Текст книги "Огонь во плоти (ЛП)"

Автор книги: Дэнни Флауэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

19

Сол наблюдал, как тело волокут прочь, а пятна крови забрасывают свежим трупным пеплом. Толпа ревела, требуя еще. Их лица искажала ярость – до такой степени, что ему было сложно различить, кто в маске, а кто нет. От всех исходила одинаковая ненависть, щерящиеся лица приобрели багровый оттенок. Сол моргнул, протирая глаза, но видение задержалось. Возможно, люмены на нижних уровнях меркли, нарушая освещение.

У него зудело предплечье. Порой он ощущал нечто подобное на Игле, когда перма-шторм вот-вот должен был разразиться особенно буйным выбросом. Однако здесь было хуже, как будто энергию, которую он пассивно поглощал, оскверняло присуствтие Пьюрберна.

Он рассеянно почесал руку, оглядывая толпу. Проклятье, где же Ангвис?

– Добрый вечер, лорд Сол.

Он вздохнул, не удосужившись обернуться. Разумеется, она была рядом с ним.

– Я волновался, что вам не удалось, – произнес он. – С вашей стороны все готово?

– Мои агенты предприняли необходимые шаги: ваше устройство установлено под сценой, равно как и подготовленный тайник с дымовыми гранатами. У меня наготове пара снайперов для дополнительной дестабилизации по мере надобности.

– А свежие наемники Сорроу? – спросил Сол. – Думаете, им по силам задача одолеть псайкера?

– Они знают свои приказы. Сорроу предоставил мне доступ к их вокс-каналу. Я дала им соответствующие указания.

– А маршрут отхода? Сорроу сообщил им, что северный прометиевый трубопровод пуст? Пройдя по нему, они должны суметь спрятаться в гнезде кабелей, питающих тепловой отвод, пока…

– Я бы не стал волноваться о таких деталях, лорд Сол, – ответила Ангвис. – Мы подготовили все. Помните, что Бог-Император наблюдает. Он обеспечит правильный исход.

– Вашим зданиям пошло бы на пользу некоторое внимание, – прошелестела леди Антропофа. – Декор… блеклый.

Сорроу обнаружил, что не может ответить. Его взгляд был прикован к стоявшей перед ним фигуре. Она была высокой, возможно выше любого человека, какого он когда–либо встречал, однако худой как скелет и окутанной тенью. Она носила полуночно-черное одеяние, плечи и торс украшала стилизованная броня, выполненная из полированной кости и испещренная аметистами. Лицо, к счастью, скрывала изысканная маска, не имевшая совершенно ничего общего со зловещими гримасами дома Кавдор. Она была сделана из безупречной бивневой кости и выражала безмятежность

– Было сложно изыскать подходящие материалы, – запинаясь, выговорил он.

– Разве вы не получили мой подарок? – спросила она.

– Да. Чрезвычайно любезно с вашей стороны… Кажется, я оставил его в другой…

Леди Антропофа вытянула руку. В ней был археотеховый сосуд, который Сорроу использовал в качестве пресс-папье.

– Вам известно, что это такое? – поинтересовалась она.

– Я… это похоже на вазу Мунг.

– Действительно, – произнесла леди Антропофа, и ее пальцы охватили сосуд, словно паучьи лапы. – Я не обижаюсь на скептицизм. Осталось очень мало нетронутых образцов. В конце концов, лишь некоторые из отпрысков дома Мунг смогли сохранить свои мозги в этих стазисных сосудах. В своем высокомерии они надеялись, что однажды дом Мунг возвысится снова благодаря их законсервированной мудрости.

Ничего не выражающее лицо леди Антропофы оглядело сосуд в форме черепа.

– За образец вроде этого можно выручить миллион кредитов, – прожурчала она. – Однако есть сложность. Стоит открыть сосуд, как содержимое быстро портится. Это создает парадокс: чтобы по-настоящему удостовериться в ценности, его необходимо открыть. Но будучи открытым, он утрачивает ценность. Все–таки, размеров одного мозга хватает лишь на одну потрясающую трапезу.

С ее голосом что–то было не так; теперь Сорроу это слышал. Манера леди Антропофы изъясняться казалась почти чересчур гладкой, как будто интонация не вполне соответствовала стоящей за ней эмоции. А еще едва заметно ощущались следы обратной связи. Голос звучал практически как синтезированный. Не пахло ли чем–то? Сгнившей плотью? Консервирующими жидкостями? Или всего лишь его собственным потом?

– Поистине щедрый дар, – сказал Сорроу, едва удерживая голос ровным. – Благодарю вас еще раз. Но признаюсь, я удивлен видеть вас. Как я понял, вы делегировали ответственность за Перикулус. Я чем–то вас подвел?

Продолжая держать на ладони вазу Мунг, леди Антропофа глянула на Сорроу из–под маски.

– Вам не нужно меня бояться, лорд Сорроу. Я здесь сугубо для того, чтобы освободить вас от оставшихся долгов.

– От моих долгов? – Сорроу сглотнул, не понимая, как трактовать ее тон. – Но… Мы говорим обо всей сумме? До последнего кредита?

– Именно, – кивнула Антропофа. – Ваши услуги были образцовыми, невзирая на некоторые весьма сложные условия. Я с превеликой радостью спишу ваши обязательства. Перед тем, как закрыть этот вопрос, мне требуется всего одно последнее дело.

У Сорроу пересохло во рту. Свобода от бремени была так соблазнительна, однако за столь царскую сумму затребуют немало. И все же он заставил себя улыбнуться самым жинерадостным образом и отвесил глубокий поклон.

– Ожидаю ваших указаний, миледи.

– Вы замышляете против лорда Пьюрберна.

Это было утверждение, а не вопрос.

– Миледи, я не уверен, что вы слышали, но я не…

– Вы же не станете лгать мне, лорд Сорроу?

Голос звучал мягко, пустое лицо маски было спокойно. Однако Сорроу всю свою жизнь изучал язык, выражаемый поворотом головы или случайным постукиванием пальца. Он сознавал опасность, перед которой вдруг оказался.

– Простите меня, миледи, – произнес он, склоняя голову. – Я опасался, что наши планы могут вызвать у вас возражения.

– Да. Планы, – проговорила она. – Вы находитесь в сложной ситуации, лорд Сорроу, служа двум господам. Скажите мне, вы велели своим псам забрать их цель, или же ликвидировать ее?

– Второе. Делак права – угрозе нужно положить конец. Риск слишком велик.

– Резонная позиция. Скажите, лорд Сорроу, вы уже разгрузили последнюю поставку припасов?

– Нет, миледи. Они еще не прибыли.

– Если они вообще в пути на самом деле.

– Миледи?

– Наше ремесло нелегко, – отозвалась леди Антропофа. – Энергия передается в одну сторону, равно как и вода с воздухом. Есть товар и спрос. Одно питает другое. Но наш бизнес более… цикличен. Людей необходимо кормить. Но чем мы можем их накормить, когда у нас мало припасов?

– Существует дефицит трупной муки?

– Это не должно вас заботить, – сказала она. – Все, что вы должны сделать, это связаться со своими псами. Скажите им: план изменился. Скажите взять псайкера в плен и бежать. Неважно, куда. Мне нет дела до того, найдут ли их, лишь бы поимка произошла позднее.

– И за это вы отмените мой долг?

– Даю вам слово.

– И я смогу уехать из этого места?

Мгновение леди Антропофа не отвечала. Вместо этого она мельком посмотрела на ржавую мясорубку, занимавшую большую часть комнаты. Затем ее взгляд вновь переместился на Сорроу.

– Мой дорогой лорд Сорроу, ну зачем же вам уезжать? – произнесла она. – Как раз в тот момент, когда мы вот-вот решим нашу проблему с поставками?

Вирэ была в поту. В основном причиной являлась жара: сомнительные атмосферные регуляторы купола не могли справиться с плотно набившейся толпой. В жаре, порожденной давкой человеческих тел, присутствовало что–то особенно неприятное. Та казалась влажной, будто просачивалась внутрь кожи.

Однако также она нервничала. Впрочем, никто бы этого не понял. Она стояла словно генерал во главе непобедимой армии: ее бойцы были неуязвимы. Возможно, в диких уголках подулья они бы и нашли себе ровню, но на арене, в бою один на один, мало кто мог с ними сравниться.

Точно так же уверен в себе был и Порез…

По крайней мере, в нынешней схватке она ни за кого не болела. Было бы справедливо назвать это столкновением стилей. Гром, здоровенный Босс Кузницы из Полумертвых, с ревом размахивал своим массивным «раздирателем». При каждом ударе топор издавал яростный вой, вертящиеся зубья на клинке изголодались по крови. Однако его противница, Изолиния из Кислотных Капель, никак не оказывалась в пределах досягаемости. Ее собственный клинок переливался едва заметным синим светом: его окружало расщепляющее силовое поле, достаточно мощное, чтобы дестабилизировать материю.

Интересная проблема, подумалось Вирэ, пока бойцы обменивались ударами. В теории, силовой меч Изолинии мог рассечь «раздиратель» надвое, но попадание должно было быть точным. Стоило допустить оплошность – и мощь топора могла сломать Изолинии руку, даже если бы ей и удалось его повредить. А без оружия она вряд ли сумела бы преодолеть превосходство Босса Кузницы в силе и стойкости.

Толпа взревела – Изолиния поднырнула под страшный замах и рванулась вперед, намереваясь вогнать клинок Грому в грудь. Тот ушел от выпада, двигаясь неожиданно быстро, и оружие по касательной отскочило от его бока. Однако она увидела, что от контакта литейная броня вспузырилась, и на трупный пепел арены закапал металл. Изолиния ухмыльнулась, кружа вокруг соперника и высматривая еще один просвет. Вирэ задалась вопросом, считает ли Эшер, что ее победа уладит давнишнюю вражду между бандами. По ее опыту, это так не работало: проигравший неизбежно найдет объяснение, почему победа была подпорчена, и это даст еще один повод для будущего противостояния.

Она отвернулась от состязания, и ее взгляд упал на Блока. Тот лежал на скамье, а другой боец зашивал его раны. Ему повезло, что он выжил. Вирэ увидела опасность в тот же миг, как схватка началась. Блок был более опытным воином, но молодой Голиаф был сильнее и быстрее. Он доминировал в бою, размахивая ревущими цепными мечами в обеих руках и обрушивая шквал ударов. Большинство погибло бы через несколько мгновений, однако Блок знал, как затянуть бой, и использовал превосходство своего оружия в досягаемости, чтобы удерживать Голиафа на расстоянии, не обращая внимания на насмешки толпы.

Вирэ присела на корточки рядом с ним, изучая глубокую рану на груди. Блок упорно не нападал, пока Голиаф не начал выходить из себя. Его атаки стали более быстрыми и дерзкими, но удары были неуклюжими и несбалансированными. И все же казалось, что для Блока это чересчур. Он пошатнулся и припал на одно колено. Юноша-Голиаф с радостью воспользовался шансом, но лишь для того, чтобы обнаружить, что попался на уловку ветерана. Слегка дернув запястьем, Блок всадил кривой клинок цепной глефы в живот Голиафа, и молодой взорвался кровавым фонтаном. Однако один из цепных мечей проскользнул и вспорол Блоку грудину. Вирэ не могла сказать, сможет ли он снова драться. Она надеялась, что нет.

Толпа разразилась громовыми аплодисментами. Она резко повернула голову и увидела, как останки Изолинии валятся под ноги Грому. Кожа того стала красной от крови; похоже, «раздиратель» достал цель. Он утер лицо и издал кровожадный вопль, обращаясь к ревущей толпе.

Кровь. Только ее они и хотели.

Блок застонал. Ему требовался уход получше, чем могли предоставить здесь. Вирэ бросила взгляд на Кандальщика Хантона и множество невольников, ожидавших своей очереди оказаться в центре внимания. Это им предстояло открыть прометиевые магистрали, которые будут снабжать собственное Вечное Пламя Перикулуса. На всех были надеты маски, украшенные огненными языками.

– Я забираю Блока в наше жилье, чтобы им занялись как следует, – произнесла она. – Убедись, что церемония идет гладко. Никаких ошибок.

Хантон кивнул и принялся рявкать на рабов, чтобы те построились в шеренгу. Когда они пришли в движение, глаз Вирэ за что–то зацепился. Четвертый раб справа – в том, как он перемещался, было нечто знакомое. Каждый шаг точен. Безупречно выверен…

Блок застонал. Она тряхнула головой, прогоняя неуверенность.

Что бы сейчас ни случилось – это не ее проблема.

Лорд Пьюрберн поймал себя на том, что его взгляд рассеянно блуждает. На арене внизу здоровяк-гладиатор играл на публику. Он был даже огромнее своих коллег; объем мышц граничил с показателями абхуманов. Противник принадлежал к дому Ван Саар и был облачен в продвинутый боевой костюм, компенсирующий слабость его собственного тела. Их с гладиатором лица находились практически на одном уровне: он висел на множестве насекомоподобных механических ног, каждая из которых оканчивалась режущим острием.

Пьюрберн подавил зевок. Игры начинали его утомлять, кровопролитие выглядело неоригинально. Может, перейти к следующему этапу церемонии? Толпа ведь наверняка насытилась. Но нет, те продолжали вопить, пока громила боролся с кибернетическим приспособлением, напрягая усиленные стимуляторами сухожилия, чтобы одолеть пласталевый панцирь.

Он бросил взгляд за плечо. Невольники были на месте, по одному у каждого из кранов, готовясь залить священный прометий в горнило. Все пристально следили за ним, ожидая сигнала. Пиромагир держал на весу свою конфорку, подпитываемую Вечным Пламенем, и стоял наготове, чтобы зажечь собственное горнило Перикулуса.

Это был миг его триумфа, и пусть даже кровопролитие закладывало фундамент для этого, Пьюрберна раздражала необходимость делить его с этими гладиаторами.

Толпа вдруг заревела. Он повернулся обратно и увидел, что боец торжествующе воет и высоко поднимает руки, в каждой из которых сжимает по механической конечности. Порванный на куски оппонент лежал у его ног. Броня была искорежена и окровавлена, хотя оставалось неясным, жив ли еще ее носитель.

Пьюрберн встал со своего места и сделал вид, будто разражается аплодисментами, хотя его руки ни разу толком не соприкоснулись. Сойдет и так.

– Перикулус, кровью и огнем мы рождены вновь…

Все стало белым: полыхнул свет, яркий, как солнце из легенд. Ослепленный, Пьюрберн вытянул руки в описках опоры и заскреб ими. Тут же началась пальба, с разных сторон, и ноздри внезапно заполнил едкий выхлоп дымовых гранат. По всему амфитеатру раздались крики – как вблизи, так и вдалеке.

А потом он уловил гудение струи пламени, за которым последовал другой вопль, еще ближе. Его Пиромагир сражается? Кто–то пытался взобраться на платформу.

Невозможно!

Он ничего не видел, но стоило ему наощупь добраться до камеры в задней части паланкина, как он почувствовал, что его хватают грубые руки. Прежде чем он сумел вытащить оружие или оказать сопротивление, его потащили вперед и опрокинули. Пьюрберн с глухим стуком ударился об пол, после чего его снова подняли на ноги. Руки будто тисками сжали его запястье и заставили приложить ладонь к скрытому генетическому замку позади трона.

Раздалось шипение: дверь отперлась и начала открываться; потом его отшвырнули в сторону. Он попытался закричать, но голос затерялся в хаосе.

А затем белое стало красным.

Акт 3

1

Канндис распахнул плечом входную дверь участковой крепости и наполовину нырнул, наполовину упал в проем, а в раму над ним застучали выстрелы из стаббера. У него шла кровь из дюжины ран, шлем треснул, в броне засели шальные пули. Он перекатился на живот, пинком захлопнул дверь, вскинул стаббер и навел его на уже закрытый вход. Шокерная дубинка безжизненно висела на боку, но в пистолете еще оставалось четыре заряда. Или три? Он не мог вспомнить.

Какого черта произошло?

Что бы это ни было, оно происходило до сих пор. Он слышал вопли и ритмичную долбежку автоматных очередей. Еще хуже была вонь пылающего прометия, смешанная с запахом горящей плоти. По крайней мере, при закрытой двери дым стал пореже: респиратор шлема Канндис потерял по милости одного из кавдорских подонков. Мозги вора теперь покрывали шокерную дубинку, однако тогда на подходе были новые крысы, и ему не хватило времени забрать экипировку. В оружии не осталось заряда, но оно все еще могло проламывать черепа.

Звук позади. Шаги? Что–то другое?

Это не имело значения. Крутанувшись, он приподнялся на одно колено и осмотрел комнату, прижавшись спиной к главной двери участковой крепости. Было темно, люмены погасли, и остался лишь тот свет, который источало творившееся за дверью безумие. Сердце Канндиса колотилось. Отчасти это был страх, но в основном – злость, закипающая ярость, ставившая под угрозу способность мыслить рационально. Он подавил ее, использовав свою выучку и те резервы, которые считал давным-давно растраченными. Злость ведет к ошибкам. Из–за ошибок тебя убивают.

– Говорит паланит-капитан Канндис, – рявкнул он. – У тебя единственная возможность сдаться, иначе я открою огонь!

Произнося это, он осознал абсурдность угрозы. В кого именно он собирался стрелять? Или он намеревался просто высадить внутрь участковой крепости три оставшиеся пули?

– Прошу, сэр, не стреляйте!

Из сумрака за приемной стойкой показались руки. Последовавшее за ними лицо было скрыто за треснутой маской.

– Сними это! – взревел Канндис, взводя курок пистолета. Однако несмотря на ярость, он узнал ее носителя. Тот снял маску, и прямо перед капитаном оказались окровавленные щеки и затравленные глаза Гладшива.

– Прошу, – проговорил он дрожащим голосом. – Я просто… не стреляйте, капитан.

– Не могу тратить пулю, – отозвался Канндис, опуская оружие. Он выдохнул – казалось, впервые за несколько часов – и его плечи обмякли.

– Кто–нибудь из патрульных сумел добраться обратно? – спросил он.

Гладшив покачал головой.

– Нет, сэр. Я… они все еще там?

Канндис не ответил. Он мысленно представлял себе последних из своего отделения: стабберы плюются пулями, шокерные дубинки превратились просто в палки. И все же они сражались, а кавдорские крысы нахлынули на них, выискивая ржавыми клинками трещины в броне патрульных. Считанные часы назад эта команда была назначена сопровождать Пьюрберна в ходе зажжения Вечного Пламени Перикулуса. Это должна была быть забава для малолеток и лучшая возможность уйти, какая только представлялась любому из них с момента отправки в Перикулус.

Канндис бросил взгляд на Гладшива, который безучастно смотрел на главные ворота окружной крепости широко раскрытыми и налитыми кровью глазами.

– Ты это видел?

– Я…да, – произнес Гладшив. – Я вышел наружу всего на секунду. Забрался на развалины одного из домов. Я просто хотел увидеть пламя.

– Что ж, задача выполнена чертовски хорошо, – выплюнул Канндис. – Выгляни наружу, мальчишка, там масса огня для хороводов. И крови тоже, если она тебе больше по вкусу.

– Как?.. Что случилось? – Гладшив нахмурился, словно эта мысль не укладывалась у него в голове. – Я услышал выстрелы, и вдруг… Я перестал видеть.

Это Канндис помнил вполне хорошо. Была вспышка света. Он находился на некотором отдалении от остальных – у него село оружие – но она все равно преодолела даже его фотовизор. Все превратилось в жгучую размытую пелену очертаний и цветов; он едва сумел разглядеть, как сквозь патруль метнулись две тени, направлявшиеся к лорду Пьюрберну. Охранник того, жуткий сплав человека с металлом, попытался вмешаться, но не мог увидеть, куда целиться. Волна его пламени охватила полуслепое столпотворение верующих. Последнее происшествие вызвало у Канндиса некоторое удовлетворение. Правосудие отчасти было воздано, пусть и в поэтическом смысле.

Когда тени добрались до платформы, лорд Пьюрберн так и стоял там: похоже, он был слишком ошеломлен, чтобы среагировать. Канндис мчался к ним, вытащив стаббер, но понимал, что не успеет перехватить клинок или пулю. Однако предполагаемые убийцы не сделали ничего подобного, а вместо этого бесцеремонно сбросили Пьюрберна с его трона. Затем по камере, установленной в задней части платформы, прошла светящаяся трещина. Яркая, но не слепящая. А потом…

Следующее, что он помнил – уставившееся на него окровавленное лицо. Должно быть, оно что–то кричало, но звука было не слышно за стуком крови в ушах. Его руки сжались на горле человека, однако тот продолжал отбиваться, слабо хватая капитана за лицо. В налитых кровью глазах не было страха, только ненависть и голод. Он продолжал давить с такой силой, что глаза умирающего выпучились, пятная щеки кровавыми слезами, и жизнь наконец–то покинула того. Канндис попытался сказать себе, что это была самозащита: что разбитое и покрытое синяками лицо принадлежало опасному убийце, которого требовалось усмирить. Но когда свет в глазах человека угас, его черты смягчились, и Канндис узнал паланит-сержанта Гендрокса.

Он до сих пор не понимал, почему убил его.

Потом он побежал. Вопли прерывались автоматными очередями, острые клинки оставляли насечки на его броне. Повсюду была либо тьма, либо огонь – по всему Перикулусу вдруг погасли люмены, а жаровни, когда–то символизировавшие власть Пьюрберна, теперь опрокинулись, лужами разливая горящий прометий. Он вслепую палил по всем и вся, кто бы ни попался ему на дороге. Что–то ударило по голове, скособочив шлем и оглушив его. Он повернулся и оказался перед громадной фигурой Варла Огнекровного, Тирана Кузницы Полумертвых. Гиганта покрывали багряные пятна, на потрескивающем бойке силового молота испарялись капли крови.

Бежать было некуда. Канндис смотрел, как Голиаф поднимает оружие. Однако прежде, чем был нанесен финальный удар, из теней вырвалась еще одна фигура, которая с яростным воплем всадила Огнекровному в грудь клинок стилета. Канндис мельком разглядел Леару Бэтрип, но когда эти двое сцепились, он побежал дальше и не знал, чем все закончилось.

Он моргнул, пытаясь сосредоточиться. Гладшив все так же сидел позади стола, баюкая в руках маску. Служащий был не идеальным союзником, однако других у него не имелось.

– Вставай, – бросил Канндис, поднимаясь. – Нам надо запереть эту дверь. Потом мне нужна опись оружия и припасов. Рано или поздно кто–нибудь явится, и нам нужно быть наготове. Гладшив, ты слушаешь?

Служащий не ответил. Канндис задумался, не ударить ли его в надежде взбодрить, но какой в этом был смысл? Он не мог причинить такой боли, которая бы сравнилась с уже увиденными ужасами.

– Гладшив? – предпринял он еще одну попытку, заговорив более мягким тоном. – Гладшив? Нам нужно работать вместе. Я не знаю, выжил ли еще кто–то, но там снаружи ад и…

– Они забрали его.

Гладшив не смотрел на него, вместо этого обращаясь к миру огня и дыма за воротами. Ближайшее окно было заделано, но сквозь трещины сочился трепещущий свет – пламя пожирало руины Перикулуса.

– О чем ты? – спросил Канндис. – Что они забрали?

– Огонь, – прошептал юноша. – Пламя Бога-Императора. Они затушили его, и вместе с ним похитили Его свет.

– Кто? Кто его забрал?

– Теперь Он покарает нас, – шептал Гладшив. – Теперь мы поистине в аду. Мы подвели Его. Мы заслуживаем гореть.

– Никому не надо будет гореть, если только мы выберемся отсюда, – отозвался Канндис. – Нам просто нужно что–нибудь, чтобы расчистить дорогу. Запас дымовых или светошумовых гранат, как раз хватит добраться до ворот Перикулуса. Сможем перегруппироваться выше в улье, собрать силы и контратаковать. Или… здесь где–то должен быть вокс-передатчик. Может, у одного из гильдийцев. Если у меня получится передать сообщение наверх, мы сможем показать этим выродкам правосудие Хельмавра!

Он хлопнул Гладшива по плечу. Тот слегка покачнулся, но больше никак не отреагировал. Возможно, он пребывал в кататонии. Канндису уже случалось видеть такое прежде – жестокость на дне улья утягивала слабаков за пределы рассудка. В этом случае клерк был для него бесполезен.

Он зашел за стол. Там была горстка патронов к пулевому пистолету, а также пачка палочек лхо. Канндис приложил одну из последних к губам и трясущимися руками поднял зажигалку. Поджигая ее, он отклонился назад, ожидая уже привычного всплеска пламени, но та еле сверкнула.

– Хренова штуковина, – пробормотал он, встряхивая ее. – Гладшив, я тебя до сержанта повышу, если сможешь найти мне клятую зажигалку. Гладшив?

Он бросил взгляд на участок пола, где раньше сидел служащий. Однако тот уже пришел в движение и шагал к двери участковой крепости, закрепив маску на ее месте.

– Гладшив? – окликнул Канндис. – Ты куда, идиот ты эдакий?

Клерк повернулся и посмотрел назад. Выражения его лица не было видно.

– Все должны гореть, – прошептал он, а затем переступил порог и вышел в преисподнюю.

В дверь глухо постучали.

Сорроу подскочил, и инфопланшет выпал из его пальцев. Он бросил взгляд на дверной проем, по бокам от которого теперь стояли двое его самых крепких Размольщиков. Разумеется, если считать, что это были его Размольщики – их примечательное отсутствие во время визита леди Антропофы указывало на верность нескольким господам. Тем не менее, они выжидающе напряглись, приготовив ножи для свежевания.

Сорроу подобрал свой инфопланшет, нервозно покручивая печатку. Он пытался ознакомиться со своими активами в верхнем улье, но едва осилил страницу. Было сложно сосредоточиться – особенно когда вдруг отключилось освещение. Как и заверял Сол, быстро заработали резервные генераторы, но свет стал уже иным: трепещущим и нерешительным. Крики и взрывы тоже не способствовали концентрации, равно как и зарево пожара, сочившееся через трещины в ставнях.

Не его проблема, разумеется. Происходящее на улице – выбор людей на улице. Он занят работой, не лезет в чужие дела. Что бы там ни творилось – это не его ошибка.

Снова стук, громче. Затем голос:

– Сорроу!

Он сделал вид, будто не узнал его. Даже лучше – не слышал. Ведь если он не слышал, значит его нельзя винить за то, что дверь осталась заперта.

– Сорроу!

Еще один крик. Жалобный, почти умоляющий. Он никогда не слышал, чтобы его друг говорил вот так. Один из Размольщиков бросил взгляд на Сорроу, и его лицо-плиту прорезали хмурые морщины. Он молча кивнул на дверь в коридоре снаружи и сделал жест своим клинком.

Сорроу яростно уставился на него и беззвучно проартикулировал: «Нет».

– Креденс, пожалуйста! Они приближаются!

Казалось низостью, что его имя используют таким образом. Дешево.

Он дернулся и побарабанил пальцами по подлокотнику. Ему не хотелось об этом думать. Однако он знал, что голос останется с ним. Будет опустошать грядущие триумфы, преследовать в моменты слабости. Такое бремя он нести не желал.

Сорроу вздохнул, кивнул Размольщику и сделал жест в направлении дверной ручки. Тот еще раз приподнял клинок, и на его лице появилось выражение надежды. Сорроу снова покачал головой. Размольщик кивнул и исчез из виду. Сорроу слышал, как он тяжеловесно шагает ко входу, но проигнорировал звук открывающейся двери и сопровождавшие его крики, а вместо этого сосредоточился на том, чтобы растрепать свою одежду и волосы. Когда через несколько секунд дверь кабинета распахнулась, за ней оказался Сорроу, подавляющий зевок и заспанно моргающий, словно его только что разбудили от глубочайшего сна.

Он не знал точно, заметил ли Сол это представление, однако тот все равно нетвердо вошел внутрь в изодранной и окровавленной одежде, почти что неся спотыкавшуюся Ангвис, рука которой была закинута ему на плечи. Позади него раздались вопли и стук выстрелов из стаббера.

– Закрой! – зарычал Сорроу, хватая Ангвис за другую руку и помогая Солу опустить ее на диван. Раны Сола выглядели поверхностными, исключая порез на лбу. Повязка пропала, так что стала видна изуродованная впадина, где когда–то находился глаз.

– Она ранена? – спросил Сорроу, глянув на Ангвис.

– Не знаю. Не думаю. Проверьте ее, нам нужна аптечка.

Казалось, Сол пребывает в исступлении, разрываясь между раненым товарищем и тем, что творилось снаружи, что бы это ни было. Его взгляд перескакивал на запертые ставни. Сорроу осторожно положил ему руку на плечо, но тот вздрогнул, будто его ударили.

– Что случилось? – спросил Сорроу.

– Что случилось? – ощерился Сол, оборачиваясь к нему. – Вас там не было? Вы не видели?

– Нет, – ответил Сорроу. – Моя часть была выполнена. Я решил, что если что–то пойдет не так, то будет благоразумным находиться как можно дальше от лорда Пьюрберна.

Сол еще мгновение яростно смотрел на него, а потом вздохнул, и с его лица пропала злость.

– Вы были мудрее, чем я. Мне хотелось увидеть выражение его лица. Однако увидел я только огонь и кровь. Что–то пошло совсем не так.

– Наши агенты не справились?

– О, они справились, – отозвался Сол. – Делаки создали отвлекающий фактор, а конверсионное поле вывело из строя его охранников. Ваши люди добрались до цели. Они открыли камеру. А потом…

Он сбился – возможно, он до сих пор был в шоке. Размольщик снова появился с аптечкой, и Сорроу наклонился к Ангвис.

– Как она пострадала? – спросил он.

– Электрошок, – ответил Сол. – Я сдерживался, как мог.

– Это вы сделали? Почему?

– Потому что она пыталась меня убить.

Вирэ захлопнула складской ящик, который использовала в качестве стола, и навалилась своим весом, чтобы закрыть замок. Она слабо представляла, что внутри, поскольку сгребала содержимое своего офиса большими охапками. Состояние Блока стабилизировали, и она не видела никаких причин задерживаться после того, как вернутся остальные. Пьюрберн никогда не заплатит, только найдет новые способы убивать ее людей и унижать ее перед ними.

– Гнилое ничтожество, – пробормотала она, прочесывая стены взглядом в поисках каких–нибудь оставшихся пожитков. Цепная глефа лежала на своих креплениях, доспех был на ней. Она намеревалась нести и то, и другое, покидая купол с высоко поднятой головой. Рабы теперь являлись проблемой кого–то другого. Они могли голодать, или же восстать и свергнуть старого дурака – ей было все равно. Однако она не могла уйти без символа своей власти. Чертовщина, да где же он?

Ее взгляд перескочил на наспех запакованный ящик.

– Глупая старуха, – прошептала она, сорвав крышку и роясь в содержимом. – Элле? Элле, где мой проклятый символ власти?

Из соседней комнаты донеслись шаги. Появилась Элле. Она смотрела себе под ноги, видимо дуясь из–за того, что Вирэ ответила отказом на ее просьбу посетить церемонию Вечного Пламени.

– Я не знаю, – сказала Элле. – Вы смотрели в ящике?

– Я этим и занимаюсь, идиотка! – огрызнулась Вирэ. Но еще говоря это, она ощутила, как ее злость отступает. Девочка чуть старше малолетки, молодая и временами беспутная. Срываясь на нее, ничего не добиться. Злость следует использовать как горн, в котором закаляют клинки, а не как неуправляемо бушующий пожар.

– Элле, – со вздохом произнесла она. – Прости. Я…

Светильники замерцали.

Она нахмурилась и посмотрела на потолочный люмен. Где–то с час назад произошел скачок напряжения, и рабский блок неожиданно погрузился во тьму, но какие бы доработки не произвел Сол – они, похоже, сработали.

Однако казалось, будто что–то не так.

Вирэ бросила взгляд в окно. Осыпающиеся жилые блоки напрочь перекрывали обзор на церемонию, но она смогла различить слабое оранжевое зарево, обрамлявшее феррокритовые сооружения. Оно становилось ярче.

– Элле, Вечное Пламя уже зажгли?

– Должны были.

– Гмм. Оно ярче, чем я ожидала. – Вирэ пожала плечами, вернулась к открытому ящику и принялась ворошить разнообразное оружие и безделушки. Отодвинула в сторону гарпуномет, выискивая коробку, где находилась ее вокс-бусина.