Текст книги "Сумеречный судья"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Ну же! – истошно закричала Селебриэн. – А то я вас всех там поджарю.

– Проконсул Бурковиц, как всегда, опоздал, – пробормотал я.

«Каролина, – подумал я. – Нужно только махнуть хвостом – от тебя направо. Это все».

Не знаю, поняла ли она меня, или червь сам пришел к такой мысли остатками своего беловатого мозга. Но я точно знаю, что старому Фойли никак не мог отдать телепатического сигнала.

Но он тоже все понял.

Каролина взмахнула хвостом, подталкивая ему ружье.

Селебриэн не могла видеть Фойли, потому что тот стоял в дальнем углу.

Она бы все равно выстрелила в канистру, как только леди Аларонд окажется достаточно далеко.

Кто знает, что она хотела делать с искалеченным, обезумевшим от боли червем.

Мастер Фойли всадил пулю Селебриэн прямо в шею.

У него был только один патрон в стволе – старое, давно отслужившее ружье. И этот патрон тоже сослужил свое.

Селебриэн всхрипнула, когда пуля прошлась между позвонками. Она нажала на спусковой крючок – но к тому времени ее тело уже заваливалось назад, и выстрел ушел в небо, даже не потревожив белые облачка.

Сильфида стояла на коленях, обхватывая левой рукой пробитое горло.

Ей шла форма Драконьей Гвардии – она придавала характер бледному лицу.

30

– Вы поставляете нам все более странных пациентов, – заметил алхимик, опуская с лица хирургическую повязку.

Леди Аларонд лежала внутри огромного контейнера шестиугольной формы. Его дно было выложено мягким эльфийским бархатом. Тело червя не двигалось, но глаза все еще медленно вращались, исподволь наблюдая за нами.

– Процесс регенерации происходит быстро, – продолжал врач. – Никогда такого не видел. Не удивлюсь, если скоро пациентка сможет нарастить на себя и гномьи органы.

– Она этого не захочет, – ответил я.

Санитары подхватили футляр, в котором лежала Каролина, и осторожно понесли его к медицинскому вертолету – тому, на котором несколько часов назад в лес прилетела Сейра Лоур.

– Как только она поправится, то улетит вместе с остальными. И они помогут ей – не знаю, в чем. Наверное, найти себя. Она слишком долго жила среди эльфов, хотя сердце ее принадлежит Циарре.

– Селебриэн в Белом зиккурате, – сказал Бурковиц. – Маги говорят, что она выздоровеет. А знаете, этот дворф требует, чтобы мы оплатили ему выбитое стекло, канистру керосина и еще какую-то вазочку.

– Оплатите, – отмахнулся я. – Драконья гвардия от этого не обеднеет.

Рейнджеры сворачивали небольшой лагерь, и старый акрополь вновь становился заброшенным.

– А что стало с Гэбрилом Аларондом? – спросил проконсул. – Черви спасли его от последствий мутации?

– Думаю, он излечился не только от этого, – вполголоса произнес я. – Френки, они действительно держались за руки, пока не увидели нас, или мне только показалось?

Аларонд и магесса махали нам, поднимаясь по склону.

– Сейра тоже выглядит лучше, – заметила Франсуаз.

– Думаю, она поняла, что есть способ сделать карьеру, не прекращая от этого быть женщиной.

Гэбрил и Сейра подошли к нам, и рейнджер улыбнулся – весело, открыто, как на той старой фотографии.

– Они хотят поблагодарить вас, – сказал он.

– Кто? – не понял проконсул.

Рейнджер наклонился, и маленький червь быстро вполз по его руке.

– Вы помогли им вернуть Каролину. Они не бросили бы ее здесь, одну, каких бы ошибок она ни совершила. Поэтому они хотят сделать вам небольшой подарок. Сделаешь это сама, Сейра?

Он посмотрел на свою спутницу, та засмеялась.

– Лучше ты.

Рейнджер поднял руку и провел в воздухе ладонью.

– Какой подарок? – спросил Бурковиц.

– Это он и был, – засмеялась Сейра. – Объясни им, Гэбрил.

– Путь в Циарру, – ответил Аларонд. – Тот, что они строили. Теперь эта дорога открыта для вас.

– Не понимаю, – сказал проконсул.

Сейра вновь засмеялась и взяла Гэбрила под руку.

– Нам пора, – сказала магесса.

Они исчезли – исчез и червяк, сидевший на руке рейнджера.

– И это все? – удивился Бурковиц.

– Да, – ответила Франсуаз. – Они ушли в Алмазную Циарру. Наш мир для них – теперь лишь один из тысяч.

– Но нет, – Бурковиц поднял голову, словно надеялся увидеть что-то среди белых облаков. – А как же сноп света? Яркие огни? Мерцание и тому подобное. Так всегда показывают в кино.

– Они улетают, проконсул, – пояснил я. – И это для них главное. Им ни к чему радовать вас фейерверком.

Франсуаз тоже смотрела в небо, на ее губах играла странная улыбка.

– Какое необычное свадебное путешествие, – пробормотала она. – Может, Сейра была права, что ждала столько времени.

– И все-таки, – сказал проконсул Бурковиц. – Там должны были быть свет и мерцающие огни.

ЕЩЕ ОДИН ЗАСТРЕЛЕННЫЙ ПОЭТ
Четвертый Багряный грех

1

Франсуаза, демонесса пламени, сидела в легком плетеном кресле и просматривала газету. Черный единорог, вставший на задние лапы, поддерживал готические буквы названия: «Санта Хавана». Грифон, с белыми крыльями и мускулистым телом льва, пожирал слова с другой стороны.

Я подошел к краю террасы, поставив на парапет бокал.

Море морщилось складками под окнами отеля. Теплое, оно было лишено горячей неги тропиков, которая заставляет забыть о тяготах жизни, нашептывая, – все то, что мы привыкли называть реальностью, на самом деле не больше, чем сумасшествие, рожденное пустой суетой.

Не было в этих волнах и суровой отваги севера, где ледяные волны накатывают на неприступные скалы, и прикосновение ветра, поющего в ледяных фьордах, приносит с собой ощущения силы, уверенности и благородного одиночества, перед лицом необъятного мира.

Ветра здесь было много; он налетал ниоткуда, принося с собой безотчетную тревогу. Мне казалось, что я стою на обрыве – не просто на краю скалы, но там, где заканчивается все, и начинается пустота.

Занавеси на окнах бились и трепетали, словно сердце человека, живущего в постоянном страхе. Отель казался оторванным от всего мира – а сам мир настолько страшным, что не хватало мужества вернуться в него.

Мне не нравилось это море; и в то же время у меня возникала необъяснимая тяга к нему. Хотелось стоять у парапета и смотреть вниз, пока я не сольюсь с волнами и ветром, растворившись в печальной, надтреснутой пустоте.

– Почему эти поэты постоянно стреляются? – спросила Франсуаз, отбрасывая в сторону газету.

Широкий заголовок, попираемый лапами грифона и единорога гласил:

«СМЕРТЬ СЕРХИО БАГДАДИ

Трагическая и внезапная смерть поэта потрясла не только Санта Хавану, но и весь мир. Он был найден мертвым в своей мансарде, и дымившийся еще револьвер лежал в его холодной руке.

Мэтр Багдади по праву считается одним из выдающихся авторов нашей эпохи. Его роману в стихах „Мои слова радуге“ прочили Мифриловую награду этого года. Поклонникам соловья Серхио придется теперь жить с мыслью, что гениальное творение навсегда останется неоконченным.

Вдова поэта заявила, что…»

Я отложил газету.

– Автор статьи сам горазд сочинять. В холодной руке не может лежать еще дымящийся револьвер.

Подняв с парапета бокал, я понял, что больше не хочу нектар.

– Отвечая на твой вопрос. Свою жизнь можно направить вовне – например, на обработку поля. Или на самого себя. Из всех видов искусства глубже поэзии в душу способна погрузиться только музыка. Недаром они часто идут рука об руку. Художник сражается с красками и холстом; писатель должен выстроить сюжет и создать характеры. Поэт и музыкант воплощают свою душу непосредственно. Шопенгауэр писал, что мелодия есть воплощение мировой Воли.

– А в чем мораль? – напомнила Франсуаз.

Я кивнул на ее обоюдоострый меч.

– Сколько клинков ты успела изломать?

– Не считала. Пожалуй, это двадцатый. Правда, некоторые пришлось выбросить целыми.

– Да, вроде того, что утонул, воткнутый в морского змея. Работая клинком, ты можешь его менять; инструмент поэта – это душа. Истрепав душу, он нуждается в подпитке – наркотиках, алкоголе, черной магии. Многие были уверены, что не могут писать стихи без алого лотоса.

– Другими словами, – произнесла демонесса. – Можно сунуть член в мясорубку, но то, что ты вытащишь, уже не будет членом.

– Френки, – заметил я. – Тебе надо писать сборник афоризмов.

Звонок вскрикнул, заставив меня обернуться.

– Я же просил, чтобы нас не беспокоили, – пробормотал я. – Кэнди. Раз ты человек действия, то и открой.

Девушка встала, вынимая из ножен меч.

– А разве ченселлор не работает над своей душой? – спросила она.

– Только во время обучения, – ответил я. – Потом необходимо найти для себя цель – или сойти с ума, как эти поэты.

– Я достойная цель, – заверила меня девушка.

2

– Знаю, что вы просили не беспокоить вас, ченселлор, – говорил хозяин отеля.

Он собирался сказать еще что-то, то я ответил:

– Вот именно.

Тот не решился продолжать.

Длинное лицо сатира свешивалось вниз плоским носом. Рот щерился крупными зубами, из льняных волос закручивались два рога. Не получи я хорошего воспитания, сказал бы, что у хозяина отеля козлиная рожа.

– Как вы просили, я приготовил счет на утро, – неуверенно произнес он. – Но вот осмелился потревожить вас.

– Я это понял.

Хозяин отеля не был очень смелым сатиром; и никогда не решился бы противоречить богатому постояльцу. Значит, произошло нечто очень важное, и я не хотел об этом знать.

– Мне тут подумалось, вам нельзя пропустить смерть Серхио Багдади, – промямлил он.

– Пропустить? – спросил я. – Это что, представление, которое сегодня повторят?

Франсуаз ткнула меня кулаком в спину.

– Его сиятельство, маркиз Зденек Лишка очень просил, чтобы я позволил ему подняться, – продолжал сатир. – Он знает, вы крайне заняты, и уже собирались покинуть Санта Хавану. Но он, как и я, надеялся…

Слова козлобородого звучали так, словно я должен был знать, кто такой Зденек Лишка; и с возгласами радости, велеть немедленно пригласить его.

– Какой еще маркиз? – нелюбезно поинтересовался я.

Рот козлоглава распахнулся от удивления, и по остаткам в зубах я смог узнать, что он ел на завтрак.

– Близкий друг застрелившегося поэта, – пояснила Франсуаз. – Пусть поднимется.

Администратор ударил в волосатые ладони, радуясь успеху своего предприятия. Затем поспешил вниз по лестнице, стуча раздвоенными копытами.

– Пусть войдет? – спросил я. – Френки. А нас, мне кажется, двое. Ты не хотела бы знать, что я думаю?

– Ты знаешь, что я права, – ответила Франсуаз. – Друг этого бедняги только что застрелился. Нельзя вот так просто захлопнуть перед ним дверь.

– Можно! – заверил я ее. – И, если он задержится больше пяти минут, я так и сделаю.

Франсуаз уселась в плетеное кресло, и закинула ногу за ногу.

– Как знать, – пробурчал я. – Может, Багдади застрелился из-за того, что друг его доставал. А теперь он возьмется за нас.

– Майкл, – ответила она. – Ты отдал мне свою душу, в том числе, потому, что не любишь принимать правильные решения. Особенно, когда сам знаешь, что они правильные.

– А ты взяла ее оттого, что в душе садистка.

Демонесса самодовольно улыбнулась.

– У меня нет души, и ты это знаешь.

3

Зденек Лишка остановился в дверях. Единственное, чего ему недоставало – шляпы в руках, которую он стал бы мять. Ветер подхватил его длинные волосы и хлестнул ими по лицу.

Сложно было сказать, сколько лет этому гному. Он навсегда остановился в том неопределенном возрасте, когда ничто земное больше не трогает сердце.

Жизнь и секс делают человека молодым; самокопание и печаль превращают в старика. Зденек Лишка был далек и первого, и второго; я понял, что жизнь его сосредоточилась в одном Серхио Багдади.

Он принадлежал к тем по-собачьи преданным спутникам, которые часто бывают у харизматических художников и поэтов. Влюбленные в своего кумира, не видящие пятен на сияющем солнце – и в то же время слишком слабые, чтобы поддержать того в трудную минуту.

Прошлой ночью Зденек умер вместе с Багдади.

– Ченселлор Майкл, – произнес маркиз, протягивая для пожатия дрожащую руку.

Я ее не заметил.

– Я так часто перечитываю ваши трактаты. В них столько глубины. Когда мне сказали, что вы в Санта Хаване, приехали в то самое время, когда погиб наш несчастный Серхио… Я понял, это знак судьбы.

Мысль о том, что такой человек, как Зденек Лишка, мог читать мои книги, заставила меня задуматься, – стоило ли вообще браться за перо.

– Думаете, это причина и следствие? – поинтересовался я.

– Что? – переспросил он.

– Мой приезд и смерть вашего друга.

Он смутился.

Франсуаз протянула нашему посетителю руку.

– Не обращайте внимания на тон ченселлора, – мягко произнесла она. – Он, как и все мы, глубоко потрясен трагедией…

Я никогда не читал Багдади, и, говоря откровенно, мне было плевать – застрелился он или нет.

– Садитесь. Выпейте бокал нектара и расскажите, что привело вас к нам.

Франсуаз – демон, и способна сильно влиять на умы и чувства людей. Я видел, как от одного ее слова собеседник мог прийти в бешеную ярость или исполниться глубоким спокойствием.

Зденек Лишка принял у демонессы бокал, и, подойдя к бару, налил его до краев. Он выбрал не цветочный нектар, но марокканское вино – и довольно крепкое.

Я отозвал девушку в сторону.

– Любовь к бутылке – неотъемлемая черта богемы, – заметил я. – Теперь мы с тобой сыграем. Я скажу тебе, зачем к нам пришел этот прихвостень знаменитого алкоголика. Если я прав, мы выставим его и уедем из Санта Хаваны.

– А если нет?

– Френки, я прав…

Бокал марокканского вина так глубоко увлек Лишку, что мы могли разговаривать, не боясь его ушей.

– Так почему он пришел, Майкл?

– Сейчас он скажет, что Багдади убили.

– С чего ты взял?

– Френки… Надо говорить – не «с чего ты взял», а «Холмс, как вы догадались». Да какой поклонник смирится с мыслью, что его кумир жил, как свинья, и умер, как свинья? Вот они и выдумывают байки про заговоры, и плачутся об этом со страниц газет.

– Лишка тебе не нравится?

– Я вообще презираю людей, Френки. А нашему пьянчужке Зденеку еще и повезло – в городе оказались мы. Если начнем расследовать это дело, никто не усомнится в правоте его выдумок. Итак?

Зденек Лишка уже успел вылакать бокал марроканского вина – и мне показалось, что наслаждение от напитка он получил, только прочитав этикетку. Его рот и горло настолько привыкли к спиртному, что не отличили бы «Дон Периньон» от жидкости для очистки магических кристаллов.

– Что же привело вас к нам? – ласково спросил я.

Я всегда проявляю долготерпение к тем, кого собираюсь спустить с лестницы.

– Никто не поверит мне, – начал Лишка.

– Я поверю, – солгал я.

Он взглянул на меня, и в его глазах сверкнула тоска законченного алкоголика.

– Серхио убили, – произнес маркиз.

4

– Серхио убили, – сказал я. – Всех их убили. Поэты прошлого имели хоть мутную каплю достоинства – умирали на дуэли. Сейчас их даже на это не хватает.

Зденек Лишка взволнованно наблюдал за тем, как мы с Франсуаз совещаемся у парапета террасы.

– Возможно, у него есть причины так думать, – заметила демонесса.

– Бесспорно, – согласился я. – И ты сама видела, как он принял внутрь еще двести грамм таких причин. Погляди на него, Френки – это же полусумасшедший. Такие открывают музеи и собирают по всему миру булыжники, на которые когда-то вытошнило великого поэта.

– Неужели ты собираешься выставить его?

– О, да! Я не собираюсь окунуться в ту отстойную яму, где плавают воспоминания о застрелившемся гении.

Франсуаз поджала губы.

– Нельзя отказывать человеку в помощи.

– Да, ему нужна помощь, – согласился я. – Анонимных алкоголиков.

Я подошел к нашему посетителю.

– Вынужден огорчить, мастер Лишка. Сейчас мы не в состоянии заняться вашим делом. Уверен, в полиции вас выслушают с большим интересом.

Лицо гнома стало бесконечно несчастным. Такое бывает у человека, который никогда не утруждал себя тем, чтобы добиваться цели. Получив отказ, он преисполнялся грусти и обиды на весь несправедливый мир, и глубоко уходил в себя, не помышляя о борьбе.

Произошло это и сейчас.

Я не слушал его сбивчивые возражения; крепко взяв Зденека Лишку под локоть, отвел к двери, и запер за ним замок. После этого счел обязательным вымыть руки с душистым мылом.

– Он на самом деле верит, что поэт был убит, – заметила Франсуаз.

Девушка не была согласна с моим решением; но скорее, из чувства противоречия.

– Самое скверное не это, – произнес я. – Лишка думает, что его поэт когда-то существовал.

5

– Не стоило останавливаться в такой гостинице, – пробормотал я. – Здесь не понимают, что означает просьба не беспокоить.

Я застегнул левую манжету и, окинув себя взглядом, счел, что мой костюм не может вызвать нареканий. Дверной звонок продолжал делать то, для чего его вмонтировали в дверь – мешать постояльцам.

– Раз мы уже покидаем это гнездо буревестника, – сказал я. – То сможем отделаться от новых посетителей, пока станем спускаться по лестнице.

Голос звонка смолк, и я сделал неопределенный жест, констатируя, что наши гости сами сдались. Внезапно раздался громкий треск, и дверь вылетела с петель.

Два орка были одеты в джеркины из шерсти мамонта.

В их грабастых лапах не блестело ни револьверов, ни даже того, чем обычно бьют окружающих по голове. Но перед нами не был марш пацифистов. Просто наши гости думали, будто оружие им не понадобится.

– Чем вы здесь занимаетесь? – спросил тот, что казался повыше.

– Мы здесь целовались, – любезно ответил я. – Простите, вакансий нет.

Франсуаз уселась на кончик стола, закинув ногу за ногу.

– Покажи себя, бейби, – протянула красавица томным голосом стервы. – Может, тогда я действительно позволю тебе поцеловать меня.

– Друзья мои! – обратился я к новоприбывшим. – Обычно я мил и любезен с гостями.

Я надеялся, они не знали, сколь гостеприимно был встречен в этой комнате Зденек Лишка, и с каким шумом катился он вниз по лестнице.

– Но, как видите, дама ждет от меня иного.

По всей видимости, я зашел слишком издалека, и оба не-пацифиста не смогли уловить главную идею.

– Лишка был здесь? – спросил высокий.

Оба были настолько уродливы, что наверняка вышли из мастерской природы через то окошко, в которое выкидывают брак. Дар речи при этом достался только крупному, второй же оказался его лишен, как и нормальной внешности.

Нельзя хвататься за револьвер, если не уверен, какой стороной держать. Тогда почему же каждый принимается болтать языком, хотя не имеет ни малейшего представления о том, что и когда следует говорить?

К примеру, этим двоим давно было пора извиниться.

Франсуаз провела ладонью по внутренней стороне бедра.

– Ты заставляешь меня ждать, бейби, – предупредила она.

– Не пытаться лгать! – заревел первый из наших посетителей. – Мы знаем, Лишка был здесь.

Его волосатая физиономия расцвела так, словно он только что получил диплом по высшей математике. Произнесенные слова показались ему недостаточно убедительными, поэтому он счел необходимым добавить:

– Я это сам видел.

– Джентльмены, – произнес я. – Зденек Лишка на самом деле заходил к нам. По всей видимости, вы хотели бы знать, куда он направился дальше? С удовольствием подскажу вам! Его спустили с лестницы. Показать?

Это был не тот ответ, которого гости ждали.

Тогда я попробовал нечто другое.

Пословица гласит, что путь к сердцу человека лежит через его желудок.

Поэтому я направил свой удар именно туда, и мы достигли взаимопонимания. Мышцы у орка оказались твердыми – верный знак, что он много времени проводил в спортивном зале. Тем приятнее мне стало, когда удар достиг цели.

Второй замахнулся, и постарался кого-нибудь пнуть. Для того, чтобы попасть в меня, ему следовало еще и прицелиться, но он упустил из виду этот момент. Я позволил ему выбить пыль из воздуха, и несильно хлестнул по шее ребром ладони.

– Ну как, Френки? – спросил я. – Я заслужил хотя бы поцелуй?

6

Франсуаз склонилась над одним из орков.

Его глаза расширились при виде роскошной груди девушки, оказавшейся настолько близко.

– Пока мой друг вызовет городскую стражу, – проворковала Френки. – Я смогу задать тебе пару вопросов…

Я подошел к телефону и стал набирать номер.

– На ее языке, – пояснил я орку. – Это значит, что она станет тебя пытать.

Возможно, я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что мои слова его испугали. По всей видимости, он не очень любил боль.

Странные у людей бывают предрассудки.

Френки засмеялась.

– Нет, бедняжка, – ласково проворковала она. – На настоящие пытки нужно время… И настроение.

– Она знает, о чем говорит, – заверил я орка.

Тому отчего-то становилось все хуже – или новости его не радовали?

– Я хочу заявить о нападении, – произнес я. – Это «Адмиральский отель», президентский номер. Можете не спешить. Все, что могло случиться, уже случилось.

Я повесил трубку.

Мой первый удар поставил орка на колени, и с того знаменательного момента он так не смог изменить своей живописной позы. Теперь в ней появился новый смысл; казалось, гость молил о пощаде.

Он знал Франсуаз недостаточно близко.

– Я начну с простого вопроса, – сказала девушка. – Очень простого. Какого тролля ты вломился в мой номер?

Орк помотал головой. Крепко стиснул зубы, словно боялся, что слова против его воли выпрыгнут и поскачут по сверкающему паркету.

– Я не скажу, – прохрипел он.

Это было ошибкой; и в корне противоречило замыслу молить о пощаде.

– У нас с тобой мало времени на разговор, – сообщила девушка. – Поэтому тебе будет оченьбольно.

– Хорошо, – провыл орк. – Только отпусти меня!

– Нет, – возразила демонесса. – Сначала ты ответишь, а только потом я тебя отпущу. Правда, так интереснее?

– Элдарион, – простонал ее пленник. – Он послал нас.

Я задумался.

– Пожалуй, ты можешь отпустить его, Френки, – произнес я. – Если не хочешь пытать ради забавы. То, что он говорит, похоже на правду.

– Кто такой этот Элдарион? – спросила девушка.

– Издатель, – пояснил я. – Он выпускал стихи Багдади Серхио.

– Ладно, – согласилась Франсуаз.

Демонесса вновь обратилась к стоящему на коленях парню.

– Это было неплохо. Будь я твоей учительницей, поставила бы тебе троечку… Теперь у нас следующий вопрос. Если ты не ответишь сразу, душечка Френки займется твоей второй рукой. Поверь, это будет так же захватывающе.

– Спрашивай, – прохрипел орк.

– Зачем Элдариону наш номер? Я не пишу стихов. Разве что оставляю милые узоры ножичком. На живых людях. Он хочет издать альбом?

– Я не знаю, кто вы…

– Еще бы! Если бы ты знал, сто раз бы подумал, прежде чем высаживать мою дверь. Но ты не ответил…

Девушка с сожалением посмотрела на нашего посетителя; потом ее пальцы сомкнулись вокруг мохнатого запястья орка.

– Нет! – закричал парень. – Я скажу. Ему нужна рукопись.

– Чего?

– Эта проклятая поэма. «Мои слова радуге». Элдарион знает, что Серхио успел ее дописать. Мы перерыли мансарду, но ничего не нашли. Тогда стали следить за Лишкой и всеми прочими, кто у Багдади толкался. Маркиз привел нас сюда. Дэйбрил решил, что вас прислали колдуны Зеристана. Он хотел знать, отдал ли Зденек рукопись вам.

7

– Кому нужна рукопись стихов? – с недоумением спросила Френки.

Она постучала костяшками пальцев по колдовскому кристаллу. Орки сидели внутри, и старательно притворялись, будто не хотят свернуть нам шеи.

– Этого добра и даром хватает. Когда я училась в колледже демонов, одна девчонка у нас писала в стихах все контрольные; после семнадцатой ректор удавился шнурком.

– Серхио сочинял не обычные стихи, – пояснил я. – Волшебные. Редкое умение…

– Понимаю, – кивнула Френки. – Когда я воевала в долине Дао Ван Линь, в моей армии служили колдуны-барды. Стоило им запеть, каждый лучник превращался в берсерка, а паладины начинали летать. Красиво скулили, правда. Даже жаль, что потом пришлось их всех сжечь заживо…

Девушка задумалась.

– До сих пор не могу себе простить. Я должна была поступить как-то иначе. Мудрее. Найти правильное решение… Залить им глотки расплавленным свинцом, например. Так нет же, я поспешила. А в твоей жизни есть моменты, которые хочется переделать?

– Такие вряд ли.

Я развернул газету.

– Серхио Багдади не сочинял боевых гимнов. Думаю, сейчас поэт скрипит зубами и грозит тебе из гроба кулаком, за такие мысли. Он писал благословенныепоэмы.

– Чего?

– Эти стихи очищают душу и тело, как глоток алого эликсира… Могут излечить любую болезнь. На каждой книге, поэт расписывается пером грифона, окунув его сперва в гиацинтовые чернила. Маленький сборник может стоить несколько тысяч мифриловых динаров.

– Вот почему оркам нужна рукопись?

– Ей нет цены… Есть немало историй о том, как магические поэмы спасали людей, давно потерявших надежду. Вот одна из них; Джекир Кален-Куронд, первосвященник храма Ваал'Гарака, много лет страдал от неизвестной болезни. Лучшие врачи каганата не могли ему помочь. Но когда он прочел стихи Серхио Багдади, – закашлялся, и выплюнул большую черную жабу; с тех пор недуг его отпустил.

Несколько стихотворений поэта были напечатаны под заметкой о его смерти. Девушка заметила их и вырвала у меня газету:

– Дай почитать.

– Правда, потом Джекиру Кален-Куронду отрубили голову, – продолжал я. – Жаба подала в суд и доказала, что именно она является настоящим первосвященником, а человек, в котором она жила, – всего лишь оболочка, наподобие кожи или раковины.

Газета вспыхнула, и обгорелым пеплом упала на пол.

– Демоны не могут их читать, – пояснил я.

– Почему? – спросила Френки и выругалась.

– Именно поэтому, – смиренно ответил я.

8

За окнами раздавался звон подков; к гостинице подъезжали стражники. Горничным и коридорным очень хотелось взглянуть, что происходит в номере, но им было приказано держать свою любознательность на коротком поводке.

– Вот видишь, Френки, – произнес я. – Как рождаются легенды и обрастают мохнатыми подробностями. Зденек Лишка увидит мансарду поэта разграбленной, и будет глубоко уверен, что нашел новое доказательство убийства.

– Да, – согласилась девушка. – И еще много лет станет давать интервью об этом.

Королевский следователь оказался гномом, – таким высоким, что его наверняка часто принимали за гибберлинга. Черный мундир вышел для него длинноват, и ног почти не было видно; только носки сафьяновых сапог торчали вверх, словно украдкой выглядывали из-под подола и пытались узнать – какой дурень умакает их то в грязь, то в дорожную пыль?

Впрочем, рассмотреть они смогли бы лишь бороду.

Думаю, гном бы хотел подрезать низушку; в мундире он походил на шахматную фигуру. Однако подпускать ножницы к униформе нельзя. Вдоль бортов шли изящные алмазные руны, воспевавшие басилевса; струились по рукавам, скатывались на обшлаги, затейливо играли с серебряной пуговецью.

Благонамеренность пеленала королевского претора, как паутина. Он не мог ушить свой мундир, не отхватив у господаря титул «златоволосый» или «великий князь гнилостных зомби». А поступать так не стоит, если не хочешь оказаться на мифриловых рудниках.

– Я претор, – произнес королевский следователь, подходя к нам. – И мне не нравится, когда в моем городе убивают людей.

– Да? – спросил я. – Как удачно, что вам не принадлежит ни одного города.

Если бы я хотел сделаться его другом, мне стоило начать знакомство с какой-нибудь иной фразы. Но я не хотел.

– Что им было нужно? – осведомился гном.

– Хорошее воспитание, – ответил я. – И немного мозгов при рождении. Думаю, с их стороны было бы неразумно просить о большем.

– А еще, – произнес претор. – Я не люблю, когда в мойгород приезжают штучки, вроде вас. Считают себя важными. Не думайте, будто длинные уши дают вам право лупить людей.

– Что вы, – возразил я. – Право убивать дано нам от рождения.

Он покачал головой. Бедняга сильно сожалел, что нападение на нас не закончилось более удачно.

Франсуаз отвела меня в сторону.

– Если не прекратишь дразнить его, – сказала она. – Я защемлю тебе член прищепкой.

– Мне бы это понравилось.

Я провел ладонью по лицу.

– Не знаю, почему я так взъелся на этого претора, – признался я. – Он не более тупоумен, чем остальные. Наверное, все дело в этом соловушке и шумихе, которую подняли вокруг него.

– Что ты имеешь против поэтов?

– Наверное, все. Ненавижу их еще со школьной скамьи. Когда меня заставляли учить наизусть гнилые стишки, и все должны были ими восхищаться.

– Мне казалось, тебе нравится искусство.

– Нравится. Но тогда никто меня об этом не спрашивал. Это очень похоже на изнасилование – меня принуждали что-то испытывать, и всем было плевать, что я чувствую на самом деле.

– Так вот в чем дело. Мальчик не любил ходить в школу?

– Терпеть не мог. С тех пор я презираю и поэтов, и так называемую серьезную литературу. Что есть поэзия без этой своры горластых ничтожеств? Только они дают автору право быть Поэтом или списывают его в бумагомараки. Успех коммерческого романа создается при помощи рекламы, и это нормально. Но успех серьезнойкниги невозможен без какого-то мерзенького сумасшествия вокруг нее, без сотен Лишек, которые хлещут по утрам чужое вино, да вылизывают ступени перед кумирами.

9

В коридоре прогремели шаги. Казалось, незнакомец собрался проломить пол и оказаться на этаже внизу. Претор всполошенно зыркнул глазами, словно ожидал никак не меньше, чем святого архангела.

Дверь не могла распахнуться, так как была выбита; в противном случае, ее, того и гляди, высадили бы снова. На пороге появился дергар, такого большого роста, что, прикрути к нему петли, и его можно было навесить вместо створки.

Два тяжелых рога росли из висков демона. Во лбу поднимался третий, идеально ровный, – видно, хозяин подтачивал его перед сном мифриловой пилкой. Делать это запрещено; жрецы учат, что форма рогов дергара говорит о его характере. Если сознание чисто, а воля крепка, – костяной отросток получится идеальным, а любая неровность будет кричать о том, как много грязи скрывается в тяжелом черепе.

Этот запрет, конечно, не соблюдают; а там, где лгут все, некому их разоблачить.

Тяжелый плащ, из алого бархата, стекал с широких плеч гостя. На груди он был отделан мертвыми крыльями фейри, и черное магическое стекло жадно пожирало энергию собравшихся здесь людей.

Незнакомца сопровождали три орка, и, судя по их внешности, этих ребят нашли в том же лукошке, что и наших недавних посетителей.

Претор посмотрел на него с видом человека, который знает, что сейчас получит пощечину, и пытается выглядеть при этом достойно.

– Я Дэйбрил Элдарион.

Гость произнес это таким голосом, словно ожидал, что все, собравшиеся в комнате, выстроятся вдоль обеих стен и отдадут ему честь.

– В таком случае, это не ваш корабль, – ответил я. – Пришли потребовать рукопись лично?

Моя неприязнь к поэтам не могла не касаться издателей. Не будь последних, стихи не расползались бы тараканами так быстро.

Элдарион обернулся к претору.

Не как к человеку, которому собирался задать вопрос. Скорее, так смотрят на прибор, чтобы считать его показания.

– Кто это? – потребовал он.

Претор засунул руки в карманы.

– Богатые путешественники. Помяли ваших орков, мастер Элдарион.