Текст книги "Сука-любовь"
Автор книги: Дэвид Бэддиэл
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Люди не совершают самоубийств, направляя машину в стену парка. Не так ли?
– Не все убивают себя так, как Сильвия Плат, – сказал Джо. Вик непонимающе развел руками. – Не все самоубийства являются запланированными и подготовленными. Как ты однажды сказал, иногда, стоя на вершине скалы, чувствуешь тягу броситься вниз. Или, как вариант, когда ты ведешь автомобиль, тебе неожиданно приходит в голову: почему бы не повернуть руль вот в эту сторону… – и Джо показал, как бы он повернул этот руль.
– Но, если это был внезапный порыв, как она могла знать, что умрет, во время разговора со своей матерью?
Руки Джо, застывшие на воображаемом руле, опустились.
– Я не знаю. Может быть, она приняла решение к тому времени, но не знала, как именно это произойдет. Может быть, когда она говорила с матерью, она собиралась сделать это другим… – он резко выдохнул в нервном смешке, – более безопаснымспособом, а затем, когда села в машину, подумала: «К черту все!» – Он замолчал, его голос снова стал вялым, волнение от внезапной догадки быстро улеглось. – Я не знаю.
Вик задумчиво сложил руки на груди.
– Не могу в это поверить, – сказал он. – Хотя я действительно плохо ее знал, чтобы судить об этом.
Лицо Джо сморщилось, и Вик подумал, что он вновь собирается разрыдаться; но вместо этого он отвернулся и чихнул.
– Ты в порядке? – спросил Вик.
– Да, – ответил Джо и полез в карман за носовым платком. – Здесь просто немного пыльно. – Джо вытащил комок смятой материи; к вывернутому наизнанку карману прилипли белые ворсинки, потому что он постирал брюки вместе с платком, не проверив карманы. Эмма, он знал, проверила бы. – Я подумал, что это у тебя могут быть проблемы…
Вик посмотрел непонимающе.
– Аллергия, – пояснил Джо, слегка дотронувшись до своего носа.
– A-а. Похоже, у меня нет ее этим летом.
– Пока только апрель.
– К этому времени у меня уже начинается сенная лихорадка, но этот год, видно, станет исключением. Я ее совсем не ощущал на кладбище.
Джо рассеянно кивал и царапал ногтем указательного пальца крышку парты, назад и вперед.
– Я никогда не говорил тебе, так ведь, что наши отношения катились под горку? По-моему, я никогда никому не говорил этого, – он натянуто улыбнулся. – Теперь я рассказал это всем.
– Не волнуйся по поводу…
– Дело в том, что последние несколько недель происходило что-то ужасное. Она вела себя очень странно. Ее все раздражало, даже Джексон. Тони рассказала мне, что однажды она вернулась домой на два часа позже обычного и сказала, что она потерялась. Потерялась!
Вик оглянулся на дверь. Он почувствовал непреодолимое желание сделать признание. И не только ради себя; какая-то часть его души отчаянно желала помочь другу, вывести его из этого жуткого лабиринта.
– Слушай, нам надо выбираться отсюда. Люди начнут беспокоиться, – сказал он.
– Меня волнует это, Вик. Меня это действительно волнует. Потому что если она сделала это, то почему? И как мне не думать, что она сделала это не из-за меня?
– Джо, это был несчастный случай.
– Правда?
– Конечно.
– Она не пристегнулась ремнем безопасности.
– Да, ты уже говорил это. Послушай… – сказал Вик, – она любила тебя, и она любила Джексона. Она не решилась бы на самоубийство только из-за того, что ваша семейная жизнь дала небольшую трещину.
Джо внимательно посмотрел на Вика: он еще никогда не видел того таким серьезным.
– Возможно, ты и прав.
– Я знаю, что я прав, – сказал Вик.
Он мотнул головой в направлении двери. Джо встал, и Вик, ободряюще улыбаясь, повел его к выходу, как медсестра ведет пациента, выздоравливающего после тяжелой операции. Вик чувствовал себя в ловушке: он не мог сказать Джо то, что он знал о последних днях его жены.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Лето 1998
Интервьюер: Вы счастливы?
Принц Чарльз: Очень счастливы.
Интервьюер: И, конечно… влюблены?
Леди Диана Спенсер: Конечно.
Принц Чарльз: Что бы любовь ни значила…
Би-би-си, телевизионное интервью.24 февраля 1998 года.
ФРЭНСИС
Фрэнсис иногда удивлялся: зачем ему все это нужно. Конечно, ему нравилось иметь собственный музыкальный магазин. Но, с другой стороны, он предпочел бы сам быть музыкантом. Тем не менее Фрэнсис имел очень неплохой доход, поскольку «Рок-стоп» был единственным серьезным магазином музыкальных инструментов в Камбервелле. «Единственным, которым пользуются профессионалы», – часто повторял он своим покупателям. Но иногда ему казалось, что это не стоило того, чтобы мириться с «дрочилами».
«Дрочилами», в собственной классификации Фрэнсиса, были прежде всего ребятишки, игравшие хеви-метал. Затем шли «капюшоны», как ему нравилось их называть, которые заходили к нему и спрашивали что-нибудь вроде (голос Фрэнсиса становился гундосым, когда он изображал их перед друзьями): «У вас не будет случайно „Гретч пре-И-Эм-Ай 1963 Фендеркастер“, двенадцатиструнной с двумя грифами?» Правда, он стал реже изображать «капюшонов», после того как Перри, бармен из «Джорджа», однажды сказал: «Я думал, она называется „Стратокастер?“» И Фрэнсису пришлось оправдываться, что это была шутка, а Перри продолжал смотреть на него лукавым взглядом, как будто Фрэнсис выдал секрет, что ни черта не смыслит в своем бизнесе. После «капюшонов» шли «психи», которым была нужна, мать их за ногу, лютня или цитра или которые были вроде того «дятла», принесшего в ремонт губную гармонику, в которую, как выяснилось, он вдул сливовую косточку. И, наконец, были «дрочилы», которые не входили ни в одну из подгрупп, которые были просто… «дрочилами», вроде этого прибабахнутого журналиста.
Вообще-то, это не совсем так. Он не был просто«дрочилой», он был самым настоящим«дрочилой», из тех, которые приходят в магазин и играют на каждом проклятом инструменте, но никогда ничего не покупают.
– Э-э… я думаю, что она немного высоко берет, Фрэнсис, – сказал Крис Мур, передавая обратно «Лес Полс». Это была солнечно-золотистая гитара шестьдесят седьмого года выпуска, и было какое-то, правда малодостоверное, свидетельство того, что когда-то она принадлежала Джерри Гарсиа.
– А что насчет… – начал Крис Мур, сидя на усилителе «Вокс АС-30» и осматривая, словно лорд свои владения, развешанные шести– и двенадцатиструнные гитары, – о-о, я не знаю… вот этой вот. – Он указал на темно-вишневую полуакустическую «Гретч»: две тысячи триста фунтов. Фрэнсис с трудом заставил себя потянуться, чтобы снять ее; он знал, что Крис Мур коряво сбацает «Тинэйдж Кикс» и потом скажет, что звукосниматель немного гудит. Почему бы ему не сэкономить время и не всучить этому лысому хрену одну из дешевых японских подделок?
– Разве, – начал Крис Мур, пристраивая прекрасный инструмент на своем туго обтянутом брючиной колене, – Джеф Бакли играл не на одной из таких?
Фрэнсис выпятил нижнюю губу и покачал головой, что значило: «А хрен его знает!»
– Он был нормальный мужик, этот Джеф, – не унимался Крис Мур.
Трень-брень, трень-брень. Крис начал наигрывать «Каждый раз, когда она идет по улице…».
– Я помню, как мы гуляли с ним и Мо как-то раз, когда они заезжали сюда…
– Мо?
– Мо Таккер. Из «Велвет Андерграунд».
Фрэнсис кивнул, у него и в мыслях не было выяснять, откуда взялся этот Мо Таккер.
– И они оба, ну, ты понимаешь, рок-н-ролльщики, и так это здорово, понимаешь, что я… – тут Крис Мур продемонстрировал смех «ты себе представляешь?», – я оказался самым отвязным парнем на вечеринке. Из нас троих.
Фрэнсис подавил зевоту. Снаружи прошла группа мальчишек и даже не взглянула на витрину. «Надо выложить побольше клавишных, – подумал Фрэнсис, – и синтезаторов».
– На что же мы ходили тогда? О! Точно. Вспомнил: на «Патологию»!
Фрэнсис оглянулся на него.
– «Патология»? Старая группа Вика Муллана?
– Ага, помнишь их? В «Гарадж», – он погладил себя по подбородку, – мне помнится, они выступали на разогреве у «Журавлей».
– Вик снимает квартиру наверху, – не без гордости сказал Фрэнсис.
– Правда? Ах, точно. Да, помнится, я выпивал с ним пару месяцев назад. – Тут Крис нахмурился, заподозрив, что Фрэнсис просто водит его за нос. – Что… он живет наверху?
– Нет, он просто снимает квартиру. Для редкого использования, – Фрэнсис немного покраснел, произнося эту неловкую фразу из лексикона агентов по недвижимости. – Для очень редкого использования. Я его уже лет сто не видел.
Крис Мур, почувствовав, что чаша весов «кто знает рок-звезд лучше» склоняется в его сторону, кивнул и взял еще несколько аккордов.
– Слушай, если ты знаешь, где он находится, то смог бы оказать мне услугу? – спросил Фрэнсис.
– Нет проблем, – легко согласился Крис Мур, хотя у него не было ни малейшей догадки, где мог быть Вик.
– Там письма продолжают приходить для его девушки. Пять или шесть уже валяется у меня в прихожей. Мне кажется, они могут быть важными: все из какой-то больницы…
«Его девушка? Минутку… У меня сохранилась где-то ее визитка», – подумал Крис Мур.
– А, да. Триш! Она великолепна.
– Тэсс, я думаю, ее так зовут… или Тэсса.
– Точно, точно. Просто дай их мне, и я передам.
– Оʼкей, – Фрэнсис прошел в глубь магазина; тщательно просматривая гору почты в боковом коридоре, он слышал, как Крис наигрывает «Роковую женщину», полностью перевирая мелодию. Через пару минут Фрэнсис вернулся, держа в руках пять официальных коричневых конвертов с обратным адресом в нижнем левом углу. Крис Мур отдал ему гитару.
– Звукосниматель. Гудит немного, – сказал он.
ДЖО
Первые месяцы после смерти Эммы Джо заваливал себя работой. В лаборатории «Фрайднера» он проводил большую часть суток. Джо стал нелюдимым и несговорчивым; легко и быстро выходил из себя из-за того, что считал ленью и некомпетентностью своих подчиненных; что касалось отношений с начальством, то Джо избегал встреч с Джерри Блумом, постоянно находя поводы, чтобы не принимать его звонков лично. Все свои силы Джо сфокусировал на разработке лекарства против СПИДа.
Это означало, что его коллеги начали делать часть его работы, ту, что не была связана с исследованиями ВИЧ, и делали ее едва ли не за спиной самого Джо.
Мэриэн Фостер была очень удивлена, увидев его однажды утром склонившимся над «Серой Леди», когда она пришла на работу особенно рано, чтобы успеть закончить серию спектрометрических тестов нового смягчающего крема до его прихода.
– Дома есть кто-нибудь? – сказала Мэриэн, вешая свое пальто.
Он поднял голову и Мэриэн успела заметить, что у него красные, воспаленные глаза.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Джо, опустив руки.
Она рассмеялась.
– Что ты имеешь в виду? Я здесь работаю. Это означает, что я прихожу сюда каждый день. К сожалению.
Джо моргнул и огляделся, словно не понимая, где он находится.
– Который час? – спросил он наконец.
Она посмотрела на свои часы, что было абсолютно ненужным, поскольку она уже смотрела на них, как только увидела Джо.
– Семь тридцать.
Он отодвинул микроскоп в сторону.
– Гм. Не могла бы ты сделать мне кофе? Пожалуйста… Лучше черный… – сказал он вдогонку, когда она направилась к кофеварке в углу лаборатории.
– Небось, допоздна вчера гулял? – попыталась пошутить Мэриэн, что в последнее время в лаборатории случалось не часто.
Как и многие люди, знавшие Джо, она ждала, когда закончится требуемый правилами приличия период, после которого можно будет познакомить его с кем-нибудь из своих одиноких подруг. Разбитое сердце, молодой вдовец; а факт наличия малютки сына делал его просто идеальным кандидатом.
– Можно сказать и так…
Мэриэн насыпала кофе в воронку и включила аппарат, после чего сняла свой белый халат с крючка на двери. Когда она застегивала пуговицы, Джо почувствовал благодарность к своему халату за сокрытие улик, которое тот обеспечивал; Джо не хотелось, чтобы Мэриэн заметила, что он в той же одежде, что и вчера.
С наступлением лета он начал, по совету своего доктора, к которому до этого он обращался только с жалобами на постоянный кашель, посещать консультанта по стрессоустойчивости. До смерти Эммы Джо весьма скептически относился к психотерапии. Даже когда их с Эммой семейная жизнь совсем разладилась, ему и в голову не пришло консультироваться у психотерапевта. И было неудивительно, что, впервые придя на встречу с Шарлин – женщиной из Бостона, с копной черных вьющихся волос и чудовищным американским акцентом, – он не очень-то верил в эффективность такого лечения.
– Я хотел бы просто контролировать свое поведение… – говорил он, лежа на зеленой кушетке в уставленном книжными шкафами кабинете Шарлин. – Лечить душевные раны, я так полагаю, вне вашей компетенции.
– Угу… – голос Шарлин, несмотря на акцент, был очень мягким, она абсолютно не реагировала на агрессивные выпады Джо.
Раньше Джо начал бы словами «Я не хочу показаться грубым, но…», но теперь, теперь ему казалось, что такие слова не стоят затраченных усилий, а главное – времени.
– Я хотел сказать, – произнес он на полтона ниже, – что психотерапия базируется на том, что все проблемы решаемы. Потому что все они находятся, – он постучал себя по голове, его шея покоилась на зеленом буфере подушки, – вот здесь.
Джо остановился.
– Продолжайте…
– Тяжелая утрата… смерть… здесь ничем нельзя помочь. Это ужасная вещь. Худшая вещь. И все ваши термины, методики – полная чушь. Потому что смерть нельзя умерить.Ничем.
В тишине, последовавшей за этой маленькой речью, он слышал дыхание Шарлин. Его взгляд блуждал по рядам книг «Интерпретации Фрейда», «Теория бессознательного», «Смерть и Эго», «Выражение себя».
– Я не думаю, что психотерапия исходит из того, что внешних проблем не существует. Каждый из нас ежедневно сталкивается с такими проблемами. Но вы не можете не согласиться, что решать их можно по-разному? И моя работа, главным образом, состоит в том, чтобы помочь вам выбрать лучшее решение.
– Но…
– Когда кто-то умирает, – продолжила она, – мы не желаем делать ничего, что могло бы облегчить наше горе. Возможно, потому, что это выглядело бы как предательство по отношению к умершему. Мы набрасываемся на себя – мы чувствуем, что предаем их, если только не остаемся каждую минуту день за днем убитыми горем.
– Послушайте, – сказал Джо, свешивая ноги с кушетки, – это в точности то, чего я не хотел. Чтобы кто-то объяснял мне то, что я чувствую.
– Я не объясняю вам…
– Именно, вашу мать, объясняете мне. – Он наклонил лицо, чтобы смотреть ей прямо в глаза. – Вы говорите в точности то, что я и ожидал услышать от психотерапевта.
– Хорошо, – сказала она, – рискуя показаться еще более похожей на психотерапевта, скажу… мне кажется, что мы имеем дело здесь с избытком гнева.
ХЕСУС
Лицо Хесуса напоминало печеное яблоко. Обветренное, потемневшее от солнца, испещренное морщинками и трещинками, оно, в точном смысле, было зеркалом его души. Любое, самое мимолетное чувство немедленно прочитывалось на его лице, каким бы невозмутимым он ни старался выглядеть.
Вот и сейчас, пока сеньорита Кэрролл пробовала принесенное им вино нового урожая, Хесусу с трудом удавалось скрыть свое волнение.
Был яростно жаркий августовский день, впрочем, такие дни в Каталонии совсем не редкость. Огромные, перекрывающие друг друга песчаники Санто-Доминго раскалились на солнце, словно каменные печи, которыми до сих пор пользуются некоторые хозяйки в Пераладе. «Сеньор Коррего не стал бы сейчас пробовать вино, потому что жара меняет его вкус и сбивает с толку дегустатора. Но что эта англичанка может знать о вине, и в особенности о „Приорато“?» – подумал Хесус и тут же попытался отогнать эти мысли, боясь, что женщина прочитает их у него на лице и назло скажет, что вино плохое. Женщины действуют импульсивно, Хесусу не нужно было прожить с ними шестьдесят восемь лет, чтобы понять это. А все, что ему сейчас хотелось, – это опустошить скорей бочки и пойти домой. Кроме того, они вели разговор о новых методах, начавшийся сразу, как только она пришла: о фильтрации, о кислотном регулировании, о шаптализации – черт знает, что это такое могло бы быть – и Хесус не хотел прерывать дегустацию этих бутылок вина, чтобы в конце осознать, что это было излишним, что вина, которые они делают в Санто-Доминго уже более шестидесяти лет – вина, которые сам Генералиссимус заказывал однажды прямо из поместья Кастилло, несмотря на то что некоторые утверждают, что он их пил только для того, чтобы унизить сепаратистов, – и так хороши.
Сеньорита Кэрролл налила вина из первой бутылки в зеленый, дымчатого стекла бокал.
– «Темпранилло»… – сказал Хесус.
Рука сеньориты Кэрролл, начавшая поднимать бокал к губам, замерла.
– Gracias, Джизэс.
Сеньорита Кэрролл произносила его имя на английский манер: «Джи-и-зэс», и что-то подсказывало Хесусу, что она над ним подшучивает. Он подумал, может, стоит напомнить ей, как его имя произносится по-испански: гортанное «Хе» и пикирующее «сус» – но, вспомнив о важности момента, решил, что не время.
Сеньорита Кэрролл глотнула вина. Хесус не мог этого понять: он никогда не видел, чтобы люди, чья работа была связана с дегустацией вина, так поступали – ни те, которые приезжали из Барселоны, ни менеджеры из Кастилии. Сеньор Коррего, например, всегда выплевывал вино: за долгие годы Хесус научился понимать, что думает сеньор Коррего о вине, по тому, как он его выплевывал. А вообще, моментом, когда сеньор Коррего завоевал сердце Хесуса, стала дегустация бутылки Тксаколи, винограда, вобравшего в себя дух Санта-Доминго, настоящего баскского винограда; он выплюнул вино в серебряное ведерко, трепетно подставленное Хесусом, с таким раскатистым «Пах!», словно выстрелил пробкой из бутылки. Потом сеньор Коррего одним движением вытер рот шелковым платком, который он всегда держал в верхнем кармане пиджака, бросил на Хесуса взгляд, горящий от возбуждения, и воскликнул: «У этого вина вкус Испании!» И Хесус был рад опустошить свои бочки и снова наполнить их, зная, что человек, для которого он работал, был его братом.
Англичанка сделала еще один глоток вина и что-то записала в электронном блокноте, лежавшем перед нею. Хесус не видел, что она пишет, да и его познания в английском были невелики. Он почувствовал себя неуютно, словно ребенок, наблюдающий за тем, как учитель пишет письмо его родителям, которое ему самому читать не дозволено.
– Оʼкей, – сказала она, выключая блокнот. – Bueno. Я поговорю с Вакуэро. Сколько бочек у вас уже есть?
– Ocho. Восемь.
– Правильно. Продолжайте производство. Завтра я смогу вам сказать, сколько еще понадобится бочек в этом сезоне. Оʼкей?
Хесус стоял рядом, не зная, что сказать. Сеньорита Кэрролл проверила время по своим часам и подняла голову, словно прислушиваясь к чему-то.
– Извини, Джизэс, есть еще что-нибудь? – спросила она, словно только осознала, что он все еще находится рядом с ней.
– Si, señorita… – Хесус замялся. – Я принес вам три бутылки. Лучше всего попробовать вино из всех трех бутылок.
Сеньорита Кэрролл передвинула свои солнцезащитные очки на лоб.
– Они все из одной и той же бочки, не так ли?
– Si, señorita. Но я выдерживаю вино еще и в бутылках. А бутылка бутылке рознь… Это… сото se dice… влияет? – он взглянул на нее; она кивнула, – сильно влияет на вино.
Издалека донесся звук приближающейся машины. Сеньорита Кэрролл быстро моргнула и надвинула очки на глаза.
– Оʼкей, Джизэс. Я попробую из всех трех бутылок. А то вдруг окажется, что там совсем другоевино.
Хесус улыбнулся, хотя ему снова показалось, что англичанка посмеивается над ним.
Шум автомобиля стал громче. Сеньорита Кэрролл поднялась и вышла со двора на раскаленную площадку подъездной дороги. Хесус понял, что дегустация закончилась; он с минуту бесцельно переставлял бутылки, а потом тоже вышел на дорогу. Под белой аркой он увидел «фиат», подъехавший к главным воротам, и рядом мужчину – также в очках от солнца – очевидно, англичанина: только у них бывает такая рыхлая бескровная кожа К мужчине подошла сеньорита Кэрролл. Хесус предположил, что это ее друг или даже любовник, и ждал, что она обнимет его. Но Кэрролл остановилась в метре от мужчины и коротко пожала его руку. «Англичане все такие, – подумал Хесус, проходя под аркой и направляясь к цеху бутылочного разлива в северном крыле, – никакой страсти».
ТЭСС
В гостиной усадьбы Кастилло было прохладно, функцию кондиционера здесь выполнял мрамор, который использовали при отделке стен. Тэсс подала Джо стакан «Тксаколи».
– Я думал, что тебе не нравится белое вино.
Она пожала плечами.
– Здесь небогатый выбор. Усадьба производит три марки красного, их я во что бы то ни стало должна перехватить, а вот на этом специализируется вся провинция. «Тксаколи». Звучит как название какого-нибудь paгy из потрохов, которое по субботам едят шотландские пенсионеры.
Джо сделал глоток: вино было терпким и холодным и чем-то напоминало яблочный сидр.
– Не помню, чтобы я говорила тебе…
Джо украдкой на нее посмотрел; это было так странно – ощущать себя сидящим в этом кресле, все вокруг в красном бархате и золотых завитушках, а на потолке сражаются ангелы и какие-то бородатые мужики.
– О белом вине.
Джо поставил стакан на мраморный столик между ними.
– Мне кажется, Вик как-то рассказывал об этом.
Тэсс кивнула и слегка распахнула просторную белую блузку, словно еще не успела ощутить прохладу комнаты.
– Красивый загар… – неуверенно сказал Джо.
– Спасибо, – она окинула его взглядом; красные пятна появились на его коже там, где ему не удалось нанести солнцезащитный крем. – Ты сбросил вес?
Джо улыбнулся.
– Да, похоже. Так… какого хрена ты здесь делаешь?
– По-моему, это я должна тебе задать такой вопрос, а?
Он снова улыбнулся.
– Ты первая…
Вытянув губы трубочкой, Тэсс выдохнула.
– Это место принадлежит Вакуэро, большой каталонской винодельческой семье. Уже много лет. Они работали только на местный рынок. И вот два месяца назад мистер Вакуэро-старший дает дуба, и его сын…
– Мистер Вакуэро-младший?
– Да. Правда, он так же молод, как мистер Грейс-младший из сериала «Вас обслуживали?». Ему, я так думаю, лет семьдесят… Как бы то ни было, он принимает дело и, храни его боже, решает, что Эль-Кастилло-де-Санто-Доминго пора выходить на международный рынок вина.
– Поэтому он пригласил тебя.
– Да. Хотя, честно говоря, я не знаю, вызвано ли это приглашение его уверенностью, что я возьмусь с новыми силами за ведение дел в этой усадьбе, или тем, что его старые гормоны взыграли, когда мы с ним познакомились на дегустации два года назад. – Она хлебнула вина. – Я всегда была миленькой малышкой для старых хрычей в мире вина.
Джо кивнул и немного покраснел.
– Но ты счастлива… – начал он, предпочитая удерживать разговор в рамках нейтральных тем, – работать на кого-то, после стольких лет работы на себя саму? – Джо ощутил, что выглядит немного напыщенным, произнося все это, словно интервьюер тридцатых годов.
– Здесь тоже есть свои минусы. Старый чудак, который непосредственно отвечает тут за ежедневное производство вина, ненавидит меня. Просто ему не нравится иметь боссом женщину. – Она пожала плечами. – Ну, да переживу как-нибудь. Зарплата хорошая. Погода фантастическая. Я уже отработала три месяца двухгодичного контракта, потом смогу вернуться к своим прежним занята-ям, если захочу. – Она сделала паузу. – Кроме того, мне хотелось выбраться из Лондона…
– Тэсс, так из-за чего вы расстались с Виком? – осторожно спросил Джо.
Она допила остатки вина в своем стакане.
– Он тебе не рассказывал?
– Нет…
Тэсс вздохнула и слегка прищурилась.
– Ты голоден?
Они ехали в «панде» к месту под названием «Ресторан на краю света», пост передового охранения хиппи, одинокая хижина посреди безлесной тундры, которая называется мыс Креус. На планете не так уж много пейзажей, которые выглядят принадлежностью других миров; Каппадосские долины, пустыня Сауссесвлей в Намибии, окруженная с четырех сторон выжженными на солнце красными дюнами, более высокими, чем горы. Есть такие и здесь, в Европе, где Пиренеи осыпаются в Средиземное море покрытыми лишаями и низким кустарником мысами, похожими на опущенные в воду каменные ладони.
Они ехали на север вдоль Коста-Брава, мимо Кадакуэс и Порт-Лигат, где жил и творил Дали; глядя из окна автомобиля, Джо, который мало знал об искусстве, думал о том, что эти пейзажи, которые так любят изображать на обоях в спальнях шестиклассников, заслуживают большего. Во время поездки он рассказывал о своем отеле в Барселоне, о том, как он боялся оставить Джексона с Тони на весь уикенд, о замене взятого напрокат автомобиля на кабриолет, она – о своей жизни в Испании и о планах расширения поместья.
– Здесь немного запущенно и совсем не модно, – сказала Тэсс, когда они достигли цели своего путешествия и вышли из машины, чтобы подняться наверх, к «Ресторану на краю света».
Он находился на вершине мшистой скалы, с трех сторон окруженной морем, и был единственным рукотворным сооружением на многие километры вокруг.
– Уверяю тебя, его стоит посетить.
Джо кивнул, хотя ничего стоящего он пока не заметил.
– Невероятное место, – сказал Джо, стараясь быть благодарным за то, что его привезли сюда. Из-за ветра ему приходилось почти кричать. – Это напоминает мне «Нечто».
– Напоминает что?
– Мультфильм «Нечто». Там был парень – супергерой – Марвел-комик.
– И? – прокричала она ему в ответ, не оборачиваясь.
Тэсс шла впереди; она хорошо знала это место, и, казалось, ей было проще прыгать по уступам скалы, чем Джо, хотя у нее на ногах были не совсем подходящие для этого сандалии.
– Так вот, из-за того, что… я не помню, из-за чего, но все его тело покрылось каменными наростами. – Теперь к гулу ветра прибавился и шум волн, разбивавшихся о скалы. – Вот что мне представляется. Как будто мы персонажи «Нечто».
Добравшись до «Ресторана», Тэсс остановилась и обернулась. Джо подошел к ней, сконфуженно улыбаясь из-за того, что, по сравнению с ней, он быстро выдохся. Джо ожидал, что она поведет его внутрь, но она остановилась, глядя на скалистое побережье. Ветер отбросил назад ее длинные черные волосы, закрыв, словно чадрой, нижнюю часть лица.
– Знаешь, Джо, я раньше думала… очень долгое время я думала, что у меня в голове мозги мужчины. – Он кивнул. – Но теперь я поняла, что я думаю как угодно, но только не как мужчина; потому что мужчины, на самом деле, думают… – Она покачала головой. – Они думают, как мальчишки.
Джо чувствовал себя немного смущенным, но Тэсс с нежностью посмотрела на него, и ему сразу стало хорошо, по крайней мере, на тот момент.
Они были единственными посетителями в «Ресторане». Молодой парень неопределенной национальности, со светлыми волосами, заплетенными в дреды, подал им осьминога в терракотовых тарелках. Стекло в окне рядом с их столиком звякнуло от порыва ветра Джо казалось, что враждебные силы здешней природы могут запросто поднять в воздух их шаткое убежище и забросить его в море.
– Итак, – сказала Тэсс, отодвигая тарелку. Джо заметил, что она уже прикончила свою порцию. – Отвечаю на твой вопрос. Вик начал говорить о детях.
Джо поперхнулся, это было похоже на то, как Терри прыскает чаем, когда Джун говорит ему, что к ним идет викарий.
– Вик? О детях? Ты уверена?
– Да, у меня была похожая реакция. Так я поняла, что что-то пошло наперекосяк. И это мужчина, который говорил, что дети – уроды.
– Уроды?
– Да, потому что могут умереть даже от лежания в кроватке.Они не настолько крепкие, чтобы вынести несколько одеял, наброшенных на них сверху. – Джо улыбнулся; она вытерла руки о скатерть. – Но дело было не в том, что он внезапно захотел детей. Моему второму «я» это бы даже понравилось. Я имею в виду не детей самих по себе, а то, что мужчина вроде Вика ради меня изменил бы свое отношение к детям…
– И что дальше?..
Она покачала головой.
– Это было не из-за меня. – Она посмотрела в подрагивающее окно на море и затем вновь на Джо. – Ты знаешь, какое-то время я думала, что у него есть роман на стороне. – Джо кивнул; ну конечно, он знал об этом. – Он так и не признался. Но вскоре, как мне кажется, этот роман закончился. И после этого Вик попытался изменить наши отношения. Ты понимаешь, он стал вдруг таким домашним, одним словом, строителем ячейки общества, и все такое; а эта его идея с детьми была последней каплей. – Она водила кусочком хлеба по дну своей тарелки. – Я не отрицаю с упорством идиотки всех благ семейной жизни. Она может быть очень даже неплохой. Но я чувствовала, – Тэсс усмехнулась, – я знала, что эту идею дал ему тот роман. У Вика была женщина, с которой ему было уютно и спокойно; он захотел получить то же и от меня. – Она посмотрела на кусочек хлеба, пропитавшийся соусом, потемневший, и уронила его в тарелку.
Джо кивал головой, хотя ему казалось, что она уже давно разговаривает не с ним.
– Поэтому, когда он предложил завести детей… я приняла предложение мистера Вакуэро.
– И ты не скучаешь по нему?
– Нет, – сказала Тэсс. – Я лишь скучаю по тому парню, каким был Вик, когда я начала с ним встречаться. По настоящему Вику.
– Вам чего-нибудь еще, ребята?
Они посмотрели на увешанного дредами официанта-метрдотеля, говорившего на манер евроамериканского ви-джея «МТУ».
– Эспрессо, – сказала Тэсс.
– Можно мне «Крема Каталана»? – спросил Джо.
Тот кивнул и отошел.
– Так ты опять наберешь вес. Это убойная штука.
– Да, но я сейчас занимаюсь…
– Правда? – Тэсс окинула взглядом его плечи и руки. – Мне казалось, что раньше ты был более мускулистым.
– Да. Я действительно сильно потерял в весе после смерти Эммы… – Джо запнулся. – Но я посещал психотерапевта…
– Да?
– Да. И она мне посоветовала – я знаю, это звучит как полная чушь – заниматься спортом. В самом деле помогает.
Тэсс поморщилась.
– Не продолжай, я понимаю.
– Я был тогда на антидепрессанте – пароксетин называется. Мне не понравилось. Я хочу сказать, он уменьшает депрессию – вот что он делает, именно уменьшает, а не прогоняет совсем. – Джо кашлянул. – Он дезориентирует тебя – заставляет не доверять своим ощущениям, как хорошим, так и плохим. Ты можешь почувствовать себя счастливым, а в следующую секунду уже усомниться: «А счастлив ли я? Или это просто действие лекарства?» И тогда, по совету Шарлин…
– Да, – сказала Тэсс, начавшая ощущать себя не первым человеком, которому Джо рассказывал это; он говорил, как другие знакомые ей люди, которые прошли курсы психотерапии, слишком экспрессивно.
– И на каком-то уровне я все равно продолжал ощущать неприятные мысли. Я был погружен в них. Чисто… – он запнулся. – Знание того, какой в точности вред приносит депрессия моему мозгу, тоже не помогало.
– Она американка?..
– Да, я все выходные провожу в спортивном зале.
– А перед работой ты можешь туда ходить?
Он покачал головой и твердо ответил:
– Нет. У меня нет времени. Я думаю, мы на грани прорыва.
– Это грандиозно! – искренне воскликнула Тэсс.