Текст книги "Мастер третьего ранга (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Коробкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

– Ты использовала меня, как приманку – горько вздохнул он.

– Ты мужчина, – пожала плечиками Осинка – Тара. – Вас только пальцем помани, а я, пусть и Богиня, но прежде всего женщина. Мне на роду написано использовать мужчин. Тем более, ты мне действительно понравился.

– Ну и на том спасибо, – недовольно скривился Юра. – Я свободен? Могу идти?

– Да – да, ступай – благосклонно кивнула Богиня. – Спасибо тебе за все.

– Благодарю за службу, боец! – кривлялась Настя, приставив руку к голове, а после отдала честь. – Свободен! Кр – р – ругом! Шагом а – а – арш!

– Любовь – морковь, – бубнил себе под нос понуро отворачивающийся Юра. – Придурок, вашу в душу. Вот тебе и любимая, единственная. Судьба блин горелый.

– Она твоя судьба, – указала Богиня на и не шелохнувшуюся все это время Полынь.

– Да ну вас нахрен! – зло бросил он и отмахнулся. – Хорош с меня. Марья, понесли этого увальня. Нам еще парней Хмыка нужно спасать, ни-то от лучевой загнутся.

Более не обращая на сестер внимания, Подмастерье с Марьей собрались нести Ивана, но он оказался слишком тяжел. Оставалось лишь волочить его, взявшись за руки, что собственно они и собирались делать. Полынь с немого согласия Богини, отправилась им помогать, нагнулась, чтобы взять мастера за ноги.

– Отвали! – рыкнул на нее Юра.

– Юра, пусть поможет, – вступилась Марья. – Мы вдвоем его не донесем.

– Но после, – стал он зло цедить сквозь зубы. – Чтобы я тебя больше не видел. Ясно?

– Да, – всхлипнула лесавка, склонив голову.

Пока Настя, с наглым видом усаживалась в кресло, пыхтя и краснея, они понесли мастера в коридор.

– И что ты будешь делать, на сей раз? – покачивая окровавленным сапожком спросила она у Богини. – Неужели решилась наказать?

– Ты от своего не отступишься? Ведь так? Ты будешь продолжать лишать людей способностей? Я знаю каждого обиженного тобой, я чувствую их боль. Ты перешла все границы. Остановись, прошу! Остановись сестра, иначе я больше не смогу тебя прикрывать. Тобой займутся иные силы.

– Я уже вполне способна противостоять тебе, а значит твои «иные силы» мне тоже не страшны. Хватит меня запугивать. И кто эти твои иные? Кто они? Объясни наконец. Такие же божки, как и ты?

– У них много имен. Они очень древние, сильные и опасные. Я не смогу им противостоять. Никто не сможет. Потому послушай, внемли разуму, остановись, пока тобой не заинтересовались!

– Не могу. Я хочу восстановить справедливость. Почему, ты богиня, а я пусть необычный, но человек? Мы ведь сестры. Плоды одного чрева. Почему, тогда такая разная судьба? Почему, наша мать, обычная лесавка, оставила тебя с собой, а меня сплавила отцу, простому мужику?

Ты знаешь, как он меня ненавидел? Ты не представляешь. А главное за что? Чем я виновата, что наша мать его окрутила, а после бросила? Спасибо хоть не выбросил меня. На бабку – ведьму скинул.

Почему, ну скажи, почему ты достойна, а я нет? А, Тара?

– Я не выбирала этот путь, – вздохнула Богиня. – И имя – это тоже не мое, ты ведь знаешь. Меня против воли забросило на эту нишу. Меня вознесли туда те, кто усиленно молились в пустоту, кто верил, кому была нужна поддержка высших сил. Природа избрала меня, я не сама заняла место той богини, которую они, когда-то сами погубили.

– Но почему? Почему не я? – стала злиться Настя, но взяла себя в руки и даже улыбнулась сестре. – Ох уж эти люди, которые не ведают своей истинной силы. Как бы их удивило то, что не боги создали их, а они создают богов. Их фантазии, их потребности, их нужды верить.

Вы лесавки, да хоть кто из детей стихий, существ, чудовищ, болтаетесь в эфире, первобытной материи, что создала все. Бесформенные, бессмысленные, беспомощные, бесполезные сгустки, которым фантазия и страхи множества людей дает форму, внешний вид, размещает в определенную нишу, назначает власть над стихией, а вера и молитвы питают вас силой. А без нас людей вы кто? Да никто и ничто. Не будет нас, не будет и вас. Исчезнет человеческий разум, его способность к творению, к созданию вымышленных существ и мифов, вы снова станете, ничем, нигде, без сил, без разума и воли. Вы попросту исчезнете. Вы есть потому, что в вас испытывают необходимость.

– Ты права сестричка. Человеку нужна вера в то, что есть кто-то выше него. Если он перестанет верить в высшие силы, которые одно разрешают, другое запрещают, а что и вовсе нарекли смертным грехом. То, что тогда с вами будет?

Ты знаешь, как никто, что мир окончательно скатится в пропасть. Да что там скатится, люди вырвут тормоза и с радостью будут сами толкать его под откос. Да, вы нам необходимы. Но мы нужны вам больше, чем вы нам.

Мы снова станем частью безграничного творенья, когда исчезнет весь ваш род. Превратимся, как ты выразилась, в бессмысленное ничто. Но мы останемся, а вас не будет. Вот в чем дело.

– Не надо, – отмахнулась Настя. – Вы слишком много о себе возомнили. Мы, повторяю мы, люди творим вас. А если мы можем творить такие силы, то почему я не могу стать богом? Я человек, я творец! Вселенная существует, только потому, что я верю в нее. Я просто обязана стать богом, это мое право! Твоя ревность не дает мне возвыситься. Ведь, когда-то мы решили, что вы боги, как и мы ревнивы. Я права, сестричка? Да?

– Нет, потому мы боги, потому что, вы на нас возложили эту ношу. Поверь, не одному смертному не по плечу то, чем вы нас наделили.

– Не верю! – истерично взвизгнула Настя, вскочив с кресла. – Не верю. Ты изворачиваешься и врешь.

– Глупая, я тебя жалею, – грустно улыбалась Богиня.

– Потому что я человек? – зло прищурилась Настя.

– Именно.

– Я ненавижу тебя ревнивая сука! А еще родная сестра, называется! Жадная стерва! Ну что ты улыбаешься, а? Что ты мне сделаешь? Что? Да ничего ты мне не сделаешь, родная кровь! И хватит запугивать своими древними! Они такие же пустышки, как и ты. Плод чьего то воображения.

– На этот раз сделаю.

– Что? Ой, я тебя умоляю. Сейчас я уйду, а ты снова будешь меня искать, чтобы в очередной раз промыть мне мозг. И так будет продолжаться до бесконечности.

– Я сделаю тебя Богиней. Но повторяю, мне тебя жаль.

– Ух ты! Что-то новенькое. Хитрый ход сестренка, – недоверчиво смотрела в бесстрастное лицо сестры Настя. – Дай я угадаю, в чем подвох? Ты назначишь меня какой – нибудь повелительницей мух? Нет? Ну да, мухи это для меня гигантский размах. Скорей повелительницей микробов? Нет? Только одного? М – а – а – а – хонького такого микробчика, да?

– Нет, ты займешь мое место, если хочешь.

– Ты серьезно? – не поверила Настя.

– Я не вижу иного выхода. Ты готова?

– Вот так просто? О Господи, да! – радостно запищала она. – Да – да – да!

– Лучше присядь, и приготовься.

Взволнованная и трепещущая от нетерпения Настя, поудобней умостилась в кресле. Смотря на сестру, она не знала, что делать, чего ожидать, как это будет чувствоваться или выглядеть. Но главной мыслью, почему-то было, как в детстве: в ожидании сюрприза закрыть глаза или нет. Колдунья сама не понимала, почему это так важно.

Наконец, она решилась закрыть глаза. Не происходило ровным счетом ничего. Она уже хотела встать и снова выплеснуть на сестру порцию брани, за то, что та насмехается над ней. Только собралась открыть рот, как почувствовала мощный прилив необычных ощущений.

– Что это? – произнесла Настя, не открывая глаз, когда появилась странная тяжесть, и нарастающий шум.

– Это голоса и молитвы тех, кто обращался ко мне, а теперь взывает к тебе сестра.

– А можно это как-то приглушить? Ужас сплошной.

– Нет.

Сила переполняла Настю и с тем поток ее только усиливался. То, что она начинала воспринимать было чуждым, тяжелым и давящим, вызывающим дискомфорт.

– А это что?

– Это просьбы и желания.

– Как тяжело от них. Нельзя от них как – нибудь избавиться?

– Нельзя. Ты их богиня, теперь их жизни, судьбы, желания, помыслы твои. Ты с ними связана неразрывно, и деться от них ты уже никуда не сможешь.

– Как давит, – морщилась Настя. – Как давит. Ой, еще хуже. А это что?

– Это человеческие надежды.

Настя словно онемела, она стала вжиматься в кресло.

– А это, – тем временем вводила ее в курс тонкостей божественных ощущений сестра, – те, кому ты только что не угодила. А это те, кто пострадал, за то время, что я с тобой говорила. Это, те, кто гибнет, сейчас взывая к тебе. Что же ты не помогаешь, им? Ты богиня! Теперь все в твоей власти!

– Много, много, много, как же их много. А – а – а, – схватилась Настя за голову. – Что, что это еще такое?

– Это те, кому ты не помогаешь. А это, это разочарование в тебе, – говорила Осинка, смотря, как тяжесть чужих эмоций буквально раздавливает сестру в кресле. – Это неверие в тебя.

– Все, – хрипела Настя, – Хватит. Убери. Не могу. Я сейчас умру. Меня раздавит. Я взорвусь!

– Тебе это не грозит. Ты богиня. Ты бессмертна, и это все твое, то из чего ты теперь состоишь. С этим ты будешь существовать, покуда в тебя верят и помнят.

– Нет, нет, нет, – мечась, словно в бреду твердила Настя. – Нет!

– А вот это, слезы родителей, а это их детей.

Настя не могла ничего ответить, лишь кричала. Земля задрожала, стены позеленели от плесени и мха, а она все металась. Ее ломали и выкручивали чужая боль, чужое горе, чужие ощущения, тысячи потерь, которые она ощущала, как свои. За один миг она успела пережить сотни страшных смертей.

– Чувствуешь? Это злоба, обращенная к тебе, – продолжала комментировать Осинка, не обращая внимания на ссыпающуюся с дрожащего потолка бетонную крошку. – Это, те, кто тебя ненавидит. И это пока, лишь легкая былинка от всей тяжести, с которой тебе предстоит существовать до скончания человеческого рода.

– Забери! – кричала закатившая глаза и бьющаяся в судорогах новоиспеченная богиня. – Не могу.

– Погоди – погоди. Я передала тебе еще не все нити. Это был только первый тонкий волосок, а тебе предстоит взять на плечи тысячи и тысячи сплетенных из этих волосков канатов. И это только люди. А тебе принимать под свое покровительство судьбы зверей, растений, подопечных духов, стихийных существ, чудовищ, наконец. – Осинка смотрела на теряющую рассудок сестру, что поломанной куклой полулежала в кресле, и хрипела закатив глаза, силясь произнести хотя – бы слово, – Ничего сестренка, – погладила она Настю по голове, – через сотню лет ты справишься. Может даже, сможешь моргнуть и помочь первому смертному, а пока тебе придется свыкаться с новыми силами и той болью которые они несут.

– Нет, – из последних сил шептала Настя. – Не хочу больше. Забери, забери все.

– Ты уверена? Ведь ты этого так хотела. Ты богиня.

– За – бе – ри…

Нестерпимый рев из сотен тысяч голосов стал стихать, чужая боль и страдания, рвущие душу, отступали, но остатки разума были расщеплены, разбиты на осколки. Эти осколки разума понимали лишь одно наступал покой. Мученическая гримаса исчезала, лицо принимало умиротворенный и даже глупый вид. Перекошенный рот приоткрылся, из уголка побелевших губ хлынула струйка тягучей слюны. Казалось Настя умерла, но едва заметно вздымающаяся грудь выдавала, что в искалеченном непосильным могуществом теле еще теплится искра жизни.

Вокруг Тары взвили пыль несколько вихрей. Развеиваясь один за другим они являли лесавок. Стройные, красивые они озарили своим сиянием мрачный зал со следами погрома и стылой крови.

– Владычица, – почтительно склонив голову обратилась к ней первой Крапивка. – Что прикажете?

– Оставайся в том селении, – не отводя взгляда от сестры отвечала Богиня. – Мне очень интересен образовавшийся в нем анклав. Постарайся сглаживать конфликты, но и внимания к себе не привлекай. Веди себя, как и прежде. Люди любят постоянство. Ступай.

– Владычица, а как же Полынь? – с надеждой воззрилась на нее лесавка.

– Теперь у нее иной путь, и даже я не в силах изменить ее судьбу.

Крапивка в ответ лишь поклонилась и исчезла. Следующая, молодая, босоногая лесавка в легком, расшитом бисером белом платье, брезгливо обошла потемневшую, загустевшую лужу вытекшую из – под изувеченного трупа и встала рядом с Тарой. Она задумчиво взглянула на бесчувственную Настю.

– Может оставим ее такой? – со вздохом произнесла она.

– Мама, как можно? Она твоя дочь, – недовольно возразила Тара. – Мы не должны так поступать.

– Мне ты можешь не рассказывать, что мы должны. Я отсюда чувствую разбитое сердце и горе того несчастного парня…

– Перестань, мне не легче, – закрыла глаза и отвернулась Богиня. – Я знала из мыслей людей, как это тяжело, но не догадывалась что это так больно. Мама! – вдруг разревелась будто обычная девчонка и бросилась на плечо матери Тара. – Он мне нужен!

Лесавки глядя на происходящее стушевались, отступили задержав дыхание, переглянулись и со с трудом скрываемыми улыбками стали одна за другой исчезать.

– Он смертный – ты Богиня, – успокаивала мать, поглаживая по голове рыдающую в плечо Богиню. – Ни чего хорошего из этого не вышло бы. У него другая судьба, – она отстранила от себя дочь, вытерла с ее побледневших щек слезы, и прикоснулась к ее животу, – Подожди немного, всю нерастраченную любовь к отцу ты отдашь ему.

– Ей, – поправила и улыбнулась сквозь слезы Тара.

– Тем лучше, – улыбнулась в ответ мать. – Давай уже закончим дело, иначе это проклятое место заберет все мои силы, – она подошла к креслу и погладила по голове Настю, – Вся в отца. Такая же устремленная и не видящая пред собой преград. Надеюсь мы хорошенько ее проучили. Со всеми силами мира Богиней ей не стать. – Лесавка склонилась и поцеловала Настю в бледную щеку. – Дуреха ты моя бедная. Глупышка.

– Как поступим? – утирая остатки слез спросила Тара.

– Думаю, Настенька усвоила урок. Исцелим, приведем в чувства и отпустим.

– А если не усвоила?

– Тогда мы уже ничем ей не сможем помочь.

* * *

Прислонившись плечом к колонне поддерживавшей внушающий козырек над входом в ратушу, Юра устало наблюдал за тем, как в спешке мимо снуют напряженные гвардейцы. Прибывшее подкрепление было как нельзя кстати. Теперь они спешно грузили в мотовозы барахло: свое, которое успели перенести, и предыдущей, группы Хмыка.

Он всего пять минут назад привел обратно небольшой отряд, который ходил за остатками антирадиационных препаратов в недра, комплекса, теперь уже мертвой установки. Парень еле стоял на ногах от усталости, но отдыха ждать не приходилось. Впереди было скоротечное бегство из этих отравленных земель.

– Полынь, – недовольно окликнул Юра притаившуюся невидимой лесавку. – Я тебе что сказал? Проваливай, сгинь, уйди, исчезни! Денься куда угодно, но чтобы я тебя больше никогда не видел!

Она стала видимой. Пряча мокрые от слез глаза, она вместо того, чтобы последовать приказу, сутулясь, медленно приблизилась к нему.

– Я не могу, – с дрожью в голосе произнесла она.

Со злым видом, Юра схватил ее за локоток и дернул за колонну, с глаз, мечущихся бойцов.

– Я больше повторять не буду, – прижал он ее лопатками к потрескавшейся колонне. – Или ты уйдешь, или я тебя пристрелю. – Он расстегнул кобуру и достал пистолет.

– Я не уйду, – всхлипнула Полынь.

– Не выводи меня из себя, – зашипел Юра, приставив дуло пистолета к ее подбородку.

– Я не уйду, – зажмурилась она.

– Уйди, прошу, – взвел он курок.

– Убей меня. Освободи, но прошу, не мучай. Я не могу уйти. Я теперь навсегда твоя.

– Ты взбесить меня решила? – зарычал парень, схватив ее свободной рукой за горло. – Тут одна уже была, моя навеки. Я, вам тварям, теперь ни одной не поверю. Слышишь! Тебе не разжалобить меня!

– Тогда закончи все здесь и сейчас, – Полынь перевела его руку с пистолетом к своему лбу. – Это просто. Раз и все.

Слезы из зажмуренных глаз лесавки, лились рекой Юре на руку и устремлялись в рукав. Ее дурманящий запах злил, но еще больше злило то, что он чувствовал и раньше. Его к ней тянуло. Теперь, когда наваждение Осинки исчезло, он стал чувствовать это в полной мере.

Рука с пистолетом дрожала, а сердце ныло от того как он сейчас поступал. Он вел себя с ней как последняя тварь. Унижая и причиняя боль, пытался отыграться за ту рану, которую ему нанесла Осинка.

– Подари мне смерть, – шептала Полынь.

Юра тихо взвыл от разрывающих его противоречий. Он бросил ее и отвернулся. Полынь положила руку ему на плечо, но он ее нервно сбросил. Он взял себя в руки и длинно выдохнул.

– Прошу, хотя бы на время сгинь куда – нибудь. Дай мне прийти в себя.

– Хорошо, Юрочка, – счастливо залепетала она. – Хорошо.

Когда он снова решился повернуться, лесавки рядом уже не было, но ему не стало легче. Стало только хуже. Закрыв лицо ладонями, он был готов выть волком, и только и делал, что проклинал себя.

* * *

Марья хлопотала над спящим крепким сном Иваном, когда в разгромленный кабинет вошел Хмык. Она зло посмотрела на куратора, а после вернула взор к спокойному и умиротворенному лицу мастера.

– Как он? – поинтересовался куратор.

– Спит, – пожала плечами Марья.

– Ну, пусть спит, а ты пока помоги лекаркам, они не справляются. Нужно ввести новые дозы антирадиационных препаратов всем бойцам как можно скорей.

– Это приказ? – сощурилась Марья, – Я больше не твоя марионетка. Достаточно того, что ты отправил нас на смерть в этот радиоактивный ад…

– Это просьба. Марина, пожалуйста. Ребята ни в чем не виноваты. Им нужна помощь.

– С этого и стоило начинать. Хорошо, идем.

Они спешно отправились к лестнице в холл. Иван остался один на всем этаже. Скрипнула дверка в соседнем кабинете, женщина кукловод выглянула в широкий коридор. Никого, не обнаружив, она перебралась в кабинет, где спал мастер.

Нависая над ним, она стянула с головы балахон, и с нежностью посмотрела на его лицо. Покрытое шрамами, оно почти не изменилось с тех пор, как она видела его в последний раз. Единственное, что за эти годы он прилично покрупнел.

Иван заворочался, повздыхал во сне, и неожиданно приоткрыл веки. Его сонный, затуманенный поволокой дремы, взгляд встретился с ее лицом.

– Наденька, – сонно вздохнул он. – Ты снова пришла меня пытать?

Женщина кукловод опустилась на колени и склонилась над спальником, на котором лежал Иван. Она ему грустно улыбнулась.

– Нет, ну что ты дурачок, – провела она ладонью по его лбу. – Зачем мне это?

– Ты делаешь это уже десятки лет, – с трудом удерживая открытыми веки, пробурчал он. – В каждом сне. Начинай, я готов.

– Глупый, – прошептала она. – За что?

– Я тебя предал. Бросил умирать, а сам струсил, убежал, уплыл.

– Боже, ты коришь этим себя уже столько лет? – дивилась она. – Глупый мой Ванечка. Какой же ты дурачок, – умилилась она и провела пальцами по его светлой щетине.

– Я тварь, предатель. Поделом мне, поделом, – вздохнул он, с трудом удерживаясь в сознании.

– Ты дурачок, – грустно вздохнула кукловод, утирая слезу. – Ты не бросал меня. Ты дрался до последнего, пока не потерял сознание. Это я дотащила тебя до причала. Я положила тебя в лодку, отвязала канат, но не успела спуститься в лодку. Ее погнало сильной волной. Глупый, глупый мой Ванюша.

– А ты? – закрывая глаза, прошептал Иван.

– Меня свалила в воду ринувшаяся на причал тварь, – гладила она, давясь слезами его волосы. – Ты ни в чем не виноват. Слышишь?

– Угу, – засыпая, буркнул он.

Она, прикусила свой палец, чтобы не расплакаться. Осознавая, что он в неведении столько лет пытал сам себя ее образом, ни за что, она закрыла глаза, тяжело вздохнула и нежно поцеловала его лоб.

В этот момент в кабинет вернулся Хмык. Застав, склонившуюся над Иваном фигуру в балахоне он на миг замер, после быстро захлопнул дверь и задвинул засов.

– Ты с ума сошла? – зашептал куратор. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Я хотела вмешаться в ход дела.

– Какое дело? Тебе нужно убираться из города как можно скорей! Тут все светится от радиации. Бешенные, это просто облученные, а Влад никакой не монстр, а кучка сбрендивших технократов. Ванька, – качнул он головой на спящего мастера, – ликвидировал их всех до одного. Все, тема закрыта. Все концы в воду.

– Не закрыта, – прошептала в ответ кукловод. – Иван и те, кто с ним был. Они свидетели. Магистр и так, что-то подозревает. Если Ваня не исчезнет, это будет мой провал. Меня либо устранят, либо сошлют заниматься второстепенными делами.

– И что теперь делать? – задумчиво потер длинный шрам на щеке куратор.

– Что – что, – ответила со вздохом кукловод. – Они должны исчезнуть. А лучше умереть.

Конец.