355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Игнатиус » Банк страха » Текст книги (страница 18)
Банк страха
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 23:47

Текст книги "Банк страха"


Автор книги: Дэвид Игнатиус



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 33

Это произошло, когда Сэм Хофман шел по Гановер-сквер в библиотеку Британского музея, где хотел взять полный комплект документов по правовому регулированию банковского дела в Швейцарии; он надеялся, что это поможет перестроиться для новой атаки на Назира Хаммуда. Вдруг он почувствовал легкий толчок сзади. Сначала он не обратил на это внимания, но потом его толкнули в локоть еще раз, уже сильнее, и кто-то проговорил рядом с его ухом:

– Не оборачивайтесь. У меня есть новости о вашей знакомой, Лине.

Хофман моментально оглянулся налево и увидел в шаге позади себя загорелое лицо Мартина Хилтона.

– Вы идиот, – прошипел Хилтон. – Я же сказал, не оборачивайтесь. Вы что, не знаете, что за вами следят?

– Плевать, – сказал Хофман. – Кто за мной следит?

– Все. Закройте рот и делайте то, что я говорю; тогда я расскажу вам о Лине. Через час будьте в Кью-Гарденз, перед Палм-Хауз. Если за вами не будет хвоста, я подойду к вам и попрошу сигарету. Тогда мы сможем поговорить. Ровно через час.

Они дошли до угла. Хилтон повернул на девяносто градусов, чтобы перейти на другую сторону. «Она жива?» – прошептал Хофман, но Хилтон не ответил. Он уже переходил улицу.

Через час Хофман стоял около стеклянного павильона, известного под названием «Пальмовый домик», рассматривал посаженные вокруг него розы и гадал, где может быть Хилтон. Кью – это длинная аллея на западной окраине Лондона, но трудно было представить, что Хилтон куда-то может опоздать. Хофман подождал пять минут, десять, пятнадцать и уже почти отчаялся, как вдруг какой-то мужчина в соломенной шляпе с остроконечной ван-дейковской бородкой попросил у него сигарету. Сначала он подумал, что это гомосексуалист, который хочет познакомиться, но потом узнал тщательно замаскированное лицо Мартина Хилтона.

– Давайте пройдемся, – сказал Хилтон. Он вывел Хофмана на тропинку, ведущую в дальний конец Кью-Гарденз к японской пагоде.

– Где Лина? – сразу же спросил Хофман. Он и ждал ответа на этот вопрос, и боялся его.

– Она в Багдаде. Они схватили ее вчера в Женеве и посадили в самолет. Мы достали в аэропорту полетный план этого самолета и знаем, что он приземлился в Багдаде.

– Она жива?

– Этого мы не знаем. Вероятно, ее повезли в главную тюрьму. Что с ней стало потом, нам неизвестно.

– Кто это «мы»? Вы все время говорите «мы».

– Государство Израиль.

– Черт! Вас ей только не хватало.

Глаза Хилтона вспыхнули, но он сдержался.

– Кроме нас, у нее сейчас никого нет. Но, к сожалению, мы ничего не можем для нее сделать. В Багдаде у нас сейчас очень мало людей.

– Черт, – снова сказал Хофман.

Они проходили мимо еще одной стеклянной оранжереи. Под высокой арочной крышей из стекла и железа были устроены миниатюрные джунгли – с драконовыми деревьями, водяными лилиями и цветущими камелиями. Это была маленькая тюрьма, в которой джунгли содержались посреди Лондона против их воли. Хофман обернулся к израильскому агенту.

– Что я могу сделать, чтобы вытащить ее оттуда?

– Это зависит от того, есть ли у вас связи в Багдаде.

– Нет, – ответил Хофман после короткого раздумья.

– Может, вы знаете кого-нибудь, кто может повлиять на нужных людей в Багдаде – политически или, например, с помощью денег.

Хофман снова задумался. Он понял, что такой человек есть, хотя мысль эта была ему отвратительна. Это был его давний друг, в последнее время обернувшийся недругом, – принц.

– Может быть, – сказал Хофман.

– Думаю, вам следовало бы использовать любое такое влияние как можно быстрее. Боюсь, что у вас мало времени.

Они приближались к веретенообразной японской пагоде. Хофман снова обернулся к своему спутнику. В своей соломенной шляпе и с остроконечной бородкой израильтянин выглядел смешно и нелепо.

– А почему вы мне об этом сообщили? – спросил он. – Вам-то что до этого?

– Мы используем все возможности создавать проблемы для Ирака и для тех, кто его поддерживает. А у вашей Лины это замечательно получается; лишь бы нам сохранить ее в живых.

– Какое же вы дерьмо! – сказал Хофман. – Вы просто используете ее.

– Уф, Господи, грешен я! – Хилтон закатил глаза, желая показать, какой дурак Хофман.

– Сделайте для нее что-нибудь… вашу мать!

– Ну, я пошел, – сказал Хилтон. – Пока! – Он послал Хофману воздушный поцелуй и, оставив его стоять у псевдояпонской пагоды, свернул на другую тропинку; она вела к еще одному дурацкому сооружению – руинам арки, которую кто-то из прежних королей или королев счел памятником эпохи Древнего Рима.

Хофман попытался избежать неизбежного. Позвонил в офис Асада Бараката, но секретарша ответила, что банкир-палестинец в деловой поездке. Он даже попробовал дозвониться своему отцу в Афины – вдруг у того возникнет идея, как можно надавить на новых руководителей в Багдаде. Но отец тоже уехал по делам. Оставалась единственная возможность. Подъезжая на своем «БМВ» к Гайд-Парк-сквер, Хофман подумал, что возвращается на эту встречу через пять лет, как бумеранг, возвращающийся на то место, откуда его бросили.

Во дворце наслаждений принца Джалала горел свет; перед парадным входом был припаркован «роллс-ройс корнике», а это значило, что хозяин дома. Сэм решил по телефону заранее не звонить – так будет проще. Он нажал кнопку дверного звонка. Дверь открыл прежний охранник-англичанин. За ним, на лестнице, ведшей в частные покои, Сэм увидел самого принца. Одетый в длинную белую «тхобу», сияющий чистой кожей кофейного цвета и со своей нафабренной бородой принц был похож на какого-то бога, восходящего по небесным ступеням. Он обернулся и, увидев Хофмана, на мгновение смутился, потому что вел за руку подростка. Потом он слегка шлепнул юношу по заду и послал его наверх.

– Мой дорогой Сэм! – сказал принц Джалал, спускаясь с лестницы к гостю. – Какой сюрприз! А я боялся, что в следующий раз мы увидимся еще лет через пять. Очень приятно, очень приятно. – Он взял Сэма за руку и расцеловал его в обе щеки.

– Прошу прощения, – сказал Сэм. – Я, видимо, не вовремя.

– Вовсе нет, дорогой мой. У меня нет от вас секретов. Мне следовало познакомить вас с моим юным другом. Очаровательный мальчик. Кажется, его нашли в Дании. Вылитый ангел, красивый голос. Ведь без разнообразия жизнь станет пресной, не так ли?

– Да, – ответил Сэм, – конечно, пресной.

Принц провел Сэма в одну из зал на первом этаже – огромную комнату высотой чуть ли не десять метров, окрашенную в густой нежный цвет взбитых сливок. Принц сел на широкий диван и жестом пригласил Сэма сесть рядом. Он хлопнул в ладоши, и появились слуги с чаем и конфетами, а потом и с кальяном. В отдельной вазочке принесли порцию гашиша величиной с кусочек сахара. Принц глубоко затянулся и предложил черенок трубки гостю. Когда Сэм отказался, он опустил черенок на колени и посмотрел на посетителя затуманенным взглядом.

– Что же привело вас ко мне – ведь мы виделись так недавно? Вы передумали насчет румынских девочек? Боюсь, они уже не девственницы, хотя по-прежнему очень милы.

– Нет, совсем не то. На самом деле я хочу принять другое ваше предложение.

– А, это хорошо. Какое же?

– То, которое вы мне делали пять лет назад, – помочь вам спрятать деньги. В последний раз вы сказали, что это предложение остается в силе, и теперь я заинтересован в нем.

Джалал простер к нему руки. Его голова словно выплыла из облака гашиша.

– Ну наконец-то, мой дорогой друг. Наконец-то вы узрели свет. Ахлан ва сахлан. Добро пожаловать в содружество цивилизованных людей.

– Но есть одно условие, Джалал. Мне не нужна плата за мои услуги.

– О Господи! Почему?

– Потому что вместо этого мне нужна ответная услуга. Я просил бы вас использовать деньги, которые вы собирались мне заплатить, на то, чтобы купить жизнь моего друга.

– «Купить жизнь друга». Как трогательно. И кто же он?

– Не он, а она. Это женщина.

– Ах, хабиби. Я тронут. Конечно, я помогу вам. Такую сделку я понимаю. Бывает, что женщина становится дороже денег, правда? Так кто она?

– Ее зовут Лина Алвен. Родом из Ирака, работает у Назира Хаммуда.

– Опять он. – Джалал сделал движение рукой, словно отгонял от тарелки надоедливое насекомое. – Как надоел! Но Бог с ним. Где же эта женщина, которую я должен для вас купить?

– В Багдаде. Она там в тюрьме. Ее выкрали вчера, из Женевы. Вы можете вызволить ее оттуда?

– Трудно, но возможно. Деньги – везде деньги, дорогой мой, даже в Багдаде. Это железный мировой закон. И к счастью, наш посол в Ираке – мой приятель. Я ничего не обещаю, но мне так хочется, чтобы вы были мне чем-то обязаны, что я очень постараюсь.

– Благодарю вас, – сказал Хофман и в знак благодарности по-арабски приложил руку к сердцу. Но принц рассмеялся: это ведь был бизнес.

– Ну, а теперь мы должны поговорить о вашем вкладе в эту сделку, дорогой Сэм. Я ведь делаю для вас нечто совершенно особое, значит, и вас буду просить о совершенно особой услуге. Это ведь справедливо, не так ли?

– Да, это справедливо. Скажите, что я должен сделать, и я это сделаю.

Принц минутку подумал, поглаживая указательным пальцем свою замечательную раскрашенную бороду. Наконец он сказал:

– У меня есть друг в Турции, банкир. Он очень много для меня сделал. Но сейчас у него возникли трения с законом. В Турции, в Америке, повсюду. У него где-то есть деньги, кажется на Каймановых островах, спрятанные еще до того, как его банк лопнул. Но ему страшно к ним прикасаться, потому что могут узнать власти США или Англии и причинить ему еще больше хлопот. Так что, понимаете, ему нужна помощь. И вы как раз такой человек, который мог бы ему помочь, – с хорошей репутацией, со связями. Именно такой человек.

– Что я могу для него сделать?

– Купить для него банк в Америке. Он уверен, и не без оснований, что это единственный безопасный способ сохранить его деньги. К сожалению, сам он владеть банком в Америке не имеет права: почему-то все думают, что эти деньги он украл. Вы должны стать для него владельцем такого банка. Мы возьмем на себя все хлопоты. Это ведь несложно, правда?

Сэм безразлично кивнул. Сам с собой он уже совершил сделку перед тем, как позвонил в эту дверь.

– Ура! Я попрошу моего адвоката в Вашингтоне подготовить бумаги. Когда найдут подходящий банк, вам, наверно, придется съездить в Штаты – подписать кое-какие документы и все прочее. Неприятно, конечно, но тут уж ничего не поделаешь.

Сэм еще раз кивнул. Он почти физически ощущал, как рушится образ, который он так тщательно создавал для себя в последние пять лет. Оказалось, что для таких, как он, не существует ни чистоты, ни независимости. Он мог быть незапятнанным и независимым лишь постольку, поскольку не нуждался в услугах других людей; но стоило попасть в сложную ситуацию – и он должен был забираться в такое же дерьмо, как и остальные. Хофман почувствовал, что у него болит сердце; ему хотелось уйти из этого дома. А на лице принца сияла улыбка триумфатора – победителя в долгом споре.

– Дорогой Сэм, раз уж мы снова друзья, давайте отметим это. Может, посмотрим кино? У меня есть новая вещица, я получил ее вчера от одного кувейтского приятеля. Называется «Филиппинские медсестрички». Он балуется съемками у себя дома; уверяет, что все снятое – подлинное.

– Нет, – сказал Хофман. – Не надо кино. – Он вспомнил лицо жены Рамона Пинты на полицейской фотографии, которую принес ему повар-филиппинец. С того дня, казалось, прошла целая жизнь.

– Ну, может, выпьем? Покурим трубочку? Или хотите приятную компанию?

Сэм встал с дивана.

– Мне нужно идти, – сказал он.

– Конечно. Я понимаю. Вы волнуетесь за свою маленькую подружку. Как ее зовут? Лина Алвен. Я займусь этим сейчас же. Как только позвоню своему другу в Турцию и сообщу приятную новость.

В тот день в Вашингтоне, в комнате для банкетов юридической фирмы «Хаттон, Марола и Дьюбин» ее глава Роберт Хаттон давал ленч. Он просил его не беспокоить, поэтому сначала ему не сказали, что звонит клиент из Лондона. Для Хаттона этот ленч был важным событием – ежегодным собранием секретной группы, которую он организовал много лет назад и которая называла себя «Друзья Арабии». Группа была в своем роде замечательная: три бывших члена кабинета, полдюжины отставных сотрудников заграничных служб, несколько видных членов вашингтонской адвокатуры.

Такими ежегодными собраниями отмечались годовщины гигантского предприятия, длившегося в общей сложности уже более пятидесяти лет. Если бы кто-то узнал о существовании группы, он несомненно обвинил бы ее членов в элитаризме, империализме, арабизме, расизме и всех прочих «измах». Но сами они считали эти слова просто мусором, который используют люди, не имеющие ни малейшего понятия о том, как на самом деле устроен мир. Как любил говорить Хаттон в своих ежегодных тостах, единственное, в чем виноваты «Друзья», – это в том, что защищают национальные интересы Соединенных Штатов. Америка взвалила на свои плечи решение тяжелейшей задачи: в одной руке у нее мировой рынок нефти, а в другой – арабо-израильская бомба, всегда готовая взорваться. И пока что, слава Богу, нация успешно решает эту задачу. Нефть по-прежнему течет, а бомба, хоть временами и взрывается, не разносит вдребезги весь дом. И этим весь мир обязан «Друзьям Арабии», хотя, конечно, благодарности за это никто никогда не услышит.

Секретарша все же подошла к Хаттону сразу после того, как он закончил речь. Клиент из Лондона звонил еще раз. Он сказал, что дело очень срочное и не терпит отлагательств. Хаттон извинился и отошел поговорить с одним саудовским принцем, много лет входившим в сеть его клиентов. Слегка сонным голосом принц объяснил, что у него две довольно сложные проблемы. В Ираке сложились такие обстоятельства, что необходимо было направить туда большую сумму денег с банковского счета в Бахрейне; деньги должны быть отправлены как можно быстрее чартерным авиарейсом. А вторая проблема связана с делами турецкого господина, старого знакомого фирмы «Хаттон, Марола и Дьюбин». Здесь тоже речь идет о крупной сумме, которая сейчас покоится на номерном счету в Джорджтауне, на Каймановых островах, но хочет переселиться в Соединенные Штаты. Найден человек, который сможет приобрести для этого какой-нибудь банк. Турецкое дело может немного подождать, а багдадское дело требует немедленных действий.

Хаттон тут же вызвал младшего партнера и дал ему указание оформить снятие средств со счета в Бахрейне и провести переговоры о чартерном авиарейсе с какой-нибудь компанией в Аммане. В течение нескольких минут все колеса завертелись в нужную сторону. Это позволило Роберту Хаттону вовремя вернуться к гостям, чтобы выпить бренди и выкурить сигару.

Глава 34

Этой долгой ночью Лина не сомкнула глаз. Ее снова поместили в одиночную камеру, но на этот раз в камере все время горел свет. В остальном она была точно такой же: шероховатые бетонные стены, испещренные посланиями и именами; вонючая дыра в углу; успокаивающая прохлада каменного пола. Лина не боялась смерти, просто не хотела терять ни минуты того времени, когда работало ее сознание. Она лежала лицом к полу, и перед ее мысленным взором шли персонажи ее жизни, словно актеры, выходящие на прощальные поклоны. Она думала о матери, которая умерла так давно, что осталась в памяти Лины лишь проблесками отдаленного маяка. Но именно мать стала первой жертвой: ее убило их вынужденное бегство из Багдада. Потом Лина думала об отце, арабском аристократе, у которого было слишком мало денег, чтобы позволить себе презирать новый образ жизни арабов. Как же он оказался прав! Это действительно был новый век невежества – «Ашр аль-Джахилийя». Отец тоже стал жертвой.

Лина думала и о Сэме Хофмане – вначале незначительном персонаже ее драмы, почти случайно оказавшемся в центре сцены. Именно Хофман толкнул ее на эти роковые приключения, а потом пытался вытащить ее обратно. В обоих случаях он был прав: ей нужно было сделать гораздо больше, чтобы остановить Хаммуда; и ей не следовало делать многого из того, что она сделала. Она думала и о Хаммуде – как о засохших экскрементах на дне ее жизни. Если кто на свете и заслуживал пережить ужасы Каср-аль-Нихайя, так это он. Еще Лина думала о своей тете Сохе. Три года назад ее заставили написать письмо, вынудившее Лину поступить на работу к Хаммуду. Какую цену она заплатила! Свою смерть она приняла, вероятно, в этой же тюрьме, может быть, в этой же камере. Когда Лина представляла себе тетю в этих стенах, ее образ смешивался с образом седоволосой женщины, которая протянула Лине руку в час особенно тяжкого одиночества. Женщины, которая умерла, когда Лина обрела-таки голос, чтобы крикнуть «Прекратите!». И еще Лина думала о своей подруге Ранде, которую она подставила, не задумываясь о последствиях. Какую страшную цену заплатила Ранда!

Много, очень много людей умерло, пока Лина обрела мужество. Что говорил Джавад, иракский поэт? Именно женщины спасут Ирак, потому что все мужчины коррумпированы. Он был не прав, по крайней мере в отношении Лины, чья трусость привела к смерти других людей. Лина прокляла свою слабость и свое молчание. Вспомнив о слепом поэте, она подумала, что и он, вероятно, потерял глаза в таком месте, как это. Где нашел он мужество перенести этот кошмар и продолжать свое дело – по-прежнему противостоять багдадскому режиму, мучившему людей? Лина представила себе его пустые глазницы, обожженные и изуродованные, и этот образ превратился для нее в икону. Вот что станет ее мусульманским распятием – кровь, которая пролилась, чтобы спасти других, менее мужественных людей. Сосредоточившись еще раз на этом образе пустых глазниц, когда-то бывших глазами поэта, Лина дала клятву, заключила договор с Богом – такие договоры заключают люди на пороге смерти. Если она каким-либо образом уцелеет в этом Дворце Конца, она сделает все, что сможет, для своего утешителя Набиля Джавада.

Следователь Камаль поднял ее на заре. В руке он держал черный колпак. Казалось, он чуть ли не извинялся, что побеспокоил ее. И вообще он был какой-то другой – возбужденный, неуверенный в себе. Знает, что сегодня я должна умереть, подумала Лина. Может быть, сам стыдится того, что ему предстоит сделать. А может, опасается, что не сможет как следует ее изнасиловать.

– Ана асиф (Прошу прощения), – сказал он.

– Не говорите так, – ответила Лина. – Вообще ничего не говорите. – Ей не хотелось этого слушать. Вид насильника с комплексом вины был ей невыносим.

– Прошу прощения, – повторил он. – Я не знал.

Он надел ей на голову черный колпак и вывел в коридор. Вместо прежних грубых толчков он аккуратно вел ее под руку. Они дошли до конца коридора, вошли в какой-то проход через железную дверь, потом свернули направо. Она услышала, как Камаль сказал: «Осторожно»; он положил ее руку на перила, и они стали спускаться по лестнице – один пролет, второй, третий. Дойдя до низу, они остановились. Лина снова услышала голос Камаля, который разговаривал с другим человеком.

– Мифтаах? – сказал Камаль. Он просил ключ.

– Айвах! (Да!) – ответил другой человек.

– Они ждут?

– Айвах! – снова ответил тот. – Аль Сафир аль-Сауди.

Саудовский посол. Что это значило? Саудовцы тоже хотели ее смерти? Может быть, они приехали посмотреть? Послышалась какая-то возня и тихий разговор, которого она не разобрала. Потом Лина услышала звук тяжелой открывающейся двери и почувствовала солнечный свет – даже через толстую ткань колпака. Ее провели еще на несколько шагов, потом открылась другая дверь, и она ощутила на своих руках дуновение свежего воздуха. Ее сердце на мгновение подпрыгнуло – она не в тюрьме! – но Лина быстро прогнала эту мысль. Они играли с ней в какую-то новую игру, но конец всегда был один. Она почувствовала, что уже другая рука ведет ее вперед, а потом усаживает ее на заднее сиденье какой-то машины. Значит, они везут ее убивать в другое место. Водитель сказал ей, чтобы она легла на пол, и накрыл ее сверху дурно пахнущим тюремным одеялом. Вот он, ее погребальный саван!

– Вы любите музыку? – спросил водитель по-английски. Он вставил кассету в магнитофон. Это была арабская поп-музыка – какая-то женщина с голосом как у дворовой кошки пела под металлический аккомпанемент электрического «уда».

– Не надо музыки, – сказала Лина из-под одеяла. К ее удивлению, он немедленно выключил магнитофон. Что ж, у смертников, по крайней мере, есть особые права.

Они ехали долго, очень долго. Через одеяло Лина чувствовала ветер. Видимо, они ехали по широкому открытому шоссе. Лина хотела, чтобы это уже скорее кончилось. В ее сознание стали закрадываться предательские мыслишки о том, что она может спастись. Это было опасно. Неизбежность смерти служила единственным подспорьем мужеству. Если же оставалась возможность спастись и было для чего жить, то возвращался ужас. Но вот машина снизила скорость на одном круговом объезде, потом на другом. До Лины донесся странный шум, похожий на гул мотора, вначале отдаленный, потом все ближе. Она даже подумала, не сошла ли она с ума после стольких часов страха и напряжения.

Машина сделала поворот и остановилась. Водитель опустил стекло и сказал по-арабски: «Сафир аль-Саудийя». Опять саудовский посол! Водитель показывал кому-то – судя по грубому голосу, охраннику – какие-то бумаги, а может быть, отдавал деньги – Лина понять не могла. Потом, когда охранник пустил их через пропускной пункт, она услышала грубое ворчание.

Водитель снова поднял стекло и нажал на газ.

– Вы любите музыку? – еще раз спросил он.

– Да, – ответила Лина. В этот момент она поняла или каким-то шестым чувством почувствовала, что будет жить.

Слушать музыкальные трели ей пришлось секунд тридцать, а потом машина остановилась. Водитель открыл дверь, стянул с нее грязное одеяло и бросил на землю. Он помог Лине встать на ноги, потом аккуратно развязал на ней черный колпак и снял его.

Обретя зрение, Лина увидела в десяти метрах от машины самолет «Лир». Трап был опущен, а в открытом люке стоял стюард, знаками подзывая ее подняться на борт. Лина обернулась и посмотрела на машину. Это был длинный черный лимузин с дипломатическими номерами. И тут она наконец поняла, что водитель был шофером саудовского посла.

– Быстрее! – сказал стюард, жестом показывая, чтобы она поднялась в самолет. Лина в последний раз оглянулась и посмотрела на машину и водителя. Она все еще была не готова просто так улететь. Ей нужно было что-нибудь, что напоминало бы ей о клятве, данной Джаваду и всем умершим. Она увидела сырое тюремное одеяло, лежавшее на земле, и подхватила его.

– Пожалуйста, поскорее, – еще раз сказал стюард. Пилот тоже делал ей знаки, что пора улетать. Сейчас они боялись Багдада больше, чем она. Лина взобралась по трапу. Стюард быстро закрыл дверь и проводил ее до сиденья. Он предложил Лине что-нибудь выпить, словно она внезапно оказалась гостем в отеле «Ритц». Лина выбрала стакан воды.

Когда самолет разбегался по взлетной полосе и с ревом взмывал в воздух, Лина закрыла глаза. Ей хотелось испытать какое-то особое чувство освобождения, но перед глазами у нее по-прежнему стояло лицо поэта и она знала, что так и осталась в галерее мертвых.

Когда они поднялись, стюард обернулся к ней.

– Прошу прощения, пилот интересуется насчет пункта назначения, – сказал он. – У него приказ забрать вас и доставить туда, куда вы пожелаете.

Лина задумалась лишь на мгновение.

– В Женеву, – сказала она.

Через час, когда к ней снова вышел стюард и сказал, что они покинули воздушное пространство Ирака, Лина спросила, может ли она связаться с Лондоном. В эти первые минуты свободы она думала о том, что будет делать дальше, и поняла, что ей нужна помощь. Она часто спотыкалась, когда действовала в одиночку, и совершила слишком много ошибок. Лина подумала о Сэме, вспомнила его взгляд спросонок, когда она постучалась в его дверь, желание в его глазах, когда она погладила его по щеке. Вспомнила она и то, как он инстинктивно потянулся к поэту Джаваду в тот первый вечер у Дарвишей, когда Лина думала лишь о том, чтобы спрятаться.

Стюард ответил, что они могут послать телеграмму в любую точку земного шара. Лина написала текст – всего одно предложение – полностью, без сокращений. Телеграмму нужно было отправить немедленно в Лондон по указанному адресу на Норт-Одли-стрит. В ней говорилось:

«Встречайте меня завтра в Женеве в полдень у парка „Жемчужина озера“. Подпись: „Анук Эме“».

Прочитав текст, стюард широко раскрыл глаза и спросил:

– Вы – Анук Эме?

– Да, – ответила она. Поскольку ее самой уже не существовало, имя не имело никакого значения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю