Текст книги "Мастер третьего ранга (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Коробкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

Девушки, делая испуганный вид тут же прекращали. Юра видел, что они не воспринимают его угрозы всерьез. И они это в полной мере демонстрировали, поскольку, как только парень отвлекался, сразу же принимались за старое.

Заскучавшая Вера, уличив момент, когда Юру заинтересовало движение в придорожной траве, решила показать Насте новый фокус и пульнула за борт огненный шарик. Назвала она его сложно «плазмосфероидом» но загоралось от него как от обычного факела. Пульнула, и сразу же забыла, объясняя Насте, каким образом она переводит материю в состояние плазмы.

Полынь, обратила внимание парня на то, как начала гореть поляна позади.

Юра был страшен в своем гневе. Затаптывая траву, он прожег штанину, и заодно прижег ногу. Ни за что выговор получила даже Полынь.

Иван, похохатывая, смотрел на то, как его грозный подмастерье, явно переигрывая, построил отряд у борта, и, заложив руки за спину ходил взад – вперед пред вытянувшимися по струнке хулиганками.

Но запал его быстро сошел на – нет. Ему надоело искать угрозы и подбирать более – менее приличные выражения.

Иван понимал, что о дальнейшей дисциплине нечего было и мечтать. Со стоном он выбрался из кабины и направился к отряду.

– Бойцы, – серьезно, обратился мастер к девушкам. – Юра прав. Если не станете серьезными, я оставлю вас здесь, и топайте обратно. Вы зачем с нами увязались? Вы думаете мы едем на прогулку? – сурово оглядел он действительно присмиревших девушек. – Смею вас разочаровать. Мы едем прямиком в ад. Впереди только смерть и орды людоедов. Я не хочу видеть то, как эти голодные твари вас будут потрошить живьем и разрывать на куски. А именно это вам грозит с вашей дисциплиной. Мы не собираемся вас нянчить, и следить за тем, чтобы вас случайно не съели. Нам будет не до этого.

Иван достал из кузова автоматы и вручил в руки Веры и Насти. Полынь это не касалось. Отчитывая, мастер в ее сторону даже не смотрел.

– А теперь, топайте обратно, – жестко сказал Иван, указав рукой в направлении Криничного.

Девушки, обняв автоматы, замерли, понимая, что мастер не шутит. Это подтверждал и его суровый, холодный взгляд.

– Вперед, – скомандовал Иван. – К вечеру дойдете.

– Мы больше не будем. – тихо пролепетала Вера.

– Не слышу! – грозно рявкнул Иван.

– Простите мастер, – склонив голову, ответила Настя.

Ее примеру, последовала и Вера.

– Предупреждаю, это в последний раз, – грозно шипел Иван. – Я больше не буду смотреть на ваши выходки, невинные глазки и прочую бабскую херню. Мы едем на войну. Кто не понял, вон!

– Поняла и приняла, наставник, – по обычаю братства смиренно ответила Настя.

Вера повторила за ней.

– Быстро в кузов, – рявкнул Иван.

– Ух, – спародировав грозное лицо Ивана, поддел подмастерье, пока девушки грузились в мотовоз.

С трудом сдерживавший грозный вид мастер не сдержался и, заулыбавшись, подмигнул парню.

– Будут хулиганить, выкидывай прямо на ходу, – нарочито громко сказал он.

– Есть, выкидывать на ходу!

Первый после Криничного поселок, встретил их, уже привычной картиной запустения.

Неубранные поля с гниющей и почерневшей от плесени пшеницей. Выбитые и поваленные въездные ворота. Кладбище с развороченными домовинами и разбросанными, обглоданными, человеческими костями.

Бешенных не наблюдалось. Опыт говорил, что кладбище разорили не они и не люди. О том свидетельствовали разбитые черепа и кости. Здесь поработали трупоеды. Перерожденные, твари, которые обожали лакомиться тухлым мясом и костным мозгом мертвецов.

Как их только не называли: упырями, опырями и вурдалаками, что было в корне не правильным. Этих падальщиков было несколько разновидностей, одна гаже другой. В Обители их называли «некрофагами», в народе это не прижилось, и их упорно продолжали называть упырями.

Людей они тревожили в основном актами вандализма, и осквернения могил. Ночами упыри устраивали налеты на свежие захоронения, разбивали деревянные домовины, устраивали бардак, и так каждую ночь пока на кладбище было чем поживиться. Но и живыми они были поживиться не прочь. Конечно, если таковые имели неосторожность бродить по ночам у кладбищ и пещер.

Обычному, здоровому, крепкому человеку достаточно было одного укуса или царапины, чтобы умереть в короткий срок. Даже если человек сможет после ранения убежать от некрофага, то спустя несколько часов его убивало скоротечное заражение крови.

Упырей относили к разряду ядовитых тварей. Поскольку они питались мертвечиной, то приспособились в обилии выделять сквозь когти и слюну трупный яд, и бактерии, вызывающие заражение, а с ним ураганный некроз тканей. К тому же это было залогом успешной охоты, и хорошего пищеварения. Ранив человека, они в любом случае получали результат. Он, либо доставался им сразу, и в короткие сроки становился готовым к употреблению, протухшим трупом, либо в течение суток, они добывали его из домовины, или склепа.

Это все мастер с видом опытного ментора рассказывал девушкам, пока Юра и Полынь отправились разведать обстановку.

Настя, которая это уже слышала в Ордене на курсах колдунов, все же побледнела и стала нервно озираться.

Колдунам тоже приходилось часто иметь дело с упырями, но в отличие от радикально решающих проблему мастеров, их обучали лишь отваживать таких тварей при помощи химических составов, зелий, и заклинаний.

Это все работало через раз, а на некоторых упырей не действовало вообще. В итоге, всегда приходил мастер, а после, опозоренный колдун был обязан исследовать и добывать химические ингредиенты из того что осталось от монстра.

из-за этого выпускники разных курсов братства относились друг к другу с некоторым презрением. Колдуны считали мастеров тупыми дуболомами, которые хорошо умеют только убивать. А мастера считали колдунов, бесполезными фокусниками, которые только и умеют, что работать языком.

Вера от таких подробностей стала серой, что невозможно было не заметить на фоне ее идеально ровно остриженных под каре черных волос. Казавшееся кукольным из-за румяных щечек с обаятельными ямочками личико, окончательно скисло, и она впервые крепко и осознанно сжала автомат, держа палец на курке.

Сдерживая улыбку, мастер продолжал нагнетать обстановку, приводил примеры, и не стеснялся в подробностях, вспоминая связанные с упырями жуткие случаи. Но делал это он не для развлечения, а дабы проучить пренебрежительно относившуюся к оружию Веру. Как – бы круто она не била молнией и пуляла своими шариками, существовали в прямом смысле непробиваемые твари, которые не боялись не огня, ни электричества, а усмирить их мог только старый – добрый огнестрел.

Спустя несколько минут вернулся подмастерье и ухмыльнулся, видя нервную Настю, и испуганную Веру.

– Я так понимаю, ты тут читал им лекцию о некрофагах? – с усмешкой обратился он к наставнику. – В красках, так сказать.

– Бойцы обязаны знать обстановку на фронте, – серьезно ответил Иван. – А также возможности врага.

– Ну это да, – покивал парень, – Крепитесь девчонки, вы еще не такое услышите, да и увидите заодно, – он посмотрел на наставника. – Кстати, у курсанток есть возможность увидеть врага воочию.

– В смысле? – прищурился Иван.

– А тут не далеко, как раз лежит парочка наглядных пособий, – показал Юра на край кладбища. – Тебе тоже будет интересно. Идем.

Напуганные мастером колдуньи, нервно озираясь по сторонам, шли за тихо шагающим подмастерьем. Замыкал шествие не особо тихо ковыляющий Иван.

Настя пытаясь копировать походку Юры, слишком увлеклась, наблюдая как он ступает, и когда в нос ударил резкий запах, споткнулась, чуть не перевернув без того покосившуюся, старую домовину.

– Любуйтесь, – указал парень в заросли низкорослой, серой полыни, предварительно заткнув нос.

– Что они в полыни забыли? – рассматривая облепленные мухами тела мертвых упырей пробубнил Иван. – Они полынь терпеть не могут.

– Кто, меня терпеть не может? – появившись из неоткуда спросила лесавка.

Вздрогнули все. Настя чуть не выстрелила, а Юра не сдержавшись, выругался. Вопрос лесавки остался без ответа. Мастер, лишь на миг отвлекся и продолжил осматривать упыря, который получил ожог верхней части тела.

К обугленной, толстой коже твари прилипли тонкие осколки стекла. Из подобного делали электрические лампы и хрупкие пузырьки для мастеров. Это ему было знакомо. Самодельные бомбочки с самовоспламеняющейся при контакте со склизким телом твари горючей смесью. Такими зажигалками иногда пользовался и сам. Это трюк из запаса мастеров.

Хрупкие пузырьки отлично разбивались о грубую толстую шкуру некрофага, под которой находились крепкие, широкие кости. А главное химическая смесь реагировала лишь на выделения твари и в отличие от коктейля Молотова, горел только сам упырь. Единственная проблема достать, эти самые пузырьки. В обиходе им применения в виду их хрупкости не нашли. Потому где попало их не купишь и пользоваться ими продолжали только мастера.

– Мастерская зажигалка, – подтвердил размышления Ивана подмастерье, – Ты на второго посмотри.

Второй упырь был сильно исклеван воронами, и облеплен кучей жирных мух, которые тучей взметнулись в лицо приблизившегося охотника.

Серокожий уродец, был на половину скрыт травой, воронье хорошо поработало, но кроме расклеванных мышц, других ранений не наблюдалось. Длинные худые и мосластые конечности разметались в стороны, и, судя по не примятой траве его, не передвигали. Значит, свалился он на этом месте, от единственного удара большой амплитуды.

Иван отодвинул ногой, скрывающую голову траву. На всаженной в массивные плечи, приплюснутой голове, со сплошным лобовым щитом, который не пробить не одной пулей, уже отсутствовали глаза. Воронье за это берется в первую очередь. Массивная челюсть способная перекусить берцовую кость, была проклевана до кости. Но главное это дыра в виске, единственном слабом месте бронированной головы.

Монстра убили на месте, одним точным выстрелом из крупнокалиберной винтовки, пробив височную кость.

Это тоже работа мастера, который застал монстра врасплох. Из всего выходило, что обоз с колдуньями и лекарками в сопровождении мастеров проходил именно здесь. Иван едет по их следам.

Но за каким чертом их понесло в самое пекло? Что за дурость? Это далеко не западный маршрут, который к тому же опасен, как, впрочем, уже и восточный. Главное их не подгоняли бешенные, раз было время на охоту. Что за ерунда?

– Мы идем по их следам? – догадался Юра.

– Зришь в корень.

– Какого хрена их сюда понесло вообще? Бешенные загнали как нас в рыбачий поселок?

– Не похоже, раз было время на охоту, – задумался нахмурившийся мастер. – Это была именно охота. Думаешь, какого хрена, упыри забыли в полыни, которая им отбивает нюх? Кто-то неопытный, тут поместил приманку. Хоть ума хватило подвесить. Вон, обрывок веревки висит. Этот как раз был занят едой, когда ему башку прострелили, а второго сюда загнали и подожгли. Ладно, возвращаемся, – сказал Иван, и заметил отсутствие курсанток, как называл колдуний ученик. – А девчонки где?

Подмастерье не ответил, лишь скривил лицо и показал за спину на кусты, где раздавались звуки рвоты, и которые с безразличным видом стерегла Полынь.

* * *

Девушки с серыми лицами смотрели, как Иван достает продукты для перекуса. Юра с довольным видом потирал руки, глотая слюнки, глядя на копчености и разносолы. Когда мастер пригласил их к наскоро нарезанной еде, колдуньи отрицательно замотали головами.

– Нужно, – настоял Иван. – Мне в пути только голодных обмороков не хватало. Привыкайте. Берите пример с Полыни, – мотнул он в сторону наседающей на овощи лесавки.

Без особого аппетита, под суровым взглядом мастера, курсантки понемногу стали брать, то, се, и вскоре уже уплетали за обе щеки.

– Что там в поселке? – с хрустом перемалывая попавшийся в копченом сале хрящ, спросил у лесавки Иван.

– Пусто, – ответила она, и брызнула помидором, обляпав подмастерье, – Людей нет, – прожевав, продолжила она. – Животных тоже. Даже птиц. Только свежее кострище где сжигали тела и пара таких как те, – мотнула она головой в направлении кладбища.

– Спят? – даже не напрягаясь от такой новости, спокойно спросил Иван.

– Нет. Потрошат оленя в одном из погребов, – спокойно отвечала Полынь хрустя малосольным огурцом.

Порозовевшие курсантки снова сделались серыми и отложили еду. Лица стали кислыми и одновременно встревоженными.

– Команды кончать перекус не было, – обратился к ним Иван. – И не тряситесь, под солнцем эти гады не ходят. И не смотря на легенды, из берлог они не выйдут даже в пасмурный день.

Никто не обратил внимания на промелькнувшую тень.

Даже когда она накрыла их во второй раз, все занимались тщательным уничтожением съестных припасов. Каждый был погружен в свои мысли.

Насытившись, Настя решила переплести разболтавшуюся косу. От помощи Веры она отказалась, и пока та от безделья пыталась завести беспредметный разговор с Полынью, она, с интересом наблюдая за задумчивым подмастерьем, который раз неправильно укладывала витки и начинала снова. За этим занятием колдунья даже не обращала внимания на то, как вокруг нее кружится тень и лишь, когда ее обдало воздушным потоком, а с расстеленной на траве скатерти исчез большой кусок копченого сала, Настя бросилась в сторону за оружием.

Юра вскочил, схватившись за автомат, а Вера запоздало активировала свои разряды, но молодой аспид с тонким змеиным телом, активно работая перепончатыми крыльями, был уже далеко. Он улепетывал в направлении рощи раскинувшейся за селом.

Задремавший, сытый пес все проспал, а подмастерье долго целился «крылатому» в след, но смысла стрелять в воришку не было. Летучий змей, по меркам этих гадов был слишком мелким из автомата фиг попадешь.

– Вот скотина, – сокрушался он присаживаясь обратно. – Такой кусище уволок.

– Это нам урок, – наставительно произнес спокойный мастер. – Что-то мы совсем расслабились. Сворачиваемся.

До Озерного было еще не близко. Солнце уже перевалило за зенит, и время неумолимо понеслось к вечеру. Иван давно устал вести мотовоз, и когда совсем расстроилось зрение, а сидеть стало совсем невмоготу, передал руль подмастерью. Он полулежал на расстеленном спальнике в кузове. Наблюдением за окрестностями занималась Полынь. Задремать из-за боли во всем теле было не возможно, и Иван присматривался к девушкам.

Вера, не смотря на жуткую тряску, спала, сунув под голову рюкзак, и лишь невнятно бормотала сквозь сон, когда мотовоз налетал на очередную кочку. Настя же с опустевшим взглядом смотрела как за бортом смазываясь, проносится придорожная трава.

Она теребила свою туго заплетенную русую косу, поджимала и нервно покусывала аккуратные розовые губы. Скулы стали острее выделяться на ее узком лице, а тонкие брови опустились к переносице. Не обращая внимания на изучающего ее Ивана, она все чаще тяжело вздыхала, при этом по-детски смешно раздувала ноздри курносого носа.

Сначала Настя казалась слишком юной, чтобы быть выпускницей ордена, но стоило, как следует присмотреться и ее девичье очарование исчезало, растворялось, будто утренний туман. Черты ее лица становились более очерченными, резкими, женственными, но от того не менее привлекательными.

Иван невольно поймал себя на том, что слишком увлекся созерцанием ее печального профиля, и решил отвлечь себя и ее разговором.

Сестра, – позвал он Настю. – Все не было времени спросить, как ты попала к этим «праведным»? Что они за уроды, я более – менее понял. Но вряд ли они открыто с проповедями ходят. Или у них где-то открыт вербовочный штаб?

Девушка вздохнула. Ей совершенно не хотелось об этом говорить, а тем более вспоминать всю эту историю.

– Нет. Просто мне дали выбор. Присоединиться или умереть. А умирать я очень не хотела. Да и сейчас желанием не горю.

– А какого же черта, ты увязалась с нами?

– Понимаешь брат, моя репутация теперь запятнана на всю жизнь. Обратно в Орден мне дороги нет. Меня скорей повесят, чем поймут. Мне некуда и не к кому возвращаться, а прятаться и жить в позоре, я не смогу. Я совсем одна, никому не нужна, а так хотя – бы вам пригожусь. – она взглянула мастеру в глаза и грустно улыбнулась, от чего у него кольнуло в чешуйке на груди.

– Дуреха ты еще, – вернул улыбку Иван потирая чешую. – Осталась бы с колдунами в Криничном.

– Мне стыдно смотреть им в глаза. До вчерашней ночи, они были для меня нечистью и злейшими врагами, которых нужно стереть с лица земли.

– Помню – помню, – хмыкнул Иван. – И все же, как тебя завербовали?

– Легко и просто. Просыпаюсь я как-то ночью, в своей кровати, а у меня острый нож у горла, и сам предводитель в своей дурацкой маске, мне спокойным голосом делает предложение, от которого трудно отказаться.

Оказывается, когда мои силы неожиданно возросли, то почувствовала это не только я. Есть у них особые люди, их называют «чуткими». Эти чуткие просто пройдясь по улице, могут узнать, где живут колдуньи, и какой у них потенциал.

То, что случилось со мной, можно назвать переходом на новую ступень. Ты сам знаешь, кто такие колдуны братства: химики и алхимики с экстрасенсорными способностями, которые способны лишь на то чтобы отпугнуть заклинаниями и составами из различных веществ, стихийных сущностей, духов, и перерожденных. Или же при помощи той же химии, речевых формул и особых мыслеформ, изготовить редкое лекарство, что не по зубам обычным травницам. И все. При желании на это способен даже мастер, первого – второго рангов.

А в тот день, я вдруг ощутила энергию и то, что на нее можно воздействовать для получения желаемого эффекта.

Ты чувствовал, когда – нибудь восторг и панику одновременно? – обратилась она к внимательно слушающему мастеру.

– Конечно, – ухмыльнулся он. – На тайном свидании, с преподавательницей своего курса. Когда она привела меня для «встречи» в класс анатомии. Тогда я в полной мере осознал значение выражения «двойственные чувства».

– Нет, вы мастера все одинаковые, не смотря на ранг и школу, – развеселившись отмахнулась Настя. – Кобели, одним словом. Только не начинай песню, про гормональные изменения после вакцинаций. Я все ваши отмазки знаю.

– И не думал даже. Мы ушли от темы, – напомнил Иван.

– Так вот, итогом первого воздействия, была сожженная занавеска, восторг от того что получилось, и ужас от понимания того, что я могу то, на что не способны даже преподаватели колдовского курса. В ту же ночь за мной пришли. Даже мои новые умения не помогли. Я до сих пор не знаю почему. Праведные хранят это в секрете. Но мое заклинание, просто развеялось, не причинив старшему вреда. После меня выволокли из дома, сунули в мотовоз, и куда-то долго везли с закрытыми глазами.

Следующее мое рандеву с главным было уже в Криничном. Он и Митрофан Егорович, как они выражались, взывали к моему разуму, показывали хроники, где стихийные убивали людей, где разошедшаяся колдунья сожгла поселок, и еще много очень впечатляющих свидетельств того, что мои новые силы ни до чего хорошего не доведут. По их словам новая ступень, это граница за которой человек перестает быть таковым. Со мной провели тщательные беседы, во время которых я поверила, что я действительно стала опасной для себя и других. Тогда во второй раз мне предложили выбор. Меня уничтожат, дабы обезопасить людей, или же я вступаю в их ряды, и свои силы, обращаю против той опасности, благодаря которой я получила эти дьявольские способности.

Все что мне показали и рассказали, меня так впечатлило, что я уже без страха, с радостью влилась в их ряды. Я ведь попав в Орден, хотела быть охотником как ты Иван. Но не прошла по физическим параметрам. А здесь, мне выпало бороться со злом. Частично воплотить свою мечту.

С упоением, я взялась за новое дело. А главное я верила в то, что наше дело обезопасить человечество. Прав был Егорыч. Мне дали мечту, которая меня ослепила, а дальше, им оставалось только подталкивать меня в нужном направлении.

Вы с Юрой вовремя появились. Меня так затянула эта высокая цель, что это превратилось в безумие. Теперь мне тошно от самой себя.

– Тебе просто грамотно промыли мозг, – поморщившись от боли сказал Иван мрачной девушке. – Ты не успела познать свою силу и разобраться в себе. Ты была испугана, и тебе протянули спасительную соломинку. Ты тут же схватилась за нее, а после боялась отпустить. Ты испугалась тех сил, что приобрела.

– А ты не испугался бы?

– Конечно, испугался бы. Но от себя ведь не уйти. Тебе пришлось бы с этим жить. Ты смирилась бы и научилась владеть этой силой, и использовать во благо.

– А если во зло?

– В ордене, когда ты еще была девчушкой с крысиными хвостиками волос, тебя за эти самые хвостики дергали мальчишки с задней парты?

– Ну, бывало.

– А тебе не хотелось схватить карандаш, и со всей силы воткнуть его паршивцу в глаз? Так чтобы с хрустом. Чтобы до самого мозга. Чтобы сразу насмерть?

– Ты что, – удивилась она. – Да как можно? Максимум дать пощечину, или стукнуть книжкой, чтоб отвязался. Но убить…

– Вот в этом все дело. Нас сдерживает мораль и воспитание. Карандаш, или огненный шар, разницы не имеет. Ты ведь хотела стать мастером? Скажи честно, почему?

– Я всегда считала, что лечить чирьи на чьей-то заднице, это не дело для одаренного. Я хотела приносить настоящую пользу, защищая людей от чудовищ. Убивать каждую встречную тварь, чтобы людям жилось спокойно, без страха.

– Что чирей, что некрофаг, и то, и другое иногда одинаково смертельно опасно, – наставительным тоном подметил мастер. – Ты думаешь мне нравится убивать? Ты думаешь лишать жизни живых существ, кем бы они ни были, мое призвание? Я этим горжусь? Нет девочка, – пронзительно посмотрел он грустным взглядом в ее глаза. – Меня для этого вырастили. Мне вбили это в голову на тренировках вплоть до спинного мозга. И занимаюсь я этим, лишь потому, что другого ничего не умею. И лучше бы я был просто лекарем, или колдуном. Да хоть пекарем, если бы меня научили печь хлеб.

Да я обязан защищать людей от опасности. Это задача мастера, и долг человека. Я должен защитить себя и своего ученика.

Рыбоголовы, некрофаги, свищи, кадавры, всегда тупы, агрессивны и опасны. Но если перерожденный, стихийный или дух, не приносит вреда или просто хулиганит от скуки, потому что сущность у него такова. Заняться ему больше не чем. Не смотри так. Есть перерожденные и сущности, которые людей боятся больше чем те их. Редко, но бывает. Я должен его уничтожать? – испытующе смотря на Настю спросил Иван.

Вера проснувшись, уже некоторое время просто лежала, слушая их разговор. Она открыла глаза, глядя на задумавшуюся Настю и ожидающего ответа мастера. После перевела взгляд на полынь, которая делала вид, что разговор ее не касается. Она поднялась, и села смотря, как девушка решает, что ответить.

– Мастер, обязан ликвидировать, каждую встречную тварь, – неуверенно протянула Настя. – Каждое чудовище – это потенциальная опасность для человека, – процитировала она устав братства.

– Я это с детства слышал по сто раз на дню, – фыркнул Иван. – Я должен был прихлопнуть вон Грома. Крапивку с Полынью. Ты понимаешь, что мы не лучше их? Мы куда хуже.

Человек, возомнивший себя царем природы, всего – навсего, жадный, алчный, самолюбивый паразит, которому по большему счету все равно, что останется после него. Главное получить, золото, еду, удовольствия, здесь и сейчас. И побольше. И плевать какой ценой.

Жизнь человека с возрастом превращается в бесконечное угождение своим порокам и низменным, зачастую откровенно скотским желаниям.

И все пороки обязательно прикрываются благородной личиной заботы о будущем и прочими высокими словами. И все эти оправдания человек придумывает в первую очередь для себя. Чтобы не чувствовать себя рабом своей жадности, когда хочется взять больше чем нужно, даже если от этого пострадают другие. А всегда хочется больше. Хочется взять все. И чтобы это все потом еще сложили в могилу. И чтобы в угоду, тому, кому это уже пофиг перерезали глотки паре рабов, чтобы и на том свете кто-то прислуживал этому паразиту.

Иван умостился поудобней, перевел дух, посмотрел на молчащих девушек и продолжил:

– Князьку одному как-то захотелось новую красивую мебель из редкой древесины. А древесину эту он взять не мог, потому что лесок стерег леший, который все свое существование холил и лелеял этот лесок. Он жил ради него. Души в тех деревьях не чаял как в собственных детях.

Господин мастер, вот ваши тридцать серебряников задатка, убейте нечисть пожалуйста. Она нам дерево взять не дает.

А господин мастер не хочет. Красивый лесок. Хороший в нем леший, работящий. Молодец.

А у господина мастера не спрашивают. Ему приказывают сам великий князь такой то, что моется раз в год и не сегодня – завтра сдохнет от сифилиса. Грязная, тупая скотина, что привыкла приказывать, и не знает, слова нет.

Не то господину мастеру не будет житья в этом княжестве. А если не дай Бог, господина мастера случайно прирежут где – нибудь в трактире, то злодея даже не будут искать.

Ну, ладно, хрен с ним. Подумаешь леший какой-то. Одним больше, одним меньше. Работа есть работа. Берет господин мастер, заказ, и идет в красивый лесок на склоне, над маленьким городком. А что делать, господину мастеру в этом княжестве зимовать, господину мастеру нужна работа, крыша над головой и пропитание. А вот немилость князя ему никак не нужна. Идет он, значит, находит слабенького лешего, находит источник его силы, и без жалости, равнодушно уничтожает.

Возвращается господин мастер за наградой.

Какая награда, господин мастер? О чем вы? Это ведь ваш долг перед обществом, перед людьми значится. Ай – ай – ай господин мастер. Постыдились бы.

Пока господин мастер зимует в княжестве, срубают тот лесок. Делают из тех красивых деревьев красивую мебель, и к весне та мебель уже лежит на свалке. А леском тем топят камин, чтобы значит у великого князя, изъязвленные пятки не мерзли.

Как только зима начинает сходить на – нет, убирается господин мастер из этого городка к чертовой матери.

После, через пару лет, господин мастер узнает, что городок тот, под склоном, на котором срубили красивый лес, затопило селевым потоком. Едва справились, людей пропало да потонуло страсть просто сколько.

Еще через несколько лет проезжает мастер мимо того городка.

А нет больше городка. Руины одни торчат из – под завалов. И склона того нет. Обрушился и разрушил город. И восстанавливать тот городок некому. Князь то богу душу отдал, а наследничкам некогда. Они за трон значится, борются, глотки друг дружке режут, да ядом потчивают.

Вот значится мастер оказывается и лешего ни за что порешил, и не нажился с того леска, и стал виноват в гибели сотен людей. Господин мастер тут же нашел себе успокаивающую отговорку, мол, князь виноват. Потом виноваты были лесорубы. Потом сами погибшие. Ну, ей богу, кто же строится под опасным склоном?

И так тот мастер придумывает себе отговорки, по сей день. По сто раз на дню, по сто причин находит, зная, что единственная причина это он сам, – горько вздохнув, закончил рассказ Иван.

– Я бы этому мастеру, горло перерезала, – сурово сказала простодушная Полынь, не заметив выражение лица Ивана.

– Режь, – устало вздохнув, откинул голову он, оголив шею с выпирающим кадыком. – Ты в своем праве.

– Иван, – вскинулась Настя.

– Не сходи с ума, – поддержала ее Вера.

Гром тут же напрягся и подошел к мастеру. Он пытался заслонить его собой, от замершей в нерешительности лесавки, что ненавистным взглядом прожигала, охотника на таких, как она.

Лицо Ивана было таким уставшим, он будто состарился на десятки лет, и смотрел, как из – под медных локонов ненавистью горят ее полынные глаза.

– Гром, – легонько оттолкнул он пса. – Не мешай. Все хорошо дружище.

Взметнулась на ветру копна медных волос. Полынь отвернулась. Лицо ее оставалось суровым, но глаза затуманила поволока задумчивости. Из полынных глаз скатилась кристальная слеза, и ее унес поток ветра.

– Вот так девочки, – приняв нормальную позу констатировал он. – Так и живет мастер Иван Безродный, которому во сне являются погибшие, не чужие люди. Люди, которых знал. У которых жил. Которые делились с ним куском хлеба и слушали его рассказы долгими зимними вечерами. Работящие мужчины, любящие матери, ангелочки дети. Люди, которых не стало, потому что я испугался князя. Потому, что не понимал, что в природе все взаимосвязано. Не задумывался над тем, что существа тоже живые. Наконец я просто хотел заработать.

Да они не такие как мы, – посмотрел он в напряженную спину Полыни и потрепал пса за ухом. – Но они тоже любят, заботятся, возможно, чего-то боятся, они страдают и сострадают. Они лучше нас. Им не нужно лишнего, им достаточно того что есть.

А мы готовы убивать их, только потому, что они не люди. Потому что они другие. Потому что они мешают. Всегда и везде. Нам нужны их леса. Нам нужны их пещеры, верней то, что в них. Нам нужна их вода. Нам всегда нужно то, что принадлежит не нам.

Мы не приучены просить.

Потому для успокоения остатков совести мы этих других, причисляем к низшим существам, и без зазрения совести уничтожаем, чтобы под ногами не мешались, пока мы грабим их дома.

– Мой отец леший, – вдруг сказала Вера. – От него у меня способности. И мать всегда говорила, что он лучший, хоть и не такой как все. Боги, как же я связалась с этими уродами? Где были мои мозги? Я бы и отца родного не пожалела. Хорошо же нам наши куриные мозги промыли.

Настя молчала. Она была всегда упертой девчонкой, и спорила до конца, даже если была не права. Последнее слово должно быть всегда за ней.

– Пусть так, – прищурившись, протянула она. – Но рыбоголовы, мавки, оборотни там всякие. Встреча с ними стопроцентная смерть. Они всегда хотят одного. Убивать. Они не смотрят, какой ты человек. Ты для них обед.

– Тут все проще сестренка, – ответил мастер. – Их право нападать, наше защищаться. Я ведь не говорю, что мы должны поднять лапки кверху, мол, ешьте кто хотите. Есть те, кто по природе своей тупы и хотят только творить зло. И люди они или существа, нам с ними не по пути.

– А как же договориться? – продолжала упорствовать Настя.

– Насть, заткнись, а, – не выдержала Вера. – Это переходит в бред. Я вижу, ты спорщица знатная. Но прикуси – ка язычок, – строго попросила она.

Настя надулась и отвернулась. Вера, рассматривая свои ноготки, ушла в себя. Полынь уже не была напряжена, но предпочитала не поворачиваться. Чтобы не видеть мастера.

Дорога окончательно испортилась. Ухаб на ухабе. Бесконечная тряска начинала доводить Ивана до исступления. Тело ныло тупой, но напористой болью, что отзывалась вспышками на каждый ухаб.

Кузов хорошенько тряхнуло. Иван не сдержался и застонал от отдавшейся по всему телу вспышки боли. Девушки сразу же вскинулись. Они принялись охать и хлопотать над Иваном, помогать приподняться, поправлять спальник.