Текст книги "МИР ТЕСЕН"

Автор книги: Дэвид Лодж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Возможно, кто-то из вас знает, что я живу в городе, известном своими барами и ночными клубами со стриптизершами. И, как мне говорили, – сам-то я по таким заведениям не хожу, – как мне говорили люди знающие, например устроитель нашей конференции, мой старый друг Филипп Лоу, завсегдатай этих клубов (тут иные слушатели, оскалив зубы, обернулись на Филиппа Лоу, а он покраснел до корней серебристых волос), девушки сбрасывают одежды прямо на глазах у посетителей еще до начала танца. Но это отнюдь не стриптиз, а скорее женская раздевалка или танцевальный эквивалент интерпретационного заблуждения относительно раскрываемости смысла, согласно которому, срывая с художественного текста его риторические одежды, мы якобы обнаруживаем под ними голые, лежащие в его основе факты. Более действенную метафору процесса чтения текста нам предлагает классическая традиция стриптиза, восходящая к танцу Саломеи с семью покрывалами и более ранним мифам, которая продолжает жить в девальвированных формах в притонах вашего Сохо. Танцовщица дразнит публику, а текст – читателя, обещая ему полное откровение, которое, впрочем, откладывается до бесконечности. Покрывало за покрывалом, одежда за одеждой постепенно сбрасываются, но возбуждает отнюдь не процесс раздевания, но его отсрочивание, поскольку, как только тайное становится явным, интерес к нему пропадает и мы жаждем новой тайны. Увидев на девушке нижнее белье, мы хотим видеть ее тело, увидев ее груди, мы желаем видеть ягодицы, увидев ягодицы, желаем лицезреть лобок – на этом танец заканчивается, но удовлетворено ли наше любопытство, исполнено ли наше желание? Конечно нет. Вне поля зрения остается влагалище, скрытое в теле девушки под лобковыми волосами, но даже если она раздвинет перед нами ноги (в этот момент несколько участниц конференции, хлопнув дверью, покинули аудиторию), мы по-прежнему не получим удовлетворения, которое обещает нам стриптиз. Заглянув во влагалище, мы обнаружим, что в созерцании прекрасного оказались по ту сторону удовольствия. Вглядываясь в матку, мы возвращаемся к тайне нашего собственного рождения. Таков и процесс чтения. Попытки проникнуть в сердцевину текста, раз и навсегда овладеть его смыслом – тщетны, поскольку там мы обнаружим лишь самих себя, а не творение искусства. Фрейд заметил, что неукротимая жажда чтения, – а я полагаю, что большинство присутствующих заядлые книгочеи, – это замещенное желание видеть материнские гениталии (тут один молодой человек в аудитории потерял сознание и был вынесен на свежий воздух), но главная моя идея, с которой может не согласиться Зигмунд Фрейд, самым непосредственным образом связана с понятием замещения. Читать – значит целиком и полностью отдать себя во власть бесконечного процесса замещения нашего любопытства и нашего желания, переходя от одного предложения к другому, из одного сюжета в другой, с одного повествовательного уровня на другой. Текст перед нами разоблачается, но не позволяет завладеть собой, и вместо желания обладать им мы должны получать удовольствие от того, что он нас дразнит.

Далее Моррис Цапп подкрепил свои идеи примерами из классической английской и американской литературы. Когда он закончил, слушатели наградили его жидкими хлопками.

– Приступаем к обсуждению доклада, – объявил Руперт Сатклиф, с опаской оглядывая публику поверх очков. – Есть желающие высказаться?

В аудитории установилась затяжное молчание. Потом с места поднялся Филипп Лоу.

– Я выслушал твой доклад с большим интересом, Моррис, – начал он. – С большим интересом. За то время, что мы не виделись, твой интеллект не утратил присущих ему блеска и остроты. И все-таки я с сожалением отмечаю, что за эти годы и ты заразился вирусом структурализма.

– Я бы себя структуралистом не назвал, – прервал его Моррис Цапп. – Скорее постструктуралистом.

Филипп Лоу нетерпеливым жестом дал понять, что столь тонкие различия его не беспокоят.

– Я имею в виду твой глубокий скептицизм касательно возможности достичь достоверного знания о чем бы то ни было, который я связываю с тлетворным влиянием теорий, насаждаемых учеными с европейского континента. А ведь были времена, когда чтение книг считалось сравнительно простым занятием, которому обучают в начальной школе. Теперь же это относят к разряду сокровенной тайны, в которую посвящается лишь немногочисленная элита. Я всю свою жизнь читаю книги ради того, что в них написано, – по крайней мере, мне всегда казалось, что именно это я и делаю. И вот получается, что я делаю что-то не то.

– Ты заблуждаешься не относительно того,чтоты пытаешься делать, – сказал Моррис, раскуривая погасшую сигару, – но относительно того, что ты вообщепытаешьсяэто делать.

– У меня есть только один вопрос, – сказал Филипп Лоу. – Скажи мне положа руку на сердце, есть ли смысл обсуждать твой доклад, если, согласно твоей же теории, мы будем обсуждать не то, что ты сказална самом деле,но наши смутные воспоминания или собственное истолкование того, что ты сказал?

– Смысла никакого нет, – не моргнув глазом сказал Моррис, – если под смыслом ты понимаешь намерение достичь какой-то конкретной истины. Но когда нам удавалось прийти к этому на подобных дискуссиях? Скажи честно, приходилось ли тебе бывать на такой лекции или семинаре, чтобы в аудитории нашлись хотя бы два человека, которые одинаково восприняли прозвучавшее выступление?

– Но тогда есть ли хоть какой-нибудь смысл во всем этом?! – воскликнул Филипп, воздев к небесам руки.

– Смысл, без сомнения, состоит в том, чтобы поддерживать институт академических исследований. Свое положение в обществе мы укрепляем, исполняя определенные ритуалы, равно как и любые другие группы тружеников сферы дискурса – юристы, политики, журналисты. И поскольку на сегодня, как мне представляется, мы исполнили наш долг, то не прерваться ли нам, чтобы чего-нибудь выпить?

– Боюсь, нам придется ограничиться чаем, – радостно сказал Руперт Сатклиф, уцепившись за возможность быстро свернуть дискуссию. – Спасибо вам большое за ваш э-э-э… вдохновляющий и наводящий на размышления доклад.

– «Вдохновляющий и наводящий на размышления» – старикан прямо в точку попал, – сказал Перс Анжелике, выходя с ней из аудитории. – А ваша мама не против, что вы посещаете места, где звучат подобные речи?

– По-моему, было интересно, – ответила Анжелика. – Разумеется, все это восходит к Пирсу.

– Ко мне?

– Пирс. Американский философ. Он что-то писал о невозможности извлечь смысл из-под покровов его репрезентаций. И было это еще до Первой мировой войны.

– В самом деле? Должен вам сказать, Анжелика, вы потрясающе начитанная девушка. Где вы учились?

– В разных местах, – уклончиво ответила она. – В основном в Англии и Америке.

В коридоре они наткнулись на Руперта Сатклифа и Филиппа Лоу, которые взволнованно переговаривались с Бобом Басби, очевидно, о билетах в театр.

– Вы идете сегодня в театр? – спросила Анжелика.

– Я не записался. Даже не знаю, какой будет спектакль.

– По-моему, «Король Лир».

– Так вы идете? – озабоченно спросил Перс. – А как же мое стихотворение?

– Ваше стихотворение? Ах ты, господи, чуть не забыла. В десять вечера на последнем этаже, да? Я постараюсь сразу же вернуться. Профессор Демпси предложил подвести меня на машине, это будет быстрее.

– Демпси? Вы с ним поосторожнее. Он охотится за молодыми девушками, такими как вы. Сам мне говорил.

Анжелика рассмеялась:

– Не волнуйтесь, я уже взрослая.

В профессорской сидел Моррис Цапп и в одиночестве пил чай. Другие участники конференции держались на расстоянии, установив вокруг него нечто вроде санитарного кордона. Анжелика решительно направилась к американцу.

– Мне очень понравился ваш доклад, профессор Цапп, – сказала она с большим энтузиазмом, чем мог ожидать или одобрить Перс.

– Спасибо, Ал, – ответил ей Моррис Цапп. – Я с не меньшим удовольствием прочел его. Впрочем, я, похоже, оскорбил аборигенов в лучших чувствах.

– В своей докторской диссертации я разрабатываю тему любовного романа, – сообщила ему Анжелика, – и мне показалось, что многое из того, что вы сказали, применимо и к этому жанру.

– Само собой разумеется, – ответил Цапп. – Эта теория применима к чему угодно.

– Прежде всего, это идея любовного романа как повествовательного стриптиза, бесконечное заигрывание с читателем, постоянные оттяжки полного разоблачения, которое так и не происходит, а если происходит, то лишает нас возможности наслаждаться текстом…

– Именно так, – подтвердил Моррис Цапп.

– Собственно говоря, в любовных романах немало и настоящего стриптиза.

– Правда? – спросил Моррис. – Наверное, так оно и есть.

– Например, у Ариосто героини вечно теряют одежды, а герои, которые приходят им на помощь, с вожделением подглядывают за ними.

– Я уж и не помню, когда читал Ариосто, – сказал Моррис Цапп.

– И конечно, в «Королеве фей»[13]13
  ¹Поэма Эдмунда Спенсера.


[Закрыть]– две девушки в фонтане у Беседки Наслаждений…

– Пожалуй, мне стоит все это перечитать, – сказал Моррис Цапп.

– И потом в «Кануне Святой Агнессы»[14]14
  ²Поэма Джона Китса.


[Закрыть]Порфиро, тайно наблюдающий, как раздевается Маделина, – Да, «Канун Святой Агнессы»… – И Джеральдина в «Кристабели»[15]15
  ³Поэма Сэмюэла Тейлора Колриджа.


[Закрыть]Л… – Точно, в «Кристабели»…

Разговор прервал подошедший Филипп Лоу: «Моррис, надеюсь, ты не в обиде, что я на тебя набросился?» – Нет-нет, ради бога, Филипп! Vive lе Sроrt![16]16
  ⁴Да здравствует спорт!(фр.)


[Закрыть]

– Ты видел, что все сидели и помалкивали, а меня такие вещи очень беспокоят, я уверен, что эта проблема достигла критической стадии… – Увидев, что Анжелика деликатно сделала шаг назад, Филипп Лоу внезапно прервал речь: Извините, я, кажется, вам помешал?

– Нет-нет, мы закончили, – поспешила возразить Анжелика. – Большое спасибо за помощь, профессор Цапп.

– Всегда пожалуйста, Ал.

– Вообще-то меня зовут Анжелика, – улыбнувшись, сказала она.

– Вот как, а я думал, что Ал – это уменьшительное имя. Если понадобится моя помощь – дайте мне знать.

– Ну чем он вам помог? – недовольно сказал Перс, принимаясь за чай с печеньем. – Идеи были ваши, примеры – тоже.

– Да, но к ним меня подтолкнул доклад.

– А вы сказали, что он все списал у моего тезки.

– Я вовсе не говорила, что он списал. Просто у Пирса были похожие идеи.

– А почему вы не сказали об этом Цаппу?

– С профессорами надо обращаться бережно, – сказала Анжелика, лукаво улыбнувшись. – Немного лести тоже не помешает.

– Ах, Анжелика! – Между молодыми людьми вклинился ярко-синий костюм. – Мне бы хотелось обсудить с вами идеи Якобсона, о которых вы так интересно говорили, – сказал Робин Демпси. – Мы не можем позволить, чтобы МакГарригл не отпускал вас от себя до окончания конференции.

– Мне так или иначе надо повидаться с доктором Басби, – сказал Перс и с достоинством покинул профессорскую.

Боба Басби он нашел в канцелярии. Молодой преподаватель из Лондонского университета, который сравнил конференцию с покинутой армией, наседал на Басби, размахивая у него перед носом билетом в театр.

– Так вы хотите сказать, что «Короля Лира» не будет?

– К сожалению, театр отложил премьеру «Короля Лира», – извиняющимся тоном сказал Басби, – и продлил показ рождественской сказки.

– Что-что? Сказки?

– Это единственный спектакль в репертуаре, который приносит театру прибыль, так что их можно понять, – сказал Басби. – Вы будете смотреть «Кота в Сапогах». По-моему, постановка им удалась.

– Боже праведный! А нельзя ли вернуть деньги за билет?

– Боюсь, уже слишком поздно, – ответил Басби.

– Я куплю у вас билет, – встрял в разговор Перс.

– Ой, да что вы! – сказал молодой человек, поворачиваясь к нему. – Он стоит два с полтиной. Отдаю вам за два.

– Благодарю вас, – сказал Перс, вручая ему деньги.

– Только не говорите никому, что вместо «Лира» идет «Кот в сапогах», – умоляюще сказал Басби. – Я делаю из этого маленькую тайну.

– А для меня навсегда останется тайной, как это вообще нас угораздило забраться в эту богом забытую дыру, – сказал молодой человек.

– Ну, здесь не так уж плохо, – сказал Боб Басби. – Ведь мы в самом центре. – В центре чего?

Боб Басби озадаченно нахмурился:

– С тех пор как построили автостраду М50, отсюда до Тинтернского аббатства можно добраться всего за полтора часа.

– И часто вы туда наведываетесь? – спросил молодой человек и задумчиво пошелестел полученными от Перса банкнотами. – Есть ли поблизости какое-нибудь приличное кафе? Умираю с голода. С тех пор как приехал, не мог нормально поесть.

– Если пойдете по Лондон-роуд, то после второго перекрестка будет китайский ресторанчик, – сказал Боб Басби. – Сожалею, что наша еда вам не нравится. Зато завтра вечером вас ожидает нечто необычное.

– И что же нас ожидает?

– Средневековый банкет!

– Только его нам и не хватало, – сказал молодой человек и удалился.

– А я уверен, что банкет станет украшением нашей конференции, – сказал Боб Басби Персу. – Мы заказали его в специальной фирме, они готовят и еду, и развлечения. У нас будет и мед, и менестрели, и, – он в радостном предвкушении потер руки, – блудницы!

– Вот это да, – сказал Перс. – Широко вы тут, в Раммидже, живете! Кстати, не найдется ли у вас плана города? У меня здесь тетка, которую я должен навестить. Адрес – Гитингс-роуд.

– Так это рядом! – воскликнул Басби. – Пешком дойдете. Сейчас я нарисую вам план.

Следуя инструкциям Боба Басби, Перс покинул кампус, прошел по тихим улицам с рядами привлекательных особняков, возле которых на снегу виднелись отпечатки шин «роверов» и «ягуаров», пересек шумный проспект, где автобусы и грузовики месили колесами снег, превращая его в черную кашу, а затем углубился в старый район города с обветшалыми строениями. Через какое-то время он увидел впереди себя скользящую и спотыкающуюся фигуру, увенчанную знакомым клетчатым треухом.

– Здравствуйте, профессор Цапп! – сказал Перс, догоняя его. – Решили прогуляться?

– О, привет, Персик! Нет, я иду проведать своего бывшего квартирного хозяина. Я провел в этом городе полгода, и было это, представь себе, десять лет назад. Даже подумывал остаться здесь навсегда. Наверное, у меня с головой было не в порядке. А ты хорошо знаешь этот город?

– Я в Раммидже никогда не был, но у меня здесь живет тетка. Правда, двоюродная. Мать попросила, чтобы я непременно к ней зашел. Вот туда я и направляюсь.

– С официальным визитом? Мне здесь направо.

Перс заглянул в план:

– И мне тоже.

– Ну и как тебе Раммидж?

– Уличных фонарей многовато.

– И что?

– Из-за них ночью звезд почти не видно, – ответил Перс.

– Ага, а я назову тебе другие недостатки, – сказал Моррис Цапп. – Например, рестораны, куда не пригласишь и злейшего врага, четыре вида электрических розеток в каждой комнате, гостиницы, в которых брови примерзают к подушке, диск-жокеи, которым глотки следует залить кипящей смолой. Пожалуй, отсутствие звезд меня здесь сильно не колебало.

– Здесь даже луна не такая яркая, как дома, – сказал Перс.

– Персик, ты у нас романтик! Тебе стихи надо писать. А вот и моя улица, Гитингс-роуд.

– На ней живет и моя тетка.

Моррис Цапп остановился посередине тротуара:

– Какое удивительное совпадение, – сказал он. – Как зовут твою тетку?

– Миссис О'Шей, миссис Нуала О'Шей, – ответил Перс. – А мужа зовут доктор Майло О'Шей.

– Так это же он, это он! – радостно воскликнул Моррис Цапп и исполнил на тротуаре замысловатое па. – Это он и есть! Матерь божья, ну и удивится он, когда увидит нас вдвоем!

– Матерь божья! – сказал доктор О'Шей, распахнув дверь, ведущую в большой мрачный дом. – Да ведь это профессор Цапп!

– А со мной ваш племянник с Изумрудного острова, Перс МакГарригл. Пришел проведать тетушку, – сказал Моррис. У доктора О'Шея вытянулось лицо:

– А, да-да, твоя маменька мне писала, Перс. Но вы с тетушкой разминулись – она только вчера уехала в Ирландию. Но заходите, заходите! Правда, угостить мне вас нечем, а через двадцать минут я начинаю прием больных, но заходите, прошу вас! – Он провел их в нетопленую гостиную, пропахшую плесенью и нафталином, и включил искусственный камин. Угли в нем засветились, а нагревательный элемент остался холодным.

– Правда, уютно? – сказал доктор. – Угольки светятся, и вроде теплее становится.

– А у меня для вас подарочек из дьюти-фри, – сказал Моррис, вынимая из кармана пальто пол-литровую фляжку виски.

– Пошли вам Господь всех благ земных! Да, вспоминаю старые добрые времена! – простонал О'Шей. Он опустился на корточки и стал выискивать стаканы в нижнем отделении серванта. – Когда профессор Цапп жил в моем доме, – доверительно сообщил он Персу, – виски текло рекой.

– Не подумай чего дурного, Персик, – сказал Моррис Цапп. – Майло просто хочет сказать, что в буфете я всегда держал бутылку-другую «Старого деда».

– Так где же тетя Нуала? – спросил Перс, когда они хлебнули виски и О'Шей снова наполнил стаканы.

– Поехала в Слайго. В семье у них неладно. – Доктор О'Шей мрачно покачал головой. – Сестрица ее плоха, совсем плоха. И все из-за дочери, чертовки Бернадетты.

– Бернадетты? – вмешался Моррис Цапп. – Это той чернявой девчушки, которая жила у вас, когда я здесь снимал квартиру?

– Той самой. А ты знаешь свою кузину Бернадетту, Перс?

– Я не видел ее с раннего детства. Потом до меня дошли слухи о каком-то скандале.

– Да, был скандал, это точно. Когда она от нас ушла, то вернулась в Ирландию и нанялась горничной в гостинице в Слайго, и кто-то из постояльцев сбил ее с пути истинного. Короче, она забеременела, и ее прогнали.

– И кто же ее соблазнил? – спросил Моррис Цапп.

– Этого никто не знает. Бернадетта отказалась назвать его. Ну и вот, вернулась она домой, и родители уж так убивались, уж так сердились…

– И сказали, чтобы она больше не оскверняла порог родного дома, – подсказал Моррис Цапп.

– Ну, слов было поменьше, но с тем же результатом согласился О'Шей. – Бернадетта собрала вещички и среди ночи ушла из дому. – Он сделал многозначительную паузу, осушил стакан и вытер ладонью губы, прошуршав по отросшей за день щетине. – И с тех пор мы о ней не слышали. А мать ее от горя совсем извелась. Мы все боялись, что Бернадетта поехала в Лондон, в клинику, где делают аборты. Как знать, может, и померла там в смертном грехе. – Сделав это скоропалительное заключение, доктор О'Шей перекрестился и испустил глубокий вздох: – Будем жить надеждой, что Господь ниспослал ей раскаяние…

В коридоре зазвонил телефон.

– Это медсестра, звонит узнать, куда я пропал, – сказал О'Шей. – Он встал и, нагнувшись, выключил иллюминацию в камине.

– Ну и мы пойдем, – сказал Моррис Цапп. – Рад был повидать вас, Майло. – Выйдя из дома, он задрал голову и со вздохом окинул взглядом верхний этаж. – Вон там я снимал квартиру, а Бернадетта была за уборщицу. Бедняжка… Девчонка она была недурная, несмотря на щербатый рот. Когда я слышу, как легко такие барышни в наши дни попадают в беду, я просто свирепею. А тот, кто совратил ее, неужели не мог принять соответствующих мер?

– В Ирландии невозможно достать противозачаточные средства. Их продажа запрещена законом.

– Неужели? Ну тогда ты, наверное, набьешь здесь свой чемодан презервативами?

– Нет, – ответил Перс. Я против добрачных связей для обоих полов.

– Что ж, Персик, это прекрасная идея, но, если хочешь знать мое мнение, едва ли она когда-нибудь приживется.

Они расстались на углу Гитингсроуд. Моррис Цапп направлялся в дом Филиппа Лоу, который находился неподалеку, а Перс – в общежитие.

– Вы идете сегодня в театр? – спросил Перс.

– Нет, Филипп Лоу отсоветовал. Я лучше пораньше лягу спать, мне надо прийти в себя после смены часовых поясов. Ну, пока.

Перс заспешил в корпус Мартино, но оказалось, что к ужину он опоздал, поскольку из-за спектакля его перенесли на более раннее время.

– Не расстраивайся, сынок, еда была неважнецкая, – сказала ему официантка с желтыми кудряшками, накрывая стол к завтраку в совершенно пустом зале. – Картофельная запеканка с мясом из того, что с обеда осталось. Если хочешь, возьми в буфете печенья и сыра.

С жадностью набив рот крекерами и сыром «чеддер», Перс поспешил в вестибюль общежития. У входа стоял начеку Робин Демпси, вырядившийся в щегольской коричневый блейзер и серые брюки из шерстяной фланели.

– Вы идете в театр? – спросил его Перс. Меня не подбросите?

– Извини, старик, у меня в машине уже нет места. От ворот кампуса отходит автобус. Если бегом, то успеешь.

Перс побежал, но на автобус не успел. Пока он стоял у ворот кампуса, размышляя, как быть, мимо, обдав его грязью, промчался на «фольксвагене» Робин Демпси. Рядом с ним на переднем сиденье сидела Анжелика. Она улыбнулась и помахала ему. Больше в машине никого не было.

На улице стемнело и похолодало. Перс поднял воротник куртки и, засунув руки в карманы, зашагал по направлению к центру города. К тому времени, когда он разыскал драматический театр – бетонное футуристическое сооружение по соседству со зданием ратуши, – представление шло полным ходом. Пробравшись на свое место, он увидел на сцене одетого под Робин Гуда актера, который наставлял публику шипением предупреждать о появлении злого маркиза Карабаса. Затем последовал дуэт сына мельника и принцессы, его возлюбленной; далее зрители увидели комическую сценку, в которой два неумелых маляра, оклеивая обоями королевские покои, обляпывают себя клейстером и то и дело роняют инструменты королю на подагрические ноги. Закончилось первое действие песнями и танцами с участием всей труппы – пародией на фильм «Субботняя лихорадка», в которой Кот в Сапогах побеждает в конкурсе на лучшего танцора королевской дискотеки.

Когда в зале зажегся свет, Перс увидел озадаченные лица участников конференции. Некоторые заявили о намерении немедленно покинуть театр и пойти посмотреть какой-нибудь приличный фильм. Другие пытались найти оправдание увиденному: «В конце концов, на сегодняшний день это единственный по-настоящему популярный театральный жанр, и я думаю, каждому просто необходимо к этому приобщиться». Иным же, хотя они не признались в этом, спектакль и в самом деле понравился: все первое отделение они с увлечением шипели, хлопали в ладоши и подпевали актерам. Ни Анжелики, ни Робина Демпси в зале не оказалось.

Пытаясь разыскать их среди толпившихся в фойе зрителей, Перс наткнулся на мисс Мейден, которая ярко выделялась на унылом фоне провинциальных театралов своим длинным вечерним платьем с лисьим боа и лорнетом. Ему вдруг подумалось, что в расцвете лет она была привлекательной женщиной.

– Добрый вечер, молодой человек! – сказала мисс Мейден. – Как вам нравится спектакль?

– Мне в нем не все ясно, – ответил Перс. При чем там Робин Гуд? Ведь «Кот в Сапогах» – это французская сказка.

– Ну зачем же быть таким буквалистом] – с укоризной сказала мисс Мейден, хлопнув его по плечу свернутой программкой. – Джесси Уэстон в своей книге описывает рождественскую сказку, в которой участвуют Дед Мороз, Георгий Победоносец, Турецкий паша, Лекарь – из-под каменного моста – аптекарь, Шалтай-Болтай, Вельзевул и Большая голова с одной извилиной. Что вы на это скажете?

– Боюсь, ничего.

– Но все очень просто! – торжествующе воскликнула мисс Мейден. – Георгий Победоносец убивает Турецкого пашу, а Лекарь воскрешает его из мертвых, что символизирует смерть урожая зимой и его возрождение летом. И снова все сводится к бесконечному обновлению жизни. Робин Гуд, как вы знаете, связан с Зеленым великаном из средневековых легенд, который символизировал дух природы.

– А дальше?

– Страдающий подагрой правитель – это, очевидно, Король-Рыбак[17]17
  ¹Загадочный персонаж легенд о Святом Граале, в поединке с рыцарем-мусульманином раненный в бедро копьем и от этого потерявший мужскую силу, что повлекло за собой опустошение его королевства.


[Закрыть], царствующий на бесплодной земле; сын мельника возвращает ей плодородие при участии Кота в волшебных сапогах и получает в награду руку и сердце принцессы.

– Так что Кот в Сапогах – все равно что Святой Грааль? – шутливым тоном спросил Перс.

Мисс Мейден его ирония не смутила:

– Разумеется! Сапоги – это фаллический символ, кот – это киска. Вы, несомненно, знакомы с вульгаризмом «киска»?

– Да, приходилось слышать, – без энтузиазма ответил Перс

– Эта очень старая и широко распространенная метафора, уверяю вас Так что Кот в Сапогах олицетворяет то же самое сочетание мужского и женского начал, что и чаша с копьем в легенде о Святом Граале.

– Удивительно, сказал Перс – Просто удивительно, что родители позволяют детям смотреть эти сказки. Кстати, мисс

Мейден, а вы не видели здесь Анжелику Пабст и Робина Демпси?

– Видела. Они ушли из театра как раз перед началом представления, – ответила мисс Мейден. – Потом будут жалеть, когда узнают, что они пропустили. О, звонок. Пора занимать места!

Перс в зал не вернулся. Он покинул театр и направился в общежитие. Поднялся на лифте на последний этаж – там было темно и пустынно, поскольку участникам конференции не пришлось поселяться столь высоко над землей. Здание состояло из двух высоких блоков, соединенных между собой застекленными переходами, причем на последнем этаже, в чем Перс убедился заранее, открывался прекрасный вид на кампус, на искусственное озеро и на юго-западную окраину Раммиджа. Он взглянул на небо: на нем плыли легкие облака и виднелась восходящая луна.

Спустя примерно час Перс услышал грохот поднимающегося лифта. Он подбежал к его дверям и застыл с выжидательной улыбкой. Двери открылись – за ними обнаружеласъ нахмуренная физиономия Робина Демпси. – Перс сменил выражение лица.

– Что ты здесь делаешь? – строго спросил Демпси.

– Думаю, – ответил Перс

Демпси вышел из лифта:

– Я ищу Анжелику – сказал он.

– Ее здесь нет.

Двери лифта за спиной? Демпси автоматически закрылись.

– Откуда ты знаешь? – спросил он. – Здесь же темна. Почему ты не включил свет?

– В темноте мне лучше думается, – сказал Перс.

Демпси включил свет на лестничной площадке и настороженно огляделся.

– И что же ты придумал?

– Стихотворение.

Недовольная гримаса на лице Демпси мгновенно сменилась плотоядной ухмылкой.

– А я поработал над тем лимериком, – сказал он. – Что если начать так:

Молодой аспирант в Лимерике

Опылял своим перцем гвоздики…[18]18
  ¹Пер. А. Головкиной.


[Закрыть]

– Этот вариант будет получше, – нехотя выговорил Перс. – Вот, пожалуй, все, что я могу сказать.

Демпси нажал на кнопку вызова лифта:

– Если увидишь Анжелику, скажи ей, что я в баре.

Лифт уехал вниз. В этот момент распахнулась дверь запасного выхода и на лестничной площадке появилась Анжелика. Она была взъерошена и с трудом переводила дыхание, а ее грудь живописно вздымалась и опускалась под белой шелковой блузкой с высоким воротом. Персу показалось, что на блузке не хватает пуговицы.

– Этот тип вас преследовал? – гневно спросил он.

– Кто?

– Ну, этот Демпси.

Анжелика улыбнулась и сказала, с шумом выдохнув воздух:

– Я же вам говорила, что не стоит обо мне беспокоиться. Просто мне надо отдышаться. – Она положила руку на грудь.

– Почему вы не попросили Демпси остановить машину, когда проезжали мимо меня?

– Вы же сказали, что в театр не пойдете.

– Я передумал. Вы, надо полагать, тоже. Я вас там не нашел.

– Верно. Когда мы узнали, что вместо «Короля Лира» дают «Кота в Сапогах», то пошли в паб. Потом Робин пригласил меня в дискотеку, но я ему объяснила, что меня в общежитии ждут. И вот я здесь. А где стихотворение?

– Это стихотворение из одного слова, – сказал Перс, сменив гнев на милость. – Самого красивого слова на свете. Его можно прочесть лишь в темноте. – Он выключил свет на лестничной площадке. – Дайте мне руку. – Выйдя с Анжеликой в застекленный переход, он указал на открывавшуюся сверху панораму. – Смотрите внизу – сказал он. – В сторону озера.

На снежном насте отражался яркий свет высоко стоящей в небе луны. Пологий берег искусственного озера являл собой ослепительной белизны холст, на котором темнела цепочка человеческих следов, запечатлевших огромными замысловаты-

– Ах, Перс, – прошептала она. – Это потрясающе. Поэма земли.

– Почему? Я бы сказал – поэма снега.

– А я подумала о творчестве земли – о тех гигантских рисунках, которые видны только из самолета.

– Но это также поэма солнца и поэма луны, поскольку солнце растопило снег в моих следах, а луна осветила их.

– Какая яркая сегодня луна, – тихо сказала Анжелика, стоя рука об руку с Персом.

– А вы когда-нибудь задумывались, – спросил Перс, – над тем удивительным фактом, что для нас и луна и солнце – небесные тела одного размера?

– Нет, – ответила Анжелика, – мне это никогда не приходило в голову.

– Сколько мифов и символов связано с этими кругляшами, словно братья-близнецы шествующими по небу один днем, а другой – ночью… А ведь это просто фокус с перспективой, результат соотношения расстояний от земли до солнца и до луны и их размеров. И вероятность, что могло случиться как-то иначе, наверное, один к миллиарду.

– Так это просто случайность?

– Я думаю, это одно из веских доказательств существования Создателя, – сказал Перс. – Присущее ему чувство симметрии.

– Как и Блейку, – улыбнулась Анжелика. – Вы, кстати, не читали книгу Фрая[19]19
  ¹Фрай Нортон – канадский литературовед.


[Закрыть]«Устрашающая симметрия»?[20]20
  ²Строка из стихотворения У. Блейка «Тигр».


[Закрыть]Отличная книга.

– Мне совсем не хочется говорить сейчас об умных книгах, – сказал Перс, сжав Анжеликину руку и притянув девушку к себе, – Здесь, где только я и вы и лунный свет. – Я хочу поговорить о нас с вами. – О нас с вами?

– Анжелика, пойдете за меня замуж? – Конечно нет – воскликнула она, холодно рассмеялась и убрала руку. – Но почему?

– По множеству причин, Я с вами едва знакома и вообще я не хочу выходить замуж. – Никогда?

– Я не сказала «никогда», но сначала я хочу сделать карьеру, а это значит, что у меня должна быть свобода перемещения.

– Я не против, – ответил Перс. – Я буду перемещаться вместе с вами.

– И ради этого оставите работу?

– Если нужно – да, – сказал Перс.

Анжелика покачала головой:

– Вы неисправимый романтик, Перс, – сказала она. – Но почему вы решили взять в жены именно меня?

– Потому что я люблю вас, – сказал Перс, – и не разделяю идею сожительства вне брака.

– А вот я разделяю, – со смешком сказала она.

– Ах, Анжелика, не терзайте меня! Не надо мне говорить, что у вас были любовники!

– Но я не это имела в виду, – ответила Анжелика.

– Конечно, если вы не девственница, то я с этим смирюсь, – сказал Перс. Но потом добавил: Хотя лучше бы вы были девственницей.

– Ах, девственности – задумчиво сказала Анжелика, – Что это такое? Это наличие или отсутствие? Наличие девственной плевы или отсутствие пениса?

– Но это непременная и то и другое! – воскликнул Перс, заливаясь краской. – А вот я – девственник.

– Правда? – Анжелика посмотрела на него с любопытством. – Но в наши дни люди начинают спать вместе еще до свадьбы. По крайней мере, у меня такое впечатление.

– Это против моих убеждений, – сказал Перс. – Но если вы, в конце концов, согласитесь выйти за меня замуж, то я» может быть, пойду на некоторые уступки.

Анжелика прыснула:

– Вы, однако, не забывайте, что у меня иные взгляды! – Она вдруг ткнула пальцем в стекло. – Ой, смотрите1 Кто это полетел? Ночная птица?