Текст книги "Плечом к плечу (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

– Сожалею, леди. Но у меня приказ.

– Но…

Рыцарь покачал головой.

– Приказ Вершителя, леди. Никаких исключений. Вы можете обратиться к лорду арГеммиту за разрешением.

– Я…

– О котором лорд арГеммит сообщит мне либо лично, либо письменно.

– Вы не доверяете моему слову, арДэл? – Таша начала закипать, хотя ещё пыталась держать себя в руках. Глупо устроить здесь поединок, не время и не место. Да и заранее определить исход схватки с опытным «белым плащом» не мог никто.

Таше решила, что, хоть слова воина и звучали достаточно непреклонно, выражение лица его давало надежду решить дело миром.

– Скажите, Тавис… – она помолчала, затем заговорила тихо, может быть, несколько наигранно-проникновенным голосом, – вы теряли близких людей?

– Я воин, леди, – пожал плечами светоносец. – Мне доводилось хоронить друзей и я могу понять, что вы сейчас чувствуете.

– Как вы думаете, Тавис… если бы там, за дверью, лежал ваш друг… или ваш отец… как бы вы отнеслись к тому, что некто загораживает вам дорогу и мешает в последний раз…

Её речь сбилась, не хватало дыхания закончить фразу, и Таша с ужасом ощутила, как тяжёлая капля срывается с уголка глаза. О, Эмиал, только не это! Орден не любит слабости, слёзы вызовут лишь несколько равнодушных слов и пожелание вернуться сюда в другое, более удобное время.

К её удивлению, эффект от влажной дорожки на щеке оказался прямо противоположным.

– Я понимаю вас, леди. Действительно понимаю.

Рыцарь мгновение помялся, затем решительно заявил:

– Хорошо, вы можете зайти. Но, прошу вас, ненадолго. И мне придётся доложить Вершителю о вашем визите. Простите, если это идёт вразрез с вашими желаниями.

Дверь открылась тихо, без скрипа. Чувствуя, как отвратительно дрожат колени, Таша вошла в полутемное помещение. Мрак разгонялся несколькими оплывшими свечами в массивных канделябрах, ещё немного – и Ангер окажется в полной тьме, пока кому-то из слуг не поручат войти сюда и позаботиться об освещении. Окажется в полной тьме… как странно это звучит в отношении человека, жизнь которого прошла на службе богу Ночи. Блайт не был особенно религиозен и об обоих братьях-богах иногда отзывался без должного пиетета, и всё же… и всё же этот тяжёлый, липкий полумрак вызывал у Таши какой-то почти мистический ужас. Ангер шёл к Свету… ну, пусть не к Эмиалу как таковому, но к Ордену, который суть олицетворение всего светлого и справедливого. А оказался в темноте, и сейчас его душа уже мчится во владения проклятого Эмнаура.

Девушка подошла к невысокому постаменту.

– Так не должно было случиться, – прошептала она пустые, ненужные сейчас слова.

И сама поняла, что лучше просто молча стоять рядом с ним. В последний раз наедине, больше этого не будет. Сейчас она уже не обращала внимания на непрерывно сползающие по щекам солёные капли, просто стояла и смотрела на человека, который мог бы стать для неё чем-то намного большим, чем просто соперник… спутник… товарищ… друг… Взгляд скользил по чеканному профилю, не изуродованному маской смерти. Консул выглядел спокойным, умиротворённым – словно он ждал смерти и заранее смирился с её приходом.

– Ангер, ты скотина, – прошептала Таша неожиданно для самой себя, осознавая, что именно эта фраза в полной мере передаёт бушующие в ней чувства, заговорила снова, повышая тон, пытаясь выплеснуть с гневом всю накопившуюся боль. – Подлец! Негодяй! Как ты мог? Неужели ты не понял… да всё ты прекрасно понимал! Спаситель мира, раздери Эмнаур твою душу на тысячу кусков, о мире ты думал. А обо мне? О том, что я буду чувствовать, глядя на твой труп? Я просила тебя быть осторожнее, и что же? Великого Консула убивает какая-то шваль из заурядного арбалета?

Она с размаху влепила трупу пощечину, голова покойника дёрнулась, тело от удара чуть не свалилось с постамента.

Таша замерла, с недоумением разглядывая свою ладонь. Медленно прикоснулась к лицу Блайта, провела пальцем по тонкому шраму…

– Эмнаурово дерьмо, – прошептала она. – Мет, шакалий выкормыш, я тебя задушу. И если твоя смерть будет быстрой – считай, тебе повезло.

Тавис арДэл с удивлением смотрел вслед волшебнице и пытался понять, что же произошло. От Вершителя он получил вполне четкие указания – когда появится леди (по словам Вершителя – появится непременно), попытаться мягко убедить её воздержаться от визита к усопшему, а когда убеждения не помогут (по словам Вершителя – наверняка не помогут), дать ей возможность проститься с другом. Вроде бы леди собиралась поплакать над телом… почему же сейчас она, едва не сорвав дверь с петель, уносится по коридору как взбешенная фурия, изрыгая проклятия и терзая ладонью рукоять шпаги.

АрГеммит молчал, словно считая вопрос собеседника риторическим. Да тот и не рассчитывал на ответ… во всяком случае, на ответ простой и однозначный. Людям, стоящим у власти, часто приходится принимать решения, на первый взгляд не только не вызывающие у окружающих одобрения или, на худой конец, понимания, но и, напротив, способствующие резкому неприятию. Вплоть до бурного возмущения или откровенной ненависти. И орденец, и огненосец прекрасно это знали – оба принадлежали к высшей власти, оба знали, что ради достижения важных целей приходится чем-то жертвовать. И слава Эмиалу, если жертвы будут не слишком значительными…

Ватере прекрасно понимал мысли Вершителя, в том числе и те, которые тот не облекал в слова. Молодые воины и маги примерно одинаковы, что в Ордене, что в Альянсе… если уж на то пошло, то и в Империи тоже. Движимые пылом молодости, они жаждут славы, побед и великих свершений. И собственную смерть рассматривают как нечто не заслуживающее особого внимания – иначе не брали бы в руки оружия, а сидели бы себе тихо в безопасном месте, потягивали вино у камина, перечитывая книги о чужих подвигах. Что смерть? Она приходит к каждому, но лучше в ореоле славы, чем в постели от старости. Поэтому, кстати, действия Империи во время войны и не нашли особой поддержки даже среди гуранцев – вызов демона, попытка применения яда против армии, угроза уничтожения мирных жителей Шиммеля… это – подло и, следовательно, не приносит славы.

С годами отношение меняется. Начинаешь понимать, что личная слава, быть может, и неплохая штука, но достижение целей – важнее. Измазаться по самые брови в дерьме но, при этом, сохранить сотни и тысячи жизней тех самых молодых людей – это не путь рыцаря, но, возможно, путь полководца. Не стоит атаковать в лоб, если победу гарантированно принесёт удар из засады. Не следует предавать город огню и мечу, если можно убедить защитников капитулировать.

Разумеется, всему есть пределы. Но пределы эти определяются не важными, хотя и несколько эфемерными, понятиями вроде «честь» или «совесть» – а причинами достаточно утилитарными. Пока существуют некие «правила ведения войны», обе враждующие стороны знают, какие действия противник может предпринять, а от каких наверняка откажется. Не так уж трудно обезглавить армию противника, послав убийцу, который глухой ночью зарежет вражеского главнокомандующего в постели. Опытный маг без особого труда пройдет сквозь ряды обычной охраны… Но, использовав подобный метод достижения победы, следует помнить, что и у противника будут развязаны руки для нанесения адекватного ответного удара. И придётся полководцу, отдавшему роковой приказ, прятаться за десятью кольцами стражников, ожидать яда в каждой тарелке или кинжала убийцы – из каждой тени. В общем, если в относительно мирное время нож, отрава или навет – вполне заурядные способы причинить ущерб оппоненту, то война всё меняет… вводит свои правила, нарушение которых может привести к чему угодно – в том числе, и к бунту среди собственных войск.

То, что задумал арГеммит, по сути, было преступлением. Если планам Вершителя суждено осуществиться (а Ватере подозревал, что арГеммит не просто теоретизирует, а в самом деле готов действовать), то Инталии, Гурану, Индару и, в какой-то степени, Кинтаре предстоит в полном смысле этого слова умыться кровью. По сути, во время Разлома мир раскололся на части не только в прямом, но и в переносном смысле – катастрофа заставила людей разделиться на два противоборствующих лагеря, и чтобы слить их воедино, заставить если и не забыть, то хотя бы на время отбросить старую, как мир, вражду, необходима катастрофа не меньшего… не намного меньшего масштаба.

Мелькнула мысль – а что если Альянсу сохранить нейтралитет в предстоящих событиях? На фоне обескровленного Ордена и изрядно ослабленной Империи, Алый Путь вполне может обрести шанс на возвращение себе былой силы и влияния, занять лидирующее место среди держав Эммера… да, создав собственную державу… Его Величество… нет, скажем, Великий Магистр Арай Первый – так ли уж плохо звучит этот титул? Перед глазами явственно всплыли строки ненаписанной книги: «Только мудрая политика Арая Первого „Прозорливого“, основателя династии Ватере, позволила Альянсу Алого Пути избежать гибели в ходе катастрофы, вызванной преступными действиями правителей Инталии и Гурана, ввергшими государства Эммера в состояние хаоса. Став надеждой и опорой для выживших, Альянс и Великий Магистр дали людям то, что в тот момент было необходимо каждому – справедливые законы, веру в идеалы, мир в доме, цель в жизни…». Ватере ощутил, как где-то в глубине души шевельнулся страх – он боялся не устоять перед соблазном. Мотнув головой, отгоняя дурные мысли, он приподнял бокал, словно салютуя собеседнику.

– Альянс готов поддержать Орден во всех начинаниях.

Метиус несколько мгновений буравил собеседника взглядом, и у Ватере вдруг возникло ощущение, что старый маг видит его, как на ладони. А может, так и было… Затем Вершитель открыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел.

Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла молодая женщина, пребывающая явно не в духе. Ватере узнал её – леди Рейвен, сегодня утром присутствовавшая на заседании Совета. Та самая, что сумела получить информацию о проникновении в Эммер «проклятья тьмы». Давшая, наряду с покойным Консулом, новый инструмент в руки арГеммита, инструмент опасный, в том числе, и для владельца. Интересно, она сама понимает, что натворила? Догадывается, к чему может привести её безобидный, на первый взгляд, рассказ о событиях многолетней давности?

– В чём дело? – голос арГеммита был холоден. – Кажется, я просил не беспокоить меня… и к тебе, Таша, это также относится.

«Ах, да! – Ватере мысленно усмехнулся, вспоминая, где он раньше слышал имя этой очаровательной брюнетки. – Она давняя протеже Метиуса… хм… вкус у старика есть, это точно. Интересно, её рассказ – истина или сфальсифицированная Вершителем сказка для придания веса записям в пиратском журнале? К примеру, если мне захочется проверить показания свидетеля, найду ли я его живым?»

– Надо поговорить! – рявкнула женщина. – Немедленно! И наедине!

Если бы взгляды могли метать молнии, то обстановка комнаты уже начала бы дымиться. Хотя Ватере и был одним из сильнейших магов современности, в присутствии этой взбешенной кошки он почувствовал себя неуверенно. Кто знает, чем допёк её наставник – но в период выяснения отношений от этой парочки лучше находиться подальше.

– Хм… – судя по выражению лица Метиуса, эскапада брюнетки не произвела на него особого впечатления. – Леди считает, что вправе диктовать мне условия?

– Вправе! – отрезала леди, опуская руку на эфес шпаги. – И ты сам это прекрасно знаешь!

– Я думаю, сегодняшняя наша встреча закончена к полному взаимопониманию, не так ли, мой друг? – Ватере намеренно был многословен, давая возможность женщине слегка остыть, а Метиусу приготовиться к бою. В том, что предстоящая Вершителю беседа не будет мирной словесной пикировкой, можно было не сомневаться. Но, поскольку особой тревоги у хозяина кабинета не наблюдалась, за исход «срочного разговора» опасаться не следовало. – С вашего позволения, я удаляюсь… тяжёлый день, а годы уже не те. К сожалению, мягкая постель всё чаще кажется предпочтительнее бокала хорошего вина и приятной беседы. Но могу ли я просить вас о встрече завтра днём?

– Непременно, – буркнул арГеммит. – Если в ближайший час меня не зарежут в собственном кабинете. До встречи, лорд Ватере, двери моего дома открыты для вас в любое время дня и ночи.

Таше казалось, что последние капли её выдержки ушли на то, чтобы дождаться, пока за магистром Альянса закроется дверь. Но мягкий тон Ватере, невозмутимость Метиуса, исходящий от камина жар пламени и витающий в воздухе аромат вина сделали своё дело – она не бросилась в атаку сразу, отрезая себе пути к отступлению, дав возможность наставнику заговорить первому.

– Я вижу, что ты вся кипишь, – арГеммит вновь опустился в кресло и вылил остатки вина в два бокала. – Но хочу попросить о небольшом одолжении. Прежде, чем ты наговоришь такого, о чём впоследствии будешь жалеть, и вынудишь меня совершить действия, о которых жалеть придётся мне, предлагаю просто помолчать и подумать. Вот, попробуй вино, это один из лучших сортов… хотя и не столь редкий, как некоторые экспонаты моей коллекции. Так вот, посиди и подумай…

– О чём? – Таша очень старалась, чтобы её голос прозвучал холодно-равнодушно, но не особо преуспела в этом.

– О жизни. Вот, простой пример… отец учит ребёнка фехтованию. Малыш весь покрыт синяками и ссадинами, он устал, плачет и считает, что отец – самое злое на свете существо, совсем его не любит и получает удовольствие, причиняя сыну боль. Быть может, в этот момент подросток ненавидит отца, жестокого и непреклонного садиста. Но вот способен ли ребёнок понять, что отец как раз и проявляет любовь и заботу, обучая сына тому, что спасет ему, возможно, жизнь?

Голос Вершителя тек плавно, лениво, словно тот и не объяснял ничего, а так – беседовал с самим собой, встречая у «собеседника» полное взаимопонимание. На Ташу он не смотрел.

– Или вот, скажем, – всё таким же скучающим тоном продолжил старый маг, – смерть грозит… ну, скажем, хорошему человеку. И некто, зная об этом, замыслил пойти на обман… да, с точки зрения светлого Эмиала, обман – это, безусловно, грех. Этот «некто», дабы спасти жизнь хорошего человека, создаёт видимость, что тот уже мёртв. Более того, обставляет эту смерть так, чтобы ни у потенциального убийцы, ни у друзей жертвы не осталось сомнений в истинности этих сведений. Настоящая скорбь, неподдельные слёзы… Как думаешь, Светлый простит такое нарушение канонов?

Таша молчала. В обычное время аргументы Метиуса действовали на неё скорее как раздражающий фактор, вызывая желание бесконечно спорить и доказывать собственную позицию, но сейчас подобрать нужные слова как-то не получалось.

– Однако, – голос Вершителя приобрел чуть заметные жёсткие нотки, – встречаются люди, ставящие идеалы Света превыше всего. Эти люди верят в свою правоту, и ради торжества истины готовы сорвать покров тайны с созданной лжи… ох, не слишком ли это я витиевато, как думаешь, девочка? Скажем проще, готовя любой тактический ход, необходимо помнить две вещи. Первая – твой противник, как правило, отнюдь не дурак, и будет искать подвох в каждом твоем слове, взгляде, действии. И второе… по вине нелепых случайностей, вроде твоего порыва сказать последнее «прости» усопшему, рухнуло в пыль гораздо больше хороших планов, чем по причине кропотливой умственной работы врага. Потому, что ход мыслей леди Танжери я ещё, худо-бедно, предсказать могу, а вот всякого рода непредвиденные ситуации… ну, сама понимаешь, потому их и называют «непредвиденными».

– Танжери? – Таша вдруг ощутила, как расслабившиеся было пальцы сжимаются вокруг эфеса.

– Ну ты же не думаешь, что устранять столь заметную фигуру отправили какого-нибудь заурядного наёмника? Хотя стреляла, вполне возможно, и не она. Вчера ночью, когда ты мирно сопела под одеялом, Дилана нанесла визит твоему… и своему, кстати, старому знакомому. Сделала ему предложение, от которого Блайту было очень сложно отказаться.

Таша мысленно прикинула, что именно сделает с Ангером, когда увидит его. Хотя Метиус вполне может принять меры, чтобы подобная встреча не состоялась, с него станется.

– Кого убили на вашем пороге, Вершитель?

– Человека, – пожал тот плечами. – Человека, чья жизнь и смерть принадлежала Ордену… вернее, жизнь его была завершена, осталась только смерть. Мне осталось лишь изменить его лицо и создать ситуацию, когда леди Дилана будет вынуждена сделать именно тот шаг, который нужен нам.

– Он… знал?

– Что обречён? Он знал об этом давно. Ещё тогда, когда замышлял мятеж и убийство. Знал, когда заговор раскрыли и на участников надели цепи. Но, как любила говорить небезызвестная тебе Лейра Лон, умирать надо так, чтобы принести пользу Ордену. Костёр на одной из площадей Торнгарта принес бы несомненную пользу. Быстрая смерть от стрелы, в данном случае, оказалась ещё полезней.

Волшебница представила себе, каково это – подойти к порогу дома, зная, что тебя там ожидает неминуемая гибель. И не имея ни малейшей возможности что-либо изменить. Как и любой орденец, она понимала, что когда-нибудь и её жизнь может потребоваться Несущим Свет, но собиралась в самой безвыходной ситуации бороться до конца. А этот обречённый…

– Он ведь мог попытаться убежать?

– Нет, что ты, – Метиус удивленно приподнял бровь. – Я говорил, что хорошие планы гибнут из-за случайностей, но уж такую-то мелочь предусмотреть нетрудно. Мятежник находился под «путами разума».

– И если бы его не убили..?

Таша не окончила фразу. И так ясно – если бы гибель поддельного Блайта не произошла там и тогда, когда это требовалось Вершителю, итог всё равно не изменился бы. Человек с лицом Консула должен был умереть – с кучей свидетелей, прилюдно, шумно. Так, чтобы не оставить ни тени сомнения у тех, кто наблюдает за его судьбой. И никакие соображения морального плана арГеммита не остановят.

– Как ты догадалась? Уж просвети старика.

– Отвесила ему пощёчину, – вздохнула Таша. – И почувствовала под ладонью бороду, хотя труп был тщательно выбрит.

Злость куда-то испарилась, осталось лишь чувство тупой усталости и какой-то пустоты в душе. Она всё ожидала вспышки радости – ведь Ангер жив, более того, теперь угроза его безопасности существенно снизилась – но радость так и не приходила. «Мы просто игральные кости, – подумала она, печально улыбаясь, – нами пользуются, чтобы выиграть партию. И не дано знать, что стоит на кону. А когда партия будет выиграна или проиграна, нас уберут – пока не понадобимся снова.» Где-то в глубине души она понимала, что арГеммит не мог поступить иначе, не мог не принести интересы одного или двух человек в жертву целесообразности на алтарь политики Ордена и Инталии. Старый Метиус, ворчливый наставник, временами проявлял заботу, сочувствие, понимание. Вершителю следовало ставить во главу угла холодный расчёт.

Что он и делал уже много лет.

– Да… борода… – хмыкнул Метиус. – Вот это как раз та самая случайность. Ведь мог бы предусмотреть, ан нет. Не принято у нас бить покойника по лицу. Хотя, признаюсь, я почти не сомневался, что тебе удастся пролезть в мои тайны, девочка. Может, тебе ещё хватает опыта, но вот настырности не занимать.

– Где Блайт?

– В безопасном месте. Там, где его не найдут. И не бойся, я не собираюсь упрятать твоего возлюбленного… да что ты вспыхиваешь, как сухая береста? Научись говорить правду, для начала, хоть самой себе. Так вот, никаких казематов под Обителью, как ты себе наверняка уже вообразила.

В известной степени магистр был прав. За несколько мгновений в воображении леди Рейвен промелькнула целая череда разнообразных картин. Несмотря на приведённую наставником аналогию об оказании помощи «одному хорошему человеку», среди этих картин затесались и такие, от одной мысли о которых по коже пробегал мороз. Таша не хуже других знала, что в процессе достижения собственных целей Вершитель не слишком заботится о чистоте рук и помыслов. Да и последние фразы не внесли сколько-нибудь существенного успокоения – ложь, официально осуждаемая Эмиалом, использовалась его слугами без зазрения совести.

– Я могу встретиться с ним?

Метиус долго молчал, словно пытаясь примирить самого себя с неизбежным. Затем вздохнул и обречённо кивнул:

– Я был бы против… но подозреваю, что ты, так или иначе, всё равно сумеешь обойти любые запреты, а маленькая локальная война в центре Торнгарта мне совершенно не нужна. Завтра. Сейчас ты пойдешь домой и, как примерная девочка, будешь всю ночь рыдать в подушку. Причём, желательно делать это так, чтобы особо любопытные могли увидеть истинную глубину твоей скорби. Я надеюсь, что на это представление твоих актерских талантов хватит? И ещё… эта твоя Альта ничего знать не должна, в противном случае… я не стану засовывать её в самую глубокую тюрьму, но вот радикально ограничить малышке свободу придётся.

Утро выдалось нерадостным – мрачные тяжёлые облака висели над Торнгартом рыхлым, сырым колпаком, словно утверждая – сам Эмиал временно позабыл о своих детях. Изредка сырость, накопив сил, сбрасывала на землю редкие тяжёлые капли, но настроиться на нормальный дождь небо так и не смогло. Неподвижный воздух, липкий и влажный, был наполнен «ароматами» большого города – дыма, навоза, еды, отбросов… За чистотой Торнгарта следили многие сотни людей, для которых грязная работа являлась единственным источником средств к существованию. Но их старания приводили лишь к тому, что центр столицы Инталии выглядел довольно чистым и опрятным – стоило же гостю шагнуть в сторону от главных улиц, и он получал возможность лицезреть всё то, чем ни одному городу не стоит гордиться. Грязь, смрад, снующая под ногами живность, возможность потерять и кошелек, и саму жизнь в каком-нибудь тёмном проулке, обшарпанные домишки, крикливая и неуправляемая детвора… Торнгарт уже давно стал слишком большим и, если бы не священный статус Обители, вопрос о новой столице наверняка встал бы ещё столетие-другое назад. Нынешний Святитель Верлон как-то обмолвился в приватном разговоре, что немного сожалеет о столь скором окончании войны – если бы имперцы спалили прогнивший город до основания, его можно было бы отстроить заново, сделать прекрасным и величественным. Выслушав вежливую отповедь от Вершителя арГеммита, официальный лидер Инталии предпочел не обострять и без того не слишком дружеские отношения с Орденом, и более подобных высказываний не допускал.

Для гостей, не испытывающих особого недостатка в средствах, город был и оставался гордостью Инталии, прекрасной столицей, яркой и праздничной. Многочисленные таверны могли предложить посетителям угощения на любой вкус. Здесь подавали и изысканные яства из пресыщенной Кинтары, и простую – если не сказать, грубую – пищу привыкших к лишениям индарцев, и великолепный мёд, поступавший из лесных угодий Тимрета, и самые лучшие вина, доставляемые из Империи. Традиционная кухня самой Инталии тоже пользовалась спросом – хотя и не среди истинных ценителей. Но, очевидно, хорошо одетые всадники, пассажиры ухоженных карет или богатых кортежей прибывали в Торнгарт не ради соблазнительных запахов, выливающихся на улицу из открытых дверей таверн. И вряд ли они обращали особое внимание на то, как ароматы жареного мяса, изысканных вин и редких сладостей смешиваются с тяжёлым, неистребимым духом старого людского поселения.

Их звали другие запахи.

Запах золота. Запах славы. Запах власти.

Дилана, уже одетая в дорогу, в последний раз бросила неприязненный взгляд на мрачную улицу. Сегодня светлый Торнгарт напоминал сытого нахохлившегося голубя, серого, взъерошенного, недовольного всем окружающим, но слишком обожравшегося, чтобы как-то попытаться на это окружающее повлиять. Идеальное время для успешного бегства. В такую погоду людей охватывает лень и стража не так внимательно следит за отъезжающими, провожая их равнодушными взглядами. Те, кто прибывает в столицу – другое дело, за въезд положена плата, пусть небольшая… Но ведь золотое солнце, уходящее в городскую казну, стража не так уж и волнует, а вот медная монетка, оседающая в его собственном кармане, греет душу. За день таких медных монеток наберётся немало, хватит промочить горло в таверне после смены. Не драгоценным имперским вином, не крепкой медовухой из Тимрета – это для тех, кому серебро девать некуда. Добрая кружка пива – вот что способно развеселить сердце солдата. Ради такого дела можно и перебороть себя, подойти к телеге, везущей на торг какое-то добро, придирчиво осмотреть товар, назвать въездную пошлину… Поторговаться, как без этого? Право городской стражи утаить медяшку-другую с каждого сбора не оспаривал никто, в том числе и сам Святитель. Да и было ли дело Святителю до горстки медной мелочи. А вот если доблестный воин посмеет опустить в карман серебряный луч… найдутся доброхоты, сообщат кому следует – и прощай хлебное место.

Так что за въезжающими солдаты присматривали, пусть и с ленцой, но достаточно внимательно. А вот те, кто город покидал, их интересовали куда меньше. Дилана прекрасно понимала, что убийство Блайта вызовет изрядный переполох, а потому не пыталась покинуть стены Торнгарта сразу после удачного выстрела. Убедившись, что стрела попала в цель, леди Танжери, бросив ставший ненужным арбалет, торопливо покинула особняк леди Диктис – но на этом спешка и закончилась. На богато одетую даму, рассматривающую товары возле лавки ювелира, обратит внимание разве что хозяин этой лавки… ну, может, ещё кто-то из воришек, готовых освободить рассеянную богачку от излишней тяжести кошелька.

Три дня, которые Дилана отвела себе в качестве страховки от случайностей, тянулись невыносимо долго. Единственным развлечением было выслушивать сплетни, исправно доставляемые многочисленными шпионами. К сожалению леди, среди «доверенных лиц» не было вхожих в Обитель… Так что приходилось довольствоваться непроверенными слухами – хорошо хоть, слухов этих было достаточно много.

Говорили, что какой-то негодяй пристрелил перебежчика из Империи, чуть ли не самого Консула Тайной Стражи. Как правило, говоривший полагал, что так тому и надо – никто не любит предателей, а уж предателей-гуранцев не любят вдвойне.

Говорили, что убийство совершил какой-то индарский наёмник. Тут мнения расходились – одни считали, что парня надо бы найти и напоить пивом, другие – что найти-то оно конечно надо, но только чтобы повесить за шею или за яйца. Опять-таки, не столько потому, что имперца жалко, а чтобы неповадно было убивать живых людей в городе, освящённом сиянием Эмиала.

Говорили, что Квестор зверствует, и самые темные подвалы активно наполняются узниками. Вероятно, чистой воды вымысел – Парлетт Дега обычно действовал иначе. К чему держать узника, если можно заставить его говорить, а потом либо отпустить за ненадобностью, либо отправить на плаху, ежели это принесёт пользу делу?

Говорили, что во время торжественного сожжения тела убитого какому-то ловкачу удалось добраться до трупа и отрезать палец – считалось, что нет амулета от сглаза вернее, чем палец покойника с костра, подожженного лично Святителем (да-да, сам Верлон соизволил оторваться от сверхважных государственных дел и поднести Блайту прощальный факел – этакая «дань уважения достойному противнику»). Если верить всем, готовым «за недорого» продать чудодейственную вещицу, пальцев у Блайта было не меньше трёх десятков… на каждой руке.

Говорили, что планируется рассылка посольств в Гуран, Индар и чуть ли не в Кинтару. Кто поедет и зачем – строились самые разные домыслы, иногда далёкие от истины настолько, что это было совершенно ясно не только слушателям, но и самому рассказчику. Дилана запоминала информацию, по привычке пытаясь отсеять зерна от плевел. Очень не хватало надёжного источника в самой Обители…

Говорили ещё много чего. Первые два дня город напоминал растревоженный муравейник, повсюду сновала стража, явно получившая приказ «искать», но не представляющая, кого именно. Потом пришли тяжёлые мрачные облака и город начал постепенно впадать в спячку.

Самое время его покинуть.

Дилана искренне жалела, что Блайта пришлось пристрелить. Не потому, что его жизнь что-либо для неё значила… хотя нет, именно потому. Она предпочла бы не даровать бывшему Консулу легкую смерть от стрелы. Куда интересней было бы наблюдать его возвращение в Империю, временное (наверняка временное!) возвышение – а затем стремительное, неудержимое падение в бездну.

Но что сделано – то сделано. И работа выполнена отменно, раз уж в народ просочились слухи о причастности Индара к этому убийству, значит, непогрешимый Квестор попался-таки на подставленные ему улики. В том, что первое впечатление от арбалета и прочих мелочей Дега проигнорирует, леди Танжери не сомневалась. На всякий случай она предоставила Квестору столько следов, что даже тупой солдат догадался бы – что-то здесь нечисто. Парлетт не туп, он сообразит… и он достаточно умен, чтобы догадаться – ему чуть ли не пальцем показывают на причастность Империи к убийству. А Квестор не любит, когда его, говоря образно, ведут под руки.

Так что работу в Торнгарте можно считать законченной. Пора вернуться к Императору и получить толику его благодарности. Карета готова, вещи собраны, специально обученная женщина ещё несколько дней будет создавать видимость присутствия в доме хозяйки – пока не развеется простенький «фантом». Дилана не особо старалась, творя заклинание, дня четыре ей было вполне достаточно. Дальнейшая судьба служанки, которой предстояло заменить госпожу «в кресле у окна», леди Танжери ни в малейшей степени не интересовала. Да и вряд ли ей что-то грозило – Квестор наверняка продолжал искать стрелка, но рассматривать в качестве объекта подозрения скучающую даму… это надо иметь совершенно болезненную подозрительность.

Выходя из до смерти надоевшей комнаты, волшебница едва удержалась, чтобы не хлопнуть дверью. И когда карета, влекомая четвёркой лошадей, выехала со двора, не обернулась – в любом случае, возвращаться в эти стены она не собиралась.

– Вершитель арГеммит, не соблаговолите ли уделить мне толику вашего драгоценного времени?

– Какой тон! – восхитился Метиус, откидываясь в кресле и насмешливо разглядывая посетительницу. – Сколько пафоса и мировой скорби. Да, леди, я непременно отложу все дела, чтобы иметь удовольствие от беседы с вами.

– Мировую скорбь я, по вашему наущению, старательно изображаю вот уже который день, – мрачно заявила Таша и, не дожидаясь приглашения, заняла кресло по другую сторону широкого стола, отделанного тёмно-красным, словно запёкшаяся кровь, деревом. – Удовольствия, кстати, не обещаю. И кто-нибудь угостит даму вином?