Текст книги "Банк страха"
Автор книги: Дэвид Игнатиус
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Дэвид Игнатиус
Банк страха
Посвящается Еве, Элизе, Александре и Саре, а также моим отважным друзьям-арабам, ведущим борьбу за права человека и демократию.
Вот народ, склонивший голову к ногам своим.
Вот земля, опозоренная, как жилище труса.
Кто подарит нам птицу, просто птицу?
Просто дерево?
Кто научит нас азбуке воздуха?
Мы ждем на распутьях.
Мы смотрим, как заносит песком наши маяки.
Солнце раскалывается на части в складках наших ладоней.
О моя страна…
Твоя кожа – это шкура ящерицы.
Твой аромат – это зловоние спаленной резины.
Твой восход – это плач летучей мыши.
Ты превращаешь роды в начало уничтожения.
Ты кормишь грудью паразитов.
Пролог
Компания «Койот инвестмент» размещалась в сером бетонном здании в конце Найтсбридж. Сквозь его маленькие темные оконца не было видно, что происходит внутри. Вращающаяся дверь парадного входа всегда была закрыта, и посетителям приходилось пользоваться узкой боковой дверью, за которой находился пост охраны. Бесцветный фасад оживляли лишь красноватые подтеки ржавчины, стекавшие из-под крыши и вдоль водосточных труб, так что с первого взгляда могло показаться, что сквозь стены сочится кровь. Лондонский обыватель ни за что не зайдет в такое здание, не имея неотложного дела, а закончив дело, сразу же уйдет.
Однажды поздним субботним вечером перед этим неприветливым домом остановился черный «даймлер», на заднем сиденье которого сидел седовласый араб в смокинге. Выйдя из лимузина и поднявшись на шестой этаж в свой кабинет, он стал звонить по телефону. Звали его Назир Хаммуд; он владел и этим домом, и много чем еще, однако в тот мартовский вечер у него явно были серьезные проблемы.
Лицо арабского джентльмена было ухожено так же тщательно, как и его вечерний наряд. Само лицо было незапоминающимся: квадратные скулы, широкий, слегка крючковатый нос, безвольный подбородок. Бросался в глаза лишь неестественный румянец – одновременно и яркий и тусклый, как будто араба только что забальзамировали, – да чересчур гладкая кожа, как на отретушированном снимке. Зубы сверкали белизной, на ногтях был свежий маникюр. На одной щеке виднелись следы недавней раны, впрочем, столь искусно загримированные, что при вечернем освещении были почти незаметны. И только глаза – две пронзительные черные точки – остались нетронутыми косметологом. Именно это сочетание – холеной, почти женственной внешности и дикого, горящего взгляда – придавало Назиру Хаммуду особенно жестокий вид.
Прежде всего он связался с начальником службы безопасности своей фирмы, и тот прибыл через двадцать минут.
– Произошел несчастный случай, – сообщил ему Хаммуд. – В моем загородном доме. Пострадала женщина. – Он говорил медленно, останавливаясь на каждом слове, будто следил за реакцией собеседника, и смахнул с шелкового лацкана своего пиджака невидимую пылинку. Он явно не привык к несчастным случаям.
– Йа, сиди (О сэр). – Начальник службы безопасности слегка поклонился. Это был иракский армянин по фамилии Саркис – худой человечек с желтоватыми щеками и огромным носом, который перевешивал все остальное на его лице и делал его похожим на тропическую левантийскую птицу. Все сотрудники, кроме Хаммуда, называли его «профессор Саркис».
– Я весь день был здесь, в Лондоне, – продолжал Хаммуд. – Шофер привез меня в офис. Я узнал об этом происшествии по телефону.
– Йа, райесс! (О мой президент!) – ответил начальник службы безопасности.
– Окажите мне, пожалуйста, небольшую услугу, – произнес Хаммуд.
– Йа, амир! (О мой государь!) – сказал Саркис и подошел к столу. Склонившись еще больше, он спросил: – Мне позвонить доктору?
– Нет! – отрезал Хаммуд. – Доктора не надо.
– Вызвать «скорую помощь»?
– Пф-ф-ф! – произнес Хаммуд и махнул рукой, словно отгоняя еще одну пылинку.
– Что же я должен для вас сделать, сиди?
Хаммуд повернулся к стоявшему позади него сейфу, открыл его и аккуратно отсчитал пятьдесят тысяч фунтов. Сделав это, он вложил деньги в бумажный конверт, надписал адрес и протянул конверт Саркису.
– Я хотел бы, – сказал он, – чтобы завтра утром вы пошли к этому человеку и вручили ему конверт. Ему лично. Он шеф полиции. Скажете, что деньги – это награда. За информацию о том, кто убил эту женщину. Скажете, что я очень опечален этим происшествием. Скажете, что весь уик-энд я провел в Лондоне.
Саркис поклонился и взял конверт.
– Так она умерла, сиди?
Хаммуд не ответил. Он уже снял телефонную трубку и набирал следующий номер. Будучи человеком в высшей степени сдержанным и потеряв на минуту контроль над собой, он хотел восстановить его как можно скорее. Через несколько секунд он включил компьютер и начал рассылать по всему миру указания своим представителям о том, как они, по его мнению, должны действовать на биржах в понедельник. Профессор Саркис выскользнул за дверь и поспешил в Беркшир исполнять поручение.
Даже в тесном мирке лондонских арабов Назир Хаммуд был фигурой таинственной. Иракские эмигранты шепотом поговаривали, что в молодости он убил в Багдаде какого-то человека, заколотив ему гвозди в голову. Но это было давно, и подробностей уже никто не помнил. Теперь Назир Хаммуд владел металлургическим заводом в Испании, заводом электронного оборудования в Лионе, риэлтерской компанией [3]3
Риэлтерская компания – компания по торговле и распоряжению недвижимостью.
[Закрыть]в Нью-Йорке и строительной компанией в Турине. Он был богат, сказочно богат; его активы оценивались в миллиарды долларов. Но, кажется, никто толком не знал ни кто он, ни откуда у него столько денег.
Ходили слухи, что он близок к багдадскому Правителю и что именно это – подлинный источник его богатств. Но так всегда говорят о богатых арабах. Завистливые неучи, жаждущие дармовых денег, – эти «джахалы», как называл их Хаммуд, – воображают, что деньги падают с неба в руки Правителя, а оттуда – в руки его друзей, вот и сочиняют небылицы про таких преуспевающих людей, как он. Зависть это, просто зависть и больше ничего, говорил Хаммуд своим друзьям.
Как и многие восточные богачи, Хаммуд приехал в Лондон с твердым намерением здесь остаться. Возвращаться в Багдад было хлопотно. Войны миновали, но тамошние лидеры все равно щеголяли в военной форме, заказывали сочинителям героические поэмы о своих доблестях и заколачивали гвозди в головы своих врагов. Хаммуду это надоело, он двинулся на запад, через Францию, Бельгию, Швейцарию, и с каждым шагом его банковский счет становился все больше, а его прошлое – все непрогляднее.
Он был аккуратным, собранным человеком, а с возрастом стал еще аккуратнее и разборчивее. Приехав в Лондон несколько лет назад, он первым делом навестил портного и заказал полдюжины модных костюмов и кучу брюк. В новых одеждах он стал точь-в-точь как все богатые бизнесмены мира. Лондон, Париж, Гонконг, Берлин – какая разница? Все люди с хорошим загаром и в новых костюмах похожи друг на друга.
Хаммуд вел все дела через свою холдинговую компанию «Койот инвестмент», хоть и поговаривали, что он владеет десятком, если не больше, дочерних предприятий. Услышавший название этой компании мог подумать, что это американский концерн со штаб-квартирой где-нибудь в Хьюстоне или Денвере. В действительности же она была зарегистрирована в Европе, а исходный капитал (насколько можно было проследить его происхождение) был иракским. Арабы вежливо называют умышленную хитрость такого рода «таккийя». Хаммуд вел дела только так.
Устройство офиса «Койот инвестмент» на Найтсбридж отражало страсть Хаммуда к секретности. Он фактически разделил компанию на две части: одну – показную, другую – настоящую. Выходя из лифта на шестом этаже, посетитель видел справа залитую светом приемную с большой вывеской «Койот» и изображением степного волка. Это был официальный вход в компанию. За его двойными дверями располагались кабинеты вице-президентов по инвестициям, средства связи и другой персонал. Все эти функционеры были англичанами; Хаммуд сделал их членами лондонских клубов, обеспечил автомобилями «бентли»-седан и платил щедрую зарплату. Они представляли его фирму в финансовых кругах Лондона и казались всемогущими; но это была одна видимость.
Настоящее могущество размещалось налево от лифтов, где довольно тускло освещенный коридор вел в бухгалтерию. Именно здесь разворачивались настоящие дела компании. Попасть сюда можно было лишь введя специальный код в электронный замок. Здесь трудились молчаливые иракские «доверенные сотрудники», составлявшие внутренний штат компании. Посетителю помещение бухгалтерии показалось бы очень скромным. Здесь стояли простые серые металлические столы и шкафы с выдвижными ящиками, занавески пахли плесенью и сигаретным дымом, а на коврах виднелись пятна и потертости. Служащие-арабы инстинктивно подчинялись такому устройству корпорации. На Востоке считают, что богатство и власть нужно скрывать. То, что на виду, – то не настоящее.
Большой угловой кабинет мистера Хаммуда сообщался с обеими частями его компании. В нем было две двери: официальная вела в просторную приемную, где сидела эффектная большегрудая секретарша-англичанка, конфиденциальная – в слабо освещенный закуток, заваленный бумагами, где сидел профессор Саркис, выполнявший по совместительству обязанности главного бухгалтера. Кроме Хаммуда, он был единственным человеком, державшим в руках все нити операций компании. Но и он вряд ли был посвящен во все секреты.
Часть первая
Век невежества
Глава 1
Сэмюэл Хофман понял, что совершил ошибку, как только этот человечек вошел в его кабинет. Посетитель оказался филиппинцем лет двадцати пяти, с плохими зубами, торчащими в разные стороны, как плохо поставленный частокол, и блуждающим взглядом. В одной руке он сжимал четки, в другой держал потрепанную фотографию. Кроме того, он плакал – не навзрыд, а подавляя всхлипы, словно стесняясь своих слез. Запинаясь, он проговорил, что в филиппинском посольстве ему посоветовали сюда прийти и что он просит ему помочь. Хофман пожалел, что вообще пригласил его подняться в кабинет.
– Пять минут, – коротко сказал он, взглянув на часы, – не больше.
Потом Хофман вышел в спальню, находившуюся позади кабинета, и вернулся с зажженной сигаретой. Это был крепко сложенный мужчина тридцати с небольшим лет, ростом чуть меньше шести футов, с узким лицом и пристальным взглядом черных глаз. Одет он был по своему обыкновению – в серый костюм и голубую рубашку с расстегнутым воротом. Он всегда носил костюм и никогда не носил галстука; пожалуй, это была его единственная причуда, из-за которой он все время казался либо чересчур вырядившимся, либо не до конца одетым – как нечто незавершенное, находящееся в процессе доработки.
Пару раз затянувшись и беспокойно пройдясь по кабинету, как зверь в зоопарке, которому явно мала клетка, Хофман притушил сигарету в пепельнице и взглянул на визитную карточку филиппинца, написанную от руки. «Рамон Пинта» – было выведено на ней аккуратными печатными буквами; ни адреса, ни телефона. Несколько секунд он размышлял, кто из филиппинского посольства мог дать такой совет, и вспомнил бизнесмена из Манилы, у которого как-то пропал в Саудовской Аравии брат – католический священник. Хофман так и не нашел священника, но приложил к этому немало усилий. И вот теперь у его стола сидел этот маленький человечек с самодельной визиткой, не знающий, куда деться от страха.
– Чем могу быть полезен, мистер Пинта? – спросил Хофман, все еще надеясь услышать ответ: «Ничем».
– Прошу вас, – промолвил филиппинец и, прокашлявшись для храбрости, с умоляющим видом протянул Хофману фотографию, которую держал в правой руке; рука его дрожала.
Хофман нехотя взял снимок. Это была фотография филиппинки двадцати с небольшим лет, с выступающими скулами, аккуратно завитыми волосами и настороженным взглядом больших глаз. На ней была форма – черное платье с белым фартуком, – делавшая ее похожей одновременно и на горничную в каком-нибудь модном отеле Вест-Энда, и на девушку, принимающую первое причастие. Рот ее был приоткрыт, словно в ожидании; на шее висел маленький золотой крестик.
– Моя жена, – сказал посетитель, указывая на снимок, и зашмыгал носом еще громче. Хофман придвинул к нему стоявшую на столе коробку с «клинексами». Молодой человек высморкался и засунул салфетку за рукав, чтобы потом использовать еще раз. Несколько секунд он неподвижно глядел в пол, словно собираясь с силами, потом поднял глаза на Хофмана, достал из кармана пиджака еще одну фотографию и протянул ее через стол лицом вниз.
В комнате было тихо, если не считать приглушенного гула лондонской улицы, доносившегося через окно. На экране компьютера с абсолютной регулярностью – один сигнал в секунду – мигал курсор, ожидая, когда Хофман вернется к работе над отчетом для одного клиента в Нью-Йорке. На полках лежала наготове юридическая литература: корешки на виду, страницы загнуты – все готово к очередному штурму. Это был мир его планов и намерений, словно замерший от столкновения с другим миром, прежде незаметным. Хофман снова взглянул на часы. Как же избавиться от этого проклятого филиппинца?
Он осторожно перевернул снимок и вздрогнул от заливавшего его мертвенно-бледного света фотовспышки: это была полицейская фотография, сделанная на месте преступления. На траве лежала мертвая женщина; на ней не было никакой одежды, кроме бюстгальтера. Лицо покрыто синяками, в низу живота и на бедрах запеклась кровь; трусики заткнуты в рот в качестве кляпа. Синевато-бурый оттенок трупа свидетельствовал о том, что снимок был сделан через несколько часов после смерти, но лицо еще можно было узнать. Хофман мотнул головой и снова, с еще большей убежденностью пожалел, что впустил филиппинца. Но теперь нужно было что-нибудь сказать.
– Мне очень жаль, – пробормотал Хофман, снова перевернул фотографию, чтобы скрыть наготу женщины, и отодвинул ее молодому человеку, но тот ее не взял. Борясь со своими эмоциями, он снова засопел и уронил голову на руки. Четки упали на пол. Какие же они все-таки жалкие, эти филиппинцы, подумал Хофман. Как половики в прихожей, о которые вытирают ноги богатые и власть имущие.
– Возьмите себя в руки, – сказал он, снова пододвинув Пинте коробку с «клинексами». Это не помогло. Тогда Хофман подошел к молодому человеку и положил руку ему на плечо. – Ну-ну, довольно. Мне очень жаль вашу жену. Но что же вы от меня хотите?
– Прошу вас, мистер Хофман, – проговорил филиппинец и молитвенно сложил ладони. – Я хочу нанять вас.
– Для чего?
– Найти ее убийцу.
Хофман отрицательно покачал головой. Он был человеком рационального склада, жил среди книг и отчетов; за преступниками он не бегал.
– Прошу прощения, – сказал он, – но я не занимаюсь убийствами. Если вам так сказали в посольстве, то они ошиблись. Я расследую финансовую деятельность, провожу анализ корпораций, проектов, инвестиций, бизнеса. Понимаете? – Он показал пальцем на свои полки, загроможденные юридической литературой, коммерческими кодексами, справочниками по инвестициям.
– Но вам будет несложно расследовать это дело, сэр, – в горестных глазах филиппинца вдруг сверкнула искорка торжества, – потому что я знаю, кто это сделал.
– Правда?
– Правда, сэр. Это один бизнесмен-араб. Мы с женой работали у него, она горничной, а я – поваром.
Хофман поднял брови.
– И у вас есть доказательства?
– Только личная уверенность, сэр. Я был там, когда обнаружили тело. Это случилось на поляне, возле его загородного дома. Он сказал, что отсутствовал весь уик-энд, и его друзья подтвердили эту ложь. А я знаю, что он там был, потому что я его видел. Ему была нужна женщина… – Он осекся от стыда и горя; потом вспомнил, что не сказал главного. – Его зовут Назир Хаммуд.
– Понятно, – сказал Хофман. Где-то он слышал эту фамилию, но не мог вспомнить где. Он еще раз взглянул на часы. Через пару минут ему надо было избавляться от этого бедолаги.
– Он все время посматривал на мою жену, сэр, – продолжал филиппинец, – но она избегала его. Видимо, это его разозлило. – Он снова отвернулся.
Хофман кивнул.
– Чем занимается этот Назир Хаммуд? – спросил он.
– Он большой бизнесмен, сэр. Из Ирака. Он самый богатый, поэтому не обращает внимания на других людей. У него в Лондоне компания, которая покупает другие компании. Может быть, вы о ней слышали?
– Как она называется?
– «Койот инвестмент», сэр. – Глаза его загорелись, он почувствовал, что Хофман, сам того не желая, заинтересовался этим делом.
– Вот как… – Теперь Хофман вспомнил, где он слышал фамилию Хаммуд. Несколько месяцев назад он занимался делом одного шинного завода в Португалии, который продали за восемьдесят миллионов долларов; покупателем оказался иракский бизнесмен по фамилии Хаммуд, о котором раньше никто ничего не слышал. Тогда Хофман сказал себе, что надо бы разузнать побольше об этом новом участнике арабских финансовых игр, но потом забыл об этом.
– Да, сэр, «Койот инвестмент». И у него много других компаний по всему миру. Вот почему он творит, что хочет. Он чересчур богат.
Речь молодого человека была прервана ревом мотоцикла, пронесшегося по Норт-Одли-стрит, и протестующим сигналом автомобиля. Этот шум отвлек внимание собеседников. Хофман выглянул в окно. На другой стороне улицы беседовали двое мужчин в костюмах свободного покроя; один из них глядел вверх на дом Хофмана. Казалось, они скучали. Хофман вновь обернулся к посетителю.
– Все это очень интересно, мистер Пинта. Но я уже сказал вам, что не занимаюсь убийствами. Обратитесь в полицию, пусть они расследуют. Это их работа.
– Я уже обращался в полицию, сэр, – тихо ответил Пинта, – но они ничего не сделали. Я обратился к ним две недели назад, а они даже не стали со мной разговаривать. Сказали, что мистер Хаммуд не подозревается в убийстве моей жены, что они ищут улики, но пока ничего не нашли, что им очень жаль, но что же они могут поделать? Они не станут этим заниматься. Он богатый араб, а я бедный филиппинец, понимаете? Вот почему я пришел к вам.
– Глупости. Полиция во всем разберется. Здесь все-таки Англия, здесь действуют законы.
– Только не для таких, как Хаммуд. Про него полиция и слушать не хочет; говорят только, что он очень важный человек, дружит с тем-то и с тем-то. Говорят, если у меня есть вопросы, то я должен обратиться в филиппинское посольство. Я думаю, сэр, они просто боятся его. Если бы вы помогли мне разузнать еще что-нибудь, чтобы сообщить полиции! Иначе нет никакой надежды. – Он вновь кивнул на снимок своей убитой жены, все еще лежавший на столе лицом вниз. – Никакой надежды.
Сидя на большом стуле, он съежился, стараясь занимать на нем как можно меньше места. Хофману пришло в голову, что филиппинец похож на любимого зверька его детства – морскую свинку: та тоже знала лишь одно средство спастись – это спрятаться. Не пожалеть молодого вдовца, не попытаться помочь ему было невозможно.
– Знаете что, – сказал Хофман, – попробую-ка я найти что-нибудь про дела Хаммуда в своих справочниках. Это займет всего минуту. Но боюсь, что больше ничего поделать не смогу. Мне надо вернуться к работе. Вы согласны?
– О да, сэр. – Молодой человек закивал. – Конечно, это было бы очень полезно. Если вы найдете что-нибудь подозрительное в его делах, может быть, в полиции станут меня слушать. Может быть.
Хофман подошел к стеллажу и вытащил толстый том с перечнем всех компаний, зарегистрированных в Великобритании. Открыв его на букву «К», он стал искать «Койот».
– Странно, – сказал он, несколько раз перелистав справочник вперед и назад, – ее здесь нет.
Он вернулся к полкам и взял другой том, еще толще, со всеми компаниями, имевшими офисы в Великобритании, независимо от их официального местонахождения.
– Вот она, – сказал он через несколько секунд. – «Койот инвестмент», Societe Anonime. [4]4
Акционерное общество (фр.).
[Закрыть]Зарегистрировано в Женеве. Председатель и президент – Н. Х. Хаммуд. Еще четыре директора, все с французскими фамилиями. Доход – неизвестен. Прибыль – неизвестна. Лондонский офис – на Найтсбридж. Неплохо для компании, о которой ничего не известно. Но, к сожалению, недостаточно для того, чтобы что-то предпринимать.
– Это все? – Молодой человек по-прежнему ожидал, что Хофман найдет в своих справочниках и кодексах что-нибудь, что поможет разгадать эту загадку.
– Все, – ответил Хофман. – Этот Хаммуд, очевидно, очень старается вести свои дела секретно. Я слышал, что несколько месяцев назад он купил завод в Португалии, но я даже не помню, в чем там, собственно, дело. Мне очень жаль, но больше я ничего вам сообщить не могу.
– Во всех этих книгах – больше ничего?
Хофман покачал головой. Он и сам был огорчен. Люди типа Хаммуда – арабские бизнесмены с кучей денег и страстью к секретам – его интересовали. Собственно, выведывая их секреты, Хофман и сколотил свое уже приличное состояние. «Мне очень жаль», – повторил он еще раз.
– Но может быть, вам удастся обнаружить еще что-нибудь, если вы займетесь расследованием?
– Может быть. Но вы вряд ли можете себе это позволить, мистер Пинта. Нет, серьезно. Я работаю по заказам крупных фирм, а не поваров. Это дорого стоит.
Рамон Пинта выпрямился в кресле, расправив плечи; он был уязвлен напоминанием о своей профессии.
– Сэр, я заплачу, сколько бы это ни стоило. В посольстве мне сказали, что лучше вас этого не сделает никто. Я пришел сюда, чтобы нанять вас, и твердо намерен это сделать. Прошу вас.
Хофман рассмеялся. Настойчивость маленького человечка была восхитительна.
– Но в вашем посольстве ошиблись, мистер Пинта. Вы же видите, я бессилен вам помочь. Попробуйте еще раз попытать счастья в полиции.
– Очень прошу вас, сэр. – Он опять сложил ладони. Чего доброго, еще упадет на колени, подумал Хофман. Видимо, единственный способ избавиться от этого филиппинца – сказать «да»; и так уже с ним потеряно слишком много времени.
– Ладно, – согласился Хофман, – я порасспрашиваю насчет Хаммуда. Посмотрим, может, что и получится. О’кей?
Рамон раскрыл рот, словно готов был запеть от восторга.
– Да, сэр! О’кей! Сколько я вам буду должен – скажите, пожалуйста?
– Нисколько. Это бесплатно. Что бы я ни узнал о Хаммуде, мне это и самому пригодится, так что о деньгах давайте не будем. Это то немногое, что я могу сделать для вашей жены.
– Сэр, я хочу заплатить вам, как все. – Его достоинство все еще было уязвлено.
– Поговорим об этом потом, ладно? А теперь вам пора идти, у меня очень много работы. – Хофман поднялся со стула. Рамон преданно глядел на своего нового друга и защитника.
– Значит, мы можем просто пожать друг другу руки – вот так, и никаких денег, потому что это Англия!
Хофман кивнул. Протягивая руку, он подумал, что, наверно, стоило бы взять с него какие-то деньги – тогда Пинта стал бы просто одним из клиентов. Но было уже поздно: молодой человек торжественно пожал руку Хофмана.
– Да, вот еще что, – сказал Хофман. – Вы не знаете, с кем из сотрудников Хаммуда я мог бы попробовать поговорить о его делах, хотя бы для начала?
– Не знаю, что и сказать, сэр, – ответил Рамон. – Все его сотрудники тоже арабы, они помогать не станут. – На мгновение он задумался. – Вот разве что один человек.
– Кто же?
– Женщина, которая работает в «Койот инвестмент». Она единственная, кто написал мне после гибели жены. Я сохранил ее письмо. Хотите посмотреть?
– Да, если можно, – сказал Хофман.
Рамон извлек из портмоне помятый листок почтовой бумаги и протянул его Хофману. Обычная записка-соболезнование, два предложения с выражением скорби по поводу смерти жены. Она написала, что может понять это горе, потому что потеряла обоих родителей. Внизу стояла подпись: «Лина Алвен». Обратного адреса не было. Хофман записал это имя в блокнот и вернул письмо Рамону.
– Благодарю вас, сэр, – сказал молодой человек.
– Постойте, а как мне вас найти, если что-то обнаружится?
– У меня нет телефона, сэр. И адреса нет. Мне очень жаль.
– Как же мы свяжемся?
– Я позвоню вам, сэр.
Хофман кивнул; ему и в голову не пришло, что он, может быть, больше и не увидит этого человечка с плохими зубами.
– Дайте мне несколько дней, ладно? Обещаю что-нибудь сделать. О’кей?
– Благодарю вас, сэр, – повторил Рамон. Он был на седьмом небе.
Ну, все! Хофман положил руку на плечо маленького филиппинца и направил его к двери. Проходя мимо окна, Хофман увидел все тех же мужчин в свободных костюмах на другой стороне улицы. Теперь они уже оба смотрели вверх на дом. Рамон Пинта последовал взглядом за Хофманом.
– О, сэр! – воскликнул он, схватив Хофмана за руку. – Я их знаю. – Он показал вниз на двоих мужчин дрожащей рукой.
– Кто они? – спросил Хофман.
– Они работают на Хаммуда.
– Что же они здесь делают? – спросил Хофман, хотя ответ ему и самому был ясен.
– Думаю, они следят за мной, сэр.
Хофман сжал его руку. «Чепуха», – проговорил он, но теперь действительно что-то нужно было делать.
– Я боюсь их, – прошептал Пинта. Кожа на его круглом коричневом лице напряглась, как на барабане.
– Слушайте внимательно, – сказал Хофман. Голос его изменился, он словно переключил передачу. – Волноваться не следует. Эти стекла зеркальные, через них им ничего не видно, так что они не могут знать, что вы пошли ко мне. В этом доме полно всяких офисов. На верхнем этаже принимает дантист, под ним юрист. Если кто-нибудь спросит, скажете, что были у кого-нибудь из них. Понятно?
– Да, я понимаю, – пробормотал филиппинец.
– Отлично. – Хофман снова положил руку на плечо Пинты. – Теперь делайте точно так, как я скажу. Спуститесь в цокольный этаж, но не на лифте, а по лестнице. Там увидите вход в прачечную; она общая для этого дома и соседнего. Пройдите через прачечную и поднимитесь в вестибюль соседнего дома. Понятно? Через парадную дверь вы выйдете на Брук-стрит. Они вас и не увидят. Хорошо?
– Да, сэр. – Он все еще стоял, охваченный ужасом.
– Ну, идите, – сказал Хофман, подталкивая его в дверь. – Делайте, как я сказал, и все будет в порядке. Позвоните через несколько дней. Я кое-что проверю насчет Хаммуда, обещаю вам. И если что-нибудь раздобуду, пойду в полицию.
Пинта кивнул. В его глазах стояли слезы. Он сделал несколько шагов и остановился в коридоре напротив двери Хофмана.
– Идите же! – повторил Хофман. – Давайте! – Он закрыл дверь, но потом опять приоткрыл ее, чтобы удостовериться, что Пинта последовал его инструкциям. Маленький человечек скрылся в лестничном проеме.
Хофман снова подошел к окну и увидел, что эти двое по-прежнему стоят у кирпичного дома напротив, молча глядя вверх. Судя по их мускулам, это были телохранители. Что за гусь этот Назир Хаммуд? Теперь ему и самому хотелось это узнать, не только из-за филиппинца.
Вернувшись за стол, Хофман обнаружил, что снимок жены Пинты так и остался лежать на нем вниз лицом. Теперь он, очевидно, принадлежал ему.
