Текст книги "Дочь леди Чаттерли"
Автор книги: Дэвид Герберт Лоуренс
Соавторы: Патриция Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующий вечер Клэр получила письмо. Его опустили в почтовый ящик для служащих госпиталя.
«Я поняла, что М. явилась на квартиру и устроила сцену. Вероятно, нашей дружбе конец, – писала Джоу. – Все могло бы быть так чудесно. Ты не представляешь, как я расстроилась. Если захочешь увидеть меня, приходи. Я буду тебя ждать».
Клэр разорвала письмо на мелкие клочки. Ей оказалось довольно трудно прийти в себя после учиненного Моникой скандала. Она очень благодарна Джоу за приют и ласку в ту ужасную ночь, но… Нет, видеть ее она больше не хочет.
Несмотря на отсутствие свободного времени и усталость, Клэр почувствовала себя бесконечно одинокой. Она даже скучала по той поре, когда ей казалось, будто она влюблена в Робина и с нетерпением ждала свадьбы. Отныне ее жизнь лишена всякого смысла. Нет любви, нет смысла, нет и жизни.
Ее стали посещать мрачные мысли: вдруг она погибнет во время бомбежки, отправится на тот свет, так и не изведав истинной любви, воспетой поэтами всего мира. Она истово просила Бога послать ей суженого.
Клэр стала завидовать женщинам типа Ивлин, их простым человеческим желаниям. Ничего они себе не придумывают, жизнь не усложняют, а просто наслаждаются ею, воспринимая такой, какая она есть. Тэлботы справляют сейчас медовый месяц и им, разумеется, не до нее, хотя и прислали открытку. А потом вдруг Ивлин прислала пространное письмо. Туманное, из сплошных недомолвок. Она, оказывается, не оставила вспомогательную службу, и в настоящий момент ее командировали на отдаленную военно-морскую базу на Шетландских островах. Колин, писала Ивлин, стремительно шел на поправку. Он уже совсем здоров, правда, слегка прихрамывает. Провалявшись несколько месяцев в госпитале, он проникся ненавистью к любой форме бездеятельности, и с помощью высокопоставленного родственника в Министерстве обороны ему удалось вернуться в действующую армию. Он недавно улетел на Сицилию, где союзные войска готовили новое наступление.
«Мне не хотелось отпускать его, но я понимаю, что он не может оставаться дома, – писала Ивлин. – Итак, нас снова разделяют тысячи и тысячи миль. Проклятая война… Надеюсь, Клэр, у тебя все в порядке и ты жива-здорова. Мы с Колином часто вспоминали о тебе…»
Клэр тут же ответила Ивлин. Написала, что была очень рада получить от нее письмо. Выразила сожаление, что война снова разлучила их с Колином. Свое письмо Клэр закончила такими словами:
«Но я очень тебе завидую. У тебя есть человек, которого ты ждешь. У меня нет никого».
Она работала без выходных до самого дня рождения Пип – его праздновали в последнюю субботу мая. Пип исполнилось двадцать два, хотя на вид вряд ли ей можно было дать больше шестнадцати. День рождения был омрачен для Пип личными переживаниями. Дело в том, что она влюбилась в женатого человека, служившего в Министерстве ВВС. Долго сопротивлялась этой любви, но в конце концов сдалась.
Тетя Хильда заказала столик в «Савойе». Вместе с гостями их оказалось двенадцать. Возлюбленный Пип прийти не смог, и девушка по-настоящему страдала. Клэр видела, как кузина танцевала то с одним, то с другим приятелем, много пила шампанского, громко смеялась, но Клэр-то знала, как ей тяжело и очень ее жалела. Странно, что она прониклась особой любовью к Пип сейчас, когда девушка страдала. Пип проплакала ночь напролет из-за того, что возлюбленный побоялся прийти к ней на день рождения.
– Он хочет, чтобы я провела с ним уик-энд, – рассказывала Пип, захлебываясь рыданиями. – Говорит, что раз мы не сможем пожениться, то по крайней мере должны хоть несколько дней побыть вместе.
С этим Клэр согласиться не могла.
– Не делай этого, Пип, – сказала она. – Всю жизнь потом будешь жалеть.
– Ты прямо ханжа какая-то! – воскликнула Пип. – Совершенно не понимаешь, как тяжко кого-то так сильно хотеть и… и быть от него далеко! Бесчувственная ты совсем!
Неужели она и вправду бесчувственная? У Клэр заныло сердце.
– Возможно, ты права, и я на самом деле бесчувственная, но ведь любить женатого большой грех. Да, сначала вам будет хорошо, но потом… На обмане счастья не построишь. Пип, ты должна от него отказаться. Тем более, что для тебя все может обернуться большой бедой.
И Клэр вспомнила Глорию. Такой, какой увидела ее в тот злополучный день. Одиночество и безысходность – вот неизбежный удел тех, кто не думает о будущем.
Клэр почему-то считала себя более умудренной в делах подобного рода. Она изо всех сил старалась убедить Пип не ездить с возлюбленным на уик-энд. И Пип пообещала ей попытаться «проявить силу воли».
Сейчас она кружилась в танце. Хороша, очень хороша она в своем нежно-розовом вечернем платье. Вряд ли кто-нибудь из гостей подозревает, как тяжело у нее на душе. Оркестр сыграл традиционное «Желаем новорожденной счастья», все выпили за ее здоровье. За окном выли сирены и рвались бомбы. Но все вели себя так, словно их это не касалось.
А Клэр весь вечер размышляла о том, как бренна и скоротечна их жизнь.
Она танцевала с Жаком Моджи, молодым смуглокожим красавцем с черными, как воронье крыло, волосами. Подобно всем истинным гасконцам, он был темпераментен, очарователен и, разумеется, избалован женщинами. Как и все французы, обладал способностью заставить женщину почувствовать себя самой красивой в мире. Клэр знала, Жак любезен и галантен со всеми без исключения женщинами, однако парень был ей очень симпатичен. С ним можно болтать на любые темы. Жак говорил на превосходном английском – он несколько лет обучался в Оксфорде и уже должен был вернуться в Париж, чтобы преподавать там английский язык, но тут его призвали в армию. После капитуляции Франции, которую он пережил очень тяжело, Жак вступил во Французскую добровольческую армию. Сейчас он был в отпуске.
Жак рассказал Клэр, что живет в небольшом домике в Челси неподалеку от Кингз-роуд. Живет совсем один и, надо сказать, наслаждается своим одиночеством. Домик принадлежит родителям его друга по Оксфорду. Сейчас друг служит на флоте, родители, испугавшись бомбежек, уехали в Росс-он-Уай. Жак чудесно проводил свой отпуск, упиваясь, как он выразился, музыкальными оргиями. Он обожал фортепьянную музыку, сам играл на рояле, и по воле случая в его распоряжении оказался великолепный «Бехштейн».
– Иной раз я просиживаю за ним часами. Меня не слышит ни одна живая душа – соседи разъехались кто куда, а потому никто не возражает против моей музыки, – рассказывал он Клэр.
– Мне бы очень хотелось вас послушать.
– Согласен музицировать для вас всю ночь напролет. – Жак глядел на девушку томным, восхищенным взглядом. – Клэр, а вам известно, что вы очень красивы? – неожиданно спросил он. – Вы, как мне кажется, самая красивая девушка во всей Англии. Тем более, что я всегда питал слабость к рыжим. Но ваши волосы не просто рыжие – они отливают настоящим золотом. Изумительно!
– Вы мне льстите, Жак. – Клэр весело рассмеялась. Этот француз не может не нравиться. Полон очарования, а улыбка как у маленького ребенка – открытая, благожелательная. И танцует как бог.
Сегодня ей очень легко и хорошо. И это не ускользнуло от внимания тети Хильды – то и дело она бросала на племянницу одобрительные взгляды, кивала, давая понять, что очень за нее рада.
– Когда я увидел вас, Клэр, я вспомнил репродукцию картины Росетти. Я купил ее еще в Оксфорде, – рассказывал Жак, кружа девушку в своих объятьях. – Вероятно, вы тоже ее видели. На ней изображена высокая стройная девушка в белом с распущенными по спине рыжими волосами и с лилией в руках. Вы точно сошли с картины Росетти – те же классически правильные черты лица, большие глаза, восхитительные губы.
– Только нет у меня в руках лилии, – с улыбкой заметила Клэр.
– Лилии у вас нет, но вы одеты как та девушка – в белое. Mon Dieu, [30]30
Боже (фр.).
[Закрыть]как бы мне хотелось увидеть вас с распущенными волосами!
У Клэр было ощущение, словно она внезапно вынырнула из темного клокочущего потока и очутилась вся на солнце. Новое платье из белого крепа, туго облегавшее талию и бедра, как она знала, очень ей шло. Волосы она по обыкновению собрала в тяжелый пучок. Пип приколола к правому виску кузины душистую белую камелию.
Молодой француз таял от восторга и готов был влюбиться в Клэр по уши. Он хорошо разбирался в людях, особенно в женщинах, и сходу понял, что эта девушка не чета остальным. Они танцевали, прижавшись щека к щеке и слившись в едином ритме. Он ощущал, как бьется ее сердце, как подрагивают пальцы на его плече. Девушка вся отдавалась танцу. Он нежно коснулся губами ее волос и прошептал:
– Cherie… tu es vraiment mignonne… [31]31
Милая… ты настоящая душечка (фр.).
[Закрыть]
Она смотрела на него из-под полуопущенных век. Ему казалось, ее взгляд полон неги и желания.
Но стоило ему прижать чуть крепче к себе ее молодое хрупкое тело, и она отстранилась.
Жак был заинтригован. Он привык, что девушки готовы отдаться ему чуть ли не с первого взгляда, и менял их если не как перчатки, то, по крайней мере, как вышедшие из моды сорочки. Он не собирался жениться в ближайшее время, а поэтому серьезных романов не заводил. Но эта англичанка так и притягивала его к себе. Красива, как богиня, но вряд ли знает себе цену. Хотя, быть может, наоборот, слишком в себя влюблена. Словом, не девушка, а сплошная загадка.
– После вечеринки я хотел бы отвезти вас домой, – сказал Жак ей на ухо.
В обычной ситуации Клэр могла подумать: ну вот, начинается! С Жаком Моджи все было совсем не так. Она почувствовала приятное возбуждение – хотелось остаться наедине с этим очаровательным французом.
Гости стали расходиться вскоре после часу, и Жак отвез ее на такси домой. Расплатившись, отпустил водителя, и они остались совсем одни в темноте. Жак привлек девушку к себе, поцеловал. И хоть его поцелуй оказался очень страстным, он ограничился только им, а когда через несколько секунд отпустил ее и сказал, что ей пора спать, девушка прониклась к нему большой симпатией.
– Ты уже засыпаешь, cherie! Позволь мне заехать за тобой завтра, и мы сможем провести вместе целый вечер.
Поддавшись настроению минуты, Клэр согласилась.
Он повел ее на веселый французский фильм. Его показывали в маленьком кинотеатре, о существовании которого Клэр даже не подозревала. Потом они обедали у «Прунера». Как выяснилось, Жак был большим гурманом и прекрасным знатоком сухих вин. И снова он отвез ее домой, отпустил такси и поцеловал на сон грядущий. На этот раз его поцелуй был более долгим.
Клэр с каждым днем все больше привязывалась к Жаку и теперь уже с нетерпением ожидала свидания. Они условились провести вместе выходной. Потом он предложил ей поехать к нему домой в Челси – он хотел исполнить для нее свою любимую музыку. Клэр без колебаний согласилась.
Жак был нежен и совсем ненавязчив. Он старался предупредить каждый ее шаг, и она подумала, что наконец-то нашла истинного друга. Это был настоящий мужчина, и он помог ей избавиться от неприятного ощущения после эпизода с Джоу Элбисс. Быть снова самой собой, чувствовать себя слегка влюбленной в молодого красивого мужчину, который души в тебе не чает – о, она очень давно не испытывала это волнующее ощущение. Клэр была по-настоящему счастлива и даже жаждала приключений.
Майская ночь опустилась на землю. Пахло цветущей сиренью, а тишина стояла удивительная.
Дом в Челси был обставлен изысканно и со вкусом. Воистину друзья Жака принадлежали к артистическому миру. В небольшой гостиной на первом этаже высокий потолок и два больших окна. Как только они туда вошли, Жак включил большой электрический камин и усадил Клэр на широкий диван возле него. Ее поразило обилие разбросанных повсюду книг. Посреди комнаты стоял раскрытый рояль, в окна заглядывали крупные майские звезды. И еще этот ни с чем не сравнимый запах весны – от него кружилась голова.
Помогая Клэр снять пальто, Жак нежно поцеловал ее в шею. Она вздрогнула и насторожилась. Давно она не испытывала физического удовольствия от прикосновения к коже губ мужчины. Но и теперь, когда они остались одни, Жак не делал попыток приставать к ней. Видимо, он был настоящим эстетом в любви и не желал торопить события. Он спустился вниз, сварил кофе и принес чашки в гостиную. Клэр пила кофе, а он играл на рояле, очень тихо, словно боясь потревожить несуществующих соседей.
Сперва он играл Шопена – Клэр его обожала. Потом «Лунный свет» Дебюсси.
Девушка лежала на диване с закрытыми глазами. Она млела от счастья.
– Спишь? – тихо поинтересовался Жак.
Клэр открыла глаза и улыбнулась.
– Нет. Что ты. Я слушала тебя. Мне так покойно, так сладко. Знаешь, Жак, мне ужасно хорошо с тобой.
Он подошел, присел рядом, поднес к губам ее руку и стал покрывать ее нежными поцелуями.
– Моя прекрасная девушка-лилия, скажи мне что-нибудь? Ну, скажи же. Почему ты так боишься любви?
Он обратил внимание, что Клэр покраснела и слегка наморщила лоб.
И вдруг ее прорвало. Она заговорила о себе, рассказала о том, что произошло между ней и Робином.
– Знаешь, Жак, мне уже кажется, что это я во всем виновата, а не Робин. Ведь он вел себя как настоящий мужчина, а я… я была последней дурочкой.
– Я думаю, виновата не ты, а твои родители, которые наверняка с детства внушали тебе отвращение к физической любви, – высказал предположение Жак.
Клэр рассмеялась.
– Что ты. Все наоборот. Они как раз всегда выражают свои восторги по поводу физической любви. Да они просто помешаны на плоти.
– А ты как будто боишься ее зова, – заметил Жак.
– Вовсе не боюсь, – возразила она. – Но я считаю, что если молчит душа, то и тело не должно любить.
– Моя правильная и пристойная англичаночка Клэр. Я вижу, ты даже боишься употреблять слово «секс». А известно ли тебе, cherie, что мы, французы, возвели любовь в ранг искусства? Мне кажется, англичане не понимают, что наслаждаться по-настоящему любовью можно лишь тогда, когда и женщина тоже испытывает наслаждение.
Клэр кивнула. Ей вовсе не казалось неловким говорить на подобные темы с Жаком – он очень чуток и все на свете понимает.
– Ну, а если женщина не хочет заниматься любовью? Что тогда? – грустно спросила она.
Он бережно положил ее руку на диван и допил свой остывший кофе.
– Ты хочешь знать, что бывает в том случае, если женщина не испытывает желания заниматься любовью? Но я не верю, что существуют подобные женщины. Уверен, потребность в плотской любви заложена в каждом. В ком-то она может ослабнуть или притупиться от неправильного обращения. В других эта потребность запрятана очень глубоко, и требуются чуткость и терпение, чтобы ее обнаружить. Но я никогда не поверю, что на свете найдется женщина или мужчина, хотя бы раз в жизни не испытавшие потребность в физической любви.
– А как тогда объяснить то, что я наслаждаюсь поцелуями, но когда дело доходит до других ласк, мне становится страшно?
– Моя дорогая, поцелуев иногда бывает мало. Поцелуи – это всего лишь восхитительная прелюдия к чему-то более важному.
– Но мне хватает одних поцелуев, – возразила Клэр. – Правда, иной раз мне кажется, что…
Она замолчала и потупилась.
– Что искусство любви на этом не кончается, – договорил он за нее и снова стал целовать ей руку, шепча: – От тебя так божественно пахнет. Я назвал тебя лилией, но ты скорее похожа на душистый цветок, правда, еще не распустившийся. Mon Dieu, если бы этот цветок принадлежал мне…
Он посмотрел ей в глаза, и она не отвела свои. Ей вдруг захотелось подчиниться его воле. Ведь он настоящий мужчина, а она отнюдь не бесчувственная женщина и не лесбиянка, как Джоу. Клэр страстно захотелось отдаться Жаку и тем самым доказать самой себе, что ей вовсе не чужды чувственные наслаждения.
– Жак, Жак… – шептала она, чувствуя необычайное волнение.
Он крепко обнял ее и вынул из волос шпильки. Когда они рассыпались по плечам, стал целовать душистые шелковистые локоны, потом отыскал ее губы и приник к ним в долгом нежном поцелуе.
– Я так хочу тебя, мой маленький цветок, – прошептал он, едва переводя дух.
– А я хочу, чтобы ты заставил меня захотеть тебя, – прошептала она в ответ.
Жак недоверчиво покачал головой.
– Ты уверена, дорогая? И душой, и телом? Но ведь ты говорила…
– И телом тоже.
– Да? Но я очень боюсь за тебя. А может, ты просто убеждаешь себя: я отдамся Жаку, и он докажет, что со мной все в порядке. Но ты меня боишься, правда ведь? – Он прижал ладонь к ее груди. – О, оно бьется как у испуганной птички. И ты вся дрожишь.
– Жак, я хочу тебя!..
Он смотрел на нее чуть ли не с состраданием и ласково гладил ее по волосам.
– Нет, моя дорогая, это была бы grande betise [32]32
Большая глупость (фр.).
[Закрыть]с моей стороны.
Она дрожала, прижавшись щекой к его плечу.
Может, он прав, и она на самом деле не в себе? Сейчас готова поддаться минутному настроению, а завтра будет об этом сожалеть. Но ведь обучить ее искусству любви способен лишь такой чуткий человек, как Жак.
– Но я уверена, что хочу тебя, Жак.
Он нежно поцеловал ее в губы.
– Потому что тебе нравится, как я тебя целую. Ведь целовать тоже искусство. Вот так целует своих родителей ребенок. – Жак поочередно коснулся губами обеих ее щек, и Клэр улыбнулась. – А вот так целуются друзья. – Он снова поцеловал ее в обе щеки, на сей раз покрепче. Потом впился губами в ее губы, заставил их раскрыться и просунул между ними язык. – А вот так мужчина целует свою желанную…
Клэр страстно ответила на его поцелуй. Жак так ласков и нежен, что целоваться с ним наслаждение.
Она подалась к нему всем телом. Жак медленно погладил ладонью ее обнаженные плечи, спину, потом обнял за талию. Клэр закрыла глаза. Его ласки расслабляли. Они были утонченны и очень нежны. Она вздохнула от счастья. Он обнял ее обеими руками, мягко, но властно заставил лечь на спину. Она лежала на диване, вся в его объятьях. Жак лег рядом. Она слегка подвинулась, и он стал нежно ласкать ее грудь. Потом поцеловал в губы, на сей раз более страстно, чем до этого. По ее телу прокатилась дрожь – как сладко, сладко!.. Хотелось быть еще, еще ближе к нему. Выражение лица Жака изменилось – он побледнел, задышал часто и прерывисто. И закрыл глаза.
– Ты начинаешь хотеть меня, – сказал он. – Так, как женщина хочет мужчину. Правда, моя девушка с лилией?
Да, с радостью думала она. Я хочу тебя. Хочу, чтобы это ни с чем ни сравнимое наслаждение длилось вечно. Все будет в порядке. Жак знает, как нужно со мной обращаться.
Она была полна желания, предчувствия наслаждения. Быстро и умело Жак расстегнул платье, высвободил ее руки. И тут же встал и вышел из комнаты. Когда он вернулся, на нем был халат нараспашку и больше ничего.
Увидев Жака, Клэр ощутила прежний ужас. Желание куда-то делось, исчезло, испарилось. А еще она испытывала горькое разочарование и жгучий стыд. Она поспешила закрыться платьем. Жак молча взирал на девушку. Его бросало то в жар, то в холод. Он бы наверняка почувствовал себя оскорбленным и даже разозлился, если бы Клэр не рассказала ему о том, что пережила с Робином. Одно он знал точно: когда он уходил, Клэр готова была отдаться ему. Теперь она испытывала к нему отвращение.
Он присел на диван.
Она спрятала лицо в ладонях. Он ласково отнял их и заставил ее посмотреть ему в глаза.
– Думаешь, я монстр, который захочет взять тебя силой? Ты не хочешь меня, да? – тихо спросил он.
Она расплакалась, припав к его плечу. Он медленно и нежно гладил ее по волосам.
– Прости, прости меня, – всхлипывая, твердила она. – Я не должна была так поступать. Ты хороший… ты очень хороший. Жак, ты должен меня возненавидеть. Мне стыдно, мне очень стыдно…
Он гладил ее по волосам.
– Cherie, ни ты, ни я не знали, чем это кончится. Пожалуйста, не расстраивайся. Определенно для этого есть причины. Моя наружность еще не испугала ни одну женщину. – Он улыбнулся. – Может, ты скажешь мне, чем я тебя так испугал?
Она подняла голову и посмотрела на него полными слез глазами.
– Ты тут ни при чем. Это я… странная.
– Я все еще не верю в это, Клэр. Чем я мог тебя так напугать?
– Я не испугалась. Мне стало… противно.
– Это из-за того, что твои родители влюблены друг в друга и не скрывают от тебя своего желания заниматься любовью?
– Нет, не только из-за этого. Понимаешь, когда мне было тринадцать лет, я видела, как… Я еще никому об этом не рассказывала. Но тебе я, кажется, могу рассказать. Ты все поймешь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Дело было летом, – рассказывала Клэр. – Я гуляла на лугу. Сено уже скосили, и в воздухе стоял чудесный аромат трав. У меня на душе было так хорошо, радостно. Я шла и думала о том, какое счастье быть молодой, красивой, чистой. Вдруг я услышала чей-то смех, сперва мужской, потом женский. Я огляделась по сторонам, но вокруг не было ни души. Тогда я догадалась, что кто-то сидит за стогом. Наверное, подумала я, люди устроили пикник. Правда, это были владения моего отца, но иногда кто-то устраивал на лугу пикник. Меня охватило обычное детское любопытство. Я подошла поближе и услышала стон. Я испугалась. Не помню уже, что я подумала, то ли что там кого-то убивают, то ли еще что-то, однако, несмотря на страх, я чувствовала сильнейшее любопытство.
– И ты?..
– И я очень медленно и осторожно стала обходить вокруг стога, как вдруг увидела лежавшую в сене девушку. Я ее знала – ее звали Китти, и она работала у нас на ферме. Ей в ту пору было пятнадцать. Она лежала совершенно нагая, представляешь? Сверху на ней лежал мужчина, работник отца. Его я тоже знала. Я впервые в жизни увидела, как этопроисходит, ну, как мужчина и женщина занимаются любовью. Похоже, они заметили меня не сразу. Я хотела кинуться на помощь Китти, но не могла шевельнуться от страха. Потом я услышала ее смех, увидела, как она поцеловала этого парня, и мною овладели сомнения. Тут он обернулся и заметил меня. Я бросилась бежать. Я летела сломя голову, потом спряталась в кустах и проплакала до темна. Когда на небе показались звезды, я пошла домой.
– И ты никому не сказала о том, что видела?
– Сказала. Матери. Она спросила, где я так долго гуляла и почему у меня заплаканные глаза. Лицо и руки у меня были в кровь расцарапаны колючками куманики – ведь я просидела в зарослях полдня. Наверное, она подумала сначала, что на меня кто-то напал. Когда мать наконец поняла, в чем дело, она обозвала меня глупым маленьким гусенком и сказала, что расстраиваться из-за подобных вещей не нужно – ведь любовь между мужчиной и женщиной это нечто очень естественное и даже прекрасное. Господи, она так и сказала – прекрасное! Еще она объяснила, что этимзанимаются все мужчины и женщины, что от этогорождаются дети. Она сказала, что через несколько лет я сама все пойму и тоже захочу этойлюбви.
Клэр встала с дивана. Она уже не плакала. Выражение ее лица стало спокойным и даже безмятежным.
Она взяла из рук Жака сигарету и сделала глубокую затяжку.
– Если бы мать сказала мне, что Китти занималась чем-то предосудительным и рассердилась на нее за это, я, быть может, забыла бы обо всем, – продолжала свой рассказ Клэр. – Понимаешь, у Китти и ее возлюбленного был такой виноватый вид, когда они увидели меня. Словно я застала их за каким-то постыдным занятием. Когда я убегала, Китти крикнула мне вдогонку: «Не подсматривай за мной, маленькая Клэр, или я…» Я не расслышала, что за угроза прозвучала в мой адрес. Потом я несколько раз видела парня – он кормил цыплят и ухаживал за поросятами. При мне он всегда очень смущался и виновато отводил глаза. И я смекнула своим детским умом, что он совершил какой-то проступок, хотя мать и сказала мне, что этимзанимаются все мужчины и женщины.
Клэр замолчала. Жак с интересом смотрел на девушку.
– Как-то я зашла в спальню к родителям. Помню, я потеряла свой гребень и нигде не могла его найти, а он был мне очень нужен. Мать «отдыхала». Я помню все так отчетливо, точно это случилось только вчера. Она лежала в постели абсолютно голая. Отец одевался. Он посмотрел на меня точно так же, как тогда Алф, его работник. Только в его взгляде не было вины. И я поняла, что отец с матерью занимались тем же самым. Мать вдруг сказала довольно резко: «Чего ты пялишься на отца? Будто никогда не видела его без одежды». Разумеется, я видела отца голым, но я тогда была совсем крошкой и вряд ли замечала разницу между отцом и матерью. Теперь же я невольно вспомнила Алфа. И это подействовало на меня еще сильней, чем когда я застала в сене Китти с Алфом. Алф был всего лишь работником на ферме и абсолютно чужим мне человеком. Отец же был частью моей жизни, главой нашей семьи. Я ненавидела его за то, что он занимается этимс матерью. Ее я тоже ненавидела – за то, что она хочет этимзаниматься. Иногда по вечерам она разговаривала с отцом каким-то странным голосом. Отец обычно спрашивал: «А не лечь ли нам сегодня пораньше спать, Кон?» И мать с улыбкой отвечала: «Дорогой, я с удовольствием». Я знала, что она под этим подразумевает, догадывалась, что он будет с ней делать. Но самым страшным было то, что она хотела, чтобы он делал с ней это!
– Tu etais trop jeune, [33]33
Ты чересчур молода (фр.).
[Закрыть]слишком наивна, – грустно заметил Жак.
– Ты хочешь сказать, что я никогда не смогу… позволить мужчине заняться со мной любовью?
– Je ne sais pas! [34]34
Я не знаю! (фр.)
[Закрыть]– Жак как истинный француз пожал плечами. – Вероятно, у нас с тобой все бы получилось, если бы я не разделся. Я должен был просто выключить свет, и тогда бы ты, вероятно, не испугалась и не вспомнила бы Алфа и отца. Теперь поздно об этом сожалеть. У нас с тобой уже не получится. Ты всегда будешь вспоминать о том эпизоде, когда я вошел к тебе раздетый. Надеюсь, кому-нибудь другому повезет больше, чем мне.
– Но я хочу заняться этимс тобой! Ты мне так нравишься и я так хотела тебя, когда мы целовались на диване. Если не получится с тобой, ни с кем никогда не получится! – в отчаянии воскликнула Клэр.
У француза было усталое и измученное лицо. Он жалел эту красивую молодую англичанку, которая заблудилась в дебрях собственной души. Наверное, это большая мука любить и, каждый раз приближаясь к самому главному в любви, испытывать столь глубокое разочарование и неудовлетворение. Однако он думал в первую очередь о себе, а поскольку ничего подобного с ним никогда не случалось, пережил эмоциональный срыв.
– Оденься, cherie, – ласково сказал он. – Я отвезу тебя домой.
Клэр молчала всю дорогу, а когда они приехали и Жак захотел поцеловать ее на прощание, в испуге отпрянула от него.
– Нет, нет, – твердила она, жалко сморщив лицо. Совсем как маленькая девочка, готовая разреветься.
Он поднес к губам ее руку и прошептал:
– Постарайся преодолеть в себе эти страхи и забыть о том, что случилось в прошлом, pauvre enfant, [35]35
Бедный ребенок (фр.).
[Закрыть]– прошептал он.
Оказавшись в своей комнате, Клэр дала волю рыданиям. Она рухнула, как была в одежде, на постель и зарылась лицом в подушку. Вечер был такой изумительный, а Жак ей так нравился! Но она потерпела полное фиаско. Ее охватило безысходное отчаяние.
На следующий день она чувствовала себя глубоко несчастной. С Лиз, и с той избегала общаться. Огрызнулась, когда подруга пристала к ней с расспросами, и Лиз слегка обиделась.
– Понять не могу, какая муха тебя укусила? – пробормотала она.
Клэр промолчала. Она окончательно во всем запуталась. Скоро досталось и Табби, ее любимцу, вздумавшему по обыкновению пошутить.
– Я занята! – буркнула Клэр.
Табби присмотрелся к девушке и заметил, что ее глаза воспалены, а щеки пылают нездоровым румянцем. Словом, совсем не похожа на прежнюю невозмутимую Клэр.
Черт побери, что это с ней? – удивился он.
Клэр исполняла свои обязанности как автомат. Она не могла взять в рот ни крошки, и к концу дня валилась с ног. Болели глаза, раскалывалась голова. К вечеру поднялась температура. Возможно, она простудилась, но скорее всего виноваты нервы. Впрочем, какая разница? Ей теперь все равно, что с ней будет. Да ничего с ней не будет, потому что будущего у нее нет.
До сих пор Клэр казалось, что стоит встретить того, кто ей нужен, и все пойдет своим чередом. Жак оказался таким нежным, чутким, терпеливым. Он особенный, таких больше нет и не будет, а у нее опять ничего не получилось. Значит, плотскую любовь ей испытать не суждено. В ней есть какой-то недостаток, даже изъян. И Жака она потеряла навсегда. Их дружбе конец, конец.
Одна. Теперь уже совсем одна…
Перед уходом Клэр зашла в кабинет к главной сестре милосердия госпиталя.
– Я хотела бы уехать из Лондона, – сказала она. – По личным причинам. Направьте меня в другой госпиталь, поручите мне ночные дежурства. Чтобы я не могла отлучаться домой.
Главная сестра в недоумении смотрела на Клэр. На эту девушку не поступило ни одной жалобы, и она считалась очень надежным работником. С этой мисс Меллорс явно что-то стряслось. И главная сестра постаралась проявить к ней участие.
– Вас здесь кто-то обидел? – спросила она.
– Нет. В госпитале ко мне относятся прекрасно. – Клэр вспыхнула и опустила глаза. – Просто обстоятельства моей личной жизни сложились так, что я хотела бы уехать из Лондона. Если можно, направьте меня в какой-нибудь госпиталь в северной части Англии.
– Хорошо, я поговорю с комендантом вашего отделения. Непременно что-нибудь придумаем, сестра.
– Спасибо.
Клэр решила пройтись пешком. Она медленно брела в сторону Найтсбридж. Все чувства и ощущения притупились или даже умерли.
И их уже не воскресить. Ей нужно уехать подальше от родственников. Никого она не хочет видеть – ни родителей, ни Глорию, ни даже тетю Хильду.
Да, она странная, но им всем какое до этого дело? Какое отвратительное слово – «странная»! И она самой себе отвратительна за то, что так страдает. Еще как страдает! Она все время думает о тех мужчинах, чью любовь отвергла. Это Робин, Хэмилтон Крэйг, Жак, капитан Бинелли. И даже о Джоу она думает. Забыть бы, забыть, что у нее есть отец и мать и эта отвратительная потаскушка, которая приходится ей сестрой по отцу. Она вот-вот должна родить. И тоже незаконнорожденного ребенка. Конни родила Клэр, а эта Конни, то есть Глория, кого она родит?.. Интересно, а Китти забеременела от Алфа или же все обошлось? Если она забеременела, то, наверное, тоже родила незаконнорожденного…
Клэр с трудом попала ключом в замок. Голова кружится и все плывет перед глазами. Она споткнулась в холле и истерично расхохоталась. Из ванной вышла Пип.
– Привет, радость моя, а я вот убегаю, – начала было она, но вдруг замолчала и внимательно присмотрелась к кузине. – Что с тобой, Клэр? Ты выглядишь так, словно только что встретилась со своим привидением. Господи, да что с тобой?..
Клэр снова расхохоталась. Она смеялась и твердила что-то неразборчивое. Пип ни слова не поняла.
Она трясла Клэр за плечи, гладила по голове, но та все смеялась и смеялась.
Наконец она дошла до своей постели и рухнула на нее точно подкошенная. Она смеялась, плакала, снова смеялась. И все твердила что-то о несбывшихся надеждах.
