Текст книги "Передача Ермакова (СИ)"

Автор книги: Дерек Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

  Бриджес указал на группу в наказанных смокингах, играющую Moonlight Serenade, и сказал: «Мы могли бы вернуться в сороковые. Думаю, много России, как мы были в прошлую войну. Одежда, очереди ». Он остановился, как будто что-то предавал. «Но через сто лет Россия с помощью Сибири станет самой богатой страной в мире».

  «Ты собираешься остаться?» Она налила еще водки из графина.

  «Я еще не знаю».

  «Вы не можете провести здесь остаток своей жизни».

  «Почему нет?»

  «Потому что это не для нас. Мы выросли на свободе ».

  «Может быть, – сказал Бриджес. Он рассказал ей о своемотец, о Джоне Ральстоне, который вышиб себе мозги в Майами.

  «Нельзя отказываться от свободы из-за личного опыта», – сказала она. «Вы ищете побега и в качестве оправдания культивируете две несправедливости».

  Бриджес сказал: «Я журналист, работающий в одной из самых интересных стран мира. Пора западным журналистам дать России передышку ».

  «И пора российским журналистам дать Западу передышку».

  «Конечно», – сказал Бриджес. "В обе стороны. И я могу сделать это с этой целью ».

  Официант принес им блины блинов , покрытые с вареньем.

  «Почему ты умеешь делать это лучше, чем кто-либо другой?» – спросила Либби. «У вас есть какое-то влияние на Кремль?»

  «Я говорю тебе, что я буду делать», – сказал ей Бриджес. «Я найду тебе работу в своей газете. Ты не переставал брать у меня интервью с тех пор, как мы сели ».

  Она отложила ложку, когда группа перешла на Tuxedo Junction. «Ты коммунист, Гарри?»

  «Черт возьми, – сказал он.

  «Ты?»

  "Нет. По крайней мере, я так не думаю.

  Некоторое время они молчали, затем вопрос взял на себя Гарри Бриджес. «Что с тобой случилось с тех пор, как мы приехали? В поезде тебе было страшно. Тебя больше нет.

  Микропленка находилась в ее комнате, спрятанной внутри деревянной русской куклы с пухлыми красными щеками и окрашенными в желтый цвет волосами.

  Она посмотрела на него откровенно. «Это был просто поезд, идущий в Сибирь… Аннет Микин, вероятно, чувствовала то же самое».

  «Аннетт Микин?»

  Она рассказала ему о своем коллеге-первопроходце.

  Бриджес покачал головой. «Это было нечто большее. Ты не из тех девушек, которых легко напугать. Он положил руку на ее руку. „Еще до того, как путешествие закончится, я выясню. Раньше я был хорошим репортером “.

  Выйдя из своего гостиничного номера, она подумала, что он может ее поцеловать. Он заколебался, посмотрел по коридору, увидел, что неумолимая сторожевая собака мрачно смотрит на них, сжал ее руку и пошел в свою комнату.

  * * *

  На следующий день по улицам текла вода, и деревянный город парил на солнце.

  Ночующие пассажиры доставили такси на вокзал, чтобы забрать Транссибирь, отправляющуюся в 10.31. Прицепили специальный вагон, и в 10.46 поезд отошел.

  На берегу Оби таял снег, извергнутый пылесосом, и становилась различимой форма тела в мешке.

  ГЛАВА 6

  С паровоза Борис Демурин наблюдал, как тайга мягко вращается за окнами под лилово-голубым небом. Большинство пассажиров производили впечатление пустоты; но не к Демурину, совершавшему его последнее путешествие.

  Когда он в последний раз поднялся с подножия во Владивостоке, где 31 мая 1891 года Его Императорское Высочество цесаревич Николай выкопал первую лопату глины. почва для открытия железной дороги – Демурин приступит к написанию своей «Истории Великой Сибирской железной дороги».

  Сверкающие рельсы и сибирские джунгли по обе стороны были населены его персонажами. Это был среднесибирский сектор, и он был одним из самых сложных в строительстве. Созданный в 1893 году пухлым инженером с надменной бородкой по имени Николай Павлович Меженинов, он был прорублен в таких густых джунглях, что местами солнце никогда не доходило до земли. И природа боролась с металлической дорогой на каждом сантиметре пути: пермский гранитный иней продержался до июля, а затем резко растаял, оставив строительные бригады плыть по грязи; местная древесина была слишком хрупкой для шпал и мостов; большие хвойные деревья, ослабленные раскопками, обрушились на недавно проложенную линию; однажды песчаная лавина погребла линию; когда кремневый холм оказался непроходимым, инженер по имени О.К. Сидоров отвел реку и положил рельсы на ее русло, его бригады работали в воде по пояс и в зыбучих песках. Но не погибла ни одна жизнь.

  По дороге Борис Демурин видел, как осужденные из Иркутска рубят деревья и наводят мосты. Убийцы, головорезы и невиновные, они спали в дерновых хижинах и работали при температуре ниже 60 градусов, чтобы сократить сроки наказания и зарабатывать 12½ центов в день, чтобы покупать табак и нелегальную водку.

  Другими врагами строителей были мошенники-подрядчики, которые обманывали правительство и производителей, поставлявших некачественные товары. Демурин не был уверен, будет ли он ссылаться на них в своей книге: всегда было трудно оценить, какие эпизоды истории были приемлемыми.

  18 августа 1898 года, на два года раньше намеченного срока, Меженинов завершил строительство Среднего Сибири, и первый паровоз отправился в Иркутск.

  Мысли Демурина были прерваны объявлением по громкоговорителю:

  «Личность нашего выдающегося пассажира хорошо известна всем нам». Голос мужчины дрожал, потому чтоЕрмаков будет слушать. «Что не так хорошо известно, так это личность героя-водителя. Его зовут товарищ Борис Демурин, и он совершает свой последний путь в качестве руководителя экипажа этого поезда, которому он преданно служил на протяжении сорока лет. «

  «Сорок три, – сказал Демурин.

  «Он был выбран специально для этого знаменательного события. Приветствуем вас, товарищ Демурин, верный слуга Советского Союза. Пусть этот поезд доставит тебя к долгой и счастливой пенсии ». Раздался резкий щелчок, и голос сменился боевой музыкой.

  Слезы затуманили глаза Демурина. Он почувствовал запах дыма и пара и услышал лязг молотов, забивающих болты. Это был Николай Петрович Мезинов, пробивающийся сквозь березу, сосну и лиственницу. Он был отцом Сибири, Спящей Земли, которую он помог пробудить.

  * * *

  Виктор Павлов был еще одним, кого не обманула пустота. Он был опечален тем, что лежало под ним и за его пределами: это было хранилище, королевой которого была его жена, и он предавал ее. Он возвращался на ее трон не потому, что она требовала его присутствия, а из-за наследия: комплекса Масада.

  Тайга кружилась, волчок возвращал те же пучки деревьев, те же маленькие станции, те же женщины, набирающие кипяченую воду из кранов, те же мужчины, марширующие по платформе в полосатых пижамах или синих спортивных костюмах, те же крестьянки в выцветших синих костюмах. Стоя у рельсов, машет по поезду золотыми дубинками. «Сибиряки любят свой холод», – где-то читал он. И Анна тоже. Ее страна – где люди следили за лицами друг друга на предмет обморожений, где они так любили цветы, что платили два рубля за лилию или розу.

  Часто ей наскучили ему классные Сибири. статистика. Тюменское нефтяное месторождение, которое через два года даст 130 миллионов тонн нефти; газовое месторождение в Надыме, содержащее три четверти всех американских запасов,

  Павлов старался не думать об Анне. Он взял экземпляр «European Herald Tribune», который туристу удалось пройти через таможню на советской границе – еще более убедительное свидетельство его некомпетентности.

  В нем была статья, в которой говорилось о рейде израильских спецназовцев в апреле в центре Бейрута с целью ликвидации палестинских лидеров. «Вот так надо сражаться», – подумал он. Прямой, хладнокровный, блестяще исполненный. Осторожно, осторожно – к черту осторожность.

  Полковник Юрий Разин сказал: «Я вижу, вы читаете декадентскую империалистическую прессу».

  Пораженный, Павлов положил газету на стол в вагоне ресторана. «Он лежал там», – сказал он и сразу же рассердился на свою оборонительную позицию.

  «Не сомневаюсь, – сказал Разин. Он перегнулся через стол, и Павлов заметил легкую галочку в одном глазу. Он выглядел измученным. „Теперь в вашем купе новый пассажир“, – сказал он.

  Павлов сказал: «Я заметил. Что случилось с Гавралиным? »

  «Я думал, ты мне скажешь».

  «Понятия не имею. Полагаю, он сошел с поезда в Новосибирске ».

  «Пожалуйста.» Разин потрогал мешочки нежной кожи под глазами. «Давайте не будем притворяться друг с другом. Вы прекрасно знаете, что он был одним из моих людей, совершавших все путешествие. Я хочу знать, что с ним случилось ».

  Их настиг в бледном небе мини-джет Як-40. Павлов задумался, доехал ли изыскатель до Иркутска.

  «Боюсь, что ничем не могу вам помочь, – сказал Павлов.

  Тот же экипаж остался, и пухлая девушка с блестящими волосами несчастно парила позади Разина.

  Разин махнул рукой, чтобы отпустить ее. «Это очень странно», – сказал он.пробормотал, «что он должен исчезнуть из вашего купе».

  Павлов пожал плечами. «Я не виноват, если один из ваших людей пропал без вести».

  Разин выпрямился. «Если вы можете придумать что-нибудь, что могло бы помочь…» Он ушел, не улыбаясь: доброжелательная внешность под напряжением. Он остановился на мгновение, чтобы взглянуть на зад девушки. Он покачал своей тяжелой головой, словно вспоминая свою молодость, и медленно пошел обратно к специальному тренеру.

  Павлов подождал несколько мгновений, прежде чем вернуться в свое купе. Там на койке в шерстяной жилетке лежал татарский генерал; он ел сырой лук и читал « Красную звезду», армейскую газету, которая когда-то так критиковала Лигу арабских государств; но его содержимое погрузило его в сон, и он удовлетворенно храпел, отражая старые битвы. Под ним его жена начинала свой третий апельсин за утро, кожура рассыпалась вокруг нее, как опавшие лепестки.

  Новым обитателем был еще один человек с улицы с красным индейским лицом, глубокими карими глазами и худощавым телом. Когда Павлов открыл дверь, его глаза открылись, и его рука скользнула к охотничьему ружью, лежавшему рядом с ним на койке. Он извинился, улыбаясь. «Естественная реакция», – объяснил он. «Вы должны бодрствовать, когда спите, когда вокруг есть медведи».

  Он сказал Павлову и жене генерала, что его дело – мягкое золото – меха; что он был охотником и звероловом. Павлов сидел у окна и прислушивался. Зверолов объяснил, что это развлечение, чтобы поговорить после месяцев одиночества в тайге.

  Однажды, по его словам, он застрелил тигров – косматых амурских тигров, которые рыскали по лесам Дальнего Востока и убивали китайских кули, работавших на Транссибирской магистрали, на ужин. В эти дни он поймал их в ловушку; но не очень часто, потому что их становилось мало.

  Генерал зарычал во сне, когда его осажденная пехота отбросила врага. Его жена очистила еще один апельсин.

  «Мы до сих пор ловим их так же, как и сто лет назад», – продолжил охотник. «На рассвете, с собаками, когда солнце бросает полосы света сквозь деревья, как полосы тигра». Он стал лиричным. «Иногда осенью, перед снегом, земля покрывается голубыми ягодами. Когда собаки идут по следу тигра, мы внезапно видим, как движутся полосы света, потому что на этот раз это полосы старого felis tigris . Его окружают собаки, и мы его ласкаем. Один мужчина, обычно я, – охотник спустил ноги с койки и сел на край, сжав кулаки, – хватает его за шею. Я оборачиваю его челюсти мордой, а затем, когда он, наконец, избит, мы привязываем его ноги к шесту и уносим вверх ногами. В каком-то смысле это печально, – сказал он, – такое благородное животное. Но я лучше поймаю тигра, чем медведя. Веселые зверюшки, медведи. Наш национальный имидж. Очень дружелюбны, когда счастливы, ублюдки, когда злятся. Я видел, как они танцуют под ротовой орган, и я видел, как они убивали тигра одним ударом. Медведи – часть нашего наследия », – сказал он.

  «Куда вы направляетесь?» – спросил Павлов.

  «На восток», – сказал охотник. Он взял винтовку и с любовью погладил ее. «Они хотят, чтобы я поехал к северо-западу от Байкала на помощь с баргузином – чистым черным соболем», – пояснил он. «Но он становится коричневым, и они хотят, чтобы я помог исправить это. Лови самых черных, какие найду, и спаривай их. Я могу выкурить горностай, пока я нахожусь на нем. В горностаях есть деньги, но я не люблю их убивать. Вы просто сжимаете их, пока они не умрут ». Он положил винтовку. «Тогда я вернусь на восток. Это моя территория. Тигры, леопарды, волки, лось, соболь, обжора, норка, белка. Вы назовете их, – сказал зверолов, – и найдете их на востоке. Мы одеваем Голливуд ».

  Генерал продолжал храпеть, и его жена присоединилась к нему. дуэт. Они оба повернулись на бок, прочь от Павлова и зверолова.

  Павлов кивнул зверолову. «Удачной охоты», – сказал он. Охотник улыбнулся, потому что они оба знали, что на этот раз добычей был мужчина и что в иерархии зилотов охотник был известен как браконьер.

  Браконьер похлопал по винтовке. «Нет больше пользы, чем трость», – сказал он. «Когда я вошел в поезд, они забрали у меня все боеприпасы».

  * * *

  В следующем отсеке продолжилась дуэль Ларисы из «Интуриста» и Стэнли Вагстаффа. Стэнли писал в блокноте, а девушка рассказывала факты о железной дороге.

  «Скоро, – сказала она, – вся линия будет электрифицирована». Она пристально посмотрела на маленького человечка в очках, который напомнил Либби Чендлер птицу, запертую в купе. «Я считаю, – отчетливо заявила Лариса, – что последним типом паровозов, построенных в Советском Союзе, был Е-класс».

  Не отрываясь от своих записей, Стэнли Вагстафф сказал: «Боюсь, что вы ошибаетесь». У него был акцент северной страны с треском угольной пыли. Но он был добрым: «Это ошибка, которую мог совершить каждый. E-класс был самым многочисленным в мире. Последним паровым пассажирским локомотивом здесь был P 36 ».

  «Нет, – сказала девушка, – класс Е».

  «Извини», – сказал Стэнли, закрывая блокнот и протирая очки. «The P 36». Он залез в чемодан, достал книгу, пролистал ее и ткнул пальцем фотографию двигателя. "Там. Так и сказано.

  Девушка с презрением взглянула на книгу. «Это американец», – сказала она. «Что бы он знал о наших железных дорогах?»

  Стэнли почувствовал поезд, идущий в противоположном направлении. Он открыл свой блокнот и выглянул в окно. В поезде было двадцать пять вагонов, каждый гружен гаубицами, покрытыми оливковым брезентом. Стэнли записал номер двигателя и снова закрыл книгу.

  Девушка пришла пропылесосить купе – второй раз за день. За ней следовали двое сотрудников КГБ, обыскивающих поезд.

  «Опять таки?» – спросил Гарри Бриджес.

  «Опять товарищ Бриджес», – сказал тот, у кого были монгольские черты лица.

  «Что на этот раз?»

  «Просто рутина».

  «Угу», – сказал Бриджес, предполагая, что они ищут улику к исчезновению Гавралина.

  Он взглянул на Либби Чендлер, сидящую на краю своей койки и листающую книгу « Война и мир» на русском языке. Он заметил, что страх вернулся.

  Офицер КГБ с мальчишеским лицом бегло осмотрел багаж Бриджеса. Они знали о нем все: он был ручным.

  Они проверили Стэнли Вагстаффа и попросили Либби Чендлер открыть свои сумки. Бриджес был очарован ее реакцией. Это было так, как если бы она проходила таможню с золотым слитком – нарочитая небрежность, которую ищет каждый таможенник. «Господи, – подумал он, – надеюсь, они не найдут то, что она прячет».

  «Монгол» сверился с записной книжкой. «Мисс Чендлер, – сказал он, – я думаю, вы вышли в Новосибирск одна».

  «Верно», – сказала она.

  Лариса впилась в нее взглядом.

  «Вы покупаете что-нибудь?»

  «Это», – сказала Либби, протягивая ему « Войну и мир» .

  Офицер проигнорировал это. «Пожалуйста, – сказал он, – ваши дела».

  Она положила свои два чемодана на койку. Один из выцветшихбелая кожа с наклейками известных старых лайнеров; другой – элегантная серая сумка от Favo of Paris. В этих двух случаях профессионал Бриджес увидел ту жизнь, о которой она ему рассказывала: колониальное воспитание, скука и побег. Она наклонилась над чемоданами, открывая их. Бриджес надеялся, что у нее ничего не было, но он знал, что она есть. Он заметил, что ее руки возятся с ключами, и помолился за нее.

  Дела открылись, обнажив ее вещи. Это было унизительно, и Гарри Бриджес знал, что искать не следует. Одежда, нижнее белье, юбки и свитера, книги, туалетные принадлежности, некоторые таблетки.

  Мальчишеский офицер рылся в содержимом. «Это нормально, – сказал он. „Извини, что побеспокоили тебя“.

  Либби попыталась улыбнуться, но безуспешно. Над ее губой выступил пот.

  Другой офицер остановил опускающуюся крышку белого чемодана и достал деревянную куклу с румяными щеками и накрашенными волосами. Он потряс ее, и она задрожала. Бриджес увидел, как румянец покинул лицо Либби Чендлер, пот выступил на ее лбу.

  Офицер сказал: «Красиво, а? А внутри еще несколько маленьких деревянных кукол?

  Либби кивнула.

  "Хороший. Им понравятся те, кто вернулся в Англию. У меня есть набор домой ". Он засунул куклу обратно в чемодан.

  Два офицера отсалютовали и вышли из купе.

  Бриджес подумал: «Прежде чем мы приедем в Иркутск, я должен узнать, что внутри этой куклы».

  * * *

  В 14.01 поезд заехал в Тайгу, где пассажиры Томска пересели на железнодорожную ветку. Согласно легенде, Транссибирь должен был проходить через Томск, в котором в 1890-х годах было много золотых миллионеров и сорок винокурен. Геодезисты требовали взятки, чтобы доставитьДорога до Томска, но миллионеры им отказали, потому что считали, что железная дорога должна прийти к такому процветающему мегаполису, как Томск. Итак, геодезисты вернулись в Москву и доложили о непроходимой местности на подступах к Томску – и путь огибал город в пятидесяти четырех милях к югу.

  Здесь была остановка на четырнадцать минут, поэтому Виктор Павлов вскочил на платформу, где купил половину жареного зайца и бутылку пива. К нему присоединились Бриджес.

  Здесь должен был сесть на поезд некий Фанатик, Художник. Павлов обыскал очередь крестьян и рабочих из Томска, обыскиваемых КГБ. На полпути он заметил маляра в синей, заляпанной красками блузке, брюках и меховой шапке. Он был сыном от смешанного брака, и в его документах отсутствовало слово ЕВРЕЙ. Но, имея одного еврейского родителя, Художник представлял опасность, и они полагались на отсутствие энтузиазма со стороны местного КГБ, которое возмущалось приказами своих хозяев на Лубянке в Москве. Таковы были сибиряки.

  Бриджес сказал: «Они очень обеспокоены, не так ли».

  «На КГБ лежит большая ответственность».

  «Было бы ужасно, если бы что-то случилось с Ермаковым». Бриджес наклонил свою коричневую бутылку с рисунком ячменного сахара и выпил пива.

  Павлов задумчиво уставился на него. Возможно ли, что Бриджес что-то знал? Неужели он начал искать рассказ? Павлов пил свое пиво из бумажного стаканчика. Нет, этот человек отказался от всех своих принципов; он был жалкой марионеткой, как и все мрачные сочувствующие Западу в Москве. Все равно, подумал Павлов, позволяя пиву закипеть во рту, если он начнет мешать, мне придется его убить.

  Художник миновал КПП и сел в поезд.

  Двигатель издал звуковой свисток, предупреждая пассажиров, чтобы они возвращались. Павлов и Мосты гулялиснова вместе, два высоких, ярких человека, один отличался целеустремленностью, другой – вдумчивостью.

  Разин наблюдал за ними из окна. Они вызывали у него беспокойство. Где-то там была угроза. Больше всего он чувствовал это с Павловым, в меньшей степени с Бриджесом. Вид их вместе усугубил его беспокойство. Трудность заключалась в том, что в эти дни он не был уверен, когда его подозрения оправдались. Он всю свою жизнь прожил предательством и обманом и больше не мог определять другие качества. За исключением его собственной семьи – жены и двух сыновей-подростков. «Это для них я так живу», – подумал он. Для них я выживаю.

  Павлов и Бриджес сели в поезд. Разин подумал, что оба мужчины могут создать проблемы, если он будет действовать против них слишком поспешно. Тогда он принял решение, возможно, порожденное усталостью: он решил посоветоваться с Василием Ермаковым по поводу Павлова.

  * * *

  Ермаков поднял голову и увидел стоящего рядом Разина. Он уважал Разина и не доверял ему, потому что хорошо знал его ум: он был таким же, как и его. «Да, товарищ полковник, в чем дело?»

  «Не могли бы вы уделить несколько минут?»

  Ермаков уволил своего секретаря, который с благодарностью удалился с копией иркутской речи, над которой они работали.

  Разин сел. Возможно, они были близнецами, эти двое мужчин, каждый из которых осторожно сгорбился, как будто за их спиной всю жизнь висел стилет.

  «Хорошо?»

  «Мне не нравится один из пассажиров».

  "Только один? Это дань моей популярности ». Резкий голос был сардоническим. «Какой, товарищ Разин?»

  «Еврей», – сказал Разин, надеясь шокировать.

  Он потерпел неудачу. «Вы имеете в виду Виктора Павлова?»

  Разин кивнул.

  «Вряд ли еврей. Всего лишь капля крови, всплеск спермы давным-давно ». Его знание предшественников Павлова беспокоило Разина; это было так, как если бы у него были другие полицейские информаторы, кроме него самого. Ермаков продолжил: «Мы не можем обвинить каждого лояльного советского гражданина, который имеет несчастье иметь в себе следы древней еврейской крови». Он улыбнулся – улыбкой аэропорта, которую так хорошо знали заезжие главы государств. «Если бы мы это сделали, мы потеряли бы половину наших умственных способностей». Ермаков помолчал. «Что вас беспокоит, товарищ Разин? Это исчезновение одного из ваших людей в Новосибирске? »

  Это потрясло Разина, но на его лице ничего не отразилось. Он старался скрыть исчезновение от Ермакова: кто-то решил ему сообщить.

  «Они с Павловым жили в одном купе, – сказал Разин.

  – Полагаю, он наблюдал за Павловым.

  «Был, – сказал Разин, – а теперь исчез. Возможно, это совпадение ».

  «Есть ли сейчас кто-нибудь с Павловым?»

  Разин покачал тяжелой головой. «Я слежу за ним, а у него там татарский генерал и его жена. Если он попробует что-нибудь, жена раздавит его до смерти ».

  «Я понимаю.» Ермаков смотрел на сельскую местность, усеянную маленькими густыми соснами, проносящимися мимо окна. «А что вы предлагаете делать с Павловым?»

  Разин не принимал решений в присутствии Ермакова. Он ловко перекатил ответственность обратно через стол. «Я просто подумала, что расскажу о своих чувствах к нему».

  Ермаков закурил. «Это было очень разумно с вашей стороны, товарищ Разин». Он оценил полковника КГБ. «Но я не думаю, что нам нужно слишком беспокоиться о Викторе Павлове. Этот человек гений, и он проделал великолепную работу для Советского Союза. Также он женат на Анне Петровне. Он будет встречать ее в Хаборовске. Они красивыеи героическая пара, и мы трое будем очень хорошо смотреться вместе на помосте ».

  Ориентировочно Разин продолжал разыгрывать оборонительную руку. «Вы, конечно, знаете, что произошла ссора. Что они расстались на несколько месяцев ».

  Вождь доброжелательно улыбнулся, наслаждаясь маленьким триумфом. «О да, товарищ Разин, я все об этом знаю. И мне понравится быть инструментом примирения ».

  * * *

  Разин вернулся в свое купе в специальном вагоне, задумчиво глядя на двух своих помощников. Один из них передавал информацию Ермакову. «Ты слишком молод, чтобы обманывать Юрия Разина», – подумал он.

  Он сказал ассистенту с мальчишеским лицом: «У вас есть отчеты обо всех в этом поезде?»

  «Да, товарищ Разин. Досье на имена с красными крестиками рядом с ними. Пейдж сообщает обо всех остальных ».

  Разин сел. «Хорошо, хорошо, – сказал он. „Я хочу увидеть два отчета“.

  «Какие два?» – спросил другой помощник офицера.

  Разин поднял большую голову и уставился на них. «На вас двоих», – сказал он.

  Он наслаждался их выражением лица, прежде чем закурить одну из своих американских сигарет и немного расслабиться, как человек с ликером после обеда, довольный тем, что Ермаков взял на себя ответственность держать Павлова в поезде. Эйфория длилась недолго, потому что на полпути выкурив сигарету, он понял, что, если что-то пойдет не так, ответственность будет снята.

  * * *

  На ужин в тот вечер, поскольку поезд между Чернореченской и Красноярском плавно ехал, Гарри Бриджес и Либби Чандлер съела суп из капусты с мясом и простокваши, стейк по-седло и фруктовый салат, жареный по-французски, и выпила по пол-литра крепкого красного грузинского вина.

  Напротив них сидели татарский генерал и его жена, которые молчали, пока они ели. Водка из собственных запасов генерала, красное вино, по две тарелки щи, кабачки с фаршем, козий сыр и черный хлеб, бананы Ганаин, грузинские апельсины, армянский бренди и кофе. Они ели часа два, потом синхронизировали отрыжки.

  Наконец генерал заговорил. Он сказал Бриджесу: «Ты был в армии?»

  Бриджес кивнул. «Я выполнил свою работу».

  Генерал выглядел довольным. Он сказал жене: «Он служил в американской армии».

  «Я знаю», – сказала она. «Я тоже говорю по-английски».

  Ее лицо стало розовато-лиловым, а грудь быстро поднималась и опускалась. Генерал нежно посмотрел на нее; возможно, подумал Бриджес, настоящим воином была женщина.

  «Где ты дрался?» – потребовал генерал. Его английский был медленным и с сильным акцентом.

  «Я не сделал».

  «Даже Вьетнам?»

  Бриджес покачал головой: он сильно разочаровал.

  Жена генерала разговаривала с Либби. «Вы не едите достаточно», – сказала она. «Тебя никогда не было бы в России. Мы едим, чтобы не было холода, а тепла ».

  Либби сказала: «Боюсь, у меня нет особого аппетита».

  «Русские мужчины не любят худых девушек», – заявила жена генерала, словно Либби приехала сюда, чтобы попробовать советское мужество. «Им нравится все большое и сильное. А мы, – она ​​пристально смотрела на каждого западного слабака в вагоне-ресторане, – нам нравятся сильные мужчины. Когда-то у моего мужа была свояаппендикс без анестезии. В девять ему удалили ее, а к часу он уже хорошо пообедал ».

  Генерал спросил Бриджеса: «Какая, по вашему мнению, лучшая армия в мире?»

  «Советский?» – размышлял Бриджес, ухмыляясь.

  «Конечно советский. Я имею в виду после советов ».

  «Французский Иностранный легион?»

  Генерал перегнулся через стол, чтобы Бриджес почувствовал запах бренди в его дыхании. Он говорил мягко. «Израильтяне. После Красной Звезды они лучшие бойцы. Я приветствую их. Их приветствуют все в России, кроме Кремля ». Он нашел на своей тарелке кусочки сыра и съел их. «Политики? Я на них гадю ».

  – Думаю, у вас могут возникнуть проблемы, говоря такие вещи.

  «Кто из? Полиция?» Генерал взял вилку и согнул ее пополам. «Вот что я сделал бы с полицией».

  «Разве у Александра III не было такой привычки?» – сказал Бриджес, указывая на развилку.

  «То же самое было и в Германии», – продолжал генерал, не обращая на него внимания. «Если бы Гитлер послушал своих генералов, он бы выиграл войну. Вместо этого он слушал полицию – гестапо, хороших солдат СС, – добавил он, – немцев.

  Его жена сказала по-русски: «Молчи. У тебя большой рот, и ты пьян ». Она вернулась к Либби. «Вам следует есть больше хлеба и картофеля. Принеси немного мяса. Мужчинам не нравятся кожа и кости ». На ее шее были красные пятна, а пуговица у подножия ее груди разорвалась.

  Бриджес на мгновение извинился и пошел по коридору к ванной. Он осторожно закрыл за собой дверь вагона-ресторана. Затем он вошел в купе. Ни Стэнли Вагстаффа, ни девушки из Интуриста не было.

  Он поднял сумку Либби, лежащую на ее койке, и нашел маленькие ключи. Из-под койки он достал белый чемодан с этикетками. Вставил один ключ; она открылась изящным щелчком. Он порылся в одежде и достал куклу. Он тряхнул им, а затем обезглавил, отвинтив улыбающуюся голову с волосами цвета льна. Он наклонил тело так, что предмет внутри упал на ладонь. Это была еще одна улыбающаяся кукла с волосами цвета льна. Он открутил это; потом еще три. «Либби Чендлер, – подумал он, – ты умнее, чем я думал». Он обыскал остаток чемодана и французскую сумку и ничего не нашел. Он заменил ключи и вернулся к вагону-ресторану.

  * * *

  Прошли пятый день пути к востоку от Красноярска. К вечеру этого дня они будут в Иркутске, сибирском Париже. Снаружи падал снег, словно собирался остаться. Двигатель меланхолично и мелодично заворчал, подтверждая приход зимы.

  Глава 7

  Пятое непредсказуемое событие в схеме Виктора Павлова произошло в 06.34 на пятый день пути примерно в четырех милях к востоку от Тайшета.

  Тайшет находится к северу от границы с Монголией и пустыни Гоби южнее и к югу от реки Ангара. протекает между рекой Енисей и озером Байкал. Он расположен примерно на 105-й долготе.

  Когда был построен Великий Сибирь, Тайшет не привлекал особого внимания. Станция третьего класса с буфетом, пунктом питания и медпунктом для пионеров-колонистов рядом. В соседнем селе Бируиса проживало 1600 жителей, имелась деревянная церковь Святой Троицы и школа.

  В 1930-х годах он получил своеобразное признание, когда русские решили построить вторую железную дорогу на случай, если потенциальный противник – тогда японцы – решат разрушить восточные участки Транссиба. План состоял в том, чтобы связать Тайшет на восток с железнодорожными путями на 1600 миль. Мало что известно о проекте западным наблюдателям, за исключением того, что с помощью рабского труда было проложено 434 мили пути между Тайшетом и Братском, где сейчас расположена крупнейшая в мире гидроэлектростанция, и заканчивающейся в Усть-Куте, примерно в 200 милях к северу. озера Байкал. Маленькая разрекламированная железная дорога, не отмеченная в последнем российском атласе, оказалась бесценной для советских геологов, таких как Анна Петровна, ищущих алмазы в Якутской автономной республике.

  Когда поезд № 2 начал спуск в направлении Нижнеудинской, в 2 часах 50 минутах от Тайшета, слабый сейсмический толчок сотряс замерзшую тундру на крайнем севере. Он разрушил хижины нескольких соплеменников из оленьих шкур, обнажил золотой пласт, вскоре засыпанный снегом, и разрушил старую деревянную церковь, когда-то возведенную в честь архангела Михаила и впоследствии использовавшуюся в качестве хранилища шкур. Это не вызвало особого ужаса, потому что такие толчки – обычное дело в Сибири, и только такие события, как Тунгусское чудо, которое 30 июня 1908 года опустошило 500 квадратных миль, вызывают тревогу. (Чудо было приписано метеору, ядерной энергии и взрыву космического корабля из космоса.)

  Сотрясение могло пройти без комментариев, просто заставив немного вздрогнуть гранит, сиенит, порфир, диорит и кристаллический сланец гор. Но дальшек югу, одна из ряби нашла слабое место в вулканической породе и расколола ее.