка, с едва заметными следами заражения, лишь несколько язвочек на шее и лице. Она смотрела в небо широко раскрытыми, голубыми глазами, а волосы полностью утопали в раскисшей грязи. Лицо, еще минуту назад, искаженное яростью и злобой, разгладилось и приняло спокойно – безмятежный вид.

У Юры дрожали руки, к горлу подступил удушающий ком.

Сейчас, когда бой, да что там бой, просто бойня окончилась, до него вдруг дошло, что он только что, убил более десятка людей. Пусть зараженных какой-то заразой, но живых, простых людей. Он, не задумываясь, убивал нечисть. Но то нечисть. А здесь…

Парень выронил пистолет и закрыл глаза руками. Но перед ним было безмятежное лицо, с небом, отражающимся в голубых, неподвижно застывших глазах.

Иван отнял руки от лица, замершего подмастерья и влепил звучную пощечину. Парень пошатнулся и чуть не упал в грязь.

– Подними пистолет, – грозно рявкнул мастер.

Юра поднял, и с накатывающимися на глаза слезами растерянно смотрел на Ивана.

– А теперь вытри его и заряди! – парень машинально сделал, что было сказано, и тут же получил еще одну пощечину. – Еще раз увижу, убью придурка!

Подмастерье сунул пистолет в кобуру, и потер горящее от удара лицо. Тут же внутри разгорелась злость. Он стиснул зубы, зарычал и бросился на мастера с кулаками.

Первый удар Иван проворонил. Едва не потеряв передние зубы, он тут же увернулся, от метущегося в лицо второго кулака, и в пол силы, но ощутимо ответил ученику, ударом под дых.

Юра перегнулся, сипя, отшагнул назад. Нога оскользнулась, он сел в придорожную траву. Продышавшись, парень взглянул на мастера, уже прояснившимся, недовольным взглядом, но не сказал ни слова.

Иван слизнул выступившую на разбитой губе кровь, сплюнул ее в грязь и косо улыбнулся.

– Ничто, так не отрезвляет, как хамство, грубость, и здоровая злость. Пришел в себя истеричка?

– Да, – с недовольством ответил Юра и отвернул лицо.

Мастер присел рядом, приобнял за плечо, потом взъерошил ему мокрые волосы.

– А ты не дуйся. Не дуйся говорю. Мне тоже гадко на душе. Да, несчастные больные, люди. Но ты ведь слышал кто мы для них?

– Мясо, – ответил Юра, повернув лицо.

– Не знаю, как тебе, а мне мое мясо дорого. Оно на мне давно растет.

– Мне, мое тоже, – вздохнул парень.

– Ну вот. Так что, если видим зараженных, делаем что?

– Валим.

– Фи! Что за жаргон? – наигранно скривился Иван. – Стреляем на поражение. Это больше не люди. Считай, что это нечисть. Как ты там говорил? А, зомби.

– Принял наставник, – покорно согласился Юра.

– Вот и ладушки. А теперь, я займусь трупами, а ты, найди в мешке автомат. В багажнике как раз остались магазины к такому же. Короче заряди все магазины, заряди автомат, а магазины рассуй по всем свободным карманам. Все, выполняй!

На душе было все равно погано. Но Иван дело говорил. Юра был обязан ему многим, в том числе и жизнью, и привык доверять как самому себе. К тому же, если он хочет стать мастером, то слово наставника закон. Это хоть немного, но разгрузило его совесть. Ведь, за него, все решил наставник. А он что, он просто подмастерье. Ему сказали, он выполняет.

Пока Иван, весь вывозившись в грязи, стаскивал в кучу тела, Юра, влез в мешок и присвистнул. Куча дефицитных, штампованных патронов от нечисти с разными начинками, новехонький автомат, и дробовик, уже само по себе сокровище. Но когда он, нашел кошель, набитый золотыми и серебряными монетами, то присвистнул вторично.

Руки сразу же зачесались. Неодолимо потянуло стырить несколько монет. Юра одернул себя, и мысленно обругал. Он давно уже не вор. Теперь он честный, уважаемый человек. А обворовать Ивана, который делит с ним последний кусок хлеба, а то и просто, сам не съест, а все отдаст, парнишке, верх паскудства. Он обругал себя еще раз. Все никак не выветрится воровское прошлое.

Парень затянул кошель, и бросил обратно, загреб горсть патронов, отбросил ружейные и стал набивать магазины. И пока зарядил все магазины, чадящий черным дымом, костер уже прогорел. Ветер, разносил по лесу пепел, словно не было только что, обезображенных, человеческих тел. Чьих-то отцов, матерей, сынов и дочерей, разум которых забрала неведомая зараза.

К мотоциклу подошел Иван. Подмастерье лил из канистры воду, пока тот тщательно мыл руки, и смотрел на его хмурое сосредоточенное лицо. Все же мастеру впрямь было не по себе. Просто, он пытался это не выдавать, держал в себе, как и подобает, всякого повидавшему мужчине.

А он тут сопли развел. Юре стало стыдно. И стыдно за то, что совершил, такую дерзость, как поднять руку на наставника. За такое мастера, просто бросают учеников на произвол судьбы. Да еще после, отлученному, никто руки не подаст. Это позор. А Иван, кажется, вовсе забыл о его выходке.

– Вань, ты прости, что поднял на тебя руку, – понурив голову, сказал он. – Я пойму, если ты отречешься от меня.

– Юрка, ты дурак совсем? – усмехнулся Иван. – Я сам был молодым. Я все понимаю. И спровоцировал тебя я сам. Я других способов остановить истерику и панику, просто не знаю. Все, забыли. – Он хлопнул парня по плечу. – Давай лучше Грома покормим. Сами пока перебьемся. Ты не против?

– Конечно нет, – Юра почесал за ухом вывалившего, длинный, розовый язык пса. – Он сегодня растратился.

* * *

По пути к развилке дорог, встретилось еще несколько зараженных, но они просто не смогли угнаться за выскочившим на хорошую дорогу мотоциклом. Они были обрызганы грязью, облаяны псом и с бешеными лицами что-то кричали охотникам в след.

На развилке Иван свернул на земли рыбаков, которые их встретили тишиной, и обреченностью, неубранных, загнивших, пшеничных полей. Зловещей тишиной, опустевших причалов, сиротливо качающимися на резвых волнах лодками, и развевающимися по ветру, рваными сетями.

Они подъехали к рыбацкому поселку, что сгрудился, скоплением, избушек и землянок у излучины реки. Ворота распахнуты. Одна створка вовсе была оторвана и валялась на земле. По пустым улицам, ветер кружил листья и мусор. Собаки стайкой загоняли дико голосящих курей. А на избах и землянках, досками были заколочены окна и двери.

На заросших сорняками огородах, гнили никому не нужные овощи. Свиньи похрюкивая, спали в цветниках. Коза, склонив изогнутые рога, пугала тявкающую на нее шавку.

Мороз пробрал по коже от запустения. Люди покинули поселок, судя по всему не так давно, но не забрали с собой ни скот, не урожай.

– Что будем делать? – спросил подмастерье.

– Не знаю. Можем влезть в один из домов и переночевать, а можем объехать это стремное место. Дорога хорошо накатана, значит, где-то по близи есть еще поселки.

– Если там, не то же самое. Скоро начнет темнеть.

– Ты прав. Значит, расположимся здесь.

Гром, беспокоился, потягивал носом и ворчал. Но не так как, когда чуял опасность. Иван покопался в багажнике и достал небольшой гвоздодер. Он осмотрел несколько домов, приценился и решил вскрыть наиболее добротную избу. Но как только подошел к двери, то понял беспокойство пса.

От двери ему в лицо взметнулся рой, жирных зеленых мух, несло резким, трупным запахом. Иван закрыл нос и отправился к мотоциклу. Видимо в остальных заколоченных домах было то же самое.

Как было принято, во время мора, когда некому сжигать тела, умерших хозяев оставляли на столах и кроватях, повыше от земли, чтобы их не настигла участь перерождения, и заколачивали дома. Но даже это не всегда помогало. Очень редко, но бывало, что их перерождала стихия воздуха, и обязательно в нечто летучее и злое. Но это чаще исключение, нежели правило.

– Не судьба, – сказал Иван, бросив в багажник гвоздодер. – Здесь мор. В домах трупы.

– Погоди, – Юра прислушался. – Слышишь, кто-то колет дрова?

И точно, издали, раздавались удары, и треск поленьев. Иван завел мотоцикл, и направил его через поселок.

Разгоняя курей, и оставшихся без хозяев псов. Он вывез их, к настоящей крепости. Мощный частокол бревенчатого забора, смотрел в небо своими остриями, а над их пиками тянулась, такая редкость как колючая проволока. Они остановились у прочной двери, которую по виду возьмет не всякий таран.

Сначала в двери появилась щель, затем она с тяжелым скрипом, широко распахнулась и появившийся в ней парень, активно замахал рукой, приглашая их во двор.

Юра, с Иваном недолго думая закатили мотоцикл в широкую дверь, и оказались в большом аккуратном и ухоженном дворике. Вид слегка омрачали утыканные в землю, остро оструганные колья, коими был усеян весь внутренний периметр у забора. Но с тем приятно радовали глаз, раскидистые розовые кусты, которыми была обсажена аккуратная изба, в два этажа.

В нос ударил одуряющий, насыщенный запах роз, что распространялся по всему двору. Иван вдохнул полной грудью и улыбнулся парню, впустившему их, а пес напротив, скульнул и стал чихать. Юра тоже невольно скривился. Не любил он таких резких, головокружительных запахов. От них зачастую, потом болела голова.

Парень стоял, молчал и улыбался. После качнул головой и протянул руку. Иван догадался и тоже протянул руку.

– Ты слышишь? – спросил он, и парень качнул головой. – Я Иван Безродный, мастер. – Крепко пожал он ему руку. – А это мой напарник, Юра.

Парень снова качнул головой и с улыбкой протянул мозолистую руку Юре. Юра догадался, что парень немой, пожал ему руку, снял с шеи автомат, и сунул в багажник. Пистолет, он по привычке оставил при себе.

из-за дома, спешно вышел плечистый, бородатый мужик, с увесистым колуном в руке. Юра тут же потянулся к пистолету, но мастер остановил его движение. Мужик прислонил колун к срубу избы и подошел к охотникам.

– Здравствуйте люди добрые! Вы кто, откуда, и куда путь держите? – спросил он, протянув Ивану здоровенную лапищу.

Иван закатал рукав, показал ему клеймо мастера, и пожал такую же грубую и крепкую ладонь, как и у парня.

– Мастер, Иван Безродный. Это мой напарник Юра. Едем в столицу.

– А не тот ли Иван Безродный, из выживших героев «Большой Зачистки»? – прищурившись, поинтересовался мужик.

Юра уже открыл рот, чтобы подтвердить «да тот самый» но по едва уловимому выражению лица наставника, понял, что не стоит. Иван хвастовства не любил.

– Нет, – заулыбался Иван. – Однофамилец. У нас в цеху половина мастеров Безродные. К тому же четверть из них Иваны, – съехал с темы он и переключил разговор на более насущную тему: – Мы вот хотели в поселке переночевать, но я так понимаю здесь мор?

– Правильно понимаете господин мастер. Вымер поселок, одни мы здесь и остались, – горестно вздохнул мужик. – Меня зовут Федор, а это мой сын, Степан. Вашему брату мы всегда рады. Будьте нашими гостями. Милости просим в дом!

Иван с подмастерьем, посбивали с обуви высохшую грязь, отряхнулись, и поднялись по крыльцу вслед за хозяевами. Оставив обувь в сенях, благоухая мокрыми, пропотевшими носками, они вошли в прихожую, что являла собой кухню, и столовую одновременно.

У закопченной печи занимались домашними делами две женщины. При виде входящих чужаков, они тут же насторожились, и надели марлевые повязки, скрыв лица так, что видны, остались лишь глаза.

– Прошу проходите, – говорил Федор. – Это моя сестра Дарина, и моя дочь Оксана. А это. – Указал он на охотников. – Господа мастера.

Женщины поклонились, и, опомнившись, сняли повязки с лиц. С неожиданно красивых, обворожительных таких лиц.

Юра заметил, как у Ивана, сразу заблестели глаза. Он негодяй едва не облизнулся, смотря на приветливую улыбку Дарины. Вот же бабник. Всю дорогу он украдкой вздыхал по Марье, и тут вдруг разом отпустило.

Иван одернул куртку и подтянулся.

– Иван Безродный, – заворковал он. – Можно просто Ваня. А это мой напарник, Юра.

– Очень приятно, господа мастера, – улыбнулась еще ослепительнее Дарина. – Вы как раз вовремя, у нас ужин поспел. Присаживайтесь к столу! Оксана, накрывай на стол!

Оксана лукаво стрельнула в подмастерье зелеными глазками, и, виляя аппетитными бедрами, заточенными, в расшитый красными узорами сарафан, принялась расставлять посуду на большой, дубовый стол.

«Ой – ой, – подумал подмастерье. – А я-то ведь не лучше Ивана. Ух, хороша ведь чертовка. Правильно говорит наставник, что судим всех, по себе».

– Ой, – вдруг опомнился Иван. – Простите, но мы наверняка, будем вынуждены отказаться. Мы с дороги, все по уши в грязи. Нельзя таким за стол.

– Федор, – властно обратилась к брату Дарина, и сразу стало ясно кто в доме хозяин. – Придумай что-то.

– Если господа не побрезгуют, то мы дадим вам свои чистые вещи, а ваши…

– Мы почистим и постираем после ужина, – окончила звонким голоском, Оксана, которая, выставив ладную попку, в направлении гостей, расставляла посуду.

Юра пытался отвести взгляд, не смотреть, но «внутренний кобель», как называл это наставник, словно ухватил за челюсть, и не давал отвернуть головы. Юра сдался. С кобелем иногда трудно спорить. Было в этой девушке нечто такое, притягательное.

Теперь она, склонившись над столом, расставляла тарелки, с другой стороны. Молодая, упругая грудь в широком вырезе, качалась в такт ее движениям. И внутренний кобель, взяв за само существо, полностью перетянул бразды правления разумом на себя.

Отвиснуть челюсти, и потечь слюне, не дал Иван.

– Юр, – толкнул он легонько подмастерье локтем. – Идем.

– Куда? – не понял Юра.

– Приведем себя в порядок, – улыбнулся Иван.

Заливающийся краской Юра, даже быстрей мастера, поспешил отвернуться и последовать вслед за Степаном, что вел их на улицу. Иван, идя за спиной, предательски похохатывал, и подмастерье чувствовал, как горят щеки от стыда. Но все мгновенно выветрил ударивший в нос, насыщенный, розовый запах. Юра бессознательно плямкнул, словно ему в рот капнули розового масла, и скривил свое веснушчатое лицо.

Пес мирно дрых в люльке. По двору бегали куры, утки, гуси, от одного из них даже пришлось отбиваться. Противно гогоча он бросился на подмастерье, и пока не получил несколько пинков, не успокоился.

Степан подвел их к летнему душу, который представлял собой деревянную будку, с таковой же кадкой, венчающей его крышу.

Не прогревшаяся холодная вода мигом смыла все пошленькие мыслишки, обращенные в адрес смазливой хозяйской дочки. Теперь ухая, фыркая и дрожа, Юра смывал с себя пыль, грязь, а с тем и напряжение, после тяжелого дня. В голове стало пусто, до звона в ушах.