Текст книги "Жизни Кристофера Чанта (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Хм, – произнес доктор Посан. – Не твори ее еще раз.

Кристофер понял, что должен попытаться снова. Он попытался – его руки и голос дрожали, а в душе росло раздраженное страдание. Безнадежно! Он ненавидел папу за то, что тот притащил его на мучения к этому ужасному толстяку. Хотелось заплакать, и пришлось напомнить себе (будто он был сам себе гувернанткой), что он уже давно слишком большой для подобного. И, как и прежде, зеркало просто осталось лежать, где лежало.

– Эм, – произнес доктор Посан. – Повернись, Чант. Нет, в правую сторону, медленно, чтобы я мог оглядеть тебя всего. Стой!

Остановившись, Кристофер стоял и ждал. Доктор Посан закрыл свои водянистые глаза и опустил багровые подбородки. Кристофер заподозрил, что он заснул. В комнате царила абсолютная тишина, только среди бардака тикали часы. Двое часов принадлежали к тому типу, у которых видны все механизмы. Высокие напольные часы, и мощный мраморный хронометр, который выглядел так, словно его сняли с чьей-то могилы. Кристофер чуть из кожи не выпрыгнул, когда доктор Посан вдруг рявкнул, точно труба судного дня:

– ВЫНЬ ВСЁ ИЗ КАРМАНОВ, ЧАНТ!

«Э?» – подумал Кристофер, но не посмел ослушаться. Он торопливо принялся опустошать карманы своей норфолкской куртки[7]7
  Свободная однобортная куртка с поясом, байтовыми складками на спине и двумя нагрудными карманами. Некогда такие куртки носили охотники в графстве Норфлок, поскольку они не сковывали движения. Шились преимущественно из ворсистого твида.


[Закрыть]: шестипенсовик дяди Тенни, который он продолжал хранить, свой собственный шиллинг, сероватый носовой платок, записка от Онейра насчет алгебры, – и остались постыдные вещи, вроде бечевки, резинки и покрывшихся пухом ирисок. Кристофер замешкался.

– Всё вынимай! – крикнул доктор Посан. – Освободи абсолютно все карманы. Клади всё на стол.

Кристофер продолжил вынимать вещи: жевательную резинку, кусочек карандаша, горох для духового ружья Феннинга, серебряный трехпенсовик, о котором он не знал, лекарство от кашля, пух, еще пух, бечевку, мраморный шарик, старое перо от ручки, еще резинки, еще пух, еще бечевки. И всё.

Глаза доктора Посана свирепо осмотрели его с ног до головы.

– Нет, это не всё! Что там еще на тебе? Булавка для галстука. Избавляйся от нее тоже.

Кристофер неохотно расстегнул красивую серебряную булавку для галстука, которую ему подарила тетя Элис на Рождество. А глаза доктора Посана продолжали пронзительно смотреть на него.

– А! – произнес доктор Посан. – И эта глупая штуковина у тебя на зубах. Ее тоже надо снять. Вынь ее изо рта и положи на стол. За каким чертом она вообще нужна?

– Чтобы мои зубы не искривлялись, – обиженно ответил Кристофер – как бы он ни ненавидел брекеты, еще больше он ненавидел, когда его осуждали из-за них.

– А чем плохи кривые зубы? – проревел доктор Посан и обнажил собственные зубы.

При виде них Кристофер отшатнулся. Зубы доктора Посана были коричневыми и в полном беспорядке лежали во все стороны, точно растоптанный коровой забор. Пока Кристофер моргал на них, доктор Посан заорал:

– А теперь снова сотвори левитационные чары!

Кристофер скрипнул зубами – которые по контрасту чувствовались прямыми и очень гладкими без брекетов – и снова повернулся к зеркалу. Еще раз он посмотрел на него, еще раз произнес слова и еще раз поднял руки. И когда его руки поднялись, он почувствовал, как нечто высвободилось от них – высвободилось ураганом.

Всё в комнате взлетело вверх, кроме Кристофера, зеркала, булавки для галстука, брекетов и денег. Они соскользнули на пол, когда стол взмыл наверх, но были подхвачены вознесшимся следом ковром. Кристофер поспешно сошел с ковра и смотрел, как всё парит вокруг него: все часы, несколько столов, стулья, коврики, картины, вазы, украшения и доктор Посан. Будто воздушный шар, он величественно поднялся вместе с креслом и стукнулся о потолок. Потолок вспучился, и люстра распласталась по нему. Сверху донесся грохот, крики и необъятный уходящий ввысь скрежет. Кристофер мог чувствовать, как крыша дома снялась и направилась в небо, а за ней помчался чердак. Это было невероятное ощущение.

– ПРЕКРАТИ! – прорычал доктор Посан.

Кристофер виновато опустил руки.

В ту же секунду всё посыпалось обратно на землю. Вокруг Кристофера ныряли столы, плавно спускались ковры, с грохотом падали на пол вазы, картины и часы. Кресло доктора Посана стремительно рухнуло вместе со всем остальным, сопровождаемое кусочками люстры, но сам доктор Посан плавно проплыл вниз, явно предусмотрительно наложив собственные чары. Наверху с грохотом рухнула обратно крыша. Кристофер слышал, как падает черепица и рушатся дымоходы, так же как бьющиеся и стонущие звуки на верхнем этаже. Похоже, верхние этажи теперь пытались опуститься до земли. Стены выгнулись, осыпая штукатурку, в то время как окна искривились и разлетелись на кусочки. Прошло около пяти минут, пока прекратилось сползание и сжимание, а пыль оседала еще дольше. Доктор Посан сидел среди обломков и разлетающейся пыли, уставившись на Кристофера. Кристофер уставился на него в ответ, испытывая огромное желание рассмеяться.

Вдруг в кресле напротив доктора Посана материализовалась маленькая старушка. На ней была белая ночная рубашка и кружевной чепец на белых волосах. Она сурово улыбнулась Кристоферу:

– Так значит, это ты, дитя. Мэри-Эллен в истерике. Никогда больше так не делай, иначе я нашлю на тебя Кару. Знаешь, я по-прежнему известна моими Карами.

С этими словами она исчезла – так же внезапно, как появилась.

– Моя старушка-мать, – сказал доктор Посан. – Обычно она прикована к постели, но, как видишь, весьма резво перемещается. Как и почти всё остальное.

Он сел и еще некоторое время таращился на Кристофера, а Кристофер продолжал бороться со смехом.

– Серебро, – наконец, произнес доктор Посан.

– Серебро? – переспросил Кристофер.

– Серебро, – подтвердил доктор Посан. – Тебе не давало колдовать серебро, Чант. Не спрашивай меня пока почему. Возможно, мы никогда не докопаемся до сути, но факт остается фактом. Если хочешь пользоваться магией, тебе придется отказаться от денег, за исключением медяков и соверенов, выбросить эту булавку для галстука и избавиться от глупых брекетов.

Кристофер подумал о папе, о школе, о крикете. Гнев и разочарование придали ему смелости заявить:

– Не думаю, что хочу пользоваться магией, сэр.

– Еще как хочешь, Чант, – ответил доктор Посан. – По меньшей мере ближайшие несколько месяцев.

И пока Кристофер размышлял, как бы так возразить, чтобы прозвучало не слишком грубо, доктор Посан издал очередной оглушительный рев:

– ТЫ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬ ВСЁ НА МЕСТО, ЧАНТ!

Этим Кристоферу и пришлось заниматься. Остаток утра он ходил по дому – поднимался на каждый этаж, а потом выходил в сад, – в то время как доктор Посан катился рядом с ним в кресле и показывал, как накладывать поддерживающие чары, чтобы не дать дому развалиться. Похоже, доктор Посан никогда не покидал это кресло. За всё время, что Кристофер провел с ним, он ни разу не видел, чтобы он ходил. Около полудня доктор Посан направил кресло на кухню, где посреди раздавленных черепков кувшина из-под масла, разлитого молока, кусочков раковины и помятых кастрюль скорбно сидела кухарка, вытирая глаза передником.

– Вы тут не ранены? – гавкнул доктор Посан. – Я первым делом поставил держатель, чтобы быть уверенным, что плита не взорвется и не спалит дом – и всё такое. Она выдержала, не так ли? Водопроводные трубы целы?

– Да, сэр, – сглотнула кухарка. – Но обед уничтожен, сэр.

– Придется нам в кои-то веки пообедать чем попало, – сказал доктор Посан, и его кресло развернулось лицом к Кристоферу. – К сегодняшнему вечеру эта кухня должна быть восстановлена. Не поддерживающие чары. Всё как новое. Я покажу тебе как. Кухня не может быть в неисправности. Это самое важное место в доме.

– Не сомневаюсь, сэр, – сказал Кристофер, разглядывая гору-живот доктора Посана.

Доктор Посан свирепо посмотрел на него:

– Я могу поужинать в университете, но моя мать нуждается в своем рационе.

Весь оставшийся день Кристофер чинил кухню, соединяя осколки посуды, собирая обратно пролитое молоко и кулинарный херес, выправляя вмятины на кастрюлях и заклеивая опасную трещину на задней части плиты. Пока он работал, доктор Посан сидел, греясь у огня плиты и гавкая что-нибудь вроде:

– А теперь восстанови яйца, Чант. Тебе нужны сначала чары, чтобы поднять их, потом убирающие грязь, которые ты использовал на молоке. Затем можешь начинать восстанавливающие чары.

Пока Кристофер трудился, кухарка, которая явно боялась доктора Посана еще больше, чем Кристофер, бесшумно передвигалась вокруг него, пытаясь испечь пирог и приготовить жаркое на ужин.

Во всяком случае Кристофер, вероятно, освоил в тот день больше практических чар, чем за два с половиной семестра в школе. К вечеру он падал с ног.

– Можешь теперь вернуться к отцу, – рявкнул доктор Посан. – Будь здесь завтра ровно в девять. Надо проверить еще остальной дом.

– О, Господи! – простонал Кристофер, слишком устав, чтобы быть вежливым. – Может, мне кто-нибудь поможет? Я выучил урок.

– С чего ты взял, что тебе надо выучить только один урок? – проревел доктор Посан.

Кристофер доковылял до меблированных комнат, неся брекеты, деньги и булавку для галстука в сером носовом платке. Папа поднял взгляд от стола, заваленного таблицами гороскопов.

– Ну? – спросил он с угрюмым нетерпением.

Кристофер рухнул в бугристое кресло и ответил:

– Серебро. Серебро не дает мне использовать магию. И надеюсь, у меня действительно не одна жизнь, потому что, если так пойдет, доктор Посан убьет меня.

– Серебро? – произнес папа. – Ох! Ох-хо-хох!

Он был очень грустным и молчаливым всё время, пока они ели капустный суп и сосиски, которые меблированные комнаты предоставляли на ужин. А после ужина сказал:

– Сын мой, я должен тебе кое-в-чем признаться. В том, что серебро не дает тебе пользоваться магией, виноват я. Когда ты родился, я не только составил твой гороскоп, но и использовал все чары, какие знал, чтобы увидеть твое будущее. И можешь представить себе мой ужас, когда все виды прогнозов предвещали, что серебро означает опасность или смерть для тебя, – папа замолчал, барабаня пальцами по таблицам гороскопа и с отсутствующим видом глядя в стену. – Аржан, – задумчиво произнес он. – Аржан в переводе с французского означает «серебро». Неужели я понял неправильно? – он с грустью снова собрался с духом. – Что ж, теперь слишком поздно предпринимать что-либо по этому поводу. Я могу только предупредить тебя не иметь ничего общего с твоим дядей Тенни.

– Но почему это твоя вина? – спросил Кристофер, чувствуя себя ужасно неуютно из-за того, в каком направлении развивались папины мысли.

– Судьбу не обманешь, – ответил папа, – мне следовало это знать. Я наложил самые могущественные чары и вложил все свои силы, чтобы нейтрализовать воздействие серебра на тебя. Серебро – любой контакт с серебром – похоже, немедленно превращает тебя в обычного человека без малейшего магического дара. И теперь я вижу, что в этом заключается своя опасность. Я так понимаю, ты можешь пользоваться магией, когда не касаешься серебра?

Кристофер устало засмеялся:

– О, да. Как что угодно другое.

Папа немного просветлел:

– Какое облегчение. Значит, моя жертва была не напрасна. Как ты знаешь, Кристофер, я ужасно глупо потерял деньги твоей мамы и свои собственные, вложив их туда, куда, как мне казалось, велят мои гороскопы, – он грустно покачал головой. – Гороскопы каверзны, особенно с деньгами. Как бы то ни было, со мной покончено. Я считаю себя неудачником. У меня остался один смысл в жизни: ты, сын мой. Если я и познаю успех – я познаю его через тебя.

Если бы Кристофер не устал так сильно, он нашел бы папины слова решительно неуютными. Даже сквозь усталость он почувствовал раздражение из-за папиных ожиданий, что он будет жить для него, а не для самого себя. «Будет ли честно использовать магию, чтобы стать знаменитым игроком в крикет?» – подумал Кристофер. Можно отправить мяч, куда угодно. Посчитает ли папа это успехом? Он прекрасно знал, что нет. К этому времени его глаза закрывались сами по себе, и он клевал носом. Когда папа отправил его в постель, Кристофер упал на бренчащий матрас и заснул, как убитый. Он собирался – честно собирался – отправиться в Место Между и рассказать Такрою обо всем случившемся, но то ли он слишком устал, то ли слишком боялся, что папа узнает. Какова бы ни была причина, в ту ночь он не видел снов вообще – никаких.

Глава 10

Следующие три недели доктор Посан так много заставлял Кристофера работать над восстановлением дома, что по вечерам он падал в кровать, слишком истощенный, чтобы видеть сны. По утрам доктор Посан ждал Кристофера в холле, сидя в кресле.

– За работу, Чант! – гавкал он.

Кристофер приобрел привычку отвечать:

– Серьезно, сэр? Я думал, мы будем прохлаждаться, как вчера.

Странно, но доктор Посан нисколько не возражал против подобных комментариев. Привыкнув к нему, Кристофер обнаружил, что доктору Посану нравится, когда ему сопротивляются, а обнаружив это, Кристофер понял, что на самом деле не ненавидит доктора Посана – разве что так, как можно ненавидеть сильную грозу, в эпицентр которой вам случилось попасть. Кристофер понял, что ему нравится восстанавливать дом, хотя, возможно, на самом деле ему нравилось творить магию, которая действительно что-то делала. Все используемые им чары имели реальное применение. И они были куда интереснее, чем те глупости, которые он пытался выучить в школе. А тяжелая работа переносилась гораздо легче благодаря тому, что Кристофер мог говорить доктору Посану такие вещи, за которые школьные учителя открутили бы ему уши и пригрозили бы побить розгами за наглость.

– Чант! – вопил доктор Посан из своего кресла в центре лужайки. – Чант! Колпаки дымовых труб изогнуты.

Кристофер, дрожа на ветру, балансировал на черепице крыши. В тот день шел дождь, так что одновременно с работой ему приходилось поддерживать укрывающие чары для крыши и для лужайки. И он уже четыре раза выпрямлял дымоходы.

– Да, сэр, конечно, сэр! – крикнул он в ответ. – Хотите, чтобы они стали золотыми, сэр?

– Брось это, иначе я заставлю тебя так и сделать! – рявкнул доктор Посан.

Придя чинить комнату матери доктора Посана, Кристофер совершил ошибку, попытавшись обращаться со старой миссис Посан точно так же. Довольная и спокойная, она сидела в кровати, засыпанной штукатуркой с потолка, и вязала что-то длинное и полосатое.

– Я спасла зеркало, дитя, – с приятной улыбкой заметила она, – но это всё, на что я способна. Будь добр, сначала почини ночной горшок, и считай, что тебе повезло, дитя, что им не пользовались. Ты найдешь его под кроватью.

Кристофер выудил три разбитых куска, оставшихся от горшка, и принялся за работу.

– Сделай его прямым, – велела миссис Посан, стуча вязальными спицами. – Убедись, что ручка не погнулась, а золотой ободок по верху идет ровно. Пожалуйста, не оставляй никаких неудобных выступов или неприглядных выпуклостей, дитя.

Ее мягкий приятный голос всё время перебивал чары. В конце концов, Кристофер раздраженно спросил:

– Может, хотите, чтобы он был усыпан бриллиантами? Или просто букетик роз на дне?

– Спасибо, дитя, – ответила миссис Посан. – Букетик роз, пожалуйста. Думаю, это очаровательная идея.

Сидевший рядом в своем кресле доктор Посан пришел восторг от замешательства Кристофера.

– Сарказм никогда не окупается, Чант, – проревел он. – Розы требуют созидающих чар. Слушай внимательно.

После этого Кристоферу пришлось энергично взяться за комнату горничных. Затем ему пришлось починить весь водопровод. В воскресенье доктор Посан дал ему выходной, чтобы папа мог сводить его в церковь. Зная теперь, на что способен, Кристофер поигрался с мыслью заставить церковный шпиль растаять, как свечка, но не осмелился осуществить ее, пока рядом серьезно шагал папа. Он экспериментировал по-другому. Каждое утро, идя к Трампингтон-роуд, Кристофер старался уговорить деревья выстроиться разными рисунками. Он так поднаторел в этом, что вскоре уже мог выстроить их вдоль дороги длинной линией или собрать в лес в конце. По вечерам, как бы он ни устал, он не мог сопротивляться искушению попытаться улучшить вкус ужина. Но магия еды оказалась сложной.

– Что нынче кладут в сосиски? – говорил папа. – У этих вкус клубники.

А потом настало утро, когда доктор Посан крикнул из своего кресла в холле:

– Ладно, Чант, отныне ремонт заканчиваешь после обеда. По утрам будем учить тебя контролю.

– Контролю? – беспомощно спросил Кристофер.

К этому времени дом был почти закончен, и он надеялся, что доктор Посан скоро закончит и с ним.

– Именно, – проревел доктор Посан. – Не думаешь же ты, что я позволю тебе затеряться в мире, не научив тебя контролировать свою силу, а? В твоем нынешнем состоянии ты угроза для окружающих. И не говори мне, что не пытался посмотреть, на что способен, потому что я тебе не поверю.

Кристофер опустил взгляд на ноги и подумал о том, что вытворял с деревьями на Трампингтон-роуд.

– Да я почти ничего не сделал, сэр.

– Почти ничего! Что мальчишки знают о сдержанности? В сад. Мы будем поднимать ветер, и ты будешь учиться делать это, не потревожив ни былинки.

Они вышли в сад, где Кристофер поднял смерч. Он подумал, что смерч отлично выражает его чувства. К счастью, он получился довольно маленьким и уничтожил только одну розовую клумбу. Доктор Посан погасил его шлепком багровой руки-банана.

– Еще раз, Чант.

Учиться контролю было скучно, но далеко не так утомительно. Доктор Посан явно это знал. Он начал задавать Кристоферу на вечер домашнюю работу. Тем не менее, даже после распутывания переплетенных чар в заданных ему упражнениях, Кристофер впервые почувствовал, что у него остаются силы на размышления. Вначале он размышлял о серебре. Серебряный шестипенсовик дяди Тенни в кармане так многого не позволял ему. А мерзкие брекеты не позволяли еще больше. Какое расточительство! Неудивительно, что он не мог отнести книги Богине, пока заведующая не заставила его снять брекеты.

Видимо, чтобы попасть в Везделки, он все эти годы использовал магию, сам того не зная. Вот только где-то в глубине души он знал. Такрой знал и был впечатлен. И Богиня, похоже, тоже поняла, когда ее серебряный браслет превратил Кристофера в привидение. Здесь Кристофер попытался продолжить думать о Богине, но поймал себя на том, что думает о Такрое. Уже три недели Такрой зазря входит в транс. Такрой говорил об этом небрежно, но Кристофер подозревал, что вхождение в транс отнимает немало сил. Он очень хотел дать знать дяде Тенни, что случилось.

Бросив взгляд на папу, который при свете большой керосиновой лампы усердно работал, отмечая особой ручкой особые символы в гороскопах, Кристофер начал писать письмо дяде Тенни, делая вид, будто занимается домашней работой. Керосиновая лампа бросала тени на папино лицо, пряча потрепанность и заставляя его выглядеть непривычно добрым и строгим. Чувствуя себя неуютно, Кристофер сказал себе, что папа и дядя Тенни просто не любят друг друга. Кроме того, папа по сути не запрещал ему писать дяде Тенни.

Тем не менее на составление письма ушло несколько вечеров. Кристофер не хотел выглядеть предателем по отношению к папе. В итоге он просто написал, что папа забрал его из школы на обучение к доктору Посану. Для составления такого короткого письма пришлось приложить немало усилий. На следующий день по пути на Трампингтон-роуд Кристофер с облегчением и ощущением выполненного долга отправил его.

Три дня спустя папа получил письмо от мамы. По папиному лицу Кристофер немедленно понял, что дядя Тенни сообщил маме, где они. Папа бросил письмо в огонь и достал шляпу.

– Кристофер, – сказал он. – Сегодня к доктору Посану я пойду с тобой.

И это убедило Кристофера в том, что мама тоже в Кембридже. Идя к Трампингтон-роуд рядом с папой, он пытался понять, что чувствует по этому поводу. Но времени на размышления у него не было. Вокруг них взметнулся сильный ветер с запахом роз, швырнув Кристофера в сторону и сорвав шляпу у папы с головы. Папа рванулся было погнаться за шляпой – которая как раз катилась под телегой пивовара, – а потом нырнул в обратную сторону и схватил Кристофера за руку.

– Шляпы невесть какая ценность, – сказал он. – Продолжай идти, сын.

Они продолжили идти, а ветер метался и бился вокруг них. Кристофер прямо-таки чувствовал, как он пытается обернуться вокруг него, чтобы утащить прочь. Но благодаря папиной хватке на его руке он мог передвигаться по дороге. Он был впечатлен. Он не знал, что мамина магия настолько сильна.

– Я могу справиться с ним, если хочешь, – обратился он к папе, перекрикивая шум. – Доктор Посан научил меня управлять ветром.

– Нет, Кристофер, – строго выдохнул папа – с хлопающим пиджаком и развевающимися во все стороны волосами он выглядел странно и ужасно непристойно. – Джентльмен никогда не использует магию против женщины, тем более против собственной матери.

В таком случае, подумал Кристофер, джентльмены непомерно усложнили себе жизнь. Ветер становился сильнее и сильнее по мере того, как они приближались к воротам дома доктора Посана. Кристофер думал, они никогда не преодолеют последние несколько ярдов. Папа был вынужден схватиться за столб ворот, чтобы удержать их обоих на месте, пока пытался отодвинуть щеколду. После чего ветер сделал последний свирепый рывок. Кристофер почувствовал, как его ноги оторвались от земли, и понял, что он того и гляди улетит. И он сделал себя очень тяжелым – как раз вовремя. Он так поступил, поскольку это было соревнование, поскольку ему не нравилось быть на проигравшей стороне. Против встречи с мамой Кристофер вовсе не возражал. Он очень надеялся, что папа не заметит, какие глубокие следы остались рядом с воротами от его ног.

За воротами ветра не было. Папа пригладил волосы и позвонил в дверь.

– Ага! – закричал доктор Посан из своего кресла, пока Мэри-Эллен открывала дверь. – Вижу, ожидаемые неприятности произошли. Чант, сделай одолжение: поднимись наверх и почитай моей матери вслух, пока я разговариваю с твоим отцом.

Кристофер поднимался по лестнице так медленно, как посмел, надеясь что-нибудь услышать. Но уловил только почти тихий голос доктора Посана:

– Я связывался почти ежедневно в течение недели, но они всё еще не могут…

И дверь закрылась. Кристофер преодолел оставшуюся часть лестницы и постучал в дверь комнаты старой миссис Посан.

Она сидела в кровати и по-прежнему вязала.

– Подойди и сядь на этот стул, чтобы я могла тебя слышать, – произнесла она своим мягким голосом и одарила его мягкой, но острой улыбкой. – Библия – на прикроватной тумбочке. Ты можешь начать с Бытия, дитя, и посмотрим, как далеко ты доберешься. Полагаю, переговоры займут немало времени. Так всегда бывает.

Кристофер сел и начал читать. Он спотыкался на людях, которые родили других людей, когда вошла Мэри-Эллен с кофе и печеньем и подарила ему желанную передышку. Десять минут спустя старая миссис Посан снова взялась за вязание и велела:

– Продолжай, дитя.

Кристофер успешно преодолел Содом и Гоморру и начал терять голос, когда миссис Посан склонила седую голову набок и сказала:

– Остановись, дитя. Они хотят, чтобы ты спустился в кабинет.

Испытывая громадное облегчение и немалое любопытство, Кристофер положил Библию и бросился на первый этаж. Папа и доктор Посан сидели друг против друга в захламленной комнате доктора Посана. За последние недели бардака в ней добавилось, поскольку она была загромождена кусочками часов и украшений со всего дома, ожидающих, чтобы Кристофер починил их. А сейчас она находилась в еще большем беспорядке. Столы и ковры отодвинули к стенам, освободив широкое пространство, где на голых половицах мелом нарисовали узор. Кристофер с интересом посмотрел на пятиконечную звезду внутри круга, озадачившись, какое она имеет отношение к маме. Он посмотрел на папу, который явно был в восторге от чего-то, а потом – на доктора Посана, который был совершенно обычным.

– Новости для тебя, Чант, – сказал доктор Посан. – За последние недели я подверг тебя множеству испытаний – не таращись, мальчик, ты не знал, что я их провожу, – и все они показали, что у тебя девять жизней. Девять жизней и один из самых сильных магических талантов, что я встречал. Естественно, я связался с Габриэлем де Виттом. Я знаю, он уже несколько лет ищет преемника. Естественно, в ответ я получил только пустую болтовню о том, что они уже проверяли тебя и ничего не обнаружили. Ох уж эти государственные служащие. Им нужен хороший пинок, чтобы они переменили мнение. Так что сегодня, после того как вмешательство твоей мамы подарило необходимый нам предлог, я хорошенько покричал на них. Они сдались, Чант. Они посылают человека забрать тебя в Замок Крестоманси.

Тут вмешался папа, будто не в силах больше сдерживаться:

– Именно на это я и надеялся, сын мой! Габриэль де Витт станет твоим законным опекуном, и в свое время ты станешь следующим Крестоманси.

– Следующим Крестоманси? – повторил Кристофер.

Он уставился на папу, зная, что теперь у него нет ни малейших шансов выбрать себе карьеру самостоятельно. Всё уже было устроено. Его мечты о том, как он станет знаменитым игроком в крикет, поблекли, рухнули и обратились в прах.

– Но я не хочу…

Папа решил, что Кристофер не понял:

– Ты станешь очень важным человеком. Ты будешь следить за всей магией в нашем мире и не допускать, чтобы с ее помощью наносили вред.

– Но… – сердито начал Кристофер.

Слишком поздно. Туманная человеческая фигура формировалась внутри пятиконечной звезды. Она кристаллизовалась в бледного пухлого молодого человека с длинным лицом, в очень строгом сером костюме с накрахмаленным воротником, который казался слишком тугим для него. Он держал штуковину, похожую на телескоп. Кристофер помнил его. Молодой человек был одним из тех, кто находился в больничной палате, после того как все подумали, что Кристофер умер.

– Доброе утро, – произнес молодой человек, выходя из звезды. – Меня зовут Флавиан Темпл. Монсиньор де Витт послал меня проверить вашего кандидата.

– ПРОВЕРИТЬ ЕГО! – закричал доктор Посан. – Я уже СДЕЛАЛ это! За кого вы меня принимаете? – он обратил к папе рассерженный взгляд: – Государственные служащие!

Флавиан Темпл явно нашел доктора Посана таким же пугающим, как в свое время Кристофер. Он слегка вздрогнул.

– Да, доктор, мы знаем, что вы это сделали. Но у меня инструкции проверить ваши выводы, прежде чем двигаться дальше. Не мог бы мальчик ступить в пентаграмму?

– Давай, сын, – сказал папа. – Встань внутри звезды.

С чувством беспомощной ярости Кристофер ступил в нарисованный мелом рисунок и стоял там, пока Флавиан Темпл разглядывал его через похожую на телескоп штуку. Наверняка есть способ сделать так, чтобы казалось, будто у тебя только одна жизнь, подумал он. Должен быть! Но он понятия не имел, что это за способ.

Флавиан Темпл нахмурился:

– Я вижу только семь жизней.

– Он уже потерял ДВЕ, ты, толстый молокосос! – проревел доктор Посан. – Они, что, ничего тебе не рассказали? Скажи ему, Чант.

– Я уже потерял две жизни, – услышал Кристофер свои слова.

На узоре были какие-то чары. Потому что иначе он стал бы всё отрицать.

– ВИДИШЬ? – рявкнул доктор Посан.

Флавиан Темпл сумел превратить вздрагивание в вежливый поклон.

– Вижу, доктор. Раз так, я, конечно, заберу мальчика на беседу с монсиньором де Виттом. Окончательное решение может принять только монсиньор де Витт.

Кристофер воспрянул духом. Возможно, еще ничего не устроено. Но папа, похоже, считал, что устроено. Он подошел и обнял Кристофера за плечи.

– До свиданья, сын мой. Я очень счастлив и горд. Попрощайся с доктором Посаном.

Доктор Посан тоже вел себя так, словно всё уже устроено. Его кресло прокатилось вперед, и он протянул Кристоферу большие багровые пальцы-бананы.

– Пока, Чант. Не обращай внимания на их официальные манеры. Этот Флавиан – просто глупый государственный служащий, как и все они.

Когда Кристофер пожал багровые пальцы, на ручке кресла доктора Посана материализовалась старая миссис Посан в хрустящей белой ночной рубашке, держа свернутое в полосатый узел вязанье.

– До свиданья, дитя, – сказала она. – Ты очень хорошо читал. Вот подарок, который я связала для тебя. Он наполнен защитными чарами.

Она наклонилась вперед и обернула вязанье вокруг шеи Кристофера. Оно оказалось шарфом футов десять длиной с полосками всех цветов радуги.

– Спасибо, – вежливо произнес Кристофер.

– Подвинься… э, Кристофер… но не покидай пентаграмму, – сказал Флавиан.

Он шагнул обратно внутрь мелового рисунка, заняв больше половины пространства, и взял Кристофера за руку, чтобы удержать его внутри. Старая миссис Посан помахала высохшей рукой. Больше никто ничего не говорил, и Кристофер вдруг обнаружил, что находится в другом месте. Это выбивало из колеи еще сильнее, чем когда папа увел его из школы.

Они с Флавианом стояли в гораздо большей пентаграмме, выложенной из белых кирпичей или плиток на полу величественного помещения со стеклянным куполом высоко над головой. Под стеклянным куполом на следующий этаж изгибом поднималась величественная лестница из розового мрамора. По кругу располагались открытые двери, величаво обшитые панелями, с возвышавшимися над ними статуями – над самой величавой еще и располагались часы. Со стеклянного купола на длинной цепи свисала громадная хрустальная люстра. Позади Кристофера, когда он повернулся посмотреть, оказалась большущая входная дверь. Он понял, что находится в вестибюле громадного особняка, но никто не додумался сообщить ему, где он.

Вокруг выложенной плиткой пентаграммы стояли ждавшие их люди. И все они тоже выглядели величаво и мрачно! И мужчины, и женщины были одеты в серое и черное. Мужчины носили ослепительно белые воротники и манжеты, а женщины – аккуратные черные кружевные митенки. Кристофер чувствовал на себе их взгляды – оценивающие, неодобрительные, холодные. Под этими взглядами он сжался в маленького неопрятного мальчика и с предельной ясностью осознал, что на нем та же самая одежда, в которой он ушел из школы.

Прежде чем он успел сделать что-то еще, к нему шагнул мужчина с заостренной седой бородкой и забрал полосатый шарф.

– Ему это не понадобится, – потрясенно сказал он.

Кристофер подумал, что это Габриэль де Витт и приготовился возненавидеть его. Но Флавиан, извиняясь за Кристофера, ответил:

– Конечно, нет, доктор Симонсон. Знаете, ему дала это старая леди. Мне…

Кристофер решил ненавидеть бородатого человека в любом случае.

Одна из леди – невысокая и пухлая – шагнула вперед.

– Спасибо, Флавиан, – произнесла она решительным командирским тоном. – Я отведу Кристофера к Габриэлю. Следуй за мной, молодой человек.

Она развернулась и, шурша юбкой, направилась к розовой мраморной лестнице. Флавиан слегка подтолкнул Кристофера, и Кристофер вышел за пределы узора и последовал за ней, чувствуя себя ужасно маленьким и грязным. Он знал, что воротник у него торчит с одного бока, а ботинки запылились, и он чувствовал дырку в левом носке, выглядывавшую из ботинка и красующуюся перед всеми в вестибюле, пока он поднимался следом за леди.