Текст книги "Пятеро из Рубежного Легиона (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Аверков

Безымянный и махнул по новому ориентиру.

Он разыскал пока еще засекреченный центр по подготовке бойцов для Рубежного Легиона, там и осел. Сразу ломиться на первую попавшуюся Омегу он не стал, нужно же было прикинуть, на какой из них «хлебосольнее». Решил переждать, заделавшись инструктором в школе связистов.

Его слухом-то всякий поражался.

Даже в столь ограниченном положении, будучи запертым безвылазно на территории секретного центра, он умудрялся от случая к случаю чем-нибудь да разжиться. Правда, слишком уж однотипным был его улов: то консервы с продуктового склада, то шмотки с вещевого. В таком добрище он нужды не испытывал и без этого, просто привычка брала верх.

Да и подслушивать в учебном центре особо было нечего и некого.

Когда заскучал он уж слишком по стоящему «делу», тут-то руки у него вдруг зачесались и в голове помутилось, вот и полез сдуру «почистить» сейф начальника школы. Наобум, без подготовки, темному влечению своему безоглядно потакая.

Поймали. Обвинили в шпионаже в пользу другой корпорации, но он кое-как отмазался и, пока не передумали, выпросил срочную отправку в любую из космических колоний.

Повезло.

Ему досталась необитаемая и безопасная Омега-13…

Молочную стену, внезапно появившуюся на Южном посту, он рассмотрел достаточно хорошо. Как только пузыри принялись лопаться, чуткий слух Безымянного уловил жуткие звуковые частоты, приводящие его разум в пограничное состояние. Все же он, пересиливая себя, даже пальнул в туманное месиво последней оставшейся миной, когда пузыри полностью проглотили минометный расчет.

А вдруг именно от его выстрела треклятая стена лопнет? Может, корпорация оценит его заслугу – премию выдаст.

Однако особо долго геройствовать Безымянный не привык, да и невмоготу ему уже было терпеть эти раздирающие его мозги и барабанные перепонки хлопанья и трески – заскочив в штабную палатку, он схватил радиостанцию и поспешил к блиндажу…

Глава 12 Дангомила

Наверное, утомившись от разговора с землянами, а скорее всего, потому что у них закончился бодрящий эликсир, барафлекстцы отправили легионеров дожидаться известий в ближайший небоскреб – не в тот, где они сидели в заточении в подземном гараже, а в тот, что по соседству, вероятно, чтобы подчеркнуть новый уровень их сотрудничества.

Или просто ткнули пальцем в первый попавшийся.

В вестибюле здания бойцы увидели небольшого робота на колесиках, смахивающего на кеглю с тонкими механическими клешнями. Всколыхнувшись при их появлении, он что-то прожужжал, откатился в дальний угол и затих.

Под гулкое эхо своих шагов легионеры, озираясь, проследовали вглубь. Миновав площадку с лифтами, отыскали подходящее помещение на первом этаже – нет смысла подниматься куда-то наверх, да и к выходу лучше держаться поближе.

При виде огромных кроватей Безымянный возликовал и тут же рухнул на одну из них, закопавшись в большие мягкие подушки с головой.

Пока земляне мылись и чистились, Субботин отправил Среднего в вестибюль покараулить и понаблюдать – есть ли еще какие-нибудь жильцы в этом небоскребе.

Когда капитан привел на смену саперу Мизинца, то застал Среднего за неблаговидным занятием – великовозрастная детина разыскала где-то пару больших шаров и развлекалась, прицельно запуская их в робота-кеглю. Тот, не прекращая истерично жужжать, метался из стороны в сторону, пытался уклониться от несущихся в него вышибал, скрипя своими колесиками и для маневра отталкиваясь механическими клешнями от напольного покрытия сродни кафельной плитке.

Субботин тотчас пресек «издевательства», робот обиженно пожужжал еще немного, откатился в угол и замолк.

– Тишина, никого не видно и не слышно, – доложил развеселившийся сапер.

– Ну и отлично, – сказал Большой. – Тебе час – привести себя в порядок, да будем выбираться отсюда. И шары прихвати, чтобы молодой не отвлекался от наблюдения.

– Я не такой… – выпалил недовольно Мизинец, но предусмотрительно оборвал свою мысль, бросив короткий взгляд на увесистый кулак Среднего.

Как только легионеры ушли, парень тут же принялся разглядывать стены и потолки в поисках средств наблюдения и призывно размахивать руками, привлекая к себе внимание.

Никто ему не ответил и не подал хоть какой-то явственный сигнал.

Он выскочил на улицу, огляделся – городской проспект по-прежнему был пуст. Куда-то бежать на поиски волшебников, Мизинец не решился. Внезапно он сообразил, что робот не зря же рядом с ними околачивается, и устремился к нему.

Схватил железяку и принялся вертеть ее – должны ведь у нее быть какие-нибудь индикаторы, скрытые микрофоны или камеры. Смирившись с безуспешностью своих лихорадочных поисков, Мизинец перевел взволнованное дыхание, и слегка успокоившись, поставил робота на колесики, а сам сел на пол напротив него и, наклонившись к железяке, стараясь как можно тише, прошептал:

– Мне нужна индивидуальная встреча, я располагаю конфиденциальной информацией, которая вас заинтересует!

Робот как-то невнятно прожужжал.

Парень на радостях выдал свой козырь:

– Они собираются сбежать!

Железяка заклокотала, жужжание разрывали потрескивания и помехи, словно у настраиваемого радиоприемника. Молодой легионер нервно схватил механизм обеими руками, потряхивая и всматриваясь в его глянцевую поверхность, стал внимательно прислушиваться к издаваемым им звукам.

Наконец робот отозвался приятным женским голосом:

– Центр удовольствий в вашем мозгу заполнен лишь на три процента. Вам у нас не нравится?

– Да нравится мне! – вскрикнул Мизинец. – Я на вашей стороне! А они хотят сбежать! И очень скоро!

– Может быть, вы желаете самку? Одну или больше? Или азартные игры? – ласково уточнил голос.

– А такое возможно в вашем прекрасном мире? – удивился новобранец.

– Все, что вас радует, – прекрасно, – раздалось в ответ.

– Да я… конечно… не против… – замялся Мизинец, чувствуя, что его щеки начинают заливаться стыдливым румянцем, и снова напомнил: – Так, а эти… сбегают же…

– Пусть попробуют. У них ничего не выйдет, – робот продолжал отвечать милым голосом, но сам силился своими клешнями отпихнуть надоедливого землянина, вырваться из его цепких объятий, а парень будто и не замечал этого.

– Отпусти привратника, идиот! – снова раздался женский голос, теперь он уже исходил не от робота, а откуда-то из-за спины.

Мизинец озадаченно обернулся – в дверях стояла миловидная особа в черном плаще и насмешливо улыбалась.

Еще больше краснея, парень оставил робота в покое и стремительно бросился к своим товарищам…

Легионеры по зову новобранца любопытной толпой вывалились в вестибюль и принялись нагло разглядывать гостью, которая уже сбросила свой плащ, переломив его о спинку невесть откуда взявшегося вычурного стула, и осталась в тонком обтягивающем костюме.

Ее волосы – длинные, но несвободные, а плотно закрученные кольцами вокруг головы – серебрились.

Средний тут же под влиянием своего мгновенно проснувшегося дара намеревался девушку потрогать, но натолкнувшись на ее презрительный взгляд, временно отступил. А Безымянный, цокая языком, оценивающе произнес:

– Так, так. И кто это тут у нас? Такая расчудесная! Такая… Случаем, не анализы у нас брать пришла?

– Такая… Фея я Бледная, – перебила его пришелица. Ее лицо казалось неподвижным, будто нарисованным. Ее эмоции выдавал только голос. Его интонации.

– Да разве же ты бледная, лапонька? На вид очень даже здоровенькая. Ладненькая повсеместно, – отреагировал связист таким тоном, каким обычно сюсюкают с детишками.

– А ты, сюсюкатор, на лицо мне хоть мельком взглянул? – весело уточнила фея. – Еще кто-нибудь тупо и безумно захотел меня сразу же, даже краешком глаза не успев заглянуть в мой богатый, многогранный, ослепительный и восхитительный внутренний мир?

Легионеры не мешкая один за другим стали молча поднимать руки.

– Комплименты не возбраняются, но если будете на меня пялиться беспрерывно – глаза вырву, – предостерегла дева.

– Ох, какая ты грозная! – не унимался Безымянный, и принялся ходить вокруг нее, громко распевая застольную песню Рубежного Легиона.

Он парнем был что надо, друзей не подводил

 
И шлем легионера по праву заслужил.
Но вот одна девица, плененная в бою,
Вдруг стала ему сниться и грезиться ему.
В ночи над ним склонялась и грудями трясла,
И много-много радости она ему несла.
Однажды, как обычно, она к нему пришла
И в сердце нож вонзила, такие вот дела…
И нет легионера, в углу пылится шлем.
Урок для всех живущих – не надо дев брать в плен…
 

– Не надейся, я над тобой ничем трясти не собираюсь, – усмехнулась девица, все-таки дождавшись, когда он допоет. – Кстати, и без ножа легко обойдусь. Хочешь, прямо сейчас твой шлем в угол покатится пылиться? Ха-ха! Тоже мне пленитель нашелся!

– А почему ты грубишь? – игриво возмутился связист.

– А как с такими тупыми мужеподобными существами еще общаться? Вас сразу на место надо ставить.

– Ну, места разные бывают… – оскалился Безымянный.

– Ладно, к делу! – отмахнулась пришелица. – Зовут меня Дангомила. Понятно, что я из дангов. Понятно, что я та, кто отправится с вами на задание.

– Так бы сразу и сказала! – хихикнул связист. – Да какая ты фея?! Ты чистая ведьма! А может, даже и грязная!

– Я тебя про глаза предупреждала? – разозлилась девица. – Могу заодно и сердце вырвать.

– Вы ведь стремитесь создать идеальное общество, а методы у вас варварские какие-то, – ляпнул вдруг Мизинец.

– Так я же боевая фея, – подмигнув ему, пояснила дева. – По-доброму у меня как-то не выходит.

– И чего такого ты умеешь? – ухмыльнулся Средний. – Вроде сородичи твои говорили, что волшебники из вас так себе, не ахти.

– Иллюзии создаю, – горделиво ответила она, приосанившись.

– О! Удивила! – загоготал Безымянный. – Да каждая баба этим занимается.

– Болван! – взорвалась Дангомила. – Мой конек – маскировка! Защитные иллюзии создаю, ну и для отвлечения внимания. А еще лифтом горизонтальным управляю. Вот!

– Значит, это ты нас вышвыривала из подземелья к монстрам? – сурово спросил Субботин.

– Не-а, – простодушно отозвалась ведьмочка. – Я вас только на лифте в наш город доставила. И стена плащей – моих рук дело. Вы же впервые тогда с магией столкнулись, небось штаны обгадили? Ха-ха!

– В тот раз мужской голос нас встречал, – урезонил ее капитан.

– Думаешь, мне слабо?! – возмутилась Дангомила и, скорчив смешную гримасу, произнесла еще не стершимся из памяти тем самым знакомым баритоном: – А вы совсем не похожи на изумительных местных придурков.

– Да мы… Да будет тебе известно… – разнервничался Мизинец, его очень раздражали любые намеки на его трусость, тем более от посторонних лиц, даже не бывавших свидетелями возможных проявлений его слабости.

– Да я в курсе, что чудищ вы как-то умудрились одолеть, – нетерпеливо прервала парня девица. – Повезло, стало быть. Ну, потому вы еще здесь. Да, зарубите на носу. Даже не пытайтесь бежать отсюда. Не утруждайтесь. Хоть в лепешку расшибетесь, но защитный барьер вокруг Дангбрянгора самостоятельно вы не преодолеете никогда. Ну, все, познакомились накоротке.

Дангомила велела землянам ждать, сообщив, что брянги вычислили, где появится портал, и завтра утром они вместе туда отправятся. Затем взяла свой плащ, стул на глазах моментально исчез, она напоследок взглянула все также насмешливо на легионеров и вышла из небоскреба.

* * *

Пальцы уже бодрствовали, а Мизинец не успел еще толком разодрать глаза спросонья и прозеваться, когда возник злополучный и неприятно знакомый воздушный поток…

Легионеров встретила Дангомила – все с той же противной улыбочкой, все в том же тонком облегающем костюме и с белым лопоухим кроликом на руках.

– Так это ты, стервозина, нас все-таки вышвыривала в «симуляции», – буркнул себе под нос Безымянный, стараясь, чтобы девица его не услышала.

Не услышала. Вроде.

Земляне очутились на большой поляне, по виду окружающее редколесье было территорией Омеги, а не Дангбрянгора. Уже обнадеживающе. Выходит, городской защитный барьер остался позади.

– Вот шатры и ваше оружие, разбивайте лагерь, нужно еще подождать, – распорядилась ведьма. – А я скоро вернусь. Не балуйте тут.

Она отпустила кролика, надула щеки и просвистела тонко и пронзительно. Шагнула в возникший перед ней зыбкий круг с переливающейся прозрачной границей и мигом исчезла.

Легионеры сразу бросились к оружию – каждый ствол в наличии, но патронов – кот наплакал, все поместится в разгрузочных жилетах. Средний поковырялся в своем мешке и облегченно вздохнул.

– Смеются над нами?! – зло вскрикнул Безымянный. – Это чтобы мы не сбежали? Долго ли мы продержимся с таким боезапасом. Может, к чучканам рванем? Хотя они запросто нас могут над адской чашей с огнем подвесить – мы же не разгромили их врагов. Да, блин, засада!

– Еды тоже – всего ничего, – с досадой сообщил Мизинец, разобрав припасы.

– Вот же, падлы! – психанул связист, схватил автомат и одиночным размозжил башку сидящему неподалеку в траве кролику. – А что? Давно я крольчатину не употреблял. И он наверняка наш сторож! Был. Это ей за насмешки. Да и потому что она феей прикидывается, а сама ведьма голимая! А что она нам сделает? Мы им нужны. Без нас они свою волшебницу не вызволят. Значит, у нас – неприкосновенность!

Когда от кролика остались одни кости, земляне сидели вокруг костерка, размышляя, что же им делать дальше.

Безымянный снова «включил свою шарманку» – заговорил о Дангомиле.

– Она, конечно, девка волшебная… от коленок до переносицы. Правда, они тоже вполне волшебные. Но она же опасная до жути! А я не люблю, когда бабы не приветливые, а агрессивные. Может, ее стукнуть по темечку и пока теплая…

– Что «пока теплая»? – задумавшись, не понял Субботин.

– Как что? – удивился связист. – Попользуемся… ее волшебством. Каждому по потребности. А потом как-нибудь разрулим.

– Да нет! Мы сейчас разрулим! – раздался гневный голос Дангомилы. – Сразу неудобный вопрос: где мой кролик? Раз, два, три, четыре, пять – вышел кролик погулять. Раз, два, три, четыре… пятерых вижу, а где мой любимый кролик?

Бойцы, застигнутые врасплох, почувствовали себя не в своей тарелке.

– Послушай, – принялся оправдываться Безымянный, быстро растеряв свой развеселый задор. – Ты видела сколько у нас провианта? Сама-то ты диетная или ложку из рук не выпускаешь? Нам лишний рот ни к чему…

– Так вы его сожрали?! – скривилась ведьма. – Вы варвары похуже тех, что мы загнали под землю. Мне его очень не хватает. Прямо никак не могу смириться с этой утратой. А знаете, кем он был прежде? Кто из вас мне теперь его заменит? Я, в общем-то, нежная-белоснежная, но к кроликам быстро привыкаю, так что бросайте жребий, кто из вас займет его место.

Легионеры поникли. Кто же знает, что выкинет эта дурная девица?

– Ха-ха! – разразилась она вдруг громким хохотом. – Да шучу! Вы же нам нужны, а так бы… Признавайтесь, непроизвольное мочеиспускание у кого-нибудь случилось? Ха-ха!

– Дура, блин, волшебная на всю голову! – рассердился Средний. – С монстрами биться – понимаю, а девку эту безбашенную терпеть – на хрена мне надо?! Пойдем отсюда, командир! Лучше по дороге в колонию сгинуть.

– Да все! – весело крикнула Дангомила. – Не буду больше вас кошмарить! Давайте мировую! Помиримся на мизинчиках! Я вам выпивку принесла – расслабьтесь. Нам еще долго ждать, как выяснилось. А насчет кролика – забудьте. Потом разрулим! Ха-ха!

Если здраво поразмыслить, то стоило бы принять предложение сапера и без промедления, пока есть возможность, отправляться в колонию, куда они и намеревались идти изначально. Стало уже вполне очевидно, что все их попытки собрать разведданные, да просто информацию о неизвестных обитателях Омеги-13 ни к чему хорошему Боевой кулак не приведут. К тому же, никто им этого не поручал. Так что и никакой принудительной ответственностью они не обременены.

Меньше проявляй инициативы – целее будешь.

Вот только каждый из них осознавал, что предстоящий путь – слишком уж заковырист и непредсказуем. Что их ждет впереди, кто подстерегает?

И, возможно, жить им осталось на три патрона.

Или даже на один.

Передышка – всегда нужна и важна: и после чего-то необычного уже произошедшего и перед чем-то неясным грядущим. А какой же легионер откажется от выпивки, причем дармовой? Отправиться в колонию можно и чуть позже…

С по-мужски каменными физиономиями, демонстративно не обращая внимания на возмутительницу спокойствия, легионеры споро установили шатры и чинно расселись возле уже потухшего костра. Но как только Дангомила выставила перед ними угощения, вмиг повеселели.

Будто бы и не было меж ними никаких трений и недопонимания, бойцы быстро наполняли кубки, опрокидывали их в себя и наливали снова и снова…

Выпивка создает иллюзию дружеской атмосферы, помогает самообманываться.

На время.

Земляне, разохотившись, уже чокались с ведьмой, по-приятельски похлопывали ее по плечу, а Средний настойчиво пытался похлопать ее еще где-нибудь.

– Как там у вас говорят? – гоготнул Безымянный, наклонившись к Бледной фее и расплескивая из переполненного кубка. – Накормим добродетели? Почистим помыслы?

– Не смей потешаться! Эти слова – наша цель, наша жизнь! – рассвирепела Дангомила и побледнела сильнее обычного, а ее до этого момента светло-зеленые глаза залила жуткая чернота. Но никто из бойцов этого не заметил. Кто же тем более пьяный у девицы глаза разглядывает?

Она оттолкнула землянина, поднялась во весь рост, и, вознеся свой кубок к небу, звонко и торжественно произнесла:

– Да будут вскормлены добродетели! За чистоту помыслов!

– Да ты шибко не серчай! – язвительно бросил связист. – А то про добродетели восклицаешь, а сама в кроликов нас превратить хотела.

Выпив до дна, девица щелкнула пальцами, и легионеры тотчас попадали и провалились в глубокий сон.

– Вот же тупые ублюдки, не дождешься, когда они сами налакаются и вырубятся, – с глубокой неприязнью процедила ведьма, схватила Субботина за ноги и потащила его к ближайшему шатру…

Глава 13 Большой палец

Сколько он себя помнил, у него всегда были проблемы со вкусом.

Ну ладно бы с прикусом!

Ну ладно бы острое-соленое-приторное-кислое!

Нет же! С вкусовым восприятием всего, что не относится к пище насущной.

В общем, он терпеть не мог дурновкусие. Прямо тошнило Субботина при любом его проявлении. Но как-то приходилось мириться, приспосабливаться.

О вкусах ведь не спорят!

Конечно же, он не раз задавался вопросом, что, может быть, с его вкусовыми «рецепторами» что-то не так? Возможно, он сам подвержен вкусовщине? Но вокруг явно на каждом шагу творились определенно безвкусные дела и вещи, и нередко кто-то с умным видом обсуждал какую-то чушь и полный бред.

Он часто перепроверял свои ощущения: вдруг там и впрямь обретается какой-то ускользнувший от него смысл? Вдруг его оценки скоропалительны и неверны? Но чем больше он погружался в это болото, тем больше увязал в нем, тем чаще его тошнило.

Ну ладно уживаться с этим.

Ну ладно сосуществовать.

Но как можно поглощать несъедобное, да еще им и восторгаться с таким упоением?

Безвкусица довлела. Безвкусица наступала! И чтобы не истязать свое эстетическое восприятие, а махом уничтожить его и поставить на нем жирный крест, Субботин пошел в армию. Точнее, сначала в военное командное училище. В армии чувство прекрасного – едино и однообразно для всех. Хочешь-не хочешь, все определенно и закреплено уставами. Жить по шаблону – так проще.

Ему стало относительно легче.

Правда, что-то просыпалось в нем периодически. Рвалось наружу. Но он пресекал такие позывы на корню. А уж когда сильно приспичит, отправлялся к женщинам.

Вкус к прекрасному полу он приобрел довольно рано. И эти ощущения его никогда не подводили, в них он не испытывал никаких сомнений. Единственное, что угнетало его в отношениях с женщинами так это то, что даже самая необыкновенная барышня со временем склоняла его к самым обыкновенным действиям и нормам, к ужасающей определенности со всеми вытекающими – в виде пожизненного брака, уютного дома и здорового диетического питания…

Вот тогда он утрачивал свое самое главное влечение, которое всеми силами оберегал от внешнего воздействия и лелеял в глубине души, – вкус жизни…

И… и искал другую пассию…

Как только на Земле начались бесконечные войны, вкус жизни у Субботина видоизменился. От цветовой гаммы многообразия существования он перетек в фазу, в которой было важнее не наполнять свою жизнь различными оттенками и ощущениями, а попросту сохранять это свое существование.

Поначалу, конечно, он пытался почувствовать эстетику боя, даже мнил себя этаким художником, с легкостью наносящим неожиданные и причудливые мазки на холст битвы. Но продолжалось это недолго.

До первой рукопашной.

Получив шрам от ножа, пробороздившего его лицо, он впоследствии старался избегать всяких спонтанных «художеств» на поле брани.

Да уж, этот первый бой…

Он никогда не уйдет из памяти. Наверное, как и первая женщина. Конечно, глупо такие события из абсолютно различных граней реальности ставить в один ряд. Но они завладевают твоим сознанием навсегда и время от времени всплывают в памяти душещипательными обрывками, как их не гони, чередуясь, выскакивая в самый неподходящий момент, заставляя переживать те минуты снова и снова, но теперь уже подсказывая, как лучше было бы поступить, что тогда было совсем неочевидным.

Порой, позволяя взглянуть на давно минувшее, как происходящее прямо сейчас, и даже как будто со стороны: вот – нерешительность и безудержность, неправильная реакция на женский порыв, ее смущение и обманутые ожидания; вот – нырнув в окоп, замешкался, лихорадочно перезаряжая автомат непослушными пальцами, и дай ты очередь в тот куст под холмом на пару секунд раньше, остался бы в живых веснушчатый паренек из второго взвода…

Субботин прочувствовал многие вкусы сполна.

Правда, до глубин одного из вкусов он не желал доходить. Сопротивлялся этим глубинам, как только у него получалось. Но сознание крошилось и его затягивало в пучину…

Как не пыжься и не утихомиривай себя – от страха не убежать. Страх – естественное чувство. Даже осознанное. Ты знаешь, чего боишься в данный момент. И даже можно научиться контролировать его.

А вот паника…

И не та, что создана толпой. Не та, что считается болезнью в виде модных в обществе искусственных панических атак от стрессов и перегрузок. А реальная внутренняя паника, рождающаяся в те секунды, когда ты оказываешься на волосок от гибели, когда ты балансируешь на зыбкой границе между жизнью и смертью.

Когда ты понимаешь, что бессилен, что все…

Вот это полный внутренний капздец. Атака из атак. Сознание крошится бесповоротно. Субботин самый первый свой отпуск провел в погребе. Нахлынуло, вылезло, колотило и дубасило изнутри так, что, казалось, – навсегда. Хорошо, что мощная паническая волна застала его уже дома, с задержкой, с опозданием. Хорошо, что она не овладела им во время боя. Несколько раз он пытался выбраться из погреба, но это было слишком преждевременно.

Так у него и проявился навязчивый блиндажный синдром.

У каждого есть своя нора, где он может укрыться от любой напасти. Где тихо и спокойно. Где сердце колотится в комфортном режиме. У каждого должна быть такая нора – постоянная или временная. Она необходима всякому.

В погребе спокойно. В погребе безопасно…

Первая паническая волна была длительной, растянулась чуть ли не на весь отпуск, но, в конце концов, отступила. Схлынула. Мозг человека справляется с задачами и не таких уровней сложности.

Сам по себе.

А после, уже во всех деталях распознав эти ощущения, он в той или иной мере пытался противостоять им, пользуясь, даже смешно сказать, советом очередной подружки, которая говорила совсем о другом, но вышло, что очень даже в тему – «не углубляйся и извлекайся».

Малодейственное средство, но все же…

* * *

Больше всего на войне Субботина раздражала формулировка «небоевые потери». Ну, в мирное время – это понятно. Но не теперь.

Нелегко смотреть на мозги новобранца, который впал в ступор и не сумел отскочить подальше от перевернувшегося БТРа, или, разбирая оружие, боец провалился в выползшие внезапно воспоминания и позабыл его разрядить.

Вот вчера этот солдат сражался на поле битвы, хорошо ли плохо – неважно, вчера он мог стать героем посмертно, а сегодня погиб по дурной случайности – и все, он просто «небоевая потеря».

Бесславная небоевая потеря…

Любые потери личного состава Субботин для себя считал боевыми, потому что – война. Не было бы ее – возможно, не было бы и этих смертей.

У командования Субботин был не на лучшем счету. Особенно после одного случая. Тогда он командовал ротой. Его подразделение перебросили на вероятное направление удара противника, усилили минометной батареей и пригнали реактивную систему залпового огня.

Ждали долго. Неприятеля все не было. Ожидание всегда тяготит. Видимо, из-за этой долгоиграющей тягости кто-то из штаба мазнул наспех своих «художеств» на холст предстоящей битвы – многозарядную пусковую установку перебросили на другой участок.

Жаль. С ней было намного спокойнее.

Чуть позже и минометную батарею сократили до одного расчета, мол, где-то там минометчики будут нужнее.

По мнению Субботина, наспех меняющиеся стратегические планы – редко приводят к добру. Командование поступило опрометчиво. Даже халатно. Безусловно, необходимо незамедлительно реагировать на изменения на поле сражения, принимать верные тактические решения. Но в масштабе, как он был твердо убежден, – только заранее спланированные действия, только четко продуманный замысел – ведут к победе.

Как и с девушками.

К примеру, заглянул в гости к малознакомой девице – на разведку. С цветами, бутылкой вина и уже с четким планом в голове: если не отшила сразу же, то включаешь «предварительную стратегию» – уже набросал загодя схему душевной беседы и набор шуток на разные темы.

Ага. Впустила. Ага. Шутки заходят. Ага. Можно мягко переходить к шуточкам с намеками и пошлым флером.

И знаешь, примет и их, смущенно подхихикивая, да еще и полбутылки вина выдует, то самое время переходить к «основной стратегии»: проводишь разведку боем – легкие прикосновения – нащупываешь (в буквальном смысле) бреши в ее обороне, затем продолжительные (фиксированный контроль захваченных «плацдармов»), а кульминацией – штурм (не всегда молниеносный) и ее полная капитуляция. И вот она победа!

Постельная.

…Видимо, вражеская разведка все же заметила бреши в обороне. Из-за дальнего взгорка что-то сверкнуло, мерзко свистящее, всего доли секунды раздражающее тяжелый воздух, и мгновенно затихло, угодив прямо на позицию роты.

Взрыв разметал окоп, вырвав его дно фонтаном и расшвыряв окровавленные фрагменты тела бойца. Осколками посекло двух ближайших. Один молча уткнулся в бруствер, второй – сполз вниз и злобно матерился, прерываясь лишь на неукротимые стоны от съедающей боли. Вскоре он смолк.

Началось.

Субботина атака застала на открытой местности, обходил линию обороны: проверить, оценить, подсказать, как улучшить, подбодрить.

За секунду до взрыва капитан успел упасть за валун – не задело.

Противник скрыл свое наступление дымовой завесой. Стена дыма, теряя свою целостность из-за чередования темнеющих клубов и более светлых, но тоже совершенно не просматриваемых, медленно приближалась.

Наползала неминуемой волной. Гибельной волной.

Будто от пожара. Да если бы…

Из надвигающейся стены дыма продолжало сверкать и гадко шипеть, неся смерть роте Субботина.

Он понял: враг хитер, знает, как вывести из равновесия даже бывалых бойцов. Хорошо, что никто из солдат не дал слабину, по крайней мере, никто пока самовольно позиций не оставил. Да и огонь неприятеля заметно усилился, тут хочешь-не хочешь из укрытия нос не высунешь.

Рация барахлила, вероятно, невидимый противник подавляет радиосигналы. Приказ по цепочке может и оборваться где-то на пути. Но нет. Утробно ухнул миномет. Молодцы, минометчики! 120-миллиметровые «подарки» непрошеным гостям – сейчас кстати.

Пусть и вслепую.

Капитан дал длинную очередь трассерами в дым не для целеуказания – ни черта же невидно! – просто со злости.

Все… Минометный расчет затих. Накрыли. Из-за дымовой завесы работают профессионально. Наверняка координаты огневых точек выверили заранее. А может, схему обороны роты им слила какая-нибудь тыловая крыса из штаба?

Ну, еще два пулеметных осталось.

Субботин всегда заходился истеричным внутренним смехом, когда слышал что-то типа «застрекотал пулемет, плюясь огнем и кося врагов». Сколько у него было пулеметчиков на войнах, они всегда только херачили.

И херачили всегда не так, как их учил Субботин: менее эффективно, менее продолжительно, чем надо, чем ждал от них капитан. Вовремя переходить на запасные позиции бойцы, даже те, что считались гвардейцами, не успевали. Сколько он их не учил.

Один расчет, быстро выпустив пол ленты, замолк.

Больше его не слышно.

Второй продержался дольше, два короба поменял, и тоже ушел в молчание.

«Интересно, нас так добьют или пойдут врукопашную?» – отрешенно размышлял Субботин, и, услышав снова «свистящее и раздражающее», понял, что будет дальше…

Артналет постепенно сошел на нет.

Теперь враг может показаться, огневая мощь роты значительно ослабела. Да рота практически полностью обескровлена.

Точно. Так и есть.

Из дымового облака то тут, то там появлялись солдаты противника, ведя сокрушительный огонь из гранатометов и ручных пулеметов.

Враги отлично вооружены.

Вот уже стройной цепью с оружием наперевес они собрались добить остатки подавленного и искромсанного подразделения Субботина.

Разум в бою пляшет адский танец. Особенно в ближнем. Он трусит. Он заставляет бездумно вскакивать, выбираться из укрытия во весь рост перед приблизившимся неприятелем и стрелять от пояса и навскидку.

Но разве это геройство?

Скорее, это безнадежное желание махом все прекратить, рвануть из последних сил к финалу, пока тебя не срежет вражеская пуля, или пока ты не порешишь всех недругов и остановишь это безумие, достигшее накала.

Все зависит от текущего состояния психики.

К бою привыкнуть невозможно. Ни один человек сам не знает, как себя поведет в следующую секунду, что выскочит наружу: механические действия, выработанные на изнурительных тренировках, или инстинкт самосохранения выкинет неожиданный фортель?

Нервное напряжение непостижимое, неуправляемое…

Во время боя мозг у Субботина становился холодным. Потому что нет времени для эмоций. Потому что важна каждая секунда. Эмоции придут потом. Нахлынут сполна и уже не отпустят никогда. И мозг в бою должен быть зеркальным. Потому что нужно видеть все. Не нужно оценивать. Всю реальность отражать в сознании нельзя, иначе возникнет больше надуманностей. Просто видеть и мгновенно реагировать.