Текст книги "Передача Ермакова (СИ)"

Автор книги: Дерек Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

  Две роты были упакованы в четыре вагона повышенной прочности на другой железнодорожной ветке в восьми милях вниз по Транссибу в ожидании дальнейших распоряжений из штаба бригады в Чите.

  Мужчины в экипаже напрягали глаза, пока Павлов не указал и не сказал: «Вот оно». Насекомое приняло форму вертолета. Он пару раз обогнул мостик, затем наклонился вниз, чтобы они могли видеть пилота и наблюдателя, смотрящих вниз.

  Шиллер сказал: «Мы не хотим, чтобы он приземлился слишком близко к мосту. Мы должны заявить о себе ».

  Павлов сказал: «Дайте мне самый пистолет». Он открыл окно и выстрелил в небо. Снаряд взорвался ярко-розовым пламенем, которое висело несколько минут, как второе солнце.

  Вертолет резко повернул в сторону, прежде чем снова замкнуть круг – маркер для подкрепления на пути к нему.

  Павлов закрыл окно и пошел по коридору к спящему. Ермаков сидел в постели под наблюдением Плантатора с автоматом Томпсона со складным прикладом – пережитком американской помощи России во Второй мировой войне. Ермаков поднял глаза, когда вошел Павлов. Он выглядел полным угрозы и авторитета – или таким полным, как может выглядеть небритый, растрепанный мужчина, которого держат под дулом пистолета. Он сказал: «Вы все евреи?»

  Павлов кивнул. «Несколько полукровок».

  «Вы более амбициозны, чем я предполагал».

  «Спасибо, – сказал Павлов.

  «А теперь отпусти меня. Если вы этого не сделаете, вы все умрете через пару часов ».

  «Если бы мы это сделали, мы бы все умерли в течение часа».

  «Чего ты хочешь?»

  Павлов сел в кресло. Плантатору он сказал: «Принеси нам кофе из кладовой».

  «Тебе нужен пистолет?» – спросил Плантатор, вопросительно склонив голову.

  «В этом нет необходимости. Закройте дверь, когда выйдете ».

  Ермаков сказал: «Я хочу побриться и привести себя в порядок». В его голосе не было ни тени страха.

  «После кофе и разговора».

  Ермаков спустил ноги с кровати. Его глаза были налиты кровью; но выглядел он не лучше и не хуже, чем обычно по утрам. Он сказал: «Ты совсем зол. Я полагаю, вы знаете об этом? Он нашел свой галстук на кровати и начал его завязывать.

  «Дело о принудительном психиатрическом лечении? Согласно Кремлю, есть много сумасшедших евреев ».

  «Но это с ума.»

  «А другие нет?»

  Ермаков пожал плечами. «Я узнаю сумасшедшего, когда вижу его».

  – Возможно, фанатик. Неужели «черные септембристы» сумасшедшие? Разве израильские партизаны злятся, когда они въезжают в Бейрут, зная, что некоторые из них умрут? »

  «Я жил и работал с сумасшедшими», – сказал Ермаков. «Я знаю.»

  «Но кто же, – спросил Павлов, – вменяемый?» Он смотрел, как кружит вертолет. «Ваши войска будут здесь с минуты на минуту», – сказал он. «Я хочу объяснить наши требования».

  «Просьбы», – поправил его Ермаков, развязывая узел галстука.

  Дверь открылась, и вошел Плантатор с двумя чашками кофе. Павлов сказал ему принести портфель, который принес с собой Шиллер.

  Они пили кофе, глядя друг на друга сквозь пар, пока Плантатор не вернулся. Павлов отпустил его и взял из дела пачку бумаг.

  Павлов сказал: «У меня есть имена и адреса десяти евреев, которых я хочу освободить, я хочу, чтобы они покинули страну в течение 48 часов».

  «Это невозможно», – сказал Ермаков.

  "Да, оно может. Мы разработали маршруты из каждого города, в котором они живут. Москва, Ленинград, Киев ... Все они могут бытьзавтра на самолетах в Лондон, Стокгольм и Вену. Все, что для этого нужно, – это ваши полномочия, переданные через КГБ в ОВИР. В конце концов, – сказал Павлов, – обычно евреям не дается много времени, чтобы выбраться, когда вы наконец приняли решение.

  Ермаков подул кофе и с жадностью выпил. Закончив, он вытер рот и сказал: «Почему мы должны быть внимательны к дезертирам?»

  «Не дезертиры, товарищ Ермаков. Мужчины и женщины, которые хотят вернуться на родину ».

  «Дезертиры, товарищ Павлов». Ермаков помолчал. «Вы Виктор Павлов, математический гений и муж Анны Петровны, Героини Советского Союза, не так ли?» Когда Павлов кивнул, Ермаков заметил: «Значит, Разин был прав». Он провел металлической расческой по волосам. «Нет, товарищ Павлов, – продолжал он, – евреи, которые хотят уехать, – предатели. Мы отпускаем их, потому что им нет места в Советском Союзе. Скажите, все ли евреи хотят покинуть Америку и Великобританию и уехать в Израиль? »

  «Многие из них.»

  «Только незначительное меньшинство».

  «Что вы пытаетесь доказать?»

  «Просто всегда есть меньшинство диссидентов, которые хотят покинуть страну, которая их воспитывала, воспитывала, обучала. То же самое и в Советском Союзе ».

  «Не совсем так», – сказал ему Павлов. «Вы не дозвонились грязный жид или жид в Англии или Америке.»

  Ермаков поднял руку. «Пожалуйста, товарищ Павлов, не будьте наивны. Я считаю наивность отвратительной – невиновность омрачена глупостью. Вы пытаетесь сказать мне, что на Западе нет антисемитизма? Вы пытаетесь сказать мне, как обращаются с неграми в Соединенных Штатах или с пакистанцами в Великобритании лучше, чем то, как мы обращаемся с евреями? »

  Павлов слабо улыбнулся. «У вас в Советском Союзе нет цветных. Кажется, я помню ту африканскуюстуденты Московского университета были недовольны их лечением ». Он закурил. «Я пытаюсь вам сказать, что евреи на Западе свободны – свободны, товарищ Ермаков – следовать своей судьбе». Его тон стал более живым. «Но мы здесь не для диалектики. Мне нужна ваша подпись на этих документах, санкционирующих освобождение этих десяти человек ".

  Ермаков взял документы и изучил их. «Вы уверены, что все хотят уйти?»

  «Совершенно уверен. Все они подавали заявки, и им было отказано по обычным причинам – отсутствие рекомендаций от работодателей, отсутствие денег на выкуп, отсутствие разрешения от родственников ».

  «Кто эти люди?» Тон Ермакова был сардоническим. «У них должны быть мозги, иначе мы были бы только счастливы избавиться от них».

  Павлов сказал: «Неважно, кто они. Они просто евреи, которые хотят вернуться домой ».

  «Я не дурак, товарищ Павлов, не наивен. Они должны быть очень особенными, эти люди ». Он положил бумаги рядом с собой на кровать. «Скажите мне одну вещь, – сказал он, – ваша жена что-нибудь знала об этом?»

  «Ничего такого!»

  "Я рад. Но вы должны помнить, что пока вы держите меня, ваша жена все еще в Советском Союзе ». Он наклонился вперед, его лицо было доброжелательным. «Готовы ли вы позволить своей жене умереть за ваше дело? Твоя жена на десять евреев?

  Павлов встал. Он не ответил. «У вас есть три часа, чтобы принять решение».

  «А если я откажусь?»

  «Потом взорвем мост», – сказал Павлов.

  * * *

  Несколько фанатиков, включая Ученика, Браконьера и Лекаря, ушли ночью и направились в отдаленные деревни. на беговых лыжах. Художник покинул станцию ​​рано утром и направился на запад, оставив разведчика ответственным. На рассвете Геолог тоже покинул станцию ​​со своим волком, оставив пленников без присмотра и побежав по снегу к мосту. Теперь осталось пятеро фанатиков: Павлов, Геолог, Пенман, Плантатор и Педераст; все остальное уволилось.

  Бриджес, взяв на себя командование, выбил доски из окна, выбрался наружу и открыл дверь для остальных заключенных. Они стояли, вдыхая ледяной воздух, наблюдая за взлетом вертолета с востока.

  КГБ стояли кучкой, хлопая руками, пытаясь принять решение. Один из них указал на снег и поднял упавший ночью автоматический пистолет.

  Борис Демурин прислонился к стене с растерянным небритым лицом. Всю ночь он просидел на мешках, качая головой и спрашивая: «Почему это должно было случиться со мной? Моя последняя поездка. Почему они не подождали? »

  Бриджес дал ему сигарету и сказал: «Вы знаете Транссибирь наизнанку. Куда ведет эта ветка? »

  «Не знаю», – пробормотал Демурин. «Оставь меня в покое.»

  Бриджес ухватился за перед его блузки. "Взять себя в руки. Вы должны знать, куда он идет ».

  Демурин оттолкнул руку. «Это никуда не денется. Заброшенная деревня. Все руины. Потом по другим заброшенным деревням, другим руинам ». Он закурил сигарету скрюченными трясущимися руками. «Они могли подождать. Я не хотел, чтобы что-то пошло не так ». Он посмотрел на заснеженную тропу, его плечи слегка приподнялись. «Я помню, как здесь вывозили золото на старых дровяных грузах. В те дни у нас было много листовок. Бродягт и поселенцы, прыгавшие на верхушки вагонов. В те дни это всегда было приключением.Бандиты совершают набеги на поезда, студенты у штурвала, сходят с рельсов паровозы ... »

  Бриджес сказал: «Сейчас у нас нет недостатка в приключениях».

  Плечи Демурина снова поникли. «Они разрушили меня. Все испортил. Прошлое, будущее ».

  Бриджес передал ему пачку сигарет и сказал Либби: «Пойдем в деревню». Он взял ее за руку, и они двинулись к соснам.

  – крикнул им вслед старший офицер КГБ. «Оставайся здесь. Никто не уходит.» Это был тот, у кого были монгольские черты лица.

  Мосты остановились, поворачивая. «Мы уходим.»

  Сотрудник КГБ указал на автомат. "Вернись. Власти скоро будут здесь ».

  «Какие власти? Вы власти. Стреляйте в меня, и в ваших руках будет еще один международный инцидент – в довершение всего этого беспорядка ». Мосты жестикулировали. «Пристрелите меня или девушку, и вы вернетесь на Лубянку – в камеры». Он снова взял Либби за руку. «Ну давай же.»

  Они пошли дальше.

  «Будут стрелять?» – спросила Либби, крепко сжимая его руку.

  "Они могли бы. Но я в этом сомневаюсь ».

  «Теперь я чувствую, как он целится».

  «Так их и на Лубянке расстреливают. Вы идете по коридору, выложенному белой плиткой, и получаете пулю в спину ».

  Доехали до сосен. Мосты развернулись. Полицейские следовали в сотне ярдов позади.

  «Если вы работаете в секретной полиции, – сказал Бриджес, – вы существуете благодаря страху. Когда вы теряете авторитет, все происходит по-другому. Они напуганы ».

  «Но они все еще позади».

  «Следуйте за моим лидером, – сказал Бриджес. Он положил руку на ее руку.

  Они свернули на короткую дорогу к деревне, миновали яму, петлю дороги и железный мост справа от них, пересечение оврага одним пролетом, прикрепленным к каменным контрфорсам с обоих берегов.

  «Красивый мост для продувки», – заметил Бриджес. «Может быть, они так и собираются сделать».

  За ними остановились пятеро сотрудников КГБ.

  «Возможно, они собираются поторопиться», – предположила Либби Чендлер.

  «Только если они связаны с японскими пилотами-смертниками».

  Пятеро мужчин пошли к мосту, черные вороны на фоне снега.

  Задняя дверь лафета открылась, и дуло пулемета Груянова выскочило, как птичий язык. Кто-то махнул красным флагом.

  Пятеро черных фигур двинулись дальше, и «Груянов» разверзся своим лающим кашлем, подняв линию снежных шлейфов в десяти футах перед ними. Они пошатнулись. Еще один взрыв приближался, взрывы разносились по горам. Пятеро повернулись и пошли обратно к лесу.

  «Они были храбрыми», – сказала Либби. Она дрожала, и ее пальцы все еще были сжаты на его руке.

  «Давай, – сказал Бриджес, – пока они не напали на нас».

  Они побежали к убежищу ямы. Рядом с ним стояли обломки старой деревянной машины для добычи золота из хвостов. Между устьем карьера и железной дорогой стоял конический холм из шлака. Заброшенное место казалось обманчивым в снегу, как будто жизнь просто замерзла. Они исследовали остатки сарая рядом со сломанными колесами и рычагами механизмов. Снег завалил сарай, но над его линией кто-то давно вырезал сообщение.

  Либби осмотрела его. «Мой русский не доходит до этого, – сказала она. „Что там написано?“

  Мосты читают медленно. «Мы пришли найти золото. Вместо этого мы нашли… »

  «Какие?»

  «Не перед английской розой».

  «Что там написано?»

  «Черт», – сказал ей Бриджес. Он пинал снег. «Кто-то был здесь до нас. Его нога нашла мягкий предмет, и он поднял его. Это была новая меховая шапка .

  Мосты посмотрели в шахту. Он бросил туда камень, и после долгой паузы они услышали всплеск.

  «Я думаю, они сбросили тела там, – сказал Бриджес. Либби прислонилась к нему. „Да ладно, – сказал он, – даже мисс Микин не встречала ничего подобного“.

  Когда они подошли к деревне, солнце уже поднималось по небу, но снег не таял. Они обыскали магазин и обнаружили, что недавно там кто-то жил. «Некоторые из угонщиков, – сказал Бриджес. Он оперся на потрепанный стол, в то время как Либби смотрела через дверь на деревянную церковь, ее купол лежал на крыльце, как луковая шелуха.

  Либби повернулась. «Что они пытаются сделать, Гарри?»

  «Виктор Павлов – еврей. Я полагаю, что они все евреи, или, по крайней мере, в них есть еврейская кровь. Они, должно быть, держат Ермакова с целью выкупа. Поскольку они евреи, платой должно быть их освобождение. Они не могли надеяться продержаться, пока все евреи, подавшие заявки на выездные визы, уедут. Так что я думаю, что они, должно быть, требуют освобождения определенных ключевых фигур. Было бы очень интересно узнать кто, – задумчиво добавил он.

  «Но они не могут сбежать с моста».

  «Они могли потребовать безопасного прохода. Хотя коэффициент безопасности будет равен нулю ».

  «Значит, они покончили жизнь самоубийством».

  «Безумцы часто так делают. А Павлов такой же сумасшедший, как и они ».

  «Гарри», – сказала она.

  «Да?»

  «Я знал, что это должно было случиться».

  «Что ты имеешь в виду, ты знал?»

  Она рассказала ему о подслушанном разговоре между Павловым и Семеновым.

  «Павлов знал, что вы его подслушивали?»

  Она кивнула. «Он увидел меня,»

  «Тогда тебе повезло, что ты жив».

  «Я обещал не говорить тебе».

  «Мудрое решение», – сказал Бриджес. «Я мог бы сказать Разину».

  «Нет, ты бы не стал», – сказала она. «Вы знали, что есть какой-то заговор, но не сказали ему той ночью в Иртуске».

  «Я не знал достаточно. Все, что я знал, это то, что Павлов и тот парень, которого они называют Геологом, убили человека еще в Новосибирске ».

  Он рассказал ей об убийстве и стрельбе в Свердловске. «Со мной случаются разные истории, – сказал он. „Как этот.“

  «Вы пришлете это в свою газету?»

  «Это никогда не выйдет».

  «Тогда единственное решение – вынуть его».

  «Без выездной визы?»

  «Ты хеджируешь», – грустно сказала она.

  «Вы все еще ищете мужчину, которым можно восхищаться?»

  «Скажи мне женщину, которая не такая».

  «Не все так много их находят. Их довольно мало ».

  «Да, – сказала она, – я знаю».

  Он взял ее за руку, и они обошли разрушенную деревню. В дальнем конце они нашли небольшое деревянное здание без крыши, стены которого были переполнены серебряной березой. Мосты поднялись по ступеням и стерли снег с дверного проема. «Будь я проклят, – воскликнул он. „Вы знаете, что это было? Еврейский молельный дом “.

  «Вы знаете, что это такое?» – сказала Либби, указывая на следы на снегу.

  «Судя по всему, медведь», – сказал ей Бриджес. «У нас есть два варианта: остаться здесь и быть съеденным медведем или вернуться в КГБ»

  «КГБ нас не съест», – сказала Либби.

  Красная Армия решила их дилемму. Они вошли в село в белой боевой экипировке, вооруженные автоматами АК-47. Взвод закутанных в капюшоны солдат под командованием лейтенанта с обнаженным пистолетом.

  Они отвезли Бриджеса и Либби обратно на станцию, где была большая активность. Войска расчищали снег и ставили палатки из оленьих шкур. Они разожгли костры, и от дыма пахло осенью.

  Бриджеса и Либби встретил майор в форме – длинное пальто с поясом, кожаные ботинки, серая меховая шапка. Его лицо было гладким и здоровым, а глаза ледяно-голубыми. «А, – сказал он на прекрасном английском, – странники вернулись. Что вы делали – занимались разведкой? » Он одобрительно посмотрел на Либби. «Английский?» он спросил; и, когда она кивнула, он сказал: «Я долгое время жил в Лондоне. Мой отец был в советском посольстве. Мне там очень понравилось."

  Либби сказала: «У меня была квартира в Кенсингтоне, недалеко от посольства».

  Майор улыбнулся, сосредоточив все свое внимание на Либби. «Мы сейчас далеко от Кенсингтона». Он нахмурился. «Я должен запереть вас на станции. Но если вы дадите мне слово, что не попытаетесь сбежать, вы можете остаться здесь. Нет, – добавил он, – в этом большой смысл убегать. Неохотно он повернулся к Бриджесу. – Думаю, ты американец. Вы даете мне слово, что не попытаетесь сбежать? »

  «Конечно.»

  Майор сомневался. Слово красивой англичанки – это одно, а слово Гарри Бриджеса – другое. «Хорошо, – сказал он после паузы, – я пойму тебя на слове». Он вернулся к Либби. «Мы скоро выпьем кофе. Может, ты хочешь присоединиться ко мне? Нам приказано вообще ничего не делать ». Он с сожалением посмотрел на экипаж, стоявший на мосту. «Всего одна оболочка… Но они очень умные», – продолжил он. «Как бы вы себя чувствовали, – сказал он Бриджесу, – если бы это был президент Соединенных Штатов.там наверху? Они могут требовать практически все. Но, конечно, в конце концов их убьют ». Либби он сказал: «Ты похожа на сибирскую девушку, только они склонны быть немного полнее тебя». Он улыбнулся, обнажив белые зубы. «У тебя очень хорошая фигура».

  Бриджес засмеялся. «У Аннет Микин никогда не было так хорошо», – сказал он.

  Они почувствовали запах кофе и внезапно почувствовали себя очень голодными. «Иди сюда», – сказал майор.

  Они вошли в вокзал. Внимание привлекли два санитара в туниках с поясом. Они сделали стол из ящиков с боеприпасами, и на них был черный хлеб, рыбные консервы, фрукты и кофе.

  «Чем ты планируешь заняться?» – спросила Бриджес, пока они ели и пили кофе.

  «Подождите, – сказал майор. «Решение будет не мое. Я полагаю, – сказал он, крошив кусок черного хлеба, – это будет его, указывая на мост.

  «Ты хоть представляешь, чего они хотят?»

  "Твоя догадка так же хороша как и моя. Возможно, это был исход евреев ».

  «Может быть», – согласился Бриджес. «Хотя это немного грустно. Они приносят больше вреда, чем пользы. Кремль начал смягчаться. Это последний вид героев, которых хотят евреи. Я даже не знаю, поможет ли это мировому мнению. Хотя я полагаю, что это могло бы быть – большинство людей восхищаются израильскими коммандос ».

  Майор налил им еще кофе и сказал: «Но, конечно, мистер Бриджес, миру не нужно ничего об этом знать».

  Мосты и майор оценили друг друга. Бриджес собирался ответить, когда гудение, о котором они смутно слышали, превратилось в грохочущий рев. Они вышли на улицу и увидели вертолет, закрывающий солнце. Он обогнул станцию, отклонился в сторону и начал спуск на противоположной стороне станции от моста. Он мягко опустился, еголезвия подбрасывают снег. Майор подошел к нему, застегивая пальто на случай, если на борту есть генералы.

  Первым высадился полковник Юрий Разин. Ни он, ни майор не отсалютовали. Армия и тайная полиция – давнее настороженное противостояние.

  На шее Разина была повязка, походка была жесткой. Они вежливо поздоровались.

  Разин сказал: «Связь еще не была?»

  "Ничего такого. Мы подсчитали, что в вагоне около шести человек. Они выпустили пару очередей из Груянова по вашим людям. Майор слабо улыбнулся. «Ни один из них не пострадал. Какой план, полковник?

  – Нет, – коротко сказал Разин. «Придется подождать и посмотреть, чего они хотят. Они отправили Шилке радиосообщение, в котором предупредили, что если мы сделаем что-нибудь, они убьют Ермакова. Они заложили мост взрывчаткой ».

  «Они умные», – сказал майор, оставив между ними мысль, что они перехитрили Разина.

  «Разве разумно совершить самоубийство?»

  «Террористы делают это каждый день».

  «Как вы разместили своих людей?»

  «Я их развернул», – категорично сказал майор. Вы не раскрыли военную информацию полицейскому.

  «Как, майор?»

  «Это имеет значение?»

  Рука Разина потянулась к повязке на затылке. Он прикоснулся к ней и поморщился. Он холодно обратился к майору: «Генерал Руденко прилетает из Иркутска. Я разговаривал с ним по телефону сегодня утром ».

  Майор сказал: «Тогда я скажу генералу Руденко, когда он приедет».

  «Улетает и несколько членов Президиума».

  Майор улыбнулся. «И из Москвы есть ваши начальники, товарищ Разин?»

  Разин заговорил тихо. «Вы дурак, майор, что смешиваете со мной слова».

  «Да будет так.» Майор щелкнул каблуками и издевательски отсалютовал. «Я завтракаю на вокзале. Пожалуйста, будь моим гостем. Он повернулся на каблуках и пошел прочь.

  Разин задумчиво смотрел ему вслед. Слишком молод, чтобы научиться выживать. Боль пульсировала в шее и паху. И теперь мне предстоит величайшее испытание.

  Он подал сигнал находящимся в вертолете. Первым вышел начальник местного КГБ, за ним последовали профессор Давид Гопник и Анна Петровна, героиня Советского Союза.

  ГЛАВА 5

  «Я сказал тебе уничтожить его». Павлов смотрел на волка, свернувшегося клубочком в конце кареты. Без тотального повиновения в любой военной хитрости появлялись изъяны. Пока что план удался, несмотря на избыток непредвиденных обстоятельств: такое незначительное нарушение могло все испортить. «Я должен вас наказать», – сказал он Геологу.

  «Это не армия», – сказал Геолог, его косматое лицо выражало возмущение в глазах. «Мы все вместе в этом. Мы все вместе умрем ».

  «У вас есть шанс, – сказал Павлов. „Если они примут условия“. На его виске бился пульс. „Освободили десять ученых, а мы передали Ермакова. Затем я предлагаю предстать перед судом и неминуемой казнью в обмен на охрану вас и других “.

  «Как вы думаете, есть шанс, что они примут?» в– спросил Плантатор. Теперь, когда Ученика не было, он был самым слабым звеном, попивая водки в ванной.

  Шиллер сказал: «Ваше желание умереть достойно похвалы».

  «Вы сомневаетесь в моей храбрости?»

  «Нет, – сказал Шиллер, – я сомневаюсь, что это не твоя храбрость».

  Павлов проигнорировал его, глядя на дно оврага далеко внизу. «Не мое мужество, – подумал он, – мое здравомыслие. Что-то происходило с компьютером внутри его черепа: фигуры кружились и щелкали, но все ответы были неправильными. Как будто в него вложили слишком много. Он вынул из кармана пузырек и проглотил одну из давно прописанных капсул, когда фигуры вращались слишком быстро, слишком ярко, так что его пульс учащался, а адреналин быстро тек в его венах. Доктор заверил его, что это не транквилизаторы, а всего лишь терапия для гения.

  Он взглянул на свои наручные часы. Решение Ермакова будет через два часа. Может, меньше. Сначала он должен был отправить сообщение на вокзал. «Дайте мне ручку и бумагу, – сказал он Плантатору, и, когда Плантер встал, – бутылку бренди и стакан одновременно». Он знал, что Шиллер смотрит на него.

  Волк дергался и хныкал во сне, разрывая еще одно горло.

  Павлов писал: «Кого это может касаться». Затем он остановился, глядя на белую кремлевскую бумагу. Он налил себе рюмку армянского коньяка и проглотил его. Напряжение росло в его голове, как будто надувается воздушный шар.

  Он качался из стороны в сторону в кожаном кресле. Что случилось с Анной? Знала ли она теперь о нем правду? Он решил, что есть слабый шанс, что она этого не сделает. Власти будут пытаться предотвратить утечку любых новостей о похищении. Волна эмоций захлестнула его. Анна, что я тебе сделал? Он налил себе большую порцию бренди и отодвинул бутылку.

  Он снял бинокль со стойки и сфокусировал их. на вокзале. За пять минут до этого за ним приземлился вертолет; группа людей вошла в деревянную хижину, но он смог опознать только Разина. Теперь он увидел стоящих в дверях Бриджеса и Либби Чендлер. Что бы Бриджес сделал с этой историей? – подумал он. Убить его, как будто он убил столько историй раньше? Павлов не только хотел вывезти из России десять человеческих компонентов ядерной бомбы: он также хотел сообщить новости о своем подвиге. Даже если я умру к тому времени, когда он достигнет Запада.

  Плантатор вошел в ванную. Когда он вышел, он выглядел счастливее.

  Павлов уставился на лист бумаги, но не произнес ни слова.

  «Попасть в неприятности?» – спросил Шиллер.

  «Он хочет захватить власть», – подумал Павлов. У него запах в ноздрях. Он взял шариковую ручку и начал писать; объясняя позицию, поясняя, что в 14.00 будет сообщение от Ермакова, повторяя, что они не должны предпринимать никаких действий до тех пор; если они это сделали… Мысли Павлова переместились на взрывчатку, заложенную под мостом. Детонирующее оборудование стояло в конце вагона, рядом с волком. Он чувствовал себя человеком, боящимся высоты, соблазненным на край пропасти желанием смерти. Он боролся с принуждением.

  «Что случилось?» – спросил Шиллер. «Вы закончили?»

  «Готово», – сказал Павлов, подписывая сообщение. «Возьми Вагстафф».

  Шиллер подошел к камере и постучал в дверь. «Пора приступить к курьерской работе», – сказал Шиллер, когда вышел Стэнли. «Тебе лучше нести белый флаг или что-то в этом роде».

  «И я хотел бы, чтобы кто-нибудь сфотографировал меня», – сказал Стэнли. «Газеты захотят один».

  * * *

  Ермаков еще раз перечитал документы. Они былинадежный. Точные адреса каждого еврея. Их ожидаемые перемещения сегодня и завтра. Время вылета и времени прибытия международных рейсов Аэрофлота, а в случае евреев, живущих вдали от больших городов, время внутренних рейсов. Как только самолеты взлетят, каждый еврей будет в западной столице в течение четырех часов. При первом чтении документа Ермаков счел возможным обманом заставить Павлова поверить в то, что десять евреев были освобождены; но об этом позаботились. В каждой из столиц сионистские организации получили указание звонить в Москву по расписанию. При поступлении звонков радиосообщения будут передаваться из Москвы в Сибирь; Ермаков будет освобожден только после того, как будет получено последнее подтверждение по радио в специальном вагоне.

  У него еще оставался час. Шестьдесят минут полной честности с самим собой. Предчувствие, теперь принявшее конкретную форму, исчезло. Было только два возможных решения: капитуляция, в которой он потеряет лицо; Неповиновение, в этом случае он умрет.

  Ермаков не хотел умирать и не видел в этом стыда. Возможно, после освобождения евреев еще можно было бы появиться героем. Для этого требовалась политическая мысль – интриги, манипуляции, делегирование непростой ответственности. Маневры всех мировых лидеров: в Британии «перетасовали кабинет», чтобы избавиться от некомпетентных и опасных карьеристов. В Америке они действовали под зонтиком усердных усилий, пока зонтик внезапно не рухнул и не появился Уотергейт. «Мы все одинаковые, – подумал он, – мы вожди мужчин». В этом не было бесчестия; все, что имело значение, это то, что вы сделали с силой, полученной этими методами.

  Он был удивлен ясностью своего мозга после долгих ночей сомнений. Как будто это забытое место в Сибири всегда было его целью. Он налил себе стакан нарзана, ощутив во рту чистое шипение, и уставился на гребень гор на фоне голубого неба.Что я сделал со своей силой? За ним толпились лагеря, допросы, расстрелы; но они больше не были виной; они были опорой, на которой давно высохла кровь. Из суматохи страданий возник Советский Союз, более стабильный, чем любая другая страна на Западе; более стабильной, пожалуй, чем в любой другой стране мира.

  Вопрос был в следующем: что важнее для России – мое дальнейшее руководство в обмен на десять евреев или мое мученичество? Он все еще обдумывал это, когда вошел Павлов. – Ну? – спросил Павлов.

  «Думаю, у меня есть еще сорок пять минут до истечения срока действия вашего ультиматума».

  Павлов с любопытством посмотрел на него. Неохотно он выразил уважение.

  «Я хочу вымыться и побриться», – сказал Ермаков. Это был почти приказ.

  «Конечно», – сказал Павлов. «Но тебе лучше поторопиться».

  «Возможно, я уже принял решение». Ермаков встал. «В каком-то смысле, товарищ Павлов, я восхищаюсь вами. Трагедия в том, что вы оказываете своему народу медвежью услугу. Понимаете, – сказал он, – вы не вождь людей.

  Павлов провел его в ванную, оставив дверь открытой, наблюдая, как Ермаков гладит крем для бритья по его щетине, твердой рукой пользуясь безопасной бритвой. Ермаков умылся, руки и сказал: «А теперь, товарищ Павлов, переодеться».

  Когда они вернулись к спящему, Пенмен Шиллер заметил: «Интересно, кто из вас действительно отвечает за ситуацию?»

  «Не могли бы вы остаться на улице, пока я переодеваюсь», – сказал Ермаков Павлову.

  Павлов помедлил, прежде чем согласиться.

  Ермаков выбрал белую рубашку и бордовый галстук, которые подарила ему жена перед отъездом из Москвы. Его семья, подумал он, не участвовала в его обсуждениях. Кромечто они были гражданами Советского Союза и поэтому были вовлечены во все, что он делал. Так было всегда, и его жена понимала. Он тщательно завязал галстук, прежде чем выбрать темно-серый костюм из встроенного шкафа.

  Павлов постучал в дверь. «Вы готовы?»

  «Готов, товарищ Павлов», – ответил Ермаков.

  Из окна спящего Павлов увидел одинокую фигуру, приближающуюся по снегу. Курьер возвращается. Он сказал Ермакову, что оставит его еще на пять минут. Затем он пошел встречать курьера. Но это была замена: Дэвид Гопник вместо Стэнли Вагстаффа.

  * * *

  «Я должен убить тебя», – сказал Павлов.

  «Почему ты тогда?»

  «Я бы не стал тратить зря пулю. Еврей предает еврея! »

  «Вы предаете каждого еврея в России».

  Гопник и Павлов смотрели друг на друга через стол. Гопников, похоже, больше не волновало.

  Павлов спросил: «Зачем ты это сделал?»

  «Разин уже знал. Кое-что о теле в Новосибирске ».

  «И вы подтвердили это для него…»

  «Я ехал в Хабаровск. Я слышал, ты был в поезде. Я знал, что это не совпадение. Я знал, что должен остановить тебя.

  «Почему?» – спросил Павлов, зная ответ.

  «Я сказал вам – потому что вы уничтожаете все, на что евреи, Демократическое движение, работает».

  «Работают на коленях», – презрительно сказал Павлов. «Почему они не встают и не сражаются?»

  «Потому что это не так. Вы знаете это не хуже меня. У них есть центральный комитет, они встречаются тайно, они вывозят евреев из России. Работает. Почемуразрушь это?" Его голос был безэмоциональным, он был подобен офицеру, сдавшемуся врагу.

  «Зачем они послали тебя сюда?» – спросил Павлов, снова зная ответ. «Умолять, унижаться».

  Гопник ущипнул себя за переносицу. "Конечно. Они сделали мне предложение. Вы могли бы также знать – это не имеет значения. Выездную визу в ОВИРе мне не выдали. Мне сказали, что я могу получить один через три месяца. Разин сказал мне, что если я уговорю вас прекратить эту безумную схему, то я могу уйти. Если я проиграю, я никогда не уйду. Я действительно не думаю, что меня это больше волнует, – мягко сказала Гопник. «Я здесь только для того, чтобы защищать интересы трех миллионов человек».