Текст книги "Легенда (СИ)"

Автор книги: Дед Скрипун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Легенда.

Глава 1 Свадьба.

И плавала утица по росе,И плавала серая по росе.И плакала девица по косеИ плакала красна по косе.– А кто ж мою косыньку расплетет,А кто ж мою русую расплетет?А кто ж мою головку почешет,А кто ж мою гладеньку почешет?Расплетет же косыньку сестричка,Почешет же головку матушка.Почешет же головку матушка,Заплетет же косыньку невестка.

Новгор, если его бы посетил человек из нашего с вами времени, дорогой мой читатель, представился бы скорее большим селом, но никак не городом, и уж никак не столицей отдельного, свободного района княжества. Тут каждый знал друг друга, каждый был кому-то если уж не близким родственником, так уж хорошим знакомым это точно. Поэтому такой день, мимо внимания горожан, просто не мог пройти незамеченным. Слишком уж был значимым.

Свадьба. Да еще не одна, а сразу три. Три богатыря. Три живые легенды, становились полноценными мужчинами. Брали на себя ответственность за самое главное в жизни человека. За свою семью, за жену, за продолжение и защиту рода.

Те стихи, что приведены мною в начале главы, это не просто красивые слова, изложенные в рифме, это обрядовая песня расплетения невесты. Девичью косу невместно носить замужней женщине, и до того момента, как венчальные венок опустится на голову, ходить ей с распущенными волосами, прикрытыми белым платом, символом чистоты тела и помыслов, и уж только потом, под песни подруг, заплести в две тугие косы, два символа хранительницы семейного очага. Так поведено предками, и отступать от традиций – неправильно. Вот и звучит эта песня, больше похожая на плачь, из избы кузнеца, где готовятся стать женами три девушки, которым подруги распускают по плечам волосы, расчесывая их серебренными гребнями.

А что же женихи? Волнуются конечно. Теребят чистые, расшитые рунами ворота белоснежных рубах, перехваченных на талиях алыми кушаками, и поглядывают друг на друга ища поддержки. Рядом друзья. Смеются, подшучивают, сейчас пойдут отцов невест, на бой вызывать. Вокруг гомонящая толпа горожан, ждут забаву. Да..., это тоже традиция, должен будущий муж, своему свекру доказать, что достоин и силен, что защитит дочку, закроет своей спиной от бед. И пусть этот бой будет шутейным, но от того не станет менее зрелищным и веселым.

Уже давно все помылись, как и положено, в бане. Смыли с себя холостяцкую грязь. Женихи выпили меда хмельного на мальчишниках, на охоту сходили, свежей дичи к столу припасли, на кулачках посостязались, удаль потешили. Невесты на девичнике всласть слез налились, обсудили наряды, да своими сужеными нахвастались.

А вот и отцы невест идут, на городскую площадь выходят, да плечи расправляют, а в глазах хмельное плещется. Нервы втроем они успокаивали, две-три чарки, не ради пьянства, а как лекарство приняли. Улыбаются, довольные.

Папаши наших женихов, в спины тех подталкивают: «Идите, чадушки. Покажите удаль свою». За отца Федограну дед Чащун выступил, за неимением родного. Сказал так: «Я тебя сюда призвал, значит породил. С того момента я твой тятька в этом мире». Стоит теперь наш герой напротив свекра будущего, волнуется, а тот улыбается, да с размаху кулачищем в грудь зятьку, а в ответ не смей, руку на старшего поднять грех великий. Устоял богатырь. Обнялись. По кружке меда выпили и расцеловались.

Следующий Вул вышел, глаза опустил, ждет. Того воевода в спину подтолкнул. Ничего лишнего не сказал. Просто своим сыном назвал. Перл подходит, кисти разминает, лицо злое изобразил, звериное, а глазищи смеются, подмигивают. Размахнулся так, словно чушку чугунную молотом плющить собрался, тут бы и конец оборотню, ворота городские спиной бы вынес, но нет. Толкнул только пудовым кулаком кузнец парня, да облапил за плечи ручищами, чарку медовую подал, выпил сам, крякнул, да и расцеловал в губы.

– Люб ты мне. И дочери моей люб. Рад за вас. Душа в пляс идет. – Произнес и еще раз обнял.

Очередь до Бера дошла. Камал на свадьбу приехал со всей многочисленной родней. В новинку ему такой ритуал. Стоит, волнуется. Как бить? Со всей силы? А вдруг не устоит? Опозорится? А ежели слегка? Жалеючи? Не обидится ли зять, что не поверил в его силы будущий тесть? Ударил и не сильно и не слабо. А медведю нашему это как пылинка ветром погладила. Рассмеялся, обнял сотника степняков так, что кости затрещали. Одним глотком чару литровую, меда, проглотил, поцеловал и к батьке своему отошел. Вот уж непонятно в кого он таким уродился. Отец его сухонький, маленький старичок, совсем на своего сына непохож, видимо в мамкин род пошел богатырь.

За спешкой своей, дорогой мой читатель, я упустил одну вещь. Не рассказал, как Бер со своими двумя невестами разобрался. Думаю, что многим это интересно узнать будет. Лучше всего приключение это описал шишок. Он в деревню с Бером ездил, поддержать парня, помочь объясняться с родителями, и был свидетелем всего, что там произошло. Слова его передам так, как рассказаны они были Федограном в Перуновых ведах, записанные с точностью, со слов Ильки:

– Приехали мы вечером. Сразу мне это стало подозрительно. Уж больно весело в деревне. Шум, песни поют, хороводы водят. Что-то не так. Мы к родителям в дом. Задерживаться, и выяснять, что тут происходит не стали, уж больно разговор впереди серьезный. Не до смеха.

Заходим. Отец сидит на лавке, смурной весь, в пол смотрит да вздыхает горько, мать встрепенулась, подскочила, встретила, обняла сына, а сама глаз не поднимает, прячет:

– Что случилось? – Заволновался брат мой названный.

– Прости сынок. Не уберегли… – Отец встал, обнял.

– Помер кто? – Бер не на шутку забеспокоился.

– Нет. Перун миловал. Живы все. Присядь. – Отец потянул парня за рукав и усадил рядом. – Ты только в руках себя держи. Тут, как бы это помягче сказать. Невеста твоя замуж выходит. Уж больно долго сынок тебя не было. Не дождалась пакостница. С сыном кузнеца спуталась. Дите у них будет, вот и женятся впопыхах.

Вот чего медведю в голову стукнуло? Не хмель точно. Мы всю дорогу в рот ничего не брали, даже квасу. Сам ведь, охламон, отказываться от свадьбы приехал, сам другую нашел. Чего взбеленился, чего вспылил? Обидели, видишь ли, его. Предали. Вскочил, словно его шершень в заднее место укусил. Глаза кровью налились, бешеные:

– Убью! Зараза! – Заорал, и вон из хаты, я едва ему на плечо заскочить успел. Отец с матерью следом. За рубаху хватают, в ноги кидаются, остановить хотят, да куда там. Разве удержишь. Его войско вражеское остановить не может, а тут старики.

Веселье со свадьбы как ветром сдуло. Стоят все гости истуканами, вот только что хоровод водили, а теперь глазами хлопают. Ждут, что дальше будет. Тишина, как у Морены во владениях, даже мухи замолчали.

Медведь как стрела к молодоженам подскочил, жених ему на встречу поднялся, зазнобу свою, ка и положено мужу, спиной прикрыл. Да куда там. Кулак у Бера больше головы парня того, надо сказать малого не тщедушного телосложения, как ни как, а кузнеца сын, как говорится: «Косая сажень в плечах», только не помогла «сажень», под стол улетел.

Бер невесту в охапку, голову под мышкой зажал, поясной ремень снял, и ну ее по заднему месту охаживать, а сам молчит, ни слова. Девка орет, воем воет, а он лупцует от всей души. Жених из-под стола вылез, на защиту бросился, но снова на старое место улетел, богатырь наш его туда не отрываясь от своего основного занятия, вновь отправил, мимоходом.

Отец невесты откуда-то выскочил, глаза выпученные злющие. Беру, в руку с ремнем вцепился, повис, дочку спасает, а медведю хоть бы что, так и продолжает порку, словно и не заметил. Батя девки в такт ремню мотыляется, невеста орет, жених периодически под стол улетает, а медведь молчит, и с каменным, задумчивым лицом, работу работает.

Тут отец Бера прибежал, в руках вожжи:

– Охолонись! – и по спине ему, хрясть. -Охолонись говорю. Оставь девку! – И давай лупцевать, что духу есть.

Тут первый смешок по рядам зрителей, гостей свадьбы, и пробежал. Ну и как тут не рассмеяться. Сцена комичная.

Девка воет.

– Ууу...

На руке мужик висит, трепыхается в такт движениям и выдыхает:

– Охушки....

Жених периодически под стол улетает:

Бац...

Вожжи по спине:

– Хлясть. Уймись!

А медведь сидит задумчиво, и безучастно, свою бывшую невесту по заднему месту ремнем оглаживает. Не сказать, что долго все это действие происходило. Но досталось и невесте и жениху и батьке ихнему. В конечном итоге, вожжи у тятьки медведевского порвались. Тот, невесту в сторону отодвинул, ну она на четырех костях, по-собачьи, под стол к мужу и сбежала, а братишка мой, названный встал и все также молча, невозмутимо пошел, восвояси. Но остановился. Покраснел, видимо понял, что учудил что-то неправильное, непотребное. Обернулся и говорит:

– Не невеста ты мне больше. Отказываюсь. Другую себе взял. Свадьба по первому снегу в Новгоре. Приглашаю матку с батькой. – В ноги поклонился, на коня запрыгнул и уехал.

Вот так он со своей проблемой и разобрался. Думаю тут без богов не обошлось. Тут или Лель руку приложил, или Параскева-Пятница пошутила. Сам подумай, с чего бы бывшая невеста страстью к другому воспылала. Точно говорю. Небожителей это шутки, они и не на такое способны, а медведь учудил, что и говорить. Не ожидал я от него такой глупости».

Вот такая вот история. Но я отвлекся от основного действия, происходящего сейчас в Новгоре, а между тем свадебные торжества продолжаются. Покончив с просмотром представления женихов, горожане переместились к теремам невест вернее к терему, так как будущие жены собрались в избе кузнеца. Там они свою удаль женскую мамкам доказывают, а так как из всех матушек трех женихов только одна Любава в наличии, то вот ей-то, прощенной обществом за глупость совершенную, и показывают свои умения невесты.

Перво-наперво хлеба ими испеченные, корочкой румяной да хрустящей, аппетит нагуливающей, на столах разложены, на пробу обществу. Подходи, отламывай кус, да солкой присыпав в рот. Вкус ржаного, на опаре сотворенного, с кислинкой хлебушка – ой как приятно во рту от благодати, а сверху еще кваском, да с погреба, да с ледника. Эх до чего же хорошо.

Далее прялки, да веретена в руки. Как женка пряжу прясть будет? Как деток да мужа одевать? Не оплошали девоньки. Любо-дорого смотреть на их работу ловкую.

– Годны. – Улыбнулась Любава и кивнула.

– Годны! – Рассмеялись в ответ горожане.

Тут и снег пошел. Первый месяц зимы-матушки на дворе, как ни как – Студен. Морозец батюшка слегка за носы пощипывает. Инеем терема да деревья посеребрил. Украсил узорами к свадьбе. Санный путь укатан, езжай – не хочу.

Щербатый на площадь вышел. Главный волхв Перунов в округе. Важный. В плаще белом, из-под капюшона одна борода торчит, да пар от дыхания валит.

– Пора. – Рявкнул и посохом о землю ударил. – Воруй невест, да на капище поехали. Справим ритуал свадебный.

Накинули на плечи парни шубы собольи, от морозца защищающие, и бегом кинулись к дому кузнеца, а там уже девицы в красных как маки платьях до земли, с белыми кружевными вставками, символами крови и чистоты, на головах платки как снег на березках, а из-под подолов только кончики сапожек самоцветами осыпанных выглядывают.

На руки подхватили, шубками песцовыми укутали и в сани. Гойда! Вперед к заслуженному счастью.

Эх! Тройка лихая! Птица тройка – душа на распашку! Песня сама вслед за рысаками по поземке стелется, вихрями из-под копыт взлетает. Бой бубенцов, залихватский свист ездовых, два пальца в рот, девичий смех, да выкрики молодецкие, из души рвущиеся. Музыка восхищения, несущаяся по заснеженному лесу, мимо мелькающих с двух сторон стволов заиндевелых деревьев. Лучше поездки на взмыленной тройке, может быть только повторная поездка.

Капище встретило искрящимся на солнце снегом на застывших на морозце идолах богов. Тут и Перун-громовержец, и Морена-Владелица мира нави, и Лель-сердцеед, мучитель влюбленных, все тут. Стоят, ждут даров от почитающих их смертных. Безучастные, бездушные с виду, но такие живые на самом деле.

Взметнув снежную взвесь к небесам, санный поезд с гуляющей свадьбой остановился у частокола, напротив ворот капища. Щербатый лихо перепрыгнул через резной борт колесницы.

– Спешивайся. – Рявкнул и скрипнув створками, распахнул вход. – Первыми молодожены парами, за ними мамки с батьками, опосля остальные. Я внутри встречать буду. Нырнул он в проем и оттуда зазвучал его громкий весьма мелодичный торжественный бас, затянувший гимн богам и предкам:

– О Славу Богов и Предков наша!

Во Славу Единого и неделимого Бога Отца.

Трисветлого Великого Рода-Породителя нашего!

Да содеятся все деяния наша, да во Славу Богов и Предков наша,

Иво процветание Родов и потомков наша!

Ныне и присно и от Круга до Круга!

Тако бысть, тако еси, тако буди!

Взявшись за руки молодые вошли внутрь капища. Обряд начался. Отцы в сопровождении жен вошли следом, неся в руках венки на вытянутых руках, сплетенные из высушенных дубовых листьев, ромашек и васильков. Положены конечно живые цветы, но где же их взять зимой. Припозднились со свадьбой герои, но не их в том вина.

Щербатый пел молитвы и гимны, клал на алтарь требы. Одному ломоть хлеба, другому кувшин меда, а кому и крынку молока, никого из богов не забыл, не обидел, всех уважил, всех приветил, и вот наконец развернулся к молодым и беря у родителей венки с молитвой:

– Макошь-мати пряжу пряди

долю води жито роди

нити веди живи люди

право суди тако буди!

гой! ма! слава!

Возложил на склоненные головы.

– Мамка! Рушники давай! – Рявкнул он.

Улыбающаяся Любава выскочила из-за спины Перла, и протянула расшитые рунами полотенца.

– Руки протяните, молодежь. Вязать буду. – С этими словами смеющийся волхв, скрутил узлами ладони женихов и невест. – Ну вот, почти и готово, а теперь красавицы губы ваши подставляйте. – Он подхватил ковш с тягучим медом из-под идола Перуна, и лопаткой в виде ивового листка мазанул по улыбкам девушек. – Целуйтесь. Пусть действо это медом и молитвой помазанное, скрепит узы ваши. Отныне, вы перед людьми, духами, и силами небесными Мужья и жены. Слава Роду!

И тут произошло чудо. Сушеные листья и цветы в венках на головах молодоженов налились жизнью, зазеленели, расцвели. Благословили боги союзы. Любо им видеть детей своих счастливыми.

Слава Древним Отцам наша, кои ныне во Сварг.

Пречистой, и зрят вси деяния наша, и хорошо улыбаются нам.

И тако мы не есть одни, а с Отцами наша.

И мы потомки чуя Славу Праотцов наша, держим

в сердце нашем Свята Расу,

Коия есть и пребуде землею Богов и Отцов наша.

Ныне и присно и от Круга до Круга. Тако бысть, тако еси, тако буди!

– Слава роду. – Взревели все присутствующие. – Слава Мокоши!

Санный поезд, взметнув изморось в небо, заскрипел полозьями по укатанному снегу, и унес свадьбу назад, в Новгор. Гулять, меда пить, закуски вкушать да песни петь, через костры прыгать да хороводы водить. Весь день да вечер, да ночь не ночь, благословляя молодых в опочивальню, а утром, всем обществом рубаху ночную, белую, со следами капель крови, чистоты свидетельницы, на крыльце вывешенной, согласно обряда рассматривать.

Завтра будет новый день, и только боги знают – будет ли он счастливым и спокойным, ну а сегодня свадьба. Пир. Сегодня любо!

Глава 2 Баян.

Утро. Оно бывает хмурое, бывает тревожное, бывает доброе, а бывает вот такое, как сейчас– наполненное счастьем, эйфорией проведенной ночи.

Федогран наслаждался. Лежал на дубовой, резной в завитушках причудливого орнамента кровати, утопая в облаке перины на лебяжьем пуху, положив голову на тугую белоснежную подушку с кренделями вязаного орнамента, смотрел как Алина, красная от смущения, одевает сарафан и улыбался.

– Отвернись, охальник. – Сверкнула девушка в его сторону глазами, в которых не было злости и покраснела. Смех, смущение, просьба, все смешалось в этом взгляде, а вот злости не было.

– Вот еще. – Фыркнул парень. – Ты жена мне. Хочу, смотрю, а хочу, обнимаю. – Он засмеялся и протянул к ней руки. – Зачем встала? Рано еще.

– Петухи уж петь перестали, а ты говоришь рано. Поднимайся лентяй. Да не тяни ты ко мне руки. – Она со смехом шлепнула по протянутым к талии ладоням. – Хватит уже, на вечер оставь. Там гости ждут нашего выхода, а мы с кровати встать не можем.

– Не больно-то они скучают. – Кивнул молодой муж в сторону окна, где звучал смех и песни. – От куда только сил понабрались, ведь всю ночь горлопанили да танцевали. Еще я вроде струны слышал? Или почудилось?

– Нет, не почудилось. То скоморохи приехали. Я слышала, давеча, что их князюшко наш нанял, да прислал на свадьбу. Люб ты Сославу, вот он и озаботился.

– Это на чем же они играли?

– Вот чудной. – Рассмеялась Алинка, и ткнула его кулачком в лоб. – На гуслях конечно, на чем же еще. Квасу хочешь? – Подхватила она со стола кувшин и ловко налив в кружку, протянула мужу.

– Спасибо родная. Действительно пить хочется.

Вставать не хотелось. В коем веке предоставилась возможность никуда не торопиться. Поваляться в перине, а не на голой земле, укрывшись теплым одеялом, а не промозглым рассветом, смотреть на жену, а не на строй наступающих врагов. Насладится покоем и счастьем. Отдохнуть душой от всего, что свалилось на него в последний, с лишнем, год. Но оно того стоило.

Любимая жена, верные друзья, свой дом, наполненный счастьем. Жалеет ли он об оставленном где-то в глубине веков будущего прошлом. Нет. Он даже его не вспоминает. Только иногда, маму и папу. Вот их действительно не хватает.

Федогран лежал, закинув руки за голову, смотрел в потолок, и ни о чем не думал, погрузившись в пелену наслаждения покоем. Некуда спешить. Дайте отдохнуть богатырю, он это заслужил.

– Уж ты, Порушка-Параня, ты за что любишь Ярослава? -Я за то люблю Ярослава, что головушка кудрява.

«Во как песню на местный лад переделали». – Улыбнулся Федогран. –«Нет, всё-таки скорее это уже в будущем переделали, подстроили под реалии». – Он потянулся.

Струны весело звучали за окном, песня чистым баритоном неслась по округе подхватываясь эхом хора девичьих голосов. Второй день свадьбы вступил в свои права, а вернее плавно сменил первый, из веселой ночи перевалив в голосистое утро, а впереди еще седмица гуляний. Умели развлекаться предки. От души веселились. Сегодня парни сойдутся на кулачках, стенка на стенку.

Вот тоже забава, непонятная для жителей будущего, а ведь она часть праздника.

Не надо думать, что это банальный мордобой. Ошибаетесь. Это своеобразный ритуал, традиция позволяющая молодцам показать силушку, завоевать внимание и авторитет, потенциальным невестам свою удаль показать, то что выйдет из парня надежный муж, защитник семейного очага, который не испугается, не убежит толерантно в сторону. Ну и воеводе конечно же смелость доказать. Да как без этого? Показать, что выйдет из молодой заготовки воин знатный, надежный защитник отечества, спину врагу не показывающий.

Мы же восхищаемся боксом? Не считаем его дракой? Стенка на стенку, это еще более зрелищное действие чем схватка в ринге, и даже со своей поддержкой из красавиц, разве что в сарафанах, а не стрингах, команду танцами поддерживающей, только более эмоциональной, и не сдерживающейся в выражениях чувств.

Федогран прикрыл блаженно глаза, слушая песню.

– Тут к тебе гость. – Алина заглянула в дверь. – Одевайся да в трапезную выходи. Он тебя ждет. Хватит увалень валяться, засмеялась она, увидев сморщившиеся в недовольстве лицо, завтрак остынет.

– Кто там? – Пробурчал вздохнув тяжело парень. Его легко понять. Вылазить из-под теплого одеяла и неги совсем не хотелось.

– Скоморох пришел. Поговорить хочет.

Гость на клоуна похож не был совсем. Статный черноволосый мужчина, около сорока лет на вид, в легкой, короткой, не сковывающих движения кольчуге, без рукавов, встал навстречу хозяину, звякнув струнами на закинутых за спину гуслях. Поклонился в ноги, по обычаю.

– Здрав будь богатырь. – Прозвучал в избе приятный громкий баритон. – С просьбой к тебе. Сказки я о твоей удали складываю да по миру хожу, былины пою. Вот набрался смелости, зашел познакомиться, и из первых уст о подвигах четверки удальцов легендарных послушать. Ты уж не откажи. Сделай милость. Поведай что-нибудь.

– Как-то непривычно мне про себя рассказывать. – Ответил поклоном на поклон наш герой, и смутился.

– Ты присядь, гость дорогой, не знаю как кличут тебя, уж не обессудь. Закуси чем бог послал. – Засуетилась Алина.

– Благодарствую хозяйка. Меня Баяном народ зовет. – Вновь поклонился и расправил уверенным движением усы гусляр. – Не откажусь. – Он сел за стол, а Федогран устроился напротив, не зная о чем дальше говорить, и потому чувствовал себя неудобно, но гость оказался человеком общительным. – Дозволь я тебе былину о подвигах спою. – Он перекинул со спины свой музыкальный инструмент и ловко пробежал пальцами по струнам. Алинка в этот момент выскочила из трапезной за угощением. – Слушай. – Закатил он голубые глаза и вдруг застыл. В его зрачках заколыхалась тьма, и расползлась заполнив собой взгляд. Он положил на стол гусли и заговорил уже другим, тихим шипящим басом:

– Не ожидал? – Смех сотряс грудь гостя. – Я сам не думал, что так легко получится, но как видишь, удалось.

– Ты кто? – Вскочил Федогран, но замер, так как оружия с собой не было, меч висел на стене в зале, в другом помещении. Алинка могла войти в любой момент и попасть в лапы этому странному скомороху, явно настроенному враждебно.

– Не признал, богатырь? А ведь мы с тобой уже встречались. Даже подраться успели. Помнишь реку Смородину?

– Чернобог? – Сердце у парня ушло в пятки. Один, без оружия, без доспехов, он и минуты не устоит перед силой высшего создания. Сам-то ладно. Но Алинка. Ей-то за что это?

– Не суетись. – Чернобог улыбнулся вполне дружелюбно. – Ничего тебе, а уж тем более твоей зазнобе не угрожает. Я не биться пришел. И вообще, нет меня здесь, только небольшой кусочек души в Баяна подселенный, но вполне себе сильный, чтобы сущность гусляра в угол забить, дабы бы не мешала нам поговорить. – Сядь богатырь. Выслушай.

Федогран недоверчиво присел на край стула, готовый в любой момент сорваться. Веры лживому богу не было. Кто его знает, какую пакость задумал жуткий гость.

– Говори. – Дрогнул голосом парень.

– Не буду затягивать. Твоя жена может в любой момент вернуться и разговор придется прекратить. Кстати, поздравляю, ты теперь истинный муж.

– Спасибо не скажу. Твои поздравления меня не интересуют. – Федогран твердо посмотрел гостю в глаза.

– Что же так грубо? Я от всей души. – Захохотал тот. – Ну да ладно. Не за тем пришел. У меня предложение. Очень выгодное. Я знаю, что ты не из этого времени, и зовут тебя на самом деле Федей. Вижу по глазам, что ты удивлен, а зря, я всё-таки не простой какой-то там дух, а бог, и к тому же довольно сильный и быстро набирающий мощь, мне многое ведомо.

Подумай, что тебе дали твои новые друзья. И чтобы тебя не отвлекать и не загружать разум воспоминаниями перечислю сразу все подарки:

Для начала сорвали слабого мальчика, вытащили бесстыдники из теплой пастели и закинули в дикий лес. Было? Можешь не отвечать. Ведаю что было.

Далее издевались всячески готовя в нереальные сроки из тебя воина. Сколько потов сошло? А все для чего? Да все для того, чтобы старая карга тебя не сожрала на обед. Сама вытащила, сама условия поставила невыполнимые и ждала лакомство. Хорош подарок, нечего сказать.

Дальше под медведя подставили. Испытать, видишь ли, им тебя захотелось. Ну и как? Хорош подарок? Жив остался, вот и ладно, вот и хорошо.

Дальше перечислять? Крылатый червь, Баш Челик, орда. Ни много ли на одного ничего не понимающего паренька? Да еще и на меня натравили. Может хватит с тебя уже?

Федогран сидел напротив, смотрел и молчал. Он ждал, думал и просчитывал варианты действий. Когда не понимаешь соперника, трудно прогнозировать дальнейшие события.

– Ну что, ты молчишь? Тебе мало? Может еще по мелочам напомнить?

– Что ты хочешь? – Заговорил наконец богатырь, растягивая слова.

– Вот это уже другой разговор. Правильный. – Улыбнулся довольно Чернобог. Удивительно, на сколько довольно приятное лицо человека, на данный момент, скомороха, может исказить внутренняя сущность. Улыбка показалась хищным оскалом приготовившегося к прыжку тигра с примесью хитрой, лисьей нотки. – Договорится. Что тебе дали новые друзья, и что отняли, ради своих интересов. Сопоставь, подумай, а затем обмозгуй мои предложения. Я не тороплю, и даже ответа не требую. Ты умный человек, и выберешь правильную сторону, когда это понадобится. Врем еще есть.

– Слушай. Сволочь. Говори уже. Не томи. – Федогран нервничал, ожидая, что вот-вот войдет Алина. Непонятно, что произойдет дальше. Как поведет себя высший? Что предпримет?

– Зачем же сразу сволочь? – Усмехнулся собеседник. Я же тебя не оскорблял.

– Конкретней? – Рявкнул Федогран обрывая новые разглагольствования.

– Хорошо, хорошо. – Выставил ладони вперед собеседник, давая понять таким жестом, что все понимает. – Ты переходишь в нужный момент, на мою сторону, а взамен я отправляю тебя назад, в твой родной мир. В твое время. К маме с папой в уютную квартиру. К компьютерам, телефонам и телевизорам. Где не надо будет ни с кем воевать. Валяйся на диване, жуй чипсы и запивай лимонадом. Могу даже твою жену туда отправить, ежели конечно она тебе к тому времени не надоест, а то и тут оставлю. Еще денег подкину, так, чтобы и внуки безбедно жили, ничего не делая. – Усмехнулся и посмотрел клубящимся мраком в глаза. – Думай. Время есть. Наша с тобой схватка за скрижаль еще не скоро. Помни мое предложение, и в нужный момент, просто не мешай, а отойди в сторону.

Глаза скомороха резко потеплели и вновь налились синевой, став прежними. Он встрепенулся расправив плечи, пробежал по струнам пальцами и пропел, словно оканчивая балладу:

– Ай поили питьицем медвяныим.

Они тут с Федограном и помирилися.

– Ну как тебе моя сказка богатырь? Не много ли я в ней напридумывал? Не далека ли она от истины? – Глаза смотрели с такой наивностью. Сразу чувствуется, что человек ничего не помнит из последних событий, для него, не было Чернобога. Он играл и пел.

– Да уж. – Вытер пот со лба Федогран. – Хорошую ты сказку сочинил. Аж до пяток пробрало. Теперь седмицу не усну.

– Вот как. – Подскочил довольный Баян. – Я так рад, что угодил. – Он чуть не пустился в пляс, но был остановлен богатырем.

– Сядь. Не суетись. Сейчас жена меду принесет, выпьем, и еще ей споешь.

– Конечно. С радостью. – Плюхнулся на свое место скоморох. – Непременно спою. Только ты ответь мне на несколько вопросов. Очень многого я не понимаю в твоих подвигах. Те свидетели, которых я расспрашивал, глаголют разное, а мне для былины истина нужна. Непременно правда. Кривда богам неугодна.

– Богам? – Поднял глаза богатырь, едва не сорвавшись и не накричав на довольного собой, улыбающегося гусляра, но вовремя одумался. – Ну да. Богам истина важнее всего. Спорить с тобой не буду про то, что такое правда.

Тут за штанину богатыря дернули, и ловко вскарабкавшись по рубахе на плече забрался шишок.

– Чего интересного я пропустил? – Стрельнул он глазами в гусляра.

Дверь скрипнула и наконец пришла Алина, неся поднос с караваем ржаного хлеба, жареной, парящей ароматом курочкой и крынкой меда с двумя кружками.

– Отведайте, что бог послал. – Улыбнулась она с порога.

– А ты чего в кокошнике, красавица. Мне твои распущенные волосы больше нравятся. – Засмеялся Илька, обернувшись к жене Федограна.

Девушка вздрогнула, покраснела, схватилась за головной убор, уронив поднос и едва не села на пол.

Надо пояснить, дорогой мой читатель, что распущенные женские волосы, считались в те времена непотребством, символом гулящей особы, видеть их могли только подруги да муж в спальне. От того и такая реакция была у девушки на слова шишка.

– Ты что же? Ты у нас в спаленке был, маленький гаденыш? – Краска окончательно залила ее лицо, сделав пурпурным. – Подглядывал?

– Что ты, красавица, как я мог… – Начал было оправдываться негодник, но заболтал ногами, схваченный Федограном за шкирку.

– Говори. Был или нет, паскудник. Правду! – Рявкнул богатырь, сверля глазами трепыхающееся перед лицом тельце.

– Как можно. Брат. Что я, не понимаю. Не было меня в спальне. Мы с домовым и банником всю ночь мед в овине пили. Набрались так, что я проспал.

– Врешь, гаденыш, ты не пьянеешь.

– Богами клянусь. – На Ильку было страшно смотреть, на столько тот испугался взбешенного богатыря. – Охмелел в этот раз. Мне такой подарок видимо мой создатель…

– Верю. – Опустил брата на стол Федогран. – Но ежели узнаю противное. Удушу. – Не был он в спальне, Алинушка. Пошутковал он неудачно. – Встал богатырь, подошел и обнял жену.

– Однако весело у вас. – Рассмеялся гусляр.

– Про это баллады слагать не надо. – Федогран так на него посмотрел, что тот сразу сообразил, что действительно не стоит.

– Там это… Там стенка на стенку сейчас сойдутся. Пошли посмотрим. – Осмелел шишок, когда понял, что опасность миновала.

Легкий морозец слегка пощипывал щеки. Позднее утро. На поляне, у городских ворот собрались обнаженные по пояс парни, выстроившись неровными линиями с двух сторон, напротив друг друга. С одной стороны в синих шароварах, с другой в красных, босыми ногами тая притоптанный снег.

Довольный, раскрасневшийся похмельем воевода, поднял руку.

– Начали. – Рявкнул махнув ладонью.

Замелькали, обмотанные тряпицами кулаки, закачались плечи, заскользили по-кошачьи ноги, помогая приемам рукопашной схватки, именуемой в народе: «мельница». Красиво. Завораживает боевой танец древних людей.

Неподалеку девушки. По случаю праздника в сарафаны нарядные одеты. Светятся все, то ли от внутреннего света, то ли от поднявшегося в небо яркого зимнего солнышка. Еще и свистят по-разбойничьи, было и такое, не стеснялись древние женщины в выражениях эмоций. Своих парней поддерживают. Веселье летает в воздухе. Танцует радостью, словно живое, бери и трогай.

Победили синие. Выдавили за линию, отчерченную воеводой, красных. Обнялись, расцеловались все, и победители и побежденные. Никаких обид. Расквашенные носы, да наливающиеся синяки не в счет. То боевые награды. Ими гордится будут. Перед невестами хвастаться, как на ногах после удара устояли, а в ответ: «хрясть», и соперник с ног.

На кулачках побились. Пора и к столу. На главной площади, под открытым небом, угощение расставлено. Мамки, да няньки расстарались. Завалили яствами аппетитными да напитками хмельными. И так до вечера. Праздник живота.

А когда солнышко к горизонту скатилось, и вот-вот спрячется, уйдя на покой погрузив мир в лунную ночь, снова за город, вновь весь люд за ворота городские. Там уже костры полыхают. Пришла пора хороводы водить, песни петь, сказки рассказывать, да через огонь, взявшись за руки прыгать. Счастье. Такого на диване не испытаешь.