Текст книги "И исходит дьявол"

Автор книги: Деннис Уитли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

В неярком свете звезд герцог и Рекс видели, что столы буквально ломились от обилия вина и пищи. Вся толпа переместилась поближе к трону и расположилась перед ним широким полукругом. Тем, кто стоял сзади, пришлось, чтобы лучше видеть, немного подняться на склон, и они сейчас находились не более чем в пятидесяти ярдах от той впадинки, где, скрючившись в три погибели, замерли де Ришло и его молодой друг.

– Сколько все это длится? – спросил Рекс, сдерживая дыхание и немного нервничая.

– До первого пения петухов. В это время года они запоют часа в четыре утра, не раньше. Существует очень древнее поверье, что петушиное пение способно разбивать злые чары. Поэтому все подобные церемонии, во время которых дается сила наводить колдовство, никогда не длятся дольше. Но давай следить, мы забыли о Саймоне.

– Я слежу. Но что они будут делать эти четыре часа?

– Прежде всего отдадут дань уважения Дьяволу. Затем набросятся на еду и вино, пока не напьются до отвала. Главная идея этого – делать все наперекор христианским обычаям. Набивание животов противопоставляется религиозному посту, который соблюдают перед своими праздниками истинные христиане. Смотри! Их лидеры подошли к алтарю. – Рекс посмотрел туда, куда указывал герцог, и увидел, что несколько черных фигур начали устанавливать у трона высокие свечи – одиннадцать по окружности и двенадцатую посредине.

По мере того как они зажигали их одну за одной и сильное высокое голубое пламя уверенно и ровно раздвигало застывшую темноту своими двенадцатью языками, в озаренном круге радиусом примерно в пятьдесят футов оказалась площадка с приготовленными для пиршества столами. За пределами этой окружности все теперь казалось абсолютно черным. На фоне непроницаемой темноты высвеченный участок земли казался ослепительно яркой ареной.

– Эти свечи изготовлены из специального состава. Смесь дегтя и серы, – пояснил герцог, – скоро ты это почувствуешь. Но посмотри-ка на жрецов. Не я ли тебе говорил, что современные сатанисты мало чем отличаются от шаманов Ву-ду? Ну прямо как языческие служения в африканских джунглях!

Пока основная масса обступила столы, ее лидеры облачились в совершенно фантастические костюмы. Один напялил на голову огромную кошачью морду, а на плечи накинул меховой плащ с болтающимся сзади и волочащимся по земле длинным хвостом; другой – водрузил на себя невообразимый муляж с отвратительной жабьей маской; а лицо третьего, по-прежнему по-маскарадному закрытое, проступило на мгновение в свете свечей как бы из широко оскаленной волчьей пасти; в дополнение ко всему Моката, а они узнали его по квадратному, оплывшему жиром телу, прицепил на спину перепончатые крылья, которые сделали его похожим на гигантскую летучую мышь. Рекс содрогнулся.

– Я чувствую, как снова поднимается этот адский холодок, – сказал он немного виновато, – но, черт побери, взгляни-ка на трон! Эта штука меняет форму!

До того как зажгли свечи, бледно-лиловый ореол, исходивший от расположившейся на каменном возвышении фигуры, достаточно освещал ее контуры, чтобы различить, что это человек и что лицо его черного цвета. Но внезапно цвет начал сереть и голова стала как-то непонятно трансформироваться.

– Это – Мендезский Козел, Рекс! – яростно прошептал герцог. – Боже мой, это должно быть поистине ужасно! – И не успел он произнести эти слова, как очертания стали четче, вытянутые вперед ладонями вниз черные руки превратились в два больших раздвоенных копыта, а над ними выросла страшная козлобородая голова гигантских размеров. Она была в три-четыре раза больше, чем у любого, самого крупного животного этого вида. Два узких, скошенных внутрь глаза горели злобным красным огнем. По обоим бокам косматой головы торчали длинные, острые уши, а на лысом, неестественно оголенном черепе, тускло блестевшем в отсветах пламени, появились, расходясь вверх и в стороны, четыре огромных изогнутых рога.

Жрецы, нелепые и внушающие ужас своими звериными масками и лохматыми мантиями, принялись размахивать зажженными кадилами, и через минуту отвратительное зловоние, заполнив амфитеатр внизу, поползло вверх по склону и достигло его вершины.

Рекс поперхнулся и приглушенно закашлял в кулак.

– Что за гадость они там жгут?

– О, там много всего, – ответил де Ришло, – рута, дурман, белена, высушенная сонная одурь, мирт и другие травы. Некоторые из них дают только неприятный запах, другие – затуманивают и ослабляют разум, но одновременно возбуждают до неистовства самые низменные страсти. В этом ты скоро убедишься. – Потом он добавил: – Нам бы только увидеть Саймона.

– Вон он, я вижу! – воскликнул Рекс. – Как раз слева от этой скотской жабы.

В этот момент козлоподобная тварь поднялась и, возвышаясь над ставшими сразу мелкими и тщедушными фигурками приблизившихся жрецов, повернулась к ним задом. Первый из них слегка наклонился вперед и постыдным поцелуем запечатлел свое почтение. Двое других сделали то же самое. Вслед за жрецами весь круг собравшихся торжественно-печальной молчаливой чередой последовал, чтобы подобострастно приветствовать своего Хозяина и повторить извращенную пародию на святое прикосновение губами к руке епископа.

Саймон был среди последних. Когда он приблизился к трону, Рекс уцепился герцогу за рукав.

– Сейчас или никогда, – прорычал он, – неужели мы это допустим?

– Тш-ш, – прошипел де Ришло, – это еще не крещение. Оно будет после окончания пиршества – как раз перед оргией. Наш шанс обязательно появится.

Друзья лежали на сырой траве, и каждый про себя сознавал, что времени у них в обрез. Для спасения Саймона надо быть готовыми действовать в любую минуту. Несмотря на то, что никто из них не сомневался в храбрости и решительности другого, оба понимали, насколько призрачны их шансы на успех, если они просто устремятся вниз по склону и с ходу врежутся в обезумевшую многоголовую толпу. И это вселяло в их сердца невольное уныние. Выйти победителями в такой неравной схватке, когда двое против ста, – было из области чистой фантастики.

Рекс склонился к уху герцога и выложил свои соображения:

– Срочно нужна какая-нибудь идея. В открытую связываться бесполезно. Эти маньяки нас схватят в первые же десять секунд.

– Я знаю. – Де Ришло рассеянно согласился. – Я не рассчитывал, что сначала они все вместе соберутся в одной комнате, а потом такой же толпой приедут сюда. Если б только они как-нибудь разделились и с Саймоном осталось двое или трое; тогда мы смогли бы его изолировать. И наплевать на остальных, они очухаться не успеют, как нас уже и след простынет. Но если и дальше так пойдет… просто не знаю, что и делать. В том случае, если мы все же бросимся на выручку Саймона и они нас поймают, я нисколько не сомневаюсь, что живыми нам из этой ложбины не выбраться. Мы слишком много знаем. Они убьют нас – как пить дать. И не просто убьют. Для них это будет счастливая находка, внезапно появившаяся возможность совершить обряд человеческого жертвоприношения перед этой мерзкой тварью там, на камнях.

– Не может быть. Неужели они в своей жалкой и грязной имитации религии зайдут так далеко, чтобы решиться на убийство?

Де Ришло уверенно кивнул.

– Кровавое Жертвоприношение это один из самых старых магических ритуалов на свете. Убийство Озириса и Адониса, нанесение увечий Аттису, древние культы индейцев Мексики и Перу – все это оттуда. Даже в Ветхом Завете можно прочитать, что наиболее угодная для Бога Отца жертва – это та, где проливается кровь. Можно вспомнить святого Павла, который говорил, что без кровопролития не бывает отпущения грехов.

– Но это же не более чем давние языческие жестокости!

– Не совсем. Кровь – это Жизнь. Когда льется кровь, будь это человек или животное, в окружающее пространство выпускается энергия. И если кровопролитие происходит в специально подготовленном месте, чаще в форме круга, эту энергию можно уловить, можно накапливать с тем, чтобы потом направлять ее в другое русло. В принципе это похоже на то, что делают современные ученые с электричеством.

– И ты думаешь, они осмелятся принести в жертву человека?

– Видишь ли, все зависит от того, какую злую цель они преследуют. Если хотят войны – то попробуют умилостивить Марса невинным барашком; если нужно напустить на людей необузданную похоть – заколют козла, и так далее. Но человеческая жертва заменяет собой любую другую. Она более эффективна, чем все остальные. А сейчас этих опустившихся подонков и людьми-то назвать нельзя, их разум тяжело поражен. По образу мышления они сейчас больше схожи с ведьмами и колдунами из темных веков.

– О черт! – простонал Рекс. – Во что бы то ни стало, но мы должны спасти Саймона.

Тем временем козлоногое существо, приняв последнее лобзание, снова повернулось к собравшимся своей бородатой мордой. В руках оно держало деревянный крест высотой около четырех футов. С неожиданной яростью оно резко подняло его вверх и со страшной силой ударило о камень. Деревянное распятие разлетелось на две части. Человек с кошачьей головой, исполняющий, по-видимому, роль Верховного Жреца, подобрал их и швырнул отколовшееся основание ждущей этого группе людей. Те тут же набросились на него и со свирепым остервенением начали разламывать на мелкие щепки. Сам жрец подошел с перекрестьем к Козлу и, перевернув его верхушкой вниз, вонзил в землю. Первая часть церемонии на этом завершилась.

Сатанисты дружно ринулись к накрытым столам. Никаких ножей, вилок, ложек или стаканов не было и в помине. Участники этой поздней трапезы орудовали только пальцами и зубами, хватали с серебряных блюд кто сколько мог. Бутылки опустошали прямо из горлышка, булькая и захлебываясь. Брызжущее во все стороны вино лилось за одежду. Общее желание пирующих было – вернуться обратно в животное состояние. Все происходило быстро и молча, как будто ожило одно из самых страшных полотен Гойи.

– Давай подползем поближе, – прошептал герцог, – не исключено, что пока они набивают глотки, появится возможность схватить Саймона. Если он отойдет хотя бы на несколько шагов в сторону – сразу кидаемся вперед. И не нужно пытаться с ним разговаривать, следует одним ударом вышибить из него дух.

Передвигаясь по-пластунски, друзья двинулись вниз по склону. Когда до того места, где располагались столы, оставалось ярдов двадцать, они опять замерли. Рогатое чудовище, по-прежнему восседающее на троне, находилось от них теперь в пятнадцати ярдах. Пламя двенадцати свечей неестественно прямо и ровно поднималось вверх. Отсутствие движения воздуха казалось странным даже для такого укромного места. Видимость отсюда была значительно лучше, и герцог с Рексом смогли кое-кого узнать.

Саймон, как и остальные, схватил какой-то кусок и пытался зубами разорвать его на части. В этот момент он тоже был похож на дикого зверя. Потом он вырвал у стоящей рядом женщины бутылку с вином и, вылив солидную часть ее содержимого на костюм и на соседку, опрокинул остальное себе в желудок.

На какое-то мгновение Рексу показалось, что у него снова начался кошмар. Разум отказывался верить, что такой образованный человек, как Саймон, да и другие, судя по всему, тоже цивилизованные люди, могли вести себя таким вызывающе скотским образом. Но все было наяву. В странном пугающем безмолвии сатанисты продолжали пихаться и отбирать друг у друга еду подобно стае одичавших собак. Через полчаса все кончилось. Столы были перевернуты, а земля между ними усыпана жирными отбросами, недоглоданными костями и опорожненными бутылками.

Наконец Саймон – видно было, что он сильно опьянел, – шатаясь, отделился рт остальных, сделал несколько шагов и, обхватив голову руками, повалился на траву.

– Давай! – шепотом воскликнул герцог. – Пора действовать.

Удерживая Рекса позади себя, он уже было поднялся на ноги и собирался побежать, как в этот момент от толпы отделилась какая-то высокая фигура и подошла к Саймону. Это был незнакомец с изуродованным ухом. Еще через секунду к ним присоединились две женщины и трое других мужчин. Де Ришло заскрежетал зубами, сдерживая проклятие.

– Бесполезно, – произнес он в бессильной злобе, – придется еще подождать.

И они снова спрятались поглубже в тень.

На поляне вокруг столов пьяных, казалось, становилось все больше и больше. Участники Шабаша постепенно переместились обратно к трону, к возвышающемуся на нем идолу. Рекс и де Ришло настолько увлеклись наблюдением за Саймоном, что и не заметили, как Моката и еще несколько магистров Тропы Левой Руки соорудили у трона специальное возвышение и насыщались отдельно от остальных. Они выглядели необычно трезвыми по сравнению с изрядно захмелевшим большинством.

– Дьяволу, значит, тоже нужно питаться, – заметил Рекс.

– Конечно. По крайней мере, это совсем не чуждо высшим чинам их жреческой касты. И если я что-нибудь в этом смыслю – сейчас мы видим маленький ужин каннибалов. Их отвратительным угощением на такого рода празднествах может быть мертворожденное дитя или какой-нибудь несчастный ребенок, украденный ими и убитый для этого блюда. Голову даю на отсечение, что они едят человеческое мясо.

В этот момент к трону подтащили большой котел. Моката и другие предводители взяли каждый по куску пищи и бросили их в железную посудину. У одного из них в руке было что-то круглое, похожее на мяч. Этот предмет стукнулся о стенку котла с тяжелым тупым звуком.

Рексу вдруг стало дурно. Он понял, что герцог оказался прав, – это был человеческий череп.

– Смотри, они добавят к остаткам своей жратвы еще кое-чего и все потом сварят, – пояснил де Ришло, – а в конце церемонии каждый возьмет по небольшой фляжке этого гадкого бульона и по щепоти пепла из того костра, который они сейчас раскладывают, Чтобы его сготовить. Они будут их использовать в дьявольских целях до следующего Шабаша в будущем году.

– Но черт побери! – запротестовал Рекс. – Я не верю, чтобы они могли кому-то навредить этой людоедской похлебкой. Это ужасно, конечно, но в конце концов это глупо и бессмысленно.

– И тем не менее не станешь же ты отрицать того, что обряд Святого Причастия несет в себе определенный заряд Добра, – шепотом проговорил герцог. – Там – это плоть Христова, а здесь – как бы наоборот. Уверяю тебя, Рекс, точно так же, как с помощью освященных церковных хлебов были выполнены бесчисленные удивительные чудеса, так и этот мерзкий отвар в не меньшей степени способствует осуществлению всяческих сатанинских козней.

Рекс никогда по-настоящему не верил в Бога, но то, свидетелем чего он только что оказался, потрясло его до глубины души. Было невыносимо противно и жутко видеть, как творится надругательство над с детства священными для него вещами.

– О святой Боже! – воскликнул герцог. – Сейчас, по-моему, последует самое страшное богохульство. Не смотри, Рекс. Прошу тебя, отвернись! – он закрыл лицо руками и начал усиленно молиться. Взгляд Рекса, однако, оставался прикованным к происходящим внизу событиям.

Там, на поляне, вынесли в круг и пустили по рукам большую серебряную чашу. Очень скоро до Рекса дошло, что это за чаша, но как ее собираются использовать, он не понял, пока она не попала к человеку с кошачьей головой. Еще один из совершающих служение жрецов извлек откуда-то маленькие белые кружочки, которые Рекс сразу же узнал. Это были просвирки, очевидно специально для этой цели украденные из церкви.

Он онемел от ужаса. Прислужники Сатаны разломали их на куски и стали крошить в уже наполненный до краев сосуд. Потом один взял обломок креста, помешал получившуюся смесь и передал ее Козлиному Преподобию. Тот схватил чашу большими раздвоенными копытами, поднял и резко опрокинул вверх дном, выливая наземь все ее содержимое.

Царившая во время этого гнусного обряда тишина взорвалась истошными воплями. Вконец одуревшая и обезумевшая толпа сгрудилась над выплеснутыми крошками и с животными криками принялась втаптывать их ногами в землю.

– Фу, какая мерзость! – с отвращением выдохнул Рекс, вытирая вспотевший лоб. – Хватит с меня этой вакханалии. Сукины дети! Они же все просто взбесились!

– В данный момент это так и есть, – снова поднял голову де Ришло, – возможно, что некоторые из них – эпилептики. И уж все они по меньшей мере – ненормальные. Этот спектакль олицетворяет собой высвобождение сдерживаемых ими до поры до времени эмоций и загнанных в глубь сознания комплексов, тяготящих их грязные души и порожденных завистливыми раздумьями о несправедливостях жизни, жаждой власти, лютой ненавистью к соперникам в любви или к преуспевшим более, чем они, на каком-либо поприще. Таково единственное объяснение этого необычного бесстыдного проявления человеческой низости.

– Какое счастье, что Танифь не с ними. Она бы этого не вынесла. Сошла бы, наверное, с ума или попыталась бы убежать. И тогда б они ее скорее всего убили бы. Но черт побери, мы опять позабыли про Саймона.

Де Ришло мучительно застонал.

– Не может быть, чтобы Бог нас оставил. Будь у меня хоть малейшая надежда с ними справиться, я бы уже давно был внизу. Но ведь они же разорвут нас на части.

Пламя над котлом разгоралось. Вдруг толпа раздалась, и на образовавшемся пространстве остались только двенадцать женщин. Они скинули с себя черные домино и стояли в свете свечей совершенно голые. Женщины взялись за руки и, образовав круг, спинами к костру, а лицами наружу, начали изображать дикий танец. Они двигались против часовой стрелки, в левую от Дьявола сторону.

Через несколько секунд и все остальные избавились от маскарадных одеяний и присоединились к танцующим. Пьяные участники толкались, спотыкались и падали друг на друга. Исключение составляли шесть человек, усевшиеся поодаль с музыкальными инструментами в руках. Эти шестеро изображали музыку. Рекс никогда не слыхал ничего подобного и молил небо, чтобы не пришлось услышать такие звуки и впредь. Мелодию заменяла немыслимая грубая какофония рвущихся струн и лопающихся барабанов, которая, казалось, сверлила мозг и вытягивала жилы.

Под сумасшедший диссонанс дребезжащего и грохочущего оркестра полностью обнаженные, за исключением масок, люди молча отдавались звериным телодвижениям. Быстрые и беспорядочные дерганья рук и ног, резкие и неуклюжие наклоны и вращения даже и отдаленно не напоминали никакого танца. Более всего это походило на копошащуюся бесформенную груду агонизирующих людских тел.

Повсюду мелькали растрепанные женские волосы. Человеческие фигуры вращались, приседали, сгибались пополам, опрокидывались, падали, опять вставали и прыгали, сливаясь в один стремительный безумный хоровод.

Наконец, скрипка, срываясь, завизжала в последний раз, музыка стихла и задыхающаяся, уставшая толпа рухнула на землю. Раздалось глухое костяное щелканье. Это аплодировала чудовищными козлиными копытами, выражая чрезвычайное удовлетворение, восседавшая на троне рогатая тварь.

– Боже милостивый, помоги нам! – де Ришло выпрямился и сел. – Надо немедленно что-то делать. Как только эти свиньи немного придут в себя, начнется следующее действие – крещение Неофитов, а после него – развратнейшая оргия со всеми доступными человеческому воображению извращениями. Ждать больше нельзя. Если Саймона переокрестят – мы его потеряем навсегда и уж тогда ему будет уготован ад не только в этой жизни, но и в следующей.

– Может быть, прямо сейчас что-нибудь попробуем? – не очень уверенно спросил Рекс. – Посмотри, в каком они состоянии.

– Вот именно. Пока они как следует не очухались, – согласился герцог, подбадривая себя и пытаясь набраться храбрости к предстоящему поединку.

– Ну так что? Что мы сделаем? – Рекс медлил. Он, как и де Ришло, был переполнен ужасом, думая о ждущей их в случае неудачи участи, если придется покинуть укрытие и рвануться в центр зловещего голубого пятна. Он попробовал рассмеяться, успокаивая до предела натянутые нервы, и добавил: – Сейчас у нас положение получше. Все-таки они без штанов. А голышом, как известно, драться хуже.

– Верно, но меня больше пугают не они, а сидящее на камнях Исчадие Ада, – во рту у герцога пересохло, в голосе звучало отчаяние. – Все мои защитные меры могут оказаться недостаточно сильными против того Зла, которое от него исходит.

– Но если у нас есть вера, разве этого мало?

Де Ришло передернуло. Он почувствовал, как что-то ледяное и липкое заполняет его мышцы и вытесняет из тела силу и отвагу.

– Ее бы, может, и хватило. Но для этого нам обоим необходимо получить высшее прощение.

При этих словах у Рекса неприятно защемило в груди. Никаких серьезных преступлений он не совершал, а если и делал что-либо противоречащее христианским законам, волей тому были складывающиеся обстоятельства. И он, и герцог не раз лишали жизни других. А кто, действительно, может сказать, очутившись на пороге в мир иной, что он полностью безгрешен?

Рекс отчаянно пытался собраться с духом. Тем временем сатанисты начали подниматься на ноги и образовали перед каменным постаментом огромный полукруг. Последняя надежда спасти Саймона таяла на глазах. Пока друзья, понуро повесив головы, в молчаливом оцепенении смотрели вниз и до их ноздрей снова стал доноситься отвратительный аромат кадильниц, ноги у них постепенно наливались свинцом, а сердца заполнялись сковывающим тело и разум страхом.

К фигуре Козла вышли трое и остановились. С левой стороны стоял звероподобный жрец Зла с кошачьей головой; справа – Моката, со свисающими с сутулых плеч перепончатыми крыльями; посредине – обнаженный и дрожащий как осиновый лист Саймон. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

– Сейчас или никогда! – яростно взрычал Рекс.

– О, нет… я не могу, – простонал герцог, закрывая лицо ладонями и опускаясь на колени, – я боюсь, Рекс. Прости меня, Господи, мне страшно.

ЗЛО ТОРЖЕСТВУЕТ

Когда голубой «роллс-ройс» с номерным знаком «OA 1217» врезался носом в заднюю стенку большого сарая на окраине Истертона, Танифь резко бросило вперед, прямо на лобовое стекло. К счастью, все автомобили герцога были оснащены специальными, не разлетающимися на осколки в случае аварии стеклами, вот и на этот раз – ни одно из них не вылетело и не разбилось. Девушка отделалась легкими ушибами головы и на какое-то мгновение лишилась дыхания, потому что рулевое колесо ударило под ложечку.

Несколько секунд она держалась руками за живот и, закрыв глаза, пыталась остановить головокружение. Танифь быстро поняла, что последствия могли быть гораздо хуже, и вспомнила о том, что на хвосте у нее полдюжины полицейских. Так и не придя в себя как следует (в голове по-прежнему гудело, а дыхание полностью не восстановилось), девушка открыла дверцу машины и выскочила наружу.

В последнем отчаянном усилии избежать поимки она, качаясь и приседая, побежала по неровному полю и успела броситься в канаву в тридцати ярдах от места происшествия как раз в тот момент, когда по склону замелькали фонари полицейских.

Танифь полежала несколько мгновений, чтобы отдышаться, и дальше двинулась ползком, покуда прорытый сток не вывел на открытую равнину. Стараясь не высовываться, она огляделась. Ее преследователи все еще возились с автомобилем. Девушка решила этим воспользоваться и снова побежала, надеясь окончательно оторваться от них под покровом темноты.

Пробежав около мили, Танифь без сил опустилась на землю. Легкие разрывались, а сердце колотилось, как у зайца. Погони видно не было. И деревушка, и полицейские остались сзади за холмом. Итак, она вроде бы от них избавилась. Теперь надо было сообразить, что делать дальше.

Насколько она могла припомнить карту, Чилбери и тот дом, где сатанисты устраивали этой ночью Большой Шабаш, находились отсюда никак не ближе, чем в милях десяти-двенадцати. Ясно, что пешком идти бесполезно, даже если она точно выберет направление. Голосовать на дороге, а сначала на нее нужно выйти, тоже рискованно. Ее ищут, а значит – все машины останавливаются дорожной полицией. Несмотря на доставившую приятное возбуждение попытку угона автомобиля и головокружительную ночную погоню, Танифь к своему немалому удивлению вдруг поняла, что цель, ради которой все это делалось, уже не казалась такой привлекательной и манящей. Желание участвовать в Шабаше значительно ослабло.

На Рекса она больше не сердилась. В конце концов она его обманула, и он отплатил тем же – выдал ее полиции. Танифь призналась себе, что молодой американец внушает ей доверие, что он и впрямь сильно озабочен ее стремлением вернуться к Мокате. Она невольно улыбнулась в темноте, вспомнив огорченное и растерянное выражение на лице у Рекса, когда он во время обеда на реке пытался отговорить ее от того, что до сих пор казалось лишь логическим завершением процесса приобретения сверхъестественной власти над людьми.

Впервые за многие месяцы Танифь подумала, что влияние находящейся постоянно рядом мадам Д'Юрфэ лишало ее какой-либо возможности нормально мыслить и действовать, что разум ее оказался доведенным до состояния маниакальной одержимости и что Рекс, возможно, в чем-то даже и прав. Перед глазами опять всплыли те странные личности, которые следовали по той же тропе, что и она, а большинство из них немало в этом деле преуспели, и в чьем обществе она неизменно находилась в последнее время. Человек с заячьей губой, однорукий евразиец, альбинос, индус. Ни об одном из них не скажешь, что он нормален. Внешне все ведут обычную жизнь сорящих деньгами богачей, но внутренне – всегда в каком-то другом, зловещем мире. Они тешат себя и друг друга тем, что, обладая необычной, приобретенной ими тайной властью, намного превосходят всех остальных мужчин и женщин. И они крайне эгоистичны и безжалостны.

После дня, проведенного рядом с веселым и жизнерадостным Рексом на фоне пробуждающейся зеленой природы, после замечательного пикника под пригретыми солнцем ивами Танифь смотрела на своих духовных поводырей уже по-другому. Она с отвращением осознала, какую бессмысленную и жестокую жизнь чуть было не выбрала, увлекшись получением возможности командовать другими, стремясь забыть о предстоящей близкой кончине.

Она встала, отряхнула помятое зеленое платье и принялась приводить себя в порядок. Сумочка, к сожалению, оказалась забытой в машине, и это оставляло ее не только в самом прямом смысле без гроша в кармане, но и без гребенки в волосах. Танифь подумала и решила, что еще немного и полиция успокоится. Рекс им скорее всего позвонит, чтобы прекращали поиски, потому что главного он добился – на место сбора ей не успеть. Она еще раз осмотрелась вокруг и быстрым шагом пошла в противоположную от Истертона сторону, туда, где проходила автострада Сэйлсбери – Дивайзес. Ночь она как-нибудь перекантуется, а утром попробует поймать попутную машину.

Но не успела Танифь пройти и двухсот ярдов, как уперлась в высоченный забор, обнесенный колючей проволокой. Опять эти военные! Она повернула и пошла вдоль забора, который еще через двести ярдов закончился, уступив место другому, не такому высокому. За этим вторым виднелась крутая насыпь железнодорожного полотна. Танифь остановилась, не зная, что предпринять. Возвращаться в Истертой не хотелось. Вдруг откуда-то сзади подошла сгорбленная человеческая фигура и встала рядом. Сначала Танифь испугалась, но, приглядевшись поближе, успокоилась. Это была всего-навсего скрюченная старуха.

– Ты, наверно, заблудилась, бедняжка? – проскрипела она. Девушка утвердительно кивнула и спросила:

– А вы мне не подскажете, как выйти на шоссе в сторону Дивайзеса?

– Идем со мной, милая. Мне как раз туда же, – сказала старуха.

В ее грубом голосе Танифь почудилось что-то странно знакомое.

– Спасибо вам, – поблагодарила она неожиданную попутчицу и пошла с ней по идущей вдоль полотна на запад узенькой тропке, мучительно припоминая, где и когда она уже слышала этот хриплый голос.

Дай опереться на тебя, родная. Этот путь слишком труден для моих больных натруженных ног, – снова проскрипела старуха, и Танифь с готовностью протянула ей руку. И когда древние морщинистые пальцы цепко ухватили ее за локоть, на девушку внезапно нахлынули давно забытые воспоминания.

Это было много лет назад. Танифь тогда была совсем маленькой, и они жили с матерью в подножиях Карпат. К ним часто приходила одна старая цыганка, и девочка с ней подружилась. Та появлялась обычно во время местных ярмарок и святых праздников и, как правило, не одна, а с группой соплеменников. Именно благодаря престарелой бродячей гадалке Танифь впервые почувствовала у себя дар предвидения и общения с неведомым. Сколько же раз она с трудом спускалась по скалистым уступам, начинавшимся прямо у их замка, и бежала к расположенным за деревней кибиткам, чтобы с открытым ртом снова и снова слушать старую Мизку, которая знала столько всего удивительного и могла запросто заглянуть как в прошлое, так и в будущее, поставив перед собой стакан с водой или разложив засаленные, потертые карты с причудливыми рисунками.

Стоило Танифь закрыть глаза, и потрепанные, полустершиеся карточные изображения сразу же возникали в ее мозгу как живые. Карт в колоде было двадцать две, и они обозначали все Великие Таинства. Говорили даже, что они представляли собой точные копии из Книги Тота, в которой содержалась вся мудрость, дарованная некогда человечеству этим древнеегипетским божеством с головой ибиса. На протяжении тысяч лет эти карты берегли как зеницу ока, колоды размножались и кочевали по свету из одного его края в другой. Их тщательно оберегают и теперь, будь это в современном Париже или в курильнях Шанхая, там, где люди тайно собираются для того, чтобы освоить язык волшебства и с его помощью проникнуть в секреты грядущего.

Пока она шла, глубоко окунувшись в воспоминания детства и почти не замечая свою спутницу, все двадцать две карты проплыли в ее памяти стройным и правильным рядом. Жонглер – со своим столиком – обозначал душевную прямоту; Верховная Жрица, похожая на женщину, одетую Папой Римским, – символизировала мудрость; Императрица – ночь и тьму; Император – защиту и поддержку; фигурка самого Римского Папы соответствовала примирению и объединению; Двое Возлюбленных обозначали брак; Колесница – триумф и деспотизм; Правосудие, изображенное с крыльями за спиной и держащее в руках весы и меч, – законность; Отшельник с фонарем служил указателем в сторону Добра; Колесо Фортуны с нарисованными на нем кошкой и демоном говорило об успехе и богатстве; Сила – женщина, разрывающая пасть льву, – давала власть и независимость; Повешенный – человек, вздернутый на перекладину за правую щиколотку и болтающийся вниз головой, но тем не менее не выпускающий из рук мешки с деньгами, – предупреждал, что надо быть осторожным; Смерть – с косой – обозначала гибель и разрушение; Сдержанность – женщина, переливающая жидкость из одной вазы в другую, – символизировала умеренность; Дьявол – с крыльями летучей мыши, козлиным лицом и головой, начинающейся прямо из живота, – физическую мощь и слепоту; Башня с Молнией, ударившей в нее, и с падающими оттуда людьми – нужду, бедность и лишение свободы; Звезда – бескорыстие; Луна – речь и умопомешательство; Солнце – свет и знания; Суд и Наказание – олицетворяли волю; Наш Мир – обнаженная женщина с нарисованными внизу козлом и бараном – путешествия и обладание; и, наконец, последняя, но не менее важная – карта, не имеющая никакого порядкового номера, – Дурак – предсказывала слабоумие, экстаз и сумасбродство.