Текст книги "Приют мертвых"
Автор книги: Дэвид Ливайн
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Глава третья
– Ох-ах, ох-ах! – стенала миниатюрная блондинка, пока Кенни Шлегель подпрыгивал на ней. «Ох» приходилось на движение вниз, доставлявшее ей несказанное удовольствие, а «ах» означало, что ее новые бусы при очередной встряске били ее по подбородку. Кенни, трахая ее, казалось, более всего старался, чтобы бусы как можно сильнее ударялись и отскакивали от ее лица, словно забавлялся на своеобразном ярмарочном аттракционе. За эту его ловкость ему бы, конечно, полагались кое-какие призы, но и без них он радовался тому, что у него все так хорошо получалось. В охватившем его упоении он вроде бы не замечал, сколь упруго у блондиночки тело и то, что это родео продолжалось уже тридцать или сорок минут.
– Ох-ах, ох-ах!
Хотя это были всего лишь легкие шлепки, но их беспрестанное повторение не могло не остаться без последствий для лица. При мысли об этом Кен испытывал определенное удовлетворение. Но белобрысая не жаловалась, похотливая штучка. Вот только что она скажет потом? Да что с нее взять – сучонка-недоросток. Прождала его всю ночь, и на том спасибо. Сама захотела – завелась со вчерашнего дня. Ее дыхание отдавало пивом, из-под мышек тянуло дезодорантом. Но приятно. Он погрузил лицо в одну из них и втянул в себя воздух.
– Что, Келли, окатить тебя? – Кенни заметил в глазах девушки проблеск сознания – реакция на то, что ее, Кэти, назвали другим именем. Но она его не ударила, как он надеялся, а только ускорила темп. Может, и к лучшему – у него расплывался на щеке огромный синяк. Кенни снова глубоко вдохнул, вышел из нее, сорвал презерватив и полил живот блондинки обильной струей спермы. Она охнула, застонала, как в порнофильме, и затихла. У Кенни же все мысли были только о прошедшей ночи и о предстоящем завтраке.
Глава четвертая
Аурелио Сантос прибыл в свою студию в предрассветной темноте. На нем были тренировочный костюм и кроссовки. Он думал о том, как прокатится на мотоцикле вдоль Копакабаны и как хорошо, что закончилась зима в Индианаполисе. Он уже отпер дверь, и тут из-за угла появились трое в масках и толкнули его внутрь. Один из них ударил его сзади, но Аурелио быстро пришел в себя, схватил руку нападавшего и плечом с такой силой отшвырнул в сторону, что на стене осталась вмятина. Затем выпрямился, сделал обманное движение, ударил второго в челюсть, и тот, перевернув стол и стул, рухнул на пол. Аурелио хотел пнуть его в лицо, но в это время третий вытащил обрез. Черт! Аурелио застыл и поднял руки. Затем медленно попятился на мат.
«Наверное, все было именно гак? – размышлял Бэр. – Или не так?»
Он вел машину, слабо представляя, куда держит путь, и не обращал внимания на ерунду, передаваемую в утренних радиосообщениях. Через полчаса автомобилей на улицах прибавилось – начинался утренний час пик. Поток был неплотным: в Индианаполисе три машины подряд – уже затор, но пришлось снизить скорость, и это его раздосадовало.
Первое, что сделал Бэр, покинув академию, – обошел здание, надеясь наткнуться на что-нибудь наводящее на размышления. Дверь черного хода оказалась запертой на замок, что было совершенно естественно, поскольку она предназначалась для использования в случае пожара. Рядом, среди пробивающейся сквозь трещины в мостовой травы, валялись старые окурки и осколки бутылок. Но они были настолько маленькие, что вряд ли на них уместились бы отпечатки пальцев, и, кроме того, судя по всему, они лежали здесь уже давно. Окна не повреждены, и на крышу невозможно подняться, если только не принести с собой лестницу. Как и в академии, здесь он тоже получил одну большую груду ничего не значащих фактиков.
Солнце уже вставало, и в городе растекалась тягучая жара, когда Бэр вернулся в академию и оставил на входе объявление: «Все тренировки отменяются». Когда полицейские закончат дела, они опечатают место преступления и уедут, и те, кто не приходил сюда утром и не знал о случившемся, явятся на занятия. Он прилепил стикер с объявлением к окну и поспешно удалился – не хотелось встречаться с тренерами и теми, кто придет на тренировки. Ему еще предстоит с ними разговаривать, когда он начнет их расспрашивать, но сейчас не было настроения ни пожимать рук, ни обниматься. И поскольку Бэр не имел возможности опросить соседей – полицейским бы не понравилось, если бы он потащился за ними по пятам, – то сел за руль и уехал.
Он остановился у дома Аурелио – одноэтажного бунгало, перед которым стояла «тойота». Требовалось проникнуть внутрь и тщательно все осмотреть, но ситуация была не самая подходящая. Бэр понимал, что с минуты на минуту появится полиция. Секунду он взвешивал риск, а затем достал из багажника латексные перчатки. Попробовал дверцу машины Аурелио – она оказалась закрытой. И обе двери в доме тоже – передняя и задняя. Бэр заглянул в окно, но за жалюзи мало что удалось рассмотреть. На первый взгляд все было в порядке. Бэр снял перчатки и поспешил к машине. Когда полицейские примутся стучаться в соседние двери, совершенно ни к чему, чтобы всплыло его описание.
Дом находился в полутора милях от школы джиу-джитсу, и Аурелио часто по утрам прогуливался туда пешком, чтобы разогреться перед тренировкой. Видимо, так случилось и сегодня, и это объясняло, почему машина осталась перед домом. Или его увели против воли, заключил Бэр, залезая в автомобиль и запуская двигатель. Он успел свернуть на Бейкер, когда к дому Аурелио подкатила первая полицейская машина без опознавательной раскраски.
Бесцельная езда и размышления о том, как псе могло произойти, не могли принести пользы, но Бэр был не в силах себя перебороть. Хотя бы потому, что в эти мгновения в его сознании Аурелио был еще жив. Но если голова не будет чем-то занята, грудь сожмет безысходность случившегося. Старая дверь в подвал просилась, чтобы ее открыли, а потом, когда она пропустит все через себя, накрепко захлопнули. Для дерьма, на которое он насмотрелся, будучи полицейским, а затем частным сыщиком, требовалось хранилище. И Бэр быстро сообразил, что для этого необходимо место. Пустой ящик внутри себя, куда можно скинуть боль, как уже отслужившую свое вещь, и закрыть крышку, прежде чем эта боль станет невыносимой. Правило было таким: прекратить думать о жертвах как о реальных людях. Они превращались в набор фактов, в уравнение, ждущее своего решения, в ключ, в кусок мяса, предназначенный для хладнокровной разделки. Таким образом следователь сохранял объективность и способность рассуждать. Обретал силу и, зная о своем превосходстве, был готов к встрече с преступником. Но у этой методики существовала и обратная сторона: вскоре после того как свыкаешься с такой отстраненностью, многое, что дорого тебе, отправляется в тот же подвал: жены, дети, друзья. Почти все. И если не соблюдать осторожность – и даже если ее соблюдать, – можно превратиться в зомби и идти по жизни и работать, опасаясь только того, как бы не лишиться необходимых для дела навыков.
Настоящий полицейский – тот, кто, отстраняясь, умеет схоронить боль где-то глубоко в себе, но не отсекает вовсе. Несет в себе и сохраняет связь с ней и с тем, чем она вызвана. Жертвы для копа остаются людьми, и, несмотря на боль – или благодаря ей, – это становится для полицейского спасением. Бэр не мог с уверенностью сказать, к какой группе он принадлежал на протяжении большей части своей карьеры. Только на ее исходе начал что-то понимать. Но на этот раз он поклялся, что поступит правильно. И не подавил боль. Дал ей волю.
Позади раздался громкий, злой сигнал. Бэр поднял глаза и понял, что стоит на перекрестке при зеленом свете. Посмотрел в зеркальце заднего обзора и, заметив грузовой пикап, помахал рукой:
– Еду, еду, – и повернул домой.
Глава пятая
Сьюзен Дюран находилась в ванной и была занята тем, что мочилась на тестовую пластинку, когда услышала, что к дому подъехала машина и на лестнице раздались тяжелые шаги Фрэнка. Результатов надо ждать всего минуту, но вот ее-то у нее не было. Кроме того, она не представляла, каков именно будет результат анализа и соответственно как она себя после этого поведет. Поэтому прервала процесс, переложила в пакет содержимое маленького мусорного ведра, бросив в него же коробку с инструкцией и пластмассовый квадратик, и смыла воду в унитазе. И когда он вошел в дом, Сьюзен была уже в гостиной и расправляла на бедрах юбку. После того как дверь за ним закрылась, Сьюзен отвернулась от зеркала и улыбнулась:
– Привет.
Фрэнк не ответил.
– За прошлый месяц я прибавила три фунта. Ты сделал меня толстой и счастливой, Бэр. – Сьюзен надеялась, что ее голос звучит легкомысленно.
Он не отозвался и прошел прямо в кухню. Было слышно, как он бренчит бутылками импровизированного бара на столе. Сьюзен оказалась на пороге вовремя, чтобы увидеть, какую он выбрал – маленькую, в белой бумажной обертке. Коричневая жидкость потекла в стакан. Бэр хотел разбавить ее «Клаб-содой», но бутылка оказалась пуста, тогда он плеснул в стакан тоник и выпил. Сьюзен вошла на кухню все еще с пластиковым пакетом в руке.
– Ты пьешь, в чем дело? – спросила она.
Бэр поморщился, прикончил содержимое стакана и поднял бутылку, чтобы она прочитала название – «Ангостура».
– Всего лишь горькая настойка. – Бэр швырнул бутылку в раковину, где она и разбилась.
– Почему ты так рано?
– Аурелио погиб.
Сьюзен выслушала новость, и у нее возникло не меньше десятка вопросов.
– Как? – наконец выговорила она.
– Убит. Застрелен. В школе. – Бэр видел, что Сьюзен пытается осознать услышанное. Затем присмотрелся к ней внимательнее. – Что с тобой?
– Ничего.
– Так уж и ничего?
– Ничего. Господи, Фрэнк, ужасно. Мне очень жаль. Как это произошло?
Бэр покачал головой.
– Ты в порядке?
Сьюзен подошла к нему, обняла, но он не отреагировал на ее порыв – стоял как изваяние. Она отступила и смерила его взглядом: лицо напряжено, тяжелые темные брови нахмурены. Взгляд черных глаз направлен куда-то далеко, но сосредоточен, словно Фрэнк пытался рассмотреть что-то за горизонтом. Он был не здесь, не с ней, не на кухне. Таким она не видела его с самого начала их отношений, когда он на пятьдесят футов увяз в своем расследовании.
– Это было ограбление?
– Нет.
– Случайное убийство? Несчастный случай?
– Я хочу сказать, может, он… во что-нибудь вляпался? – вслух рассуждала Сьюзен.
– Что, черт возьми, ты несешь?
– Ничего. Просто если это не случайность, тогда…
– Договаривай. Вляпался в какое-то дерьмо и получил за это сполна?
– Нет, Фрэнк… я не так хотела сформулировать.
– Тогда прекрати фантазировать и держи свои теории при себе.
Сьюзен подняла голову. Между ними никогда так не сгущалось напряжение. Весь прошлый год сохранялись хорошие отношения. Наверное, слишком хорошие, как у парочки влюбленных певчих птичек. Но теперь, когда страсти в комнате разогрелись от гремучей смеси темпераментов – ирландского, шотландского, немецкого, среднезападного и тихоокеанского северо-западного, – извинения надолго откладывались. Сьюзен отступила на шаг.
– Я здесь, пока ты того хочешь, но я вижу, что тебе это совершенно не нужно. Я ухожу на работу.
– Отлично, – отрезал Бэр.
Сьюзен еще помешкала, затем подхватила сумочку и, не выпуская из рук пластиковый пакет, направилась к выходу.
– До скорого.
– Пока.
Глава шестая
Викки Шлегель поставила на кухонный стол тарелку с яичными белками, положила туда же тост из хлеба грубого помола и снова повернулась к шипящей за ее спиной на плите сковороде. Из радио на столе доносилась какая-то развлекательная утренняя программа. На улице почувствовавшие запах пищи собаки крутили носами.
– Потерпи, дорогой, твой бекон почти готов. – Викки затянулась сигаретой и оценивающе взглянула на спину своего младшего сына, Кенни.
Он, как и братья, накачавшись в спортивном зале, возмужал и уже перерос отца, но был не крупнее, чем Терри в его возрасте. Викки познакомились с будущим мужем, когда тому было на несколько лет больше, чем теперь Кенни, но видела его фотографии в юношеском возрасте.
– Ты же знаешь, ма, я не могу это есть.
– Помню, помню, но это индюшиный бекон. – Викки сняла лопаткой кусочки мяса со сковороды и выключила плиту.
– Потрясающе.
– Я же знаю, что тебе нравится. – Она положила дымящееся мясо сыну на тарелку. Тот поднял голову, и Викки заметила на его щеке багровый синяк.
– Кенни-медвежонок, что с твоим лицом?
– Ударился на тренировке, ничего особенного. Придает мужественности, правда?
Мать улыбнулась, а затем ее взгляд упал на отвратительную черную татуировку на левой стороне груди Кенни. «ГКС» готическими буквами – рэперский девиз «Готов к смерти». Викки поежилась. Все ее трое сыновей разукрасили себя татуировками. Теперь это стало модно. До чего дошли! «Так делают те, кто краской из спрея портит полотна Рембрандта», – вот что она сказала, когда ее младший на свое семнадцатилетие, почти год назад, явился домой с этими буквами на груди.
– Как вы думаете, миссис Шлегель, может, мне наколоть что-нибудь вроде «передозировка»? – спросила миниатюрная блондинка, расположившаяся тут же за столом.
Викки повернулась к девушке и взяла сигарету. Вроде бы ее звали Карен. Трое ее смазливых сыновей унаследовали от отца мужское обаяние, и через их дом проходила бесконечная череда девушек, с которыми Викки приходилось разбираться. Она едва сдержалась, когда ее старший сын Чарли заявил, что будет очень клево, если по пятницам вечером к нему станет заваливаться его подружка. Надо было, конечно, ответить, что это вовсе не клево, собственно, она так бы и поступила, если бы предвидела, что пятничные вечера будут растягиваться на все выходные. К тому времени, как средний сын Дин начал встречаться с девушками, гостьи забредали уже и по будням. А когда три года назад Кенни стал студентом, сексапильные девчонки зачастили в их дом уже нескончаемой чередой. Викки тогда не запоминала имен, а теперь даже и не пыталась.
Несколько лет назад она пристала к мужу, чтобы он пресек эти безобразия.
– Что ж им, как каким-то чучелам, трахаться в машине? – ответил Терри. – К тому же ты ведь сама говорила, что не готова стать бабушкой.
– Ну пожалуйста, – упрашивала его Викки.
– Резинки и комнату – это мы по крайней мере можем им предоставить, – рассмеялся муж. – Мальчишки есть мальчишки. – Викки заподозрила, что дело тут не в «мальчишках», а совсем даже наоборот. Ему, видимо, нравилось, что в их доме то и дело появляются девицы в соку. Стало не хватать туалетной бумаги и замороженной пиццы. И если бы она не предприняла своих превентивных мер, гостьи начисто бы лишили ее шампуня и косметики.
Очнувшись от воспоминаний, Викки повернулась к дежурной гостье и удостоила обычным ответом:
– Послушайте, милочка. Я буду из последних сил ухаживать за своими сыновьями, но мне нет дела до их мелких причуд. Таково мое правило. Так что решайте сами. – Она стряхнула крошки с поверхности холодильника и закурила. Короткий смешок, донесшийся до нее, дал ей знать, что Кенни уловил ее слова.
Блондинка сморщила носик.
– Класс! Кенни, пойдем фотографироваться?
– Подожди минуту. – Он прожевал мясо и навалил на тост яичные белки и бекон.
Девушка шумно фыркнула и скрестила на груди руки, а миссис Шлегель оперлась о разделочный стол и отхлебнула кофе.
– Вот так. – Кенни свернул тост и превратил его в сандвич. – Пошли, моя крыска.
Они встали и пошли из кухни.
– Пойдем, Кенни-медвежонок. – Она обхватила его за пояс.
– Выматывайся! – Кенни шлепнул блондинку по заднице, и та хихикнула.
Викки Шлегель, задохнувшись от негодования, потянулась за кофейником.
Глава седьмая
Аурелио Сантос сначала двигался быстрым шагом, а на Кумберленд замедлил темп ходьбы. Пересек стоянку и, пританцовывая и напевая «Chuva, Suore Cerveja», подошел к школе. Ключи позванивали, когда он, готовясь войти, вращал на пальце брелок. Когда он вставил ключ в замок, тот не повернулся – дверь уже была отперта. «Странно», – подумал он. Аурелио не сомневался, что закрыл ее на замок накануне вечером. Он вошел внутрь и тут же получил по затылку увесистый удар. Боль обожгла жаром, в глазах потемнело. Аурелио попытался сохранить равновесие, потянулся к стулу, но не удержался на ногах и, падая, опрокинул его и стоящий рядом стол. Колени оказались под мышками. Подчиняясь инстинкту, он перекатился на спину и свернулся в клубок – занимать нужные позиции стало его второй натурой. Он повернулся лицом к нападающему и в тусклом утреннем свете различил за его спиной других. Один из них держал большой черный дробовик. «Этим меня и ударили», – отметил про себя Аурелио и нанес боковой удар в коленную чашечку врагу. Преступник упал, и Аурелио вскочил с пола. Но удар по затылку не прошел даром – он нетвердо держался на ногах. Сделал неверное движение и достал второго нападающего, однако неточным приемом. Просто отпихнул от себя, и тот, ударившись о стену, оставил на ней вмятину. Снова белые всполохи в глазах – это сзади опять нанесли удар прикладом. Аурелио почувствовал, что падает и проваливается в темноту…
Бэр топал по мостовой и вколачивал ярость каблуками в Сэддл-Хилл. На нем была тяжелая куртка, добавлявшая лишние тридцать фунтов. Ее подарила Сьюзен, заметившая как-то на его плечах ссадины от набитого рюкзака, который он надевал всякий раз, когда занимался пробежками. Надо признать, что в ней ему лучше. Но куртка оказалась недостаточно тяжелой, чтобы загнать его в красную зону. Ничто не могло сравниться по жестокости со спарринг-боями в джиу-джитсу. Они продолжались десять, двадцать, тридцать минут без перерыва и требовали силы и способности восстанавливать сердечную активность и молочную кислоту, особенно если он дрался с Аурелио. Хотя тот весил меньше двухсот фунтов, у него были особые отношения с гравитацией. Аурелио знал, как стать тяжелым. Когда он делал боковой захват, Бэру казалось, что он попал под «хаммер».
Он вспомнил первую тренировку почти полтора года назад. Оказавшись на мате против Аурелио, Бэр почувствовал себя слабым и беспомощным, как новорожденный котенок. Неравенство между ними было не меньше, чем десять к одному. Это вызывало беспокойство. К тому же Бэр сознавал, что легко бы превзошел учителя, если бы дело было только в весе. Вопрос заключался в средствах, способных обеспечивать победу. Но по мере того как Бэр овладевал техникой, он чувствовал, что неравенство начинает сглаживаться.
Боец пытается удержаться на ногах, но схватки заканчиваются на земле. Такова истина, и Бэр это знал, но ему потребовалось много времени, чтобы ее принять. Он долго тренировался в полицейской академии, работал патрульным, занимался жестким боксом, тайским кикбоксингом, но отлично понимал: как ни старайся наносить удары и ставить блоки, почти все реальные физические сражения завершаются на полу. Борцы не отличались чистоплотностью и дисциплинированностью, демонстрируемыми киногероями, наоборот, они были жестокими и непредсказуемыми, производящими странные движения, непонятные звуки и запахи. Бэр привык полагаться на свой вес, силу и накачанность еще со времен занятий спортом в школе, и если становилось жарко, решал спор кулаками. Но старался об этом не задумываться, как и о том, насколько труднее становилось с возрастом работать в спортивном зале, поддерживая себя в форме. Не хотел представлять будущее, когда постареет, усохнет и потеряет мощь, а те, с кем придется схлестнуться, будут моложе, крупнее и сильнее. Но однажды вечером в баре он смотрел на матч чемпионата боев без правил, передававшийся по платному каналу. Здоровенный детина сражался против опытного бойца. Громила скакал по рингу и наносил устрашающие удары в воздух, а опытный боец, уклонившись после очередного наскока, нанес всего один – по ноге, опрокинул соперника и прикончил меньше чем за минуту. Его противник оказался совершенно беспомощным. Долгие часы занятий по отработке ударов руками и ногами были нейтрализованы за одну секунду, и Бэр больше не мог этого отрицать. Завсегдатаи бара остались недовольны скоротечностью главного боя, а победитель в интервью после матча поблагодарил спарринг-партнеров и тренеров бразильской школы джиу-джитсу. На следующий день Бэр нашел телефон академии и заехал посмотреть занятия.
Тренировкой руководил мужчина среднего роста, но крепко сбитый, с широкой улыбкой и густыми черными вьющимися волосами. Он был необыкновенно энергичен на мате и обучал небольшую группу, как правильно выполнять броски и падения. Заметив Бэра у двери, он пригласил его на мат.
– Хотите к нам присоединиться?
Бэр пожал плечами:
– Может быть.
– Похоже, вы в форме. Попробуйте сбить меня с ног, – предложил тренер. – Свалите на землю, и мы определим, нужно ли вам вообще обучаться джиу-джитсу. – Он стоял босой, в шортах серфингиста и облегающей нейлоновой майке. И, улыбаясь, сверкал ослепительно белыми зубами. Бэр привык в колледже к стычкам на футбольном поле с игроками намного сильнее себя – сильными, как ломовые лошади – и поэтому недолго колебался, прежде чем утвердительно кивнуть и снять с себя часы, пиджак, ботинки и носки. Но этот обычного роста человек оказался неподатливым – Бэр сразу это понял. Они сошлись в клинче, удерживая друг друга за локти и ворот, и кружили по мату. Выдержка противника производила впечатление – она оказалась лучше, чем у Бэра. Улыбка не сходила с лица тренера, и, продолжая борьбу, он не забывал весело подбадривать новичка.
Бэр наконец решил, что затягивать бой не в его интересах, и, обхватив руками торс бразильца, поднял его в воздух и швырнул на землю. Он предполагал, что тот рухнет к его ногам и будет корчиться, словно сопящий мешок с переломанными ребрами. Но с удивлением обнаружил, что бразилец не только не получил травм, но даже не утратил самообладания. Тренер вообще не ударился о мат, а, взяв в захват его руку, ногами обвил плечи и шею и заставил его упасть на колени. И Бэр, похлопав его по ноге, признал себя побежденным, иначе в следующее мгновение ему бы вывихнули руку в локте.
– Добро пожаловать к нам! – Аурелио ослабил хватку и похлопал Бэра по спине. Пока охваченные благоговением спортсмены возвращались на мат. Бэр поднялся. – Вы сильны, станете хорошим бойцом. – Бразилец не переставал улыбаться. И Бэр сразу же решил, что будет здесь тренироваться.
Он по крайней мере решил, что Аурелио сказал именно это, но первые три месяца тренировок не понимал ни слова бразильца. И не только из-за сильного акцента до него не доходило то, чему его учили. Пользоваться весом и силой противника и оборачивать его движения и намерения против него самого – это было в новинку для Бэра, привыкшего противопоставлять силе силу. Если перед ним возникала кирпичная стена, он бился об нее головой, пока не пробивал ее или не набивал себе шишку.
Он тренировался по утрам четыре раза в неделю, и постепенно до него стало доходить то, чему его учил Аурелио. После каждого занятия в академии он чувствовал себя физически выжатым и измотанным до дрожи, все, что недавно соприкасалось с матом, горело и распухало, мучила боль в суставах и сухожилиях, а иногда и в шее, подвергшейся железным захватам тренера-бразильца. Знания, приобретаемые им, давались явно нелегко. Прежде чем тренировка завершалась, он успевал прочувствовать свою беспомощность и никчемность, видел свои промахи. Но обрывки информации просачивались внутрь и оставались в мышечной памяти, где только и могли принести пользу, если бы в них возникла реальная потребность.
Бэр не выиграл ни одного боя против Аурелио. Для этого надо было упорно тренироваться лет пять или шесть. И не было уверенности, что он способен достигнуть такого совершенства. Ведь Аурелио был спортсменом мирового уровня, а он – всего лишь любителем. Но в последнее время Бэр начал делать определенные успехи: по крайней мере превосходство над ним уже не было подавляющим. И еще он чувствовал, что сбрасывает вес. Из него уходило все, кроме мышц. И он почувствовал себя таким же жилистым, каким был в семнадцать лет. Между ним и Аурелио возникло нечто вроде родства – их отношения можно было сравнить с неприхотливым горным растением, не требующим ухода. Бэр испытал и то и другое, но, вспоминая прошлых тренеров и полицейских начальников, понимал, что последнее намного эффективнее. Они с Аурелио, помимо тренировок, встречались всего несколько раз – вместе ходили выпить пива и посмотреть спортивные репортажи. И четыре раза в неделю на мате. Но и этого оказалось достаточно: чувство родства сформировалось из затраченных усилий, боли и стоического отказа от жалоб, из совместного приобщения к знаниям и, как ни странно звучит, из духовного единства. Так думал Бэр, взбегая на вершину холма в восьмой раз. Примерно через шесть месяцев он понял, что приобрел первого друга, если не считать одного клиента, как-то обратившегося к нему около пятнадцати лет назад.
Поднявшись на холм в десятый раз, он согнулся пополам, стиснув в кулаках ткань шорт. Пот катился с него на дорогу, словно частый дождь. Ломило правую голень – два дня назад Аурелио продемонстрировал ему упор коленом.
Больницы – внезапно пришло ему в голову. Надо проверить больницы. Вполне возможно, обнаружится, что туда обращались люди с травмами, случающимися после схватки с Аурелио. Это могли быть вывих локтевого сустава, повреждение запястья или сломанная челюсть. Бэр распрямился и поспешил вниз, в сторону дома.