Текст книги "Смерть на рассвете"
Автор книги: Деон Мейер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
12
Тетушка Баби Марневик.
Всякий раз, когда я вижу рекламу нового блокбастера, в котором бесстрашные американские герои спасают нас всех от какого-нибудь вируса, метеорита или враждебных пришельцев, угрожающих существованию человечества, я удивляюсь тупости голливудских сценаристов и режиссеров. Почему они не обращают свои взоры к гораздо более интересным, мелким, но будоражащим кровь происшествиям, к жизни маленьких городков?
Роман с Марной Эспаг не выдержал нашего первого испытания, первый сексуальный опыт оказался незавершенным. Мы не расстались резко, внезапно, со скандалом; просто постепенно наступило охлаждение, подпитываемое моим разочарованием в собственных способностях. Марне же было стыдно оттого, что она не сумела скрыть досаду.
Но в шестнадцать и семнадцать лет душа и тело исцеляются на удивление быстро. Мы с Марной остались друзьями, даже когда она в июле начала встречаться со старостой класса Лоуренсом Камфером. Я всегда буду думать о том, удалось ли им с Лоуренсом успешно совершить то, что не удалось нам с ней; получил ли он приз ее девственности и поддержал ли ее веру в мужчин.
У меня в школьные годы больше не было постоянных подружек; время от времени я обнимался и целовался с какой-нибудь девочкой. Потому что дорогу моего сексуального – а позже и профессионального – образования пересекла тетушка (как мне было положено ее называть) Баби Марневик.
Они с мужем жили в соседнем доме. Бут Марневик был шахтером и работал посменно, как и девяносто процентов мужского населения Стилфонтейна. Он был рослым и сильным – этакий необработанный алмаз. Все выходные он возился в гараже, устанавливал на свой «форд-англия» новый мощный мотор. Для этого ему пришлось снять всю приборную панель и коробку передач, удлинить ведущий вал и трансмиссию, что сводило к нулю смысл его затеи – устроить очень неприятный сюрприз владельцам других «англий» на светофоре. Выглянув в окошко, любой идиот непременно заметил бы, что машина у Бута Марневика нестандартная.
По слухам, ходившим в нашем городке, ему пришлось отвоевывать Баби кулаками – еще в Без-Вэлли, пригороде Йоханнесбурга, настоящем плавильном котле. Там он вроде бы увел ее у одного крепкого шотландца. Сама Баби стояла на передней веранде дома и наблюдала, как двое мужчин пыхтят и истекают кровью, словно два бульдога, пытаясь доказать свое генетическое превосходство, чтобы заполучить ее руку и сердце.
Дело в том, что Баби Марневик была красавицей. Высокая, стройная, с густыми рыжими волосами, полными чувственными губами и потрясающей грудью. Но, как я подозреваю, мужчины не могли устоять главным образом против ее глаз, маленьких и хитрых, придающих ей распутный вид. Глаза создавали впечатление доступности. Глаза были сутью ее подлинной натуры.
Много лет я почти не замечал наших соседей. Их дом стоял за нашим. Кстати, почему «задние» соседи кажутся нам более загадочными и менее «соседскими»? Высокий деревянный забор между двумя домами, возможно, тоже внес свой вклад. Но для мальчишки-подростка, в котором все только пробуждается, вид Баби Марневик в нарядном платье в торговом центре был незабываемым. Тут я начал ее замечать, и мой интерес подпитывался смутными слухами и бесстыдством, с каким она выставляла напоказ свою сексапильность.
В начале весны моего последнего школьного года, в чудесный теплый день, скучая по Марне и испытывая любопытство, я всматривался в трещину в старом, гниющем заборе – не в первый раз, но все-таки это было совпадение, удачный момент. На заднем дворе Марневиков на надувном матрасе лежала голая Баби. Ее тело блестело от масла для загара. Хитрые глаза были спрятаны под солнечными очками. Она раздвинула ноги и рассеянно играла пальцами с ярко раскрашенными ногтями в своем райском саду.
О, сладкий удар!
Я так испугался, что не мог пошевелиться. От страха я и дышать не смел. Голова кружилась, она была пустой, в ней крутились обрывки диких мыслей. Я открыл для себя удовольствие вуайеризма, я был избранником богов, потому что они толкнули меня к забору в нужный миг.
Не знаю, много ли времени ушло у тетушки Баби Марневик на то, чтобы достичь оргазма. Двадцать минут или больше? Для меня время пролетело молниеносно – я никак не мог насытиться. Наконец она низко, гортанно застонала, открыв рот. Ее передернуло от удовольствия. Потом она медленно встала и скрылась в доме.
Я же еще долго стоял у забора, пялясь на матрас, надеясь, что она вернется. Поняв, что продолжения не будет, я пошел к себе в комнату, чтобы найти выход для собственного основного инстинкта. И еще раз, и еще, и еще. На следующий день я снова стоял у своего глазка в заборе, готовый возобновить чудесные односторонние отношения с тетушкой Баби Марневик.
Она не каждый день мастурбировала на заднем дворе. Она не лежала на солнце, голая и блестящая, каждый день. К моему огромному разочарованию, ее сеансы удовольствия были нерегулярными. То была азартная игра, в которой мне лишь иногда удавалось урвать минуты удовольствия. Иногда мне казалось, что соседка занимается этим по утрам, когда я в школе; я даже подумывал, не сказаться ли больным на несколько дней, чтобы подтвердить свое предположение. Но время от времени, раз в неделю, иногда раз в две недели, моя алчность бывала вознаграждена завораживающей сценой.
Я грезил о Баби Марневик. Все было банально: я обхожу ее дом (перелезть через забор я считал ниже своего достоинства), подхожу к ней и говорю: «Баби, тебе больше не нужно прибегать к помощи руки». Потом я раздеваюсь, и она раздвигает ноги, крича: «Да, да, да, да!» – и мы оба лежим на надувном матрасе, и она с моей помощью поднимается на вершины удовольствия. А потом мы лежим рядом и обсуждаем, как сбежим из Стилфонтейна и будем жить долго и счастливо.
Фантазия номер один. Тема с вариациями.
Насколько отличной от фантазий и насколько интереснее фантазий бывает реальность, небольшая, но меняющая жизнь реальность!
13
Когда он возвращался от Орландо Арендсе, наступил час пик. Он выехал на шоссе № 7, торопясь попасть домой. Еще ему нужно было позвонить Вилне ван Ас.
В каком удивительном мире мы живем! Взять хотя бы его, ван Гердена, и Кемпа или его и Орландо Арендсе. Все вращается вокруг принципа, кто кому должен. На нем основаны механизмы социального и профессионального взаимодействия. Одиннадцатая заповедь: будь тем, кому кто-то должен. Кемп: «Ну и дрянь же ты, ван Герден». О'Грейди: «Господи, ван Герден, ведь это не жизнь! Почему ты не возвращаешься?» Орландо: «Ходят слухи, что ты совсем опустился… Такая работа – дерьмо собачье, ван Герден. Уж лучше возвращайся в полицию». Окружающие составили свое мнение о его жизни. Но они не знают, не понимают, ничего не чувствуют. Они не понимают самого главного: он должен отбыть срок, прожить жизнь, и еще неизвестно, освободят ли его, получит ли он амнистию. Черт возьми, до чего нелепо! Он заключен в собственной жизни, как в тюремной камере. Как узник, которому снится свобода, но который каждое утро просыпается на своей койке.
Ван Герден заехал на автозаправку, увидел телефонную будку, позвонил Вилне ван Ас.
– В банке говорят, что оба дома не были заложены. Я нашла документы о продаже и письма от поверенных, но я не понимаю всего.
– Кто были продавцы?
– Подождите, пожалуйста.
Он ждал, представляя, как она идет к меламиновому шкафу в своем кабинете за документами.
– «Мерве де Виллирс и партнеры».
Такой фирмы ван Герден не знал.
– Вы не могли бы переслать документы Хоуп по факсу?
– Хорошо, – сказала Вилна ван Ас.
– Спасибо.
– А что с удостоверением? Вы что-нибудь выяснили?
– Я еще не уверен. – Сообщать дурные вести – удел Хоуп Бенеке. Он просто наемный работник.
– Ясно… – задумчиво и разочарованно протянула Вилна ван Ас.
– До свидания, – сказал он, потому что ему трудно было выносить ее разочарование.
Он пролистал записную книжку, нашел номер Хоуп Бенеке, бросил еще монету, позвонил.
– Она на консультации, – ответила администраторша.
Ах ты, мать ее! Прямо как врач какой-нибудь.
– Пожалуйста, передайте ей. Вилна ван Ас перешлет ей по факсу акты о передаче недвижимости на два дома, принадлежавшие Яну Смиту. Я хочу выяснить, были ли эти дома заложены. Пусть перезвонит мне на домашний номер.
Когда он вышел из машины и поднял голову, то увидел, что солнце садится за следующим холодным фронтом, наступающим со стороны моря. Масса облаков, тяжелая и черная, подавляла.
Он слегка припустил в большой сковородке чеснок и петрушку. Аромат смешивался с паром, наполняя комнату. Он с удовольствием вдохнул его и ощутил смутное, преходящее удивление оттого, что еще способен получать удовольствие от таких простых вещей. В наушниках – Верди. «Травиата». Музыка, под которую хорошо готовить.
Ян Смит – не Ян Смит.
Так, так, так.
Когда-то, до или во время 1983 года от Рождества Христова, человек, известный в прошлом как Икс, приобрел американские доллары. Незаконно. Настолько незаконно, что ему понадобилось сменить имя. Для того чтобы начать новую жизнь. В качестве Йоханнеса Якобуса Смита. Торговать антикварной мебелью, держаться в рамках закона, вести скрытное, уединенное существование.
Гипотеза.
Ван Герден открыл баночку тунца, осторожно вылил сок в раковину.
Ты продал пригоршню своих долларов на черном рынке, купил дом и все необходимое для бизнеса, купил первые образчики мебели. Бизнес идет неплохо. Остальные доллары тебе пока не нужны. Для хранения остатка ты врезаешь в стену большой сейф. А может, сейф был нужен не только для хранения денег? В Америке совершается масса сделок с наркотиками, доллары льются рекой. Может быть, сейф нужен для того, чтобы хранить в нем белые пакетики с героином или кокаином? Ван Герден представил себе наркотики, аккуратно уложенные на полках рядом с долларами. Кем был Икс – Смит? Розничным торговцем, оптовым торговцем, посредником?
Другой вариант – торговля оружием. Еще один надежный источник крупных сумм в долларах. В восемьдесят втором или восемьдесят третьем процветала военно-промышленная корпорация «Армскор» и тысячи ее незаконных отделений, а в Африке было полно террористических организаций, которым постоянно требовались крупные партии различного рода вооружений.
Нет, для оружия такой сейф, как у Яна Смита, маловат. Скорее всего, он все-таки торговал не оружием.
А если компромат? Но… бизнес Смита по продаже старинной мебели процветает, почему просто не сжечь компрометирующие улики?
Ван Герден добавил тунец к чесноку и петрушке. Нарезал ядра грецких орехов, бросил их в сковороду, включил чайник.
Через пятнадцать лет Ян Смит, прежде известный как Икс, умер. Финиш. Американская штурмовая винтовка, один выстрел в затылок, больше похоже на казнь.
Объявился первоначальный владелец долларов? Или, может быть, Смит попытался продать еще одну партию маленьких белых пакетиков? Что пошло не так?
Сложи все кусочки воедино, ван Герден. Сложи в голове картинку, сочини историю, продумай версию. Дополняй ее всеми новыми порциями информации. Думай.
Нагел.
Налить кипяток в кастрюлю для пасты. Зажечь газ. Подождать, пока вода закипит снова. Спагетти готовы. Порезать масло кусочками. Разрезать лимон пополам. Натереть пармезан. Готово.
Ян Смит один дома. Стук в дверь. Он открывает. «Привет, Икс. Сколько лет, сколько зим! Как там поживают мои денежки?»
Ван Герден услышал какой-то посторонний звук.
Стук в дверь.
Мать не стучит. Она просто входит.
Он подошел к двери, открыл ее.
Хоуп Бенеке.
– Проезжала мимо, решила заскочить. Я живу в Милнертоне. – Первый робкий порыв холодного ветра взъерошил ее короткие волосы, растрепал их. В руке у нее был кейс.
– Входите, – пригласил он.
Ему не хотелось впускать ее к себе.
– Скоро пойдет дождь, – заметила она, когда он закрывал за ней дверь.
– Да, – натянуто согласился ван Герден. Сюда к нему никто не приходит, кроме матери. Он поспешил прикрутить звук в проигрывателе.
– Боже, как вкусно пахнет! – заметила Хоуп, ставя кейс на стул и открывая его.
Ван Герден промолчал.
Она вытащила документы. Покосилась на плиту:
– Вот не знала, что вы умеете готовить.
– Всего-навсего паста.
– Пахнет не как «всего-навсего паста».
Было что-то в ее голосе…
– Откуда вы узнали, где я живу?
– Спросила у Кемпа. Я вам звонила, но никто не подходил.
Сочувствие в ее голосе, терпение, которого раньше не было. Ван Герден мигом узнал знакомые нотки. Реакция людей, которым все известно, которые знают доступную широкой публике часть биографии ван Гердена. Кемп! Вот кто все разболтал. Черт бы побрал Кемпа, который не умеет держать язык за зубами! Не нужно ему ее сочувствие.
Даже если Кемп, а теперь и она все понимают неправильно.
Она протянула ему стопку бумаги:
– Мэри передала, вы хотите выяснить, заложены ли дома.
– Да. – Разговаривать стоя было неудобно, да еще в такой заставленной комнате. Но ван Гердену не хотелось, чтобы она садилась. Пусть скорее уходит!
– Непохоже, чтобы дома были заложены. Вот обычное письмо и отчет, которые посылают поверенные после того, как недвижимость перешла к новому владельцу. В подтверждение того, что сделка зарегистрирована должным образом. Если бы дома были заложены, в отчете бы это указывалось. Обычно поверенные приводят полные цифры сумм задолженности, излишков, если сумма залога была больше покупной цены.
Ван Герден разглядывал документы. Пока он еще не все понимал.
– Здесь об этом ничего не говорится.
– Вот почему я считаю, что дома не были заложены.
– Ясно.
Он просмотрел отчеты. Там была указана цена обоих домов. Ян Смит заплатил сорок три тысячи рандов за дом, в котором размещалась его контора, и пятьдесят две тысячи рандов за дом, в котором он жил.
Вода в кастрюле закипела; послышалось шипение. Он прикрутил газ.
– Я не вовремя, – сказала она. – Вы, наверное, ждете гостей.
– Нет, – ответил он.
Да! Надо было ответить: «Да!»
– Вы что-нибудь выяснили насчет удостоверения личности?
Он стоял на ничейной территории в своей кухне, Хоуп неловко переминалась с ноги на ногу в гостиной, среди многочисленных стульев и кресел.
Черт!
– Вам придется сесть, – заявил он.
Она кивнула, едва заметно улыбнулась, поправила юбку, села на серое кресло с истертыми подлокотниками и выжидательно и участливо посмотрела на него.
– Смит – не Смит, – объявил ван Герден.
Хоуп терпеливо ждала, что будет дальше.
– Удостоверение личности поддельное.
От ван Гердена не ускользнуло ее удивление.
– Подделка выполнена на профессиональном уровне. Возможно, его сработал некий Харлес Ньиваудт. Скорее всего, в конце семидесятых или начале восьмидесятых годов.
Теперь придется рассказывать все с начала. Она терпеливо ждала, не сводя с него взгляда.
– И более того, – заявил ван Герден, – у меня появилась версия.
Ее кивок был едва заметен. Она ждала; его слова явно произвели на нее сильное впечатление.
Он набрал в грудь побольше воздуха. Рассказал о сегодняшних событиях в хронологическом порядке: МВД, звонок от чиновника по фамилии Нгвема, визит к ван Ас, бухгалтерия, даты, суммы, Орландо. Вкратце обрисовал картину. Объяснил свою версию, основанную на обрывке бумаги, в которую больше пятнадцати лет назад заворачивали доллары, увязал свои догадки со встроенным сейфом. Все совпадало: в 1983 году Ян Смит купил за наличные два дома и основал компанию с начальным капиталом в пятнадцать тысяч рандов. Все время чувствуя на себе ее взгляд, ван Герден, излагая свою теорию, смотрел куда-то в сторону, на дверь.
– Ух ты! – воскликнула Хоуп, когда он закончил. Он увидел, что она поправляет пальцами прическу.
– Кто-то знал о деньгах в сейфе, – продолжал ван Герден. – Все указывает на то, что кто-то что-то знал. Некто с винтовкой М-16 и паяльной лампой явился к Яну Смиту с заранее обдуманным намерением. Обычные грабители так не готовятся. По крайней мере, злоумышленники знали, что у него дома хранится целое состояние в той или иной форме и что для того, чтобы убедить его расстаться с имуществом, понадобятся сильные доводы. Словом, его убил человек, который знал его по прошлой жизни.
Хоуп Бенеке кивнула.
Новый порыв ветра плеснул в окна дождем.
– Значит, Ян Смит знал, где можно достать поддельное удостоверение личности. Значит, он знал, как избавиться от незаконно полученных долларов. Значит, он построил сейф не в целях безопасности, но чтобы что-то там хранить. Значит, ван Ас так и не знала его по-настоящему. Или она лжет, хотя в этом я сомневаюсь.
Ван Герден прислонился к буфету и скрестил руки на груди.
– Вы замечательно поработали, – сказала Хоуп.
Он стиснул кулаки.
– У меня пока всего лишь версия.
– Хорошая версия, – сказала она.
Ван Герден пожал плечами:
– Пока это все, что у нас есть.
– А завтра?
О завтрашнем дне он еще не думал.
– Не знаю. Ключ ко всему – доллары. Я хочу выяснить, кто в 1983 году контролировал черный валютный рынок. И фамилии тогдашних главных наркодилеров. Но может быть, в данном случае мы столкнулись с чем-то совершенно другим. Возможно, он украл деньги в Америке. Или получил их в результате незаконной сделки с оружием. Кто знает? В нашей гребаной стране все возможно.
Интересно, отреагирует ли она на его грубость? Пусть скорее убирается! Он не намерен угощать ее кофе.
– Я наведу справки. Есть несколько мест. Несколько человек…
– Я могу чем-нибудь вам помочь?
– Вам придется решить, что сказать ван Ас.
Хоуп поднялась с места – медленно, как будто устала.
– Думаю, мы ей ничего не скажем.
– Решать вам.
– В деле много неясностей. Поговорим с ней, когда узнаем побольше.
Она взяла кейс.
– Мне пора.
Ван Герден опустил руки.
– Я позвоню вам, если что-нибудь найду. – Ему хотелось сказать: «Только, пожалуйста, больше не приходите ко мне домой». Но он сдержался.
– У вас есть номер моего мобильного?
– Нет.
Она снова открыла кейс, вытащила карточку, вручила ему. Потом повернулась, направилась к двери. Ван Герден заметил, что юбка выгодно подчеркивает ее ягодицы.
– Зонтика у меня нет! – почти агрессивно заявил он.
Хоуп обернулась с порога и улыбнулась:
– Доминго?
– Что?
– Я о музыке.
– Нет.
– Я думала, это саундтрек к фильму. Ну, знаете, к фильму Дзефирелли…
– Нет.
– Кто поет?
Ей надо уходить! Ему не хотелось говорить с ней о музыке.
– Паваротти и Сазерленд.
– Как красиво! – сказала она.
– Самое лучшее. – Он прикусил язык. Пусть не лезет не в свое дело!
Некоторое время она молчала. Потом нахмурилась:
– Странный вы человек, ван Герден!
– Я подонок, дрянь, – быстро ответил он. – Кого хотите спросите, вот хоть Кемпа. – Он распахнул входную дверь. – А теперь уходите.
– Вы хорошо поработали. – Хоуп вполоборота посмотрела на дождь и побежала вниз по ступенькам. Ван Герден услышал ее смех – один короткий смешок. Когда она открыла дверцу своего БМВ, в салоне зажегся свет. Садясь, она помахала ему рукой. Хлопнула дверца, свет погас. Он запер парадную дверь.
Подошел к проигрывателю, выключил его. Она ни черта не понимает в музыке. Ну надо же такое сказать – «Доминго»! Надо будет позвонить ей утром. Сказать, что он будет являться к ней в кабинет ежедневно, в конце рабочего дня, и представлять полный отчет о проделанной работе.
Сюда она больше приходить не должна.
Можно еще составлять письменный отчет и передавать ей.
Зазвонил телефон.
– Ван Герден.
– Добрый вечер, – произнес женский голос. – Меня зовут Кара-Ан Руссо. Не знаю, помните ли вы меня…
Хоуп Бенеке медленно ехала домой по шоссе № 7. «Дворники» разметали дождь с лобового стекла. Днем ей хотелось его убить, а вечером вдруг захотелось его обнять. Она прикусила губу и подалась вперед, пытаясь разглядеть дорогу за завесой дождя. Теперь она все поняла. Его гнетет не злость, а боль. И чувство вины.
Теперь можно отстраниться. Теперь она его раскусила.
Вот и все.
Вот и все.
День пятый Суббота, 8 июля
14
В доме было много книг. У нас часто бывали писатели, поэты, ценители литературы; здесь велись оживленные дискуссии и жаркие споры. Однажды поздно вечером в субботу две женщины чуть не подрались из-за «Семи дней у Силберстейнов» Этьена Леру. А знаменитую статью Николаса Петруса ван Вейка Лау читали и обсуждали всю ночь после воскресного ужина. И в этот кружок литературных светил я притащил Луи Ламура.
Я полюбил читать не сразу. Мне казалось, что и помимо чтения существуют другие, гораздо более интересные вещи. Поскольку мать предоставляла мне довольно много свободы, я участвовал в обычных школьных мероприятиях и более неформальных мальчишеских играх. С дядюшкой Шорти де Ягером мы ходили ловить рыбу на реку Вал (на сверчка, без грузила), обследовали заброшенные шахты, без конца строили и перестраивали дом на дереве на участке Схалка Вагенара.
Потом мы открыли для себя комиксы. Гюнтер Краузе глотал выпуски «Марка Кондора», «Такузу», «Капитана Дьявола». С позволения родителей. Его мать обожала Барбару Картленд и ей подобных, а отца частенько не бывало дома. По утрам в субботу мы ходили в книгообмен Дона за новыми выпусками для Гюнтера и его матери, а потом заходили к ним домой и жадно читали. До самого восьмого класса, когда я почти без интереса взял у Дона роман Ламура, посмотрел на ярко-зеленые глаза героя на обложке, лениво, ни о чем не подозревая, прочел первые два абзаца и познакомился с Логаном Сакеттом.
Мать каждый месяц выдавала мне по нескольку рандов на карманные расходы. Книга стоила сорок центов. Я купил ее. И следующие три года читал Ламура запоем. Мама не возражала. Может быть, она надеялась, что любовь к вестернам позже распространится на другие, более важные книги. Она не подозревала о том, что чтение вестернов привело к моему первому столкновению с законом. И Ламур ни в чем не был виноват.
Однажды рано утром в выходной мать высадила меня, Гюнтера и еще одного школьного приятеля в Клерксдорпе. Мы собирались в кино. На главной улице размещался двухэтажный магазин. Внизу продавались игрушки и канцтовары, а на втором этаже были книги. Я бывал в том магазине и раньше, но в тот день я открыл для себя целый новый мир новых, нечитаных романов Луи Ламура на белой бумаге; они выглядели значительно лучше выцветших, слегка пожелтевших, зачитанных книжонок в книгообмене. Романы из магазина пахли свежей типографской краской.
Не помню, сколько денег было у меня с собой. Видимо, немного. Их не хватало на кино, молочный коктейль и Ламура. Если купить книгу, я не смогу вместе с Гюнтером пойти в кино. Если пойду в кино и выпью молочный коктейль, тогда не хватит на книгу. И вот, обуреваемый страстью, я принял роковое решение: взять книгу – не значит «украсть».
Такой была простота, с какой я перешел границу между невинностью и грехом. Быстро, не раздумывая. Только что я был читателем, преисполненным радости при виде многочисленных новых книг, и вот я уже стал будущим вором, прекрасно сознающим все последствия своего поступка. Я украдкой разглядывал окружающих меня покупателей, выжидая, когда никто не будет на меня смотреть.
Я взял две книги и затолкал их под рубашку. А потом спустился по лестнице – нарочито медленно, беззаботно. Чтобы скрыть выпуклость под свитером, я втянул живот и слегка наклонился вперед. Сердце бешено колотилось в груди, руки вспотели. Все ближе и ближе к двери, ближе, ближе, я уже готовился вздохнуть с облегчением – как вдруг та тетка схватила меня за руку и заговорила словами, с которыми многие южноафриканцы начинают разговор с незнакомым человеком. Эти слова – краеугольный камень нашего комплекса неполноценности:
– Ах, извините…
Тетка была толстая, некрасивая. На табличке, прикрепленной к форменной блузке, было написано только имя: «Моника». Она втащила меня назад в магазин.
– Доставай книги! – велела она.
Позже я понял, что мог бы без труда отделаться от нее: соврать, вырваться и убежать или сказать: «Я только пошутил», «Какие книги?», «Да пошла ты!». Часто потом, когда я вспоминал ее лицо и ее манеру говорить, мне очень хотелось, чтобы я имел возможность сказать: «Да пошла ты!»
Я молча вытащил из-под свитера книги. Колени у меня подгибались.
– Позови мистера Миннара, – велела тетка девушке за кассой. И, обратившись ко мне, злорадно добавила: – Сегодня тебе будет преподан урок!
Страх и унижение накрыли меня не сразу, но постепенно. Я представил, что меня ждет, оценил все последствия моего необдуманного поступка задолго до того, как на сцену вышел мистер Миннар, лысый дядька в очках.
Я слушал, как Моника докладывает Миннару о том, как увидела меня на верхнем этаже, как ждала, пока я выйду за дверь. Миннар поцокал языком и посмотрел на меня крайне неодобрительно. Когда она закончила, он подытожил:
– Вызывай полицию.
Пока она звонила, Миннар смерил меня мерзким взглядом и заявил:
– Вы постоянно нас обворовываете!
«Вы»… После одного лишь слова я стал частью группы. Как будто я уже воровал прежде. Как будто я был членом организованной преступной группировки. Кажется, тогда я так испугался, что не мог плакать. Когда вошел молодой констебль в форме и мы поднялись в кабинетик управляющего, Миннар предъявил мне обвинение. Констебль взял меня под руку и повел в желтый полицейский фургон. Он высадил меня рядом с индийским торговым центром и повел в участок. От страха у меня кровь стыла в жилах.
Он велел мне сесть и попросил сержанта за стойкой приглядывать за мной. А сам через несколько минут вернулся вместе со следователем. Следователь был высокий. Мне запомнились большие руки, густые брови и переломанный нос.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Затопек, сэр.
– Пошли со мной, Затопек.
Я последовал за ним в его кабинет, невзрачную комнатенку, заставленную казенной мебелью. Повсюду валялись груды папок с делами и разные документы.
– Садись, – велел следователь.
Сам он присел на краешек стола и перечел заявление констебля.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– Где ты живешь?
– В Стилфонтейне.
– Учишься в девятом классе?
– Да.
– В стилфонтейнской средней школе?
– Да.
– Ты украл книги.
– Да, сэр.
– Луи Ламура.
– Да, сэр.
– И часто ты воруешь книги?
– Сегодня первый раз.
– Что ты крал раньше?
– Ничего, сэр.
– Ничего?
– Я… один раз я украл линейку у Гюнтера Краузе, но больше в шутку. Я ему ее обязательно верну.
– Почему ты украл эти книги?
– Я поступил плохо, сэр.
– Знаю, что ты поступил плохо. Я хочу узнать, почему ты украл книги.
– Я… мне очень хотелось их купить.
– Почему?
– Потому что они мне очень нравятся.
– Ты читал «Кремень»?
– Да. – Я немного удивился.
– А «Килкенни»?
– Да.
– А «Одиночку»?
– Нет.
– А «Расхитителей прииска»?
– Еще нет, сэр.
– А «След чироки»?
– Да.
– А «Соль земли»?
– Нет.
Он вздохнул, встал, обошел вокруг стола и сел в кресло.
– Скажи, Затопек, разве у Ламура хорошие парни воруют?
– Нет, сэр.
– Что подумает твой отец, что он скажет, если я сейчас позвоню ему и скажу, что его сын – вор?
Передо мной блеснула крохотная искорка надежды. Он сказал «если я позвоню», а не «когда позвоню».
– Мой отец умер, сэр.
– А мать?
– Она очень расстроится.
– Затопек, по-моему, ты настоящий лицемер и любишь приукрашивать действительность. У твоей матери разобьется сердце. Братья или сестры у тебя есть?
– Нет.
– Ты у нее единственный ребенок?
– Да, сэр.
– И ты воруешь.
– Я был не прав, сэр.
– Говорит он сейчас. Сейчас, когда уже поздно. Где твоя мать?
Я рассказал ему о том, что мы собирались пойти в кино. Мать должна была заехать за нами в пять часов.
Следователь посмотрел на меня. Смотрел долго, молча. Потом встал.
– Жди меня здесь, Затопек. Понимаешь?
– Да, сэр.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Я остался наедине со своим страхом, унижением – и лучиком надежды. Его не было очень долго, целую вечность. Вернувшись, он снова присел на край стола.
– Затопек, там, внизу, есть пустая камера. Я собираюсь посадить тебя туда. Там очень грязно. Там воняет. Те, кто сидели там до тебя, испражнялись, потели; их рвало. Но это рай по сравнению с тем, что происходит с ворами, когда они попадают в тюрьму… Я посажу тебя в камеру, Затопек, чтобы ты обо всем хорошенько подумал. Я хочу, чтобы ты, сидя там, представил себе, каково будет провести вот так весь остаток жизни. Только будет еще хуже. Среди других воров, убийц, рецидивистов, насильников и прочей швали. Которые готовы перерезать тебе глотку за пятьдесят центов. Которые считают, что молодой парень вроде тебя – то, что надо, чтобы… целоваться, если ты понимаешь, куда я клоню.
Я не понял, но тем не менее энергично закивал.
– Я только что звонил в магазин. Управляющий говорит, что у них очень много воруют. Все сотрудники магазина требуют, чтобы я примерно наказал тебя. Они собираются прийти в суд и в присутствии твоей рыдающей матери рассказать о твоих злодеяниях, чтобы остальным было неповадно у них воровать. Они хотят, чтобы о тебе написали в «Клерксдорп рекорд», чтобы от тебя отвернулась нормальная южноафриканская молодежь. Ты меня понимаешь?
Говорить я не мог; слушая его, я лишь механически кивал.
– Затопек, я с ними не согласился. Сказал: я уверен в том, что ты украл в первый раз, потому что я – возможно, по своей наивности – поверил тебе. Я просил их снять обвинения, потому что мальчик, который любит Луи Ламура, не может быть насквозь прогнившим. Они ответили, что я напрасно трачу время, потому что человек, который украл однажды, обязательно украдет еще раз. Но я их все-таки переубедил.
– Правда?
– Мы с руководством магазина заключили сделку. Я посажу тебя в камеру до половины пятого, потому что ты все-таки мелкий воришка. А потом я отвезу тебя к кино, и ты скажешь маме, что фильм тебе понравился, потому что ни к чему разбивать ей сердце. Она-то ничего не крала.
– Да, сэр.
– Но если ты украдешь еще раз, Затопек, я тебя поймаю и устрою такую взбучку, что ты потом долго не сможешь сидеть, и засажу к парням, которые выдавят тебе глаза, а потом отрежут яйца тупым ножом просто так, от скуки. Ты понял?
– Да, сэр.
– Затопек, каждый в жизни имеет право на один шанс. Не все его получают, но все заслуживают.
– Да, сэр.
– Используй свой шанс с толком.
– Да, сэр.
Он встал:
– Пошли!
– Сэр…
– Что?
– Спасибо вам. – Я разрыдался; меня трясло, и этот большой человек прижал меня к себе и держал, пока я не успокоился.
Потом он ушел, а меня запер.