Текст книги "1974: Сезон в аду"

Автор книги: Дэвид Пис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава пятая

Рассвет в кафе и мотеле «Редбек», вторник, 17 декабря 1974 года.

Я проездил всю ночь и снова вернулся в это место, как будто сюда вели все дороги.

Я заплатил за две недели вперед и получил то, за что заплатил.

Комната 27, вход со двора, два байкера с одной стороны, женщина с четырьмя детьми – с другой. Здесь не было ни телефона, ни туалета, ни телевизора. Но за два фунта в день мне достались: вид на автостоянку, двуспальная кровать, шкаф, стол, раковина, и – никаких вопросов.

Я запер дверь на два оборота и задернул отсыревшие занавески. Я снял с кровати постельное белье, задрапировал самую плотную простынь поверх занавесок и придавил ее матрасом, прислонив его к окну. Я поднял с пола использованный презерватив и сунул его в недоеденный пакет чипсов.

Я снова спустился к машине, по дороге зайдя отлить в тот самыйтуалет, где я приобрел билет на эту смертельную карусель.

Я стоял там и мочился, не зная точно, был сегодня вторник или среда, но зная, что я подобрался очень-очень близко. Я стряхнул, затем пинком открыл дверь в кабинку, точно зная, что там нет ничего, кроме тающего желтого дерьма и граффитти.

Я обошел здание, зашел в кафе и купил два больших черных кофе с сахаром в грязных одноразовых стаканах. Из багажника «вивы» я вытащил черный мусорный мешок, отнес его и кофе в комнату 27.

Снова закрыв замок на два оборота, я выпил один кофе, после чего вывалил содержимое мусорного мешка на деревянный каркас кровати и начал работать.

Папки и конверты Барри Гэннона были подписаны. Я разложил их по алфавиту на одной половине кровати, затем перебрал содержимое желтого конверта, который дал мне Хадден, и распределил страницы по соответствующим папкам.

Некоторые имена сопровождались титулами, некоторые – званиями, но в основном это были обычные «мистеры». Некоторые из них были мне хорошо известны, некоторые – казались знакомыми, но основная масса имен мне ни о чем не говорила.

На другой половине кровати я разложил свои папки – три маленькие стопки, одна большая: Жанетт, Сьюзан, Клер – и справа – Грэм Голдторп, Крысолов.

В глубине шкафа я нашел рулон обоев. Взяв горсть отцовских булавок, я приколол обои к стене над столом обратной стороной вверх. Жирным красным фломастером я разделил бумажную полосу на пять больших колонок. Над каждой колонкой я написал пять имен красными заглавными печатными буквами: ЖАНЕТТ, СЬЮЗАН, КЛЕР, ГРЭМ и БАРРИ.

Рядом с таблицей я прикрепил карту Западного Йоркшира, взятую из «вивы». Красным фломастером я поставил четыре крестика и нарисовал стрелку в направлении Рочдейла.

Выпив второй стакан кофе, я собрался с духом.

Дрожащими руками я взял конверт, лежавший сверху в стопке Клер. Мысленно прося прощения, я разорвал его и вытащил три больших черно-белых фотографии. С пустым желудком и полным ртом булавок я подошел к своей таблице и аккуратно приколол три фотографии над тремя именами.

В слезах, я сделал шаг назад и взглянул на свои новые обои, на бледную кожу, на светлые волосы, на белые крылья.

Ангел, ч/б.

Три часа спустя с глазами, заплаканными оттого, что им пришлось прочитать, я поднялся с пола комнаты 27.

История Барри: три богатых мужчины – Джон Доусон, Дональд Фостер и третий человек, имени которого Барри не знал или не хотел называть.

Моя история: три мертвых девочки – Жанетт, Сьюзан и Клер.

Моя история, его история – две истории: те же даты, те же места, разные имена, разные лица.

Мистерия, история.

Связующее звено?

Я положил небольшой столбик монет на телефон-автомат в фойе «Редбека».

– Сержанта Фрейзера.

Фойе было желто-коричневым, прокуренным. Через двойные стеклянные двери я смотрел, как какие-то малолетки играли в бильярд и курили.

– Сержант Фрейзер слушает.

– Эдвард Данфорд говорит. До меня дошла новая информация о воскресном вечере, связанная с Барри…

– Какого рода информация?

Я зажал трубку между шеей и подбородком и чиркнул спичкой.

– Это был анонимный звонок. Мне сообщили, что Барри ездил в Морли в связи с Клер Кемплей, – сказал я с сигаретой в зубах.

– Что-нибудь еще?

– Не по телефону.

Рядом с аппаратом шариковой ручкой были нацарапаны слова «Молодой Хер» и шесть телефонных номеров.

– Нам надо встретиться до дознания, – сказал сержант Фрейзер.

На улице снова пошел дождь, и водители грузовиков побежали к кафе и сортиру, натянув пиджаки на головы.

– Где? – спросил я.

– В кафе «Анджело», через час? Напротив ратуши в Морли.

– Хорошо. Но я хочу попросить вас об одолжении. – Я поискал пепельницу, но не нашел и затушил сигарету о стену.

– О каком? – прошептал Фрейзер в трубку. В автомате запикало, и я бросил еще одну монету.

– Мне нужны имена и адреса рабочих, которые нашли труп.

– Какой труп?

– Клер Кемплей. – Я начал считать нарисованные вокруг телефона сердца, пронзенные стрелами.

– Ну я не знаю…

– Пожалуйста, – сказал я.

В одном из сердец кто-то красными чернилами написал «вмести навсигда».

– Почему я? – спросил Фрейзер.

– Потому что я думаю, что ты – порядочный парень, а мне нужна помощь, и я больше не знаю, кого попросить.

Молчание, потом:

– Чем смогу помогу.

– Тогда – через час, – сказал я и положил трубку, тут же снял ее, опустил еще одну монету и набрал номер.

Дез трахает жен зэков.

– Да?

– Скажите Би-Джею, что звонил Эдди, и запишите номер: 276 578. Пусть спросит Рональда Гэннона, комната 27.

Пошел ты, Кен порхатый.

Яположил трубку, снова снял, бросил еще одну монету, набрал номер.

Настоящая любовь – бессмертна.

– Питер Тейлор у аппарата.

– Здравствуйте. Кэтрин дома?

– Она еще спит.

Я посмотрел на отцовские часы.

– Когда она проснется, передайте ей, что Эдвард звонил, – сказал я.

– Ладно, – ответил ее отец так, как будто делал мне хрен знает какое одолжение.

– До свидания. – Я положил трубку, снова снял, опустил свою последнюю монету и набрал номер. В фойе из кафе вошла пожилая женщина, от нее пахло беконом.

– Оссетт, 256 199.

– Мам, это я.

– У тебя все в порядке, родной? Ты где?

Один мальчишка гонялся за другим вокруг бильярдного стола, размахивая кием.

– Да, все нормально. Я по работе.

Пожилая женщина села в одно из коричневых кресел напротив телефона-автомата и стала смотреть на грузовики и дождь.

– Мне, наверное, придется уехать на пару дней.

– Куда?

Парень с кием прижал второго мальчишку к сукну.

– На юг, – сказал я.

– Ты звони мне, ладно?

Женщина громко пернула, мальчишки в бильярдной перестали драться и прибежали в фойе.

– Конечно…

– Эдвард, я тебя люблю.

Мальчишки закатали рукава, приставили губы к рукам и начали ставить себе засосы.

– Я тебя тоже.

Пожилая женщина глядела на грузовики и на дождь, мальчишки плясали вокруг нее.

Я положил трубку.

ЛЮБОВЬ.

Кафе «Анджело», напротив здания администрации Морли, время завтрака – много народу.

Я сидел над второй чашкой кофе, состояние мое было далеко за пределами усталости.

– Тебе что-нибудь взять? – Сержант Фрейзер стоял у стойки.

– Чашку кофе, пожалуйста. Без молока, и две порции сахара.

Я огляделся. Каждый столик охранял забор из заголовков и рекламок: «Торговый дефицит 534 миллиона фунтов стерлингов», «Газ подорожал на 12 %», «Рождественское перемирие ИРА» [23]23
  ИРА – Ирландская республиканская армия, военизированная организация, борющаяся за независимость Ирландии.


[Закрыть], фотография нового Джеймса Бонда. И Клер.

– Доброе утро, – сказал Фрейзер, ставя передо мной чашку кофе.

– Спасибо. – Я допил холодный кофе и глотнул горячего.

– Я сегодня с утра со следователем разговаривал. Он сказал, что дознание придется отложить.

– Неудивительно. Они дали себе слишком мало времени на подготовку.

Официантка принесла комплексный завтрак и поставила его перед сержантом.

– Ну да, ради родственников было бы неплохо закончить все к Рождеству.

– Черт, и правда. Родственники.

Фрейзер нагреб на вилку половину своего завтрака.

– Ты их знаешь?

– Нет.

– Милейшие люди, – вздохнул Фрейзер, подтирая куском хлеба желток и томатный соус.

– Да? – спросил я. Интересно, сколько Фрейзеру лет?

– Тело им отдадут, так что они хоть похоронить его смогут по-человечески.

– Похоронить – и дело с концом.

Фрейзер положил вилку и нож и отодвинул в сторону идеально чистую тарелку.

– Они вроде сказали – в четверг.

– Ясно. В четверг. – Я не мог вспомнить, когда мы кремировали отца: то ли в прошлый четверг, то ли в пятницу.

Сержант Фрейзер откинулся на спинку стула.

– Так что там насчет анонимного звонка?

Я наклонился вперед, понизил голос:

– Ну, как я уже сказал: посреди ночи, черт побери…

– Да ладно тебе, Эдди.

Я поднял глаза на сержанта Фрейзера: светлые волосы, водянистые голубые глаза, опухшее красное лицо, легкий ливерпульский акцент, простое обручальное кольцо. Он был похож на парня, с которым я сидел за одной партой на химии.

– Я могу говорить с тобой откровенно?

– По-моему, у тебя просто нет другого выхода, – сказал Фрейзер, предлагая мне сигарету.

– У Барри был источник, понимаешь? – Я прикурил.

– Ты хочешь сказать – осведомитель?

– Источник.

Фрейзер пожал плечами:

– Ну и?

– Вчера вечером мне позвонили на работу. Не представились. Просто – приезжай в «Радость» на Раундхей-роуд. Знаешь это место?

– Нет! – со смехом сказал Фрейзер. – Ну конечно, блин, знаю. А вот откуда ты, интересно, знал, что это не подстава?

– У Барри было много связей. Широкий круг общения.

– Во сколько это было?

– Около десяти. Так вот, я поехал и встретился с этим парнем…

Фрейзер сидел, наклонившись вперед, положив руки на стол, и улыбался.

– И кто это был?

– Черный парень, имени своего не назвал. Сказал, что был с Барри в воскресенье вечером.

– Как он выглядел?

– Как обычный негр. – Я затушил сигарету и достал еще одну – из своей пачки.

– Молодой? Старый? Высокий? Маленький?

– Черный. Курчавые волосы, большой нос, толстые губы. Что ты еще хочешь от меня услышать?

Сержант Фрейзер улыбнулся.

– Он не сказал, употреблял ли Барри Гэннон спиртное?

– Я спросил его – он сказал, что Барри был выпивши, но не в стельку.

– Где это было?

Я помолчал, думая, что вот здесь-то я и проколюсь к чертовой матери, потом ответил:

– В «Радости».

– Значит, были свидетели? – Фрейзер достал блокнот и стал записывать.

– Ну да – посетители.

– Я полагаю, ты не стал убеждать нашу темную лошадку обратиться со своей информацией к представителям местных правоохранительных органов?

– Нет.

– Дальше?

– Он сказал, что около одиннадцати Барри собрался в Морли. И что это было как-то связано с убийством Клер Кемплей.

Сержант Фрейзер не отрываясь смотрел через мое плечо на дождь и здание городской администрации городской ратуши через дорогу.

– Каким образом?

– Этого он не знал.

– И ты ему поверил?

– Почему бы и нет?

– Да он же тебе голову морочил, черт тебя побери. Барри поехал в Морли по поводу убийства Кемплей в воскресенье, в одиннадцать часов вечера, после косяка в Гайети?

– Да, так он сказал.

– Ну хорошо, как ты считаешь, о чем таком мог знать Гэннон, из-за чего стоило бы приезжать сюда издалека в воскресенье в столь поздний час?

– Понятия не имею. Я тебе просто пересказываю то, что сказал мне этот парень, вот и все.

– И все? – Сержант Фрейзер смеялся. – Хрена с два. Ты же журналист. Я уверен, что ты расспросил его поподробнее.

Я закурил еще одну чертову сигарету.

– Угу. Но я говорю тебе, этот парень в курсе дела, мать его.

– Ну хорошо. Так что, по-твоему, смог выяснить Гэннон?

– Я же тебе сказал: я не знаю. Но это было причиной его поездки в Морли.

– Начальство будет в восторге, – вздохнул Фрейзер.

Официантка унесла чашки и тарелку. Мужчина за соседним столом слушал наш разговор, рассматривая фоторобот кембриджского насильника, которому мог соответствовать кто угодно.

– Ты узнал имена? – спросил я.

Сержант Фрейзер закурил и наклонился вперед:

– Между нами?

– Разумеется, – сказал я и вытащил ручку и лист бумаги из кармана пиджака.

– Два строителя: Терри Джонс и Джеймс Ашворт. Строят новые дома за Уэйкфилдской тюрьмой. По-моему, подрядчик – «Фостерс Констракшн».

– «Фостерс Констракшн», – повторил я, думая: Дональд Фостер, Барри Гэннон, связующее звено.

– Адресов у меня нет, и даже если б были, я их все равно бы тебе не дал. Так что это – все.

– Спасибо. Еще один момент.

Фрейзер встал.

– Ну?

– У кого есть доступ к результатам вскрытия и посмертным фотографиям Клер Кемплей?

Фрейзер сел.

– А что?

– Да просто интересно. То есть я хочу знать, может ли любой полицейский, работающий над делом, посмотреть эти материалы?

– Да, в принципе может.

– А ты их видел?

– Я не работаю над этим делом.

– Но ты же принимал участие в поисках?

Фрейзер посмотрел на часы.

– Да, но штаб по расследованию убийства Клер Кемплей находится в Уэйкфилде.

– Значит, ты не знаешь, с какого момента этот материал стал доступен для любого полицейского?

– А что такое?

– Я всего лишь хочу знать, какие у вас порядки. Мне просто любопытно.

Фрейзер снова встал.

– Нехорошие ты вопросы задаешь, Эдди.

Потом он улыбнулся, подмигнул мне и сказал:

– Мне пора. Увидимся там, через дорогу.

– Ага, – ответил я.

Сержант Фрейзер открыл дверь и обернулся.

– Будем на связи?

– Да. Конечно.

– И никому ни слова, так? – Он почти смеялся.

– Ни слова, – пробормотал я, складывая лист бумаги.

Гэз из спортивного поднимался по ступенькам здания городской администрации.

Я докуривал последнюю сигарету, сидя на ступеньках.

– А ты какого хрена тут делаешь?

– Вот это вежливость, – ответил Гэз, улыбаясь мне своей беззубой улыбкой. – Я, между прочим, свидетель.

– Да?

Улыбка исчезла.

– Без дураков. Я должен был встретиться с Базом в воскресенье вечером, но он не пришел.

– А ты знаешь, что дознание отложено?

– Да ты шутишь? Почему?

– Полиция до сих пор не знает, что он делал в воскресенье вечером. – Я предложил Гэзу сигарету и закурил сам. Гэз торжественно принял сигарету и прикурил.

– Но они, по крайней мере, знают, что он погиб.

Я кивнул.

– Похороны в четверг.

– Ни хрена себе. Так быстро?

– Ага.

Гэз отхаркался и сплюнул на каменные ступеньки.

– Начальника видел?

– Я еще внутрь не заходил.

Он затушил сигарету и стал подниматься по лестнице.

– Надо двигать.

Я сказал:

– Давай, а я тут подожду. Если я им понадоблюсь, они знают, где меня искать.

– Я тебя понимаю.

– Слушай-ка, – крикнул я ему вслед. – Ты о Джонни Келли ничего не слышал?

– Да я полностью в курсе дела, – ответил Гэз. – Какой-то мужик вчера вечером в пабе сказал, что на этот раз он Фостера окончательно достал.

– Фостера?

– Дона Фостера. Председателя «Тринити».

Я встал.

– Дон Фостер – председатель «Уэйкфилд Тринити»?

– Ну да. Ты что с луны свалился?

– Только время потеряли, едрит твою.

Тридцать минут спустя Гэз спускался с Биллом Хадденом по ступенькам здания городской администрации.

– В таких делах торопиться нельзя, Гарет, – сказал Хадден. Без своего письменного стола он выглядел нелепо.

Я встал со своей холодной ступеньки, чтобы поздороваться:

– Ну, по крайней мере, его теперь хоть хоронить можно.

– Доброе утро, Эдвард, – сказал Хадден.

– Доброе утро. Можно вас на минуту?

– Родственники вроде держатся. Я думал, будет хуже, – сказал Гэз, понизив голос и оглядываясь назад, на лестницу.

– Я слышал, – ответил я.

– Очень мужественные люди. Ты хочешь со мной поговорить? – Хадден положил мне руку на плечо.

– Увидимся позже. – Гэз побежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки и приплясывая.

– А что насчет «Кардиф Сити»? – крикнул Хадден ему вслед.

– Мы их прикончим, босс! – крикнул в ответ Гэз.

Хадден улыбался:

– Да, такой энтузиазм не купишь.

– Правда ваша, – ответил я.

– Ну, что у тебя? – спросил Хадден, скрещивая руки на груди, чтобы согреться.

– Я тут подумал, может, мне стоит встретиться с теми двумя рабочими, которые нашли труп, связать все это с гадалкой и добавить небольшую историческую справку о Дьявольском Рве? – Я проговорил это слишком быстро, как человек, у которого было полчаса, чтобы все хорошо обдумать.

Хадден начал поглаживать свою бороду, а это всегда не к добру.

– Интересно. Очень интересно.

– Вы считаете?

– Хм-м. Да, вот только тон меня немного настораживает.

– Тон?

– Хм-м. Этот медиум, эта гадалка – это скорее побочный материал. Приложение. А вот люди, которые нашли труп, – тут я не знаю…

– Но вы же сами сказали, что она знает имя убийцы. Это не приложение, это – материал для передовицы, – бросил я ему в лицо.

– Значит, ты с ними сегодня собирался поговорить? – спросил Хадден, не поддаваясь на мою провокацию.

– Я планировал съездить к ним сейчас, раз уж мне все равно надо в Уэйкфилд.

– Ну ладно, – ответил Хадден и направился к своему «роверу». – Приноси мне все это к пяти, завтра вместе посмотрим.

– Будет сделано, – крикнул я, глядя на отцовские часы.

С атласом «Лидс – Брэдфорд от А до Я» на коленях, с блокнотом на пассажирском сиденье, я объезжал мелкие улочки и переулки Морли.

Я свернул на Виктория-роуд, медленно поехал вперед, остановился перед перекрестком Румз-лейн и Черч-стрит.

Скорее всего, Барри ехал в обратном направлении, в сторону Уэйкфилд-роуд или шоссе М62. Грузовик, наверное, стоял именно здесь, у светофора на перекрестке с Виктория-роуд, и собирался поворачивать направо, на Румз-лейн.

Я стал листать свой блокнот – быстрее, быстрее, назад, на первую страницу.

Вот оно.

Я включил зажигание, выехал на проезжую часть, остановился у светофора. Слева от меня, на другой стороне перекрестка – черная церковь, рядом с ней – школа для младших и средних классов Морли Грандж.

Загорелся зеленый – я продолжал читать.

«На перекрестке Румз-лейн и Виктория-роуд Клер попрощалась с друзьями. Последний раз ее видели, когда она шла по Виктория-роуд в сторону своего дома…»

Клер Кемплей.

Видели последний раз.

До свидания.

Я проехал перекресток; фургон компании «Ко-оп» собирался поворачивать направо, на Румз-лейн.

Грузовик Барри тоже, наверное, стоял здесь, у светофора, на перекрестке с Виктория-роуд, и собирался поворачивать направо, на Румз-лейн.

Барри Гэннон.

Видели последний раз.

До свидания.

Я медленно пополз вдоль Виктория-роуд, сзади сигналили машины, рядом по тротуару скакала Клер в своей оранжевой куртке и красных резиновых сапожках.

«Последний раз ее видели, когда она шла по Виктория-роуд в сторону своего дома».

Спортивная площадка, тупик Сандмид Клоуз, Уинтерборн-авеню.

Клер стояла на углу Уинтерборн-авеню и махала рукой.

Я включил левый поворотник и свернул на Уинтерборн-авеню.

Это был тупик, в котором находились шесть старых многоквартирных и три новых отдельных дома.

У дома номер три под дождем стоял полицейский.

Я сдал задом к одному из новых, отдельностоящих домов, чтобы развернуться.

Я внимательно посмотрел через дорогу на дом три по Уинтерборн-авеню.

Занавески были задернуты.

«Вива» заглохла.

Занавеска дрогнула.

В окне, скрестив на груди руки, стояла миссис Кемплей.

Полицейский посмотрел на часы.

Я поехал прочь.

Строительная компания «Фостерс Констракшн».

Стройплощадка была расположена за Уэйкфилдской тюрьмой, в нескольких метрах от Дьявольского Рва.

Декабрь, промозглый вторник, обеденное время – тишина как на кладбище.

В сыром воздухе еле слышен какой-то мотив.

Я пошел на звук.

– Эй, есть тут кто? – сказал я, оттягивая брезентовый занавес на дверях недостроенного дома.

Четыре мужика жевали бутерброды, прихлебывая чай из фляжек.

– Тебе чего?

– Потерялся, что ли?

– Вообще-то, мне нужны…

– О таких не слыхали, – сказал один.

– Ты журналист, что ли? – спросил другой.

– А что, видно?

– Ага, – сказали все четверо.

– А может быть, вы знаете, где мне найти Терри Джонса и Джеймса Ашворта?

Крупный мужик в спецовке встал, проглотив полбуханки хлеба.

– Ну я Терри Джонс.

Я протянул руку:

– Эдди Данфорд. «Йоркшир пост». Можно с вами поговорить?

Он не заметил мою руку.

– А ты мне заплатить не собираешься?

Все засмеялись в свои фляжки.

– Мы, разумеется, можем это обсудить.

– Если нет, то, разумеется, можешь идти на хер, – сказал Терри Джонс под всеобщий хохот.

– Я серьезно, – запротестовал я. Терри Джонс вздохнул и покачал головой.

– Смелый какой, смотри-ка, – сказал один из них.

– Этот хоть местный, мать его ети, – сказал другой.

– Ну пошли тогда. – Терри Джонс зевнул и прополоскал рот остатками чая.

– Смотри только, чтобы он у тебя раскошелился, – крикнул третий нам вслед.

– Много у вас тут газетчиков побывало? – спросил я, предлагая Терри Джонсу сигарету.

– Парни говорили, что приезжал фотограф из «Сан», [24]24
  «Сан» (Sun) – британская ежедневная желтая газета, популярная среди рабочего класса.


[Закрыть]но мы в то время были в кутузке на Вуд-стрит.

На улице сильно моросило. Я показал на соседний недостроенный дом. Терри Джонс кивнул и повел меня туда.

– Полиция долго вас держала?

– Да нет вообще-то. Хотя в таких случаях они ведь никогда не рискуют.

– А как насчет Джеймса Ашворта?

Мы стояли в дверях, дождь чуть-чуть не доставал до нас.

– А что насчет него?

– Его долго держали?

– Да так же.

– А он сейчас здесь?

– Он болеет.

– Да?

– Зараза какая-то ходит.

– Да?

– Ага. – Терри Джонс бросил сигарету, растоптал ее ботинком и добавил: – Прораб на больничном с четверга, Джимми – вчера и сегодня, да еще пара ребят на прошлой неделе.

Я спросил:

– А кто ее нашел, вы или Джимми?

– Джимми.

– И где она была? – спросил я, глядя на грязь и морось. Терри Джонс отхаркнул массивный комок и сказал:

– Пойдем покажу.

Мы молча пересекли стройплощадку и пошли по тропинке, которая тянулась через свалку параллельно Уэйкфилд-Дюйсбери-роуд. Вдоль края свалки была натянута бело-голубая полицейская лента. Двое полицейских сидели в патрульной машине на другом конце свалки, на стороне дороги. Один из них посмотрел на нас и кивнул Терри Джонсу. Он махнул в ответ.

– Интересно, долго они будут тут нас караулить?

– Понятия не имею.

– До вчерашнего вечера тут везде палатки стояли. Я смотрел вниз, в Дьявольский Ров, на ржавые детские коляски и велосипеды, на плиты и холодильники. Между ними – опавшие листья и консервные банки, они были везде, они тащили всё вниз, в пасть ямы, которая казалась бездонной.

– Вы ее видели?

– Да.

– Черт.

– Она лежала на коляске, на полдороги до дна.

– На коляске?

Он смотрел куда-то вдаль.

– Коляску полицейские забрали. У нее были… ах, мать твою ети…

– Я знаю. – Я закрыл глаза.

– Полицейские сказали, что нам нельзя никому рассказывать.

– Знаю, знаю.

– Но, черт побери… – Он пытался проглотить комок в горле, на глазах у него были слезы. Я подал ему еще одну сигарету.

– Я знаю. Я видел фотографии со вскрытия.

Он показал незажженной сигаретой на отдельно оцепленный участок:

– Одно крыло валялось там, у края ямы.

– Черт.

– Господи Иисусе, как бы я хотел, чтобы мне никогда не доводилось этого видеть.

Я внимательно осматривал Дьявольский Ров. В голове моей крутились фотографии, висевшие на стене в мотеле «Редбек».

– Если бы мне только не пришлось этого видеть, – прошептал он.

– А где живет Джимми Ашворт?

Терри Джонс посмотрел на меня.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Пожалуйста.

– Он все это принял очень близко к сердцу. Он же еще мальчишка.

– Может быть, ему станет легче, если он с кем-то об этом поговорит, – сказал я, глядя на грязную голубую коляску, наполовину сползшую в яму.

– Чушь собачья, – фыркнул он.

– Ну пожалуйста.

– В Фитцвильяме, – сказал Терри Джонс, повернулся и пошел прочь.

Я нырнул под голубую полицейскую ленту и, уцепившись за корень мертвого дерева, повис над Дьявольским Рвом. Я снял с куста белое перышко.

Надо убить час времени.

Я проехал мимо средней школы имени королевы Елизаветы, припарковался и побежал трусцой под дождем обратно в Уэйкфилд, прибавляя ходу вдоль школьного двора.

Надо убить пятьдесят минут.

Был вторник – я пошел гулять по блошиному рынку, куря и промокая до костей, разглядывая детские коляски, велосипеды и выставленное на распродажу имущество умерших людей.

Крытый рынок вонял отсыревшим тряпьем; на месте книжной лавки Джо все еще стояла книжная палатка.

Я посмотрел на отцовские часы, пролистал стопку старых комиксов про супергероев.

Надо убить сорок минут.

В течение трех лет каждым субботним утром в семь тридцать мы с отцом садились в сто двадцать шестой автобус на Оссеттском автовокзале. Отец сидел, держа на коленях пустые сумки, читал «Пост», рассуждал о футболе или крикете, а я мечтал о стопке комиксов, которые всегда получал в награду за то, что помогал Джо.

Так было каждым субботним утром до того субботнего утра, когда Старый Джо не пришел открывать свою лавку. Я стоял и ждал до тех пор, пока отец не вернулся с двумя сумками продуктов, в одной из которых сверху лежал кусок сыра, завернутый в бумагу.

Надо убить тридцать пять минут.

В Акрополисе, в начале Уэстгейта, где мне когда-то нравилась одна из официанток, я заставил себя съесть тарелку йоркширского пуддинга с луковой подливой, которым меня тут же вырвало в маленьком туалете в глубине ресторана, где я всегда мечтал оттрахать ту официантку по имени Джейн.

Надо убить двадцать пять минут.

Я вышел на улицу под дождь и направился к Бул-рингу мимо «Стрэффорд Арме», самого крутого паба на севере, мимо парикмахерской, где моя сестра работала на полставки и встретила своего Тони.

Надо убить двадцать минут.

В «Сильвио», любимом кафе моей матери, где я когда-то в тайне от всех встречался после школы с Рейчел Лайонс, я заказал шоколадный эклер.

Достав промокший блокнот, я начал читать свои скудные записи о Мистической Мэнди.

«Будущее предначертано так же, как и прошлое. Оно не может быть изменено, но оно может помочь нам излечиться от ран настоящего».

Ясидел у окна и смотрел на Уэйкфилд.

Прошлое будущего.

Теперь дождь шел так сильно, что весь город, казалось, стоял под водой. Ямолился Богу, чтобы это произошло на самом деле, чтобы дождь утопил людей и смыл все к чертовой бабушке.

Я убил все время, которое у меня было.

Я допил сладкий горячий чай, оставил эклер и пошел обратно, к Сент-Джонсу, с листиком заварки на губе и перышком в кармане.

Бленхайм-роуд – одна из самых красивых улиц Уэйкфилда. Здесь росли большие мощные деревья и просторные дома стояли в глубине своих собственных маленьких участков.

Номер двадцать восемь не был исключением – большой старый дом, разделенный на несколько квартир.

Избегая луж, я пересек площадку, ведущую ко входу, и вошел внутрь. В окна парадного были вставлены витражные стекла. Во всем доме пахло, как в старых церквях зимой.

Дверь с номером пять находилась на втором этаже, направо.

Я посмотрел на отцовские часы и позвонил. Звонок издал мелодию «Тубьюлар Беллз» Майка Олдфилда, и, когда дверь отворилась, я думал об «Экзорцисте» [25]25
  «Экзорцист» – скандальный фильм режиссера Уильяма Фридкина о нравах современной церкви, США, 2000 год.


[Закрыть].

Женщина средних лет протянула мне руку. Она была одета в деревенскую блузу и деревенскую юбку и, казалось, сошла прямо со страниц «Йоркшир лайф».

– Мэнди Уаймер, – сказала она. Мы обменялись коротким рукопожатием.

– Эдвард Данфорд из «Йоркшир пост».

– Пожалуйста, проходите. – Она вжалась в стену, когда я проходил мимо, затем, оставив входную дверь приоткрытой, пошла за мной по мрачному коридору, на стенах которого висели мрачные картины, в просторную мрачную комнату с большими окнами, за которыми стояли огромные деревья. В углу стоял кошачий туалет с песком, которым пропахла вся комната.

– Пожалуйста, садитесь, – сказала дама, указывая на дальний угол большого дивана, на который было наброшено разноцветное покрывало.

Консервативная внешность этой женщины никак не вязалась ни с восточно-хипповым интерьером, ни с ее профессией.

Очевидно, мне не удалось скрыть свои мысли.

– Мой муж был турок, – сказала она вдруг.

– Был? – переспросил я, включая в кармане диктофон «Филипс».

– Он уехал обратно в Стамбул.

Я не смог сдержаться:

– И вы это не предвидели?

– Я – не гадалка, мистер Данфорд, я – медиум.

Я сел в дальний угол дивана, чувствуя себя полным кретином и не в состоянии придумать, что бы еще сказать.

В конце концов я нашелся:

– Кажется, я не произвел на вас хорошее впечатление.

Мисс Уаймер быстро встала со стула.

– Чаю выпьете?

– С удовольствием, если вам не сложно.

Женщина почти выбежала из комнаты, внезапно остановившись в дверях, как будто на ее пути выросла стеклянная стена.

– От вас так сильно пахнет тяжелыми воспоминаниями, – тихо сказала она, стоя ко мне спиной.

– Простите?

– Смертью. – Она стояла в дверях, ухватившись за дверной косяк, бледная и дрожащая. Я встал.

– С вами все в порядке?

– Я думаю, вам лучше уйти, – прошептала она, сползая по косяку на пол.

– Мисс Уаймер… – Я пошел к ней через комнату.

– Пожалуйста! Нет!

Я протянул руку, пытаясь поднять ее.

– Мисс Уаймер…

– Не трогайте меня!

Я отпрянул. Женщина свернулась калачиком.

– Извините, – сказал я.

– Ой как сильно, – простонала она.

– Что – сильно?

– Ты ведь весь увяз в этом.

– В чем? – закричал я, рассердившись, думая о Би-Джее, о всех днях и ночах, проведенных в наемных квартирах в обществе психически нездоровых людей. – В чем, скажите мне?

– В ее смерти.

Воздух внезапно стал густым и смертельно ядовитым.

– Да что вы такое несете, мать вашу? – Я снова пошел на нее, в ушах у меня стучала кровь.

– Нет! – завопила она, отползая от меня на заднице по коридору, растопырив руки и ноги. Ее деревенская юбка задралась вверх. – О господи, нет!

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – закричал я, бросаясь по коридору за ней вслед. Она с трудом поднялась на ноги, умоляя:

– Пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня в покое.

– Подождите!

Она вбежала в комнату и захлопнула дверь перед моим носом, прищемив на секунду в петле пальцы моей левой руки.

– Старая сука! – заорал я, пиная и колотя закрытую дверь. – Чокнутая сука!

Я остановился, сунул ноющие пальцы в рот и начал сосать их.

В квартире воцарилась тишина.

Я прислонился головой к двери и тихо сказал:

– Мисс Уаймер, пожалуйста…

Из-за двери доносились испуганные рыдания.

– Пожалуйста, мисс Уаймер. Мне нужно с вами поговорить.

Я услышал звуки передвигаемой мебели – она пыталась забаррикадировать дверь шкафами и комодами.

– Мисс Уаймер?

И тут через множество слоев дерева до меня донесся слабый голос, голос ребенка, шепчущегося под одеялом со своим другом.

– Расскажи им о других…

– Простите?

– Пожалуйста, расскажи им и о других.

Я прислонился к дверям, почувствовал вкус лака на губах.

– О каких других?

– О других.

– Каких таких других, мать твою? – закричал я, дергая и выворачивая дверную ручку.

– О тех, кто лежит под этими красивыми новыми коврами.

– Заткнись!

– Под травой, которая проросла в трещинах и между камнями.

– Заткнись! – Кулаки – в дверь, руки – в кровь.

– Скажи им. Пожалуйста, скажи им, где они.

– Заткнись! Заткнись, мать твою!

Голова у двери. Волна шума откатилась. В квартире – тишина и темнота.

– Мисс Уаймер? – прошептал я.

Тишина, темная тишина.

Я вышел из квартиры, облизывая и обсасывая костяшки пальцев, и заметил, что дверь квартиры напротив чуть приоткрылась.

– Не суй свой чертов нос, куда не надо! – заорал я, побежав вниз по лестнице. – Если не хочешь, чтобы тебе его оттяпали к чертовой матери!