Текст книги "Запретная любовь. Колечко с бирюзой"
Автор книги: Дениза Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Она замотала головой:
– Дело совсем не в том, что я слишком много работала.
Он сел на стул рядом с ней, отвел руки от лица и заставил посмотреть на него. Горе, которое он прочитал в глазах Кристины, ужаснуло Филиппа.
– Тина, детка моя, что же все-таки случилось? Ты расстроена из-за того, что я сказал: мне надоело, что ты всегда ставишь желания своих детей и бывшего мужа выше моих?
Бывший муж. Это выражение Филиппа снова ее огорчило.
– Я не выйду за тебя замуж, Фил, – произнесла она так, словно эти слова кто-то вырвал у нее силой. – Пожалуйста, не пытайся изменить мое решение. Оно окончательное.
За этим последовал спор, который ни к чему не привел и в результате которого они оба лишь обессилели и даже пришли в смятение. Кристина почти потеряла рассудок – так, по крайней мере, представлялось Филиппу. Спустя какое-то время он перестал даже пытаться спорить и стал холодным как лед. Пусть эта история для него страшный шок, но он не допустит, чтобы она его сломила. От этого его спасала гордость. Однако он не удержался от двух-трех горьких замечаний:
– Все женщины одинаковы, совершенно непредсказуемы, но я все-таки считал, что ты не такая. Я ошибался. Почему же ты ушла от Чарльза?
– Я не знаю и сама себя не понимаю, – снова и снова повторяла Кристина, расстроенная до глубины души, но твердо решившая, что Филу не удастся повлиять на нее и заставить изменить ее намерения. – Я знаю только одно: если мы не поженимся, это будет лучше не только для меня, но и для тебя, Фил.
С сигаретой во рту он шагал взад-вперед по комнате, напряженный и взвинченный.
– Тут все дело в детях… Все дело всегда было в этих детях…
Филипп признал, что хочет быть на первом месте в ее жизни и в ее сердце. Он гневно осуждал Крис за то, что она позволила зайти делу так далеко.
– Бог ты мой, – воскликнул он, – и это в преддверии развода!
Она заплакала.
Филипп был не в состоянии спокойно переносить ее горе. Он забыл о гордости и помнил только об их былой любви, их чудесной страсти. Он сел на постель, обнял ее и терпеливо ждал, пока утихнут рыдания. Филипп стал говорить, что готов согласиться с ее позицией по отношению к детям. Но Кристина стояла на своем, Теперь ей стало ясно, что между ними все кончено, что было бы безумием с ее стороны вступать во второй брак, который может рухнуть точно так же, как и первый. Она любила Филиппа, и все могло бы сложиться по-иному, если бы у нее не было Джеймса и Дилли. Филипп прав, говоря, что между ними всегда стояли дети. И она знает, что так было бы и в дальнейшем.
Фил пробыл у нее недолго. Он еще не знал, как себя вести с новой Кристиной. Он сказал, что позвонит утром. Фил встал, а она все никак не могла унять дрожь. Ее пылающее лицо и горячие руки навели его на мысль, что у нее начинается лихорадка. Он решил, что правильнее всего для него будет уйти, тем более, что она немного успокоилась и даже обещала попытаться заснуть.
Когда он ушел, Кристина поставила градусник. Оказалось, что температура сильно повысилась. Она вызвала своего врача.
Кристина проболела несколько дней.
14
– Конечно, – сказала Фрэн, – ты совсем спятила.
– Вероятно, – кивнула в ответ Кристина.
Они находились на квартире Крис. Фрэнсис сидела возле ее постели.
Филипп попытался увидеться с ней, но она попросила его не приходить. На следующий день он предпринял новую попытку. Кристина сказала, что просто не решается встретиться. Она по-прежнему его любит, но не может заставить себя все бросить и уйти к нему. Существует прочная связь с прошлым, которая, по-видимому, сильнее ее и разорвать которую она не в силах.
Филипп вернулся в Париж один. Он каждый вечер ей звонил, был нежен, полон сочувствия и почти не заговаривал о будущем. Он оставил заказ в цветочном магазине Констанс-Спрайс, и каждую неделю ей доставляли корзину цветов. Он писал короткие ласковые остроумные письма, каждое из которых содержало намек: он ожидает, что как только Кристина поправится, она приедет к нему в Париж.
Но теперь Кристина знала – она ни за что туда не поедет.
Сегодня утром попросила Фрэнсис прийти и сказала ей об этом. Глубоко потрясенная, та несколько часов с ней спорила.
– Ты с ума сошла! Ты будешь всю жизнь сожалеть об этом. Ты была несчастна с Чарльзом. Да и с детками своими не очень-то хорошо ладила. Таких, как Филипп, один на миллион. Скажи мне, бога ради, Крис, что на тебя нашло?
Фрэнсис, расхаживавшая взад-вперед по спальне Кристины с сигаретой между пальцами, время от времени останавливалась, чтобы бросить сердитый взгляд на свою молодую подругу. Все эти годы она собственными глазами видела, как обстоят дела между Кристиной и Чарльзом. Это она ввела Филиппа в жизнь Кристины. Для нее было личным оскорблением принятое в последнюю минуту решение Крис порвать с Филиппом, когда до вынесения окончательного приговора суда оставалось всего несколько месяцев.
Как ни странно, в это утро Кристина чувствовала себя более спокойной, чем последние несколько недель. Сколько времени она пролежала тут, терзаемая лихорадкой, сомнениями и страхами! Она боролась сама с собой и с диктуемым слабостью желанием бросить все и уехать к любовнику в Париж.
– Ты не понимаешь, Фрэн, – сказала она. – Я знаю, тебе это кажется безумием, но после того как закончила дневник, я поняла, что не могу выйти за Филиппа, вот и все.
– Да будь он проклят, этот твой дневник, – взорвалась Фрэнсис, со звоном тряхнув браслетами.
– Может, и мне хотелось бы, чтобы я никогда за него не бралась, но дело сделано. Я выгляжу там весьма и весьма скверно – ты даже не представляешь! Я себя презираю! И я уверена, что не обрету ни покоя, ни счастья с Филиппом, хотя мне до сих пор хочется быть с ним рядом.
– В том, что ты говоришь, Крис, нет никакого смысла.
Кристина тщетно пыталась что-то разъяснить. Они пикировались, пытались анализировать, говорили, говорили до дурноты. Ни один из доводов Кристины не казался Фрэн убедительным, но одно стало очевидно: Кристину погубила ее совесть. Оставив мужа и детей, она сделала для себя открытие: она не может поставить детей на второе место после мужчины, пусть даже играющего столь важную роль в ее жизни. Она приняла твердое решение, и ничто из того, что могла сказать Фрэн, не способно было его изменить. Что же касается Чарльза, то он, похоже, в расчет не принимался. Он наверняка будет продолжать бракоразводный процесс, заявила Кристина, дождется столь необходимого ему окончательного вердикта, так что их разведут, и она будет жить одна.
– Но какой же в этом смысл?! – воскликнула Фрэн, преисполненная тревоги за эту странную, непредсказуемую Кристину, которая все-таки оставалась самым близким ее другом. – Все было бы совершенно иначе, если бы ты решила вернуться к Чарльзу и заново начать жизнь с ним.
– Мне никогда бы и в голову не пришло просить его снова принять меня.
– А если бы он попросил тебя об этом, ты бы вернулась?
– Не думаю, – ответила Кристина.
Тут ей показалось, что на некрасивом, но привлекательном лице Фрэн мелькнуло какое-то странное выражение. Крис выпрямилась в постели и бросила на нее предостерегающий взгляд:
– Не смей звонить Чарльзу и не вздумай еще что-нибудь делать. Я не хочу, чтобы он знал о нас с Филом.
– Так или иначе, он все равно услышит.
– Я не хочу, чтобы он узнал это от меня.
– О! Ну ладно, раз так – значит так, – сказала, признав свое поражение, Фрэн. – Но зачем доводить до конца бракоразводный процесс? Ты останешься на мели. Тебе придется зарабатывать на жизнь. Вряд ли Чарльз захочет тебя содержать.
– А я этого и не хочу. Я обнаружила у себя некоторые способности к писательству. Ты можешь помочь мне попробовать силы в журналистике.
– Я уже давно покинула Флит-стрит, дорогая моя, и почти утратила связи с этим миром. Конечно, я сделаю все, что в моих силах, но, будучи женой Филиппа, ты достигла бы гораздо большего. Он бы дал тебе все на свете. Крис, может, ты узнала о нашем Филиппе что-то такое, что тебе не понравилось?
– Нет, думаю, разонравилась любовь как таковая. Я обнаружила, что я – мать, – напыщенным тоном ответила Кристина.
– Дорогая моя, это пустые слова.
– Ну что ж, я-то знаю, что имею в виду, хотя ты этого и не понимаешь.
– Фил переносит случившееся довольно тяжело. Я вчера долго говорила с ним по телефону. Он звонил мне из Парижа, получил твое письмо, в котором ты сообщаешь, что между вами все кончено. Он считает, что ты не в своем уме.
– Возможно. А может, я в более здравом уме, чем обычно.
– Дорогая, на это я могу ответить хорошеньким словечком всего из нескольких букв, – рявкнула Фрэн. – Я согласна с Филиппом. Ты сумасшедшая.
– Но, по крайней мере теперь, приняв решение, я ощущаю некоторое успокоение, – сказала Крис.
– И ты не испытываешь страха перед будущим – совсем одна, разведенная женщина, не имеющая рядом с собой мужчины, который заботился бы о тебе? Тебе немногим более тридцати, и ты очень привлекательна. Но ты избрала тернистый путь, дорогая.
Кристина поморщилась:
– Если бы вышла замуж за Филиппа, мой путь мог бы оказаться еще более тернистым. Мы бы постоянно ссорились из-за того, что я встречаюсь с детьми именно тогда, когда Филиппу хочется видеть меня рядом с собой.
– Значит, дело действительно в детях! Ну что ж, я подозревала, что это именно так. Я считаю: ты довольно глупо себя вела по отношению к ним, когда только что ушла из дома.
– А сейчас, по-твоему, я поступаю еще глупее?
– Да, дорогая, – очень дружелюбно ответила Фрэн. – И, если хочешь знать, я за тебя боюсь. Ты можешь еще пожалеть о том, что порвала с Филиппом. Он, понимаешь, так расстроен и под влиянием разочарования наверняка кого-нибудь себе найдет. Ты поступила с ним совершенно беспощадно.
– Он понимает, что раньше я не отдавала себе отчета в том, как много для меня значат Джеймс и Дилли. Он психолог. Обиженный, он все-таки меня понимает, – пробормотала Кристина.
– Да прекрати ты, ради бога! – воскликнула Фрэн, окончательно потеряв терпение.
Ну что ж, у Кристины не осталось уже никакой веры в себя. Разве она, до безумия влюбленная в Филиппа, не испытывала несколько раз желание очутиться снова дома, рядом со своим мужем? Разве она не понимала, что ей надлежит быть с Чарльзом и детьми в том доме и в той жизни, что они построили вместе? И сколь бы фантастичным это ни казалось Фрэн, осознание этой истины возымело над ней большую власть, чем самая страстная любовь.
Фрэн подкрасила губы перед зеркалом, затем взяла в руки шляпу и сумку.
– Мне неспокойно оставлять тебя, но я должна бежать. Не хотелось, чтобы ты была одна. Но, если пожелаешь побывать у меня, ты знаешь, где я живу. И знаешь также, что я употреблю все влияние, какое еще осталось у меня на Флит-стрит, чтобы найти для тебя работу, если ты действительно мечтаешь стать журналистом. На мой взгляд, заняться делом – это самое лучшее для тебя, дорогая.
– Огромное тебе спасибо. Ты всегда была замечательным другом, Фрэн. Не беспокойся. Я долго одна не пробуду. В субботу я везу Джеймса и Диллиан во Фринтон.
Фрэнсис с жалостью посмотрела на подругу. Бедная маленькая Кристина! Не надо ей было уходить от Чарльза. Она не та женщина, чтобы выдержать процедуру развода. Этот дневник, это злосчастное копание в прошлом, которым она занималась в своем сочинении, тоже, по всей видимости, оказали на нее катастрофическое воздействие. Но не будет ли она всю жизнь жалеть о том, что упустила такого человека, как Филипп? Или существует, пусть даже самая малая, возможность того, что она все еще питает какие-то чувства к этому своему глупому супругу?
– Ты уверена в том, что не хочешь, чтобы я позвонила Чарльзу и попыталась добиться его согласия забрать иск? – спросила она.
– Ни в коем случае. Даже если бы я этого хотела, он не захочет. Я знаю Чарльза. Он слишком упрям и страшно обижен. Он не простит, что я была ему неверна.
– Но если он узнает, что ты сожалеешь…
– Я не говорила, что сожалею, – прервала Кристина. Лицо ее было пунцовым. – И тебе больше незачем обо мне тревожиться. Мой брат возвращается на родину. Скоро он будет здесь и отвезет меня куда-нибудь. Мы всегда были большими друзьями.
– Ну что ж, слава богу, если так, – сказала Фрэнсис и удалилась.
Она всегда будет любить Кристину, хотя эта история сильно ее огорчила. У нее осталось ощущение, словно ее лично подвели. Понять же все эти рассуждения насчет материнских чувств она была не в состоянии.
После ухода Фрэн Кристина осталась лежать в постели. Она чувствовала себя слабой и совершенно отупевшей. Завтра она непременно поднимется, что бы ни произошло. Ей надо продолжать что-то делать со своей жизнью – повидаться со стариной Джорджем и с управляющим ее банком, подготовиться к отдыху во Фринтоне. Она лежала с закрытыми глазами, думая о Филиппе. После того дня, когда она сказала, что не выйдет за него замуж, они виделись лишь однажды.
Он снова показал себя тем нежным, полным сочувствия Филиппом, которого она так безумно любила. Однако за сочувствием Кристина ощутила некую новую сдержанность, скрытое желание уйти. Она прекрасно понимала, что он сыт ею по горло. Наверняка она перешла все границы, испытывая его терпение и понимание. Филипп уже не мог любить ее. Та, что первоначально так очаровала его, – была страстная женщина, которая показалась духовно и физически подходящей, чтобы жениться на ней. Но было ясно, что ему ни к чему такая Тина, в которой вдруг проснулась совесть, говорившая о долге в отношении бывшего супруга и детей.
После отъезда Филиппа из Лондона, Кристина испытывала адское, всепоглощающее желание вернуть его. Они ведь были так близки! Но теперь она знала, что ни одна женщина не может строить свою жизнь на лихорадочных эмоциях, на физической страсти, связывающей ее с идеальным любовником. Требуется нечто гораздо большее. То, что она разрушила свой брак в основном из-за потребности любить и быть любимой, представлялось злой иронией судьбы.
Она знала, что лучше ей никогда больше не видеть Филиппа. Как и предсказывала Фрэн, он очень скоро найдет какую-нибудь женщину, которая займет ее место.
Когда Кристина увиделась с Джорджем Вулхэмом и сообщила о своем решении, он просто опешил, хотя и заверил ее, что привык к неожиданностям и к тому, что супружеские пары меняют свое решение задолго до того, как суд успевает вынести окончательный вердикт. Он был, как всегда, обаятелен и добр. Но она ясно видела, что он отнюдь не доволен, хотя и отзывался о ее поведении менее сурово и критично, чем Фрэн.
– Вы считаете меня совсем сумасшедшей? – спросила она.
Вулхэм откинулся на спинку кресла и уставился на большой письменный стол красного дерева, заваленный юридическими документами, связанными в пачки тесемкой. То были материалы, касавшиеся разводов и проблем других людей. Ему хотелось помочь Кристине разобраться в ее проблемах. Он всегда с любовью относился к ней и к ее отцу, когда тот был жив. Он был потрясен больным видом этого бедного хорошенького создания. Луч солнца придал рыжевато-золотой оттенок ее волосам, выбивавшимся из-под маленькой соломенной шляпки. В ней Крис напомнила ему Джекки Кеннеди. Но перед ним сидела не самоуверенная счастливая молодая женщина. У Кристины был несчастный вид – казалось, она уже много ночей не спит.
– Расскажите мне все подробно, – попросил он. – Держу пари, что тут сыграла роль ваша совесть. Я прав? Да, я так и думал. У меня было такое ощущение, что вы, возможно, не выдержите, моя дорогая. Вас, похоже, огорчали всякие пустяки – ну, например, что дата судебного заседания совпадает с днем рождения Чарльза. Вы не помните, как я говорил вам, что нечего сентиментальничать по поводу дня рождения мужа, если уж вы его оставили? Не говорил ли я, что вы недостаточно тверды и недостаточно ненавидите Чарльза, чтобы пройти через процедуру развода?
– Да.
– Но дотянуть до сегодняшнего дня – бог ты мой! – Вулхэм вздохнул.
– Я знаю, – сказала она. – Я знаю, это должно казаться ужасно непоследовательным.
– Вы позволите мне повидаться с Чарльзом и предложить ему не требовать вынесения окончательного вердикта?
У него мысль работала в том же направлении, что и у Фрэн. Но Кристина ответила ему так же, как ранее сказала подруге, – она не станет просить Чарльза ничего отменять. Она слишком хорошо его знает. То, что начал, он должен довести до конца. Она не выйдет замуж за Филиппа, но это не меняет главного: она была неверна Чарльзу. Почему ей следует ожидать, что он ее простит?
15
Брат Кристины, получивший звание полковника авиации, должен был в октябре вернуться с Дальнего Востока, чтобы занять новый пост на базе Королевских ВВС возле Эпинга.
На следующий день после того, как Кристину посетила Фрэн, пришло письмо от Джерими, подбодрившее Кристину. Из ее собственной семьи у нее остался на свете один только брат. Она хотела поскорее увидеться с ним. Это был единственный человек, рядом с которым ей хотелось теперь быть. Она упросит его сразу же увезти ее куда-нибудь подальше от всего, связанного с Чарльзом и разводом.
И все-таки, прочитав его послание, Крис ощутила беспокойство и тревогу. Джерими не писал длинных писем, но он никогда не забывал передать привет своему зятю. Это письмо не составляло исключения. В нем говорилось: «Наилучшие пожелания старине Ч. и поцелуй Кокосовому ореху».
Эти строчки относительно Чарльза и Уинифрид были просто ужасны. Они заставили ее почувствовать себя трусихой. Ей надо было давно написать Джерими и сообщить ему о предстоящем разводе. Она же лицемерила, даже не намекая о разрыве с Чарльзом. Когда Джерими вернется, ей предстоит многое объяснить. Впрочем, она даст ему дневник – эту роковую книгу. Брат прочтет ее. Когда он оправится от первого потрясения, узнав о ее уходе от Чарльза, то будет к ней добр и позаботится о ней – в этом она была уверена.
В данный момент Кристина чувствовала себя неважно. А позаботиться надо было о многом. Прежде всего предстояло решить чисто деловые проблемы. Владелец квартиры должен был вернуться из-за границы в Лондон и хотел получить свое жилище обратно. После того как Кристина приедет из Фринтона, ей придется подыскать для себя другое место.
Она оказалась в совершенно ином положении, чем в свое время ожидала. Теперь не будет Филиппа, с которым она могла бы жить. И ей придется зарабатывать себе на жизнь. Все драгоценности, которые когда-либо дарил ей Чарльз, она оставила в Корнфилде для Диллиан, взяла только бриллиантовую брошь, принадлежавшую когда-то ее бабушке. Крис дошла до такой крайности, что начала уже подумывать о том, чтобы продать ее.
Джордж сообщил ей по телефону, что Чарльз предложил оплатить расходы, связанные с поездкой к морю во Фринтон. Эта щедрость ее расстроила. Она отказалась принять деньги. За отдых Джеймса и Диллиан она намерена была заплатить из своих личных средств.
У нее появилось ощущение, словно она уже долгие годы не виделась с Чарльзом. Она не слышала его голоса даже по телефону. Казалось почти невероятным, что можно прожить с человеком одиннадцать лет и вот так от него отдалиться.
Накануне того дня, когда она должна была встретить детей на вокзале «Виктория» и повезти их к морю, ей позвонила старая кухарка.
Ее каждый раз трогало то, что эта старуха с весьма строптивым нравом, которая в прошлом так часто сетовала на судьбу, поддерживала с ней связь.
– Случилось что-нибудь? – спросила Кристина. – Говорите погромче, миленькая, я вас почти не слышу.
Ответа не последовало. Кристина поняла, что женщина плачет.
– Милая, алло! В чем дело? Говорите же. Не плачьте. Что случилось?
– О мадам! О мадам!.. Это до того ужасно… до того ужасно. Я просто не в силах вам сказать.
Когда зазвонил телефон, Кристина стояла. Теперь она села, почувствовав, что у нее подгибаются колени.
– Ради всего святого, перестаньте плакать. Что случилось?
Кристине приходилось выуживать из старухи правду… Постепенно, слово за словом.
Когда поняла, что произошло, у нее появилось такое ощущение, словно ее ударили по голове. В это невозможно было поверить.
Мистер Аллен, сообщила кухарка, ехал в своем «ягуаре», и с ним случилась ужасная авария. Он повез свою мачеху и молодого Джеймса в Чичестер. Дилли тоже должна была поехать с ними, но из-за сильной простуды тетя Уинифрид велела ей оставаться в постели. Это счастье, рыдала она в телефон, иначе и Дилли оказалась бы в машине. В Корнфилде только что побывал местный полисмен, который сообщил о несчастье, а также попросил дать адреса адвоката мистера Аллена и его ближайших родственников. Кухарка не могла назвать адреса адвоката, но она знала служебный номер телефона мистера Аллена и сообщила его полиции. А потом она решила позвонить в Лондон мадам и умолить ее немедленно приехать к бедной малютке Дилли. Кухарка добавила, что не сказала девочке о случившемся. Но надо, чтобы когда Дилли узнает, мама была около нее.
– О господи! – воскликнула Кристина. – Что же случилось? Бога ради, скажите главное!
Рыдая, кухарка сообщила, что «ягуар» попал в катастрофу на главном дорожном перекрестке в миле от дома. Водитель огромного бензовоза не справился с управлением, цистерну развернуло поперек шоссе, и она ударила в бок машины мистера Аллена. Миссис Аллен, сидевшая рядом с водителем, была убита на месте. Маленький Джеймс, находившийся сзади, умер, когда его вытащили на шоссе. Мистера Аллена с тяжелыми ранениями отвезли в больницу. Никто не знает, останется он в живых или нет.
– О мадам, боюсь, это будет для вас страшным ударом, – простонала кухарка. – Наш бедный маленький Джеймс. И тетя его тоже погибла. Ах, это так меня потрясло! Все время дрожу, не могу остановиться…
Она продолжала что-то возбужденно говорить. Кристина сидела молча, сраженная ужасом происшедшего, словно парализованная.
Потом, когда старуха начала расписывать подробности, она мысленно представила себе кошмарную картину: Джеймса, ее маленького сына, задавили насмерть. Внезапно ее чувства сжили, нервы напряглись, и все тело сжалось в каком-то спазме. Она с трудом удерживала в руке телефонную трубку. Кристина снова и снова повторяла:
– Джеймс! Джеймс! Джеймс!
Кухарка продолжала бормотать свое:
– Мистера Аллена увезли в Арундельскую больницу. Возможно, его сейчас уже нет в живых. Автомобильная ассоциация договаривается о том, чтобы отбуксировать «ягуар» с места аварии. Они говорят, что он разбит вдребезги. Дилли, бедный ягненочек, находится сейчас наверху, читает в постельке книжку и, ничего не ведая, чувствует себя вполне счастливой, но в скором времени придется ей сказать, почему папа, тетя Уинифрид и Джеймс не вернулись домой. Мадам, пожалуйста, приезжайте сейчас же, – рыдала старуха. – Кто-то должен быть рядом с крошкой. Мать обязана о ней позаботиться, хотя я знаю, мадам, что это будет для вас не очень удобно.
Кристина рассеянно слушала кухарку. С мучительной болью она вспоминала Джеймса, каким видела его в последний раз. Он очень вырос. Он всегда был крепким, как Чарльз, и страшно увлекался спортом – именно поэтому он и являлся любимчиком Уинифрид. Он просил Кристину в следующий день рождения подарить ему футбольный мяч.
Джеймс был далеко не ангелом… Иной раз он бывал дерзок, даже груб и непослушен. Но он – плоть от ее плоти, с острой мукой думала Кристина. Как она обрадовалась, когда он родился, обрадовалась, что родился мальчик! Он был красивым ребенком с золотыми кудряшками и большими голубыми глазами – упитанный, розовый, полный сил младенец.
Теперь он умер!
– О боже! – произнесла вслух Кристина. – О боже! Почему надо было случиться такому? Ну, почему, почему?
– Вы слушаете, мадам? – шмыгая носом, спросила кухарка. – Не можете ли приехать прямо сейчас, мадам? Я не могу сама сказать бедняжке Дилли.
– Да, – ответила Кристина. – Я приеду. Я сейчас же возьму машину напрокат и буду примерно через два часа… Предоставьте мне поговорить с Дилли.
Она положила трубку и закрыла лицо руками. Каким-то образом надо собраться с силами, чтобы справиться с ужасной бедой. Ей предстоит сделать много дел. Она должна поехать в Корнфилд. Ее место рядом с бедняжкой Дилли, которая потеряла всех, на данный момент – даже отца. Чарльз не будет иметь ничего против ее пребывания в доме. Да и вообще он в таком состоянии, что это вряд ли может иметь для него значение.
Кристина заказала машину, затем в справочной узнала номер телефона Арундельской больницы. Когда ей сообщили номер, она позвонила старшей сестре.
Той на месте не оказалось. Одна из сестер рассказала Кристине о Чарльзе. Он все еще в операционной. У него сломаны обе ноги, на груди порезы и ушибы, на лице рваные раны. Недавно состояние его было критическим, но теперь улучшается. Два переливания крови спасли его. Он чудом уцелел.
Кристина положила трубку и принялась укладывать вещи в саквояж. На ее лицо было страшно взглянуть. Ей то и дело приходилось вытирать лоб. Пот градом катился по щекам. Ей было трудно дышать. За весь год не было еще такого душного дня. Лондон изнывал под лучами жаркого сентябрьского солнца.
Значит, у Чарльза сломаны обе ноги. Это не смертельно. Он остался жив. Но когда к нему вернется сознание, придется сказать, что его сын, его обожаемый Джеймс, погиб в катастрофе. И Уинифрид тоже. Он любил Уинифрид.
– Эту ночь я проведу с Дилли, а потом мне надо поехать повидаться с Чарльзом, – говорила сама с собой Кристина, тупо оглядывая неприбранную спальню.
И тут ее внезапно поразила мысль: «Я могла сейчас находиться в Париже с Филом, меня могло здесь не быть, чтобы приглядеть за Дилли и помочь Чарльзу. – Направляясь к автомашине, она продолжала размышлять. – …Это счастье, что я не уехала в Париж. О боже… Джеймс, Джеймс, Джеймс!»
16
Следующие сутки оказались тяжелым испытанием. Сначала поездка до Арунделя. Прибытие в Корнфилд. Она никогда не рассчитывала снова войти в знакомый холл. Снаружи ничто, казалось, не изменилось и было столь же прекрасным, как всегда. Но, очутившись в доме, она почувствовала, что царящая здесь атмосфера нестерпима. Для нее она таила мрачную тишину смерти.
Кухарка встретила ее причитаниями. Она последовала за Крис наверх, все время говоря об этом бедном маленьком ангелочке Джеймсе. При его жизни она отзывалась о нем совершенно иначе. Часто она относилась к грубому и непослушному мальчику просто враждебно. Но в ее глазах смерть превратила его в ангела.
Кристина направилась прямо к Диллиан. Девчушка сидела в постели и сопя трудилась над картинкой-головоломкой. В комнате пахло камфорным спиртом. Если не считать покрасневшего маленького носика, личико Дилли казалось совсем белым, волосы ее спутались. В спальне царил хаос. Кухарка, не признававшая свежего воздуха, позакрывала все окна. Она придерживалась также малопонятного предписания: при простуде – корми, при высокой температуре – держи в голоде. Поднос, стоявший у постели Дилли и доверху заваленный всевозможной едой, оставался нетронутым.
Кристина была уверена, что до конца своих дней не сможет без боли вспоминать, какой она увидела Дилли. В маленькой фигурке, одетой в цветастую ситцевую пижаму, чувствовались одиночество и удрученность, хотя Кристина и знала, что до несчастного случая за девочкой заботливо ухаживали и тетя Уинифрид, и Чарльз. Дилли отбросила в сторону картинку и протянула к матери руки с криком:
– Мамочка-а-а!
Кристина сбросила жакет, села на кровать и обняла маленькое тельце. Она целовала влажный лоб дочки, приглаживала спутавшиеся локоны. Волосы Дилли, как и ее собственные, имели рыжеватый оттенок. Со временем девочка все больше походила на мать. В следующую минуту они плакали уже обе. Пытаясь справиться с рыданиями, Кристина обратилась к кухарке, маячившей где-то сзади:
– Пожалуйста, откройте все окна, и в моей комнате тоже, будьте добры, откройте.
– Ваша с мистером Алленом спальня заперта с момента вашего ухода. Постели не проветривались, – ответила старуха.
– Я через минутку сама все посмотрю.
– Мистер Аллен спит теперь в своей гардеробной, – добавила, шмыгнув носом, кухарка. – А что мне делать со спальней бедного ангелочка Джеймса?
– Ах, да ничего, ничего! – воскликнула Кристина.
Она сжала зубы, раздраженно дыша. Еще минута, думала Крис, и она выставит старуху из комнаты. К счастью, Дилли принялась ныть, что ей ужасно хочется пить. Крис попросила принести какое-нибудь холодное питье, и кухарка торопливо отправилась за ним.
Когда Кристина осталась с Дилли одна, девочка продолжала цепляться за нее и начала уже икать от рыданий:
– Ты не должна опять уезжать, не уезжай!
– Я не уеду. Даю тебе слово – я не уеду!
– О мам, а когда вернется Джэй-Джэй! Где папа и тетя Уинифрид?
Эти стоны и вопросы были настоящей пыткой для Кристины.
«Надо довести дело до конца, – размышляла она. – Лгать не годится».
Она обтерла как следует влажной губкой личико девочки, привела в порядок постельку и поудобнее устроила ее. Когда в окна проник ароматный летний воздух, остудивший душную комнату, дышать стало легче. Наконец она закурила сигарету, чтобы успокоить нервы, и села на постель к Дилли.
Перед этим она вышла из детской ванной комнаты и задержалась у открытой двери в комнату Джеймса. Кристина почувствовала себя дурно, увидев лежавшую на постели биту для игры в крикет. Она вспомнила, как сын обрадовался, когда тетя Уинифрид подарила ее ему на Рождество. Долгую мучительную минуту она смотрела также на рельсы игрушечной железной дороги «Хорнби», протянувшиеся через всю комнату. Потом она убежала.
Нет, надо попытаться сейчас думать только о Дилли.
Она сидела, держа в руке пальчики ребенка. Руки у Дилли поразительно похожи на отцовские – сильные и какие-то квадратные. Кристина сказала:
– А теперь, детка, ты должна быть очень храброй девочкой и постарайся больше не плакать, хотя я должна сказать тебе нечто очень печальное.
Дилли не обратила внимания на ее слова и устремила на мать скорбный взгляд:
– Почему тебя не было, когда мы вернулись домой на каникулы? Почему мы всегда должны жить с тетей Уинифрид?
– Тебе этого не понять. Мне придется объяснить все, когда ты станешь немного постарше. Наверное, я вела себя очень глупо, Дилли, но мне хотелось отдохнуть совсем одной, вот я и уехала. Мне жаль, если из-за этого ты чувствовала себя несчастной.
Она понимала, ее объяснение звучит неубедительно и не помогает делу, но просто не могла придумать, что еще сказать. В голове у нее так все перепуталось. Жуткая боль от сознания, что Джеймс мертв, билась в мозгу, не отпуская ни на секунду.
– А почему ты вела себя глупо, мама? – захныкала Дилли.
– Сейчас это неважно. Слушай, что я скажу тебе.
– А можно я сегодня буду спать у тебя в спальне – мне так хочется! – Дилли продолжала сбивать мать. – Папа там больше не спит. Можно я займу кровать рядом с твоей?
