Текст книги "Невеста рока. Книга первая"

Автор книги: Дениз Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Глава 12

Когда карета с сэром Гарри и Фауной медленно въезжала в ворота имения Пилларз, а затем остановилась перед портиком, девушка осмотрелась вокруг. Она увидела заснеженный сад, мощенные булыжником дорожки и не заметила ни одной живой души – ни человека, ни зверя.

Ей, закутанной в зеленый плащ сэра Гарри, было чрезвычайно тепло и уютно во время достаточно утомительного путешествия, ибо рядом находился друг и защитник. Ее вовсе не волновало, что она оказалась так далеко, не утомляла и постоянная тряска, когда колеса кареты попадали в рытвины, прыгали на ухабах, а Гарри приходилось выходить и помогать кучеру, И это призрачное путешествие через западный Лондон, а затем по болотистой заброшенной местности казалось ей дорогой к счастью, усыпанной цветами. Ее переполняла радость. Самый восхитительный, самый красивый джентльмен в мире помогал ей убежать от ее мучителей, намеревавшихся продать ее в самое позорное и унизительное рабство. Она была с ним!

А он, постоянно поглядывая на ее юное бледное лицо, еле видное в сумраке кареты, ощущал все большую нежность и сострадание к ней.

Временами он ласково касался ее нежной щеки. А один раз, когда она почти заснула от усталости, взял ее мягкую ручку и нежно коснулся ее губами, почувствовав, что даже грубая изнурительная работа не испортила этих женственных изящных пальчиков.

Что-то неодолимо влекло Гарри к этой девушке. Не важно, что в ее жилах текла африканская кровь. Она была намного чище, воспитанней, изысканней девиц, с которыми ему приходилось встречаться. Вспомнив о своей последней любовнице, Полли Теддингтон, ее грубых шутках и развязности, он почувствовал стыд из-за того, что наслаждался ее объятиями. И еще ему не давало покоя мысленное возвращение к юношеским идеалам – найти чистую и совершенную любовь. Эта мысль часто посещала его… даже когда он уже вел свою весьма распутную жизнь. Желание обрести чистую, непорочную любовь не давало ему покоя всегда. И вот неожиданно для себя он ощутил, что эта загадочная красавица, недавняя невольница Генриетты Памфри, стала олицетворением его идеала. Никогда, ни за что, пока он ходит по этой грешной земле, он не отдаст Фауну в руки Генриетты!

Фауна молча наблюдала за тем, как он вышел из кареты, подошел к дверям и постучал молоточком. К рассвету становилось холодно, и девушка дрожала. Кучер спрыгнул с козел и стоял, переминаясь с ноги на ногу, потирая озябшие руки. Из его рта шел пар, он что-то бормотал себе под нос. Этот красивый джентльмен недурно заплатит ему за долгое и опасное путешествие по заснеженным ухабистым дорогам. Черт бы побрал его и эту женщину, кто бы они ни были! Она так закутана, что кучер почти не видел ее лица. И лицо джентльмена, все время закрытое шарфом, тоже было незнакомо ему. Кучер не имел никакого понятия о том, кого он вез сюда от Сент-Джеймс-стрит.

Послышался лай собак. Лаю вторил крик петуха, раздавшийся с фермы, расположенной недалеко отсюда. Наконец раздался скрежет засовов; дверь медленно отворилась, и на пороге показался седобородый мужчина в ночной рубашке и колпаке, воскликнувший:

– О, так это вы, сэр Гарри?

– Да, да, Снеллинг, это я. Давай-ка, дружище, буди жену и разожги камины в обеих спальнях. И принеси подогретого вина.

Старик кивнул, зевнул, потряс взлохмаченной седой головой, чтобы окончательно пробудиться, и погрозил свирепого вида дворняге, не переставая лаявшей на нежданных гостей.

Фауна с любопытством осматривалась вокруг. Ей уже приходилось видеть загородные жилища знатных господ, когда вместе с Памфри выезжала на лето в Хэмптон-Корт. Однако здесь все было иначе. Ее знобило, когда они с сэром Гарри пересекали небольшой вестибюль, отделанный дубовыми панелями. Все здесь казалось ей очень маленьким. Дом представлял собой одно из самых небольших строений того времени и мало походил на роскошные резиденции, в которых Фауна успела побывать за время своей мучительной службы у Генриетты Памфри. Холодный и пустой дом отдавал затхлостью и сыростью, в нем было нестерпимо холодно.

Спустя несколько минут жена смотрителя Марта Снеллинг, пухленькая симпатичная старушка, разожгла камины в двух лучших спальнях, окна которых выходили на озеро. Миссис Снеллинг была простая женщина родом из Эссекса, недалекая и неграмотная. Муж ничего не сказал ей, кроме того, что приехал племянник хозяина с какой-то молодой дамой. Кто эта дама, миссис Снеллинг не знала, но, разумеется, была уверена, что Фауна должна быть леди. Она смущенно присела перед Фауной в книксене и начала стелить огромную кровать с пологом на четырех столбиках, достав из комода чистые льняные простыни, пахнущие лавандой. Она очень волновалась, принимая здесь гостей, ибо сэр Артур уже давно не приезжал сюда поохотиться и уже несколько лет миссис Снеллинг не видела ни одной живой души, кроме соседей с фермы, расположенной в двух милях от имения.

Для Фауны все тоже было необычно и волнующе, особенно когда к ней подошла служанка и назвала ее «миледи». Сначала это поразило ее. Затем стало забавлять. И с загадочной улыбкой она уселась на краешек стула, протянув руки к камину, который Начал разгораться.

Расплатившись с кучером, Гарри занес в дом саквояж с вином и едой, наспех собранный в дорогу Винсентом, которому строго-настрого было наказано держать в секрете эту поездку и приехать в Пилларз спустя неделю со свежими припасами для хозяина.

Пока Снеллинг снимал с кресел пыльные чехлы и зажигал свечи, Гарри стоял внизу. Похоже, Снеллинга очень обрадовал приезд молодого джентльмена, которого он знал еще совсем ребенком. Справившись о здоровье сэра Артура и его новой супруги, он уверил сэра Гарри, что генерал и его новая жена не собираются приезжать сюда в ближайшее время. Больше часа Снеллинг приводил все в порядок и готовил завтрак, а затем с почтением в голосе осведомился:

– Могу я спросить, сэр, а эта леди, с которой вы приехали, не ваша ли новоиспеченная жена?

Гарри рассмеялся. После утомительного, долгого путешествия в холоде он только что осушил несколько стаканчиков горячего терпкого вина и теперь чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим. Он пришел в отличное расположение духа и злорадно наслаждался тем, что обвел вокруг пальца эту надменную Генриетту Памфри. Он представил себе, какой крик поднимет миледи завтра, обнаружив, что ее невольница словно сквозь землю провалилась. Но никому не найти ее. Фауна уверяла, что даже дворецкий в клубе, у которого она узнала адрес Гарри, не видел ее лица и ее запоминающихся волос. Гарри похлопал старика по плечу.

– Нет, эта леди не моя жена, старина Снеллинг. Я не женат и вряд ли когда-нибудь женюсь. Поцелуи в наше время достаются легко, так зачем мужчина должен расплачиваться за них своей свободой?

Старый смотритель захихикал вместе с молодым джентльменом, а Гарри тем временем поднялся наверх, почувствовав легкое смущение от своей шутки. Есть поцелуи, достающиеся дешево, как поцелуи Полли или поцелуи, которыми одаривала Генриетта Эдварда Хамптона. Но есть поцелуи, достающиеся очень нелегко, и они бесценны! Это поцелуи, даруемые во имя любви, и только во имя любви.

Гарри зевнул и прошептал с кривой усмешкой, поднимаясь по промерзшей лестнице:

– Я становлюсь сентиментальным. Это вовсе мне не нравится.

А как поживает его Фауна? Его новое, недавно приобретенное протеже, чьи красота, юность и беззащитность настолько захватили его, что он совершал такие безрассудные поступки. Теперь, задумавшись об этом, он начинал осознавать, что будут означать для него дни добровольного «заключения» – ведь он не сможет уехать из имения и показаться в лондонском обществе. Он же приказал Винсенту передать Красавчику Браммелю и остальным его приятелям, что, мол, Гарри заболел злокачественной лихорадкой, лежит в постели и не может принимать гостей. Разумеется, мистер Браммель и другие светские приятели, на которых Гарри так бесцельно тратил время и деньги, не рискнут приблизиться к больному, оберегая свое здоровье.

На лестнице сэр Гарри встретил миссис Снеллинг, почтительно поклонившуюся ему и прошептавшую, что его спальня готова.

– Я принесла миледи кофе и горячей воды. Что еще пожелаете, сэр?

– Мне хочется одного – спать. Это все. И спокойной тебе ночи, – произнес сэр Гарри ласково, как всегда, когда говорил со своими слугами.

Миссис Снеллинг снова поклонилась и заковыляла вниз, чтобы сообщить мужу, что видела распущенные волосы миледи – какие они роскошные! Просто сказочные! Да они как чистейшее золото, как солнечный свет, и Почти достают ей до коленей.

– Но она так некрасиво одета, и я подумала, что… – начала миссис Снеллинг.

Муж резко прервал ее излияния. Не ее ума дело обсуждать знатных леди и джентльменов, она должна лишь исполнять свою работу и держать рот на замке. Пусть лучше отправится подоить корову, а потом собьет масло и испечет хлеба, а он пока нарежет ветчины и соберет свежих яиц.

Фауна стояла у огня и наслаждалась теплом и безопасностью, когда услышала стук в дверь.

– Войдите, пожалуйста, – робко проговорила она.

Гарри вошел и посмотрел на нее. Он выглядел неряшливо после поездки, его камзол был расстегнут и испачкан дорожной грязью. Из-под камзола выглядывал красивый, вышитый цветочками желтый жилет. Гарри был без парика, и сейчас его темно-каштановые волосы показались Фауне мальчишескими. Она рассматривала своего спасителя, и в ее огромных глазах светилось выражение беспредельной преданности и поклонения. Однако стояла молча, робко сложив руки. Она по-прежнему была в домотканом платье, с волосами, рассыпающимися по плечам. Она уже сняла башмаки на деревянной подошве, грубые шерстяные чулки, и сэр Гарри впервые увидел ее обнаженные ноги – белые, совершенные, с изящными, тоненькими лодыжками.

Вновь кровь ударила ему в голову. В горле запершило. Когда он приближался к ней, его усталое бледное лицо порозовело.

– У тебя есть все, что нужно? – спросил он.

– Да… Гарри, – ответила она.

Ему нравилось, что она называет его по имени. Ему нравилось говорить с ней на равных. И ему нравилось находиться наедине с ней в этой комнате со свечами, стоящими на комоде орехового дерева рядом с огромной постелью под пологом. Он ощущал нежный запах лаванды. Ему было тепло и покойно здесь. Мальчиком, останавливаясь у дяди, он всегда спал в этой комнате. И через открытую дверь он сейчас видел дядину спальню, приготовленную на этот раз для него. Он видел дядину спальню, заставленную тяжелой резной мебелью, с синими бархатными занавесками и роскошными огромными коврами на отполированном до блеска полу. Там тоже горел камин и сверкали свечи. А снаружи завывал свирепый зимний ветер. Гарри слышал, как гудит каминная труба, как злобные порывы ветра ударяют в оконные рамы. Когда Гарри расплачивался с кучером и отсылал его в комнатку Снеллингов выпить кварту пива и поспать перед возвращением в Лондон, снова повалил снег. Кучер, простой неграмотный парень, не знал названия поместья и того, кто живет в нем, посему Гарри не опасался, что тот привезет в Лондон сведения о его местопребывании.

Гарри представил себе, как хорошо было бы им с Фауной вдвоем в этом уединенном доме, как удивительно хорошо… мирно, покойно… Она одарила его трогательной улыбкой.

– Благодарю вас, – сказала она и добавила: – За то, что вы привезли меня сюда. Тут так спокойно… после… дома Памфри.

– Постарайся больше не вспоминать об этом, дитя мое. Забудь о своей прежней жизни, – нежно произнес он и отвернулся, чтобы не видеть ее красоты. Затем прошел через дверь, соединяющую их спальни, и затворил ее, словно обрадовавшись, что теперь его и девушку, ставшую для него столь желанной, разделяет толстая деревянная стена.

Фауна тихо вздохнула. Она не ожидала, что он останется с ней… но и не хотела, чтобы он уходил. Она испытала неприятное, странное ощущение какой-то пустоты. Ветер продолжал завывать в каминной трубе. Дрова разгорелись вовсю, и в спальне стало еще жарче. Она задула все свечи, оставив лишь одну, стоящую в серебряном подсвечнике на столике орехового дерева возле ее кровати. А потом без ночной рубашки скользнула под простыню, накрывшись кучей шелковых пуховых одеял. Так она лежала в темноте с широко открытыми глазами. Ей было очень тепло. Марта Снеллинг, добрая душа, успела приготовить кофе с молоком и сахаром, перед тем как оставить ее, и Фауна окончательно согрелась.

Пока сон овладевал ею, Фауна думала об очень многих вещах. А за окном, за тяжелыми бархатными занавесями постепенно рассветало. Фауна услышала печальный крик цапли, пролетавшей над покрытым льдом озером. После жизни в громадном, вечно переполненном гостями лондонском доме и таком же неугомонном загородном замке в Хэмптон-Корт это маленькое имение Пилларз казалось Фауне невероятно, сказочно покойным. Она ощущала редкое умиротворение. А за дверью спит ее любимый спаситель, подумала она. Здесь никто не причинит ей вреда. Но постепенно откуда-то из глубин ее подсознания начали выплывать зловещие призраки прошлого… нарушая ее покой. Сквозь дремотную дымку она видела грязную каюту О’Салливана на невольничьем судне. Вспоминала ужасное путешествие, когда умер ее дедушка… и как его безжизненное тело швырнули в кишащие акулами волны. Ей виделся одноглазый капитан… затем отвратительный мистер Панджоу. Потом перед ее взором предстал добрый, милый лорд Памфри… но не лежащий на смертном одре, каким она видела его в последний раз, а веселый, жизнерадостный, живой, когда он просил ее спеть песенку по дороге из Бристоля.

«Моя милая Букашка!» – говорил он. При этих воспоминаниях губы Фауны тронула нежная улыбка. Она перевернулась на живот, уткнулась в мягкую пуховую подушку и закрыла глаза. И почти сразу ее грезы и мечты потускнели и все ее существо снова охватил ужас от воспоминаний об ужасных побоях, об отвратительной жестокости миссис Клак, ее жирном гадком лице… ярости, стоящей в глазах Генриетты. А потом… О Небеса! Она словно наяву увидела перед собой скрюченную фигурку Зоббо с его обезьяньими руками и толстыми, словно резиновыми, губами. Зоббо, идущего к ней. А кто-то зловещий подталкивал ее в спину… к нему, подталкивал в объятия этого отвратительного чернокожего карлика! Фауна с криком проснулась, обливаясь холодным потом.

Гарри, бодрствовавший в соседней комнате и все еще не справившийся с искушением, тут же спрыгнул с постели, заслышав отчаянный крик. Он зажег свечу и кинулся к Фауне.

– Что такое? Что случилось?

Она молчала. Он подошел ближе к ее постели и раздвинул наполовину закрытый полог. Он увидел ее великолепные золотисто-рыжие волосы, сверкающие в свете камина. Он увидел также отражение свечи в ее огромных глазах и ужас, написанный на юном нежном лице. Губы ее дрожали от страха.

– Что напугало тебя, дитя мое? Кто-то вошел сюда?

Она, сотрясаясь от плача, отрицательно покачала головой.

– Нет, никого здесь нет. Я… мне приснился плохой сон, сэр. Умоляю, простите меня за то, что разбудила вас!

– Сэр? Опять сэр? Я по-прежнему для тебя сэр? – с улыбкой спросил он, беря ее холодные руки в свои. Он прижал их к груди и прошептал: – Бедное дитя! У тебя скверные сны… Ну конечно же, после стольких мук и потрясений тебя преследуют все эти ужасы и во сне.

Она низко опустила голову, словно виновная в чем-то. Зеленые глаза Гарри со смятением, жадно блуждали по ее обнаженным плечам. Ему припомнился сладкий вкус ее губ, которых он коснулся этой ночью. Но… это было вчера, мысленно поправил он себя. Ибо сегодня – уже другой день.

Он почувствовал, как она дрожит, согнувшись, словно стараясь скрыть свое горящее лицо, внезапно осознав свою наготу. И с ужасом заметил на ее спине красные полосы, следы побоев, которые нанесла девушке миссис Клак из-за ревнивой ярости Генриетты.

– Боже милостивый! – воскликнул сэр Гарри. – Твоя спина… твоя красивая спина…

– Пустяки, – прошептала Фауна, подняв лицо. Затем с улыбкой добавила: – Теперь все мои мучения забыты… с тех пор, как со мною вы, Гарри.

Его бросило в дрожь… неистовое желание охватило его, ибо сейчас он был с ней совершенно один. Она была с ним… его. А он – с ней, и ни одна живая душа во всем мире не ведала, что они здесь, в этом тихом убежище на берегу озера. И он произнес:

– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой?

Ее дыхание участилось.

– О да! – прошептала она в ответ. – Если вы хотите… Да.

Ее огромные бархатные глаза звездами сияли под пушистыми ресницами. Она подалась к нему. Схватив большую прядь ее восхитительных волос, он обернул ими свою шею, а затем со сдавленным криком прижал Фауну спиной к подушке. С безумной страстью его губы впились в ее рот. Да, он изо всех сил пытался побороть себя, но он – не герой, мелькнуло в его голове… он был Гарри Роддни, который брал то, что хотел, когда ему было нужно. И откуда вдруг это донкихотство по отношению к юной невольнице? Почему? Ведь сейчас его обнимают руки любимой, а он – обнимает восхитительное молодое тело.

Дрова в камине сгорели и превратились в горячий пепел. Свеча в последний раз пыхнула огоньком и погасла. Утренний свет пробивался сквозь щель между тяжелыми занавесями. Возле оконных рам кружилась метель, а из коровника в двух милях от имения доносился рев голодной скотины.

Внизу в просторной кухне старики Снеллинги разожгли печь и готовили еду. Начался новый день.

А наверху, в спальне Фауны, закрытой от холодного ветра и снега тяжелыми занавесями, крепко спал Гарри Роддни, сжимая в своих объятиях прекрасную девушку. Она тоже крепко спала – красивая, порозовевшая от счастья, впервые за всю свою жизнь познавшая истинную радость и полноту любви.

Наступил полдень, Снеллинги вновь ожидали звонка-колокольчика, требующего обеда. Снег продолжал падать, покрывая толстым покровом все вокруг имения Пилларз – деревья, кусты, пожухлую траву, становившиеся совершенно белыми.

Похоже, жизнь замерла, ничто не двигалось в этом морозном царстве молчания и покоя. Вокруг все погрузилось в сон – ни храпа лошади, ни скрежета колес какой-нибудь повозки. А дорога в Лондон была вся засыпана снежными сугробами и вряд ли проходима.

Глава 13

Церковные часы в двух или трех милях от имения пробили час дня, когда любовники, предназначенные друг другу самой судьбой, наконец уселись за стол перед камином и стали с жадностью поглощать завтрак, принесенный им доброй миссис Снеллинг. Она стала рядом, едва сдерживая улыбку при виде счастливых влюбленных. Своим простым ограниченным умом она вряд ли всегда понимала то, что порой взбредало в голову знатным дамам и джентльменам, и уж совершенно непостижимым для нее было, как можно завтракать в то время, когда полагается обедать. Несмотря на приказание мужа безоговорочно повиноваться сэру Гарри, добрая женщина не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на левую руку красавицы, отметив отсутствие на ней обручального кольца.

Сэр Гарри и Фауна являли собой странную пару. Баронет, пребывающий в прекрасном расположении духа, был все еще одет в стеганый халат и ночной колпак с кисточкой, который очень шел его зеленым глазам, как заметила Фауна. У нее голова кружилась от радости и любви, и она не могла отвести взгляд от любимого, в то же время с отменным аппетитом поглощая ветчину с яйцами и запивая их крепчайшим кофе. Гарри расправлялся с бараньей отбивной, сжимая в руке кружку с элем, который сунул ему в саквояж верный Винсент.

Марта разожгла камин, и в комнате стояла жара. А снаружи, где еще недавно свирепо завывал ветер и кружилась метель, снег перестал сыпать, и Гарри сказал, что это Божье предзнаменование – небо на востоке прояснилось. Вдруг солнечные лучи пронзили облака, и все в маленьком парке, окружающем Пилларз, заблестело и заискрилось. Словно деревья, кусты и изгородь из тиса покрылись сверкающими бриллиантами.

Несколько минут тому назад Фауна, завернувшись в накидку Гарри, остановилась у окна, восторгаясь красотой пейзажа. Сейчас все казалось ей несказанно прекрасным – и это утро, и Гарри, ее возлюбленный, которого она боготворила, которому отдала навсегда свое тело и душу.

Завтракая, Гарри наблюдал за Фауной. Он чувствовал, что безгранично любит ее и никогда не перестанет наслаждаться ее красотой. И он ни за что не позволит ей сворачивать роскошные золотистые волосы и прятать их под чепец! Сейчас они рассыпались по ее спине. Он сам застегнул на ней одну из своих теплых накидок и усадил напротив камина в кресло, не забыв положить на него мягкий пушистый коврик. Встав из-за стола, Гарри подошел к ней, прижал к себе и начал целовать так страстно, словно был не в силах остановиться.

Когда он вернулся в свое кресло, его красивое лицо горело, стало почти пунцовым. Он встряхнул головой и, смеясь, произнес:

– По правде говоря, сейчас я сам не свой. Я больше не Гарри Роддни. Я совершенно изменился!

Ибо он, олицетворение сердцееда, теперь сам был пронзен стрелою Амура. И этот выстрел сразил его наповал.

– О Гарри! – воскликнула Фауна. – Не могу поверить в такое счастье! Ведь я всего-навсего бедная темная девушка, которой подобает быть невольницей. А вместо этого я удостоилась великой чести быть любимой тобой.

– Неправда! Это ты меня удостоила чести! Ибо, дорогая моя, – добавил он нежно, – я ведь первый у тебя и знаю об этом.

– И ты будешь единственным у меня! – прошептала она с пылающим лицом.

– Как прекрасно сказано, – произнес он и нежно поцеловал ее.

Фауна – став теперь женщиной – пила по капельке наслаждение настоящим, наглухо закрыв свой разум от страшных воспоминаний прошлого. Он же, человек практичный и более опытный, задумывался о будущем и находил его полным всяческих проблем. Но одно он вынес из прошлой ночи. По меньшей мере одно. Он не сожалел о том, что не устоял перед красотою Фауны. На их долю выпало несравнимое ни с чем наслаждение – и для него, и для нее. Ибо никогда еще Гарри Роддни не влюблялся так, как влюбился в эту девушку. И его ничуть не волновало, что Фауна когда-то была невольницей Генриетты Памфри, что ее дедушка был негром. Гарри знал одно – он любил ее так страстно, как не любил ни одну из своих многочисленных подружек. И как любовница она была неподражаема. Он не позволит ей говорить о себе, что она темная и невежественная. Ибо, когда они беседовали, ему были близки все ее мысли и чувства.

После завтрака он пришел в восторг оттого, что она, усевшись на пуфик возле его ног, положила золотистую головку ему на колени и запела одну из мелодичных песенок, которые выучила в далеком детстве. «Какая грация, какой огонь, какая поэзия в ней! – восторженно думал Гарри. – И ее не волнуют всякие побрякушки, как Полли Теддингтон, Генриетту Памфри и им подобных. Это дитя обладает природной, почти языческой простотой, но также жаждет знаний, у нее незаурядные таланты и слух, как еще год назад отметил Джордж Памфри».

Фауна впитала в себя многое из того, что ее окружало, когда ей выпадало удовольствие сопровождать леди Памфри на светские собрания. Ее живой, восприимчивый мозг хранил в памяти небольшие, но значительные знания о живописи и литературе, и даже о политике, а также о том, что происходило при дворе его величества короля Георга III. Ее меньше всего интересовали всяческие глупости и сплетни, которые были так дороги сердцам знатных дам, но больше занимали серьезные материи. И, разговаривая с ней, Гарри изумился широте ее знаний и способности запоминать все интересующее ее и то, что она слышала от других. Однако раньше ей приходилось скрывать свои знания и ум за маской смиренности и повиновения. Ее пришлось выстроить для себя башню из слоновой кости, состоящую из гордости и достоинства, и быть запертой в ней даже тогда, когда, казалось, она покорялась несправедливости и жестокости. Она жила как самая простая служанка, обреченная существовать в атмосфере зла и распущенности. Но ее это не задевало, она оставалась выше всего этого – на удивление цельной, будто ее чистота, чувство прекрасного и справедливого были сделаны из стали, сверкающей и несгибаемой.

Для Гарри Роддни половина очарования Фауны заключалась в неповторимости ее натуры, которая бриллиантом просвечивала сквозь восхитительную наружность. И никто прежде, кроме него и, вероятно, Джорджа Памфри, не потрудился разглядеть ее индивидуальность. Генриетта была слишком занята, стараясь вылепить из девочки то, что она желала, то есть нечто нелепое и бессмысленное. Но теперь со всевозрастающим чувством безопасности и счастья Фауна распускалась, словно цветок, перед изумленным взором Гарри. Она стала разговорчивой. Она смеялась, и смеялась так, словно ни разу не смеялась прежде. Однако, стоило ему спросить, каково ее заветное желание в жизни, она неизменно отвечала:

– Служить тебе.

Если бы речь шли о другой женщине, то Гарри, наверное, наскучило бы такое поклонение. Но от общения с Фауной он получал все больше и больше удовольствия. Она поднимала ему настроение, радовала его. В ее обществе он чувствовал себя намного лучше, чем прежде. Раньше он только мечтал о таком сладостном удовлетворении, какое получил этой ночью. И не мог даже представить себе, что она утомит его или надоест ему, как это случалось с другими.

Однако беспокойство не покидало Гарри. Ибо что ему делать дальше с Фауной? Ведь он почти разорен. Ему просто необходимо вступить в Вест-Индскую компанию мистера Уилберсона, и как можно быстрее. К тому же нельзя будет вечно скрывать девушку. Как же устроить ее судьбу? Теперь он чувствовал себя полностью ответственным за нее, принадлежащую ему по праву любви.

«Кроме того, сейчас тревожные времена», – размышлял он. Веселый и беспечный, распутный двор принца Уэльского беззаботно купался в невообразимой роскоши, в то время как бедняки окончательно разорялись под непосильным бременем налогов. А тут еще война с Францией и Голландией, мятеж в Ирландии. Врачи его величества опасались, что к королю Георгу снова вернется его старая болезнь, а если она будет продолжительной, то это означает, что принц станет регентом. Виги и тори вцепились друг другу в глотки. В стране царит полная неразбериха. И положение – что дома, что за границей – далеко не благоприятное для всех, кроме людей, обладающих богатством.

Впервые за всю свою жизнь Гарри начал сожалеть, что так бесцельно растратил юность и деньги; он также сожалел, что столь низко пал в глазах дядюшки, который делал для него все с тех пор, как Гарри остался сиротой. Не рассерди он так сильно сэра Артура, старик никогда бы не женился и не стал бы мечтать о наследнике.

Гарри с беспокойством разглядывал красивое лицо девушки, которое словно звезда осветило небосклон его жизни, но, возможно, не самым лучшим образом повлияет на его дальнейшую карьеру.

Однако она так мило смотрела на него, что он попытался выбросить скверные мысли из головы. Он улыбнулся и произнес:

– Снег кончился, я должен буду съездить в соседний городок купить для тебя подходящую одежду. Не хочу оставлять тебя в платье служанки.

Она схватила его руку, прижала к щеке и поцеловала. Ее движения были плавными и живыми.

– Мне все равно, во что я одета… и что со мной станется, пока я с тобой! – воскликнула она.

Он вздохнул, погладил ее по распущенным волосам, пристально разглядывая золотые локоны, а затем вздохнул еще раз.

– Бог да простит меня, если мне когда-нибудь придется тебя оставить, – прошептал он.

– Ты хочешь бросить меня?

– Вовсе нет, милая.

– Если ты оставишь меня, я не буду жить!

– Дитя мое, люди не умирают просто так, как ты думаешь. И ты должна усвоить, что в этом мире существует нечто более важное, чем жизнь или смерть. Это мужество, с которым ты совершаешь все свои поступки.

Он почувствовал, что она дрожит.

– Я пыталась собраться с мужеством даже тогда, когда меня били. Но теперь… больше не видеть тебя и снова вернуться в неволю вместо того, чтобы оставаться в раю, в который я попала с тобой… этого вынести нельзя!

Он внезапно закрыл ладонью глаза.

– Боже, какую ответственность ты взвалила на меня, – прошептал он.

Она внимательно посмотрела ему в лицо, ее огромные бархатные глаза затуманились. Дрожащими губами она произнесла:

– Ведь ты не думаешь о том, чтобы оставить меня, правда, Гарри? Я же ничем не разочаровали тебя, да?

– Не смотри на меня так, – резко проговорил он, крепко прижимая ее к груди. – Ты вовсе не разочаровала меня. Напротив… Но ты должна понять, малышка, что этот дом принадлежит не мне, а моему дяде. Если он узнает, что мы были с тобой здесь, он придет в ярость и… ну и, кроме того, все дело в деньгах. Но такие вещи не волнуют тебя, – помрачнев, добавил он. – Женщины так легкомысленны в этом вопросе… их больше всего заботят чувства.

– Скажи мне, что мне делать, чтобы угодить тебе. Я могу измениться. Ты только скажи, как…

Он посадил ее на колено и прижался губами к ее душистым волосам.

– Тебе не надо меняться, сердце мое. Ты мне и так нравишься… даже слишком. Пойми, Фауна, настоящий мужчина ни от кого не должен зависеть, и в конце концов Гарри Роддни обязан встретиться лицом к лицу с жестокой реальностью. Ему придется бросить азартные игры, развлечения и уехать, чтобы зарабатывать честные деньги.

Она не понимала его, но, безмятежная и счастливая в его объятиях, нежно гладила его шею. Он еще крепче прижал ее к себе, сдерживая себя, чтобы не произнести слов, которые могли бы расстроить ее. Однако он беспрестанно думал, как разрешить проблемы, осаждавшие его, и это очень мешало ему наслаждаться ее красотой.

День продолжался. Пришла Марта, чтобы убрать со стола. Гарри оделся и отправился совершить обход усадьбы. Когда он ушел, Фауна насладилась горячей ванной. Марта принесли наверх чан, который наполнила для «миледи». Фауну восхитили мыло и приготовленные для нее нежные теплые полотенца. Она поблагодарила добрую женщину так трогательно, что миссис Снеллинг была совершенно очарована и, непрестанно приседая в реверансе, приговаривала:

– О спасибо вам, миледи. Мне доставляет такую радость служить вам, миледи.

Сидя возле горящего камина, Фауна впервые погрузилась в печальные мысли. Она сушила свои длинные волосы и думала о том, что сказала бы эта добрая услужливая женщина, если бы узнала, кто она, Фауна, на самом деле.

После ухода Марты Фауна, подойдя к окну, увидела невдалеке Гарри. На нем были зеленый камзол и белые панталоны, на ногах высокие сапоги, а голову украшал парик. Гарри ехал на гнедой кобыле, с трудом пробиравшейся сквозь сугробы, осторожно ступая копытами по хрустящему снегу. За ним резво бежали две гончие собаки. Увидев своего возлюбленного, сидящего в седле так ловко, так красиво, Фауна почувствовала, как сердце ее бешено забилось. Вдруг Гарри, подняв глаза, заметил ее в окне и послал воздушный поцелуй. Она радостно послала ему поцелуй в ответ. Все ее тело трепетало от счастья, от сладостной гордости. Сейчас Фауна не поменялась бы местами ни с одной знатной и красивой леди на свете.