Текст книги "Невеста рока. Книга первая"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)
Часть II
НЕВЕСТА РОКА
Пролог
Угрожающий лай охотничьих собак эхом прокатывался по темному лесу, покрывающему долину Эйлсбери[53]53
Находится в графстве Бакингемшир.
[Закрыть]. Свирепый ветер гнал над Чилтерн-Хиллз сумрачную гряду облаков, которые темной массой неслись по небу. Разразился внезапный ливень. Был октябрьский день 1836 года. Три часа пополудни. Охота, устроенная Дензилом, лордом Сен-Шевиотом, подходила к концу. Но даже сейчас собаки яростно наскакивали на загнанного, раненого и обессиленного оленя-самца. Жизнь постепенно покидала его, вытекая из многочисленных ран, нанесенных острыми зубами разъяренных псов.
Участникам охоты, устроенной его светлостью, этот день не принес особой радости, скорее, все были разочарованы. Царственное животное долго не давалось в руки, и только в последний час свора собак почуяла запах несчастного оленя и выманила его из убежища в густых зарослях.
Сен-Шевиоту не хотелось наблюдать за предсмертной агонией загнанного животного. Он пребывал в самом скверном расположении духа, и настроение его еще больше испортилось из-за ненастной погоды. Знакомые лорда, хорошо его знавшие, сторонились его, как чумы, когда он был в таком состоянии. Перешептываясь, они смотрели, как он разъезжал вокруг, беспрерывно пришпоривая своего жеребца, чьи бока были покрыты пеной и кровью. Они наблюдали, как лорд Сен-Шевиот, словно безумный, мчался прочь по заросшей колючим кустарником тропинке, ведущей из леса на Опушку. Затем он устремился на вершину холма, откуда виднелись смутные очертания замка Кадлингтон – загородной резиденции лорда.
Во всем Бакингемшире ни у кого не было такой устойчивой репутации отчаянного наездника, как у Сен-Шевиота… и такой жестокости, как у него. Он относился безжалостно не только к жеребцу. Дамы поговаривали, что ему совершенно все равно, кого загнать до разрыва сердца – лошадь или служанку, важно, чтобы они удовлетворили его прихоть. Да, лорд Сен-Шевиот имел весьма скверный характер. Однако сказочное богатство и старинный знатный титул делали его почетным гостем большинства гостиных Лондона и Бакингемшира.
Весь мокрый от дождя, Сен-Шевиот, злой как дьявол, пришпоривая жеребца, взбирался на крутой холм. Ему не терпелось добраться до замка, чтобы переодеться в сухое платье, отогреться у камина и пропустить стаканчик крепкого вина.
В сгущающихся сумерках фигуры человека и коня казались словно высеченными из камня на фоне мрачного грозового ландшафта.
Впечатляющая внешность тридцатилетнего аристократа притягивала и завораживала. Он был очень высок, строен и, несмотря на изящество, весьма широк в плечах. Утром, спеша на охоту, он забыл свою тирольскую шляпу, и теперь его длинные волосы, волнистые и пышные, цвета воронова крыла, намокли и прилипали к щекам и лбу. Его пронзительный ястребиный взор устремлялся вперед. Глаза налились кровью и яростью. Его гнев главным образом был следствием происшествия, имевшего место в Кадлингтоне прошлой ночью.
Замок был полон гостей, приглашенных Сен-Шевиотом на сегодняшнюю охоту. Среди них присутствовали и две женщины – жены охотников, приехавших к лорду отнюдь не из любви к нему, а из-за их готовности раболепно угодить хозяину, при этом насладиться его щедрым гостеприимством.
Одна из дам, леди Сибилла Форминстер – ее муж лорд Форминстер был приглашен главным образом потому, что слыл метким стрелком и дуэлянтом, – недавно привлекла внимание Сен-Шевиота.
Форминстеры только что поженились. Сибилла, сама великолепная наездница, была очень красивой женщиной с длинными золотистыми волосами и ярко-синими глазами. Помимо красоты она славилась своей добропорядочностью и бесконечной влюбленностью в молодого мужа.
Посещение Кадлингтона такой женщиной было для владельца замка необычным. Сен-Шевиот избегал женитьбы, а своих любовниц менял весьма часто, что было в порядке вещей для многих людей его круга. И вообще условности утомляли Сен-Шевиота.
Ночью он устроил пышный пир, и леди Форминстер сидела по правую руку от хозяина. Ее муж Джордж заметил, что Сен-Шевиот часто наклоняется к ней и что-то шепчет на ухо, отчего Сибилла явно чувствует себя неловко и почти ничего не ест и не пьет, краснеет и нервничает. Сен-Шевиот выпил больше, чем обычно, и внезапно воспылал страстью к светловолосой красавице. Джордж Форминстер угрюмо наблюдал за этим зрелищем, весьма сожалея о том, что привез жену в Кадлингтон, несмотря на то, что ожидалась великолепная охота, а гостеприимство было щедрым. Он недолюбливал Сен-Шевиота, но его привлекло сообщение о матером олене-пятилетке, какие сейчас были чрезвычайно редки в здешних местах.
Позже, когда оркестр заиграл тихую мелодию, а большинство гостей перешли в библиотеку, чтобы сыграть в карты, Сен-Шевиот застал Сибиллу в полном одиночестве в галерее, где она – любительница живописи – с любопытством рассматривала старинные портреты его предков. Их всех без исключения называли Черными Баронами, ибо у всех были волосы цвета воронова крыла и черные глаза, что унаследовал от своих предков и Сен-Шевиот.
Сибилла скромно и учтиво кивнула ему. Он выглядел ослепительно в темно-красном камзоле, атласном жилете с вышитыми цветами и шелковых панталонах, обтягивающих его стройные ноги. Очень скоро он намекнул ей, какие низменные желания овладели им. Поняв, что он сильно пьян, она попыталась ускользнуть от него. Но он грубо схватил ее и стиснул в пылких объятиях. Сибилла вырывалась и протестовала, однако, обезумевший от страсти и вина, он шептал:
– Я схожу с ума от белизны вашей кожи и красоты ваших волос! Уходите от Форминстера ко мне, и я положу к вашим ногам весь мир!
Он так дико смотрел на нее, что молодая женщина отчаянно закричала.
Джордж Форминстер услышал этот крик и поспешил на помощь супруге. Оба мужчины были превосходными фехтовальщиками, и оружие не замедлило появиться. Веселое, праздничное настроение вечера немедленно переменилось. Гости побросали карты. Мужчины кольцом обступили дуэлянтов в портретной галерее, наблюдая схватку между разъяренным мужем и Сен-Шевиотом.
Спустя несколько секунд несчастный Джордж Форминстер рухнул на пол, обливаясь кровью. Рана была серьезной, ибо шпага чуть не задела сердце. Сен-Шевиот оказался более сильным фехтовальщиком. Пьяный ли, трезвый ли, он умел обращаться со шпагой едва ли не с дьявольским проворством.
Когда рыдающая золотоволосая Сибилла склонилась над раненым мужем, она сразу потеряла для Сен-Шевиота всю свою привлекательность. Он больше не смотрел в ее сторону и был в ярости из-за того, что его втянули в шумный скандал. Ведь ему хотелось забавы, веселья, а не того, что произошло. Капли пота выступили на его лбу. Он поправил сбившийся во время схватки кружевной воротник и с досадой швырнул шпагу на пол. Испуганные слуги сразу же бросились ее поднимать. Затем лорд поклонился растерянным гостям, стоявшим вокруг с открытыми ртами.
– Веселью конец, – произнес он. – Отправляйтесь спать. Нам завтра рано вставать на охотничьи сборы.
Никто не возражал. Слово Сен-Шевиота было для собравшихся приказом, И все тут же разошлись.
Вскоре с этим эпизодом было покончено, никто не смел даже упоминать о нем. Из замка выехала карета Форминстеров, увозя бесчувственного Джорджа и его жену. С ними отправился личный врач Сен-Шевиота.
Однако воспоминания об этом прискорбном инциденте не давали покоя лорду и испортили ему весь день. Он ненавидел слабость в себе, как и в других. И гневался на себя за то, что выпил лишнего и оскорбил Сибиллу Форминстер. Эти маленькие глупые губки не стоили поцелуя… и того, что случилось потом, размышлял Сен-Шевиот. Да, неважно началась охота, намеченная на конец недели! К тому же общество теперь лишилось одного из лучших стрелков, ибо совершенно ясно, что Форминстер больше никогда не покажется в Кадлингтоне.
За свою жизнь Сен-Шевиот нажил врагов намного больше, чем друзей. Вокруг него ходили всевозможные нелицеприятные слухи, женщины его побаивались, однако мужчины находили весьма интересной личностью, да и многие дамы состязались друг с другом, добиваясь его расположения. Но тщетны были усилия выйти замуж за барона и стать хозяйкой Кадлингтона, самого большого и роскошного замка в Бакингемшире.
Огромный лес, окутанный пеленой проливного дождя, хмуро взирал на лорда, когда он, сбавив скорость, приблизился к вершине холма. Сквозь октябрьскую мглу его манили слабые огоньки, мерцающие в домике смотрителя. Сен-Шевиот больше не слышал из глубины леса звуков охотничьего рожка и яростной какофонии собачьей своры. Все вокруг было тихо. Лорд остановил коня, чтобы сделать глоток бренди из серебряной фляги. Он насквозь промок и дрожал от холода. Больше всего ему хотелось покинуть своих гостей, сесть в карету и умчаться в Лондон. Сейчас лучше всего было бы отправиться в «Уайтс»[54]54
Старейший лондонский клуб консерваторов, основанный в 1693 году.
[Закрыть], расположиться там за карточным столом, а потом – поздний ужин с какой-нибудь симпатичной особой женского пола, покладистее, чем Сибилла Форминстер.
Безжалостный, пронизывающий до костей ветер с холодным дождем хлестал по лицу Сен-Шевиота. Он рукавом вытер глаза. Внезапно его жеребец попятился, негромко заржал и чуть не сбросил недоумевающего всадника с седла. Однако Дензилу удалось удержаться. Он зло обругал испуганное взмыленное животное, затем, пристально вглядевшись в серую пелену дождя, различил две фигуры: мужскую и женскую. Они, прижавшись друг к другу, обнимались под какими-то мешками, словно крестьяне, пытающиеся укрыться от бури. Должно быть, они скрывались в кустах и жеребец Сен-Шевиота испугался их внезапного появления из тумана.
– Какого черта вы оба здесь делаете? – гневно спросил его светлость.
Оба вздрогнули, сняли с голов тряпье, и барон смог получше разглядеть незнакомцев. Юноша не старше двадцати лет поддерживал девочку-горбунью, голова которой едва достигала его плеча. Однако одеты они были довольно прилично: юноша – в поношенные камзол и накидку, а горбунья – в плащ и шляпку. Но они так промокли и являли собой такой жалкий вид, что Сен-Шевиот, презрительно глядя на них сверху вниз, коротко рассмеялся.
– Не удивительно, что Аполлон чуть не обезумел при виде вас, я и сам еще ни разу не видел таких привидений, – хмыкнул он. – И что же вы, оборванцы, делаете в такую погоду здесь, на Кадлингтон-Хилл?
Юноша, приблизившись к всаднику, проговорил:
– Сэр, кто бы вы ни были, не надо оскорблять меня и мою сестру!
Он произнес эти слова с большим достоинством, что весьма удивило Сен-Шевиота, который, смахнув с лица капли дождя, посмотрел на незнакомцев повнимательнее. Теперь он заметил, что у молодого человека тонкое, красивое лицо с большими выразительными глазами; копна его каштановых волос была мокра от дождя и растрепана порывами ветра. Это были не крестьяне, а явно городские люди. Сен-Шевиот внезапно заинтересовался ими.
– Кто вы такие и что делаете в моих владениях? – осведомился он.
– Меня зовут Певерил Марш. А это моя сестра Элспет.
– Что вас привело сюда в такое ненастье? – снова спросил Дензил, переводя взгляд с юноши на горбунью, которая вдруг тихо застонала и лишилась чувств.
Юноша подхватил ее, положил на обочину дороги и опустился рядом на колени, вскричав:
– О, ради Бога! Элспет, сестра моя любимая!
Дензил нахмурился. Он догадался, что обморок не случаен. Несчастная девушка, судя по всему, была безнадежно больна. Барон ненавидел болезнь в любом ее проявлении, но даже он, человек отнюдь не жалостливый и не милосердный, не мог ускакать отсюда, оставив эту беспомощную пару во власти надвигающейся ночи. Тем более что буря усиливалась. И он, стараясь перекричать завывания ветра, громко спросил у юноши:
– Во имя Небес, ответьте, чем она больна? Почему вы оказались здесь?
– Моя сестра умирает, – хрипло произнес молодой человек, поднимая бледное лицо, залитое дождем и слезами. – О Боже, что я наделал, позволив ей покинуть Лондон и отправиться в столь долгий путь!
– К кому же вы направлялись?
– К миссис Инглби, сэр, из Уайтлиф.
– Из Уайтлиф? Так это же в миле отсюда, вниз по холму.
– Совершенно верно, сэр. Мы заблудились, и у нас нет денег на экипаж, поскольку почти все наши средства мы потратили, чтобы добраться из Лондона в Монкз-Рисборо.
– А кто это – миссис Инглби? Что-то я не слышал о ней.
– Это тетушка нашей матери, сэр, – объяснил юноша. – Оказалось, что она умерла в этом году, а мы не знали об этом. Ведь мы надеялись найти у нее кров. Узнав о ее смерти, мы отправились обратно пешком в надежде, что кто-нибудь подвезет нас. Но в этой чащобе заблудились и вот очутились здесь и, как видите, не можем идти дальше. Моя сестра на грани смерти.
Молодой человек добавил также, что Элспет уже очень давно больна, но была надежда, что сельский воздух подействует на нее благотворно, вот он и пустился с ней в столь дальний путь. Певерил рассказал, что он художник, однако почти не имеет возможности обнародовать свой талант, ибо является единственной опорой и поддержкой для несчастной семнадцатилетней сестры. Их родители умерли. И юноша стал подмастерьем у некоего изготовителя картинных рам в Чипсайде[55]55
Чипсайд – улица в северной части Лондона, где в средние века находился главный рынок города.
[Закрыть], чтобы хоть как-то заработать на жизнь.
Рассказ Марша утомил Сен-Шевиота, однако он сказал:
– Я пришлю моих людей с лошадью и повозкой, чтобы забрать вас отсюда. Ночь вы сможете провести в помещении для слуг. Однако, судя по виду вашей сестры, ей больше подошла бы могила, – жестоко пошутил он.
Юноша с возмущением смерил взглядом темную фигуру мужчины. Его щеки вспыхнули от гнева и отчаяния. Затем он снова повернулся к распростертому телу сестры. С беспредельной нежностью он развязал ленты ее шляпки. И Сен-Шевиот, все еще пристально разглядывающий девушку, вдруг увидел лицо изумительной красоты. Оно так не сочеталось с ее уродливой фигурой, что, если бы не горб, подумал милорд, девушка была бы просто сказочной красавицей. Он увидел ее огромные глаза и длинные золотистые локоны. Но лицо ее было бледно, как сама смерть, а губы совсем бескровны. Взгляд Сен-Шевиота никогда не пропускал женской красоты. К тому же, будучи суеверным, лорд испытывал болезненное пристрастие к приметам. Ведь коснуться горба – к удаче, это он часто слышал. И он соскочил с седла, склонился над лежащей девушкой и дотронулся до ее горба. Тут же она открыла свои бездонные глаза и пристально посмотрела ему в лицо. Ее взгляд был настолько необычным и глубоким, что по телу Сен-Шевиота побежали мурашки, а это крайне редко случалось с ним.
– Почему вы так смотрите на меня, бедняжка? – прошептал он.
– Судьба… – проговорила она слабым, дрожащим голоском. – Я знаю вашу судьбу, сэр… ведь я ясновидящая.
– Что она говорит? – резко повернулся Дензил к юноше.
Певерил, ласково глядя на сестру, ответил:
– Элспет обладает даром предвидения. Она всегда умела заглядывать в будущее.
Теперь Сен-Шевиот был заинтригован как никогда. Он совершенно забыл о дожде, ветре и холодной тьме октябрьского вечера. Им овладело эгоистическое желание узнать, что ждет его в будущем. И он встал на колени подле девушки.
– Расскажите мне, что вы видите! – требовательно сказал он голосом человека, привыкшего повелевать.
Но юный художник вмешался и храбро произнес:
– Сэр, боюсь, что моей сестре очень плохо. И я должен отвезти ее в теплое место.
– Всему свое время, – возразил Сен-Шевиот и, уставившись на несчастную своими черными глазами, снова потребовал: – Ну так что вам известно о моей судьбе?
– Элспет, с тобой все в порядке? – участливо спросил сестру юноша.
Она одарила его слабой, угасающей улыбкой, не переставая пристально смотреть на прекрасно одетого джентльмена, склонившегося над ней. Затем замогильным голосом обратилась к нему:
– Ваше имя… как вас зовут?
– Дензил Сен-Шевиот, барон Кадлингтонский, проживающий в замке Кадлингтон, – отозвался он.
– Сен-Шевиот, – глухо повторила она. – Черные Бароны…
Он с удивлением кивнул.
– Да, так нас называют.
– Вы еще не женаты, – продолжала она.
– Ей-Богу, вы правы, – проговорил барон и грубо рассмеялся. – По всей вероятности, так будет и впредь.
– Нет, – произнесла умирающая. Она с трудом села и указала на Сен-Шевиота пальцем. – Вы женитесь ровно через год, считая с этого дня. Я, обладающая даром предвидения, предсказываю вам этот брак. И то, что он будет связан с несчастьем. О, ужасно! – добавила она, содрогнувшись.
– Брак для мужчины всегда несчастье, – цинично проговорил Сен-Шевиот и усмехнулся собственной остроте.
– Да, да, ужасное несчастье, – повторила бедная девушка, дыша быстро и прерывисто. – Я вижу золотисто-рыжие волосы и фиалки. Да! Остерегайтесь золотисто-рыжих волос и фиалок, сэр… и черного Сен-Шевиота…
– Ну, ну, что еще? – снова пронзительно расхохотался Дензил. – Что значит вся эта чепуха насчет золотистых волос и фиалок?
Тут вмешался Певерил:
– Вы обязательно удостоверитесь, что все сказанное ею – правда. Элспет еще ни разу не ошибалась, а это, наверное, самое последнее предсказание в ее жизни. – Он запнулся и, упав на колени, залился горючими слезами, словно пытаясь согреть ими окоченевшие руки горбуньи.
И снова странная дрожь прошла по телу Сен-Шевиота. А может, и вправду эта девушка обладает даром предвидения? К тому же он слышал, что иногда умирающие точно предсказывают будущее. И снова коснулся горба девушки.
– На счастье, – проговорил он при этом.
Но юноша больше не слышал барона. Он зарыдал.
– Элспет, моя дорогая, дорогая, дорогая сестра! – восклицал он.
Тут лорд увидел, как голова девушки бессильно упала на грудь. Она умерла. Его сиятельство отпрянул и вернулся к своему коню.
– Я пришлю слуг, чтобы они помогли вам, – коротко проговорил он. – Ждите их здесь.
Юноша не ответил, он бросился на безжизненное тело сестры, твердя сквозь слезы ее имя.
Глава 1
Изо всех сил вонзив шпоры в бока коня, Сен-Шевиот направил животное на холм. Через некоторое время он подъезжал к кованым железным воротам, казавшимся призрачными в сгустившихся сумерках. В этот час, да еще в такое ненастье, почти ничего не было видно в огромном парке, окружающем замок. Двое привратников с факелами в руках устремились к воротам, чтобы отворить их хозяину. Поднявшись в седле, Сен-Шевиот бросил короткий приказ одному из слуг:
– Вон там, в нескольких ярдах внизу, на холме, ты найдешь парня… он чужеземец в этих местах… и его сестру, которая только что отдала Богу душу. Доставишь их в замок, и передай моему лакею, чтобы позаботился о них.
– Слушаюсь, милорд, – ответствовал слуга.
Миновав темную каштановую аллею, Сен-Шевиот поскакал дальше, едва не падая с коня при порывах ветра. Вскоре перед ним засверкали огни замка. Никогда еще он не подъезжал к дому с большей радостью. «Что за неудачная охота, – с досадой думал он, – и до чего адская погода! Весь конец недели – сплошное разочарование! Да, безусловно, следует как можно скорее уехать в Лондон, предоставив гостей самим себе».
Наконец он оказался у главного въезда в замок и громогласно окликнул конюших, которые кинулись к нему со всех сторон обширного двора. Свет факелов прорезал потемневшую от дождя лужайку перед домом.
Замок Кадлингтон был огромен и имел негостеприимный, даже зловещий вид, особенно в неистовом пурпурном отблеске сумрачного вечера, и все же, стоящий на вершине холма, сплошь заросшего густым, непроходимым лесом, он был великолепен. Напротив замка террасами спускались прекрасные сады. Из высоких окон открывался величественный вид на Бакингемширский лес.
Годфри, первый барон Кадлингтонский, выстроил этот замок для своей жены, француженки Маргариты, в стиле эпохи короля Якова[56]56
Английский король (1603–1625 гг.).
[Закрыть]. В замке было двадцать четыре или двадцать пять спален и огромный вестибюль, окруженный музыкальной галереей. Позднее отец Дензила, Роланд Сен-Шевиот, имевший ужасный вкус, прибавил к замку крыло. Оно выступало из него, подобно какому-то чудовищному злокачественному образованию, нарушая красоту первоначального замысла, ибо было чрезмерно высоким, круглым, как башня, и напоминало ее по своей форме. Крыло выглядело гротескно, как иллюстрация к роману ужасов.
Внутренняя винтовая лестница вела на самый верх, в башенку, откуда можно было обозревать окрестности на много миль вокруг. Эта башенка имела своего рода историческое значение для Дензила.
Он, еще будучи ребенком, часто забирался туда, убегая от родителей или воспитателей. Иногда он держал в башенке пойманных им в западню диких животных. Однажды там обнаружили молодую служанку с разорванным горлом. Как и почему случилось это ужасное событие, узнать не удалось. После этого происшествия башню заперли, и она скоро пришла в негодность. Сейчас это место назвали бы прибежищем привидений. Дензил не раз намеревался снести крыло целиком, но какое-то нездоровое очарование этого архитектурного «нароста» удерживало его.
С наступлением темноты никто даже близко не подходил к башне. А окрестные жители относились к ней с суеверным страхом.
Однако в целом старый замок обладал изяществом и всеми достоинствами архитектуры своего века. И, безусловно, никто в Эйлсбери не мог похвалиться такими великолепными стенами в деревянных панелях и такими роскошными каминами. А две лестницы, которые, изгибаясь, вели на музыкальную галерею, были выполнены из красного дерева с изысканной замысловатой резьбой.
В течение двух последних веков Кадлингтон храбро бросал вызов яростным ветрам, налетающим с холмов, штормовым бурям и неистовым дождям. В суровые зимы имение лежало похороненным под толстым слоем снега. В это время покрытые льдом холмы были почти непроходимы, и тогда Дензил удалялся в Лондон или на роскошную виллу, которую снимал в Монте-Карло.
Однако весной и летом Кадлингтон сбрасывал с себя неприступную мрачность и расцветал красотой и великолепием. Замок выглядел очень мило и гостеприимно на фоне покрытых зеленью холмов, когда сады пестрели цветами и плодоносили свежими сочными фруктами. Это время Сен-Шевиот любил намного больше, чем позднюю осень, когда открывался охотничий сезон, но такие холодные, штормовые октябрьские дни, как сегодня, были очень редки.
Спустя несколько минут лорд окунулся в тепло и свет огромного вестибюля и, широко расставив ноги, встал у камина, в котором весело потрескивали дрова. Он снял перчатки и крикнул, чтобы принесли вина. Тут же появился молодой лакей, неся бокалы и графины. Напротив камина лежал огромный волкодав, настолько свирепый, что никто не осмеливался даже прикоснуться к нему. Это был любимец Сен-Шевиота. Собака поднялась и, дружелюбно помахивая хвостом, тяжеловесной походкой подошла к хозяину. Дензил взглянул на нее и похлопал по массивной голове.
– Хорошая собачка, хорошая, – проговорил он. – Куда же, черт возьми, все подевались? Замок словно вымер.
Сен-Шевиот чрезвычайно не любил оставаться в одиночестве даже на самое короткое время. Может быть, он питал отвращение к одиночеству подсознательно, ибо наедине с собой он имел довольно много возможностей для того, чтобы вспомнить, сколько зла совершил в своей жизни и скольких поступков ему следует стыдиться. Как бы то ни было, он любил компанию и впадал в прескверное расположение духа, оставаясь один. «Что ж, если особы женского пола сейчас отдыхают перед ужином, то пусть их отдыхают, – резонно решил он. – Может, после они станут повеселее».
Свирепый ветер и проливной дождь лютовали за окнами, а в Кадлингтоне было словно в каком-то ином мире, мире богатства и роскоши – огромного богатства рода Сен-Шевиотов. Просторный замок был буквально набит сокровищами. Очень многое досталось Дензилу от леди Маргариты, его бабки с французской стороны, которая была единственной наследницей своих родителей. Зал, где сейчас находился лорд, украшали изысканные гобелены баснословной цены. Восхитительные тяжелые занавеси из красной парчи на окнах были привезены из Парижа, висели здесь еще со времен первых баронов и никогда не заменялись. Некоторые легкомысленные детали их рисунков весьма забавляли и веселили Сен-Шевиота, увлекавшегося Парижем и его модами.
Однако красота, живопись, музыка – все эти прекрасные вещи в жизни Дензила являлись лишь своеобразным контрастом внутренней мрачности и порочности его души.
Ему нравилось устраивать в замке праздники, поскольку это давало возможность выставить напоказ богатство и могущество рода. Разговоры о его роскошных пирах ходили по всей Англии. Те, кто участвовал в этих пирах, впоследствии без устали рассказывали об их великолепии. Бесчисленные изысканные блюда подавались на золотой посуде и в редком китайском фарфоре с гербом Сен-Шевиотов: два орла с распростертыми крыльями, вцепившиеся друг в друга острыми клювами. Библиотека, расположенная в западном крыле замка, изобиловала редчайшими книгами в массивных красивых переплетах. Причем многие из этих книг, главным образом итальянских, были самого непристойного содержания. Однако Дензил не особенно любил читать, в отличие от своего отца.
Через несколько минут после прибытия хозяина весь замок засверкал светом ламп и свечей. Сам Сен-Шевиот, вымывшись и переодевшись, теперь восседал перед камином в небольшой восьмиугольной комнате, используемой им как личный кабинет, где он хранил документы и бумаги, всегда запертые на замок. Когда хозяин находился в кабинете, никто из слуг не осмеливался тревожить его. Вытянув перед собой ноги, подле которых лежала Альфа, любимый волкодав барона, Дензил маленькими глоточками смаковал горячий глинтвейн. Когда крепкий горячий напиток начал разливаться по его промерзшему телу, он почувствовал себя намного лучше, чем когда, промокший до нитки, добирался до замка.
Однако он не забыл о странном предсказании горбуньи, встреченной на дороге. Это предсказание не шло из его головы, преследуя, подобно призраку.
Женитьба… в течение года… остерегайтесь золотисто-рыжих волос и фиалок… и черного Сен-Шевиота… Кажется, так она говорила, размышлял Дензил. Что ж, он всегда был неравнодушен к блондинкам, а особенно к таким, у которых снежно-белая кожа и ярко-рыжие волосы. А что касается «черного Сен-Шевиота», то это более чем вероятно. За много веков в их роду не рождались блондины. Однако любопытно и странно, что совершенно незнакомая девушка из Лондона, некто Элспет Марш, знала о нем так много.
До встречи с Маршами Дензил намеревался этой же ночью выехать в Лондон. Теперь же он передумал, решив, что останется в замке, в тепле, и присоединится к своим гостям за ужином и карточной игрой. Однако сперва ему хотелось повидаться с Певерилом Маршем, узнать, почему такой с виду воспитанный и утонченный молодой человек попал в столь прискорбное положение. И как только этот вопрос возник в его голове, раздался стук в дверь и на пороге появился сам юноша.
– А, заходите же, мой друг, – проговорил Сен-Шевиот. – Встаньте-ка передо мной.
Певерил Марш медленно приблизился к нему. Барон не мог не поразиться легкой, грациозной походке юноши и удивительно красивым чертам его лица. Певерил был очень худым, с мертвенно бледным лицом и густыми каштановыми волосами, его огромные серые глаза сверкали, высокий лоб принадлежал явно мыслящему человеку. Глаза юноши были красны от слез.
– Вы что-нибудь ели? – осведомился Сен-Шевиот.
– Да, сэр, благодарю вас. Ваши слуги были очень внимательны. Моя сестра… – начал он, и голос его прервался.
– Так что же?
– Ее положили в пустой комнате для слуг и поставили зажженные свечи в ногах и изголовье – проговорил юноша почти шепотом. – Мне сказали, что завтра придет приходский священник, а могилу для нее выроют возле Кадлингтонской церкви.
– У вас есть знакомые или родственники? – спросил лорд.
Юноша пытался взять себя в руки. Несколько секунд он не мог говорить. Тогда барон строго сказал:
– Ну, полно вам, вы уже не ребенок! Неужели вы не можете держаться по-мужски?
Тогда Певерил Марш откинул голову назад и снова заговорил с тем достоинством, которое вначале так удивило Сен-Шевиота:
– Я не считаю, что веду себя немужественно, горюя по моей сестре, сэр. Она для меня была всем.
– Тьфу ты! – в сердцах произнес барон, не знающий вообще никакого чувства жалости. Ведь он попросил молодого человека зайти лишь из-за жгучего любопытства: действительно ли горбунья обладала даром предвидения? Он резко подтолкнул к Певерилу стоявшую на столе высокую кружку спиртного и потребовал, чтобы тот выпил.
– Это добрый горячий глинтвейн. Он укрепит ваши силы. Ну же, выпейте!
Певерил сделал несколько глотков, и его щеки немного порозовели.
– Ваша сестра была уродлива, и, наверное, для нее даже лучше лежать в могиле, – жестоко проговорил Сен-Шевиот. – У нее изумительной красоты лицо, однако с ее горбом ни один мужчина не женился бы на ней.
Певерил вздрогнул.
– У нее был я, ее брат, который всегда любил и защищал ее, – дрожащим от волнения голосом произнес он.
– Расскажите мне, кто вы, – потребовал барон.
– Да какое это имеет для вас значение, сэр? Почему бы мне не уйти туда, откуда я пришел?
– Вы сделаете так, как я вам сказал, – прикрикнул Сен-Шевиот.
Певерил Марш взглянул на своего благодетеля с удивлением. Он понял, что перед ним человек совершенно безжалостный и требующий от всех повиновения. Нельзя сказать, что поначалу Певерил счел лорда Сен-Шевиота дружелюбным или обаятельным человеком, но этой ночью молодой художник был погружен в свое горе и пребывал в отчаянии от безнадежности своего положения.
Потому и позволил этому энергичному, суровому аристократу взять над собою власть. Как того потребовал Сен-Шевиот, Певерил поведал ему свою историю.
Скоро ему исполнится двадцать. Пять лет назад его положение было совершенно иным. Они с сестрой жили с родителями в небольшом, но комфортабельном доме в Лондоне, в районе Холлоуэй, их отец был владельцем галантерейной лавки, мать была образованной женщиной более благородного происхождения, чем отец, и сама всему учила детей. Еще совсем крошкой Певерил проявил незаурядный талант к рисованию и карандашом, и кистью. В двенадцать лет он написал картину, изумившую родителей. Поэтому по желанию матери он получил образование в Сент-Полз-Скул[57]57
Одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ в Лондоне с очень высокой платой за образование. Основана в 1509 году.
[Закрыть], а также брал частные уроки живописи у старого итальянского художника, друга миссис Марш. Все благоприятствовало дальнейшему успеху Певерила. Единственная беда омрачала жизнь их семьи – уродство его младшей сестры Элспет. С ранних лет Певерил привык заботиться о ней. Брат и сестра были очень привязаны друг к другу.
Затем их семью постигла трагедия. Миссис Марш случайно заразилась какой-то неизлечимой болезнью, названия которой не знали даже врачи. Ее кончина в довольно молодые годы – в сорок один год – не только стала причиной безутешного горя ее детей, но и в корне изменила характер ее овдовевшего мужа. Он запил и забросил свое дело. Его сын, которого обучали только живописи, мало разбирался в торговле, хотя всячески старался хоть как-то удержать на плаву дело отца. Вскоре семья потерпела крах. Бедняга Уильям Марш в конце концов угодил в долговую тюрьму, где, протомившись полгода, скончался.
