Текст книги "МИР ТЕСЕН"

Автор книги: Дэвид Лодж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– «Холода. Сове – и то в лесу несладко было, траву в полях одела корка льда»[21]21
  ¹Джон Ките. (Здесь и ниже, за исключением оговоренного, пер. Е. Витковского.)


[Закрыть]– процитировал Перс

– Откуда это? Ах да; «Канун Святой Агнессы»:

В овчарне стадо смолкшее застыло.

– Мне нравится эта строчка! В ней сошлись тепло и холод, домашняя бездомность, жизнь и смерть, и эта мысль проходит красной нитью через всю поэму.

– Полно вам, Анжелика! – воскликнул Перс. – Оставьте в покое лингвистическую поэтику и лучше вспомните, какой у поэмы конец:

Они исчезли в белой мгле метели

Давным-давно – и след давно простыл…[22]22
  ²Пер. С. Сухарева.


[Закрыть]

– Станьте моей Маделиной, а я буду вашим Порфиро!

– Да? И пропустить окончание конференции? – Ну, до завтра я подожду:

Заря близка, и День не за горой, —

Спеши за мной, сомнения не зная…

Анжелика тихонько рассмеялась:

– А было бы забавно разыграть поэму завтра вечером. Ведь у нас будет средневековый банкет! – Я знаю.

– Вы бы пришли в мою комнату подсмотреть, как я ложусь в постель. И приснились бы мне в образе будущего мужа. – А вдруг не приснюсь?

– Надо рискнуть. Порфиро, кажется, позаботился об этом, – мечтательно сказала Анжелика, вглядываясь в залитые лунным светом лужайки.

Перс с недоверием посмотрел на ее изысканный профиль – точеный нос, немного капризно выступающая нижняя губа, крепкий, но мягко закругленный подбородок.

– Анжелика, – начал было он, но в этот момент раздался шум поднимающегося лифта. – Если это опять Демпси, – воскликнул Перс, – я сброшу его в шахту! – Он выбежал на лестничную площадку и, приняв боевую стойку, застыл перед дверями лифта. Двери отворились. За ними обнаружился Филипп Лоу.

– О! Привет, МакГарригл, – сказал он. – Я ищу мисс Пабст. Робин Демпси сказал, что она, возможно, здесь. – Ее здесь нет, – сказал Перс.

– Понятно, – сказал Филипп Лоу, очевидно, размышляя, не отстранить ли Перса, чтобы убедиться в этом самому, но потом передумал. – Вы поедете вниз? – спросил он.

– Нет, спасибо.

– Ну, тогда до свидания. – Филипп Лоу нажал на кнопку, и двери закрылись.

Перс поспешил вернуться в застекленный переход.

– Это был Филипп Лоу, – сказал он. – И чего, черт возьми, всем этим мужикам от вас надо?

Ответа не последовало. В застекленном переходе стоя/, столб лунного света. Анжелика исчезла.

Точно так же на следующее утро исчезло из пейзажа ее имя. За ночь ветер изменил направление и принес с собой теплый дождь, который растопил и смыл с земли весь снег. Отдернув в своей комнате занавески, Перс увидел мокрые зеленые лужайки и раскисшие от грязи клумбы. По небу бежали тяжелые, чреватые дождем тучи. Еще Перс увидел бегущего трусцой по лужам Морриса Цаппа в красном спортивном костюме, кроссовках и с погасшей сигарой в зубах. Быстро натянув на себя джинсы, свитер и кеды, которые одновременно служили ему домашними тапочками, Перс выбежал на улицу и, обдуваемый легким ветерком, вскоре нагнал американца, который, впрочем, трусил с меньшей скоростью, чем при обычной ходьбе.

– Доброе утро, профессор Цапп!

– Здорово, Персик, – пробормотал в ответ Моррис Цапп. Он вынул изо рта сигарный окурок, удивленно осмотрел его и швырнул в лавровый куст. – Тоже по утрам бегаешь? Ты меня не жди.

– Ни за что бы не подумал, что вы занимаетесь бегом.

– Это трусца, а не бег. Бег – это спорт, трусца – наказание.

– Так вам это не нравится?

– Нравится? Ты шутишь? Я занимаюсь этим только ради здоровья. После я чувствую себя ужасно, но в этом, наверное, и есть польза. И к тому же это очень модно в американских академических кругах. Успех у нас состоит не только в том, сколько статей ты опубликовал в прошлом году, но и сколько километров ты пробегаешь по утрам.

– Похоже, здесь это тоже входит в моду, – сказал Перс – Впереди бежит какая-то девушка. Но я не понимаю, профессор Цапп, зачем вам беспокоиться об успехе? Вы и так знамениты.

– Важно не только добиться успеха, но и сохранить его, Персик. И не забывать о торопливых молодых людях. – Кто это такие?

– Ты не читал книгу Корнфорда «Microcosmografia Academica»? Я могу цитировать ее наизусть: «Откуда-то снизу вы слышите нарастающий топот – это движутся безжалостные полчища торопливых молодых людей. И вы догадываетесь, куда они торопятся. Они торопятся убрать вас с дороги».

– А кто такой Корнфорд?

– Ученый – классик начала XX века, развивал идеи Фрейда и Фрэзера. Ты, наверное, знаешь, что Фрейд описывал первобытное общество как племя, в котором сыновья убивают отцов, когда те становятся старыми и немощными, чтобы завладеть их женщинами. В современном академическом обществе они присваивают себе наши гранты. И, разумеется, наших женщин.

– Все это очень интересно, – сказал Перс. – Примерно о том же пишет Джесси Уэстон в книге «От ритуала к роману».

– Ага, идея в целом та же самая. Кроме того, что в легенде о Святом Граале герой возвращает королю мужскую силу. А по версии Фрейда, сынки оскопляют своих отцов. И, по-моему, это больше похоже на правду.

– И потому вы бегаете трусцой?

– И потому я бегаю трусцой. Дать им понять, что меня рано списывать в тираж. Вообще, я еще не все взял от этой жизни. Я хочу стать самым высокооплачиваемым профессором-филологом в мире.

– Сколько же вы хотите получать?

– Сам не знаю. Это и держит меня в напряжении. Люди нашей профессии, которые забрались на самый верх, не любят рассказывать, сколько им платят. Возможно, я и есть, сам того не ведая, самый высокооплачиваемый профессор-филолог в мире. Всякий раз, как я грожусь уйти из университета, мне добавляют пять тысяч.

– А вы и в самом деле хотели бы уйти из университета, профессор Цапп?

– Нет, конечно. Просто я не хочу, чтобы меня воспринимали как нечто само собой разумеющееся. В наши дни нет смысла менять один университет на другой. А раньше именно таким образом вы могли сделать себе карьеру. Существовала всеми признанная иерархия учебных заведений, и ваш успех определялся положением на этой лестнице. Считалось, что самые интересные люди сосредоточены в горстке заведений типа Гарварда, Йеля, Принстона и им подобных, и, чтобы играть по-крупному, нужно попасть в одно из таких мест. Теперь все иначе.

– Разве?

– Да-да. Время престижных кампусов миновало. Это отживающая технология, как железные дороги и типографии. Вот, кстати, взгляни наэтоткампус – типичный пример того, о чем я говорил. Тяжелая промышленность человеческого разума.

Они добежали до вершины холма, откуда открывался вид на весь университетский городок, в середине которого возвышалась краснокирпичная увеличенная копия Пизанской башни. С одной стороны к кампусу примыкал жилой квартал, по улицам которого Перс проходил днем раньше, а с другой – какие-то фабрики и тесные унылые ряды дешевых домиков. Ландшафт от края до края пересекался железной дорогой и каналом. Вся местность была застроена бетонными и кирпичными зданиями самых разнообразных архитектурных стилей. Моррис Цапп обрадовался поводу сделать передышку, и с минуту бегуны обозревали окрестность.

– Теперь понял? – глотая ртом воздух, спросил он и обвел панораму широким неодобрительным жестом. – Все такое тяжелое, огромное, монолитное. Весит, наверное, миллиард тон. Буквально чувствуешь, как здания своей тяжестью продавливают землю. А взгляни на библиотеку – это же заводской склад. Здание будто говорит: «У нас имеются большие запасы знаний. Заходите и берите». Нет, теперь все не то.

– А почему? – спросил Перс и медленно затрусил дальше.

– Потому что, – ответил Моррис Цапп, с неохотой пристраиваясь рядом, – в современном мире информация становится более портативной. А люди – более мобильными. Ergo[23]23
  ¹Следовательно(лат.).


[Закрыть], нет необходимости складировать всю информацию в одном здании, а ведущих ученых держать, как в загоне, в одном кампусе. За последние двадцать лет три вещи революционизировали академическую жизнь: реактивные самолеты, прямая телефонная связь и копировальные машины, хотя далеко не все оценили по достоинству эти новшества. Теперь, чтобы общаться, ученым не обязательно работать в одном заведении: они перезваниваются по телефону или встречаются на международных конференциях. Им также незачем в поисках информации копаться в грудах библиотечных книг: любую заинтересовавшую их книгу или статью можно ксерокопировать и прочесть дома. Или в самолете, по дороге на очередную конференцию. Теперь я работаю в основном дома или в самолете. И редко бываю в университете – хожу туда только лекции читать.

– Какая интересная теория, – сказал Перс, – и довольно обнадеживающая, поскольку в моем университете очень мало зданий и почти нет книг.

– Вот-вот. А если у тебя есть доступ к телефону, ксероксу и грантам, считай, что ты подключен к мировому кампусу, единственному университету, который имеет сейчас значение. Торопливый молодой человек может увидеть мир, перемещаясь с одной конференции на другую.

– Я никуда не тороплюсь, – сказал Перс

– Но у тебя же есть честолюбивые планы?

– Хочу опубликовать свои стихи, – сказал Перс. – И есть еще один объект желаний, слишком личный, чтобы его обнародовать.

– Ал Папе! – воскликнул Моррис Цапп. – Как вы догадались? – изумился Перс – О чем догадался? Я просто сказал, что впереди нас бежит Ал Папе И вправду – бегунья, которую приметил раньше Перс, действительно оказалась Анжеликой. Очевидно, она сделала крюк и теперь снова появилась перед ними на дорожке примерно в сотне метров.

– Вот это девушка! И красотка, и все на свете читала, и как бегает, а?

– Как Аталанта[24]24
  ¹В греческой мифологии быстроногая охотница. Сватавшимся к ней она предлагала состязание в беге и, обогнав, убивала их.


[Закрыть], – пробормотал Перс. – Давайте догоним ее. – Ты догоняй, Персик, а я выдохся.

Моррис Цапп отстал, а Перс ускорил бег, однако расстояние между ним и Анжеликой не сокращалось. Она бросила быстрый взгляд через плечо, дав ему понять, что знает о преследовании. Теперь они бежали по пологому склону холма, спускавшемуся к общежитию. Оба прибавили скорости и неслись что было мочи. Перс сократил разрыв. Анжелика откинула назад голову, ее черные волосы развевались по ветру. Щебень, которым была засыпана дорожка, разлетался во все стороны от ее стройных ног, заманчиво обтянутых ярко-оранжевым трико. К корпусу Лукаса они подбежали плечом к плечу и прислонились к стене здания, задыхаясь и смеясь. Водитель такси, стоящего у входа, ухмыльнулся и зааплодировал.

– Куда вы подевались вчера вечером? – переводя дух, спросил Перс

– Пошла спать, – ответила Анжелика. – К себе в комнату, номер 231.

Вскоре к общежитию приковылял, пыхтя, Моррис Цапп. – Кто выиграл? – спросил он.

– Одновременный финиш! – объявил водитель такси, высовываясь из окошка.

– Дипломатично судишь, шеф! Теперь отвези меня на Сент-Джонсроуд, – сказал Моррис Цапп, забираясь в машину. – До скорого, молодые люди.

– Так вы бегаете трусцой на такси? – полюбопытствовал Перс.

– Я, как ты знаешь, живу у Лоу, и бегать по улицам Раммиджа в час пик, дыша выхлопными газами, мне совсем не улыбается.

Чао! – Моррис Цапп откинулся на спинку сиденья и вытащил из кармана спортивной куртки толстую сигару, ножницы для ее обрезки и зажигалку. Такси увезло его прочь.

Перс повернулся к Анжелике, но девушки и след простыл.

– Как? Опять исчезла? – озадаченно пробормотал он. – Как будто у нее есть волшебное кольцо, которое делает ее невидимкой.

Анжелика скрывалась от Перса целое утро. Приняв душ и побрившись, он пришел на завтрак в столовую корпуса Мартино и обнаружил ее с Демпси за полностью занятым столом. В маленькой процессии участников конференции, которые уныло побрели под дождем в главный корпус слушать утренний доклад, ее не оказалось. Наблюдая за их шествием, Перс безуспешно прождал девушку несколько минут, а затем заспешил им вслед – по дороге его обогнала машина Демпси, в которой на переднем сиденье он увидел Анжелику. Однако парочка ухитрилась опоздать, и в аудиторию они вошли на цыпочках уже после того, как начался доклад. Перс слушал его без внимания – речь шла о проблеме идентификации аутентичных шекспировских фрагментов в драме «Перикл», – размышляя над тем, что именно Анжелика имела в виду, сказав, что им надо инсценировать «Канун Святой Агнессы». Назвав номер своей комнаты во время утренней пробежки, она как будто подтвердила назначенную встречу. В чем он не был уверен – это в том, кaк она понимает поэму. Не найдя Анжелику в толчее во время перерыва на кофе, Перс заспешил в библиотеку перечитать текст.

Быстро пробежав глазами начальные строфы, повествующие о холодной погоде, о традиции юных дев в канун дня Святой Агнессы ложиться спать в надежде увидеть во сне суженого, о юной Маделине, которой взгрустнулось в разгар веселого бала, о Порфиро, который, рискуя головой, появился под покровом ночи в стенах враждебной ему семьи, чтобы увидеть возлюбленную, о том, как он упрашивает добрую старушку Анджелу спрятать его в спальне Маделины, о появлении последней и приготовлении ко сну, Перс задержался взглядом на строфе XXVI:

…Дева молодая

Прочла молитву до конца – и вот,

Шелка и драгоценности бросая,

Она почти нагою предстает…

и, покраснев от смущения, прочел, как Порфиро раскладывает перед спящей изысканные яства, как пытается разбудить ее звуками лютни, как касается ее закрытых век, как сверкает она очами, увидев наяву свой сон, как обращает к нему испуганные речи – и тут Перс дошел до кульминационной строфы:

Такою речью сладостной

Порфиро Был зачарован и воспламенен.

Как яркая звезда среди эфира

Сверкнет, спеша войти на небосклон,

Как в аромат, что розой порожден,

Вплетет фиалку нежная природа, —

Так он вошел в ее прекрасный сон.

Хорошо было Моррису Цаппу говорить о невозможности истолкования художественного текста! Персу МакГарриглу сейчас надо было знать точно, имел ли в нем место акт соития или нет – вопрос тем более для него трудный, что никакого личного опыта у него на этот счет не было. В целом он склонялся к тому, что ответ положительный: решающим аргументом послужило дальнейшее обращение Порфиро к Маделин как к невесте.

Этот вывод, впрочем, подвел Перса к другой дилемме. Возможно, Анжелика и предлагает ему стать ее любовником, но едва ли собирается объявлять себя его невестой – по крайней мере, в ближайшем будущем, так что следовало позаботиться о непредвиденных последствиях, как бы пошло и омерзительно это ни звучало. Возможно, эта мысль и вовсе не пришла бы

Персу в голову, если бы не только что услышанная история кузины Бернадетты и суровый комментарий Морриса Цаппа: «Когда я слышу, как легко такие барышни в наши дни попадают в беду, я просто свирепею». С тяжелым сердцем и мрачной физиономией Перс отправился на поиски аптеки.

Идти пришлось обходным путем, чтобы не попасться на глаза участникам конференции. В конце концов, изрядно проплутав, он оказался в центре города, в лабиринте грязных и зловонных подземных переходов, переулков и проулков, по которым сновали местные обитатели, ныряя и выныривая по обе стороны бетонной автострады, сотрясавшейся от тяжелых грузовиков. По дороге Персу то и дело попадались аптеки, но в одних было слишком много народу, а в других слишком мало. Наконец, разозлившись на собственную трусость, он выбрал одну наугад и решительно вошел.

В аптеке было безлюдно, и Перс стал шарить глазами по полкам в поисках нужного предмета, чтобы просто указать на него аптекарю. Ничего не обнаружив, он к своему ужасу увидел появившуюся из-за полок молодую продавщицу в белом халате.

– Слушаю вас, – безучастно сказала она.

От смущения у Перса перехватило дыхание. Он был готов броситься вон, но ноги у него словно приросли к полу.

– Чем могу помочь? – спросила продавщица, теряя терпение.

Перс уставился на носки своих ботинок.

– Я бы… мне бы… будьте добры, есть ли у вас «Дьюрекс»? – пробормотал он, с трудов выдавив из себя слова.

– Маленький – средний – большой? – холодно спросила продавщица.

Такого поворота событий Перс не предусмотрел: – Я думал, они все одного размера, – хрипло прошептал он. – Не-а. Маленький – средний – большой, – скучающим тоном повторила продавщица, разглядывая свой маникюр. – Ну, тогда средний, – сказал Перс.

Девушка исчезла и моментально появилась с упакованной в бумажный пакет подозрительно большой коробкой, за которую

потребовала семьдесят пять пенсов. Перс выхватил пакет – он оказался на удивление тяжелым, – сунул ей в руку фунтовую банкноту и бежал из аптеки, не дожидаясь сдачи.

В темном и шумном подземном переходе, изрисованном футбольной символикой и смердящем луком и мочой, он остановился под лампой рассмотреть покупку. Из пакета вылезла картонная коробка с изображенным на ней пухлым улыбающимся младенцем, перед которым стояла тарелка каши. На боку крупными буквами было напечатано название товара: «Фарекс».

Перс уныло поплелся в университет. У него не было ни малейшего желания вернуться в аптеку заменить покупку или зайти в другую и еще раз попытать счастья. В провале предприятия он усмотрел предначертание свыше, божественное осуждение его греховных намерений. На широком проспекте среди автомобильных салонов он приметил католическую церковь и помедлил перед плакатиком с надписью «Исповедь В любое время». Сам Бог посылал ему шанс раскаяться в грехе. Однако он решил, что не сможет с чистым сердцем, добровольно отказаться от свидания с Анжеликой. Он перешел через дорогу – внимательно глядя по сторонам, поскольку стал теперь Нераскаявшимся грешником, – и продолжил свой путь, дав Волю воображению и рисуя сладострастные картины с участием Анжелики, входящей в спальню, где он тайно поджидает ее, Анжелики, раздевающейся у него перед глазами, Анжелики в его объятьях. А что дальше? Будучи знакомым с половым актом лишь по художественной литературе, а потому имея смутное представление о его технической стороне, он стал бояться, что своей неопытностью загубит вожделенное мгновенье.

Еще один плакат, явное дело рук дьявола, привлек его внимание надписью, сделанной крупными черными буквами на огненно-красном фоне:

КИНОКЛУБ.

ФИЛЬМЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

ОТКРОВЕННЫЕ ЛЮБОВНЫЕ СЦЕНЫ

ПОКУПКА БИЛЕТА ГАРАНТИРУЕТ ЧЛЕНСТВО ПЕНСИОНЕРАМ – СКИДКИ

Не дожидаясь, пока в нем заговорит совесть, Перс проскочил в дверь и оказался в полутемном, устланном коврами фойе. Из-за прилавка ему приветливо помахал билетер:

– Хотите стать членом, сэр? Заполните анкету. С вас за всё три фунта.

Перс подписался именем Филиппа Лоу.

– Надо же, какое совпадение, сэр, – сказал билетер с тонкой улыбкой. – У нас уже есть в списках Филипп Лоу. Пожалуйста, проходите, дверь вон там.

Пройдя через обитую дверь, Перс шагнул в полную темноту. Он наткнулся на стену и пару секунд постоял, прижавшись к ней, пока глаза привыкли к отсутствию света. Откуда-то раздавались странные, будто исходившие от мучеников в аду, звуки – многократно усиленные динамиком тяжелые вздохи, охи, сдавленные крики, стоны и взвизги. Направляемый тускло светящимся указателем, Перс двинулся вперед, наткнулся на портьеру, обогнул угол и оказался в задних рядах небольшого зрительного зала. Звук стал еще громче, а вокруг стояла все та же кромешная тьма, в которой ничего не было видно за исключением мелькающего на экране изображения. Прошло несколько секунд, прежде чем до Перса дошло, что его взору предъявлен многократно увеличенный мужской член, ходуном ходивший в столь же многократно увеличенном женском влагалище. Кровь прихлынула Персу к голове и к другому органу его тела. Нагнувшись, он стал пробираться по уходящему вниз проходу, высматривая свободное место. Изображение на экране сдвинулось, крупный план сменился более широкой перспективой, из чего стало ясно, что обладательница влагалища держит во рту другой мужской член, а обладатель первого члена трудится языком в другом влагалище, чья обладательница засунула палец в чей-то задний проход, а обладатель последнего работает у нее во рту своим членом, и все это лихорадочно движется, будто поршни адского механизма. Это был далеко не Ките с его нежной фиалкой, вплетенной в аромат розы… «Да сядь ты наконец!» – прошипел во тьме чей-то голос. Перс попытался нащупать сиденье, но схватил кого-то за плечо, с которого его руку с крепким словцом стряхнули. Тем временем охи и вздохи нарастали громче и громче, поршни сновали быстрее и быстрее, и Перс со стыдом почувствовал, что у него излилось семя. Со лба его градом катился пот, застилая глаза. На мгновенье ему почудилось, что между двумя массивными волосатыми ляжками мелькнуло лицо Анжелики: развернувшись, он ринулся прочь из зала, как из преисподней.

Вылетев пулей в фойе, Перс поймал на себе удивленный взгляд билетера.

– Слабовато для вас? – спросил он. – К сожалению, деньги мы не возвращаем. Приходите на следующей неделе, мы ожидаем из Дании кое-что покруче.

Перс схватил билетера за лацканы и повалил на прилавок.

– По вашей милости я осквернил образ любимой женщины! – негодующе прошипел он.

Билетер побледнел и беззащитно поднял руки. Перс оттолкнул его, выскочил из кинотеатра, бегом пересек дорогу и вбежал в католическую церковь.

Над одной из кабинок для исповеди светилось имя «Отец Финбар О'Мейли». Не прошло и пяти минут, как Перс облегчил совесть и получил отпущение грехов. «Благослови тебя Господь, сын мой», – сказал напоследок священник.

– Спасибо, отец.

– А кстати, ты не из Мейо будешь? – Оттуда.

– Я так и подумал. Узнал тебя по выговору. Я тоже из тех мест. – Из-за проволочной решетки послышался вздох. – Пропадешь ты, сын мой, в этом богопротивном городе. Ты бы хотел вернуться на родину?

– Вернуться на родину? – вяло переспросил Перс.

– Да. Я возглавляю сбор пожертвований для молодых ирландцев, которые приехали сюда в поисках работы, а теперь передумали и хотят вернуться домой. Фонд называется «Во имя Пречистой Девы».

– Но я здесь ненадолго, отец мой. Завтра возвращаюсь в Ирландию.

– Билет-то у тебя есть? – Есть, отец мой.

– Тогда удачи тебе и Бог помочь. Есть на земле места получше, чем Раммидж, это я тебе точно говорю.

В университет Перс возвратился за полдень. Участники конференции отправились без него на автобусную экскурсию по литературным местам. Перс принял ванну и потом проспал как убитый несколько часов. Проснулся он, чувствуя себя очистившимся от скверны и умиротворенным. Подошло время отправиться в бар пропустить перед ужином стаканчик.

К этому времени участники конференции вернулись с экскурсии, которая, впрочем, не задалась. Во-первых, владельцы дома, где провела детство Джордж Элиот, не пустили экскурсантов внутрь, так что им пришлось топтаться в саду и заглядывать в окна. Далее выяснилось, что домик Энн Хатауэй[25]25
  ¹Жена Шекспира


[Закрыть]закрыт на реставрацию. Наконец, по дороге в средневековый замок сломался автобус, и пришлось с час дожидаться аварийную службу.

– Ничего-ничего, – приговаривал Боб Басби, кружа в баре между раздосадованными участниками конференции. – Зато сегодня вечером нас ждет средневековый банкет!

– Очень хочу надеяться, что в этот раз Басби не подведет, – услышал Перс голос Филиппа Лоу. – У нас с культурной программой полная неразбериха. – Он разговаривал с одетым в залоснившийся темно-серый костюм незнакомцем, которого Перс видел впервые.

– И что это такое будет? – спросил незнакомец. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, а в другой – большой стакан джина с тоником.

– У нас в городе есть заведение «Веселые рыцари Круглого стола», где на заказ устраивают средневековые банкеты, – объяснил Филипп Лоу. – Сам я ни разу там не был, но Басби уверяет, что у них это здорово получается. Он и пригласил оттуда.

людей на сегодняшний вечер. Будут менестрели, насколько мне известно, мед и…

– Блудницы, – подсказал Перс.

– А что, – сказал незнакомец в темно-сером костюме, взглянув сквозь облако дыма на Перса и обнажив в улыбке пожелтевшие клыки. – Звучит заманчиво.

– А, привет, МакГарригл, – без энтузиазма приветствовал его Филипп Лоу. – Познакомьтесь: Феликс Скиннер, редактор из «Леки, Уиндраш и Бернштейн». Мои издатели. Правда, не могу сказать, что наш профессиональный альянс принес много прибыли той и другой стороне, – добавил он с натянутой улыбкой.

– Да, мы ожидали большего, – вздохнув, согласился Скиннер.

– В прошлом году по выходе книги было продано лишь сто шестьдесят экземпляров, – с укоризной сказал Филипп Лоу. – И ни одной рецензии.

– Ты же знаешь, Филипп, мы все были уверены, что книга просто потрясающая, – сказал Скиннер. – Но оказалось, что на Хэзлитта сейчас очень маленький спрос. Впрочем, я уверен, что рецензии в конце концов появятся в научных журналах. К сожалению, воскресные газеты и еженедельники теперь мало уделяют внимания литературной критике.

– И все потому, что ее читать невозможно, – сказал Филипп Лоу. – Если уж я ее не понимаю, то чего ожидать от неспециалистов? Так вот, в моей книге речь идет именно об этом. Именно поэтому я и написал ее.

– Да-да, Филипп, это ужасно несправедливо, – посочувствовал ему Скиннер. – А чем вы занимаетесь, мистер МакГарригл?

– Шекспиром и Т. С. Элиотом, – ответил Перс.

– А вот тут я мог бы посодействовать, – вклинился в разговор Робин Демпси. Он только что появился в баре с Анжеликой, которая умопомрачительно красиво выглядела в длинном платье из плотной хлопчатобумажной ткани винно-красного цвета с вплетенными в ткань тускло блестящими нитями более темных тонов. – Так вот, эту работу можно спокойно предоставить

компьютеру, – продолжил Демпси. – Вам просто нужно ввести в него все тексты, а затем заставить машину найти все слова, фразы и синтаксические конструкции, которые у этих писателей совпадают. И таким образом вы точно определите влияние Шекспира на Т. С. Элиота в количественном отношении.

– Но моя диссертация совсем не об этом, – сказал Перс. – Она о влиянии Т. С. Элиота на Шекспира.

– У вас, ирландцев, всё не как у людей, – грубо хохотнув, сказал Демпси и окинул взглядом компанию в надежде на моральную поддержку.

– Я намерен показать, – сказал Перс, – что, хотим мы этого или нет, Шекспира мы читаем через призму поэзии Т. С. Элиота. Например, кто в наши дни читает «Гамлета», не соотнося его с «Пруфроком»? Кто слушает речи Фердинанда из «Бури», не вспоминая «Огненную проповедь» из «Бесплодной земли»?

– А вот это мне кажется интересным, – сказал Скиннер. – Филипп, дружище, не будешь ли так добр подлить мне того же самого? – Сунув Филиппу Лоу в руку свой пустой стакан, Феликс Скиннер отвел Перса в сторону. – Если вы еще ни с кем не договорились о публикации своей диссертации, я очень хотел бы на нее взглянуть, – сказал он.

– Но это магистерская диссертация, – сказал Перс, прослезившись от сигаретного дыма, который выпустил ему в лицо Скиннер.

– Ну и что, библиотеки скупают все, что связано или с Шекспиром, или с Т. С Элиотом. А если оба имени войдут в название книги, то интереса будет еще больше. Вот моя карточка. А, спасибо, Филипп, твое здоровье… Послушай, мне действительно жаль, что так вышло с Хэзлиттом. Давай будем считать это первым опытом, а ты постараешься найти более ходовую тему.

– Я потратил на эту книгу восемь лет жизни, – жалобно сказал Филипп.

Скиннер ободряюще похлопал его по плечу, ссыпав горку сигаретного пепла ему на пиджак.

В баре теперь было тесно – участники конференции наперегонки угощались спиртным, чтобы привести себя в состояние, подобающее средневековому банкету. Перс протиснулся сквозь толпу к Анжелике.

– А мне вы говорили, что тема вашей диссертации – влияние Шекспира на Т. С. Элиота, – сказала она.

– Так оно и есть, – ответил он. – Я переиначил ее на ходу, чтобы хоть немного осадить Демпси.

– На самом деле так даже интереснее.

– Похоже, теперь мне придется этим заняться, – сказал Перс. – Какое у вас красивое платье, Анжелика.

– Из всей моей одежды оно самое средневековое, – ответила она, блеснув темными глазами. – Хотя не могу гарантировать, что оно, как у Китса, «зашелестит к моим ногам».

Прозрачный намек вызвал в нем волну желания, а также вдребезги разбил намерение встать на путь исправления и искупления греха. И он понял, что теперь уже ничто не помешает ему сегодня ночью засесть в засаду у Анжелики в комнате.

Перс не собирался садиться рядом с девушкой на банкете, решив, что в духе романтического сценария он должен созерцать ее издалека. Однако видеть Демпси, сидящего рядом с Анжеликой, ему тоже не хотелось, поэтому, когда все пошли в столовую, он задержал его в баре, пытая вопросами о структурной лингвистике.

– Да все очень просто, – нетерпеливо сказал Демпси. – Согласно Соссюру, язык строится не на различии вещи и слова, а на различии слов между собой, на их противопоставлениях. «Кошка» означает кошку потому, что звучит иначе, чем «мошка» или «кашка».

– И то же самое верно для «Дьюрекс», «Фарекс» и «Экслакс»? – поинтересовался Перс.

– Этот пример не из тех, что сразу приходят в голову, – Демпси с подозрением взглянул на Перса близко посаженными глазами. – Но тоже годится.

– Я думаю, вы не принимаете в расчет различия в диалектном произношении, – сказал Перс.

– Ну, сейчас у меня нет времени это объяснять, – раздраженно сказал Демпси, направляясь к двери. – Уже звонили к ужину.

В столовой Перс нашел себе место подальше, спрятавшись от Анжелики за колонной. Средневековый банкет оставлял желать лучшего. Мед по вкусу походил на подогретый сахарный сироп, а основное блюдо, которое предполагалось есть руками, состояло из жареной курицы и картошки в мундире. Блудницами выступали самые обычные местные официантки, которым либо приплатили, либо пригрозили, заставив вырядиться в длинные хламиды с глубоким треугольным декольте.

– Ох, не смотри на меня, сынок, – сказала Персу официантка с желтыми кудряшками, подавая ему куриные ножки. – Если в Средние века они вот так одевались, то, наверное, из простуд не вылезали.

Во главе стола на возвышении восседала пара затейников из фирмы «Веселые рыцари Круглого стола»: один из них был в костюме короля, другой – придворного шута. У короля в руках был аккордеон, а шут играл на ударных, и оба были снабжены микрофонами и усилителями. Пока блудницы разносили еду, они развлекали собравшихся анекдотами о королевском дворе, пели похабные баллады и подначивали гостей швыряться булочками. В соответствии с придворным этикетом всякий, кто хотел покинуть зал, должен был отвесить королю поклон, при этом шут извлекал из какого-то инструмента громкий непристойный звук. Перс выскользнул из зала как раз в тот момент, когда подобному унижению был подвергнут медиевист из Аберистуита. Анжелика, сидевшая между Феликсом Скиннером и Филиппом Лоу в дальнем конце зала, одарила Перса мимолетной улыбкой и помахала рукой. Средневековое угощение стояло перед ней нетронутое.

Перс вышел из корпуса Мартино и направился к общежитию, вдыхая ночной холодный воздух и поглядывая на рябое отражение луны в искусственном озере. Вслед ему неслась усиленная динамиками песня, которую хриплыми голосами распевали король с шутом: