Текст книги "1974: Сезон в аду"

Автор книги: Дэвид Пис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Дэвид Пис
1974: Сезон в аду

Часть первая
ЙОРКШИР ЗОВЕТ

Глава первая

– Как всегда – у нас новый лорд Лукан [1]1
  Лорд Лукан – символ неуловимого преступника. Лорд Лукан по прозвищу Счастливчик, британский аристократ, подозреваемый в убийстве гувернантки своих детей и нападении на свою жену. В ночь убийства, 7 ноября 1974 года, лорд Лукан бесследно исчез, и его судьба до сих пор неизвестна.


[Закрыть]мать его, да чертовы вороны, – улыбнулся Джилман так, будто это был лучший день нашей жизни.

Пятница, 13 декабря 1974 года.

Предвкушаю свою первую в жизни передовицу. Свершилось наконец: Эдвард Данфорд, североанглийский корреспондент по уголовным делам. С опозданием на два дня, блин.

Я посмотрел на отцовские часы.

Девять утра – и ни одна сволочь еще не ложилась; прямиком из Пресс-клуба, все еще воняя пивом, в эту преисподнюю.

Конференц-зал полицейского отделения, Милгарт, город Лидс.

Вся чертова компания сидит в ожидании гвоздя программы, ручки наготове, диктофоны на паузе; комната без окон светится от жарких телевизионных софитов и сигаретного дыма, как городской боксерский ринг во время Ночи Ночных Боев; газетчики клянут телевизор, парни с радио сидят смирно и как будто ничего не слышат:

– Футбольная ассоциация – супер.

– Спорю, что она – труп, раз они отдали это Джорджу.

Сзади Халид Азиз, Джека не видать.

Я чувствую, как меня толкают в бок. Опять Джилман, Джилман из «Манчестер ивнинг ньюс» – и из прошлого.

– Слышал про твоего старика, Эдди. Мне очень жаль.

– Да, спасибо, – сказал я, подумав, что новость распространилась чертовски быстро.

– Когда похороны?

Я снова посмотрел на отцовские часы.

– Через пару часов.

– Господи Иисусе. Хадден-таки получит свой фунт кровавого мяса.

– Да, – сказал я, зная, что похороны не похороны, а я эту сволочь Джека Уайтхеда к этому и близко не подпущу.

– Ну, в общем, мои соболезнования.

– Угу.

Чуть позже.

Открывается боковая дверь, все стихает, все замедляется. Сначала детектив и отец жертвы, затем начальник отдела уголовных расследований Джордж Олдман, наконец, женщина-инспектор и мать.

Включаю карманный диктофон «Филипс покет мемо», пока они рассаживаются по местам за пластиковыми столами у двери в комнату, шуршат бумагами, касаются стаканов с водой, смотрят по сторонам, но не на нас.

В синем углу.

Начальник отдела уголовных расследований Джордж Олдман, лицо из прошлого, крупный мужик, густые черные волосы зачесаны назад, чтобы не казались слишком густыми, на бледном лице узор лопнувших сосудов, лиловые паучьи лапки бегут по выбеленным щекам к крыльям его пьяного носа.

Я думаю: его лицо, его люди, его время.

В красном углу.

Мать и отец в мятой одежде, с немытыми головами, он стряхивает перхоть с воротника, она теребит обручальное кольцо, обоих передергивает от воя включаемого микрофона, они гораздо больше похожи на преступников, а не на потерпевших.

Я думаю: а может, вы сами свою дочь убили?

Инспектор прикасается к руке матери, мать оборачивается, смотрит на нее в упор до тех пор, пока та не отводит глаза.

Первый раунд.

Олдман стучит по микрофону и прокашливается:

– Спасибо, господа, за то, что пришли. Ночь сегодня выдалась длинная для всех, в особенности для мистера и миссис Кемплей. День тоже будет длинный, так что говорить мы будем кратко.

Олдман делает глоток воды.

– Вчера, 12 декабря, около четырех часов пополудни, Клер Кемплей пропала, возвращаясь домой из школы Морли Гранж для младших и средних классов. Клер покинула школу без четверти четыре в компании двух одноклассников. На перекрестке улиц Румс и Виктория Клер попрощалась с друзьями. Последний раз ее видели около четырех, она шла по Виктория-роуд в направлении своего дома. Это был последний раз, когда видели Клер.

Отец смотрит на Олдмана.

– Клер так и не вернулась домой, и поэтому вчера ранним вечером полицейское управление Морли начало поиски, в которых участвовали мистер и миссис Кемплей, их друзья и соседи, однако никаких улик, которые могли бы пролить свет на исчезновение Клер, до сих пор не найдено. Клер никогда раньше не пропадала, и мы, разумеется, беспокоимся о ее местонахождении и безопасности.

Олдман снова взял стакан, но сразу отставил.

– Возраст Клер – десять лет. У нее светлые длинные прямые волосы и голубые глаза. Прошлым вечером она была одета в оранжевый непромокаемый плащ, темно-синюю водолазку, светлые джинсы с ярким рисунком в виде орла на левом заднем кармане и красные резиновые ботинки фирмы «Веллингтон». Когда Клер уходила из школы, при ней был полиэтиленовый пакет с эмблемой «Ко-оп» с черными кедами.

Олдман поднял над головой увеличенную фотографию улыбающейся девочки:

– Копии этого недавнего школьного снимка мы раздадим вам после пресс-конференции.

Олдман глотнул воды.

Скрип стульев, шелест бумаг, всхлип матери, остановившийся взгляд отца.

– А сейчас миссис Кемплей хотела бы сделать краткое сообщение в надежде, что кто-нибудь, кто видел Клер вчера после четырех часов дня или располагает какой-либо информацией о ее местонахождении или исчезновении, сообщит о себе и поможет расследованию. Спасибо.

Начальник отдела уголовных расследований Олдман мягко подвинул микрофон к миссис Кемплей.

Конференц-зал взорвался фотовспышками, мать, испуганно моргая, смотрела на нас.

Я уставился на свой блокнот и колесики, мотающие пленку во чреве диктофона.

– Я прошу всех, кто знает, где моя Клер, или кто видел ее вчера вечером: пожалуйста, позвоните в полицию. Клер – очень счастливая девочка, она не стала бы убегать, не предупредив меня. Пожалуйста, если вы знаете, где она, если вы видели ее, пожалуйста, позвоните в полицию.

Сдавленный кашель, потом тишина.

Я поднял глаза.

Миссис Кемплей сидела, закрыв рот руками, закрыв глаза.

Мистер Кемплей встал, потом опять сел, когда Олдман снова заговорил:

– Господа, это вся информация, которой мы располагаем на данный момент, и боюсь, что у нас не остается времени на вопросы. Мы назначили еще одну пресс-конференцию на пять, если до тех пор не будет никаких новостей. Спасибо, господа.

Скрип стульев, шорох бумаг, бормотание превращается в гул голосов, шепот – в слова.

Никаких новостей,мать его.

– Спасибо, господа. Пока это все.

Начальник отдела уголовных расследований Олдман встал и собрался было идти, но никто из сидящих за столом не шелохнулся. Он снова повернулся к свету прожекторов, кивая журналистам, чьих лиц не мог разглядеть.

– Спасибо, ребята.

Я снова уставился на блокнот, на крутящиеся колесики, так и видя, как новость в оранжевом непромокаемом плаще лежит в канаве вниз лицом.

Я опять поднял глаза, один из детективов помогал мистеру Кемплею встать, придерживая его за локоть, Олдман открывал боковую дверь для миссис Кемплей, что-то шепча ей на ухо, от чего она продолжала моргать.

– Вот, возьмите. – Толстый детектив в дорогом костюме раздавал фотографии.

Я почувствовал, как меня толкнули в бок. Снова Джилман.

– Говняное дело, а?

– Ну, – сказал я, глядя на улыбающуюся Клер.

– Бедная курица. Нелегко ей, наверное, пришлось, а?

– Угу. – Я посмотрел на отцовские часы, запястьем чувствуя холод.

– Тебе, похоже, уже хочется свалить.

– Угу.

Шоссе M1, магистраль номер один, на юг из Лидса в Оссетт.

Разгоняю отцовскую «виву» до шестидесяти с лишним под дождем, радио выдает роллеровскую «Шэнг-а-лэнг».

Семь с лишним миль, я повторяю, как мантру:

Мать сделала эмоциональное заявление.

Мать десятилетней девочки выступила с эмоциональным заявлением.

Миссис Сандра Кемплей сделала эмоциональное заявление, опасения нарастали.

Эмоциональное заявление, растущие опасения.

Я остановился у дома моей матери на Уэсли-стрит, в Оссетте, без десяти десять, удивляясь тому, что «Роллеры» так и не обновили аранжировку «Маленького барабанщика», думая, ну давай же, сделай это, и как следует.

По телефону:

– Да, извините. Повторите первый абзац, и готово. Ну хорошо: миссис Сандра Кемплей сделала эмоциональное заявление сегодня утром о возвращении своей дочери Клер на фоне растущих опасений за жизнь этой десятилетней жительницы Морли.

– Следующий абзац: Клер исчезла по дороге домой из школы в Морли вчера ранним вечером, однако продолжавшиеся всю ночь поиски не принесли никаких сведений, касающихся местонахождения девочки.

– Ладно, значит, раньше так и было…

– Спасибо, милая…

– Да нет, я тогда уже закончу, смогу хоть немного отвлечься…

– До встречи, Кэт, пока.

Я положил трубку и глянул на отцовские часы.

Десять минут одиннадцатого.

Я прошел по коридору к задней комнате, думая, что теперь это сделано, и сделано как следует.

Сьюзан, моя сестра, стояла у окна с чашкой чая в руке и смотрела на сад, на моросящий дождь. Моя тетушка Маргарет сидела у стола, перед ней стояла чайная чашка. Тетушка Мадж сидела в кресле-качалке, держа на коленях чашку. В кресле моего отца у буфета не сидел никто.

– Ну что, ты готов? – сказала Сьюзан, не оборачиваясь.

– Угу. Где мама?

– Она наверху, дорогой, собирается, – сказала тетя Маргарет, вставая и забирая со стола свою чашку с блюдцем. – Может, тебе чашечку свеженького налить?

– Да нет, спасибо, не надо.

– Машины скоро придут, – сказала тетушка Мадж, ни к кому не обращаясь.

Я сказал:

– Тогда я пойду соберусь.

– Хорошо, дорогой. Иди тогда. Я тебе чайку приготовлю, когда ты спустишься.

Тетя Маргарет вышла в кухню.

– Как ты думаешь, маме еще нужна ванная?

– У нее спроси, – ответила моя сестра саду и дождю.

Вверх по лестнице, через две ступеньки, как раньше; посрать, принять душ, побриться – и я готов, но лучше бы подрочить по-быстрому и ополоснуться. Вдруг думаю: интересно, читает ли сейчас отец мои мысли?

Дверь в ванную открыта, дверь в материнскую спальню закрыта. На моей кровати – чистая свежевыглаженная рубашка, рядом – черный отцовский галстук. Я включил приемник в виде кораблика – Дэвид Эссекс [2]2
  Дэвид Эссекс – знаменитый британский певец и актер, автор популярной в 1974 году песни «Я сделаю тебя звездой».


[Закрыть]тут же пообещал сделать меня звездой.

Я посмотрел на свое отражение в зеркале на дверце шкафа и увидел, что на пороге комнаты стоит мать в розовой комбинации.

– Я тебе чистую рубашку и галстук приготовила.

– Да, мам, спасибо.

– Ну, как все прошло утром?

– Да ты знаешь, нормально.

– Спозаранку уже по радио передавали.

– Да? – сказал я, пытаясь избежать потока вопросов.

– Похоже, ничего хорошего, а?

– Ага, – ответил я, борясь с желанием соврать.

– Ты видел ее маму?

– Да.

– Бедняга, – сказала мать, закрывая за собой дверь.

Я сел на кровать, прямо на рубашку, и уставился на приклеенный к двери плакат Питера Лоримера [3]3
  Питер Лоример – знаменитый футболист, звездный нападающий команды «Лидс Юнайтед» в 1962–1978 и 1984–1985 годах.


[Закрыть].

Мои мысли неслись со скоростью девяносто миль в час.

Процессия, состоявшая из трех машин, тащилась по Дюйсбери-Каттинг, сквозь негорящие рождественские огни в центре города, потом, повернув, медленно поползла по другой стороне долины.

Отец ехал в первой машине. Мать, сестра и я – в следующей. Последняя была битком набита тетушками, родными и неродными. В первых двух молчали.

Когда мы добрались до крематория, дождь уже начал стихать, зато ветер хлестал наотмашь. Я стоял в дверях, принимая рукопожатия и одновременно пытаясь прикурить сигарету, которая, как последняя сволочь, никак не хотела зажигаться.

Внутри дежурный служитель произнес поминальную речь. Наш семейный священник был занят – он боролся с собственным раком в той самой палате, которую в среду утром освободил мой отец. Так что его начальник-заместитель проводил в последний путь не понятно кого, так как моего отца-портного он перепутал с каким-то плотником. Я был в бешенстве от абсурдности происходящего. Подумать только: эти придурки думали о плотниках.

Я сверлил глазами ящик, стоявший в трех шагах от меня, и представлял себе другой, поменьше. Белая коробка, Кемплей в черном. Интересно, когда они ее в конце концов найдут, священник тоже облажается с панихидой?

Я посмотрел на свои руки, вцепившиеся в холодные деревянные перила, на побелевшие костяшки, на отцовские часы, выглядывающие из-под манжета, и вдруг почувствовал, как кто-то коснулся моего рукава.

В тишине крематория глаза моей матери просили хранить спокойствие, как бы говоря, что человек все-таки старается как может и что детали не всегда имеют значение. Рядом с ней – сестра с размазанной, почти совсем исчезнувшей тушью.

А потом и он исчез.

Я наклонился, чтобы положить молитвенник на пол. Я думал о Кэтрин: может быть, приглашу ее выпить, когда закончу материал по дневной пресс-конференции. Может быть, потом мы снова пойдем к ней. Ко мне мы пойти не могли, во всяком случае сегодня. Нет, бля, все-таки мертвецы не могут читать наши мысли.

Снаружи мои руки опять оказались заняты рукопожатиями и сигаретой. Параллельно я объяснял всем водителям, как ехать обратно к матери.

Я сел в последнюю машину и всю обратную дорогу просидел в тишине, не узнавая ни имен, ни лиц. Наш водитель поехал в Оссетт другой дорогой, и на какой-то момент меня охватила паника: я подумал, что сел не в ту чертову машину. Но потом мы вырулили на Дюйсбери-Каттинг, и я поймал на себе взгляды остальных пассажиров, которые улыбались мне так, будто думали о том же, что и я.

Снова дома. Первым делом звоню в офис.

Ничего.

Ничего – это плохие новости для Кемплеев и Клер, но хорошие для меня.

Двадцать четыре часа истекают, тик-так.

Двадцать четыре часа означают, что Клер мертва.

Я положил трубку, посмотрел на отцовские часы и прикинул, сколько времени мне придется провести с его родней.

Скажем, час.

Обратно но коридору. Я все-таки стал спецкором. И я несу смерть в дом мертвеца.

– Ну так вот, этот чувак с юга. У него, значит, сломалась машина на Мурсе. Он идет на ближайшую ферму, стучит в дверь. Ему открывает старик фермер.

Южанин спрашивает, где тут поблизости гараж. Старик говорит, что не знает. А телефон где? Старик тоже не знает. Южанин говорит: «Слушай, ты чего, вообще, что ли, ничего не знаешь?» – «Может, и не знаю, – говорит старик. – Но ведь не я же заблудился».

Дядя Эрик в центре внимания. Он гордится тем, что выезжал за пределы Йоркшира лишь однажды, и то только для того, чтобы убивать немцев. Когда мне было десять, я видел, как дядя Эрик убил заступом лису.

Я сел на подлокотник пустого отцовского кресла, думая о брайтонских квартирах с видом на море и южных девушках по имени Анна или Софи, а также об утраченном чувстве сыновнего долга, востребованном теперь лишь наполовину.

– Рад, что вернулся, а? – подмигнула мне тетя Маргарет, сунув в руки очередную чашку чая.

Я сидел в центре битком набитой комнаты, пытаясь языком сдвинуть с нёба прилипший к нему кусочек белого хлеба, с удовольствием запивая чаем вкус теплой соленой ветчины, мечтая о виски и в очередной раз думая об отце. О человеке, в восемнадцать лет давшем зарок не пить только потому, что его попросили.

– Вот это да – ну-ка, посмотрите!

Я был так далеко отсюда и вдруг почувствовал: мой час пробил. Почувствовал на себе их взгляды.

Тетя Мадж размахивала газетой, словно пытаясь перебить всех мух в комнате.

Сижу на подлокотнике кресла и чувствую себя мухой.

Мои младшие двоюродные братья ходили за десертом и заодно купили газету. Мою газету.

Мать выхватила ее у тети Мадж и стала листать, пока не нашла раздел объявлений о рождениях и смертях.

Черт, черт, черт.

– Про папу есть? – спросила Сьюзан.

– Нет. Завтра, наверное, будет, – ответила мать, глядя на меня грустными-прегрустными глазами.

–  «Миссис Сандра Кемплей выступила с эмоциональным обращением, умоляя вернуть ей ее дочь целую и невредимую». – Теперь газета оказалась у тети Эди из Алтринчама.

К черту долбаные эмоциональные обращения.

–  «Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии».С ума сойти. – Тетя Маргарет заглядывала в газету из-за плеча тети Эди. Все вокруг стали говорить, что отец очень гордился бы и какая жалость, что он не может разделить со мной радость этого знаменательного дня. Моего дня.

– Я читал все статьи, которые ты написал про этого Крысолова, – сказал дядя Эрик. – Странный все-таки парень.

Крысолов, далеко не первая полоса, подачка с барского стола Джека, мать его, Уайтхеда.

– Угу, – улыбнулся я, кивая во все стороны, представляя, что мой отец сидит в этом пустом кресле у серванта и читает газету с последней страницы.

Меня одобрительно похлопывали по плечу. В какой-то момент газета вдруг оказалась у меня. Я взглянул. «Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии».Больше я не смог прочитать ни строчки.

Газета снова пошла по рукам. Я взглянул на сестру, она сидела в другом конце комнаты на подоконнике, закрыв глаза и прижав руки ко рту.

Она открыла глаза и посмотрела на меня в упор. Я собрался было подняться, хотел подойти к ней, но она вскочила и вышла из комнаты. Я хотел пойти за ней, хотел сказать, что мне жаль, очень жаль, что все это случилось именно сегодня.

– Скоро мы все будем просить у него автограф, а? – со смехом сказала тетя Мадж, подавая мне чашку свежезаваренного чая.

– А для меня он всегда будет маленьким Эдди, – умилялась тетя Эди из Алтринчама.

– Спасибо.

– А вообще-то история, похоже, мерзкая, – сказала тетя Мадж.

– Да, – соврал я.

– Это уже вроде не первая? – спросила тетя Эди, держа одной рукой чашку, другой – мою руку.

– Ой да это уже давно тянется. Помните, была еще эта девчонка из Кастлфорда? – сказала тетя Мадж.

– Ну, ты вспомнила. Тут вот совсем недавно случай был, и, кстати, недалеко от нас, – сказала тетя Эди, глотая чай.

– А, ну да, в Рочдейле. Как же, помню, – сказала тетя Мадж, сжимая блюдце.

– Ее ведь так и не нашли, – вздохнула тетя Эди.

– Правда? – спросил я.

– И никого не поймали.

– Да они никогда никого поймать не могут, – сказала тетя Мадж, обращаясь ко всем присутствующим.

– А я вот помню времена, когда такого вообще не было.

– Первый случай был в Манчестере.

– Угу, – буркнула тетя Эди, отпуская мою руку.

– Исчадие зла, самое настоящее, – прошептала тетя Мадж.

– Подумать только, а ведь люди-то так и ходят себе, как будто ничего не случилось.

– Да, бестолковый все-таки народ.

– Память-то короткая, – сказала тетя Эди, глядя в окно на сад и дождь.

Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии, выскочил из комнаты.

Чертов ливень, как из ведра.

Шоссе M1 обратно в Лидс, движение затруднено из-за грузовиков. Выжимаю шестьдесят пять под дождем. На лучшее моя «вива» не способна.

Местная радиостанция:

–  Продолжаются поиски Клер Кемплей, школьницы из Морли, однако растут опасения, что…

Взгляд на часы, хотя я уже и так знаю: четыре часа, то есть время работает против меня, то есть время работает против нее, то есть времени не остается, чтобы посмотреть материалы по пропавшим детям, то есть на пресс-конференции в пять вопросов не будет.

Черт, черт, черт.

Я свернул с шоссе, не снижая скорости, прикидывая, стоит ли задавать вопросы наугад, здесь и сейчас, без подготовки, исходя лишь из болтовни двух старых теток.

Двое пропавших детей, Кастлфорд и Рочдейл, даты не известны, есть лишь предположения.

Маловероятные предположения.

Нажимаю на кнопку – национальная радиостанция:

–  Шестьдесят семь человек уволены из «Кентиш таймс» и «Слау ивнинг мейл»,Североанглийский профсоюз провинциальных журналистов объявляет забастовку с первого января.

Эдвард Данфорд, провинциальный журналист.

Маловероятные предположения накроются медным тазом.

Я представил себе лицо начальника угрозыска Олдмана и лицо моего редактора, представил, как южная красавица по имени Анна или Софи закрывает дверь квартиры в Челси.

Ты, может, и лысеешь, но это тебе, бля, не Коджак[4]4
  Коджак – герой одноименного американского полицейского сериала (1973–1978), имел характерную лысину.


[Закрыть].

Я припарковался за полицейским отделением Милгарта. Рынок сворачивался, канавы были завалены капустными листами и гнилыми фруктами. Ну так что, рискнуть или не стоит?

Я сжал руль и стал молиться:

ГОСПОДИ, ХОТЬ БЫ ТОЛЬКО НИ ОДИН МУДАК НЕ ЗАДАЛ ВОПРОС.

И, поверите или нет, это была настоящая молитва. Двигатель заглох. Еще одна молитва, не выходя из машины:

ТОЛЬКО БЫ НЕ ОБЛАЖАТЬСЯ.

Вверх по лестнице, через двойные двери, снова в отделение Милгарта.

Грязный пол, желтый свет, пьяные песни и короткие запалы.

Я предъявил свое журналистское удостоверение сидящему на вахте сержанту, он ответил мне кислой улыбкой:

– Отменили. Пресс-служба всех обзвонила.

– Шутишь. Почему?

– Никаких новостей. Завтра будет, в девять утра.

– Ладно. – Я улыбался, радуясь тому, что вопросов не будет.

Сержант ухмыльнулся.

Оглядевшись, я достал бумажник:

– Как насчет спецданных?

Он взял бумажник, вытащил пятифунтовую купюру и вернул его мне:

– Этого вполне хватит, сэр.

– Ну и?

– Ничего.

– Ты, мать твою, у меня пятерку взял!

– Пятерка говорит, что она мертва.

– Первая полоса за мной, – сказал я, выходя на улицу.

– Джеку привет.

– Отвали.

– Я ж любя.

17:30

Редакция.

Барри Гэннон сидит за своими коробками, Джордж Гривз спит, уткнувшись носом в стол, Гэз из спортивного несет какую-то херню.

Никаких следов Джека, мать его, Уайтхеда.

И слава тебе господи.

Черт, где же эта сволочь?

Паранойя:

Я – Эдвард Данфорд, спецкорреспондент по криминальной хронике Северной Англии, и это написано в каждом долбаном номере газеты «Ивнинг пост».

– Ну как все прошло? – Кэтрин Тейлор – свежезавитые локоны, уродливый бежевый свитер – встала из-за стола и тут же снова села.

– Лучше не бывает.

– Лучше не бывает?

– Да. Просто супер. – Я не смог сдержать улыбки.

Она не улыбалась:

– Что случилось?

– Ничего.

– Ничего? – Она была совершенно ошарашена.

– Все отменилось. Они еще ищут. Пока ничего.

Я вывернул карманы и выложил их содержимое на ее стол.

– Я имела в виду похороны.

– А-а.

Я взял со стола сигареты.

Вокруг звонили телефоны, стучали машинки.

Кэтрин смотрела на мой блокнот, лежащий на ее столе:

– И что они думают?

Я одним движением снял пиджак, взял ее кружку с кофе и закурил:

– Она мертва. Слушай, у начальника что, совещание?

– Не знаю. По-моему, нет. А что?

– Хочу, чтобы он пробил мне интервью с Олдманом. Завтра утром, до пресс-конференции.

Кэтрин крутила в руках мой блокнот.

– Размечтался.

– А может, ты с Хадденом поговоришь? Ты ему нравишься, – сказал я, забирая у нее блокнот.

– Смеешься, что ли?

Мне нужны были факты, голые чертовы факты.

– Барри! – крикнул я поверх головы Кэтрин, пытаясь перекричать телефоны и пишущие машинки. – Можно тебя на минутку, когда освободишься?

Барри Гэннон из-за кипы папок:

– Можно, если нужно.

– Спасибо.

Я вдруг почувствовал на себе взгляд Кэтрин. Похоже, она была в бешенстве.

– Она мертва?

– Кровавое тело – важное дело, – сказал я, пробираясь к столу Барри и ненавидя самого себя.

Я обернулся:

– Кэт, не надо, а?

Она встала и вышла из комнаты.

Твою мать.

Я прикурил новую сигарету от старой.

Барри Гэннон, костлявый, холостой, одержимый, завалившийся листами исписанной бумаги. Я присел на корточки у его стола. Он жевал карандаш:

– Ну?

– Нераскрытые дела по пропавшим детям? Один случай в Кастлфорде, другой в Рочдейле. А вдруг…

– Да, были такие. Рочдейл мне надо проверить, а Кастлфорд – это тысяча девятьсот шестьдесят девятый. Первый человек на Луне. Жанетт Гарланд.

Отлично.

– И ее так и не нашли?

– Нет. – Барри вытащил карандаш изо рта и уставился на меня.

– У полиции могут быть какие-то данные?

– Сомневаюсь.

– Ну, пора за дело. Спасибо тебе.

– Есть за что, – подмигнул он.

Я встал.

– Как Доусонгейт?

– Да хрен его знает, – ответил Барри, уже уткнувшись с серьезным видом в свои бумажки с цифрами и жуя карандаш.

Черт. Намек понят.

– Спасибо, Барри.

Я был уже почти у своего стола, когда Кэтрин вошла в комнату, пряча улыбку, а Барри крикнул мне:

– Ты сегодня в Пресс-клуб собираешься?

– Если справлюсь со всем этим.

– Я тебя там найду, если вдруг мне что-нибудь еще на ум придет.

Я – больше удивлен, чем благодарен:

– Спасибо, Барри. Я ценю.

Кэтрин Тейлор – ни тени улыбки:

– Мистер Хадден назначил своему корреспонденту по криминальной хронике Северной Англии встречу ровно в семь.

– А ты назначишь встречу своему корреспонденту по криминальной хронике Северной Англии?

– В Пресс-клубе, если это необходимо, – улыбнулась она.

– Необходимо, – подмигнул я.

Прямо по коридору – в архив.

Вчерашние новости.

Железные круглые коробки.

Тысяча «Руби Тьюздей». [5]5
  «Руби Тьюздей» – знаменитый хит «Роллинг стоунз» 1967 года.


[Закрыть]

Я взял бобины и сел к экрану, перебирая микрофильмы.

Июль, 1969.

Я быстро прокрутил запись.

Спецподразделение «Б», [6]6
  Спецподразделение «Б» – полицейский отряд, наспех собранный британским правительством в Ольстере в 1969 году с целью подавления выступлений католиков-сепаратистов.


[Закрыть]Бернадетт Девлин, [7]7
  Бернадетт Девлин-Макалиски – политический деятель, основательница Партии народной демократии в Ирландии.


[Закрыть]Уоллес Лоулер [8]8
  Уоллес Лоулер – политический деятель, член либеральной партии.


[Закрыть]и дело Касл. [9]9
  Барбара Касл – первый секретарь британского правительства, предложившая в 1969 году непопулярную программу политических, экономических и социальных реформ.


[Закрыть]

Уилсон, Уилсон, Уилсон. [10]10
  Гарольд Уилсон – премьер-министр Великобритании в 1964–1970 и 1974–1976 годах, лейборист.


[Закрыть]Как будто никакого Теда [11]11
  Тед, сэр Эдвард Хит – премьер-министр Великобритании в 1970–1974 годах, политический противник и преемник Гарольда Уилсона, консерватор.


[Закрыть]не было и в помине.

Сплошной Джек, мать его, Уайтхед, куда ни плюнь.

Я в Брайтоне, на расстоянии двух тысяч световых лет от дома.

В розыске.

Есть.

Я начал писать.

– Итак, я просмотрел все файлы, поговорил с людьми, позвонил в Манчестер и думаю, что у нас кое-что есть. – Мне хотелось, чтобы редактор оторвался наконец от пачки чертовых футбольных фотографий, лежавших на его столе. Билл Хадден взял в руки лупу и спросил:

– Ты поговорил с Джеком?

– Его сегодня не было, – сказал я, мысленно благодаря Бога.

Я сел поудобнее и уставился в окно; с десятого этажа Лидс казался черным пятном.

– Ну так и что у тебя есть? – Хадден разглядывал фотографии в лупу, поглаживая серебристую бороду.

– Три весьма сходных случая…

– Короче?

– Три пропавшие девочки. Одной восемь лет, двум другим – по десять. 1969-й, 1972-й, вчера. Все они пропали в двух шагах от дома и в нескольких милях друг от друга. Похоже на новый Кэннок [12]12
  Кэннок – здесь: одно из самых громких уголовных дел в истории Англии, связанных с похищением и убийством малолетних. В период с 1966-го по 1968 год в районе Кэннок Чейс были убиты три девочки в возрасте от 5 до 7 лет.


[Закрыть].

– Надеюсь, ты прав.

– Я тоже.

– Я пошутил. Извини.

– А-а. – Я снова сменил позу.

Хадден продолжал пялиться на черно-белые фотографии.

Я взглянул на отцовские часы: восемь, бля, тридцать.

– Ну, что скажете? – Я не скрывал раздражения.

Хадден держал в руке черно-белый снимок с какими-то футболистами, одного я узнал: Гордон Маккуин завис в прыжке, как бы пытаясь взять пас головой. Мяча не было.

– Ты тоже этим занимаешься?

– Нет, – соврал я. Мне не нравилась игра, в которую мы играли.

– «Найди мяч», – сказал Билл Хадден, главный редактор. – Вот ради чего тридцать девять процентов рабочих мужского пола покупают эту газету. Что ты на это скажешь?

Скажу что хочешь, только отвяжись.

– Интересно. – Я снова соврал, подумав совершенно другое: тридцать девять процентов рабочих мужского пола просто посмеялись над теми, кто проводил твое долбаное маркетинговое исследование.

– А что ты на самом деле думаешь? – Хадден снова разглядывал фотографии, лежащие на его столе.

Застал врасплох.

– О чем? – тупо спросил я.

Хадден посмотрел на меня:

– Ты серьезно считаешь, что это может быть один и тот же человек?

– Да. Думаю, что да.

– Ладно. – Хадден положил свою лупу.

– Начальник угрозыска Олдман примет тебя завтра. И он таким разговорам не обрадуется. История с маньяком-детоубийцей нужна ему меньше всего. Он попросит тебя не писать эту статью. Ты согласишься и увидишь, как он будет тебе благодарен. А благодарный начальник угрозыска не помешает ни одному криминальному корреспонденту Северной Англии.

– Но… – Моя рука неловко застыла в воздухе.

– Но ты все равно займешься этим делом и подготовишь материал по жертвам в Рочдейле и Кастлфорде. Возьми интервью у родителей, если они захотят с тобой встретиться.

– Но зачем, если…

Билл Хадден улыбнулся:

– Человеческий интерес, взгляд в прошлое пять лет спустя, и все такое. И тогда, если ты прав, мы обойдем всех уже на старте.

– Ясно. – Я чувствовал себя так, как будто мне вручили долгожданный рождественский подарок, но не того цвета и размера.

– Ты завтра на Джорджа Олдмана не дави, – сказал Хадден, поправляя очки на носу. – У редакции прекрасные отношения с нашей новой городской полицией Западного Йоркшира. Я бы хотел, чтобы такими они и оставались. Особенно сейчас.

– Разумеется.

Интересно, почему «особенно сейчас».

Билл Хадден откинулся в большом кожаном кресле, закинув руки за голову.

– Ты не хуже меня знаешь, что вся эта история может закончиться завтра. Во всяком случае к Рождеству все это уже точно травой порастет.

Я встал, понимая, что мне пора. Я думал: как же ты не прав.

Редактор снова взял в руки лупу.

– Нам все еще приходят письма по Крысолову. Молодец.

– Спасибо, мистер Хадден. – Я открыл дверь.

– Обязательно попробуй как-нибудь на досуге, – сказал Хадден, постукивая по одной из фотографий. – Тебе понравится.

– Спасибо, я попробую, – я закрыл дверь.

Уже из-за двери:

– И не забудь поговорить с Джеком.

Раз, два, три, четыре, пять – вышел мальчик погулять.

Пресс-клуб, под надзором двух каменных львов, в самом центре Лидса.

Пресс-клуб, двенадцатый час ночи, народу много – рождественский сезон.

Пресс-клуб, вход только для своих.

Эдвард Данфорд – свой. Вниз по лестнице – и внутрь. Кэтрин – у стойки, рядом с ней – пьяный незнакомец, она смотрит на меня.

У пьяного заплетается язык:

– Ну, и первый лев говорит второму: «…Тишина-то какая, мать твою!»

Я перевел глаза на настоящую сцену, где женщина в платье из перьев во всю глотку выдавала «Мы только начали». Два шага вправо, два шага влево, по самой маленькой сцене на свете.

От волнения сводит желудок, перехватывает дыхание, в руке – виски с водой, над головой – мишура и фонарики, в кармане – какие-то бумажки. Я чувствую: ЭТО ОНО.

Барри Гэннон помахал мне, выставив руку с сигаретой из клубов тяжелого дыма. Взяв коктейль и оставив Кэтрин, я подошел к его столу.

Барри Гэннон ведет собрание:

– Сначала обокрали Уилсона, а через два дня исчез Джон, блин, Стоунхаус. [13]13
  Джон Стоунхаус – член правительства Гарольда Уилсона, после политического поражения Уилсона в 1974 году бежал в Австралию, инсценировав самоубийство.


[Закрыть]

– Ты еще про Счастливчика не забудь, – ухмыльнулся старожил Джордж Гривз.

– А как насчет этого чертова Уотергейта? [14]14
  Уотергейт – громкий политический скандал в США в 1973–1974 годах, в результате которого президент Ричард Никсон ушел в отставку.


[Закрыть]– засмеялся Гэз из спортивного; Барри явно нагонял на него тоску.

Я сел на чей-то стул. Кивки со всех сторон: Барри, Джордж, Гэз и Пол Келли. За соседним столом – толстяк Бернард и Том из Брэдфорда. Приятели Джека. Барри допил свою пинту:

– Все в этом мире взаимосвязано. Покажи мне две вещи, не имеющие никакого отношения друг к другу.

– «Стоук Сити» [15]15
  «Стоук Сити» – футбольная команда из одноименного города Великобритании, в 1974 году не прошедшая в чемпионат Первой лиги.


[Закрыть]и чемпионат Лиги, мать его, – снова заржал Гэз, наш спорт-гуру, прикуривая очередную.

– Ну что, завтра – большая игра? – сказал я, футбольный болельщик средней активности.

Гэз, с нешуточной яростью во взгляде:

– Если дело пойдет, как на прошлой неделе, мясорубка будет та еще.

Барри встал:

– Кому еще чего-нибудь из бара принести?

Со всех сторон кивки и одобрительное похрюкивание. Гэз и Джордж, похоже, решили всю ночь напролет трепаться про «Лидс юнайтед». Пол Келли поглядывал на часы, качая головой.

Я встал, одним глотком допил виски:

– Давай подсоблю.

У дальнего конца стойки Кэтрин болтает с барменом и машинисткой Стеф.

Откуда ни возьмись – Барри Гэннон:

– Ну, и что у тебя за план?

– Хадден пробил мне интервью с Джорджем Олдманом. Завтра утром.

– Так что же ты не радуешься?

– Он не хочет, чтобы я давил на Олдмана по части нераскрытых дел. Сказал мне, чтобы я собирал пока всякое предварительное дерьмо и поговорил с родственниками, если они согласятся.

– Поздравляю вас с Рождеством, дорогие родители пропавшего, скорее всего, мертвого ребенка. Санта-Эдди с удовольствием напомнит вам об этом кошмаре.

Мой ход:

– Да ладно, они все равно будут следить за делом Клер Кемплей, так что воспоминаний и без меня будет достаточно.