Текст книги "Сумеречный судья"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

И ранние стихи Багдади, что эти яблонки – простые и человечные.

– Потом, как слава к нему пришла, стал он меняться. И стихи меняться начали. Странные какие-то. Перестал я их понимать. Я ведь человек простой, от земли… Куды мне. Но вот то, что спивался Серхио – это я видел.

– Не расстраивайтесь, – заверила его Френки. – Майкл в них тоже не врубается. Хотя уж на что образованный и утонченный.

– А Люсинда? – спросил я.

– Эта? Она хуже всех была. Мне-то, в квартирке моей, все слышно. Что у них там, наверху, происходит. Словно в игру какую играла. Нравились ей и слава Серхио, и жизнь, которую он вел. Напьются да стихи читать начнут. А по мне…

Старик махнул рукой.

– То есть, Люсинда играла в богему? – спросил я. – И Серхио нужен был ей именно такой – спившийся, больной, и в то же время великий поэт.

– Вы это вон сказали, как доктор диагноз ставит…

Слово «диагноз» он произносил, ставя ударение на «о».

– Но так она себя и вела… Элдарион этот, опять же, издатель. Поглядишь – дергар, вроде бы, солидный. В костюме. Галстук никогда не снимал. А туда же.

Старик оживился.

– И вот чего я никак понять не могу. Он-то, демон, стихи волшебные издавал. Деньги получал хорошие. Серхио-то – у него золото между пальцев просыпалось. Только сегодня богач – а завтра и ничего не осталось, будто и гроша не было. Элдарион другой; монету он шибко любит.

Риин посмотрел на меня, словно ища ответа.

– Так для чего он, дергар-то, Серхио позволял пить? Видел же, что спивается. А не только не остановит, но еще и сам нальет, а когда и бутылку с собой прихватит. Никогда этого не понимал! Ведь я так рассуждаю – стихов не будет, и денег тоже не будет. А ему, Элдариону, хоть бы хны.

– А Лора? – спросил я. – Она так же себя вела?

– Лора святая, – с глубокой убежденностью отвечал старик. – Серхио-то ее не стоил, как есть, не стоил. Женщина умная, сильная, и сердце у нее золотое. Знала, что муж ей изменяет – а он-то, прости его господи, чуть ли не с каждой был готов, кто к нему приходила стихи послушать.

– И много их было? – спросила Френки.

– Да десятка два, если посчитать… Другая, на месте Лоры, давно на него рукой бы махнула. Но не такой она человек. Видела, что Серхио помощь нужна. Никогда не бросала.

– Муж давал ей деньги? – спросил я. – Насколько я понимаю, Багдади зарабатывал прилично.

– Деньги? – рот старика округлился от удивления. – Да Серхио не мог и сам-то концы с концами свести. Элдарион ему хорошо платил, это правда. Я знаю, потому что мне Зденек рассказывал, Лишка-то. Но куда только Серхио деньги девал – один бог знает.

Старик взмахнул рукой.

– На таких, как Люсинда, тратил. Лора-то и за мансарду эту платила, а не он.

– А Диана Вервье? – спросил я.

– Диана дурочкой была, – отвечал старик, и я удивился, как два совершенно разных человека, в несхожих интонациях, дали убитой девушке одну и ту же характеристику. – За Серхио бегала, как собачонка какая-то. Чуть ли не в рот ему смотрела. Им только и жила.

– Я слышала, она устроила скандал, когда нашли тело? – спросила Френки.

– Про это я ничего не знаю, – ответил старик. – Меня, слава богу, здесь вчера не было. Я со своими яблонками шебаршился, на садовом участке. Говорят, здесь черт-те что творилось. Стражники приезжали, фотографы. Я когда вернулся, все уже закончилось. Лора мне говорит – ты пригляди за квартиркой-то, пока вещи все не вывезут. А кому они нужны, эти вещи…

21

Когда своды четырехгранного дома остались позади, и темный провал арочного прохода выпустил меня и Френки под сень каштанов – только теперь я смог вздохнуть свободно, не боясь, что вновь почувствую спертую атмосферу поэтической мансарды.

– Бедный человек, – задумчиво произнесла Френки, беря меня под руку.

Когда девушка, способная до завтрака убить четырех драконов, берет тебя под локоть – это наполняет ощущением ответственности.

– Вот еще, – недовольно ответил я. – Багдади был именно таким, как я его и представлял. Ожидай от людей самого худшего, Френки – и они никогда тебя не разочаруют. Поэт испортил жизнь и своей жене, и Лишке. В конечном счете, даже Диана Вервье погибла из-за него, хотя мы еще не знаем, как это произошло.

Я покачал головой, давая понять – если девушка со мной не согласна, может обижаться, сколько угодно.

– Нет, – продолжал я. – Я не собираюсь оправдывать Багдади только потому, что он застрелился сам. И то, что вокруг копошились люди, которые подталкивали его к бутылке, тоже не извиняет Серхио. Были рядом и те, кто хотел помочь – если бы поэт им позволил. Лора, Лишка. Даже этот садовник со своими деревьями.

– При чем здесь Багдади? – нетерпеливо спросила девушка. – Я говорю об этом старике.

Я в недоумении посмотрел на свою партнершу.

– Почему? – спросил я.

– Его яблони растут где-то на участке, далеко за городом. Представь, что будет, если однажды он приедет туда и увидит, что их сломали. В мире полно уродов. Они причиняют страдания другим даже не потому, что это им нравится; а просто оттого, что могут это сделать.

Слова Френки меня огорчили.

– Ты права, – сказал я. – Как всегда.

Я взмахнул головой, стараясь избавиться от печальных мыслей.

– Из этого можно сделать только два вывода, – сказал я. – Человек не может жить достойно, если у него мало денег. Он всегда будет слишком зависим от других людей и от обстоятельств.

– А второй?

– Никогда нельзя вкладывать силы и любовь в то, что существует вне тебя. В дом, в сад, в какое-то дело. Когда-нибудь яблонки старика все равно погибнут – так или иначе. А стихи спившегося поэта переживут века.

22

Быстро темнело.

Сильфидские тополя складывали острые листья, и ветви втягивались в чешуйчатые стволы. Райские птицы со змеиными головами вспархивали над исчезающей кроной, смотрели на нее с неизбывной обидой и огорчением, и улетали прочь, искать ночное пристанище под сводами соседней церкви.

Вот остались лишь маслянистые стволы, голыми обрубками по обе стороны улицы, но и они медленно прятались под землю.

Звякнул первый фонарь; в тишине одна за другой открывались мифриловые крышечки, вделанные в мостовую, и острые языки света устремлялись к небу трех лун.

Горели они недолго; пять ламп стремительно стали гаснуть, свет их тускнел, обращаясь в легкие облачка пепла, и холодный ветер подхватывал их, нося по пустынной улице.

Неровная, сплющенная пентаграмма выросла между островками тьмы; и черный шаман появился в центре нее.

Это был оркохоббит, выросший в степях Гианнеи. Серая шерсть покрывала скуластое лицо, два магических камня свисали с щек на тонких золотых цепочках.

Четыре мохнатых уха, по два с каждой стороны, оканчивались костяными шипами. Тусклое ожерелье из черепов лесных фейри лежало на широкой груди.

Шаман был облачен в мантию, цвета океанской волны, ибо нет в мире силы, которую оркохоббиты почитали бы больше, чем море, которое никогда не видели и никогда не увидят.

– Благословенные стихи, – произнес он, и слова с трудом пробивались сквозь горло, стянутое тремя обручами из заговоренного адаманта, – их волшебная сила многократно усиливала заклятия шамана, делая голос хриплым, как карканье птеродактилей. – Отдайте их мне.

Чародей поднял волшебный посох, и набалдашник превратился в голову ворона. Хриплый клекот вырвался из клюва, приводя в движение камни мостовой.

Они взмыли вверх, закрутились в гудящем водовороте и обрушились на меня и Франсуаз.

Я исчез;булыжники прошли меня насквозь, и глухо застучали где-то за моей спиной. Но это умение доступно лишь темным эльфам, закончившим школу Даркмура; девушка не успела отскочить в сторону, и на нее низвергся град тяжелых камней.

Первый ударил демонессу в висок, второй в правое плечо; куски гранита били ее по ногам, груди, пока не заставили упасть на одно колено.

– Шиар'Даг, повелитель степи, сожрет ваши души, – прошелестел волшебник.

Я повернул руку ладонью вверх, и ожерелье шамана дрогнуло. Сухо застучали белые черепа, и украшение завернулось в тугую петлю. Она крепко сдавила горло волшебника, прервав слова заклинаний.

Франсуаз подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе через голову, оказалась прямо перед шаманом.

Демоны не могут летать; стоит им покинуть Преисподнюю, как их крылья становятся бесполезны. Зато умеют совершать прыжки, которым позавидует любой джабберлинг.

Девушка ударила оркохоббита коленом в лицо.

Тот как раз был подходящего роста; череп шамана треснул и вдавился внутрь, словно разбитая скорлупа.

– У меня нет души, – процедила Френки.

Но оркохоббит, видимо, не очень-то ценил свою внешность. Даже лишившись лица и половины мозга, он продолжал колдовать.

Дрогнула тяжелая вывеска, тускневшая над входом какой-то лавки, дернулась, зазвенела, – и высокий металлический столб, на котором она крепилась, вырвался из земли.

Франсуаз обернулась, и в то же мгновение чугунный шест сбил ее с ног и закрутил по полу.

– У всех вас есть душа, – негромко возразил шаман. – Вот почему вы так ничтожны.

Я соединил кончики пальцев.

Шестой фонарь замигал и потух. Пентаграмма, сквозь которую пришел оркохоббит, ослепительно вспыхнула. Новый источник Тьмы властно притягивал ее сверкающие лучи.

Магический символ дрогнул, перекосился, и серые бестии заметались вдоль его граней. Посох вновь поднимался в руке шамана; но сразу же замер, когда колдуна сдавил изломанный пятиугольник.

– Шиар'Даг… – простонал волшебник, и разлетелся на мелкие клочки окровавленной плоти.

– Эй, – воскликнула Френки, поднимаясь с земли. – Он уже умер? Черт… Я ведь должна была сказать ему что-то смешное и издевательское. Ненавижу,когда люди так делают.

23

– Милая моя Франческа, – произнес я. – Мы остановились в этом городе всего на одну ночь. А теперь все здесь нас ненавидят. Элдарион, потому что мы потрепали орков. Претор, так как мы сделали это в егогороде. Зденек Лишка, ибо мы не поверили в его историю. Прибавь к этому наркоманку, которая мечтает со мной переспать.

– Как сказала одна моя подруга, – заметила Френки, – которую я навещала в роддоме, – одна ночь может иметь далеко идущие последствия.

Я проводил взглядом крылатый экипаж.

– В таком случае, – ответил я. – Нам следует попадать в неприятности с очень большого расстояния. Чтобы мы успели вовремя убежать.

– Ты уже знаешь, как это сделать?

– Разумеется, – ответил я. – Я всегда все знаю. Только мне часто бывает лень этим воспользоваться. Поэтому действовать будешь ты. Возьми мобильный, и позвони женщине-каракурту. Договорись о встрече. Раз она любит женщин, которые берут все в свои руки – вы наверняка найдете с ней общий язык.

– Найду с ней общий язык? – осведомилась Франсуаз. – Надеюсь, это не значит, что мне придется целоваться с ней по-французски.

– Какая ты грубая, Френки…

24

– В последние дни, его друзья стали исчезать.

Леди Морвинг стояла у перевернутого креста.

Такие еще можно увидеть, в старых аристократических домах Санта-Хаваны и дальше, вдоль отрогов Мухалдерроя. Считается, что они защищают от демонов Иллюзий и Грез.

– Исчезать куда? – спросила Франсуаз.

– Я не знаю. Никому не было до них дела; а моему мужу меньше других. Они больше не приходили к нему, в его мансарду, и все. Мне казалось, эти люди просто разочаровались в Серхио, как и я. Но Зденек… После…

Она запнулась, подбирая нужное слово.

Так и не нашла.

– Этим утром маркиз рассказал мне, что их друзья исчезли совсем.В свои дома они не вернулись. Близкие ничего не знают.

– Родственники пропавших не обратились в полицию?

– Только некоторые. Остальные просто вздохнули с облегчением. Те, кто приходил к Серхио, на его вечера… Ну, вы понимаете.

– Претор ничего нам об этом не рассказывал.

– Он боится. Думаю, ему даже не пришло в голову провести расследование. А тем более, связать эти случаи воедино. Теперь, после смерти Серхио и Дианы Вервье, его могут обвинить в халатности.

– И бедолага лишится чина, мантии и головы… А что скажете об Элдарионе?

Лора усмехнулась.

Странно, но эта женщина вообще не выражала никаких эмоций, когда улыбалась.

– Дэйбрил всегда был человеком действия, – сказала леди Морвинг. – Но не разбирается в людях. Он решил, будто Зденек знает, где последняя часть рукописи?

– Нет; но решил, что имеет смысл проверить.

– Бедный Дэйбрил…

Наивность Элдариона, по мнению Лоры, заслуживала высокомерного сочувствия.

О Зденеке Лишке, который лежал в клинике, то приходя в сознание, то вновь теряя его, – леди Морвинг даже не подумала.

– Мой муж никогда не воспринимал Лишку всерьез… Для Серхио тот значил не больше, чем подстаканник. А Зденек так себя и вел.

Я соединил кончики пальцев.

– Вы говорили, что после смерти мужа к вам перешли права на последнюю главу. А как же дергар?

– Дэйбрил, конечно, хотел их выкупить. Но муж не соглашался. Не знаю, почему. Он никогда не был аккуратен с деньгами.

– И все же отказал?

– Да. Думаю, Серхио нравилось, что Дэйбрил вертится вокруг него, уговаривая подписать контракт. Это было частью облика, который муж для себя создал. Знаменитый поэт, а вокруг вертятся издатели и поклонники.

Лора поежилась.

– Серхио всегда соглашался на самые рабские условия. Для него главным было то, чтобы Дэйбрил вокруг поплясал. И тот соглашался. Он готов унижаться ради денег. Почти все готовы.

– Расскажите, – попросил я. – Что произошло, когда тело вашего мужа было найдено.

– Не знаю, зачем… Нельзя же верить в то, что Зденек рассказывает на каждом углу. Он не может оставить Серхио в покое, даже после смерти. Но если хотите.

Леди Морвинг поглубже устроилась в кресле. Не оттого, что искала более удобное положение. Лора еще глубже закрылась от нас, уйдя, как улитка, в раковину.

– Тело моего мужа нашла Люсинда.

Она говорила сухо, словно зачитывала официальный отчет – касающийся совершенно чужих для нее людей.

– Вы знали, что они были любовниками? – спросила Френки.

Франсуаз мастерица на бестактные вопросы.

– Об этом все знали. Люсинда пришла к Серхио около восьми вечера. Она сама не могла назвать точного времени. Стражникам заявила, что они собирались вместе почитать стихи мужа.

Лора хмыкнула, с видом женщины, которая давно уже знает, чем мальчики могут заниматься с девочками и в каких позах.

– Что сделала Люсинда, когда нашла тело?

– Поступила так, как могла только она… Села на телефон, и обзвонила всех, для кого Серхио значил хоть что-нибудь – меня, Зденека, Диану. Ей хотелось, чтобы мы пришли и увидели его. И чтобы нас сняли репортеры.

Мне показалось, кончик губ Лоры предательски дрогнул.

– Даже не накрыла его.

– Вы приехали сразу?

– Да. Я оказалась там, почти одновременно с журналистами. Мы вместе поднимались по лестнице. Они спрашивали у меня, что случилось, а я сама ничего не знала.

Леди Морвинг зябко поежилась.

– Со Зденеком случилась истерика. Сперва он подумал, что мужу стало нехорошо от спиртного. Такое бывало. Пытался привести в себя. Когда понял, что Серхио мертв, в нем словно что-то лопнуло. Упал на колени, плакал, кричал. Бился головой об пол. Два журналиста пытались ему помочь, поднять на ноги… Потом его стошнило – прямо на тело. Мне тоже чуть не сделалось дурно.

Сложно было представить ситуацию, в которой леди Морвинг могла потерять над собой контроль. Смерть мужа значила для нее гораздо больше, чем она хотела показать.

– Вскоре приехал Дэйбрил…

Она презрительно улыбнулась.

– Тоже проявил себя во всей красе. Вошел, такой важный, словно все тут только ради его величества собрались. Когда остановился на пороге, долго не мог понять – почему репортеры смотрят не на него, и не фотографируют. Когда увидел Серхио, да еще и Зденека – побледнел сразу, прислонился к стене. Я думала, в обморок упадет. Распустил галстук, и еще долго глотал воздух открытым ртом. Потом спустился вниз – кажется, еще и упал там – и стоял во дворике. Уехал, так ни слова и не сказав.

– Что делала Люсинда?

– Ничего. По-моему, она наслаждалась происходящим. Тем, как Серхио умер. Все это для нее было, словно представление.

Губы леди Морвинг жестко сжались.

– Вы ничего не рассказали про Диану Вервье, – напомнила Френки.

– Диана? Она чуть не сошла с ума. Я думала, ее придется связать. Когда я приехала, та уже разошлась, – кричала, была готова всех убить. Ведь у нее отняли Серхио. Пыталась разбить камеру одному репортеру. Начала срывать с себя одежду.

– Одежду? – спросил я.

– Говорила, что хочет отдаться Серхио в последний раз… Люсинда ее подталкивала. Ей это нравилось. Зденек лежал на полу, весь в блевоте. А репортеры только и делали, что снимали. Не знаю, почему все это не появилось в газетах сегодня утром.

– Об этом позаботился Элдарион, – пояснил я. – Он боялся, что подобные кадры могут разрушить образ соловья Серхио, и подрубить продажу стихов.

– А говорят, плохой рекламы не бывает…

– Не в том случае, когда дело касается любителей волшебной поэзии. Попытайтесь им объяснить, что белые голубки, порхающие в воздухе, и есть источник птичьего помета – и они обвинят вас в ненависти к искусству. Но продолжайте.

– Мне пришлось дать Диане пару пощечин. По правде говоря, их было десять или пятнадцать. Я видела, что никто там, кроме меня, и не попытается все это остановить. Тогда она начала плакать.

Я представлял себе, как это происходило.

Диана Вервье находилась в том состоянии нервного возбуждения, когда все силы и чувства, не контролируемые более разумом, оформляются в единый поток. Дайте такому человеку пару пощечин – в буквальном смысле этого слова, или в образном – и он начнет рыдать.

– Что она говорила? – спросил я.

– То же, что и обычно… Серхио принадлежал только ей одной. Любили друг друга страстно. Диана сама себя в этом убедила, а муж никогда не пытался возражать.

– Но она знала о других его связях?

– Разумеется. Диана думала, что это все несерьезно. Здесь она не ошиблась. Но и сама не имела для мужа никакого значения.

– Она требовала, чтобы вы развелись с Серхио? – поинтересовался я.

Лора подняла на меня глаза, и вновь ее взгляд напомнил мне холодные зрачки змеи.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

– Мне показалось, это в ее стиле.

– Вы правы, Майкл.

Леди Морвинг сухо усмехнулась.

– У меня такое чувство, будто вы видите меня насквозь. Не скажу, что это так уж приятно. Да, Диана несколько раз приходила ко мне. Сперва просила, потом требовала. Под конец стала угрожать. Говорила, Серхио нужна свобода. Чтобы жить, чтобы писать. Думала, я силой удерживаю его.

– Что вы ответили?

– Я указала ей на дверь. Она не поняла, и садовнику пришлось ее вытолкать. После этого я велела больше не пускать ее в дом. Но Диана подкарауливала меня на улице, приходила в офис. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы ее не убили.

– Почему вы на самом деле не развелись? – спросила Френки. – Вы говорите, что не любили мужа. Два года жили порознь.

Лора пожала плечами.

– Серхио никогда не заговаривал о разводе. А мне было как-то не до того. Я деловая женщина, у меня нет времени для подобных вещей.

– То есть, вы думали, что Серхио к вам вернется? – спросила Френки.

Каждое слово леди Морвинг вопило об обратном; но по тому, как сверкнул в ее темных глазах и сразу же исчез далекий огонек, я понял – моя партнерша не ошиблась.

Разумом Лора давно поняла, что их брак с мужем распался, и ничто в целом мире не в состоянии его восстановить. Но сердцем продолжала надеяться, что когда-нибудь у них вновь все наладится, и поэтому не пыталась развестись.

– Диану Вервье убили вскоре после того, как разыгралась эта сцена, – произнес я. – Я пытался спросить у Лишки, но он был не в том состоянии, чтобы отвечать. Подумайте – не сказала или не сделала ли Диана чего-то, что могло послужить причиной убийства.

Леди Морвинг не задумывалась даже доли секунды.

– Разумеется, – ответила она. – Тогда это всех потрясло. Даже меня.

– Почему вы молчали об этом? – резко спросила Френки.

Лора спокойно ответила:

– Теперь, после ее смерти, это уже не имеет значения.

– Блестяще, – подтвердил я. – Кажется, мы нашли мотив для убийства. Что же случилось, Лора?

Вдова поэта выглядела удивленной.

– Я думала, вы уже знаете об этом, – сказала она. – Диана сказала, что ждет ребенка от моего мужа.

25

Цокот копыт за окнами особняка сообщил о новых посетителях.

– Это за вами, Лора, – негромко подсказал я.

Леди Морвинг вздрогнула.

– Чушь. Неужели кто-то поверит, что мне есть дело до маленькой потаскушки? У моего мужа были десятки любовниц. Он их сам всех не помнил. Зачем убивать Диану уже после того, как он умер?

– Наследник, – я подошел к окну. – Права на рукопись могли отойти к нему. Это большие деньги. Хороший мотив для убийства.

Лора пружинисто поднялась.

Она была готова бежать куда-то, сражаться, – но не знала, куда и с кем.

– Меня арестуют? – спросила леди Морвинг.

– Нет, – я покачал головой. – Сошлют в Подземелье Хиарагойда. Там вы останетесь до суда; а Дэйбрил Элдарион позаботится, чтобы ваше ожидание продлилось долгие годы… Пока сам дергар станет превращать стихи в золото.

– Вы не можете этого допустить, – воскликнула Лора.

– Увы, – я пожал плечами. – Здесь уж ничего не могу поделать. У вас есть мотив, и нет алиби. Вы ссорились с Дианой незадолго до ее смерти. Тому целый выводок свидетелей. Впрочем, дам один совет. Возьмите с собой мелок – будет, чем отмечать дни на стене.

Внизу уже стучали шаги.

Для полицейского мага отпереть дверь не составило проблем. Оставались защитные руны на лестнице; но и они не задержат стражников.

– Вы тоже думаете, что я убила Диану?

– Разумеется, нет.

– Почему?

– Слишком много крови. Я не представляю вас с ножом в руке, когда алые брызги падают на вашу одежду. Если бы вы на самом делезахотели убить Диану Вервье – сделали бы это чисто.

Лора посмотрела куда-то прямо перед собой.

– Спасибо, – сказала она. – Я надеялась, вы просто верите мне.

– Я никому не верю, – ответил я.

– В Подземельях Хиарагойда меня убьют, – чуть слышно произнесла леди Морвинг.

– Думаю, да, – согласился я. – Дэйбрил не их тех, кто полагается на удачу.

Я задумался.

– Когда я покажу рукой, – произнес я. – Бегите.

Передвинул кресло, на котором сидел до того.

– Просто срывайтесь с места и бегите.

– Куда?

– От двери.

Я сел и проверил, как получилось, затем встал и подвинул еще немного.

– Но зачем? – спросила леди Морвинг.

Я улыбнулся.

– Поняла. Мне этого лучше не знать.

– Вот и хорошо, – согласился я. – А теперь, Лора – мне кажется, надо открыть.

26

Войдя в кабинет леди Морвинг, гном остановился и грозно осмотрел комнату. Было видно, он изрядно напуган тем, что собирается сделать, – словно парнишка на первом свидании.

В левой руке он сжимал изогнутую крючковатую палку, с набалдашником в форме раздвоенного копыта. Это был символ власти, – значит, претор решил или кого-то арестовать, или вручить мне орден Золотистого Клевера.

За его спиной вышагивали два орка, в начищенных мундирах Малахитовой гвардии. На их плечах корчились эполеты, в форме драконьих голов, – нижних челюстей не было, а верхние спускали зубы по серому сукну.

– Претор? – я склонил голову. – Не стану говорить, что вечер добрый. Он перестал быть таким, когда вы появились.

– Леди Морвинг, – произнес гном, не замечая меня. – Я вынужден задержать вас, в связи с убийством Дианы Вервье.

Гном прокашлялся.

– Я предлагаю вам проехать с нами, Лора.

Его голос перетек из официального в полудружеский; это произошло так же быстро и незаметно, сколь явственно зазвучала разница.

– Вам всего лишь надо ответить на несколько вопросов…

Я улыбнулся.

Судя по всему, мне вновь предстояло сыграть роль спасителя вдов и примирителя смертельных врагов.

– Претор, – произнес я. – В этом нет никакой необходимости. Я знаю, кто на самом делеубил Диану и могу это доказать.

Леди Морвинг быстро кивнула. Лора чувствовала себя не совсем уверенно, и это было заметно.

Ее сбивало с толку, что не она режиссирует сцену, а я.

Гном насупился.

Ему очень хотелось, чтобы жизнь предоставила ему шанс выйти из ситуации, и не наступить при этом на мантию ни дергару, ни леди Морвинг. И именно тогда, когда нужная карта выпала – претор с гордостью от нее отказался.

К сожалению, это свойственно людям.

– Все это очень интересно, – произнес гном. – И я обязательно проверю ваши слова. А пока, Лора, вам придется проехать с нами.

Я вернулся в свое кресло.

– Прошу, – сказал я.

Лора вскочила и бросилась прочь.

Вид спешащего человека всегда привлекает внимание. Особенно, если он резко срывается с места.

Орк получил приказ арестовать леди Морвинг; и теперь бросился ее догонять. Мысль о том, что в просторном кабинете, с одной дверью, бежать некуда – не постучалась в голову стражника. Есть расклады, в которых нет времени думать; и только опыт может подсказать правильное решение.

Орк поступил неверно.

Он бросился за Лорой через всю комнату. Мое кресло не стояло у него на дороге; однако я предпочел подобрать ноги, чтобы не мешать стражнику. Тот двигался так быстро, и я не успел. Вместо того, чтобы освободить путь гвардейцу, только подсек его и опрокинул на пол.

Парень рухнул именно туда, где и должен был. Клыкастая голова вступила в борьбу с углом письменного стола, и мореный дуб выиграл.

Долю мгновения орк лежал в таком нелепом положении – кончики его ботинок оставались на полу, а лоб был прислонен к столешнице. Словно он был ровной, негнущейся доской. Потом законы природы поспешили восстановить себя в правах. Стражник свернулся и осел на пол.

– Какой же я неловкий, – пробормотал я. – Претор, мне так неудобно. Надеюсь, с вашим помощником ничего не случилось?

Леди Морвинг пробежала всего лишь пару футов; теперь она вновь стояла, столь же невозмутимая и холодная, словно ее только что привезли из Асгарда.

Претор сделал несколько широких шагов, подходя к орку. Я заметил, что, проходя мимо меня, он внимательно смотрит под ноги.

Это меня позабавило.

Второй орк тронулся с места. Он двигался медленно и угрожающе – так начинает скатываться с горы огромный валун, чтобы потом перерасти в лавину.

– Уж не собирается ли ваш помощник наброситься на меня? – спросил я.

Рот претора болезненно дернулся, словно тот собирался прикусить несуществующий ус. Он решал – а не арестовать ли всех нас сразу.

– Вижу, – прокомментировал я. – У вас возникли некоторые проблемы.

Гном запыхтел; я доброжелательно улыбнулся.

– В этом нет ничего постыдного, – сказал я. – Вполне понимаю, задача была сложной. Схватить беззащитную женщину. Это не каждому по плечу.

Я задумался.

– Вам стоит начинать с малого, – посоветовал я. – Арестовывайте пока что грудных детей. Но, конечно, не в одиночку. Отрядом. Иначе опять ничего не выйдет.

Лицо претора снова дернулось. Орк, еще стоящий возле дверей, воспринял гримасу как приказ. Он ринулся на меня – и я поспешно встал. Мне не хотелось, чтобы этот стражник упал так же неудачно, как и его предшественник. Чего доброго, окружающие решат, что мне нельзя позволять трогать бьющиеся предметы.

Отходя в сторону, я отодвинул кресло.

Край сиденья ударил орка по коленям, подрубив их. Он начал падать, подгибая ноги. Потом опрокинулся, и верх спинки крепко ударил его по лбу. Вся мебель в кабинете, кроме стола, была выточена из кабаньего тополя; я заметил это, как только вошел сюда. Из чего состоял лоб стражника, мне неизвестно. Впрочем, я особенно не присматривался.

В любом случае, грохот получился внушительный.

Орк сполз на пол, лишившись чувств.

Кресло грохнулось рядом, и тоже не подавало признаков жизни.

Претор глотал воздух, словно ему все было мало.

– Вам нехорошо? – участливо спросила Френки. – Майкл может довести до инфаркта кого угодно. Уж мне-то это известно.

– Лора, – произнес я. – Не дадите ли гостю чего-нибудь успокаивающего. Скажем, зеркало, чтобы он мог понять значение фразы «краше в гроб кладут».

– Это неизвестно что! – воскликнул претор. – Вы напали на моих людей. Вы препятствуете аресту.

– Не будьте смешным, – сухо ответил я. – Ваши орки попадали сами. Словно их ходить не учили. Если посмотрите сюда, увидите камеру. Уверен, газетчикам будет интересно посмотреть на клоунские трюки.

Гном развернул голову так резко, что она едва не отвалилась и не покатилась по полу. Претору очень хотелось убедить себя, что там нет и не было следящего кристалла; но он сам осматривал дом, и знал, что я говорю правду.

Я никогда не лгу.

Почти.

– Итак, – произнес я. – У вас есть два варианта. Вы можете еще раз попытаться арестовать нашу клиентку. Только до сих пор это у вас что-то не очень получалось.

Я полуразвел руками.

– Или мы вместе найдем убийцу Дианы.

Я посмотрел на лежащих на полу орков.

– А им пока кто-нибудь окажет помощь… Может быть.

27

– Что вы хотите найти у Дианы Вервье? – спросил претор.

– Дарнеанский меч с тремя изумрудами, – сказал я, подзывая летающую карету. – Согласно легенде, его выковал сам Котокрыс Алоплащник; впрочем, некроманты считают, что мастер только начал работу, а завершил клинок его сын, Терентиус Гномогрыз…

– Тот самый двуручник? – недоверчиво спросил королевский следователь. – Я слышал, что человек, который лишь прикоснется к клинку, обретет способность летать и превращать огонь в золото. Но это ведь только слухи, не так ли?

– Вы ошибаетесь, – возразил я. – Сам Гоблинус Скарабейка, великий философ и вивисектор, держал меч в своих руках. Именно с той поры у него на голове появилась вмятина; от люстры, когда мудрец в первый раз левитировал к потолку.

Летающая карета взмыла в серое небо, и холодный ветер свистел в белоснежных крыльях грифонов.

Видимо, должность претора не была такой уж высокой, и ему не полагался кристалл Молчания, – благодаря которому те, кто сидит в коляске, получают шанс не оглохнуть на городских улицах.

– Не может быть, – прошептал королевский следователь. – Волшебный меч… Стало быть, дело в нем. Мне рассказывали, что изумруды на гарде прокляты; и если вынуть их, земля начнет вращаться в другую сторону…

– Так и есть, – подтвердил я. – Впрочем, не знаю, кому это может пригодиться.

Я дважды ударил в потолок тростью, и экипаж стал снижаться.

– Но откуда здесь дарнеанский меч? – спросил претор. – Насколько я помню, священный клинок исчез много веков назад, во время генеральной уборки.

– Хороший вопрос, – согласился я, выпрыгивая из кареты. – Не имею ни малейшего понятия.

Гном удивился.

– С чего же вы взяли, будто меч спрятан в квартире?

– Его там нет.

– Но вы же сказали…

– Я сказал, что хочуего там найти; а вы бы не захотели? Хоть в этом доме, хоть у себя под подушкой. А вот что мы найдем здесь на самом деле, вопрос другой.

28

– Зачем ты нахамил претору? – спросила Франсуаз.

Это не прозвучало упреком. Если демонесса мной недовольна, то просто дает кулаком под ребра.

Ей стало интересно; девушка может легко сломать руку хобгоблину, но в тонком искусстве словесных оскорблений никто не сравнится с эльфом. А Френки – способная ученица.