Текст книги "Сумеречный судья"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Казалось, между его зубами вот-вот появится струйка слюны и начнет скапывать на пол.

Дэйбрил вновь посмотрел на нас; издатель не собирался заговаривать до того, как поймет – кто мы, и как себя следует вести. Он был умным дергаром, этот Элдарион; но я сомневался, что ему удастся вырасти до высшего демона. Слишком примитивных орков брал себе в помощники.

– Вы сказали, путешественники? – переспросил книжных дел мастер.

Лицо претора перекосилось, словно он старался ухватить себя зубами за губы и, потянув, содрать всю кожу с лица.

Элдарион вновь повернулся к нам. К нему стоило пристегнуть динамо-машину, чтобы, вертясь, он заодно вырабатывал электричество.

– Это недоразумение, – произнес дергар.

– Конечно, – согласился я. – И сейчас оно стоит предо мной.

Демон улыбнулся, с видом человека, который только что получил поддых; первой его реакцией было попытаться ответить, но потом он оценил свои шансы и решил, что надо дружить.

– Я издаю книги, – вымолвил Элдарион.

Он говорил тем тоном, какой выбирают не знакомые и не симпатичные тебе люди, что начитались свитков по НЛП и решили выдать себя за твоих старых приятелей.

– У меня не хватает времени на персонал. Наверное, мои орки слишком погорячились. Думаю, они сами виноваты в том, что произошло.

– Хорошая эпитафия, – одобрил я.

– В любом случае, – произнес Элдарион. – Я думаю, дело можно считать исчерпанным.

Это не прозвучало, как приказ; но для претора, глубоко уткнувшего руки в карманы, слова издателя им и были.

– Научите своих орков сперва стучать, – посоветовал я. – И задавать вопросы в вежливом тоне.

Чего Элдарион не хотел от меня слышать, так это советов; вот почему я расщедрился на них.

– Мы остановились в соседнем номере, – произнес я, обращаясь к претору. – Очень надеюсь, что больше вам не понадобимся.

Стражники провожали нас безучастным взглядом светофоров.

Пройдя по коридору всего лишь пару шагов, я услышал, что кто-то вышел из номера следом за нами. Обернувшись, увидел Дэйбрила Элдариона. Не было ничего удивительного в том, что он не остался в наполненном людьми номере; но у меня создалось неприятное ощущение, будто дергар хочет продолжить знакомство.

– Да? – спросил я.

– Я поговорил с претором.

– Сочувствую.

Он замолк.

Такой человек явно не привык к растерянности. Это означало, что он попал в непривычную для себя ситуацию, – и ему требовалась помощь.

Я уже предвкушал, как откажу ему.

– Претор сказал, что иногда… Вы соглашаетесь выполнить небольшие частные поручения.

– Это не так, – ответил я.

– Но?..

– Я могу помочь тем, кто оказался в беде – в настоящей беде. А с частными поручениями вам лучше пойти в бордель. Уверен, в городе их достаточно.

Элдарион помедлил.

Могло показаться, в теле его находится поршень, и дергар прогнал его от головы к ногам. Это свойственно людям, которые осознали, что подошли к делу неправильно, и спешат перестроиться на ходу.

– Поэма была так хороша, что я убедил Серхио публиковать ее частями. Еще до того, как она будет закончена. Своего рода, возвращение к истокам классической поэзии. Так же, главами, публиковался «Евгений Онегин».

– А еще «Нат Пинкертон», – подтвердил я. – Это все?

– Поэма написана. Я видел завершающие главы. Но мы так и не смогли найти текста.

– Серхио помахал им у вас перед носом, но трогать не разрешил?

Мои слова уязвили Элдариона, но он хотел расположить меня к себе, поэтому засмеялся.

– Признаюсь, я даже не смог их прочесть.

– Еще бы. Иначе бы начеркали по памяти.

– В любом случае… Миллионы читателей, во всем мире, только и ждут завершения «Моих слов радуге». Ченселлор. Подумайте о тех, для кого стихи Багдади – единственный смысл жизни. Представьте, скольких людей вы сможете сделать счастливыми, если найдете рукопись. Разве это не достойная цель? Разве это не значит, помочь тем, кто попал в беду?

Я усмехнулся.

– Не будьте смешным. Единственный, у кого крошки-неприятности, – это вы, раз не сможете настричь денег. Миллионам людей плевать. Более того! Они будут счастливы, раз поэма осталась незаконченной. Такова судьба многих шедевров.

– Хорошо, ченселлор. Но разве вам не будет интересно заняться поисками – из любви к искусству? Во всех смыслах этого слова.

– Копаться в рукописях, залитых водкой, – ответил я. – Да разговаривать с окружением поэта – полуспившимися, получокнутыми людьми – не вижу здесь ничего приятного. Я не собираюсь искать предсмертные бредни застрелившегося алкоголика.

Внезапно Элдарион засмеялся.

– Слава богу! – воскликнул он.

– Что? – вежливо осведомился я.

– Хоть кто-то оценивает Багдади так, как тот заслуживал!

Элдарион казался очень довольным.

– Я издавал его магические стихи – правда, потому что они приносили деньги. И принесут еще больше после того, как поэт застрелился. Но я никогда не понимал, чему тут все восхищаются. Багдади был отвратителен – от него всегда несло выпивкой, я ни разу не видел на нем чистого воротничка. Я тоже не против выпить – но Серхио жил, как грязный баргест. Приятно встретить того, кто смотрит на вещи здраво! Ладно, ченселлор – если не хотите искать пропавшую рукопись, не стану вас больше уговаривать. Найду того, кто сделает это за деньги. Или потому, что боготворил Багдади.

– Подумайте, прежде чем раскошеливаться, – посоветовал я. – Перед самоубийством поэт мог просто сжечь стихи – нашел их недостаточно гениальными, или решил наказать жестокий мир, лишив его своего творчества. Это тоже было бы возвращением к классике.

Элдарион перестал смеяться.

10

– Как, говоришь, они тебя называют? – спросил я.

– Франсуаза Мирандарэль.

– Нет, – я покачал головой. – В переводе.

Девушка надулась.

– А, – вспомнил я. – Френки Мозгодавилка.

– Скотина.

Летающий экипаж нес нас высоко над Санта-Хаваной.

– Это прекрасный вид спорта, – Франсуаз начала горячиться. – Чистый, благородный, для настоящих воинов. Я лучшая среди любителей; теперь хочу стать профессионалом.

– Напомни-ка правила.

– Ну, претендент бьет чемпиона три раза кулаком в лоб. Если тот умирает, теряет титул.

– И правда, какой чудесный вид спорта.

– А то, – ответила девушка, не услышав иронии. – Не могу понять, почему в Преисподней его не жалуют.

Летающий экипаж опустился перед таверной.

Я заплатил кредиткой, засунув ее коренному в зубы.

По случаю отборочных соревнований, в трактире никого не было. Хозяин поспешно вытирал со столов крошки. Завидев нас, перекинул через плечо полотенце и скрылся в задней двери, даже не предложим нам эля с дороги.

В дальнем углу высился на лавке огромный риноман, с тяжелым рогом между маленькими глазами. Серый гнолл массировал ему плечи.

Три кобольда, в серебристых кольчугах, перекидывались в картишки. Перед одним уже высилась горка медных монет, а остальные поглядывали на него недобро, – подозревали, что мухлюет.

– И все? – разочарованно спросил я. – А где торжество? Трибуны, полные беснующейся толпы. Олимпийский огонь. Букмекеры принимают ставки.

– А, – Франсуаз отмахнулась. – Это просто кастинг. Претендентов полно; каждый деревенский дурак уверен, что его лоб крепче кулаков. На каждого не нафанфаришься.

Она глубоко задумалась.

– Вот почему плохо быть чемпионом среди непрофессионалов. Какой прок побеждать всяких неудачников? Нет, я хочу в высшую лигу…

К нам шагнул второй гнолл, в длинной голубой мантии.

– Кто соискатель? – спросил он, не пытаясь скрыть, какую скуку наводят на него эти местечковые соревнования. – Протяните руку.

В его мохнатых пальцах появился скипетр с двумя наконечниками. На обоих сверкали волшебные камни. Волшебник повел им вдоль ладони Франсуаз, проверяя, нет ли у девушки невидимых колец или амулетов, которые усиливают удар.

– Можно начинать, – сказал он. – Распишитесь здесь. Будете страховаться на случай смерти? Очень зря, девушка. Воскрешение в Санта-Хаване стоит дорого, к тому же, потеряете все имущество, с которым приехали в город. Имейте это в виду.

Френки тут же выдала фразу, где главную роль играли слова «иметь» и еще одно, однако я приводить ее здесь не буду, ибо вышло грязно и не смешно.

Впрочем, на вкус и цвет.

Риноман поднялся; это был великан, ростом в полтора минотавра. Даже для своего народа он казался огромным. Чемпион шагнул к Франсуаз, и самодовольная улыбка играла на его отвислых губах.

Лоб борца находится так высоко, что девушке пришлось бы забраться на табуретку, – причем на очень высокую. А если учесть, что между глазами гиганта поднимался тяжелый рог, закрывавший половину лица, – становилось ясно, что дотянуться до его тыквы будет непросто.

Френки презрительно фыркнула.

Она резко ударила риномана кулаком в пах. Тот согнулся пополам, воя от боли, затем упал на колени.

Демонесса врезала ему в лоб; такой удар не выдержала бы и крепостная стена, и я уже думал, что соревнования кончились. Не тут-то было.

Череп риномана раздался, как диафрагма, пропустил кулак девушки сквозь себя и сомкнулся вновь на запястье. Франсуаз оказалась в западне; великан поднялся и громко захохотал.

– Смерть! – закричали кобольды, ринувшись к Френки.

В лапах у каждого сверкала острая сабля; гноллы тоже выхватили оружие. Я не вмешивался; знал, что девушка потом мне этого не простит.

Призрачный меч вырос в свободной руке Франчески. Одним ударом она рассекла мускулистую шею риномана, и его отсеченной головой, словно молотом, врезала подбегавшему справа гноллу.

Тот захлебнулся кровью. Упал, и девушка наступила ему на горло. Второй ногой она пнула тяжелую лавку, и та отлетела прочь, припечатав к стене трех кобольдов, словно мух.

Последний гнолл ринулся бежать к выходу; Франсуаз превратила призрачный клинок в диск, и швырнула в спину убийце. Кружащее лезвие отсекло ему ноги, и он рухнул, бессильно царапая руками пол.

Острый диск провернулся в воздухе, и, покорный воле демонессы, обрушился вниз, разрубив гнолла надвое.

– Merde, – пробормотала девушка, освобождая руку. – Наверняка их нанял кто-то из моих соперников. Вот второй раз со мной такое. Стырили мое приглашение, и заменили фейком. Зря я убила их так быстро.

Я задумчиво оглядывал окровавленную таверну.

– Лучше поскорее уйти отсюда, – предложил я. – Претор вряд ли одобрит такие развлечения.

В это время дверь распахнулась, и два орка-стражника выросли на пороге.

– Его сиятельство, королевский следователь, требует вас к себе, – пророкотал первый.

– Вот, – наставительно произнес я. – Что бывает, когда убиваешь людей сразу после завтрака. А с какой целью пригласил нас милейший претор?

– Ему нужна ваша помощь, – ответил орк.

11

– Диана Вервье, – произнес гном.

Такой тон мало подходил для того, чтобы говорить о зверски убитой девушке. Скорее, он соответствовал фразе: «Она была шлюхой, и не удивительно, что ее прирезали».

Я подошел к телу, лежавшему на полу. Встав на одно колено, заглянул в мертвые глаза.

– Подружка поэта, – продолжал королевский следователь. – Поэтому я решил, что вам стоит взглянуть.

– Да, эта смерть не похожа на самоубийство.

Я выпрямился и вышел на террасу. Она был маленькой и узкой; даже не балкон, а птичья жердочка, выставленная перед скворечником. Я смотрел на прибрежный город внизу и ни о чем не думал. Один из стражников отозвал претора, и тот вышел из окровавленной комнаты. Франсуаз приблизилась ко мне.

– О чем думаешь? – спросила она.

– Можно ли было ее спасти.

– Как?

– Посуди сама. Зденек Лишка пришел к нам рано утром. Сказал, что поэта убили. Я не отнесся к этому всерьез, и теперь девушка мертва.

– Думаешь, ты мог ее спасти?

Красный фургон ехал далеко внизу, на городской улице. Отчего-то он привлек мое внимание, и я не отрывал от него глаз, пока тот не скрылся за рядами домов.

– Мне бы хотелось так думать, – ответил я.

Я повернулся спиной к огромному городу.

Претор стоял над телом, и только крови на руках не хватало, чтобы принять его за убийцу.

– Вы сказали, что Диана была подругой Багдади, – заметила Франсуаз. – Она была подругой – или подругой?

Претор поднял глаза от убитой; чем-то она притягивала его взгляд гнома.

– Они трахались? – подсказала Френки.

– Об этом лучше у второй спросить, – ответил королевский следователь. – Той, что тело нашла. Сейчас в истерике бьется.

– Кто она?

– Люсинда Эйвенель. Пришла сюда, чтобы поговорить о Серхио. Вместе порыдать захотелось. Дверь была открыта, она заглянула – и увидела тело.

– И у нее появилась веская причина заплакать, – констатировал я. – Полагаю, Френки, нам пора поговорить с этой девушкой.

Люсинда Эйвенель курила, закинув ногу за ногу и поставив локоть на стол рядом с собой. Широкое лицо обрамляли песочного цвета волосы. Она подводила глаза ярко-синей мифрилью, губная помада казалась почти бесцветной. В правом ухе висела большая, но легкая золотая серьга, в левом ничего не было.

– Если девица только что билась в истерике, – произнесла Франсуаз. – То слишком быстро с ней справилась.

Люсинда посмотрела на меня не без интереса. Ее глаза скользнули по дорогому костюму, задержались на поясе с бриллиантовой инкрустацией, и наконец она встретилась со мной взглядом. Взор ее был живым, ищущим, и в нем читалось нечто, готовое перерасти в сексуальное приглашение.

То, что я испытал, глядя на нее, наверняка бы ее удивило. У меня создалось неприятное впечатление, будто я по-прежнему смотрю в глаза мертвой Дианы.

– Она не справлялась, – ответил я.

Я присел на стул напротив Люсинды:

– Где вы взяли наркотики?

Эльфийка поглядела на меня так, словно я начал ее кадрить; а она еще не решила, переспать со мной сразу, или немного поиграть. Поднялась и, подойдя к шкафу, раскрыла зеркальную дверцу. В ее пальцах появилась резная коробочка, в форме черепахи.

– Я нюхнула только два раза.

Это не были слова оправдания.

У меня начало складываться странное ощущение, что Люсинда видит во мне своего,в противовес претору и королевским стражникам.

– Вот зачем вы пришли сюда сегодня, – произнес я.

Приняв из рук Люсинды деревянную черепашку, я открыл крышку, вделанную в панцирь фигурки. Мне не пришлось принюхиваться, чтобы определить тип наркотика – алый гиацинт, довольно сильный, он был особенно распространен в таких полубогемных кругах.

Простой гоблин предпочел бы что-то более крепкое.

– Стражники даже не смотрели, чем я занимаюсь, – произнесла Люсинда, возвращаясь на табуретку. – Им ведь не обязательно знать, правда, маэстро?

– Почему вы зовете меня так? – усмехнулся я.

Она заговорщически улыбнулась; если можно говорить так о девушке, которая постоянно находилась в состоянии томного полусна.

– Не потому, что кажешься старше, – произнесла эльфийка. – Ты как раз то, что мне нравится. Молодой, сильный – не такой, как все эти сопляки, которые даже нос подтереть не умеют, чтобы щеки не испачкать.

Эльфийка слегка наклоняла голову, рассматривая меня.

– А, маэстро? Не знаю, есть в тебе что-то такое. Ум, огонь. Хочется идти за тобой, куда ни скажешь… В Соловушке это было. Пока не спился. А вот ты не из таких…

Люсинда положила на стол руку, явно рассчитывая, что я дотронусь до нее. Френки в ужасе переводила взгляд с меня на юную наркоманку.

– Ты знаешь, кто убил Диану? – спросил я.

– Нет… Кому она нужна? Наивной Дианочка была, глупенькой. Думала, Соловушка ее любит.

– А это не так?

– Он и бутылку-то не любил, в последнее время. Совсем плохой стал, наш Серхио. Почти ничего не писал. Только сидел, обнимет стаканчик, и ныл, что никто его не будет помнить, когда умрет.

– И ты его бросила?

Люсинда приняла этот вопрос спокойно.

– Еще раньше… Когда-то Соловушка хорошо писал. У меня от него дух захватывало, и сердце сжималось – сладко-сладко. Но не потому, что я была дурочкой какой, вроде Дианы.

Она посмотрела в сторону комнаты, где лежала ее мертвая подруга.

– Знаешь, маэстро, Серхио никогда в постели не был хорош. Башка у него хорошо работала, а вот все остальное… Потом и мозги сварились. Но стоило ему посмотреть на меня – и все, я была готова с ним столько, сколько он скажет. Вот как сейчас ты на меня смотришь…

У Френки из ушей пошел пар.

– Диана тоже с ним спала?

– Как подстилка… Неважно, пьяный он или трезвый. Дурочка она была, Диана наша, я уже говорила. Ложилась с ним, даже когда от него воняло. А воняло почти всегда.

– А что жена Серхио?

– Жена? – Люсинда хохотнула. – Та еще штучка. Ты ее не видел, иначе бы и не спрашивал. Половая тряпка и то красивее. Ни то, чтобы за собой проследить, там или подкраситься. Все только о нем думала – Серхио да Серхио. А Соловейчик-то видеть ее не мог. Потому в мансарду и переехал.

Она мечтательно посмотрела на кончик незажженной сигареты.

Странно, но эльфийка не осмеливалась закурить, словно чувствуя, что мне это не понравится.

– А хорошие деньки были, – сообщила она. – Я, Соловейчик наш, Диана, Зденек. Он нам свои стихи читал. Потом трахались – я, он и Диана.

– Втроем?

– Да, маэстро. Настоящий улет. Так его даже проще завести было. А потом я Дианку одну оставила – Соловейчик уже совсем стал не тот.

– А Лишка? Он участвовал в ваших играх?

– Зденек-то? Не. Тот никого, кроме Соловушки своего, не замечал.

Люсинда хохотнула.

– Я так думаю – если бы он и захотел с кем из нас перепихнуться, то с самим Серхио. Влюблен в него был, как баба. До сих пор ходит, ноет.

– Что скажешь об Элдарионе? – спросил я.

Я знал, что Дэйбрил принадлежит к тому типу мужчин, которые обычно нравятся женщинам – сильный, богатый. И в то же время достаточно ограниченный; это позволяло его содержанке чувствовать, что она много выше любовника.

– Дергар-то? Он ничего…

Люсинда посмотрела куда-то в пространство.

– В постели куда лучше Соловки был. Но нет в нем того, маэстро – огня. Не может так посмотреть, как ты смотришь, или Серхио, когда еще слава в голову ему не стукнула. Нет – с рогатеньким весело, но все не то.

– Он уверен, что Багдади успел закончить поэму.

– Соловейчик-то? Не смеши, маэстро. Соловка в последние месяцы даже написать в унитаз не мог, не промахнувшись. Не то, что поэму.

Она задумалась.

– Майкл, – сказала она. – Маэстро. Я вот в твои глаза смотрю, тону в них, и ничего не помню. Ты ведь тот, что все эти книги написал, верно? Конечно, у тебя и глаза такие. Даже Зденчик тобой восхищается, хоть и на Соловья нашего молился. Знаешь, маэстро. Как закончим мы тут, приходи ко мне. И девочку свою приводи. Она ничего. Развлечемся…

Я не счел необходимым рассказывать претору о резной шкатулке, которую нашел в шкафу с помощью Люсинды. Гном не любил, когда в его городе хозяйничали другие, и мне не хотелось лишний раз наступать ему на хвост.

Эльфийка спрятала черепашку в сумочку, полагая, что мертвой Диане наркотики уже не понадобятся. Я не стал отбирать их, и читать проповедь о том, как вредно нюхать порошок алого гиацинта. Я знал, что это ни к чему не приведет.

Чувствуешь себя скверно, когда видишь человека, которому невозможно помочь. Но это лучше, чем терять время, пытаясь изменить неизбежное.

12

Дом был выкрашен в темно-зеленый цвет – большое, двухэтажное здание с деревянной горгульей. Он погружался в древесные кроны, так, что самой крыши почти не было видно; особняк прятался в них, словно кошка, засевшая в кустах.

– Неплохое место для спившегося поэта, – заметила Франсуаз, выходя из конного экипажа. – Почему он жил в грязной мансарде, имея такой дворец?

– Тому есть две причины, – ответил я. – По крайней мере, пока я вижу две. Посмотри на этот дом, Френки. Что ты можешь о нем сказать?

Перейдя через улицу, я подошел к калитке и дотронулся до кнопки звонка.

– Спокойствие, – ответила Франсуаз. – Сад ухожен. Стабильность. Благопристойность. Мои тетушки были бы счастливы, выйди я замуж и поселись в таком особняке.

– Для мятежной души поэта, лживое мещанское благополучие. Видишь ли, им всегда надо против чего-нибудь бунтовать. Это делает их знаменитыми. А главное, как прозорливо гласит пословица – ломать не строить.

Никто не отвечал на мой звонок; или же никто не хотел.

– Ты сказал, две причины, по которым осленок-поэт уехал отсюда. А вторая?

– Мне кажется, это элементарно, Френки. Здесь живет его жена.

Девушка подошла ко мне и моему снаряду для тренировки пальца – звонку.

– Лора Морвинг, третья дочь лорда Дарнуэлла, – продолжал я. – Вышла за Серхио, когда он был в самом расцвете, и еще не блевал по утрам в подушку. Расстались мирно, без скандала, даже не развелись официально. Очень богата и влиятельна в Санта Хаване, хотя и не унаследовала магический талант отца.

Я посмотрел вверх, на окна.

– Мне это не нравится, – сказал я.

– Тебе все не нравится. Вдруг ее просто нет дома. Для черной вдовы самое время закатить веселую пьянку.

– Экипаж на месте.

– Может, коляска его.

– Нет! Только взгляни на ладно. Красивое, дорогое – но в то же время строгое, сдержанных тонов, как и этот дом. Соловей не мог ездить ни в чем подобном. Если ты вспомнишь, какой образ жизни он вел, то поймешь – его экипаж не должен блестеть лакированными дверцами. Серхио скорее катался в чем-то грязном, облупленном, с покривленной осью.

– Значит, она не хочет открывать.

– Не думаю. Взгляни на дверь, Френки. Здесь два замка и засов. Заперт только верхний.

– И?

– Женщина, которая живет в таком доме и ездит в таком ландо, не станет устанавливать на дверь лишние замки. А если они ей нужны, будет запирать все.

– Этому тоже может быть объяснение.

– Согласен. И мы его поищем.

Я вынул из-за манжеты длинную отмычку и вставил в замок.

– Майкл! – воскликнула Франсуаз.

– Что? – спросил я.

– Ты собираешься вломиться в чужой дом только потому, что хозяйка забыла запереть его на все задвижки?

Замок хрустнул металлическими челюстями. Калитка начала открываться.

– Если сформулировать это такимобразом, – произнес я. – То да.

– Ты еще говоришь, что я чокнутая.

Садовые дорожки были уложены небольшими плитами. Зеленая трава выбивалась между ними; в ней чувствовалось что-то домашнее и ухоженное, не правильное,выблистанное до последнего камешка, как перед Башней Магов, но живое.

Я поднял голову, глядя в окна второго этажа.

– Хорошее место, чтобы совершать преступления, – пробормотал я.

Крик раздался одновременно со звоном разбитого стекла. Неясная фигура метнулась на фоне окна; дневной свет, пронизывающий кроны деревьев, играл на поверхности витражей.

– Помогите! – донесся до меня женский голос.

Раздался выстрел.

Я вынул револьвер и побежал к дверям.

Не скажу, что очень люблю спасать девушек, попавших в беду.

Зачем их поощрять, верно?

Но мне не нравилось стоять под окнами, за которыми прятался человек с револьвером.

Я не смог бы увидеть его, даже если бы захотел.

Он, даже если бы захотел, не мог меня неувидеть.

Был небольшой шанс, что дверь отперта, но увы. Я вышиб ее ударом ноги, и сразу отступил в сторону. Первый этаж оказался пуст. Разбросанные окурки валялись вокруг пепельницы, подобно следам взрыва, на которые смотришь с высоты полета вивверны.

– Если кто-то не верит, что от стихов одни неприятности, – пробормотал я. – Ему стоит заглянуть сюда.

Над нашими головами раздался возглас пощечины; расстояние и стены заглушали его, но есть звуки, которые ни с чем не спутаешь.

Я не слышал женского плача, не раздавались и мольбы о пощаде. Все говорило о том, что леди Морвинг попала в переплет, гораздо более крепкий, чем те, в которых издавались книги ее мужа. Но эта женщина была не из тех, кто станет унижаться.

По лестнице я поднимался, стараясь не шуметь. В этом далеко не все зависит от вас, но мне повезло. Ни одна ступенька не подавала здесь писклявого голоса, а ковровая дорожка скрадывала шаги.

Голоса и шум указывали мне направление. Взломщики не догадывались о том, что скоро к ним присоединится компания. Они были заняты Лорой, и не расслышали, как я вхожу.

Их оказалось двое. Не чета городским оркам, которые служили у Дэйбрила Элдариона. Мохнатые, клыкастые оркохоббиты, – эти явно работали на самих себя.

Один стоял возле высокого книжного шкафа, вываливая на пол одно издание за другим. Пролистывал наскоро страницы, и отправлял измятый томик в последний полет к паркету. Тот начинал всхлопывать листами, словно надеялся взлететь; но всем им было суждено разбиться, сложившись на полу горой погибших аэропланов.

Леди Морвинг стояла возле стены. Второй взломщик приставил к горлу женщины дуло револьвера и надавливал; ей приходилось подниматься на носках и вытягивать шею, чтобы не задохнуться.

– Где оно? – рычал оркохоббит. – Я спросил: где?

Остановившись в дверях, я негромко прокашлялся.

Взломщик с револьвером обернулся. Его напарник прервал свое занятие и посмотрел на меня.

– Вредно читать так быстро, – заметил я, обращаясь к тому, что пролистывал страницы. – Даже если успеваешь понять смысл, не хватает времени, чтобы осознать его.

Оркохоббит отбросил книгу и взялся за следующую.

– По-видимому, вы что-то ищете, и до сих пор не нашли, – продолжал я, пряча револьвер в кобуру на поясе. – Вам помочь?

– Кто ты такой? – спросил любитель быстрого чтения.

– Я решаю проблемы, – пояснил я. – Например, как найти то, что хорошо спрятано.

Я подошел к столу и уселся на него.

– Конечно, не бесплатно. Что мы ищем?

– Будешь делать глупости, – предупредил оркохоббит. – Расшибу ей башку.

– Сразу два просторечных слова в одной фразе, – заметил я. – Но если ты настаиваешь.

Он смотрел на меня так, словно ожидал, что сейчас из моего кармана вылезет слон, а на нем станут жонглировать обезьянки. Но то, что я собирался сделать, и было фокусом. Для того, чтобы зритель не смотрел в одну сторону, ему надо показать что-то забавненькое в другой.

Пуля пробила ротозею горло, и лицо леди Морвинг забрызгали горячие капли. Тот, кто пытался стать интеллектуалом, потянулся за оружием. Но ни первое, ни второе ему не удалось. Увидев, что дуло револьвера направлено на него, он поднял руки и отступил к полкам.

Лора вытерла лицо тыльной стороной ладони. Женщина ничего не сказала; не потому, что была напугана. Просто не привыкла говорить слишком много.

Френки прошла в середину комнаты и вальяжно устроилась в кресле, перебросив ногу за ногу.

– Я ченселлор Майкл, – произнес я. – Это Франсуаза, демонесса пламени. Простите, что села без приглашения. Никак не могу научить ее вежливости… Мы имеем несчастье расследовать гибель вашего мужа.

Оркохоббит у книжных полок тоже любил фокусы. Ему показалось, что все сейчас смотрят на Лору. Взломщик отправил свою правую руку попутешествовать куда-то за спину.

Может быть, там у него был носовой платок, и он хотел вытереть вспотевший лоб.

Франсуаз разнесла ему голову двойным выстрелом.

Леди Морвинг никак на это не отреагировала. Даже не поморщилась от шума. Подойдя к бару, налила себе маленькую рюмку чего-то прозрачного и предложила нам.

Она была высокой сильфидой и могла показаться красивой тем, кто ценит женщин такого типа. Черные волосы собраны в элегантный пучок. На лице чуть больше косметики, чем принято, но ей это шло.

В каждой складочке немолодого лица читалось внутреннее напряжение. Его причиной было не нападение грабителей, и даже не самоубийство мужа. Я понял, что леди Морвинг уже давно привыкла с ним жить.

– Вы не похожи на городских стражников, – констатировала хозяйка дома.

– Как убитая горем вдова вы тоже не выглядите, – сказал я. – Что они здесь искали?

Лора не ответила. Медленно потягивая из бокала, она скользнула взглядом по моей партнерше.

– Мне нравятся женщины, которые берут все в свои руки, – произнесла она. – Мужчины…

Леди Морвинг сделала неопределенный жест в сторону убитого взломщика.

– Чего они хотели? – спросила Франсуаз.

– То, что ничего не стоит.

У окна стоял письменный стол; он взирал на кабинет, как полководец на армию. Лора села туда, и сразу оказалась на том месте, которое ей пристало.

– Вы не собираетесь вызвать городских стражников? – спросил я.

– Сначала я хочу поговорить с вами. Почему вы решили, что в смерти моего мужа есть что-то необычное? Он застрелился.

– Люди сплошь и рядом так поступают, – подтвердил я. – Особенно в ночь на понедельник.

Я вынул из кармана мобильный телефон.

– У меня для вас приятные новости, претор, – сказал я. – Оркохоббиты напали на леди Морвинг. Нет, что вы, можете не торопиться. Они уже никуда не уйдут.

Сильфида что-то обдумывала.

– Кто вас нанял?

– Никто.

Она сухо усмехнулась.

– Неужели все это из-за любви к поэзии?

– Нет, – ответил я. – К жареному картофелю. Так что они искали, Лора? По-прежнему рукопись?

Тысячи морщинок на лице леди Морвинг пришли в движение.

– У меня ее нет, – сказала она. – Да и не может быть. Мы с Серхио не живем вместе уже два года.

– Но он по-прежнему оплачивает дом?

– Серхио? Не будьте наивным. Особняк принадлежит мне, как и ландо, как и все имущество. У меня фабрика зачаровки жезлов. И ничего общего с покойным мужем.

– Он сам ушел, или вы его выгнали?

– Даже не знаю. Это произошло как-то само собой. Все эти люди, которые окружали Серхио… Они меня раздражали. А ему не нравилось то, как живу я. Закончилось тем, что он поселился на каком-то грязном чердаке. Ему там нравилось. Говорил, воздух наполнен творчеством. А по-моему, просто пахло спиртным.

– Не только, – заметил я.

– Серхио нравилось играть на публику. Порой мне кажется, он был уверен, что не умрет, хотя и выстрелил себе в голову. Мой муж никогда не умел остановиться.

– Оркохоббиты искали колдовские стихи?

– Наверное. Но у меня их нет. Серхио даже не показывал мне рукопись. В последнее время, мы почти не общались. Только сказал, что посвятил поэму мне… Не знаю, зачем он это сделал.

– Может, надеялся вернуться к вам? – спросил я.

– Вы так думаете?

По тону, каким были произнесены эти слова, я понял – леди Морвинг не верит ни во что подобное. Но ей бы хотелось.

Передо мной была сильная, волевая женщина, которая добилась успеха там, где играют жестко, и еще жестче наказывают за проигрыш. С чего же ей мечтать о возвращении нетемахи-мужа?

– Почему нет, – ответил я.

Леди Морвинг посмотрела на меня, и в ее взгляде читался неожиданный интерес. Не ко мне; к себе самой. Наверное, за долгие годы я оказался единственным мужчиной, который увидел в ней красивую, привлекательную женщину.

Я вспомнил, что говорила Люсинда – половая тряпка и то красивее. Лора стояла слишком высоко над людьми, и они не могли оценить ее по достоинству.

Так иногда бывает.

13

Прежде, чем начать говорить, Элдарион наклонил голову и почесал за рогом. У него была такая привычка; словно он запускал механизм, генерирующий мысли.

Зденек Лишка висел возле стены.

Если бы ему позволили делать, что вздумается, маркиз, без сомнения, шлепнулся бы об пол. Но два огра крепко держали его за руки, – и сжимали так крепко, что скорее бы вырвали их по локоть, чем отпустили гнома.

Лишку еще ни разу не ударили; но он вел себя так, словно его непрерывно били на протяжении нескольких часов.