Текст книги "Передача Ермакова (СИ)"

Автор книги: Дерек Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

  «Так?»

  «Вам нужно будет увидеть его, когда вы доберетесь до Иркутска».

  Геолог покачал лохматой головой: в старину он отращивал все волосы, чтобы не замерзнуть, и сохранил прическу; его борода была длинной и густой, но волосы на его голове так и не отросли должным образом после заботы лагерного парикмахера.

  Он сказал: «У меня не будет времени».

  «Тебе нужно найти время. Священник не пойдет туда, где происходит действие. Жрецы не могут бегать посреди поля битвы ».

  «Поля сражений?»

  Павлов проглотил бренди. «Это могло случиться.»

  «Хорошо, – сказал Геолог. „Я найду время“, – он зажег сигарету с картонным наконечником и налил себе еще водки. „К успеху.“ Он осушил водку и разбил стакан о раскаленную плиту.

  * * *

  Бриджес, который выглядел и чувствовал себя снеговиком, смотрел, как Гавралин перебегает через дорогу в стеклянную телефонную будку и, все еще наблюдая за домом, звонит. Он догадался о цели звонка. В штаб-квартиру полиции: «Назовите мне личность пассажира № 43».

  Бриджес смотрел, как Гавралин говорит, выжидает, смахивает снег со своей шапки , топает ногами и энергично кивает. Он медленно повесил трубку, как будто услышал важные новости. Затем он сунул руку под пальто, достал пистолет, проверил его и сунул обратно.

  Он вышел из будки и некоторое время стоял, топая ногами. Казалось, он принимает решение. Он добрался до него и направился к № 43, держась поближе к деревянному забору с той же стороны, чтобы любой, кто выглядывал из окна, не видел его, если не вытянул шею.

  Бриджес подумал: «Ты глупый искатель славы, пытающийся сделать это в одиночку».

  Когда Гавралин перелез через забор и подошел к дому № 43 по линии засохших подсолнухов, Бриджес услышал лай. Гавралин вытащил пистолет и постучал в дверь.

  Изнутри раздался рычащий голос: «Кто это?»

  – Милиция, – крикнул Гавралин.

  Мосты придвинулись ближе, наблюдая, как Гавралин отошел в сторону, чтобы убедиться, что через черный ход никого нет.

  Дверь открылась, и Гавралин вошел прямо, толкнув ее в сторону и ударив пистолетом по ребрам бородатого человека, открывшего дверь. Дверь закрылась. Бриджес подошел к окну и заглянул внутрь.

  * * *

  Геолог сказал: «Какого черта…»

  «Где он?» – отрезал Гавралин.

  «Кто где?»

  «Виктор Павлов».

  «Я не знаю Виктора Павлова».

  Гавралин отступил, держа пистолет в руке. «Вы уже отсидели четыре года. Это может принести вам еще двадцать. Или, – сказал он, – вас могут застрелить или отправить в кобальтовую шахту, где смерть будет медленнее. Обычно мы даем людям выбор. Большинство из них предпочитают кобальтовые рудники. Они бы не стали, если бы увидели, как умирают люди… – Он дернул пистолетом. „Где он?“

  Геолог заколебался. «Там», – сказал он, указывая на кухню.

  «Хорошо, ты иди первым».

  Геолог пожал плечами и повернулся, возясь на мгновение в нагрудном кармане своей выцветшей синей блузки.

  Гавралин воткнул пистолет ему в спину. «Открой дверь.»

  «Как вам будет угодно».

  Геолог открыл дверь и встал в сторону, когда волк схватил Гавралина за горло. Пистолет выстрелил один раз,пуля пробивает дыру в стене. Затем волк повалил его, белые зубы глубоко вонзились ему в горло. Гавралин какое-то время боролся, издавая тихие булькающие крики.

  Геолог снова подул на беззвучный собачий свисток, который он вынул из нагрудного кармана, и волк отступил. Гавралин слабо вцепился в кровь, хлынувшую из разрушенной артерии, и умер.

  Павлов спустился по лестнице. «Он умер?»

  Геолог кивнул. «Он» – указывая на волка – «в игры не играет».

  «Ясно». Павлов указал на труп. «Нам придется как-то от этого избавиться».

  «Как вы предлагаете?»

  «У тебя здесь есть свой грузовик?»

  «Это сзади».

  «Тогда тебе придется взять тело и бросить его в реку». Павлов сел возле печи. «Закрой эту штуку», – сказал он, указывая на волка. «Я должен подумать».

  Геолог похлопал волка и повел на кухню.

  Размышляя вслух, Павлов сказал: «Вы больше никогда сюда не вернетесь. Гавралин, должно быть, проверил в местной полиции, кто здесь живет. Иначе он бы не бросился на тебя с пистолетом. Вопрос в том, сказал ли он им, что я был здесь? » Павлов налил себе коньяка. «Еще одно невесомое…»

  «Невыносимо? Это громкое слово, друг мой. Что это значит?" Геолог перешагнул через тело и сел напротив Павлова.

  «Если он это сделал, нам конец. Но я так не думаю. Если бы он был, они послали бы сюда целый отряд полиции во главе с Разиным ».

  «Тогда ты в безопасности?»

  "Наверное. Но это не так. Положите тело в мешок. Выкиньте это в грузовик ». Он внезапно встал и поправил шторы. «Скажи соседям, что уезжаешьв обычном патруле. Сбросьте труп и как можно скорее доберитесь до Иркутска ».

  Геолог погладил бороду. «А как насчет выстрела? Возможно, кто-то это слышал. И еще – меня будут ждать у вертолета ».

  Павлов сказал: «Забудьте о вертолете. Езжай дорогой – никто не подозревает, что ты на самом деле задумал ».

  «А выстрел?»

  «Вы не можете взять с собой волка. Скажите соседям, что вы стреляли в него, потому что он напал на вас ».

  Геолог внимательно посмотрел на Павлова. «А что вы предлагаете мне делать с собакой?» Он никогда не называл это волком.

  «Перерезать ему глотку», – сказал Павлов.

  * * *

  Геолог завернул тело в мешковину и средь бела дня, когда его окутал падающий снег, бросил его в кузов своего грузовика. Затем он вернулся на кухню и поговорил с волком. «Он хотел, чтобы я перерезал тебе горло». Он похлопал волка по стройной серой спине. «Я лучше порежу себе». Он щелкнул поводком за ошейник животного и, когда волк раскрыл пасть, сказал: «Просто держи рот на замке».

  Он взял волка с собой, усадив его на сиденье рядом с рулем. Затем он выехал на берег Оби и, когда сгустились сумерки, сбросил тело. Но он ударился о валун, застряв на краю темной воды. Геолог выругался. Он собирался пойти за ним, когда услышал звук приближающейся машины. Он проехал по дороге сотню ярдов и стал ждать.

  Это была снегоуборочная машина, приехавшая сбросить свой первый за зиму груз. Снег хлынул в воздух и упал на расплывчатую фигуру на берегу реки. Вскоре тело покрыл снег.

  Геолог ухмыльнулся. Тело найдут только весной. Сто лет назад, когда сбежалосужденные, упавшие в метель, весной оказались прекрасно сохранившимися, трупы они назвали снежными цветами.

  * * *

  Первым инстинктом Гарри Бриджеса, который покинул сад дома № 43, когда Павлов спустился по лестнице, было броситься к телефонному киоску и позвонить.

  Но пока он быстро шел по улице с деревянными домами, он взял себя в руки. Обзвонить такую ​​историю в России было просто фантастикой. Но что должен он делать?

  Теперь он знал, что его ждет большая история, самая важная в его жизни. Если он не скажет Разину, что потворствует убийству и, если его предчувствия верны, государственной измене. Также можно было утверждать, что он был соучастником.

  Он поймал такси и велел водителю отвезти его в Гранд-отель.

  «Я должен подбросить монету», – сказал он себе; решение навязывали ему. Затем ему пришло в голову, что, если он расскажет Разину то, что знает, он поможет сорвать заговор. Мало того, что больше не будет кровопролития, он получит эксклюзивное распространение на первой полосе, и его будущее в Советском Союзе будет обеспечено. Неужто это был журналистский здравый смысл?

  В холле гостиницы он встретил Разина.

  Разин сказал: «Добрый вечер, мистер Бриджес. Вы изучали Чикаго? "

  Мосты заколебались. «Да, – сказал он, – это прекрасный город».

  Он поднялся по лестнице в свою комнату и посмотрел в окно. Снег прекратился, и сквозь стекло он чувствовал приглушенную тишину.

  * * *

  Либби Чендлер вздрогнула в жаркой спальне. Это был город, встреча через полчаса, и она была напугана.

  Она надела пальто, меховую шапку и кожаные сапоги до колен, сохранявшие холод. В слинг-сумку она положила путеводитель «Интуриста» по Новосибирску, а через плечо – фотоаппарат «Пентакс». Полный турист.

  Она открыла дверь, протянула ключ сторожевому псу, который полюбил ее, поставил тепличные георгины в ее комнате и спустился вниз к коринфским колоннам.

  По пути она миновала Гарри Бриджеса. Она поздоровалась с ним, но он резко ответил и побежал вверх по лестнице.

  В вестибюле она нашла гида «Интуриста» из поезда, Стэнли Вагстаффа и пару австралийцев.

  Девушка-Интурист встретила ее восторженно. «Я просто пришел найти тебя. Через пять минут мы совершим экскурсию по городу ». Она сделала паузу для эффекта. «В этот вечер мы посетим типичный сибирский ресторан, где будет музыка и смех».

  На ней была синяя форма, немного блестящая по крупу, но Либби помнила ее обнаженной в купе поезда. Это давало ей преимущество – разговаривать с обнаженной женщиной.

  Либби сказала: «Мне очень жаль. Я не пойду с тобой. Я люблю смотреть города в одиночестве ».

  Выражение лица девушки стало жестким. «Но ты должен пойти со мной. Я знаю все об этом городе, столице Западной Сибири ... »

  «Один миллион жителей», – прервал его Стэнли Вагстафф. «Известный своими станками, парфюмерией ... У него самый большой оперный театр в России».

  Девушка из Интуриста сказала: «Пожалуйста, господин Вагстафф, я гид». В ее голосе была резкость. «Мисс Чендлер, мой долг – сделать так, чтобы вам понравился этот прекрасный город».

  «Мне очень жаль, – сказала Либби. „Я действительно хочу увидеть это сам“. Она направилась к двери.

  «Мисс Чендлер, я настаиваю».

  «О нет, – подумала Либби Чендлер, – не дай ей остановить меня». Пожалуйста, не дай ей позвонить в полицию. Она заколебалась иповернулся, пытаясь снова увидеть девушку обнаженной; но она видела только форму. «Не волнуйся», – сказала она. «Вы не попадете в неприятности. Я объясню."

  Один из австралийцев, похожий на спасателя, вмешался: «Возможно, вам нужен эскорт».

  «Я мог бы показать вам столько же, сколько и она, – сказал Стэнли Вагстафф.

  Хладнокровие девушки-интуриста начало рушиться. «Пожалуйста, – сказала она, – давайте все вместе».

  «В следующий раз», – сказала Либби. «Может быть, в Иркутске. Но не здесь." Она поняла, что это было глупо сказать.

  Большой австралиец сказал: «Что насчет этого, Либби?»

  Она напала на него, потому что ей стало жаль девушку-Интуриста. «Я иду одна. Разве ты не понимаешь по-английски? »

  Австралиец весело пожал плечами. «Из каждых трех вы выигрываете одну».

  Девушка-Интурист сказала: «Пожалуйста, это мое первое задание…»

  Австралиец обнял ее. «Мы позаботимся о тебе, Шейла, – сказал он.

  «Скажи мне, – сказала Либби, – тебя зовут Лариса?»

  Девушка кивнула. «Как ты узнал?»

  «Я просто знала», – сказала Либби, направляясь к двери, чувствуя, что забила.

  Снаружи серое небо поблескивало, а снег был мокрым. Улицы гремели под ритмичный скрежет бабушек. Либби шла быстро, ее ноги хрустели в снегу. Она чувствовала себя незащищенной, как будто каждый милиционер, смотрящий на нее, знал . Она вспомнила свои инструкции и свернула на вторую слева мимо Главпочтамта.

  Она взглянула на часы. Осталось три минуты. Она в отчаянии оглядела узкую улочку, гадая, правильно ли запомнила инструкции:

  Книжный магазин. На улице только один. Рядом с аптекой, напротив белья.

  Она не могла увидеть аптеку. Господи, во что я ввязался? Внезапно она увидела своих родителей, сидящих за чаем на ферме в Девоне. Она попробовала мед и новый хлеб. Либби Чендлер, эмансипированная авантюристка, почувствовала приближение зданий к ней. На противоположной стороне дороги остановился мужчина средних лет в сером пальто и уставился на нее. Он перешел улицу.

  «Я не должна паниковать, – сказала она себе. Не паникуйте. Несмотря на холод, она почувствовала, как по ее телу течет пот.

  Она вспомнила золотую брошь в виде свернутой спиралью змеи с аметистом вместо глаз и прикрепила ее к лацкану пальто.

  Мужчина в сером пальто сказал: «Извините, вы что-то ищете?» Он виновато улыбнулся. «Вы явно чужой – с Запада? – и ты выглядишь потерянным. " Он говорил по-английски с легкой шепелявостью.

  «Аптека», – сказала Либби. «Я искал аптеку. Мне сказали, что на нем был заметный знак ".

  «Ах, они всегда так говорят, правда?» Он издал любопытный пронзительный смех. «В этом случае они были правы. За исключением того, – он помолчал, – что аптеку закрыли три дня назад. Что-то связано с черным рынком. Вы знаете, как оно есть.…"

  Осталась одна минута.

  «Спасибо», – сказала Либби.

  Она повернулась, чтобы уйти, но он нежно положил руку ей на плечо. «У вас есть доллары, фунты?»

  «Нет, – сказала Либби, – денег нет».

  «У меня много рублей. Я могу дать вам очень хорошую оценку. Намного лучше, чем с кем-либо еще ». Он нащупал ткань пальто Либби. «Хватит покупать хорошие меха. В Новосибирске их предостаточно ».

  Либби высвободила его руку. «Найдите другого клиента»,она сказала. Она пошла прочь, немного поскользнувшись на тающем снегу.

  Когда она повернулась, выражение его лица изменилось. – Разумная девочка, – пробормотал он. «Какая очень разумная юная леди».

  Он пожал плечами и направился к главной улице.

  Книжный магазин находился рядом с пустым магазином, который до недавнего времени был аптекой. Она пришла точно вовремя. Молодой человек стоял за четвертым рядом книжных полок. Он поднял глаза, когда она вошла, и она потрогала золотую брошь. Он кивнул, словно одобряя что-то в книге, которую читал.

  Книжный магазин был пуст, если не считать их двоих и хозяина, старика, читающего тонкую книгу на пергаменте через очки. Снаружи она слышала, как снег падает с крыш.

  Либби подошла к противоположным книжным полкам, чтобы увидеть часть его лица над рядом книг. Просто пара бледно-голубых глаз, как глаза в маске. Но глаза говорили с ней. Он положил на место книгу, которую читал, и накинул сверток на верхнюю часть книг. Ей показалось, что глаза улыбнулись; потом он ушел.

  Прикрыв пакет книгой, она сунула его в карман. Он был намного меньше, чем она предполагала; позже она поняла, что это микропленка.

  Она взяла книгу, которую выбрала, и заплатила за нее, не глядя на название. Оказавшись на улице, она обнаружила, что это « Война и мир» .

  * * *

  План Либби Чендлер был составлен в кафе на бульваре на Елисейских полях двумя членами Amnesty International в один жаркий и мрачный августовский полдень.

  Но ее бунт начался намного раньше.

  Она родилась в Уайт-Хайлендс в Кении, единственная дочь фермера и его жены. Дом был небрежнороскошный, белый, с большой террасой, шкурами на полу и стеклянными трофеями на стенах; его звуками были звон льда в напитках, когда день исчезал в лимонном свете, и топот босых слуг по каменному полу. Либби любила животных, много каталась и превратилась в красивую десятилетнюю девочку с коричневыми конечностями, когда ее отец решил продать ее и вернуться в Англию.

  Фермерский дом в Девоне был большим и белым, а земля была красной, как земля Кении. Ее родители большую часть времени сожалели о своем отъезде из Кении и раздражали местных жителей, сравнивая Девон с Восточной Африкой. Продлился пьяный час заката; садовники, фермеры и повара приходили и уходили; Чендлеры отступили в мрачную изоляцию.

  Либби отправилась в монастырь, затем в университет Эксетера, где началось восстание. Она выступала за бездомных, за реформу уголовного законодательства, за ограничение загрязнения окружающей среды и все же смогла получить хорошую степень по географии. Она была теплой и любящей девушкой и спала с несколькими мальчиками; но большинство из них утомляло ее своим самомнением. Она не курила травку, любила кататься одна; она искала достижений за пределами общепринятых границ. Она все реже и реже возвращалась в фермерский дом, где родители все еще обращались к девонским слугам на кухне на суахили и искали на горизонте вершину горы Килиманджиро.

  Когда она покинула университет, она была освобождена, но не слишком снисходительна. Высокая, с длинными светлыми волосами, которые она закалывала солнцезащитными очками, и высокомерным, вызывающим у мужчин восхищение. Когда она поехала в Париж на лето, она все еще искала удовлетворения.

  У нее был короткий роман с профессиональным французом, пока она не нашла слабость за его мужественной уверенностью. Она ушла от него и сняла однокомнатную студию, где она готовила, спала и много читала; сидя перед открытым окном, вдыхая запах кофе, гулуаза и меда с лип, слушая любовников, скандалистов и детейна узкой улочке внизу, гадая, что делать, прежде чем она начала думать о безопасности.

  Это был период, когда она начала читать современные русские романы. Тогда только Пастернак и Солженицын; она этого не осознавала, но это были ее билеты в Сибирь.

  Однажды, когда она пила бокал белого вина и читала « Раковый корпус», к ней присоединился высокий светловолосый молодой англичанин, который сказал: «Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?»

  Либби сказала: «Я не владею столом» и продолжила читать.

  Он заказал пиво и спросил: «Вы читали другие его книги?»

  «Да», – ответила Либби Чендлер, перевернув страницу. Она подумала об оплате счета и продолжении пути; но было приятно в кафе на бульваре, когда солнце отбрасывало световые монеты на столы сквозь листья платана, и англичанин пока не доставлял неудобств. Она посмотрела на него – синие джинсы, выцветшая синяя рубашка, зуб акулы на золотой цепочке на шее, вяло уверенная.

  «Вы читали продолжение легенды ?»

  «Нет», – сказала она, пытаясь понять, кто это написал.

  Он ей ответил. «Кузнецов. Все о разочарованном молодом человеке, который уезжает из Москвы в Сибирь. Я одолжу тебе, если хочешь.

  «Не беспокойся». Она закрыла книгу и стала искать мелочь в сумочке ...

  Он сказал: «Как дела в Африке?»

  Она посмотрела на него с удивлением. «Как вы узнали, что я в Африке?»

  Он указал на ее браслет из слоновой кости.

  Она улыбнулась и сдалась, потому что солнечный свет был приятным, и она почувствовала, что он не в порядке. А если и был, то, по крайней мере, тонко об этом говорил.

  Он заказал графин белого вина, и они его выпили; Вскоре их стол превратился в оазис среди уличного движения и спешащих людей.

  Он объяснил, что был членом организации «Амнистия», которая занималась тяжелым положением заключенных, но что у него был частный крестовый поход, о котором он расскажет ей позже в тот же вечер. Либби сказала, что с нетерпением будет ждать услышать об этом.

  Молодой человек по имени Ричард Харрисон мудро посмотрел на нее, и Либби задалась вопросом, откуда взялась вся мудрость, ведь ему было всего двадцать четыре года.

  В тот вечер он познакомил ее с парой своих друзей из Amnesty, и они выпили еще вина в другом кафе под открытым небом. Они не производили впечатления, потому что истерически говорили о странах, которые никогда не посещали, потому что они были столь же догматичны, как и режимы, которыми они злоупотребляли; потому что их обобщения часто были наивными.

  Но Ричард Харрисон был другим. Когда двое его друзей ушли, они вернулись в ее студию, чтобы выпить кофе и обсудить его собственный крестовый поход.

  Она готовила стейки, бросала салат и находила его присутствие непринужденным. Он сказал ей, что работал в итальянской издательской компании, специализирующейся на печати литературы, вывозимой из России контрабандой. «Раньше я сам вытаскивал вещи, но они грохотали меня. Без визы – без объяснения причин. Все мы в организации находимся в одной лодке ».

  «Я понимаю.» Она внимательно посмотрела на него через пустые тарелки. «Зачем ты мне все это рассказываешь?»

  Он прямо сказал: «Потому что они не заподозрят девушку». Он поспешил дальше. «И потому что ты выглядишь из тех девушек, которые на это способны. Вы напоминаете мне девушку по имени Аннет Микин.

  «Я?» Несмотря на себя, она спросила: «Кто такая Аннет Микин?»

  «Она и ее мать были первыми англичанками, пересекшими Сибирь по воде и железной дороге в 1900 году. Они пошли по Транссибирской магистрали. Она была девушкой великого духа ». Онухмыльнулся. «Точно так же, как и ты, за исключением того, что она была старше и наполовину не такой хорошенькой».

  «Лесть, – сказала Либби, – доставит тебя повсюду».

  «Немного очевидная сторона?»

  "Маленький. Но я выдержу. Она налила еще кофе и поставила пластинку. Тема Лары. «Это должно быть, не так ли?»

  «Аннетт Микин, – сказал ей Харрисон, – также стала великим писателем-путешественником и авторитетом в области Шиллера и Гете». Он протянул ей одну из книг, которые носил с собой. «Вот, прочти это». Это была книга о Сибири с цветными фотографиями белого, золотого и синего цветов; орлы и олени, иней и невзгоды.

  «Увидимся завтра», – сказал он ей. «Смотрите, что вы думаете. Если вы согласны, мы составим некоторые планы ».

  «Он знает, что сделал это», – подумала она. И он даже не пытался уложить меня в постель. Смутно это ее раздражало, потому что она знала, что Ричард Харрисон был человеком, который всегда добивался того, чего хотел.

  На следующий день ей хотелось только попасть в Сибирь. Он знал это, когда они встретились в одном залитом солнцем кафе. «Вы очень уверены в себе», – сказала она.

  Он пожал плечами. «Я узнаю качество, когда вижу его. Я знаю, у тебя все получится.

  Они выпили кофе, а он объяснил, что осенью контрабандой вывозят книгу из лагеря жесткого режима в 124 милях к северу от Новосибирска. Его привезут в город, где она заберет. Все, что ей оставалось сделать, это продолжить путешествие по Сибири и отправить посылку из Японии в Рим.

  «А если меня поймают?»

  «Аннет Микин не поймала бы».

  «Вы довольно безжалостны, не так ли?»

  «Ради литературы».

  Они встречались еще пару раз, и окончательная договоренность была достигнута в середине сентября. Он никогда не пытался часто заниматься любовью с ней и Либби Чендлер.задавался вопросом о нем. Он не испытывал к ней особого сексуального влечения; но она восхищалась им, и она не была щедра на восхищение.

  При их последней встрече в кафе он рассказал ей о книжном магазине и подарил ей брошь с аметистовыми глазами. Затем он усмехнулся и сказал: «Возьмите на заметку записи мисс Микин. Если вы не хотите, чтобы ваша почта была украдена, отправьте ее в конверте с черными полями. В Сибири до сих пор очень суеверны ».

  Он поцеловал ее и ушел.

  * * *

  Когда она вернулась в свой номер в Гранд Отеле с микропленкой в ​​кармане, ее ждал полковник Юрий Разин.

  «Как ты попал?» спросила она.

  «Через дверь», – сказал он, представившись.

  Она сняла пальто и повесила его на дверь. Разин, который, как она предположила, был сотрудником КГБ, стоял в трех футах от микропленки. Ей стало плохо, губы дрожали. "Чего ты хочешь? Ты обычно врываешься в женские спальни, когда их нет дома?

  Разин виновато улыбнулся. «Только когда женщины плохо себя ведут».

  Либби вспомнила шепелявого человека. «Я должна была знать, – подумала она. Я должен был вернуться в другой раз. Вместо этого меня поймали, как неуклюжего туриста, пытающегося переправить духи через таможню.

  Разин сидел на краю кровати, склонив большую голову, лицо напряженное от ответственности, с порезом бритвы на темном подбородке. Он закурил американскую сигарету. Он сказал: «Мне рассказала девушка из„ Интуриста “.

  «Я же говорил?»

  «Что ты ушел один», – нетерпеливо ответил Разин.

  Либби быстро поправилась, облегчение как от наркотика. Она хотела смеяться; вместо этого она сказала: «Конечно, в этом нет ничего плохого. Тебе нечего скрывать в Новосибирске? »

  Разин как бы извинялся за национальную некомпетентность. «Я так не думаю. Но другие ... Вы знаете, как это бывает. Люди слишком обидчивы, им не нравятся фотографии наших деревянных домов, женщин в потрепанной одежде. Вот почему мы стараемся держать туристов на одном проторенном пути ».

  «Я считаю, что деревянные дома красивы», – сказала Либби. Она чувствовала угрозу мужчины ниже его манер.

  Разин сказал: «Это дело вкуса. Для этих людей, – указывая на крестьян в городе, – все старомодное является признаком неудачи. Они не поспевают за западным миром ».

  Либби подумала, смеется ли он над ней. Она сказала: «Вы должны увидеть некоторые части Лондона. Но почему, – спросила она, – такой важный человек пришел предупредить девушку-туристку, которая, возможно, по ошибке забрела в ваш деревянный город?

  «Человек моей важности?»

  «Очевидно, вы не инспектор дорожного движения».

  «Пожалуйста?»

  «У вас есть присутствие, важность».

  «Вы – проницательная девушка», – недовольно сказал Разин. Он затянулся сигаретой. "Это вот так. Вы не по своей вине приехали по Транссибу с очень важным пассажиром. Я знаю, что ты не собирался этого делать.

  «Откуда ты знал это?»

  «Потому что ваш заказ был сделан до того, как товарищ Ермаков решил отправиться в путь. Видите ли, мы очень внимательны. Мы всех проверили. И мы должны проверять каждую мелкую неточность. Как хорошенькая англичанка, бросившая вызов Интуристу и одна странствующая за границу. Вот почему я приехал сюда. Для того, чтобы попросить вас не делать этогоопять таки." Он улыбнулся ей. „Это очень помогло бы мне. Видишь ли, мое будущее зависит от исхода этого путешествия “.

  Либби улыбнулась в ответ, потому что он не мог не понравиться.

  «Сегодня вечером, – сказал Разин, – я думаю, вы ужинаете с мистером Гарри Бриджесом».

  «Я?» Она была удивлена. «Я не знал, что был. Некоторое время назад он прошел мимо меня по лестнице, как будто почти не заметил меня ».

  «А он?» Разин рассматривал это, как и все, что не подходило. «Интересно, почему?» Он сделал паузу, а затем продолжил: «В любом случае, он ведет вас на ужин. У меня есть запись о бронировании, сделанном им в ресторане. К счастью, ресторан одобрен „Интуристом“.

  Разин поднялся, чтобы уйти. Он сказал: «Пожалуйста, оставайтесь с„ Интуристом “, мисс Чендлер, по крайней мере, пока мы не доберемся до Хабаровска, где мы разойдемся».

  Выходя, он теребил карман с микропленкой. «Хороший кусок ткани», – заметил он. «Хотел бы я купить жене такое пальто в Москве».

  * * *

  Он не мог объяснить свои опасения; Обычно он приходил к нему рано утром, чтобы его успокоили снотворным. В эти дни, с тех пор как он отправился через Сибирь, он прибыл раньше. Это было как-то связано с этой огромной землей; ледяное высокомерие, которое никогда не было укрощено. «Это не моя Россия, – подумал он. На Кремль здесь плевать. В городах, может быть, но не в степях, в тайге.

  И Ермаков вдруг подумал: это место для смерти.

  Он налил себе рюмку водки, аккуратно проглотил и позвал секретаршу, ожидавшую его в офисе возле его номера в особняке на окраине Новосибирска. «Дайте мне Разина», – сказал он, когда молодой человек вошел, дрожа во рту.

  «Я попробую», – сказала секретарь. «Но я не знаю, где он».

  «Убери его», – сказал Ермаков.

  Он налил себе еще водки, снял пиджак и галстук и пошел в ванную побриться.

  Снаружи во дворе бродили собаки, а у стен стояли часовые. «Недостаточно защиты», – подумал он, проводя бритвой по щекам, глядя на мешковатое лицо, смотрящее на него.

  Место для смерти – и тысячи людей погнались за белыми к Тихому океану, когда победоносная Красная Армия гналась за белыми. Когда красные переправились через Обь в середине декабря 1919 года, они нашли 30 тысяч убитых в Новониколаевске, как это тогда называли. Четыре месяца спустя 60 000 человек умерли от тифа.

  Вождь пытался найти славу в этих победах, которые были его корнями. Вместо этого он видел женщин и детей, брошенных в снегу умирать от холода, голода и болезней.

  Он осторожно побрил шею, где уставшая кожа легко кровоточила. «Ты думаешь, как старик, шатаясь навстречу смерти, боишься того, что ждет впереди, боишься наказания за свои преступления», – сказал он себе; но бритва все еще была в его руке неустойчивой.

  «Подумай, чего ты достиг», – убеждал он себя; думайте о силе и процветании; вместо этого он подумал о евреях, получивших удар в пах на платформе в Москве, и о годах между 1936–38 годами, когда в Сибири был заключен и казнен один миллион человек. «Я возвращаюсь на кладбище, которое помогал копать», – подумал он.

  Разин постучал в дверь и вошел. Они были похожи, эти двое оставшихся в живых, цена выживания отражалась на их лицах.

  Ермаков сказал: «Все в порядке, товарищ Разин?»

  Разин выглядел удивленным. "Все в порядке. Толпа ждет тебя на площади ».

  «Я имел в виду безопасность. Были ли инциденты? С евреями или кем-нибудь? »

  «Не то, что я знаю из.»

  Ермаков обернулся. «Если бы это было, вы бы знали, товарищ Разин?»

  «Конечно.»

  Ермаков сказал: «Я хочу, чтобы охрану удвоили. Вы проверили все окна и все крыши на площади?

  – Вы в полной безопасности, – ответил Разин, его голос немного потерял уважение.

  «Лучше бы я, товарищ Разин», – сказал Ермаков.

  Он отмахнулся от Разина взмахом руки. «Город – кладбище», – бормотал он себе под нос. Он дрожал, несмотря на центральное отопление.

  * * *

  Речь, как обычно, прошла успешно, толпы, собравшиеся на освещенной площади, приветствовали предсказуемые увещевания и обещания. Но поскольку это была прекрасная ночь, полная звезд и луны, среди которых висел изогнутый нож, митинг был наделен языческим величием: голос Ермакова эхом разносился через громкоговорители, расставленные по всему городу, стрелки с высокоскоростными винтовками на крышах Крылатые снегом, ищущие освещенные лица.

  Гарри Бриджес и Либби Чендлер шли вместе с толпой после выступления, их ботинки хрустели по замерзшей в сумерках слякоти.

  «У меня сложилось впечатление, что вы ожидали, что я приглашаю вас на свидание», – сказал Бриджес, проводя ее через группу детей, отмечающих государственный праздник, объявленный Ермаковым.

  «Я сделал.»

  «Это было очень самонадеянно с вашей стороны».

  «Человек по имени Разин сказал, что вы меня вывели».

  Бриджес крепче сжал ее руку. «Разин? Как он пришел к тому, чтобы сказать это? "

  Либби рассказала ему о предупреждении Разина.

  Бриджес сказал: «Они очень обеспокоены».

  «По какой-либо причине?»

  Бриджес пожал плечами. «Как я должен знать?»

  «Вы журналист».

  «Я был журналистом».

  Либби спросила: «Почему ты так прошел мимо меня по лестнице?»

  «Мне очень жаль, – сказал Бриджес.

  Они вошли в ресторан со швейцаром с золотой тесьмой, где Бриджес заказал столик. Они сели возле небольшого оркестра, который играл Глена Миллера.

  Бриджес заказал им по 100 граммов водки – «Вам больше нельзя», – пояснил он, – борща, салата из медузы и пильмени.

  Она почувствовала, как горит водка, и улыбнулась ему. Теперь, когда она выполнила свое задание, она была более расслабленной, и ей нравился этот высокий американец с вялыми манерами; в нем была зрелость и подавленное качество, которое она не могла проанализировать. «Он тает», – подумала она, и не знала почему.