Текст книги "Банк страха"

Автор книги: Дэвид Игнатиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Глава 30

Сэм Хофман мучился от бездействия. Он сидел в своем офисе и делал бесполезные звонки по телефону. Когда ему становилось окончательно невмоготу, выходил в спортзал или в китайский ресторанчик, чтобы как-то успокоиться; потом возвращался в офис и делал новые бесполезные звонки. На следующий день после исчезновения Лины он еще был уверен, что она позвонит ему, если будет жива. К утру следующего дня он уже стал думать, что ее нет в живых. Еще днем позже он во время очередной своей беспокойной прогулки шел в Скотленд-Ярд, чтобы убедить полицию вновь начать расследование против Хаммуда. Но они пожелали только задать ему ряд вопросов о предполагаемой преступной деятельности Лины Алвен. Он отказался отвечать и фактически предложил полицейским арестовать его за соучастие в заговоре, если у них есть какие-то улики. Тогда его попросили уйти.

В тот вечер из Туниса вернулся Али Маттар. Хофман ожидал, что он приедет еще через день-два, и был приятно удивлен, увидев палестинского следопыта, маячившего у его двери. «Ахлан, ахлан!» – приветствовал Хофман своего коллегу. Он был рад уже тому, что увидел дружелюбное лицо. Перед этим он несколько часов занимался главным образом тем, что скатывал кусочки клейкой ленты между большим и указательным пальцами.

– Очень хочется выпить, – сказал Али, осторожно устраивая свое дородное тело на диване. При нем даже большая комната казалась тесной: он был высок и плотен, с длинными курчавыми волосами и свисающими книзу усами. На взгляд Хофмана, он больше походил на прогоревшего музыканта-хиппи, чем на пройдоху разведчика, но это лишь добавляло ему обаяния. Хофман налил ему большой стакан виски.

– Так что же вы выяснили? – спросил он.

– Ну и работенку вы мне подсунули, Сэм! У меня здесь целая история. – Он похлопал себя по лбу. – Я решил, что должен сразу вернуться и сообщить вам эти важные новости.

– Рассказывайте же. Я весь внимание.

Али разочарованно надулся.

– Ну что за спешка? Вы что, не хотите сперва поговорить? Выпить. Спросить у меня, как семья. Вспомнить былые времена. Вы же знаете, как это принято у арабов.

– Нет, Али. Сначала дело. Потом мы можем вспоминать былые времена, сколько вам заблагорассудится.

– Сегодня вы не такой душевный, как всегда, хабиби.

– Да бросьте. Мне уже это начинает надоедать, Али. Мне нужна информация.

– О’кей, о’кей. Я много чего разузнал. Вы и не поверите. Строгая конспирация. Очень строгая! В Тунисе все посходили с ума. За такую хорошую информацию вы, наверно, захотите заплатить мне в два раза больше.

– Кончайте травить насчет денег. Серьезно вам говорю.

– О’кей. Вот мои сенсации. Вы помните Фронт освобождения Палестины – эту скверную группу в ООП, которая все деньги получает из Багдада? Ее руководитель – большой друг правителя в Багдаде. Кажется, они вместе ездили на охоту. Помните?

– Нет.

– О’кей, ладно. Значит, его заместитель – мой старый приятель Айяд, он мне многим обязан. Знаете, как я один раз спас ему жизнь? Он прятался в Бейруте после того, как сирийцы хотели его убить, а я каждый день навещал его и играл с ним в триктрак. А эти сирийцы снова хотели убить его, потому что очень его боялись. Но я нашел его и сказал Айяду, чтобы он бежал в лагеря в Тире, где я вырос, и моя мать прятала его, так что никто и не узнал. И он этого не забыл. Потом, когда меня арестовала «Фатах», обвинив в том, что я агент ЦРУ, Айяд меня спас. Пришел в тюрьму и приказал освободить меня, а он большой человек, как же его не слушаться? Они все боятся Ирака. И вот я здесь благодаря Айяду. Что вы на это скажете?

– Замечательно. Но я бы предпочел послушать всю эту историю в другой раз.

– О’кей. Значит, Айяд рассказал мне обо всем, что происходит. Так что знайте, что я вам собираюсь сообщить первоклассную, отличную, очень дорогую информацию. Прямо из Багдада.

– Я уже понял. Ближе к делу, черт побери. Что вы узнали?

– О’кей. Значит, так. Человека, который убил Правителя, зовут Осман. Кажется, он двоюродный брат Правителя. Жил где-то в Европе и зарился на деньги семейства. Но ему не нравились братья Правителя. Осман говорил, что они очень жадные. Несколько месяцев у них продолжалась большая семейная война. Жуткая свара. Господи, Сэм! Что делать с этими сумасшедшими арабами? И вот несколько дней назад – пух!

– Осман сам стрелял?

– Наверняка. Только член семьи мог близко подойти к Правителю, понимаете? Вот они и использовали Османа. А кто, как вы думаете, работает с Османом уже много лет?

– Говорите.

– Ну, вы же знаете, Сэм; конечно знаете.

Сэм на секунду задумался. Али был прав – он знал.

– Назир Хаммуд?

– Конечно Хаммуд. Мой друг Айяд сказал, что они работали вместе много лет, по денежным делам. Они провернули очень много дел. Вы помните про эти истребители, которые Правитель хотел купить у Франции, тогда еще? Осман участвовал в этом деле вместе с Хаммудом. Как вам нравятся такие фокусы, а?

– Очень нравятся.

– Этого мало. Кто, как вы думаете, поддерживал Османа и Хаммуда, когда они теперь пошли против Правителя?

– Кончайте загадывать загадки, Али. Я срежу вам вознаграждение.

– Ну вот! Вы меня огорчаете, но я вам все-таки скажу. Османа и Хаммуда поддерживали мои друзья в Тунисе. Вот кто. Палестинцы. Они были главной силой в команде Османа. «Фатах» уже много лет покупала людей во дворце Правителя. Миллион за того, миллион за этого. Довольно скоро они съели всю службу безопасности Правителя, как крысы выедают сыр. У него уже ничего не осталось! И тогда – пух!

– Это хороший товар, Али. А кто стоит за палестинцами?

– Я думаю, саудовцы. Наверняка они. Они за все платят, верно?

– Саудовцы? Конечно. Надо сказать, они большие друзья с Хаммудом, первый сорт. Они все едят из одной тарелки, понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю. – Хофман вспомнил своего приятеля принца Джалала, сидящего в своем дворце наслаждений на Гайд-Парк-сквер, и как он фыркнул, когда Сэм спросил его, кто защищает Хаммуда. – А кто еще участвовал в этой операции, кроме палестинцев и саудовцев?

Али некоторое время смотрел в окно, потом снова серьезно взглянул на Хофмана.

– Возможно, американцы.

– Не понял.

– Многие американцы в Тунисе, хабиби. Некоторые дружественные лица. – В его глазах появился блеск.

Сэм с сомнением покачал головой.

– Это лишь ваши догадки, не так ли?

Палестинский связник пожал плечами.

– Задавая такие вопросы, друг мой, вы всегда в ответ получаете догадки. Но вы хотели знать – я узнал. Такая информация стоит больше, потому что она очень опасна, но я дал ее вам. Нет проблем.

– Я подумаю об этом. А что случилось с Османом после того, как он застрелил Правителя?

– Харам. Очень плохо для него. Он думал, что уже купил всех, но братья Правителя поймали его на следующий день. Скверная работа, надо сказать.

– Что они с ним сделали?

– Отрезали яйца и засунули ему в рот, еще живому. Но сейчас он мертв. Они были очень злы на него.

– Видимо, так. А что Хаммуд?

– Сначала они добрались до Хаммуда и порезали его. Только палец. Но его спасли. Нагрянули палестинские друзья. Счастливчик! Тогда они взялись за Османа.

– Про палец Хаммуда я слышал, а про Османа с яйцами во рту – нет. Это для меня новость.

– Вот видите! Я же говорил – это хорошая информация. Ей цены нет.

– Что вы еще узнали?

– О’кей. Значит, причиной борьбы Правителя и его братьев против Османа были деньги. Хаммуд и Осман уже давно крали у семейства, и помногу. Правитель доверил им спрятать деньги за границей, а теперь он обнаружил, что они откусывали кусочки. А может, и немалые кусочки.

– Сколько они украли?

– Может, миллиард. Может, больше.

– Миллиард долларов?

– Да. А может, больше. А вы платите Али четыре тысячи в день. У’Аллах! Боже мой, Сэм.

– Перестаньте. А кто сейчас руководит в Багдаде?

– Так же, как всегда, – «мухабарат». Эта компания, должно быть, получает чеки из Риада.

– А что же семья Правителя? Теперь, когда они кокнули Османа, все кончилось?

– Ни в коем случае! У иракцев ничего не кончается. Там всегда есть кого убивать.

– Кто же у них теперь на заметке?

– Все. Теперь, после того как Хаммуд их надул, они не верят никому. Не верят людям Хаммуда. Делают все, чтобы добраться до этих сумасшедших денег.

– Кем они занимаются?

– Вы хотите все подробности? Даже мой друг Айяд с трудом запоминает все имена.

– Да, пожалуйста. Любые подробности, какие вы вспомните.

– О’кей. Во-первых, они налетели на фирму Хаммуда в Лондоне. Называется «Волк» или что-то в этом роде. Забрали в Багдад этого армянина и вломили ему так, что он им все рассказал. Он был их человеком и должен был следить за Хаммудом, но, похоже, здорово их на…ал; так они заставили его поблагодарить Бога, что у него целы все руки и ноги, и послали обратно в Лондон стеречь деньги семьи.

– Верно. Что дальше?

– Дальше Хаммуд вернулся в Лондон с несколькими палестинцами. Наверно, с ребятами Айяда. Англичане их впустили. Не знаю почему. Эти англичане, кажется, очень любят Хаммуда.

– Что сделал Хаммуд, когда вернулся?

– Забрал себе обратно этого «Волка».

– «Койота». Компания называется «Койот инвестмент».

– Вы очень умный, Сэм. Может, когда-нибудь вы будете работать с Али. Вот когда мы сделаем настоящие деньги.

– Никогда. Продолжайте. Вы говорили о том, что сделал Хаммуд, когда вернулся.

– Верно. Хаммуд забрал себе обратно этого «Кугуара». В первый вечер, как он приехал, он послал своих новых палестинских охранников домой к этому армянину. Пу-ух! Нет больше армянина. Потом они занялись одной иракской девушкой и, в общем… – Он взмахнул рукой, словно говоря «да кто их знает?».

– Продолжайте! – сказал Хофман. – Не торопитесь. Какой девушкой?

– Не знаю. То ли Лаурой. Или Люси. Не знаю. Что-то на «Л». Айяд тоже не помнил. Она работала у Хаммуда в этом «Кугуаре».

– Что им от нее было надо?

– Они думали, что она знает, где лежат деньги. Все секреты. Она украла их из компьютера, когда Хаммуд и армянин не видели. Они думали, что она, может быть, работает на Израиль.

– Израиль? Почему они так думали?

– Потому что у нее есть какой-то приятель, который работает на Израиль.

Хофман старался не выдать своего интереса.

– Кто это такой?

– Айяд не сказал. Хотите, чтобы я узнал?

– Нет. Это незачем. Что они сделали с иракской девушкой?

– Ничего. Они ее не поймали. Они пытались схватить ее, но она удрала.

– Она не у них? – переспросил Хофман, чувствуя, как у него заколотилось сердце.

– Нет. Не у них.

– Где же она теперь?

– Не знаю. Но если они ее поймают, ей несдобровать, это точно. Как пить дать.

– Откуда вы знаете?

– Потому что они очень беспокоятся из-за денег. Для них теперь это все. Правитель умер. Холодной войны нет. Нет стычек с ЦРУ или КГБ. Даже войны с Израилем больше нет. Остались одни деньги. И то же самое братья Правителя. Они тоже хотят этих денег. Все их хотят.

– Господи! – проговорил Хофман.

– В чем дело? Вам не нравится информация? Это же высший сорт. Никто про это не знает, кроме меня. И вас.

– Нет. Информация чудесная. Просто страшно, что могут наделать эти психи.

– Али это не волнует. Извините. Конец истории. Правда, еще одно, о чем вы меня просили.

– Номер телефона.

– Да. Номер телефона. Но это не очень интересно. Может быть, с этим номером какая-то ошибка. Я спросил Айяда, а он спросил своего друга в тунисском «мухабарате», а тот спросил друга в тунисской телефонной службе. Но наверно, тут ошибка. Ничего особенного.

– Что же это за номер?

– Один из номеров американского посольства в Тунисе. Очень редко используется. Сейчас не работает. Мне очень жаль. Дайте другой номер, я попробую еще раз.

Американское посольство. Хофман потер глаза. Он устал и с трудом представлял ту картину, которая перед ним складывалась.

– Нет, Али. О’кей. Наверно, это неправильный номер. Спасибо вам за работу.

– Что вы хотите, чтобы я сделал теперь?

Хофман задумался. Похоже, Лина попала в паучью сеть, которая несколько раз переплелась сама с собой. Эта паутина была везде, а сам паук был невидим. Единственное, что мог придумать Хофман, – это постараться как-то отпугнуть его. Он пошел к сейфу, отсчитал толстую стопку денег и вернулся к своему агенту.

– Здесь десять тысяч долларов за два дня. Это больше, чем мы договаривались, но они заработаны. Я дам вам еще десять тысяч, если вы сможете сделать для меня еще одну вещь.

– О’кей. Что же это? Только без пистолетов. Я занимаюсь информацией.

– Без пистолетов. Я хочу, чтобы вы вернулись в Тунис и передали послание вашему приятелю Айяду и чтобы он передал его тем, кто ведет этот спектакль в Багдаде.

– О’кей. Нет проблем. Что за послание?

– Скажите им, что если они причинят какой-нибудь вред этой иракской женщине, у них будут очень большие неприятности с ЦРУ. Вы поняли? Они должны отстать от нее, или у них будут серьезные проблемы.

– Значит, эта иракская девушка работает на агентство? А не на Израиль?

– Она просто никто. Не важно, на кого она работает. И она ничего не знает про деньги.

– Как мне сказать, от кого послание?

– Скажите, просто от Хофмана. Не называйте моего имени. Просто Хофман.

– Так! Ваш отец передал вам это послание? У-Аллах! Как странно! Но о’кей. Они все знают вашего отца. Половину из них он пытался вербовать в Бейруте.

– Просто сделайте так, как я сказал, Али. О’кей? Скажите своим друзьям, что никто не должен ошиваться вокруг этой девушки. Ни иракцы, ни палестинцы, ни саудовцы, никто. Если они ее обидят, у них будет гораздо больше проблем, чем они думают. Передайте, что так сказал Хофман. Поняли?

– Хадер йа райесс! – Он торжественно отдал честь. – Когда вы хотите, чтоб я поехал? Может быть, завтра?

– Сегодня. Есть ночной рейс. Вы как раз успеете, если поедете сейчас.

– Сегодня не очень удобно, хабиби. Я хотел встретиться с одной старой подружкой, если вспомню телефон службы эскортных услуг. Сегодня как-то нехорошо.

– Нужно сегодня. – Хофман подошел к сейфу и вернулся с еще одной тысячей долларов. – Это на расходы, – сказал он. – В Тунисе полно красивых девушек.

Глава 31

На рю де Банк, пересекавшей старый деловой район Женевы, не было места зазывному неоновому сиянию реклам. Строгие здания, тянувшиеся по обеим ее сторонам и воплощавшие благоразумие и респектабельность, были «золотым слитком» кантона: в них размещались старейшие и почтеннейшие банки, главным образом banques privee, которые не нуждались в рекламе, поскольку предпочитали не общаться с широкой публикой. На дверях висели обычные латунные таблички с названиями: «Хентш», «Ломбард-Одье». Великие имена банковского дела Швейцарии! А некоторые частные банки даже эту форму «рекламы» считали излишней. На их дверях висел только номер дома, а то и вовсе ничего. Такие учреждения не функционировали в общем пространстве банковского дела. Это были финансовые черные дыры, всасывавшие деньги через свои невидимые двери.

Лина шла по рю де Банк, разыскивая номер одиннадцатый. Серый цвет утреннего неба гармонировал с архитектурой, так что вся улица словно была в тени. Лина с трудом различала номера сквозь густую вуаль. Она купила ее сегодня вместе со скромным деловым костюмом и шарфом на голову: это подчеркивало ее облик восточной женщины, только что потерявшей своего любимого дядю. Но смотреть через кружево вуали было трудно. Она могла, правда, различить на улице нескольких мужчин в пальто – видимо, банкиров, расходящихся по своим бухгалтериям. Даже на своей главной улице они вели себя осторожно и скрытно. Лина продолжала путь в поисках нужного ей дома. Она миновала номер семь; здесь на табличке было написано «ЛЕБОН». На номере девять – «С & СИ». Следующий дом, еще более серый, чем его соседи, имел строгий парадный вход с тяжелым латунным дверным молотком и табличкой, на которой было написано просто «М».

Остановившись около двери, Лина в последний раз повторила про себя свои реплики. Она тщательно подготовила роль и теперь, перед поднятием занавеса, чувствовала себя как бы слегка навеселе. Подняв дверной молоток, она ощутила его тяжесть в своей ладони и отпустила его. Дверь моментально открылась. Хорошо одетая женщина, которая, казалось, стояла за дверью и ждала Лину, спросила ее имя, после чего пригласила ее следовать за ней. Они пошли налево по узкому коридору с кремовыми стенами, затем повернули направо и миновали две узкие двери. Около третьей двери женщина остановилась, открыла ее и кивком пригласила Лину войти в небольшую комнату для собеседований. Потом она оставила Лину одну, закрыв за собой дверь. Фактически они не сказали друг другу ни слова.

В комнате для собеседований было уютно. Обстановка самая простая: удобный мягкий стул для клиента стоял по одну сторону лакированного стола, деревянный стул с прямой спинкой для банкира – по другую. Позади стола было окно, выходившее в маленький, не шире самой комнаты, дворик. С трех сторон дворик был окружен невысокой кирпичной стеной, так что никто не мог заглянуть в комнату.

Лина с интересом рассматривала этот секретный уголок. Очевидно, устройство дома подчеркивало таинственность «Кредит Мерсье». Здание было спроектировано в виде лабиринта, обеспечивающего клиентам конфиденциальность. Каждый посетитель, сидя в отдельной комнате, мог быть уверен в том, что другой посетитель его не увидит. Нефтяной министр из Шарджи никогда не узнает, что пользуется тем же банком, что и министр финансов Перу. Начальник штаба кенийской армии никогда не встретится лицом к лицу со спикером российского парламента. Они останутся тайными братьями. Лина села на удобный стул и стала ждать единственного человека, который видел все лица.

Через пять минут она услышала легкий стук в дверь. Не успела Лина ответить, как в комнату вошел плотный человек в сером костюме-тройке, с седеющими волосами и аккуратно подстриженными седыми усами. Иной цвет мелькнул лишь в его глазах – странные, чернильно-синие, они неожиданно сверкали на фоне продуманной уравновешенности его лица и фигуры. Он затворил за собой дверь, после чего протянул руку и представился. «Мерсье», – сказал он, слегка поклонившись. Ни имени, ни звания. У него были утонченные манеры человека, всю жизнь пропускавшего через себя грязные деньги и не замаравшего руки.

Лина приподняла вуаль и проговорила: «Сальва Баззаз», после чего снова опустила вуаль на лицо. Мерсье пригласил ее снова сесть, указав на стул жестом метрдотеля в шикарном ресторане. Своим обращением он старался подчеркнуть, что воспитан лучше, чем его гостья, но тем не менее всецело к ее услугам.

– Итак, мисс Баззаз, – сказал он, – чем я могу вам помочь?

Лина заговорила по-английски с сильным иракским акцентом – таким, какой был у нее в детстве.

– Я приехала узнать о счетах моего дяди. Господь призвал его.

– Это большая трагедия, мисс Баззаз. Примите мои соболезнования. – Несмотря на выраженное сочувствие, лицо банкира оставалось нейтральным. – Но могу ли я узнать, почему вы пришли ко мне?

– Потому что мой дядя был клиентом вашего банка.

Банкир положил руки на колени, прикрыл свои сверкающие глаза и от этого стал совершенно серым: серый костюм, седые волосы, невыразительные манеры.

– Я должен извиниться перед вами, мисс Баззаз, – сказал он. – Не хотел бы показаться невежливым, но один из принципов нашего банка в том, что мы не обсуждаем свои отношения с клиентами ни с кем, кроме самих клиентов.

– Но этот клиент умер, мсье. И деньги принадлежат его семье. Меня послали навести соответствующие справки.

– Понимаю, мисс Баззаз. Но боюсь, что это не может повлиять на принципы банка.

Лина фыркнула от негодования. К этому она была готова.

– Если вы не станете разговаривать со мной, я обращусь в резиденцию ООН. Или в Си-эн-эн. Мой дядя очень любил Си-эн-эн. Я расскажу им о швейцарском банкире, который украл деньги моего дяди.

– Понятно, – сказал банкир. Он слегка поерзал на своем стуле, видимо обдумывая перспективу появления телевизионщиков на рю де Банк. – Простите, мисс Баззаз, нет ли у вас удостоверения личности?

Это звучало уже почти как извинение. Лина и к этому была готова. Она умышленно не взяла с собой документы на случай, если он захочет их посмотреть.

– Мой паспорт в отеле, – ответила она. – Но у меня есть другой документ. Вам, я думаю, он будет гораздо более интересен.

– В таком случае не покажете ли вы его мне?

– У меня есть номера женевских банковских счетов моего дяди. Члены моей семьи просили меня показать их вам.

– Да, действительно. Это бы нам не помешало.

Лина достала из сумочки документ с названием «Счета» и, подняв вуаль, прочитала номера на его первой странице.

– Во первых, «Организация швейцарских банков». У моего дяди там было пять счетов, на которых он хранил доходы своего лондонского холдинга. Это номера 4 808.537-0, 4 808.537-1, В2 218.411-0, В2 218.411-1, В2 218.411-2. Вам прочесть еще раз?

– Нет, благодарю вас, – сказал Мерсье. Пока Лина говорила, он достал из пиджака карманный компьютер и нажимал кнопки. Теперь он внимательно смотрел на дисплей. – У-гу, – произнес он.

– Но когда вчера я обратилась в «Организацию швейцарских банков», чтобы навести справки об этих счетах, мне сказали, что они пустые. Все деньги были переведены куда-то еще. Меня очень интересует, кто это мог сделать, если мой дядя умер.

– Боюсь, что не смогу дать вам ответ на этот вопрос. – Мерсье выпрямился на своем стуле, и глаза его снова стали метать стрелы туда-сюда, как лазурные маячки.

– Поэтому я и подумала, что деньги, возможно, были переведены в ваш банк. Мои родственники сказали мне, что дядя имел у вас совершенно особый счет, который использовался только при чрезвычайных обстоятельствах.

Лина скромно поглядела на него, готовая обрушить свой последний сюрприз.

– Нужно ли вам, чтобы я назвала номер счета моего дяди в вашем банке?

– Э-э… да, конечно, – сказал Мерсье, поправив галстук. – С точки зрения наших правил, это нас продвинет. Если вы знаете номер, то почему бы вам не сообщить его мне? – Он снова взялся за компьютер.

Лина нашла в сумочке документ под названием «Чрезвычайный» и поднесла его к глазам.

– Это номер Z 068621.

Мерсье нажал кнопки, секунду подождал, а потом слегка кивнул.

– Ну, – сказал он, – теперь это, конечно, гораздо интереснее. – В его синих глазах отразилось удивление: номер оказался совершенно верным.

– Что вас так интересует, мсье?

– То, что вам известен именно этот номер, мисс Баззаз.

– А что тут странного? Это номер моего дяди, – повторила Лина; в ее голосе прозвучала нотка негодования.

– Да. Но это, видите ли, в высшей степени личный номер. Совершенно исключительный.

– Только не теперь. Теперь он принадлежит его семье.

– Возможно, мисс Баззаз. Но я должен попросить вас представить мне еще маленькую удостоверяющую информацию. Будьте добры, номер персональной идентификации.

– Номер чего? – Лина не поняла, о чем он просил.

– Персональной идентификации. Мы требуем называть его для всех наиболее важных счетов – в качестве чрезвычайной меры предосторожности. Если вы его не знаете, то боюсь, я не смогу с вами далее беседовать.

– Номер персональной идентификации? – переспросила она.

– Да-да. По-французски мы его называем «code personel» [20]20
  Персональный код (фр.).


[Закрыть]или просто «code».

И тут этот номер буквально бросился ей в глаза со странички коротенького файла «Чрезвычайный»: код 0526. Она откашлялась.

– Конечно, я знаю этот номер, мсье. Конечно. Ноль-пять-два-шесть.

Мерсье набрал эти цифры на компьютере. Он прикрыл глаза и снова раскрыл их еще шире, чем прежде. Его тонкие губы сложились в складку, и Лине даже показалось, что он тихонько свистнул – одним чуть слышным выдохом.

– Но теперь, мисс Баззаз, я должен с сожалением сказать, что у нас есть проблема.

– Какая? Мне повторить номер?

– Нет. Номер совершенно верный. Проблема есть у меня.

– Что вы имеете в виду? Я предъявила вам оба номера. Что вам еще нужно? – Ее голос напрягся, похоже, в нем зазвучали неподдельные эмоции. Мерсье протянул ей шелковый платочек, который она приложила к глазам.

– Я постараюсь вам объяснить, – сказал Мерсье. – Ваш дядя, как вы верно сказали, имел счет в нашем банке. И довольно крупный счет, как вы можете себе представить. Но условия ведения этого счета совершенно необычны. В целях соблюдения необходимой осторожности и ввиду невозможности для вашего дяди лично посещать банк много лет назад было назначено доверенное лицо – «fiduciare». И мне запрещено раскрывать этот счет кому-либо без его разрешения.

– Но это нонсенс. Не понимаю, о чем вы говорите!

– Я имею в виду, что мы поддерживали контакты не непосредственно с вашим дядей, а через посредника. Если вы меня поняли, то распорядителем счета был не тот, кто его подписал. Именно это и ставит меня теперь в затруднительное положение.

– Почему? Что вас так затрудняет?

– Меня затрудняет то, что я получаю противоречивые распоряжения относительно обращения с этим счетом.

– Но в чем проблема? Прошу прощения, я все равно не понимаю.

– Дорогая мисс Баззаз, в течение последних двадцати четырех часов я беседовал еще с одним человеком, претендующим на то, чтобы представлять наследников и душеприказчиков этого счета. Именно в этом моя проблема.

– Кто это?

– Деловой партнер вашего дяди. Как вы понимаете, его имя я должен держать в секрете.

– Он самозванец, – сказала Лина.

– Боюсь, что нет. Он представил те же самые свидетельства своих полномочий, что и вы, то есть номер этого самого счета – номер, который знали только ваш дядя и назначенный им представитель. Это для меня загадка.

– Он самозванец, – повторила Лина. – И что вы собираетесь делать?

– Я ожидаю распоряжений.

– Распоряжений? От кого вы получаете распоряжения?

– От посредника, о котором я говорил и который уже много лет представлял интересы вашего дяди в отношениях с нашим банком.

– Этот человек из Ирака? – спросила Лина. Она подумала, что он говорит о Хаммуде.

– Нет, мадемуазель. Не из Ирака. Если уж вы так хотите знать, то он американец.

– Американец? Почему вы спрашиваете у американца, что вам делать с деньгами моего дяди? Мой дядя ненавидел Америку.

– О нет, здесь вы ошибаетесь, мисс Баззаз. Что бы он там ни говорил в своих речах, ваш дядя отнюдь не ненавидел Америку. В этом я могу вас уверить.

Лина была сбита с толку. Почему Правитель выбрал американца, чтобы представлять его в наиболее секретных банковских делах? Это было совершенно бессмысленно.

– Когда же вы увидитесь с этим посредником?

– Рассчитываю, что на этой неделе. Он позвонил и сказал, что вскоре приедет в Женеву. Так что ждать не долго.

– И тогда вы получите распоряжения?

– Да, я так думаю. Я объясню ему эту ситуацию, и он должен предложить мне соответствующий способ действий.

Лина раздраженно покачала головой.

– Значит, я прямо сейчас обращусь в Си-эн-эн. Я позвоню им в Париж, и они будут здесь уже сегодня.

Мерсье успокаивающе поднял руку.

– Нет, нет, прошу вас, не делайте этого. Подождите, пока я переговорю с этим американским джентльменом. Тогда я буду рад принять вас еще раз и, я уверен, мы обсудим все дела гораздо подробнее. С самыми благоприятными результатами. Обещаю вам. Но до тех пор я ничего сделать не смогу.

Лина поняла, что ей не остается ничего другого, кроме как согласиться.

– Когда же вы сможете меня принять?

– Очень скоро. Позвоните мне через несколько дней, и мы назначим следующую встречу. К этому времени я, наверно, смогу вас чем-нибудь обрадовать.

– Хорошо, я позвоню вам. Но если и тогда останутся проблемы, я обращусь в Си-эн-эн.

– Благодарю вас, мисс Баззаз. Очень ценю ваше терпение.

Мерсье слегка поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.

Через несколько секунд вошла секретарша приемной, чтобы проводить Лину к выходу. Они проделали весь обратный путь по лабиринту узкого коридора, вдоль стен, украшенных изображениями высокогорных лугов Швейцарии и девственно-белых вершин гор. Эти картины должны были вызывать возвышенные чувства и были своеобразным молчаливым гимном деньгам. Ни малейшего намека на то, что банк сознательно отмывал деньги для самых коррумпированных и корыстных людей на планете.

– Через какую дверь, мадам? – спросила секретарша, когда они подошли к выходу. Лина сначала не поняла, в чем дело; женщина объяснила ей, что, кроме официальной передней двери, в банке есть еще и другая – для тайного выхода.

– Через переднюю, – ответила Лина. Ее игра была сделана.

Несколькими секундами позже она поняла, что совершила ужасную ошибку.

Около дверей, у края тротуара, стоял лимузин «мерседес» с затемненными стеклами. Рядом с машиной, в нескольких метрах от Лины, стоял палестинский охранник, который гнался за ней из клуба «Гаргойл». Сейчас на нем были синие джинсы и темные очки; больше всего он напоминал участника массовки на киносъемках. Спереди и сзади машины на тротуаре стояли еще два небрежно одетых молодых человека. Лина окинула взглядом улицу в надежде увидеть полицейского или хотя бы просто прохожего, но улица была пуста. Несколько человек, проходивших здесь случайно, сейчас собрались в конце улицы, на площади Бель-Эр, где упал какой-то араб, по-видимому с сердечным приступом, и собрал вокруг себя толпу.

Лина хотела крикнуть, но только она раскрыла рот, как «мерседес» загудел, перекрывая ее голос. Палестинец и двое его подручных двинулись к ней, а тяжелая дверь позади нее была уже плотно закрыта. Она крикнула еще раз, ее крик снова был заглушен клаксоном, и тогда она рванулась по тротуару прочь от «мерседеса», пытаясь в последний момент проскочить в остававшийся проход. Но молодой человек, стоявший с этой стороны, быстро подошел к ней, и Лина врезалась прямо в него, как в железный столб. Она упала назад, палестинец подхватил ее сзади одной рукой, а другой рукой прижал ей к носу и рту платок. Через секунду она безжизненно повисла на его руках. Открылась задняя дверь «мерседеса», и она упала на сиденье, как мертвая.

Пока разыгрывалась эта сцена, на улице, казалось, никого не было. Но когда «мерседес» рванулся с места по направлению к аэропорту, открылась дверь прокатного «опеля», который был припаркован через несколько домов от «Кредит Мерсье» у противоположного тротуара, и из него вылез мускулистый мужчина с курчавыми темными волосами. Когда около дома одиннадцать шла возня, он скорчился на сиденье и не был виден с улицы. Но теперь Мартин Хилтон пошел к телефонной будке, чтобы позвонить в свою штаб-квартиру.