Текст книги "Невеста рока. Книга первая"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Глава 14
Дверь студии была распахнута настежь без особых церемоний. На пороге стоял Сен-Шевиот в неброской, но очень модной одежде. На нем был плащ, в руке он держал перчатки. Он выглядел так, как выглядел всегда по приезде из Лондона, куда уезжал на несколько дней: мрачным, развязным, со следами скверного времяпрепровождения на лице. Огромного роста, он, казалось, заполнил собою весь дверной проем. Сердце Флер упало от страха при виде этих могучих плеч и красного красивого лица. Оглядев ее с головы до ног, Сен-Шевиот молниеносным взглядом обвел студию, почти не обращая внимания на Певерила. Затем снова воззрился на жену.
– Ну, ну, прекрасно, так вот, значит, где прячется моя любимая супруга. А я тщетно искал ее у себя.
Она шагнула вперед.
– Я не ожидала, что вы вернетесь так рано.
– Очевидно, – с презрительной ухмылкой откликнулся он, развязал плащ и небрежно швырнул его на стул. Проводя ладонью по пышным вьющимся черным волосам, Сен-Шевиот по-прежнему зловеще улыбался. – Я прибыл раньше, потому что за мной послала миссис Динглефут, – сказал он.
Флер спросила:
– Послала за вами? С какой стати?
Сен-Шевиот ответил не сразу, пересек студию и приблизился к мольберту. Широко расставив ноги, держа руки в карманах, он раскачивался на каблуках, внимательно изучая портрет Флер. Прищурившись, произнес:
– Миссис Динглефут, это прекрасное создание, всегда и всем сердцем желает мне только добра. Я просил ее связаться со мной, если здесь будет что-нибудь не так.
– Прошу вас, ответьте, что же она такое заметила? – спросила Флер, прижав руку к груди. Ее сердце билось все сильнее и сильнее.
Певерил стоял совершенно прямо и молчал.
Заговорил Сен-Шевиот:
– Славная миссис Д. прислала мне письмо, где в самых осторожных выражениях дала понять, что вы не лучшим образом себя чувствуете и слишком много времени проводите в рыданиях.
Флер, тревожно взглянув на Певерила, проговорила:
– Не думаю, что мое здоровье… или мои слезы… обеспокоили бы миссис Динглефут.
Сен-Шевиот, казалось, не обратил внимания на ее слова. Уставившись на портрет, он продолжал:
– Как старая и верная служанка этого дома, она сочла своим долгом сообщить мне, что вы слишком много времени и энергии тратите на то, чтобы подниматься в эту студию и подолгу оставаться здесь. Вам лучше было бы выезжать в новом фаэтоне, осматривая владения или заглядывая к соседям. Уверяю вас, такое поведение больше соответствовало бы достоинству знатной леди. Скажем, вам следовало бы больше обращать внимания на соблюдение некоторых условностей.
Кровь бросилась в лицо молодого художника после недвусмысленных намеков Сен-Шевиота. Однако Флер оставалась по-прежнему смертельно бледной. Наконец она проговорила:
– Полагаю, миссис Динглефут совершенно не касается то, что я здесь делаю. Я возмущена подобным вмешательством в мои дела!
Сен-Шевиот повернулся и сердито посмотрел на нее.
– Моя дорогая леди Сен-Шевиот, миссис Д. действует по моему приказу.
– То есть шпионит?.. – вспылила Флер, но тут же осеклась и продолжила: – По-моему, нам не следует смущать Певерила, обсуждая наши личные проблемы в его присутствии.
И тут Сен-Шевиота словно хлыстом ударила догадка. Возможно ли это… Возможно ли такое, размышлял он, разглядывая украдкой стройную фигурку в светлом платье. Совсем еще недавно… ну конечно… ведь это могло быть причиной недомоганий ее светлости по утром!
Он встал, зевнул и недовольно воззрился на Певерила.
– Вы требовали, чтобы ее светлость тратила на вас очень много времени. Сеансов позирования было предостаточно, – произнес Сен-Шевиот. – Заканчивайте портрет в отсутствие миледи.
– Как будет угодно вашей светлости, – отозвался Певерил, учащенно дыша.
Прервать и без того краткие мгновения радости… видеть леди Сен-Шевиот только издали… больше не беседовать с ней… какое невыразимое страдание! Его лишали всего! Он с тревогой взглянул на Флер. Она пристально смотрела в пол, словно не хотела встречаться с ним взглядом. Боже, как же она побледнела, как дрожит!
– Между прочим, теперь, когда я увидел портрет, у меня есть кое-какие замечания, – добавил барон. – Эти свежие краски и цвет волос чрезвычайно хороши. О таком даже старуха Кларисса Растинторп (а ведь она тонкий знаток искусств) сказала бы, что это напоминает работы венецианских мастеров. Но почему отсутствуют украшения? Я пришлю вам бриллианты рода Сен-Шевиотов. Напишите их на портрете ее светлости, ведь он когда-нибудь будет висеть в галерее среди портретов других знатных дам.
Резкость этого приказа не удивила Певерила. И он, и Флер догадывались, что Дензил когда-нибудь произнесет эти слова. Но он не мог больше вынести ее взгляда, взгляда утопающей, который появился у Флер, едва его светлость обнял ее. Сен-Шевиот произнес:
– Вы не очень хорошо выглядите, мадам. Ну ладно, пойдемте. Миссис Д. оказалась права. Самое время было приехать домой и лично заняться вами. Пойдемте же!
Она открыла рот, словно собираясь возразить, но промолчала. Казалось, все ее тело дрожало от прикосновения мужа. Она ужаснулась тому, что он возвратился. Это означало, что кратким мгновениям невинной радости в студии пришел конец.
– Если его светлость позволит еще один сеанс… – робко начал Певерил.
– Нет, – отрезал Сен-Шевиот грубо. – И не забудьте написать бриллианты. Желаю вам доброго утра. – Затем добавил: – Послезавтра маркиза Растинторп пришлет за вами карету. Сейчас у нее гостит внучка. Я пообещал, что вы примете заказ на внучкин портрет. Омерзительно некрасивая девчонка, но постарайтесь сделать все от вас зависящее.
Тогда заговорил Певерил:
– Милорд, мое самое заветное желание – начать самостоятельную карьеру. И если бы я добавил деньги за портрет внучки маркизы к тем небольшим средствам, которые скопил, то мне хватило бы их на то, чтобы открыть небольшую студию в Лондоне.
Сен-Шевиот, который уже подходил к двери, обнимая за талию Флер, посмотрел на Певерила через плечо и нахмурился.
– Я скажу, когда настанет ваше время уехать из Кадлингтона! – рявкнул он.
«Сен-Шевиот счастлив только тогда, когда отнимает свободу у других, держа их, словно в тюрьме, чтобы удовлетворить свои порочные наклонности, – подумала Флер. – Увы, бедняжка Певерил! Скоро он перестанет радоваться здешней благотворительности».
Юноша понял, что сейчас не время возражать его светлости. Однако ярость вскипела в нем… вместе с возмущением, вызванным подобным тиранством.
Внезапно Флер почувствовала сильное головокружение и, приложив ладони к вискам, прошептала:
– О, прошу вас, сэр, поддержите меня… боюсь, что я близка к обмороку.
Могучие руки Сен-Шевиота мгновенно подхватили ее.
– Черт подери, она и вправду нездорова, – процедил он сквозь зубы.
Певерил с сочувствием и тревогой озирался по сторонам.
– Увы, у меня нет здесь ни уксуса, ни перьев, чтобы поджечь их…
– Неважно! Я отнесу ее вниз.
И, не попрощавшись с художником, он повернулся и начал медленно спускаться вниз с бесчувственным телом жены на руках.
Певерил закрыл дверь студии. Ливень обрушивался на башню, свирепо ударяя в окна и заливая долину Эйлсбери. Юноша подошел к мольберту и с отчаянием посмотрел на портрет. Затем опустился на стул, на котором еще совсем недавно сидела Флер. Он сжимал подлокотники так, словно в его руках находился ее живой призрак.
Флер положили на постель в ее изысканной опочивальне. Сен-Шевиот послал за служанками, приказал принести сердечные капли, жженые перья и уксус. Главного слугу он отправил в селение на холме за местным врачом. Этот старый доктор по фамилии Босс был весьма компетентен в своем деле и бодр, несмотря на преклонный возраст.
Флер с большим трудом приходила в сознание, но мгновенно очнулась, увидев рядом с собою мужа. Спустя некоторое время она обнаружила, что спальня полна людей. Одетта натирала ей виски уксусом, прикладывала женные перья к ноздрям. Зловещая миссис Динглефут в накрахмаленном переднике и в чепце приказала служанкам принести горячей воды, чтобы приложить грелки к холодным ногам ее светлости. Лилии, наполнявшие опочивальню сильнейшим ароматом, были вынесены.
Сен-Шевиот склонился над молодой женой.
– Итак, любовь моя, вы пришли в себя, – произнес он ласковым голосом, которым всегда разговаривал с ней в присутствии слуг. Пусть по крайней мере соседи знают, что он преданный, любящий муж.
У Флер кружилась голова, ее подташнивало. Ужасное чувство охватило ее в тот момент когда к ней возвратилось сознание, ибо она вспомнила. Никогда больше ей не позволят подняться в студию на башне и видеться с Певерилом Маршем. У нее отняли последнюю и единственную радость. Слеза скатилась по ее щеке.
– Крепитесь, дорогая, – самым нежным голосом проговорил Сен-Шевиот. – Сюда уже едет доктор Босс.
– Господи, мадам, миледи, вы так напугали нас! – причитала миссис Динглефут, беспредельно довольная тем, что ей удалось вернуть хозяина в замок и, как она называла это, «спутать все карты». Злобная женщина прекрасно видела желание ее хозяйки проводить побольше времени, общаясь с молодым человеком.
Она написала барону не из чувства преданности или искреннего беспокойства за здоровье ее светлости, а из злорадного желания отнять у миледи единственное удовольствие, которое та нашла в своей теперешней жизни. Несмотря на мягкость и терпеливость характера, Флер не испытывала к этой отвратительной злобной старухе ничего, кроме жгучей ненависти и презрения. Еще прошлой ночью миссис Д. презрительно заметила Одетте, своей подруге и союзнице, что ее светлость – несчастная болезненная особа, которая, вне всякого сомнения, умрет после рождения первого ребенка.
Миссис Динглефут прислуживала покойной баронессе, когда та находилась в интересном положении от тогдашнего барона. Она знала, как выглядят признаки беременности у женщины, и была уверена, что именно поэтому миледи испытывает тошноту по утрам.
Флер с отвращением смотрела на поросший щетиной подбородок миссис Д. – зрелище было отталкивающим. И она прошептала:
– Дензил, пожалуйста, сделайте так, чтобы все покинули мою комнату. Мне хочется побыть одной.
– Со мной, дорогая, конечно же, со мной, – сладким голосом произнес Сен-Шевиот и хлопнул в ладоши, отпуская служанок, которые мгновенно засуетились и убрались из опочивальни, напоминая глупых, бестолковых кур.
За дверью миссис Д. встретилась взглядом с Одеттой.
– Вот увидите, доктор Босс подтвердит мои догадки.
Одетта захихикала. У нее было узкое лицо, напоминающее морду лисицу. К тому же она обладала безмерным тщеславием и любила принарядиться. В данный момент ее украшал гофрированный чепец с оборками и длинными узкими лентами, уложенными на грубых темных волосах.
– О-ля-ля! Это свяжет по рукам и ногам госпожу баронессу. Ей не удастся продолжить свою интрижку с молодым мсье художником.
– Мне очень хотелось бы узнать, была ли эта интрижка, – тихо проговорила миссис Д. – Пойдемте, дитя мое, я слышу карету доктора Босса.
Врач из Монкз-Рисборо тщательно обследовал Флер.
Старик понравился ей. У него были седая шевелюра, белая борода и благородный лоб. А любое проявление благородства – качества, окружавшего ее в детстве и теперь такого редкого – привлекало Флер. Она лежала на огромных кружевных подушках и выглядела очень изнуренной, трогательной и юной; ее роскошные волосы разметались по шее. Старого доктора тронуло это печальное зрелище. Когда он объяснил причину ее обморока и недомогания последней недели, то с огорчением отметил, что она без восторга восприняла такое важное известие. Сначала ее лицо стало алым, затем смертельно побледнело… а потом она вообще отвернулась. Врач держал ее тонкое запястье, едва ощущая пульс. Он услышал, как она тихо зарыдала, и, склонившись над ней, произнес:
– Ну полно вам, дитя мое… простите, миледи баронесса, вы показались мне совсем ребенком, ибо я уже старик… вам не нужно горевать из-за совершенно естественных вещей. Барон очень обрадуется этому, и, конечно, вы…
– Я не рада этому, – перебила она. – Но я понимаю, что мой долг – родить мужу наследника.
– Когда родится ребенок, вы полюбите его, – подбадривал ее старый доктор.
Она вздрогнула. Она не могла даже представить себе, что сможет полюбить ребенка от Сен-Шевиота. Какая все-таки беспощадная вещь природа! Это природа соединила ее трепещущую плоть с ненавистным мужем и тем самым предопределила новую, такую ужасную жизнь! Как чудовищно, что теперь из ее тела, которое всячески противилось всему этому, появится плоть от его плоти… Сын или дочь? Кто может ответить? Но это будет ребенок, рожденный ею от Сен-Шевиота!
Доктор Босс продолжал успокаивать ее, ласковым голосом давая разные советы. Теперь она должна много отдыхать, совершать небольшие – очень небольшие – прогулки по свежему воздуху. Ей надо беречь силы для предстоящих родов, которые, по мнению доктора Босса, должны произойти в июне.
Разумеется, славный доктор много знал о Сен-Шевиоте. Он принимал роды у бывшей баронессы, когда Сен-Шевиот появился на свет. Он приходил к старому барону и баронессе, чтобы закрыть им глаза, когда они оставили сей бренный мир. Он не мог сказать, что очень любил эту семью, и, как и остальные соседи, был наслышан об отвратительных выходках, к которым оказался склонен нынешний барон. Но, как и все остальные, доктор Босс учтиво отзывался на приглашения барона, ценя его богатство и титул. Ничего другого и нельзя было ожидать от врача, который вынужден зарабатывать себе на жизнь. А Сен-Шевиот платил очень щедро – намного лучше остальных жителей долины, приглашающих доктора Босса в свои ветхие лачуги только в том случае, если кто-нибудь умирал, и изредка, чтобы принять роды. А многие медицинские услуги ему приходилось оказывать вообще бесплатно. Фермеры и местные жители томились под тяжким бременем налогов. Прожиточный минимум был очень высок, а заработная плата – огорчительно низка. По мнению доктора Босса, страна находилась в плачевном состоянии. Нищета распространялась по всей Англии, подобно язве. Совсем недавно холера унесла жизни почти всех обитателей нескольких соседних деревень. Может быть, теперь, когда на трон вступила королева Виктория и у власти находится лорд Мелбурн, дела страны пойдут лучше. А пока аристократы и богатые землевладельцы, такие, как Сен-Шевиоты и Растинторпы, продолжали деспотически управлять низшими слоями общества. Доктор Босс весьма сожалел о подобных обстоятельствах, однако не в его власти было изменить их.
Внезапно Флер повернулась к нему. Ее глаза неестественно и безумно сверкали.
– Бывают же трудные и опасные роды. А может, я умру во время рождения ребенка?
Он поднял глаза от саквояжа, в который складывал свои врачебные принадлежности, и с возмущением сказал:
– Умоляю вас, миледи Сен-Шевиот, даже не думайте о подобном несчастье. Вы сейчас не вполне здоровы. Вы нуждаетесь в укрепляющих средствах, которые я и прописал вам, но Всевышний создал вас таким превосходным образом, что вы родите здорового и прекрасного ребенка. Однако за вами нужен должный уход, дитя мое, должный уход.
Он направился к выходу, сказав, что заглянет через несколько дней, чтобы убедиться, что дела ее светлости идут хорошо.
Спустя несколько секунд в опочивальню ворвался Сен-Шевиот. Уже не однажды Флер задавалась вопросом, почему дивной красоты опочивальня, отделанная для нее Певерилом, не разлеталась вдребезги всякий раз, когда в нее врывался подобно шторму этот огромный мрачный человек.
Она почувствовала, как Дензил поднес ее руку к губам и осыпал поцелуями – акт уважения, крайне редкий для барона.
– Любовь моя!.. Дорогая! Значит, это правда! Значит, миссис Д. вызвала меня домой не из-за пустяка. О Господи, Ты внял моим молитвам! Так вот почему вы сейчас так слабы и мало едите. О любовь моя, это самый счастливый день для вашего влюбленного супруга. Что может быть лучше, чем узнать, что спустя семь месяцев в Кадлингтоне появится наследник!
Она безмолвно лежала на подушках. Поцелуи Сен-Шевиота совсем не трогали ее. Однако она позволила себе безрадостно улыбнуться.
– Не будьте так уверены, что родится сын, Дензил, ведь ребенок может оказаться и дочерью, – заметила она.
– Нет, нет, это должен быть сын, – возразил он пылко, потирая руки. – Как же будет восхитительно, если у нас в семье появится такое же золотоголовое существо, как вы! Ведь это будет первый рыжий Сен-Шевиот! Ну, ну, я не буду больше возражать вам…
– Возможно, случится так, что ребенок родится мертвым, – еле слышно проговорила она.
Сен-Шевиот нахмурился и присел на край огромной белой кровати, с силой сцепив пальцы.
– Я запрещаю вам высказывать подобные мысли, – глухо произнес он. – Вы знаете о моем жгучем желании иметь наследника. Для этого я и женился на вас. Кроме того, – добавил он с усмешкой, – еще должны сбыться остальные предсказания горбуньи. И, припоминаю, она обещала еще одного черного Сен-Шевиота. Да… он будет не золотоволосым, а черным, как я!
– Умоляю, оставьте меня в покое хотя бы ненадолго, – проговорила Флер.
– Нет, мадам, я не уйду, пока вы еще раз не обещаете мне, что сделаете все от вас зависящее, чтобы сберечь ваше здоровье и силы и родить мне прекрасного сына. И он не умрет, вы слышите, Флер?! Этому не бывать!
– Все будет, как пожелает Господь, – прошептала она.
– Чушь! – произнес его светлость и, достав из кармана камзола золотую табакерку, приложил нюхательный табак к обеим ноздрям. Затем несколько раз оглушительно чихнул.
«Только бы он ушел и оставил меня в покое!» – думала Флер.
Однако Сен-Шевиот начал мерить шагами спальню, при этом напыщенно разглагольствуя о замечательном баронском роде и о том, как он станет воспитывать сына. Как научит его стрелять, ездить верхом и быть настоящим мужчиной.
– Не то что ваш слащавый художник, – наконец закончил он свою речь. – И кстати, раз я заговорил о художниках… если этому молодому гению Певерилу так нравится швырять мне в лицо свои мечты о независимости теперь, когда благодаря моей доброте он начал зарабатывать деньги… может, я прикажу ему убраться, прежде чем родится ребенок. И, думаю, снесу к чертовой матери эту проклятую башню, сотру ее с лица земли раз и навсегда!
Флер молчала. Башня никогда не казалась ей мрачной. А что касается идеи отпустить Певерила – от нее она пришла в уныние, вдруг со страхом осознав, как дорог ей стал молодой человек. Она вспоминала о Певериле и думала о невысказанной симпатии, которая подобно электрическому разряду возникла между ними. Если студия и узкая винтовая лестница будут уничтожены, то и ее единственная радость окажется похороненной под грудой камней.
Сен-Шевиот снова взял ее за руку и сказал:
– Ну полно вам унывать, Флер. Я беспредельно рад, что вы беременны. Просите у меня, что хотите! Новые жемчуга? Еще один изумруд на ваш изящный пальчик? Говорите! Я тут же пошлю в Париж людей, чтобы любое ваше желание было исполнено!
– Мне ничего не надо, – прошептала она.
– Да не говорите глупостей! – раздраженно сказал он. – Сколько женщин позавидовали бы великолепию этого дома, моим подаркам и даже моим объятиям! – многозначительно посмотрев на нее, закончил он.
Она взглянула на него, и ему стало неловко под взглядом этих огромных печальных глаз. «Черт возьми, – подумал он, – неужели она всегда будет видеть во мне только зло и подлость?» И он вскричал:
– Я даю вам все! Чего же еще вы хотите?
– Я уже сказала вам – ничего. Только оставьте меня в покое.
Он мрачно оглядел целомудренную спальню.
– Вы стали такой же холодной, как эта тошнотворно белая комната. После рождения ребенка вся эта обстановка будет изменена. Мы создадим новую – более подходящую для моей жены. Вокруг будет алый атлас, позолоченная постель, пробуждающие чувственность картины. И никаких религиозных штучек, наподобие этого… – Он указал на рафаэлевскую Мадонну над камином. – Вам необходимо будет взбодриться, если вы пожелаете разделить со мной страсть и наслаждения, дорогая.
Она стиснула зубы. Разрушение этой прекрасной комнаты было бы еще одним жестоким и злобным поступком Дензила.
– Неужели вы полагаете, милорд, что, изменив окружающую меня обстановку, вы тем самым измените мои чувства к вам? – неожиданно спросила она. Ее глаза негодующе сверкали из-под длинных ресниц. – О, оставьте меня, уходите, – добавила она и бросилась лицом в подушки.
– Да вы просто глупы! – закричал он. – С вашей стороны весьма неблагоразумно выказывать мне подобное пренебрежение. Вы принадлежите мне. Бойтесь, чтобы я не осуществил свое право владеть вами, приковав на цепи в этой комнате, как рабыню, и запретив общаться с окружающим миром!
Флер молчала. Кровь остановилась в жилах Сен-Шевиота. Но он напомнил себе, что она должна родить ему здорового ребенка, поэтому надо держать себя в руках и оставить ее в покое. Да, он снова уедет в Лондон, где женщины из плоти и крови с нетерпением ожидают его объятий. Ему не следует больше беспокоить ее светлость. И, подходя к двери, он произнес:
– Может, вы желаете, чтобы я отправил вас к Долли, чтобы она помогала вам своими советами, пока вы сами не стали матерью?
Флер села на кровати и залилась горькими слезами.
– Нет… нет… я ни в коем случае не желаю встречаться с ней! Я не смогу вынести ее присутствия. И вы знаете, почему, лорд Сен-Шевиот!
Сурово посмотрев на жену, он пожал плечами, изо всех сил стараясь быть сдержаннее.
– Итак, вы хотели бы видеть кого-нибудь в последующие месяцы? Полагаю, что я пробуду в Лондоне довольно долго, – сердито произнес он.
Она колебалась. В ее уме носилась волнующая и вызывающая душевный трепет мысль, что единственный человек, который смог бы успокоить ее, предоставив свою дружбу, – это Певерил Марш. Она вспыхнула от этой мысли. И опустила голову.
– Я не знаю такого человека, – прошептала она.
– Тогда желаю вам здравствовать и убедительно прошу вас беречь себя, – мрачно проговорил он и удалился.
