Текст книги "Моя императрица (СИ)"

Автор книги: Дейлор Смит

Соавторы: Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Верю, верю! – она торопливо схватила меня за плечи и попыталась поднять на ноги. Но ей, конечно, это не удалось, уж слишком тяжелым я оказался для нее. И тогда она зашипела: – Да поднимайся же ты, вдруг кто увидит⁈ У нас уже есть одна девка с подпорченной репутацией, так еще и вторая появится… Вставай, Сумароков! Я верю тебе, просто предупредила, чтобы раз и навсегда снять этот вопрос.

Говоря это, она то и дело оглядывалась на распахнутые двери столовой – не идет ли кто. А у меня в голове слегка помутилось. Я почувствовал, с какой силой бьется в виске пульс, и жар охватил мою голову. Я чуть было не схватил Катерину за руку и не принялся целовать ей пальцы, но смог унять свое желание, хотя близкий запах девушки опьянил меня окончательно.

Я нехотя поднялся с колен. Не знаю почему, но я чувствовал себя виноватым. Как будто и в самом деле сделал что-то плохое.

– Ладно, Алешка, – примирительно сказала Катерина. – Я просто хотела тебя предупредить. На всякий случай, а то у вас тут нравы суровые. Если что, и пришибить можете.

Я почувствовал, как ледяная стена между нами в одночасье растаяла, и не осталось от нее ничего, лишь легкая прохлада метнулась по комнате, как бывает, когда захлопывается «тайная тропа». Но уже в следующее мгновение я понял, что никакой магии здесь нет, что это просто утренний ветерок дунул в распахнутое окно.

– Пришибить можем, – согласно кивнул я. – Но обидеть тебя – никогда!

– И на том спасибо…

Она замерла на миг, потом вдруг резко придвинулась и чмокнула меня в щеку.

– Это за что? – опешил я.

– За то, что ты такой… хороший!

Я с улыбкой коснулся пальцем место поцелуя, а потом прижал его к своим губам. Катерина рассмеялась, стукнула меня кулачком в грудь.

– Ты сегодня рано проснулась, – заметил я.

– Появились кое-какие дела, – пояснила Катерина, застегивая у меня на груди пуговицы мундира. – А ты тоже сегодня при параде, как я посмотрю. Никак на свидание собрался?

– Точно так, на свидание. С государыней Марией Николаевной. Как камер-юнкер я имею право находится во дворце у покоев их императорских величеств. Я должен с ней поговорить по интересующему нас вопросу. Ты же сама сказала: женщину не нужно предупреждать об опасности, женщину нужно от нее спасать. Этим я и собираюсь заняться… А у тебя дела какого плана? Будешь варить какое-то новое зелье?

– Почти угадал! – со смехом отозвалась Като. – Если бы ты выглянул в окно своей спальни, то увидел бы у ворот карету. Это князь Воронцов прислал за мной посыльного с запиской. Сообщает, что у него имеются некоторые проблемы медицинского толка, о которых он стесняется писать в письме, но очень надеется на мою помощь.

Я покачал головой.

– Если речь идет о Сергее Петровиче Воронцове, то не удивлюсь, что болезнь его как-то связана с его многочисленными любовными похождениями. А венерические недуги очень плохо лечатся, как я наслышан.

Катерина с озорством мне подмигнула.

– Я тоже подумала, что у него сифилис, – заявила он. – Но если он не сильно запущен, то своим пенициллином я смогу излечить его за семь дней!

– Разве это лечится? – не поверил я. – Это страшная болезнь, Като. От нее, говорят, нос отваливается.

– На самом деле, сифилис вылечить проще, чем насморк, – заверила Катерина. – Если знаешь как. – И тут же щелкнула меня по лбу. – Но имей в виду, Сумароков: это не значит, что тебе можно пускаться во все тяжкие! Не советую тебе таскать в наш дом всякую заразу!

«В наш дом»! Она сказала: «В наш дом»!

«В наш»…

В следующее мгновение я понял, что выгляжу, как ярмарочный дурачок, получивший в подарок сладкий леденец. То есть, тупо улыбаюсь во все тридцать два зуба, мотаю головой и время от времени гыгыкаю.

– Хорошо, Като, не буду!

– Кофе хочешь? Там еще осталось немного…

Я в очередной раз помотал головой.

– Мне уже пора.

– Хорошо, беги. Спасай своих женщин… А я пойду спасать своих сифилитиков. Князь все-таки!

На том мы и распрощались. Гаврила уже оседлал мне Снежку, и я в красивом черном мундире с золотыми петлицами отправился в путь. Впрочем, направлялся я не во дворец. В такую рань делать мне там было нечего – все-равно никто не допустил бы меня в покои государыни, пока она изволит почивать. Уж не знаю, крепок ли ее сон после убийства мужа, но времени терять не стоило.

Поэтому я решил сперва навестить дом лейб-медика Монсея. Тем более, что проживал Яков Фомич не столь уж далеко от дворца, чтобы было сподручнее посылать за ним в случае необходимости. Я хотел побеседовать с ним на предмет важности сохранения врачебной тайны. Хотя бы на какое-то время. Пока не встанет вопрос об избрании нового императора. Вот тогда можно будет и заявить во всеуслышание: новой династии не бывать, поскольку императрица вынашивает в своем чреве плоть от плоти убиенного государя-императора, законного наследника Российского престола!

Но покуда вопрос не возник, покуда царят повсюду безвластие и растерянность, кричать об этом не стоит. Пусть недруги государыни хоть какое время полагают, что никакой угрозы с ее стороны не исходит, что карта рода Трубецких бита. Нету больше Трубецких, кончились! А что касается вдовствующей императрицы… Так она по крови и не Трубецкая вовсе, а вообще из упырей сагарских. Никому она не интересна боле. Выделят ей скромное пособие, чтобы с голоду не подохла, а то и вовсе в монастырь отправят, с глаз долой. Чтобы не раздражала лишний раз своим присутствием.

Такая вот судьба была уготована императрице. Если бы не одно обстоятельство. Крошечное такое обстоятельство, возрастом не более трех месяцев…

Яков Фомич человек порядочный и умный, он поймет, что лишняя огласка может стоить императрице жизни.

Глава 8
О том, как утро в доме господина лейб-медика несколько не задалось

Несмотря на раннее утро, на улицах мне несколько раз повстречались гвардейские караулы. Подъезды ко дворцу были перекрыты, и проехать к нему можно было только по специальному разрешению, либо же по делам службы.

Впрочем, на этот счет я особо не переживал. Мой мундир камер-юнкера как бы сам говорил, что дела моей службы находятся именно во дворце. К тому же на одном из караулов я приметил Гришку Потемкина, который бодро отдавал команды троим солдатам.

Приближаться к караулу я не стал, но для себя отметил, что в случае надобности всегда могу воспользоваться этой лазейкой. Если вдруг моего мундира окажется недостаточно.

А пока я предпочел объезжать караулы стороной, благо, что к дому лейб-медика можно было проехать без всяких препятствий.

Со стороны парадного крыльца не было ни души, лишь откуда-то из-за угла доносилось приглушенное лошадиное фырканье.

У коновязи я спешился, привязал Снежку и прошел к дверям. Шнурка сигнального колокольчика я здесь не обнаружил, но зато на бронзовом крюке висел деревянный молоток, рядом с которым, прямо на дверном полотне, была прикручена бронзовая пластина со следами былых ударов.

Я воспользовался молотком по назначению, вернул его на крюк и стал ждать. Никто не торопился громыхать засовами и впускать меня внутрь. Возможно, в этом доме было не принято вставать в такую рань, и я с удовольствием воспользовался молотком еще раз. Никакого толку, будто вымерли все.

Вымерли…

Мне вдруг стало не по себе. Даже если Якова Фомича срочным порядком вызвали во дворец, то в доме должен был остаться кто-то из слуг. Дворецкий, например. Кухарка в конце концов! Да, и еще у господина Монсея имелась супруга. Как же ее звать-то? Елена Сергеевна, кажется. Уж она точно не отправилась бы за мужем во дворец по его врачебным делам. От медицины она была далека.

Так почему же меня никто не желает пускать в дом?

В третий раз пользоваться молотком я не стал, а просто подолбил кулаком по второй створке. И она вдруг… приоткрылась! Немного, совсем чуть-чуть, в образовавшуюся щель едва ли и палец можно было просунуть, но это означало, что засовы не были заперты.

Как у сыщика сыскного приказу, у меня немедленно возникли вполне законные вопросы: «Почему двери не заперты? А хозяева вообще в курсе, что они не заперты? Кто мог оставить их открытыми? И самое главное: с какой целью?»

Больше не раздумывая, я рывком распахнул дверную створку и шагнул внутрь.

– Хозяева, у вас тут открыто!

Слова эти, впрочем, так и застряли у меня в горле, потому что в следующее мгновение я увидел покойника. Был это, видимо, дворецкий, и лежал он на полу в нескольких шагах от дверей. Думаю, его закололи точным ударом кинжала в горло, потому что он лежал на спине, обеими руками обхватив свою шею и страшно вытаращив глаза в потолок. Под головой его растеклась огромная лужа крови, и была она совсем свежей. Убит дворецкий был не вечером, и не ночью, а буквально только что. Возможно, прямо перед моим приходом.

Мысленно выругавшись, я выхватил шпагу из ножен, быстро осмотрелся и, пятясь, прошел через залу, освещенную утренним светом сквозь многочисленные окна. У лестницы, ведущей наверх, я остановился, прислушиваясь. До меня доносился негромкий звук, но я никак не мог понять, что он означает. Какое-то тихое постукивание, раздающееся время от времени.

Тук. Потом снова: тук. Потом еще: тук. И так далее, и так далее… И еще как будто тихий такой, едва различимый шепот.

Обернувшись вокруг себя и не увидев ничего подозрительного, я заглянул под лестницу.

И увидел там человека. Он был еще жив, но уже ничто не могло помочь ему оставаться на этом свете дольше пары минут. На брюхе его зияла огромная рана, словно кто-то всадил ему кинжал в район пупка, а потом вспорол живот до самых ребер. Человек пытался зажать рану, но толку от того было немного, и мне показалось даже, что видны выпирающие наружу внутренности.

Человек лежал на спине. Одна нога его была слегка поджата, но он то и дело ронял ее на бок и снова поднимал, ронял и поднимал, ронял и поднимал. Оттого и доносилось до меня то самое мерное постукивание: тук, тук, тук. Дышал человек очень быстро и мелко, явно уже из последних сил. Вероятно, это была уже агония. Одет он был в ливрею лакея.

Еще раз кинув по сторонам быстрые взгляды, я присел над умирающим. Он смотрел на меня очень жалобно, и с какой-то надеждой, словно просил, чтобы я помог ему. Но как можно помочь человеку, в которого уже вцепилась всеми когтями и зубами сама смерть?

– Где? – только и спросил я. Тихо так спросил, почти шепотом.

Ответить мне человек не смог, только одними глазами указал на лестницу. Да так и замер в неподвижности. А потом обмяк, как будто из него воздух вышел. Преставился, бедолага.

Я закрыл ему глаза и прижал нижнюю челюсть, чтобы он не окоченел с открытым ртом. И сразу метнулся к лестнице. Взлетел на нее в несколько прыжков, стараясь касаться ступеней лишь самыми носками.

Лестница выводила к началу широкого белого коридора с комнатами по левую руку. Первая комната оказалась пустой и выглядела так, словно в нее уже давно никто не заходил. Занавески на окне были задернуты, постель заправлена, стул задвинут под стол, на котором не было абсолютно ничего.

Я кинулся в следующую комнату. А вот она явно являлась жилой. Подушки на кровати скомканы, одеяло свисает едва ли не до пола. И тоже не видать никого. Я уже хотел было бежать дальше по коридору, как вдруг заприметил, как из-под кровати быстро высунулись чьи-то пальцы, схватились за свисающий угол одеяла и натянули его пониже, чтобы лучше прикрыть щель между полом и дном кровати.

Я немедленно подошел, присел и откинул одеяло в сторону. Заглянул по кровать. Оттуда на меня смотрели испуганные глаза уже немолодой женщины, простоволосой и в ночной рубашке.

– Пожалуйста… – сдавленно пробормотала она. – Не убивайте, прошу вас… Только не убивайте…

– Камер-юнкер Сумароков, – коротко представился я. – Елена Сергеевна, где Яков Фомич?

– Там… там… – несчастная госпожа Монсей помахала ладошкой влево, показывая, что мне следует идти дальше по коридору. – Он побежал в кабинет за пистолетом, а мне велел спрятаться…

– Будьте здесь, – приказал я. – И не высовывайтесь.

Я снова выскочил в коридор. Вряд ли кабинет находится рядом с супружеской спальней, а значит мне нужна последняя комната в этом коридоре. Вон и двери в нее распахнуты. И оттуда доносятся какие-то звуки.

Слишком сильно разогнавшись, я проскользил по мраморному полу и едва не проскочил мимо кабинета. Но схватился за косяк и ворвался внутрь.

Передо мной находились двое. Первого я признал сразу же, да и негоже было камер-юнкеру не знать лейб-медика в лицо. Веки у Якова Фомича были слегка припухшими и делали его глаза слегка похожими на рыбьи. Скулы были округлыми, а лоб очень высоким – залысина достигала едва ли не самой макушки. Был господин Монсей бос и в одной лишь ночной рубашке, и вид имел совсем растерянный.

Второго человека я не знал. Одет он был во все черное, похожий на черта, выпавшего из каминной трубы. И даже лицо у него было сильно смуглое, темно-коричневое. Но самое главное, что меня поразило – это его глаза.

Один-то глаз у него был нормальный, светло-голубой, кажется, а вот второй… Он был змеино-желтого цвета и смотрел криво в сторону, куда-то в стену. И ощущение от этого было очень неприятным, потому что мне и самому хотелось посмотреть туда же, но вместе с тем я понимал, что отводить взгляд от этого странного господина не стоит. Тем более, что в руке он сжимал длинный кинжал, лезвие которого было перепачкано в крови.

Я немедленно направил на него шпагу и встряхнул ею.

– Брось кинжал! – гаркнул я. Да так, что сам едва не оглох от собственного крика, что было не удивительно, потому как до того момента во всем доме стояла полнейшая тишина.

Незнакомец с желтым глазом презрительно скривил рот. Можно было бы сказать, что он вперил в меня взгляд, но я в этом совсем не был уверен, поскольку глаза его смотрели куда угодно, но только не на меня. И это очень путало.

– Ты кто такой, щенок? – спросил незнакомец.

Чувствовался в его голосе какой-то акцент, но был он совсем слабым, едва уловимым. Если бы меня попросили его воспроизвести, то я скорее всего и не смог бы.

– Брось кинжал!

Я сделал короткий выпад, совсем не имея целю проткнуть незнакомца, а желая скорее его просто напугать. Но он даже не отшатнулся. Пуганный уже, наверное, был. И не раз. В ответ он подбросил свой кинжал в воздух, ловко перехватил его за лезвие и резко метнул прямо мне в лицо.

– Бросил! – сказал он с усмешкой.

Уж не знаю, чем я так угоден оказался господу богу, что он меня уберег от страшного удара, но я неким не зависящим от меня чудом, успел уклониться. И глазами почувствовал плотный поток воздуха, распоротого летящим клинком. И буквально сразу услышал тупой звук, с каким кинжал воткнулся в стену. Оборачиваться, чтобы взглянуть, насколько глубоко он воткнулся, я не стал. А вместо этого кинулся прямо на незнакомца.

Я рассчитывал покончить с ним одним ударом. Тем более, что теперь он был без оружия, а идти с голыми руками против обнаженной шпаги мог разве что безумец. А этот незнакомец с желтым глазом вряд ли был безумцем.

С желтым глазом… Постойте… Кривой незнакомец с желтым глазом! Черт меня подери, да это же Батур! Тот самый слуга светлейшего князя, с которым мой Гаврила говорил около усадьбы сиятельного князя Бахметьева в ночь кровавой ассамблеи. И тот самый, о котором меня предупреждал генерал-полицмейстер Шепелев, что-де он может плеткой своей теленку шею сломать.

Теленку! Шею!

Надо бы покончить с ним поскорее, пока он и до моей шеи не добрался…

Я ударил, но Батур легко увернулся, бросил в меня стул и одним прыжком перелетел через огромный рабочий стол господина Монсея. Я поймал стул и отшвырнул его в сторону, нечаянно сбив с ног самого Якова Фомича.

А Батур, не теряя времени, распахнул плащ, сдернул с пояса скрученную кольцами плеть и одним движением размотал ее.

«Сломал теленку шею…» – вновь вспомнилось мне.

Интересно, а у меня шея крепче, чем у теленка? И какой теленок имелся в виду – новорожденный, или уже подросший? Между прочим, это важно! Новорожденному теленку, пожалуй, и я шею сломать смогу. Никогда не пробовал, конечно, но мне так кажется. А вот подростку вряд ли шею плеткой перешибешь…

Впрочем, к черту телят! И больших, и малых! Я должен прикончить этого Батура, пока он не прикончил меня, как того самого теленка!

Я вскочил на стол и пинком отправил в Батура тяжеленное пресс-папье. Оно угодило ему в плечо, и он даже зарычал от боли. А я ударил шпагой наотмашь, как топором, намереваясь попасть противнику по шее. Но Батур отскочил, перепрыгнул через сидящего на полу лейб-медика и остановился у двери, поигрывая плетью. Потом сделал рукой короткое резкое движение, и плеть сразу будто выстрелила.

Она не достала до меня, но удар пришелся по столу, и тот даже подпрыгнул – до того мощным получился этот удар. Увидев на темной столешнице светлый след от этого удара, я сразу понял, что все эти истории со сломанными телячьими шеями вовсе не были выдумками. Не удивлюсь, если и не теленок то был вовсе, а вполне себе взрослый бычок!

Я спрыгнул со стола и сразу же сделал великолепный выпад, намереваясь достать Батура самым острием шпаги. И достал бы, если бы не его плеть. Он взмахнул ей одновременно с моим выпадом, зацепил клинок, и удар пришелся в дубовый книжный шкаф. Я испугался даже, что клинок сломается пополам, но он выдержал.

Да-а, не так-то просто сражаться в тесном кабинете! Это вам не фехтовальный зал, и тем более не Волково поле – здесь не разгуляешься. Размахивать шпагой так, как тебе заблагорассудится, не получится. Одно только успокаивает, что и плетью тут особо не помашешь. А чтобы шею сломать, так поди размах хороший нужен. Без хорошего размаха шею не сломать. Теленку, во всяком случае…

Я снова сделал выпад, не столько желая зацепить противника, сколько лишая его возможности оценить ситуацию. Он отпрыгнул. Схватил за спинку мягкое приземистой кресло, стоящее у стены, и швырнул его в меня.

Попал! Это было совсем не больно, но кресло оказалось гораздо массивнее, чем выглядело на первый взгляд, и потому я рухнул на пол вместе с ним. Я ежесекундно ожидал услышать оглушающий щелчок и почувствовать, как плеть перерубает мне кости, и потому весьма проворно нырнул под стол, отпихнув от себя кресло.

Послышался щелчок. Я приготовился услышать удар, но его все не было.

Да и ладно!

Столь же быстро я выскочил с противоположной стороны стола и сразу увидел Якова Фомича. Он все так же стоял на коленях, но теперь вокруг его шеи была обвита туго натянутая плеть, а стоящий у дверей Батур тянул ее, тянул на себя, пытаясь толи задушить несчастного лейб-медика, толи свернуть ему шею. Лицо господина Монсея раскраснелось, опухло, глаза вылезли из орбит, а с губ свисали клочья пены, как у загнанной лошади. Руками он вцепился в плеть, пытаясь ослабить ее давление на себя, но Батур был гораздо сильнее, и в конце концов Яков Фомич не выдержал.

Он с хрипом завалился на пол, и Батур совсем было собрался дернуть плеть, чтобы покончить с лейб-медиком, но тут вмешался я со своей шпагой. Сталь свистнула, плеть разлетелась на две половины, и Батур с грохотом вывалился в коридор. Перемахнув через валяющийся под ногами стул, я выскочил из кабинета следом за ним.

Удар шпагой! Сначала я подумал, что проткнул его-таки, и даже вскрикнул от радости, но он сорвал с себя продырявленный плащ и бросил его мне в лицо. Я замахал руками, пытаясь избавиться от него, а когда избавился-таки и снова смог обозревать происходящее, то увидел, что Батур уже почти добежал до лестницы.

– Стой! – закричал я, бросаясь следом за ним. – Я сыщик сыскного приказа, я приказываю вам остановиться, сударь!

Где уж там! Батур и не думал меня слушать. Когда я выскочил на лестницу, он был уж внизу. Замерев на мгновение на последней ступеньке, он повернулся ко мне и, как мне показалось, его кривой желтый глаз сверкнул дьявольским огнем.

Прищурившись, он дунул в мою сторону, и я увидел, как замутился воздух в тугой струе, стремительно рванувшейся ко мне. Я понимал, что никакой опасности для меня это не представляет, что это не больше, чем просто показной эффект, но все же непроизвольно уклонился.

Заметив это, Батур злобно ухмыльнулся и бросился к выходу. Он перескочил через труп дворецкого и уже оказался в дверном проеме, когда я решился сделать то, чего никогда ранее не делал в чужих домах. Особенно если там находились посторонние люди.

Я использовал магию. Почему-то в тот момент мне казалось это очень правильным решением, и может быть даже единственно возможным.

Прошептав короткое заклинание, я махнул рукой вслед убегающему убийце. Дымная полоса, увенчанная искрящимися силовыми линиями, скрученными в тугой кокон, метнулась ему в спину. По моему плану, она должна была сбить его с ног и даже лишить сознания на какое-то время, за которое я мог бы без лишней спешки отыскать в этом доме подходящую веревку, вернуться к выходу и связать Батуру руки.

Но не тут-то было! Должно быть, на него было наложено какое-то защитное заклинание, против которого моя простейшая эфирная магия оказалась бессильной. Не долетев до Батура всего несколько шагов, дымная полоса вдруг изогнулась и ушла резко в сторону. Искрящийся кокон врезался в мраморный пол под окном и со звонким хлопком разлетелся на мириады блистающих золотых шариков. Со звоном они запрыгали по полу, в один миг усеяли его сплошным мерцающим ковром, но столь же быстро и растаяли без всякого следа. Лишь легкий туман завис над полом еще на несколько мгновений. Но потом и он исчез, будто ничего и не было.

В дверях Батур замер. Обернувшись, снова направил в мою сторону свой кривой взгляд. И я понял, что он улыбается. А потом он выскочил наружу и пропал из вида.

Я рванул вниз по лестнице, преодолев ее всего за три гигантских прыжка. Обежал труп дворецкого и выскочил следом за Батуром. Покрутил головой влево-вправо, силясь понять, куда он мог деться, но потом за углом дома услышал грохот колес и копыт по мостовой, и вопросов у меня не осталось.

Изо всех сил я побежал вдоль дома, на углу резко остановился. Экипажа уже не было видно. Вероятно, он свернул в один из проулков. Разглядеть его я не успел, но нисколько не сомневался, что это была та самая черная карета, которую Гаврила видел у особняка Бахметьева. А, впрочем, мало ли экипажей имеется в распоряжении Тайной канцелярии? Думаю, предостаточно.

Продолжать погоню не имело никакого смысла, особенно если у меня в планах не было стать посетителем застенков Тайной канцелярии. Ничего подобного я, разумеется, не желал, и потому поторопился вернуться в дом. Старательно закрыл за собой входные двери и вновь поднялся на второй этаж.

Лейб-медика я все так же нашел в его рабочем кабинете, разгромленном и обезображенном. Яков Фомич уже смотал у себя с шеи перерубленный кусок плети. След от нее остался порядочный, такой бывает у удавленников, когда их достают из петли. Думаю, еще немного, и господину Монсею пришел бы конец. Батур либо свернул бы ему шею добрым рывком, либо выволок бы из кабинета и столкнул бы вниз, не снимая с него плети. В обоих случаях исход был бы один: сломанная шея.

Яков Фомич не теленок, конечно, но это уже не имело бы никакого значения. Тайна «интересного положения» императрицы погибла бы вместе с ним.