Текст книги "Приют мертвых"

Автор книги: Дэвид Ливайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава двадцать шестая

Горгулья – вот как обозвала его Сьюзен, когда они возвращались с озера, и была не так уж не права. Он определенно стал похож на изваяние жуткой химеры и потерял способность говорить – или, точнее, говорить о вещах хоть сколько-нибудь важных. И их разговор в «Риттерс» явно не удался – Сьюзен высказалась, он опустил глаза, уставился на носки своих ботинок, силился найти ответ, но у него не получалось. И когда они расставались, до решения проблемы было еще очень далеко. Прощаясь, каждый пообещал скорую встречу, но в словах ни того, ни другой не было ни настойчивости, ни уверенности. Оставшись один, Бэр повернул в сторону Лафайетт-стрит.

Машину он остановил под сияющей вывеской «Оружейный магазин Дона Дэвиса – Я не придумываю законы, я их исполняю». Он подошел к двери как раз в тот момент, когда продавец, мужчина лет сорока с черными с проседыо усами и такими же коротко остриженными волосами собирался ее запереть. На бедре у него красовался никелированный пистолет калибра 357.

– Мне только патронов. – Бэр показал свой липовый жетон, и на этот раз он произвел впечатление. Продавец махнул рукой, чтобы он заходил в магазин и, вращая на пальце ключи, проследовал в отдел с патронами мимо изрядно потертого плаката с еще одним изречением Дона: «Я не хочу зарабатывать деньги, я хочу продавать оружие».

– Какие вам нужны? – спросил продавец.

– Калибра сорок четыре, специальные, – ответил Бэр.

Продавец кивнул, и было заметно, что в нем пробудился интерес к клиенту. Он кивнул на небольшую секцию, где находились патроны не совсем обычных калибров. Бэр взял десять коробок патронов ближнего боя для тира, куда стал после большого перерыва время от времени заглядывать, и коробку с патронами «винчестер спешиэл» с тринадцатиграммовыми разрывными пулями с экспансивной выемкой. Со своими покупками он подошел к продавцу у кассы:

– Чем вам заплатить: наличными или кредиткой?

– Я уже закрыл кассу, так что, пожалуйста, кредиткой. – Он принял у Бэра карточку.

Выйдя из магазина, Фрэнк положил тяжелый пакет в багажник и сел в машину. Он не знал, для чего или для кого ему нужны патроны, но не сомневался, что нужны. У него возникло ощущение, что он попал в темный тоннель – несется в потоке воды, как на Кингз-Айленд, – кругом ничего не видно, а в конце его неминуемо ждет падение и всплеск. В это мгновение зазвонил его телефон.

Посещение «Риттерс» только все усугубило. Хоть она и проглотила вазочку мороженого, это не помогло ей забыть невзгоды. Сьюзен направилась прямо домой, взяла купальник, очки и, набрав номер Линн Бадунски – подруги, с которой плавала в колледже наперегонки, – договорилась встретиться в бассейне Университета Индианаполиса, куда им был разрешен вход и где были свободные водные дорожки. И вот она, залитая люминесцентным светом, с забранными под шапочку волосами, стоит на краю бассейна, вдыхает знакомый запах хлорки и любуется уходящими вдаль строгими геометрическими линиями. Линн прыгнула в воду и, толкая тело вперед рублеными гребками, принялась поглощать метры воды. В колледже ей дали прозвище Мул, поскольку она обладала способностью сколько угодно долго тянуть на длинных дистанциях, и годы ничего не изменили. В ее плечах и мышцах рук до сих пор заключалась большая сила. В последнее время она занималась плаванием гораздо больше, чем Сьюзен, и это явно чувствовалось. Сьюзен прыгнула в воду – ловкая, как дельфин, это качество не исчезало даже, если она подолгу отлынивала от тренировок. Она начала с тысячи метров свободным стилем и чувствовала, как уходит скованность из плеч и руки свободнее двигаются в суставах.

Сегодня с Фрэнком у нее получилось все не так, как надо: вместо того чтобы по-хорошему поговорить, она предъявила что-то вроде ультиматума. А он никак не помог ей своим поведением. Обычно ей нравилось, что он в отличие от большинства мужчин в наши дни не хапуга и не бесится от нервов. Такое впечатление, что мужчинам больше не нужны женщины, а требуются психиатры. Но это когда все идет нормально. Когда что-нибудь не так, неразговорчивость Бэра начинает бесить. Сьюзен переключила мысли на движения в бассейне – достигла стенки, поправила очки и поплыла в обратном направлении на спине. И в школе, и в университете Депол она славилась тем, что умела плавать разными стилями. Но больше всего ей нравилось изобретать свой собственный. Подростком она перепробовала все. Но в колледже в основном плавала четыреста метров свободным стилем или в зависимости от соревнований выступала на дистанциях пятьдесят или двести метров. Специализация всегда ведет к потерям.

Сьюзен была готова себя убить за то, что так долго не тренировалась. Восстанавливать форму всегда труднее, чем ее поддерживать. Проплыв тысячу метров, она, чтобы привести в норму дыхание и сердцебиение, снизила темп. А бывало, каждое утро преодолевала пять с половиной километров, и это было только частью тренировки, продолжавшейся на берегу и завершавшейся общей пробежкой. Сьюзен резала воду, стараясь обращать внимание на технику и, плавно выполняя движения, затрачивать меньше усилий. Еще десять кругов свободным стилем – на этот раз быстрее – раз за разом она отталкивается от стенок и каждые четыре гребка выдыхает в другую сторону, словно таким образом пытается по-разному решать свою ситуацию. В какой-то момент она подумала, что надо оставить все как есть – сохранить ребенка, и Фрэнк с этим согласится. Она поможет ему согласиться – вытащит его из черной дыры. Но если Бэр откажется, она справится сама – наймет кого-нибудь, чтобы ухаживали за ребенком днем, переедет в Чикаго поближе к родителям. Затем, повернув в другую сторону, она представляла все иначе: ребенок, семья – это большая ответственность, нельзя нести ее в одиночку и уж тем более с нацеленным на большие дела занудным типом.

Сьюзен прислушалась к учащенному биению своего сердца и, решив, что способна еще проплыть не больше километра, перешла на баттерфляй. Это был ее излюбленный стиль, и она почувствовала себя в своей стихии. Руки взлетали над водой и уходили в глубину, ноги действовали как одно целое. Она плыла, как русалка или некая млекопитающая амфибия. Преодолела последние метры быстро, как только могла, и коснулась стенки. Сняла очки и шапочку и оглянулась в поисках Линн.

– Неплохо, неплохо, – похвалила ее подруга.

– Я чувствую себя безобразно. Не пытайся меня утешать, – отмахнулась Сьюзен, вылезая на настил на краю бассейна.

– Резвости тебе еще не занимать, – настаивала Линн.

Растираясь полотенцем, Сьюзен поняла, что так ничего и не решила.

Бэр вошел в закусочную «У толстяка», где подавали сандвичи, и не увидел, кого искал. Ему позвонил Пэл Мерфи и сказал, что его племянник знаком с неким типом, знающим нечто такое, что может иметь отношение к миру «гороховой» лотереи, и Бэру необходимо с ним встретиться и самому во всем разобраться. Но единственным посетителем оказался неопрятного вида черноволосый малый со слегка заостренным носом, доедавший аппетитный на вид сандвич. Бэр не мог себе представить, что он и есть родственник аккуратиста и чистюли Пэла. Но в родственных отношениях разве разберешься? Он подошел к парню:

– Это ты племянник Пэла?

– А ты частный сыщик? – Парень посмотрел на Бэра слегка пучеглазыми черными глазами.

– Да.

– Ну и видок! Ты что, подрался? – Бэр не обратил внимания ни на замечание, ни на вопрос. – Я Мэтт Макмерфи, – продолжал парень. – Но все называют меня Малышом.

Бэр сел и протянул руку.

– Так ты Мерфи или Макмерфи?

– Макмерфи – мой сценический псевдоним. Пэл – брат моего отца.

– Ты музыкант? – Бэр вспомнил, что слышал, будто парень играет рок на местном радио и еще ему вроде бы попадалась рекламная листовка, извещающая о том, что Мэтт в День святого Патрика выступает в цветочном магазине.

– Да, – буркнул парень и уткнулся носом в кулек с сандвичем, с которым справлялся с видимым трудом. Но Мэтт не сдавался, и Бэр не сомневался, что он своего добьется. Однако парень прервал занятие и спросил:

– Будете что-нибудь есть?

– Нет. – Бэр отказался не потому, что не любил здешней еды, но, устроившись на стуле, почувствовал запах мокрой швабры, и это не прибавило ему аппетита. Но запах шел не от пола.

– Доедай, я подожду.

Но Макмерфи все-таки прервал процесс – завернул остатки сандвича в бумагу, сделал глоток содовой и рыгнул.

– Потом. – По его виду было заметно, что он нервничал.

– Так ты знаешь нечто такое, что может представлять для меня определенный интерес?

– Я много чего знаю, – в голосе Мэтта зазвенела неподдельная гордость. – И об экстази, и о кокаине, и о травке.

– Это не для меня. А о «гороховой» лотерее, может, что-нибудь знаешь?

– По правде сказать, ничего. Но мне знаком парень, работающий водном из таких домов. И он утверждает, что был свидетелем какой-то разборки. Если только это не пьяный треп.

– Что за разборка? – поинтересовался Бэр.

– Не знаю.

– Кто этот парень?

– Сомневаюсь, стоит ли мне говорить, – поморщился Макмерфи. – Этот парень может в два счета меня раздавить. – Мэтт явно нервничал. Глаза, словно несколько дней назад подведенные черным карандашом, бегали из стороны в сторону. На нем был пыльный костюм поверх красного жилета, из-под которого виднелась черная рубашка с расстегнутым воротом. На шее – кельтский крест на сыромятном ремешке. Наряд щеголя, для него это было, видимо, естественно. Однако в данный момент Мэтт имел весьма помятый вид. Его костюм выглядел так, будто он спад в нем во время долгой поездки в двуколке.

– Как же нам поступить? – спросил Бэр. – Ты как бы случайно о нем обмолвился, я как бы случайно его встретил, и ты тут вовсе ни при чем?

– Нет. – Мэтт пососал соломинку, но содовая кончилась, и он покосился в сторону раздаточного автомата. – Так не пойдет. Но дядя попросил вам помочь. Пожалуй, я повидаюсь с тем парнем, спрошу у него, захочет он что-нибудь рассказывать или нет, а затем вам позвоню.

– Хорошо, – согласился Бэр. – На этом и остановимся. Предложи ему денег.

– У меня нет денег, – насупился Макмерфи.

– Я не сказал – дай. Предложи, если он согласится со мной поговорить. Я ему немного заплачу, если от его сведений будет какой-нибудь толк.

– Тогда ладно, – успокоился Мэтт. – Тогда все в порядке.

Бэр, опасаясь, что их беседа кончилась как-то неопределенно, протянул визитную карточку:

– Позвони, как только твой парень дозреет до разговора со мной.

Глава двадцать седьмая

Некоторые вечера неслись, словно локомотив, другие – летели вперед со свистом. Этот никуда не спешил. Диджей М. Д. работал в баре, но день был явно не его. Ему позвонили и попросили подойти в последнюю минуту, и народу осталось немного. И хотя в зале толкались несколько смазливых девчонок, Чарли Шлегель пришел сюда не ради развлечений. Он сверился с часами. Здесь была назначена встреча с Пинатом, и Чарли не сомневался, что тот притащит с собой своего неразговорчивого узкоглазого дружка Никси.

Чарли занял место в углу напротив крутившего свою музыку М. Д. Он поднял глаза на Пэм, наливавшую ему «Строх». [27]27
  Крепкий, пряный австрийский ром.


[Закрыть]Она застенчиво улыбалась, как женщина, которую однажды трахнули и забыли. Но Чарли ее не забыл. Они как-то провели пару веселых ночей после закрытия бара. Но по тому, как пошли в семье дела, следовало поужаться и свести свои связи до минимума, или, иными словами, прежде братья, а «сестрички» потом.

– Спасибо, Пэмми, – поблагодарил ее Чарли. Она была страшновата на лицо, и мать убила бы его, если бы он заявился с ней как со своей законной девушкой.

– Не за что. – Пэм снова улыбнулась и повернулась спиной, давая возможность полюбоваться своим крепким задиком.

– Спасибо, Пэмми, – за плечом Чарли послышался распевный насмешливый голос. Это была Ракел, старшая сестра той блондиночки Кенни, которой они недавно соорудили фальшивый документ.

– Привет, Рокки.

– Чики, у тебя есть нюхнуть?

Прежде чем Чарли успел ответить, он почувствовал на шее сильную волосатую руку, и вместо него суровым голосом заговорил отец:

– У Чики нет ничего нюхнуть, и Чики знает: стоит ему связаться с этой дряныо, и отец оторвет ему голову.

У девушки от страха расширились глаза, и она поспешно отвалила. Чарли, словно закрывая тему, пожал плечами. Но он знал, что от Терри так легко не отвяжешься.

– А почему она вообще об этом спросила? – рявкнул отец.

– Без понятия. – Чарли взял родителя за запястье и вывернул руку. – Я едва ее знаю, – в его словах была доля правды: он в самом деле не знал, почему девушка задала ему вопрос про наркоту. Разумеется, он никак не пропагандировал свое Начинание и уж точно ничего не продавал школьницам из округи. – Она чья-то сестра и все перепутала, – добавил он, видя, что отец не сводит с него черных сверкающих глаз.

– Дай-то Бог, чтобы так, – ответил Терри.

– Так и есть, – отозвался Чарли, не слишком стараясь его убедить и в то же время удивляясь, как это отцу удалось так незаметно к нему подкрасться, когда в барс почти пусто и кругом зеркала. Может, он не отбрасывает тени? Черт бы его побрал!

– Дай Бог, – повторил Терри и направился к выходу. Несмотря на возраст, он, если требовалось, по-прежнему умел двигаться словно привидение. Это нервировало. Затем из двери в глубине бара появился Кенни и кивнул брату. Чарли окинул взглядом зал, желая убедиться, что отец ушел и все чисто, и только после этого шагнул к заднему входу.

Пинат Марбри и Никси Бучер ждали за домом. Ночь светилась золотым отблеском от гудевших неподалеку люминесцентных уличных фонарей. Идиотская машина Пината, которой он так гордился, маячила в десяти футах и слегка сотрясалась от бухающих в салоне басов.

Словам предшествовали рукопожатия и не вполне искренние тычки в грудь.

– Ну, ну, – начал Пинат. – Пора уж нам замутить что-нибудь в самом деле прибыльное. Как твой урожай?

– Под пять фунтов. Скажем так: четыре с половиной фунта травки, пара сотен колес и еще кокаин. – Чарли криво усмехнулся. – Все, что требуется для вечеринки. – Он протянул Пинату толстую, туго свернутую самокрутку. – Вот.

– Сколько за все? – спросил Пинат, понюхал косяк и закурил.

– Пять тысяч, – ответил Чарли. – Деньги с собой?

Наступило молчание. Пинат с дружком переглянулись.

– Достанем через пару деньков. – Было видно, что Пинат импровизирует. – Давай поступим так: ссуди мне фунт на реализацию. Через пару дней я приду за остальным и принесу деньги.

– Ну уж хрен! – возмутился Кенни.

Было слышно, как Никси цокает языком.

– Не пойдет, – подтвердил Чарли. – Никак не пойдет.

– Тогда встретимся через пару или сколько-то там дней.

Необходимость ждать, казалось, разочаровала всех. Затем Чарли вспомнил о другом деле.

– Пора нам двигать в гетто.

Никси при этом слове присвистнул и сплюнул.

Кенни поднял на него глаза:

– А не будет ли в этом деле политики, братан? Как ты думаешь?

Никси что-то хотел ответить, но Пинат его опередил.

– Остынь, – его глаза сверкнули, и он повернулся к Чарли: – Давайте все остынем. Что, если мы сделаем так: ты дашь мне дурь и не будешь платить, когда я сдам вам очередной дом?

Чарли и Кенни переглянулись. В том, что сказал Пинат, был смысл. Очень даже много смысла. Слияние прежнего бизнеса с новым, более выгодным. Чарли будет расплачиваться за информацию травкой, а деньги, которые папаша дает за наводку, оставлять себе. Но тут он вспомнил черные глаза и ощущение железной руки родителя на своей шее. За один такой разговор отец его уроет.

– Не выйдет, – со вздохом ответил он. – Нельзя путать одно дело с другим. И, как я сказал, следующий дом должен быть в черном районе. Тебе за это заплатят. А соберешь деньги, решим и другой вопрос.

Пинат секунду помедлил, а затем кивнул. Затянулся и в сопровождении Никем пошел к машине. Чарли повернулся к брату. Кенни был достаточно сообразителен, чтобы представляться тем, кем хотел, поэтому Чарли включил его в свои незаконные операции, но сегодня парень понес что-то слишком уж заумное.

– Чего ты там понес о политике? – покачал головой старший брат. – Тебе следует прекратить читать в сортире газету.

Кенни только рассмеялся, и они вошли в бар.

А Пинат в машине проворчал:

– Клинический идиот, – и швырнул окурок в темноту.

Глава двадцать восьмая

Заголовок в «Стар» гласил: «На бездомных сквотеров напали в захваченном ими доме». Статью написал Нейл Рэти. В ней говорилось, что несколько неизвестных вломились в дом на Мидоуз, что неподалеку от того места, где в 1948 году Мозель Сандерс отстроил социальный район. В доме обосновались несколько бродяг. Двоих из них пришлось госпитализировать с тупыми травмами. Остальные разбежались. Никто не был убит. Поскольку следствие продолжалось, личности пострадавших не раскрывались по настоянию полиции. Деталей приводилось не много. Электричество в доме отсутствовало, а все фонари на батарейках нападавшие сразу уничтожили, чтобы жертвы не сумели определить ни их расы, ни даже сколько их было. Бэр перечитал материал заново, но вследствие того, что статья подверглась полицейской цензуре, так и не сумел понять, шла ли в ней речь об очередном доме, где устраивали «гороховую» лотерею, или обычном жилище бездомных. Первым порывом было связаться с Рэти и спросить, что же на самом деле произошло, но Бэр опасался, что информации он не получит, зато его вопросы привлекут еще большее внимание к делу пропавших детективов. И он отказался от этого намерения. Приходилось разбираться самому.

Иного пути не было – уже четыре дня царило полное затишье, а тем временем в шлейфе удушающей жары подкрался август. Злость, не давая покоя, кипела в груди у Бэра. На него накатила апатия – ничего путного не приходило в голову, и все валилось из рук. Не было желания работать, и он занимался расследованием сразу двух дел, чтобы просто себя занять. Опыт подсказывал: если упорно продолжать, обнаружится какой-нибудь прокол или связь, и он в конце концов наткнется на ответ. Никто не способен совершить преступление, не оставив следов. И Бэр опрашивал людей: по телефону, электронной почте, а учеников Аурелио – лично. Заглянул в «Элай Лили», [28]28
  Фармацевтическая компания, выпускающая лекарства и медицинское оборудование.


[Закрыть]побеседовал с сотрудниками и встретился с парнем, работавшим на одном из складов. Зашел в фитнес-клуб, где поговорил с ребятами из академии, служившими там тренерами. Побывал в автосалоне, супермаркете и банке. Джиу-джитсу занимались люди всех профессий. Ничего интересного не выяснилось. Он даже посидел у школы Бена Дэвиса и, дождавшись окончания тренировки футболистов, побеседовал с Максом Санчесом и Хуаном Айбаром. Этих подростков Бэр едва знал, но был в курсе, что мальчишки работали уборщиками в академии и выполняли поручения Аурелио, а тот позволял им принимать участие в групповых занятиях.

Первым он заметил Санчеса. Парень показался выше и крепче, чем когда он видел его в последний раз.

– Макс! – окликнул его Бэр. Подросток, вставлявший в это время ключ в замок дверцы старого «фольксвагена-пассата», обернулся.

– Занимаетесь в летней школе, приятель? – спросил он.

– Вот именно, – кивнул Бэр. – Хочу кое-что узнать. Поэтому пришел поговорить с тобой и Хуаном. Не видел вас на поминках.

– У нас по две тренировки в день. Тренер разрешает пропускать только по семейным обстоятельствам. Злющий как черт…

– Все они такие.

– Хуан присоединится у боковой двери. Мы ездим вместе. Забирайтесь, – предложил Санчес и сам сел за руль. Бэр захлопнул дверцу, и машина резко тронулась с места. Они завернули за угол, где из раздевалки выходили футболисты. Хуан уже дожидался на улице, привалившись спиной к стене, и пил «Гаторейд». При виде машины он поднялся, и Бэр уступил ему место.

– Привет, Бэр, – произнес Айбар. За последние месяцы он подрос дюйма на четыре, но его вес остался прежним.

– Слушайте, ребята, – начал Бэр, – хотел у вас спросить: вы не видели или не слышали чего-нибудь, что могло иметь отношение к тому, что случилось? – Оба подростка пожали плечами и помотали головами. – Когда вы общались с ним в последний раз?

– Если не считать тренировок и уборки помещений? – переспросил Макс.

Бэр кивнул.

– Да в общем-то особенно и не общались, – сказал Айбар. – Вместе покупали в «Уолмарте» несколько ящиков воды. И еще были на соревнованиях Североамериканской борцовской ассоциации в Чикаго.

– И как успехи? – поинтересовался Бэр.

– С первым противником я разделался, а второй взял меня на удушающий прием.

Бэр перевел взгляд на Айбара.

– Первого победил, а второму проиграл по очкам, – ответил тот. – Судья подыграл. Вроде как не заметил два моих захвата и рычаг. А если бы судил по-честному, то должен был признать, что я его точно сделал.

– Был там кто-нибудь из школы Франковича? – спросил Бэр, чувствуя бессмысленность вопроса.

– Как будто нет, – ответил Санчес. – Никого моложе восемнадцати лет. Может быть, взрослые, но я их не знаю.

– А сам Франкович? Аурелио с ним говорил?

Оба подростка покачали головами.

– Мы в основном таскали коробки, передвигали мебель и все в таком роде, – добавил Санчес.

– Гнусное дело, – покачал головой Айбар. Бэр согласился, и парень продолжал: – Теперь нам негде заниматься.

– Мы можем приходить в зал, но нам нужен другой тренер, – добавил Санчес. Бэр посмотрел на ребят: юные, сильные, полные жизни и, может быть, поэтому такие свободные. Все их неприятности сводились к тому, что не с кем тренироваться. Это чувство было настолько неподдельным и беззлобным, что Бэр чуть не рассмеялся.

– Может, академия найдет замену, – предположил он.

Так прошли четыре дня, и Бэр, пытаясь собраться с мыслями, обратился к «резине». Это была особая форма тренировки. Когда-то он раздобыл тракторную покрышку и припрятал на стадионе закрытой на лето соседней школы. Покрышку он привязывал к нагрузочному поясу и трусил по беговой дорожке или вверх и вниз по холму неподалеку от школы, и черный круг, подпрыгивая, волочился за ним. Когда ноги и легкие начинали сдавать, Бэр расстегивал пряжку на ремне и бежал за покрышкой, держа в руках шестнадцатифунтовую кувалду. Бил по колесу, контролируя отдачу тяжелого молотка, пока из головы не выветривалась последняя мысль и там не оставалось ничего, к его радости, даже Сьюзен. Цель тренировки заключалась в том, чтобы превратить покрышку в лохмотья, а в следующий раз найти новую. Разделавшись с покрышкой, он возвращался с кувалдой домой, объятый ощущением пустоты. И сейчас бил изо всех сил в буквальном и переносном смысле, но больше не ощущал мотивации. Раньше он занимался с покрышкой, чтобы помочь своим занятиям джиу-джитсу. А теперь молотил резину, чтобы избавиться от мрачного ожидания надвигающейся расплаты.

А еще был список «Каро». Он просеивал его по вечерам, объезжая каждое владение на своей быстро разваливающейся машине. И, поглядывая на пассажирское сиденье – вполне приличное, несмотря на древность, – понимал, как мало было тех, кто ездил на нем. Под его же задницей и затылком кожзаменитель растрескался и буквально разъезжался. Бэр и весил немало, и потел, а по временам просто жил за рулем. Но ответов он не находил – они скрывались где-то в трясине информации, пустых лиц и разрозненных фактов. Их необходимо было найти, вот он и гонялся за ними.

Со стен и оконных рам зданий кварталов, которые он проезжал, давно сошла краска. Облицовка повсеместно догнивала. Фундаменты и свесы крыш покосились. Экспедиции Бэра затягивались до глубокой ночи, и его дорожки пересекались с маршрутами патрулей подразделений уличных команд – напористыми ребятами, которых направляли в особо криминогенные зоны города, чтобы хоть как-то контролировать там обстановку. Они молча смотрели на Бэра, давая понять, что было бы лучше, если бы он убрался подобру-поздорову.

Бэр мог войти в любой из домов, значившихся в списке адресов. Брошенные здания были легкой добычей – окна разбиты, косяки и оконные переплеты разваливались, замки ерундовые. А кое-где входные проемы остались не только без замков и ручек, но даже без дверей. Ничто не препятствовало вторжению. Однако, оказавшись внутри, Бэр понимал, что в доме нет ничего для него полезного. Его встречали только дикие кошки, битые склянки, банки из-под пива и даже человеческие экскременты. Сверкающие магазины и муниципальные строения вроде того, где располагалось «Каро», опрятные парки в центре и места прогулок горожан, где можно было бы перекусить, пройтись или совершить пробежку, казалось, были отсюда в сотнях миль и насмехались над Бэром и теми районами, которые ему приходилось исследовать.

Самым ужасным оказался дом, упомянутый в статье Рэти. Бэр переступил упавшие ленты, некогда обозначавшие место преступления, отодвинул лист фанеры и оказался внутри развалины. По пути в гостиную зажег свой ручной фонарик и обошел пустые бутылки из-под коньяков «Ализе» и «Мартель». На пороге спальни он застыл, погасив свет, – до него донеслись голоса. Бэр неслышно направился в сторону звука. Вошел в дверь, левой рукой поднял фонарь, а правой сжал рукоятку пистолета, готовый, если потребуется, быстро выхватить оружие. Луч фонаря отразился красным отсветом в человеческих глазах. Перед ним стояли трое – двое мужчин и женщина – все афроамериканцы. На первый взгляд они показались старыми и изможденными, но присмотревшись, Бэр понял, что им еще далеко до тридцати.

– Полиция? – спросил один из них. – Мы никуда не убегаем.

– Я не из полиции, – ответил Бэр. – Но вы все равно оставайтесь на месте.

Человек кивнул и подал женщине стеклянную трубку.

– Был тут кто-нибудь из вас, когда все произошло?

Все трое отрицательно мотнули головами.

– Мы пришли, когда полиция уже закончила свои дела. В доме никого не оказалось, вот мы и заняли место, – пояснила женщина.

– Ясно. Лотерейный дом? Вы что-нибудь об этом знаете?

– Ничего, – ответила женщина, все пожали плечами и снова покачали головами. У них был вид напуганных грызунов, застигнутых врасплох.

Бэр смотрел на них несколько секунд, затем выключил фонарь и вышел из дома тем же путем, которым явился.

Возвратившись к себе, он порылся в справочниках недвижимости, отыскивая случаи лишения прав выкупа закладной, наложений ареста, принудительного отчуждения или прямого отказа от прав. Несколько домов поменяли владельцев путем продажи, но фамилии ему ничего не говорили и, сведенные воедино, не представляли никакой схемы: «Пилгрен, Крейг Ставросу, мистеру А». Что это – приобретение дома мечты? Не похоже, если учесть, в каком он расположен районе. Или никудышная игра перед тем, как взорвется мыльный пузырь недвижимости? Родригес, Рауль Басгеймант, Виктория. Сделка между латиноамериканцами или между латиноамериканцем и итальянкой. Ее имя встречалось несколько раз. Вероятно, спекулянтка мелкого пошиба. То же самое в случае продажи дома неким Снопсом, С.-Кале, Морису. Господин Морис владел пятью домами, но в течение последних полутора лет лишился трех по причине отчуждения права выкупа закладной. Бэр сделал пометку, намереваясь позже проверить этих людей.

Делать было больше нечего. Обычно Бэр разыгрывал из себя полицейского, а затем следователя, чтобы сразиться с неизвестным. Воображал себя единственным, кто способен заглянуть в мрачные, промозглые закоулки преступлений, где отсутствуют координаты точной информации и обычный человек способен удариться в панику. Но это было почти двадцать лет назад, а теперешнее состояние дел не воодушевляло, не увлекало, не волновало – скорее, граничило с безумием. Мысль о предстоящих впереди новых двадцати годах приводила в уныние. Особенно если предположить, что он достиг вершины своих способностей или, того хуже, уровень наивысшего прилива уже позади. Его не покидало ощущение, что он по плечи в холодной жидкой грязи и продолжает в нее погружаться. Какая польза оттого, чем он занимается? Что бы он ни обнаружил, Аурелио не воскреснет, а то, что произошло со следователями «Каро», совершенно не его дело. Получит ли он удовлетворение, если что-нибудь раскопает? Какое все это имеет значение?

Захотелось все бросить – и не только текущее расследование, но вообще профессию. Но кроме сыскного дела, он больше ничем не мог бы заниматься, а холить с фонарем в форме ночного сторожа под дверями «Костко» не представлялось достойной альтернативой.

Когда стал и сгущаться сумерки, Бэр въехал в ворота муниципальной свалки южного округа. Его охватило отчаяние, а последний дом, куда его занесло, находился в черном районе, который никто так хорошо не знал, как его приятель Терри Коттрелл.

Бэр остановился и, выбравшись из машины, увидел Коттрелла, стоявшего на возвышении из хлама и заряжавшего пневматический пистолет. Довольный выстрелом, он обернулся и заметил Бэра.

– Привет, Верзила.

– Охотишься на крупного зверя?

– От крыс спасу нет. – Терри выплюнул на землю несколько пулек – боеприпасы, которые хранил за щекой. Они пожали друг другу руки и похлопали по плечам. Идиотский жест – ни с кем другим Бэр не позволял себе ничего подобного. Сюда свозили мусор со всего южного округа. Жара способствовала разложению, и пока они шли, их окутывало плотное облако миазмов. У Бэра возникла мысль: благодаря своей работе Коттрелл перестал воровать, но не угробит ли она его в конечном счете – ведь под ногами у него сплошной канцероген.

Приятель, словно прочитав его мысли, предложил:

– Зайдем. У меня там кондиционер вовсю дует. – Бэр последовал за ним в двойной трейлер.

Внутри было темно и прохладно. Свет исходил только от экрана большого плоского телевизора, на котором застыло черно-белое изображение закуривающего мужчины в длиннополом пальто.

– Чем увлекаешься? – Когда глаза Бэра привыкли к полумраку, он заметил несколько стопок книг – они были сняты с полок, чтобы освободить место для коллекции дисков.

– Вот, смотрю, – ответил Коттрелл и пояснил: – Новую волну и черное кино: «400 ударов», «Раффифи», «Самурай», «Красный круг». – Он закурил «Ньюпорт» с хмурым видом, как герои французских фильмов, на которые Бэр еще в колледже водил девчонок. – Помнишь «Лифт на эшафот»?

– Кино, откуда эта музыка? – в трейлере раздавались негромкие звуки трубы.

– Да, ее исполняет Майлз Дэвис. Его брат записывал фонограмму живьем. У Майлза лопнула на губе лихорадка, но он продолжал играть. Вот почему музыка звучит так приглушенно.

– Я потрясен, старик. – Бэр не отказал бы себе в удовольствии немного посмеяться над Коттреллом, если бы не дела. Сам он несколько раз предпринимал попытки послушать джаз, но всегда возникало ощущение, что он ужинает в ресторане аэропорта. Однако сегодня у него не было времени. – Я занимаюсь расследованием, имеющим отношение к «гороховой» лотерее. Случайно не знаешь что-нибудь об этом?

Глаза Коттрелла на мгновение сузились, затем весело заблестели.