Текст книги "Моя императрица (СИ)"

Автор книги: Дейлор Смит

Соавторы: Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Я поднял на него взгляд и смотрел долго-долго, пытаясь понять по его лицу шутит ли он сейчас, или же всерьез говорит. По всему выходило, что шутки в его словах не было никакой. И тогда я ответил тоже без малейшей улыбки:

– Ежели придется мне за нее драться, Гриша, то я уж буду драться так, как еще никогда в жизни не дрался. И если для того нужно будет убить кого-то, так убью не задумываясь. Да и ты, я смотрю, сильно раздумывать не собираешься. Вон как зенки на меня вылупил, будто я враг твой кровный… Да только не время сейчас для этого. И не место. Давай мы с тобой сперва присягу свою до конца исполним, убережем императрицу от напасти, а там и свои дела порешаем.

– А давай! – тут же согласился Гришка. Мне показалось, что он даже немного обрадовался моему предложению. – Но только ты тогда, Алеша, расскажи мне как есть: что за напасть-то такая? От чего или от кого мы Марию Николаевну бережем? Она наследника так и не смогла народить, так что теперь даже регентом при нем стать не может – кому ж она помешала-то?

Видно было, что не только сейчас пришли в голову Гришке все эти вопросы, а размышляет он над ними уже некоторое время. Думает, гадает, сопоставляет факты, но не хватает ему пока самой малости, чтобы соединить все в одно целое. И потому не получается у него общей картины, хоть ты тресни!

– Ладно, Григорий, – сказал я, немного подумав. – Коль уж мы с тобой нынче одно дело делаем, то слушай, что я тебе сейчас скажу…

И я рассказал ему все как есть. Нет, тайны Катерины я не коснулся ни единым словом, как и своей собственной – это все Гришку не касалось ни с одной стороны. Но о наследнике, которого Мария Николаевна вынашивала в своем чреве, теперь он знал доподлинно. Как и о тех, кому этот наследник мог помешать.

Когда я начал рассказывать о бывшем лейб-медике Монсее Якове Фомиче, Гришка молчал. Когда же завеса тайны была слегка приподнята, он стал перебивать меня, задавать вопросы, порой совершенно не относящиеся к сути дела, и я отвечал на них: спокойно, обстоятельно, без всякой спешки.

Связавшись со мной, Гришка стал государственным преступником, похитившим государыню. И если о моем участии в этом деле пока никому не было известно, то его роль вряд ли у кого вызывала сомнение. Это именно Орлов сопровождал государыню в церковь Святых праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, это он стоял рядом с ней на богослужении, это он сопроводил ее до исповедальни и прошел туда вместе с ней. И пропал вместе с нею же.

Так кто же тут был главный злодей с точки зрения светлейшего? Конечно же он, Григорий Григорьевич Орлов! И пути назад у Гришки уже не было. Теперь он должен был либо усадить на престол законного наследника, либо погибнуть на этом пути. Впрочем, как, собственно, и я сам…

Когда я закончил свой рассказ, Гришка еще некоторое время сидел, повесив голову ниже плеч, и не говорил ничего. Зато я задал вопрос, который мне казался весьма важным:

– Ну что, Григорий Григорьевич, сможешь ответить мне: если бы ты знал все это там, в церкви, за иконостасом, вошел бы следом за мной в исповедальню? Или не стал бы?

Гришка неопределенно хмыкнул. Сразу не ответил, сперва пальцами похрустел, патлами помотал и только потом сказал:

– Я присягу императору приносил, и всю семье государевой служить обязывался. Про светлейшего князя в присяге моей ни слова не было сказало. И ему на верность присягать ни один Орлов не станет. Он такой же дворянин, как и мы с тобой, камер-юнкер, не лучше и не хуже. И прав на престол Российский он имеет не больше нашего, особливо теперь, когда законный наследник может на свет появиться. Я это знаю, и всегда знал. И потому в исповедальню за тобой вошел бы. Мы, Орловы, не из пугливых, и на большие дела способны. Коли братья мои были бы привлечены к нашему заговору, так дело бы веселее заспорилось. А за нами и весь полк пойдет, потому как мы большой вес в полку имеем. Может, нам стоит с этого начать, как думаешь, Алексей Федорович?

Мне не очень понравилось слово «заговор» в речи Григория. Никакими заговорами до сей поры я не занимался. Я просто спасал свою императрицу и будущего наследника от злых людей, которые как раз и плели заговор против императорской семьи, с целью самим захватить царский престол. Так что не составлял я никаких «заговоров», я просто служил верой и правдой, как и должно настоящему дворянину.

Но Гришка сейчас все правильно говорил. В одиночку нам это дело вряд ли выдюжить. Как бы мы не прятались, какие бы укромные места не искали – рано или поздно нас все равно отыщут. И тогда нам конец. Мне, Гришке, государыне, Кристофу с его принцессой, камер-фрейлине Голицыной – всем! И Катерине тоже конец, потому что светлейший князь Черкасский человек очень расчетливый и осторожный, и он не станет напрасно рисковать, оставляя в живых человека, которому может быть хоть что-то известно о его преступлениях на пути к престолу.

Сам-то он, конечно, считает себя лучшим правителем из всех возможных, и может быть даже так оно и есть… Но лучший – не равно «законный». И присягу ему, как и Гришка Орлов, я приносить никогда не стану. А если весь лейб-гвардии Преображенский полк не станет? А там и Семеновский полк присоединится, а за ним и Измайловский. Светлейшему с его кавалергардами не сладить со всей лейб-гвардией. Да и правда останется за гвардейцами, потому как законный наследник будет с ними. И мать-государыня…

– А ты верно мыслишь, Григорий, – ответил я, подумав. – Лейб-гвардия – великая сила, и всегда у престола находится. Верная опора, если ее никто с толку не собьет. С ее штыками за спиной государыня может с триумфом в столицу вернуться. И вот тогда она во всеуслышание объявит, что носит в себе законного наследника престола.

– И мы с того большие преференции себе поимеем! – воскликнул Гришка.

Но я осадил его взглядом, поднес ему к носу кулак.

– Ты бы не о своих преференциях думал, а как гвардию на свою сторону склонить!

Гришка понюхал мой кулак и, ухмыляясь, отпихнул его в сторону.

– За лейб-гвардию не беспокойся, Алексей Федорович, лейб-гвардию я беру на себя. Тебе даже делать ничего не придется. Мне бы только до братьев своих добраться… Мы, Орловы, весьма способны к составлению всяких там планов! Ну? – Григорий протянул мне руку. – Делаем дело, а, Алексей Федорович?

Не был я уверен, что мне сейчас хочется пожимать Гришке руку. Однако вопрос с поддержкой лейб-гвардии мог решить только он. Вес Орловых в Преображенском полку и в самом деле был немалый. И это действительно был хороший шанс уладить то дело, за которое я взялся. Уладить не миром, нет, но силой, а это зачастую даже лучше, потому что, единожды показав свою силу, можно уже не опасаться, что противная сторона тут же кинется нарушать достигнутые договоренности – ее от этого будет удерживать страх быть битой.

Что ж, деваться некуда, хотя и засела в моем сердце колкая заноза.

– Делаем, Григорий Григорьевич! – я пожал протянутую руку. – Сегодня ты уже отдыхай, не торопись никуда, обдумай все тщательно. Дело к вечеру, а спешка нужна только при ловле блох. А завтра Федька переправит тебя в Петербург, к братьям твоим. Я дам тебе знать, как со мной потом связаться можно будет, чтобы подать сигнал к возвращению государыни в столицу.

Кивнув, Гришка рывком поднялся со скамьи. Но прежде чем выйти из беседки, пальцем указал мне под стол, стоящий в самой его середине:

– Ты поглянь сколько вишни птицы наклевали. А ты говоришь: не дозрела!

И покинул беседку, ни разу не обернувшись.

Я же поднялся со скамьи и заглянул под стол. Там действительно валялись косточки от вишни. Но непохоже было, чтобы ее клевали птицы. Тогда она выглядела бы раздавленной, оставалось бы еще порядком мякоти, а здесь же косточки были просто голые. Да и не стали бы птицы бросать косточки под стол. Они клевали бы ее ягоду прямо на дереве. Или по деревом. Но никак не под столом.

Я подошел к соседней скамье, присел перед ней и осмотрел внимательно сидение. Провел по нему пальцем. Пыли не было. Я совсем уже было собрался выпрямиться и покинуть беседку, как вдруг почувствовал, что в спину мне уперлось острие шпаги. И мрачный голос сказал:

– А ну не двигайся…

Глава 22
Бесплотная стража в благоухающем саду и кое-что о кометах

Я сразу узнал этот голос. И потому очень медленно развел руки в стороны, показывая, что в них ничего нет.

– Не двигаюсь, не двигаюсь, – сказал я, не оборачиваясь. – Пожалуйста, не убивай меня, отважный рыцарь, я тебе еще пригожусь.

И сразу же нырнул под стол, прямо в скопление вишневых косточек. Перекатился, выскочил с противоположной стороны и выхватил шпагу.

– Ах ты, подлый предатель! – воскликнула Санечка, запрыгнула на стол и нанесла рубящий удар, насколько ей позволила не особо высокая крыша беседки.

Я легко отбил этот удар и показал ей язык.

– Промазала. И чему тебя только Гаврила учил!

– Ах, так⁈ А вот так!

Санечка попыталась уколоть меня, но я одним движением выбил у нее шпагу. Потом сунул в ножны свою и учтиво протянул вперед руку. Санечка приняла ее и мягко соскочила со стола на пол, доски под ней визгливо скрипнули.

Мы рассмеялись, и Санечка наконец облапала меня своими тонкими, но удивительно крепкими ручонками. Одета она была в мою старую одежду, в какой когда-то я, четырнадцатилетний, отправился искать счастья в столицу.

Я нежно расцеловал ее в румяные щечки.

– Алешенька, – сказала она, утираясь, – а чего это ты так скоро вернулся из своего Петербурга? Маменька говорила, что раньше следующего лета тебя ждать и не стоит. Что ты там сейчас какой-то большой человек и преступления всяческие расследуешь.

– Дела служебные заставили меня вернуться, Саня, – отвечал я. – Но, к сожалению, ненадолго, и скоро я вновь вас оставлю. Ты уже была в доме?

– Нет пока. А что?

– Гости у нас нынче, Сань. Лизавета к тебе в комнату перебралась, так что делить ее будете, покуда все не разъедутся.

Санечка надула губки.

– С Лизкой? Не хочу с Лизкой! Можно лучше с Олькой? Она мне книжки на ночь читать будет.

Я с легким недоумением пожал плечами.

– Так ты Лизавету попроси, пусть она тебе почитает. А то и сама книгу в руки возьми, не маленькая чай уже.

Санечка подобрала с пола свою шпагу и спрятала ее в ножны. Потянувшись через перила беседки, сорвала с ветки спелую вишню, протерла ее пальцами и забросила в рот.

– Не станет Лизка мне читать, – сообщила Санечка. – У нее свои дела. Все письма кому-то пишет до полночи, а вчера вообще на ночь глядя куда-то из дома убежала.

– Лизавета? Ушла из дома на ночь глядя? – не поверил я. – С чего ты это взяла?

– Сама в окошко видела, как она из дома вышла. Прошла вдоль дома, за угол свернула и пропала. А уж когда вернулась, так я и не знаю. Я у окна просидела, пока часы в гостиной двенадцать раз не пробили, а потом и уснула. Но Лизка к тому времени еще не воротилась.

Санечка ловко выплюнула косточку, и та закатилась под стол, в компанию к другим таким же.

– Так это ты здесь костей наплевала? – спросил я недовольно. – Убирать заставлю.

– Я здесь сто лет не бывала! – замотала головой Санечка, отчего каштановые пряди ее всколыхнулись и разметались по плечам. – Но я видела, как здесь кто-то шляется по вечерам. Наверное, и маменька тоже видела, не зря же она понаставила вокруг бесплотную стражу.

Вот тут я удивился. В первое мгновение показалось даже, что я плохо ее расслышал, и потому переспросил:

– Бесплатную? Что такое бесплатная стража?

– БесплОтная, – поправила меня Санечка. – Ты что, никогда не слышал о бесплотной страже?

– Представь себе, нет! – воскликнул я. – Вся стража, с которой мне приходилось иметь дело, всегда была во плоти и во-от с таким кулаками! – я показал какие кулаки бывают у стражников.

– Нет, – с легким презрением усмехнулась Санечка. – Маменькина стража не такая. Кулаков у нее нет вовсе, но крылья и впрямь большие.

И вновь мне показалось, что я ее плохо расслышал. Я нахмурился.

– Крылья? В своем ли ты уме, Сань? Жар у тебя поди? – Я хотел потрогать ладошкой ее лоб, но она одернулась. – Какие еще крылья?

– А вот пошли покажу! – с вызовом ответила Санечка и сразу же вскочила из беседки. – Пошли-пошли, Фома неверующий!

Она решительно поманила меня рукой, и тогда я вышел следом за ней.

– Ну хорошо, веди меня. Показывай, где у вас тут крылатая стража…

Фыркнув, Санечка размашисто направилась по дорожке вдоль кустов вишни, потом неожиданно нырнула прямо промеж кустов, и я в нерешительности остановился. А Санечка сразу высунула сквозь ветви голову.

– Чего замер? Иди за мной, коли не веришь!

И вновь исчезла в листве. Я полез следом, раздвигая ветви, сделал несколько шагов и едва не врезался Санечке в спину.

Мы стояли на самом краю небольшой лужайки. Солнышко уже клонилось к горизонту, и лучи его сюда не проникали, отчего здесь казалось сумрачно и прохладно. Мне хорошо знакома была эта поляна. В детстве я находил здесь уединение от своих домашних, и даже как-то построил себе прямо посреди поляны шалаш, в котором удобно было прятаться от палящего солнца.

Но никакой бесплотной стражи с большими крыльями тогда здесь, само собой, еще не было.

– Ну? – сказал я громким шепотом, – Что ты хотела мне показать?

– А ты разве сам не видишь? – так же шепотом отозвалась Санечка.

– И что же я должен увидеть?

– Да вот же!

И Санечка рукой указала на дальний край поляны. Я все так же не мог понять, о чем идет речь, и всмотрелся туда, приставив ко лбу ладонь, хотя солнца, как я уже сказал, здесь не было, и ничто меня не слепило. Этот жест был предназначен скорее для самой Санечки, чтобы показать ей, что ее игра принята. Следующие мои слова должны были быть такие: «О Боже, я вижу бесплотную стражу с огромными крыльями! Всем обнажить шпаги, нам предстоит бой!»

Но я ничего подобного не сказал. Потому что в следующее мгновение действительно увидел того, о ком говорила Санечка.

Не было ничего удивительного в том, что я не смог рассмотреть его сразу же. Собственно, если бы я очутился на этой поляне в одиночку, то запросто мог пройти мимо стража и даже не заметить, что он здесь находится.

Потому что он не зря назывался бесплотным. Это не был человек, и не был зверь – это был призрак какого-то неведомого мне демона, неизвестно кем убиенного в какие-то стародавние времена.

Демон был огромен. Его нижние когтистые лапы нависали над травой в двух вершках, а макушка собачьей головы почти сравнялась с самой вершиной притихшего клена. Раза в два он был выше меня, даже если не принимать во внимание того, что он парил над землей, и во столько же раз шире. А то и того больше. Выглядел он так, словно никакой кожи на нем не было вовсе, как будто сорвали с него всю кожу, обнажив опутанные кровеносными сосудами груды мышц. Змеиный хвост плавно покачивался из стороны в сторону, а за спиной были распахнуты на всю ширь перепончатые крылья, какие бывают у летучих мышей.

Местами этот призрак был прозрачен, я видел сквозь него кленовые листья, именно поэтому его очень сложно было разглядеть на фоне деревьев. Но сам он, похоже, замечал абсолютно все. Потому что свою собачью морду держал повернутой в наше сторону, а его светящиеся красным глаза смотрели на меня в упор.

Как только я осознал, что вижу перед собой демона, как только смог различить его на фоне листвы, рука моя сама собой схватилась за рукоять шпаги. И в тот же миг Санечка, словно ожидая этого, повисла у меня на плече.

– Алешенька, не надо! – зашептала она. – Если маменька узнает, что ты ее стража развеял, она нам обоим разнос устроит!

Я выпустил рукоять, не отводя глаз от демона, а он тоже смотрел на меня, слегка пошевеливая крыльями. Тогда я сделал несколько шагов вперед и остановился только прямо перед демоном, рассматривая его с задранной голову.

– Шакус-с-с… – негромко прошипел демон. – Я вижу в тебе его силу. Я вижу Румпеля, его следы… Зачем тебе столько силы, хозяин?

Я понятия не имел каким демоном когда-то был этот призрак, из каких уголков Запределья он был призван в мой сад, но одно я знал точно: если не хочешь неприятностей, то в разговоры с демонами лучше не вступать. И потому отвечать на вопрос не стал, вместо этого спросил сам:

– С какой целью ты здесь находишься, демон?

Демон разразился невнятным шипением, которое означало, видимо, недовольство тем, что я не пожелал отвечать на его вопрос. Но игнорировать мой собственный он не мог, не позволяло наложенное на него заклинание.

– Меня призвала твоя родительница, хозяин. Я должен охранять этот сад от вторжения посторонних…

Так-так-так! Если предположить, что сей призрак говорит правду, то это весьма неплохо. Матушка позаботилась о безопасности и выставила охрану. Весьма надежную причем, ведь ей не нужна пища и не нужен сон. Призраки бодрствуют всегда и очень чувствительны к каждому движению, совершенно невозможно прокрасться мимо них незамеченным. Одно непонятно: от кого матушка таким образом рассчитывала защищаться? От мальчишек деревенских? И можно ли быть уверенным, что призрак ответил мне правду?

– Кого ты считаешь посторонним? – снова задал я вопрос.

И вновь шипение заполонило поляну на какое-то время. Затем страж ответил:

– Любой, незнакомый вашей родительнице, хозяин!

– Как ты с ними поступишь?

– Я отправлю их прочь через переход, который вы называете «тайной тропой».

Ну вот, ситуация, похоже, начинает несколько проясняться. Страж не намерен убивать каждого, кто проникнет в сад без спроса. Так он, во всяком случае, говорит. Для незваных гостей у него найдется неприятный сюрприз в виде небольшого путешествия неизвестно куда. Те же, кто был когда-либо представлен моей матушке, могли прогуливаться здесь без всякой опаски. Собственно, они могли и не заметить присутствия в саду «бесплотного стража». Я и сам смог его рассмотреть, только когда Санечка практически ткнула в него пальцем.

Пятясь, я отошел от стража, взял Санечку под локоть и увел ее с поляны. Выбравшись на дорожку, отряхнул с головы и плеч насыпавшуюся древесную труху, убрал листья с Санечкиных волос и поинтересовался:

– И много здесь таких стражей?

– Я встречала четверых, – отозвалась Санечка. – Но их может быть больше, потому что различить их очень сложно. Я часто бываю в саду и потому наткнулась на них. Но Лизка с Олькой ничего о них не знают. Они по кустам не лазают.

– Откуда ты знаешь, что это матушка их тут поставила?

– А больше и некому! В нашем доме только двое с магией обращаться умеют: ты да маменька. Ты у нас не часто бываешь, значит, остается только маменька.

– И давно тебе известно, что матушка к магии способна?

– С прошлого лета уже. Только маменька слово с меня взяла молчать, потому как запрещено нынче это. Я видела, как она в поле тучи нагоняла, чтобы дождь прошел. Лето сухое было, вот маменька и обеспокоилась, как бы нам без урожая не остаться. А я неподалеку была и видела все. Но никому о том больше не рассказывал. Я бы и тебе не сказала, но ты ведь и сам все знаешь

– Знаю, знаю… Много нового я в последнее время узнал, Саня. Уж и понять не могу, на радость оно мне или на беду.

Я хотел развернуться и пойти по дорожке к дому, но Санечка схватила меня за рукав.

– Алешенька, есть еще одна вещь, о которой ты пока не знаешь! О ней пока вообще никто не знает…

Я заинтересовано прищурился.

– О чем ты, Санечка? Что еще за вещь такая, о которой никто не знает? Говори уже, а то мне как-то тревожно сделалось. Плохое чего?

– Я не знаю. Оно и не плохое, и не хорошее. Оно просто есть и все. Появилось само по себе, без моего желания.

Я уловил в ее голосе толику волнения, и это усилило мою тревогу. Взяв сестру за плечи, заглянул в ее глаза, и нежность теплой волной прокатилась у меня по груди. Улыбнувшись, я чмокнул ее в лоб и легонько щелкнул по вздернутому носику.

– Говори, не бойся. Что там появилось такое, о чем ты никому не рассказываешь?

– А ты не будешь смеяться? – отчего-то шепотом спросила Санечка.

– Да нет, что ты! Когда же я над тобой смеялся?

– Тогда смотри…

И она поднесла к моему лицу раскрытую ладонь. Сначала я и не понял, что она хочет мне показать, и пытался рассмотреть что-нибудь на ее ладошке – маленькой, розовой, с паутинкой линий, по которой гадалки могли бы предсказать ей судьбу. Но ничего на этой ладошке не было, и тогда я взглянул на Санечку вопросительно.

– Что? Я не понимаю.

– Тш-ш! – ответила она. – Сейчас… Смотри…

– Да куда смотреть-то!

– Тш-ш-ш-ш!

И тут я увидел, как на ее ладошке вспыхивает крошечная желтая точка. И тут же начинает разрастаться, дрожа и колыхаясь, как огонек на кончике фитиля свечного огарка. Но он не затухал, а наоборот – набухал, набирал силу, пучился. Сначала стал с голубиное яйца, затем с куриное, и уже через полминуты над ладошкой у Санечке полыхал огненный шар размером с человеческую голову.

Это не был безобидный «лунный маяк», способный лишь осветить путь мирному страннику, нет! Это была самая настоящая «комета гнева» – боевой заряд очень плотно сжатой высокотемпературной плазмы, предназначенной для того, чтобы жечь и убивать, убивать и жечь. Придумать «комете гнева» другое предназначение было сложно, а управлять ей без риска спалить самого себя и окружающих – и того сложнее.

И потому моим первым желанием было отпрянуть самому и одернуть вслед за собой Санечку, чтобы «комета гнева» осталась висеть там, где висела, без всякий связи со своим создателем. Возможно, она еще не успела накопить боевую массу, и тогда был шанс, что ее энергия начнет медленно истекать в окружающее пространство. Воздух вокруг нее нагреется, и может быть, даже трава повянет в радиусе пары саженей, но мгновенного разрыва «кометы» не произойдет. И дом наш останется цел, как, собственно, и мы сами.

Но я остался стоять на месте, потому что Санечка вдруг улыбнулась и сказала:

– Не бойся, он послушный, он ничего тебе не сделает.

– Она… – машинально поправил я сестру.

– Что? Почему?

– Это не «он», это «она». У магов ее называют «комета гнева», и если ты не сможешь с ней совладать, то она легко разнесет все Светозары в пыль.

– Правда? – искренне удивилась Санечка.

– Истинный крест! Бывали такие случаи. Сам я, конечно, не видел, но мне граф Петр Андреевич о них рассказывал.

– Странно, – сказала Санечка. Она легонько подбросила «комету» вверх, перехватила ее пальцами второй руки и опустила почти к самой земле. Удивительно, но «комета гнева» ей беспрекословно подчинялась, хотя я слышал, что без длительного обучения и ряда врожденных навыков управлять ею не так-то просто. – Раньше я называла его «уголек», но коль уж это девочка, то буду называть «кометой». Так даже красивее… «Комета», тебе нравится твое новое имя? – спросила она у шара смертельной плазмы.

Разумеется, «комета» ей не ответила. Он висела над травой, но не опаляла ее, та даже не пожухла. По какой-то неведомой причине «комета» не выпускала наружу свою необузданную энергию, удерживала волну жара в себе, где-то в самой своей сердцевине, а внешняя же ее поверхность лишь слегка истекала теплом.

Я осторожно приблизился и провел рукой над огненным шаром. Идущий от него жар ощущался, но был вполне терпим, и только когда я приблизил ладонь на расстояние менее двух дюймов к пузырящейся поверхности, то почувствовал, что опускать руку еще ниже уже опасно. И поторопился ее одернуть.

– Как ты это делаешь? – спросил я, едва дыша.

– Что именно, Алешенька? – не поняла Санечка.

– Как ты научилась ею управлять?

– Не знаю… Я ничему не училась, я просто чувствую ее. Словно она – это часть меня, как рука или нога, например. Ведь когда мне нужно сделать шаг или взять в руку ложку, я не раздумываю, как нужно это делать, я просто шагаю или беру. Это очень просто.

– А ты можешь сделать так, чтобы она сейчас исчезла? Не взорвалась и не сожгла здесь все к чертовой бабушке, а просто исчезла без следа?

Я говорил очень медленно и проникновенно, чтобы у Санечки не возникло желания произвести какие-то необдуманные действия, которые могли бы привести к взрыву «кометы». Но Санечка вела себя так, словно иметь дело с «кометами гнева» было для нее привычно и даже буднично. Могло показаться, что она целыми днями только тем и занималась, что создавала новые «кометы», игралась с ними, а затем развеивала их, не позволяя произвести никаких разрушений.

Она покрутила пальцами над «кометой» и, к моему большому удивлению, та сразу же с тихим свистом принялась сдуваться, стремительно уменьшившись в размерах, пока не превратилась в светящуюся желтым искорку, зависшую над землей. А потом и эта искорка потухла, даже дымки от нее не осталось. Трава в том месте, где она только что висела, немного пожухла, а вокруг кольцом выпала роса.

– Вот и все, – сказала Санечка, дунув на ладошку. – Я зимой этому научилась, когда на санках с Лысой горы каталась. У меня руки сильно замерзли тогда, и я подумала, что был бы хорошо развести костер. Даже представила себе, как он горит, как дрова трещат, как дымом пахнет… А потом почувствовала, что у меня ладошка на правой руке стала горячей. Я посмотрела на нее и увидела, как над ней начинает разгораться маленький «уголек». Тогда я не знала еще, что это не «уголек», а «комета».

– «Комета гнева», – поправил я.

– Не знала, что это «комета гнева», – кивнула Санечка. – Сначала я испугалась, хотела убежать, но «комета» плыла за мной по воздуху и не причиняла никакого вреда. Она очень послушная и добрая!

Добрая… Святая простота. Просто Санечка ничего не слышала о тех случаях, когда подобными «кометами» разрушали крепости и выжигали дотла целые поселения вместе и всеми жителями.

– Никогда никому не показывай свои «кометы», – сказал я нравоучительно. – И больше не призывай их. В любой момент это может стать опасным, какой бы доброй она тебе сейчас не казалась. Обещай мне это, Сань. Слышишь⁈

Я взял ее за руку и сжал, но Санечка с шипением вырвала ее у меня.

– Больно, черт здоровенный! Жмешь, как медведь!

Она потерла запястье, поглядывая на меня с некоторой обидой.

– Извини, не рассчитал. Я просто очень за тебя испугался. Хочу, чтобы ты понимала, что это все не игрушки. «Комета гнева» – опасное и грозное оружие, и пока никто не должен знать, что ты им владеешь. Хорошо?

– Хорошо, хорошо! Не обязательно было ломать мне руки.

– Извини еще раз. Но я и в самом деле напугался.

– Не бойся, я буду осторожна. Никто ничего не узнает.

– Вот и хорошо… А теперь пошли в дом, пора представить тебя нашим гостям.