Текст книги "Печать позора"

Автор книги: Даша Art

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Допей, или я...

– Да, да, зальёшь этот сок мне прямиком в горло.

Я выпила залпом и поморщилась. Это издевательство над моим желудком в чистом виде.

Николас дождался, пока я сделаю вдох, затем обхватил меня за талию, развернулся и посадил на столешницу. Мы оказали нос к носу. Они почти касались. Николас взял стакан из моих рук и поставил рядом.

– Сейчас станет легче, вот увидишь, – практически прошептал он.

Его руки по-прежнему находились на моей талии. Мои ноги были плотно сдвинуты, поэтому рядом было только его лицо, но не его тело. Он надавил своим крепким торсом мне на колени, видимо, чтобы раздвинуть их, но я не собиралась делать этого. Я и так слишком открыта. На мне ведь все еще короткая кожаная юбка. Я попыталась оттолкнуть его, но Николас не собирался отступать.

– Убери от меня свои руки! – Мой голос больше напоминал шипение.

Неужели он, действительно, думал, что со мной можно так легко играть? Серьезно?

Так было раньше! Сейчас реакция моего тела на него ничего не значит. Да, его прикосновения дрожью проходят по моему слабому телу, но рана кровоточит, напоминая о себе.

Я выучила урок. Николас Свен, как змея, влил в меня тот яд, что два года разрывал моё сердце, мою душу на части. Я только начала собирать себя по осколкам воедино.

Обрыв смерти.

Так называется самое страшное место недалеко от нашего городка.

Я подхожу к нему. Очень медленно в надежде, что меня остановят. Обнимут. Скажут: «Ты с ума сошла? Как же я буду без тебя?». Но никто не останавливает. Порез на животе заживает, но дыра от сердца до души и обратно не собирается затягиваться.

Я морщусь, вспоминая вспышки фотокамер и его жесткий отрешенный взгляд. Николас стоял, скрестив руки, холодно наблюдая за происходящим. Это всё было подстроено. Но для чего? Что ему с того, что надо мной будут издеваться?

Я не понимала, а он и не собирался рассказывать. Я пытаюсь закутаться в простыню, на которой видны следы моего вчерашнего падения с небес на землю. Подхожу к нему, дрожа всем телом, сердце сжимается, но Николас даже не смотрит на меня. Из глаз текут слёзы, полностью смывая розовую пелену. Боль. Словно в сердце пытаются воткнуть затупленную отвёртку. Николас усмехается.

Нет, этого не может быть! Шум, фотовспышки не прекращаются. Смех. Они смеются, нашли новую игрушку. И её подарил им он, моя первая любовь, человек, которому я так бездумно отдала свою невинность. Ноги сами уносят меня из этой проклятой комнаты.

А в понедельник утром вся школа уже была обклеена моими фотографиями. Их было множество. Голая грудь, сонное лицо, волосы, разметавшиеся по подушке. На моих ягодицах простынь с пятнами крови. Я прикрываю грудь рукой и одеялом, на моем лице шок и слёзы. Я стою напротив Николаса, умоляюще смотрю на него, а он зло улыбается.

Эти фотографии объединяли только боль, слёзы и разрушенные иллюзии: что у меня есть друзья, что Николас Свен скрывает свое истинное лицо за маской равнодушия, что я могу понравиться ему. Я яростно срывала эти фотографии, крича и плача, но они появлялись снова и снова, каждый день. Отвертка входила в сердце все глубже и глубже.

С каждым днём становилось только хуже.

– Почему?! – кричала я, хотя от крика болел живот. – Почему вы не написали заявление в полицию?!

– Милая, вы немного поссорились – это не повод втягивать полицию...

– Не повод?! Тогда, что будет поводом?! Мама, ты видела мой живот?

Она побледнела, но быстро пришла в себя. Мама снова улыбалась. Я будто билась о бетонную стену – непрошибаемую, холодную. Она улыбалась, хотя её ребенка чуть не убили. Даже кошки и те защищают свое потомство. Отец даже не приехал из Майами. Я не видела его уже три месяца.

Моим родителям всё равно.

Вики.

Я знаю, это она порезала мне живот шпилькой своих новеньких блестящих туфелек. Я увидела её, на секунду открыв глаза в тот ужасный вечер. Слезы текли ручьем, перемешиваясь с кровью. Боль в сердце могла бы соперничать с болью от раны. Вики ранила меня внутри гораздо больше, чем снаружи. До того момента она лишь наблюдала, но сейчас точно сделала свой выбор.

Что я сделала ей? За что она так со мной?

Я уж точно не нужна своей, еще когда-то лучшей подруге.

Больше в моей жизни никого нет. Все, кто когда-то общался со мной, сейчас плюют мне в лицо...

Николас.

Я замерла у стены, каждый шаг давался мне с трудом. Я была бледная, как смерть. Одной рукой прикоснулась к источнику жуткой боли, другой схватилась за стену, чтобы не упасть. Я смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, всё еще надеясь, что он заметит моё состояние, поможет мне. Но Николас даже не посмотрел в мою сторону, прошел мимо, как всегда. Рука намокла, я подняла её на уровень глаз. Кровь. Рана открылась...

Я смотрю вниз с обрыва. Сегодня идёт дождь. Идеальная погода, чтобы шагнуть вниз. Там, внизу, океан бьётся о скалы так же, как я билась о людей, прося оставить меня в покое. Скалы не дают океану быть свободным, но океан поможет мне освободиться. Моё тело – это моя обуза. Оно мешает мне воспарить над облаками, отправиться туда, где нет боли, где душа не разрывается на части, а из глаз не текут реки слёз.

Ветер развивает мои волосы. Он со мной. Он поможет мне, наконец, обрести покой. Дождь усиливается, я делаю глубокий вдох и шагаю.

Но я не лечу стремительно вниз. Кто-то прижимает меня к себе – кто-то высокий и тёплый. Он разворачивает меня лицом к себе. Я утыкаюсь ему в плечо, судорожно сжимаю его рубашку. Рыдаю. Слезы устроили настоящий потоп. Из моей груди вырываются рваные звуки. Он гладит меня по голове, волосам, спине, шепчет мне на ухо что-то успокаивающее. Мягкий голос, приятный запах. Он пахнет какими-то медикаментами и дорогими сигарами...

Мистер Оливер Палмер.

Глава 12

POV Николас

Пятница. Я как обычно в этот день сижу в углу бара «Только пьяные». Сам бар, девки, выпивка меня не привлекают. О моём негативном отношении к алкоголю знают все, о его причинах – лишь немногие. Рядом Маркус. Он полулежит на сидении и, кажется, спит. Ему пофиг.

Я жду её.

Каждую пятницу она выходит на сцену. Её не видно, лишь силуэт, но одного голоса достаточно, чтобы узнать эту девушку. Сомнений нет. Я слышал, как она поёт тогда, на берегу.

Это Жаклин Томсон. Большеглазый ангел. Девушка, которую я хотел сломать. Хотел, чтобы и она, и её семейка почувствовали то же, что чувствую я всю свою грёбаную жизнь. За всё надо платить. Боль за боль. Страдания за страдания. Я думал, что глядя на её унижение, моя дерьмовая жизнь станет легче. Но вот кровь...

Крови не должно было быть. Всё вышло из-под контроля. Сара вышла из-под контроля. Чёрт, я не хотел, чтобы её били!

Да, я сволочь. Но мне нечего терять. Мои богатенькие родители заняты лишь собой. Отец – добычей своих миллиардов и тратой их на своих шлюх, мамаша – бутылкой.

Два года назад я был вне себя. Я не мог понять, за что мне такая жизнь? Почему у кого-то счастливая семья, в которой все друг друга любят, а у меня эти люди, которые даже имя моё вспоминают с трудом?

Тотальное одиночество.

Я хотел, чтобы Жаклин испытала это на себе.

Единственный человек, который всегда рядом – это Маркус. Но не потому, что мы такие офигенные друзья. Мы просто соседи, наши семьи похожи. Мы объединились, чтобы не казаться одиночками. Так у нас нет необходимости впускать посторонних в наши жизни.

Сегодня что-то изменилось. На сцену вышла не Жаклин. Это точно. Скорее всего, та бойкая иностранка. Она выходит, плавно виляя своей округлой попой. Жаки ходит не так. Она не двигает своими бёдрами так сильно, скорее робко покачивает.

Девушка ставит штатив для микрофона посередине, сама походит к краю. Маркус напрягается, видимо, тоже узнав её. У него с этой иностранкой какие-то отношения, но он их скрывает. Я несколько раз видел, как Марк зажимал Яну в тёмном уголке, но интересоваться не стал.

Заиграла музыка. Кажется, это Imagine Dragons – Believer.

Хм, в женском исполнении не могу себе представить эту песню. Но затем я слышу голос Жаклин, по телу рассыпаются мурашки. Она выходит на сцену, медленно движется к штативу, исполняя куплет. Её подруга тоже не стоит на месте, она танцует – очень соблазнительно, надо признать, и откровенно. Даже местами слишком. Марк даже с места вскочил. Еще бы, я бы тоже злился, если бы на девушку, которую я хотел, пускали слюнки все пьяные мужики бара.

Но не я. Я смотрю только на Жаки. Её стройное тело медленно двигается, покачиваясь в такт мелодии. Даже в тени видны длинные, стройные ноги Жаклин, мягкий изгиб тела. Голос притягивает к себе, завораживая.

И я двигался. Всё ближе и ближе. К ней.

Жаки подошла к центру сцены, вставила микрофон в штатив и резко дернула его на себя, при этом распустив волосы. Она выдохнула будто из глубины души:

– Боль! Ты заставил меня, заставил меня верить, верить...

Её волосы разлетались в разные стороны, при каждом повороте головы. Я замер. Эти слова адресованы мне? Это я заставил её поверить, а потом сломал?

Да, это точно обо мне.

В сердце ноющая боль. В горле появился огромный ком. Эта я та сволочь, что воспользовался ею, а потом швырнул на растерзание самой деспотичной твари нашей школы.

Могу ли я оправдать себя? Нет, я даже не собираюсь пытаться. Я хотел видеть её боль и увидел. Только где оно, облегчение?

Два года назад я считал, что эта справедливая расплата. Но то, что недавно заявила моя аморальная мамаша, перевернуло всё с ног голову! Я поверил ей, а она соврала мне в сотый раз!

Я считал себя слишком умным, во мне бушевал гнев, и я наломал таких дров, что теперь невозможно исправить.

Я сам запустил таймер этой бомбы, и теперь она взорвёт меня же изнутри. А эта хрупкая девочка поёт, что собирает себя по кусочкам.

Давай, милая, сделай это и швырни мне прямо в лицо.

Яна срывает маску со своего лица, и я только тогда замечаю, что у Жаклин такая же маска.

Что она творит? Она поёт здесь только потому, что никто не знает, кто выходит на эту сцену каждую пятницу!

Жаки продолжает петь. Мою грудь сжимают стальные тиски. Она буквально вырывает микрофон из штатива, затем, отбрасывая эту палку в сторону, выходит на свет.

Нет, девочка, не делай это! Это же твоя отдушина. Не забирай у себя то, что даже я не решился отнять.

Очередь припева. Яна танцует возле Жаклин. Это игра. Они играют со зрителями. Мои ладони потеют. Я сжимаю кулаки в тот момент, когда Яна срывает маску с синеглазого ангела, раскрывая её секрет. Ту тайну, что она бережно хранила эти два года.

Жаки вкладывает в слова такую боль, что в области груди не просто щемит, она проезжает по моей чёрствой душе наждачной бумагой.

Зал замирает. Да, они узнали её. Я готов рассмеяться.

Очень эффектно, ничего не скажешь.

Я стою недалеко от сцены. Она меня не замечает, но я вижу, как Жаклин бьет крупная дрожь. Такое ощущение, что она сейчас упадет, спускаясь со сцены. Я делаю несколько шагов вперед, чтобы поймать её, если что, но она справляется.

Жаки направляется в бар. Я даже зарычал. Я видел, как этот бармен поцеловал её в прошлую пятницу. Я бы размазал его по стенке, если бы меня не удержал Марк. Он всегда вёл себя спокойно и сдержано, в отличие от меня. Тогда Жаклин оттолкнула его, но я не мог быть уверен, что и сейчас она это сделает. Эта девушка полна сюрпризов.

Бармен улыбается ей, что-то говорит. Жаки приближается к нему. Слишком близко. Губы к губам. Чёрт, нет!

Но затем она также спокойно отходит. Что это было? Бармен кривится, наливая стопки. Она выпивает одну из них. Морщится, хватается за горло. Водка, наверно. Яна выпивает свою очень профессионально. Я не вижу Марка. Куда он делся? Жаклин что-то говорит им, затем разворачивается и куда-то идёт. Я следую за ней, вижу табличку «Чёрный ход».

Выхожу. Она сидит на корточках, прислонившись в стене. Ей плохо?

Здесь темно, никого нет. Только Жаки и я. На ней сегодня неимоверно сексуальный наряд. Чёрная, неприлично короткая кожаная юбка, кружевной топ, высокие каблуки. Её и без того идеальное тело, кажется ещё более совершенным.

– Я был уверен, это ты пела в тени.

Она резко встает, окидывая меня взглядом, в её глазах загорается огонёк.

– Что ж, возьми свой приз с полки, – говорит Жаки, растягивая слова.

Огрызается? Мне нравится. Я точно хочу взять свой приз. Я скрещиваю руки на груди – привычка.

– О, я точно возьму его. Не сомневайся...

Она не даёт мне договорить.

– Мне как-то, знаешь ли, всё равно.

Жаклин собирается уйти, но резко останавливается. Она оборачивается, её тело натянуто струной.

– Но если ты все это время знал, то почему не рассказал всем?

Логичный вопрос. Я и сам не раз задавал его себе.

– Почему же? Думал, что так держишь меня в своей власти? Полностью контролируешь?

Она скрещивает руки, становясь в позу наглой стервы – ей не идёт.

– Это был твой последний козырь, правда? Ты наслаждался мыслью, что можешь окончательно уничтожить меня? Но не сделал этого. Почему? Почему не добил меня? Ведь ты же этого хотел!

В её словах я слышу ярость. Она выплёвывает слова, подобно яду.

Да, это был мой козырь. Я действительно считал, что контролирую её жизнь. Что она принадлежит мне. Но с каждым разом, когда я слышал её пение, желание рассказать становилось все меньше.

Два года я живу от пятницы до пятницы. Только тогда я могу позволить себе смотреть на неё. Я оправдывал себя тем, что не вижу Жаклин. Я наблюдаю за тенью и слушаю ангельский голос, но не Жаклин Томсон.

Она срывается на крик:

– Или ты ждал подходящего момента?

Я молчу. Что я мог ответить? Все её слова попадают ровно в яблочко. Только я больше не выжидаю.

Все происходящее больше не имеет смысла. Сейчас мне придётся столкнуться с расплатой. И я готов её принять.

– А-а-а, нет, – она продолжает развивать свою мысль, – как же я могла забыть. Ты не делаешь всю грязную работу сам. Ты кидаешь её Саре, а уж она действует со своими...

Я резко дергаюсь к ней, прижимаю её к стене своим телом. Тело Жаклин, её запах сводят меня с ума. Я прижимаюсь еще теснее. Она сопротивляется, я ловлю её руки и вытягиваю их над головой, проводя губами по шее – так сладко. Я до боли хочу касаться её. Слишком долго подавлял это желание.

– Твой голос, – как обезумевший шепчу я ей на ухо, попутно заполняя её ароматом свои никчёмные легкие, – мне нравилось его слушать. Я не рассказал, потому что каждую чёртову пятницу я сидел и смотрел на твой силуэт, слушал, как ты поёшь.

Жаки замерла. Что, удивлена?

Я отрываюсь от шеи. Смотрю ей в глаза. В этой синеве столько эмоций, я даже не могу разобрать хотя бы одну из них. Но по её телу проходит дрожь. Я провожу рукой по ее бедру, приподнимая юбку. Затем издаю что-то похожее на стон, но быстро заглушаю его, прижавшись губами к её губам. Она напрягается. Я запускаю руку в её шелковистые волосы.

Жаки расслабляется, приоткрывает рот. Я не могу сдержать рычание, касаясь её языка – это выше моих сил. Я отпускаю её руки, и она зарывается в мои волосы, прильнув ко мне. Ощущения переполняют меня. Мне нужно оказаться внутри неё, чтобы делать её своею. Я могу отдать и себя, если она захочет.

Всё прекращается в следующую секунду.

Я не понимаю, что происходит. Но уже не прижимаю ангела к себе.

– Никогда! Никогда больше не прикасайся ко мне!

Жаклин с отвращением вытирает свои губы. В её глазах пылает ненависть.

Она убежала. А я прислонился лбом к стене, к которой только что было прижато моё удовольствие в чистом виде.

Я не могу отпустить её вот так.

– Жаклин! – кричу я.

Она стоит у барной стойки. К ней подлетает Джереми. Он хватает её, затем начинает трясти.

Какого чёрта?

Я ускоряю шаг.

– Живо убрал от неё свои грёбаные руки!

Я просто пылал изнутри. Маркус прячет Яну за спиной. Пф, заботится. Он хорошо меня знает. Я не собирался спускать Джереми с рук то, что он устроил.

– У меня ничего не было с твоим братом! – кричит Жаки.

– Как же, видел я, как вы присосались друг к другу в прошлую пятницу!

– Джереми, что ты себе позволяешь?

Жаклин вырывается и начинает кричать. Её лицо раскраснелось. В ярости она выглядит шикарно. Этакая ангельская фурия.

– Думаешь, раз ты позволял мне здесь петь, то теперь можешь указывать, как себя вести? Напомнить тебе, сколько ты зарабатываешь по пятницам? Да ты просто пользовался этим! Тебе было очень удобно, что я пряталась! Так весь город только и говорил о твоём клубе! Точнее о том, что в нём выступает девушка-призрак, но я больше не собираюсь быть тенью, приносящей тебе доход, справляйся без такой шлюхи, как я!

Я замер. Это точно сейчас сказала Жаки? Эта на первый взгляд тихая и забитая девочка таила в себе такую силу? Я был поражён, мою челюсть можно было с пола подбирать. Так же, как и у остальных.

Жаклин собирается уйти, когда Джереми, этот сукин сын, снова сгребает её в охапку.

– Ты рехнулась? Кому еще будет нужна девка с этой печатью?

Я среагировал моментально.

– Я же сказал тебе, убрать от неё свои лапы!

Мой кулак в его челюсть. Я хотел сломать её, чтобы он больше не мог говорить подобные вещи Жаки или говорить вообще. Наношу ещё один удар, попадаю в нос. Слышу хруст. Он валится на пол. Я сажусь сверху и начинаю наносить удар за ударом. Вижу кровь, но меня это не останавливает.

Я злюсь на него, что он так обзывает Жаки, и ненавижу себя. Это я виноват, что с ней так разговаривают. Марк стаскивает меня, удерживает, чтобы я снова не набросился. Адреналин все ещё гуляет по моим венам.

– Ник, такого хрена? – Джереми вытирает свой нос салфеткой. – Не из-за этой ведь бляди?

В моих глазах темнеет от ярости, я снова рвусь в бой, но Маркус держит крепко.

– Ник, остынь! – голос Марка спокойный, но в нём точно есть угроз.

Я смотрю на Жаки. Она становится белее мела, касаясь своего живота. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять, о чем она думает. Боль. В её глазах блестят непролитые слёзы.

– Жаклин. – Я направился к ней, хотел успокоить.

Но она выставила руки вперёд, защищаясь. От меня.

– Не приближайся ко мне! Какого хрена ты лезешь не в своё дело? Я тебя не просила мне помогать! Не подходи!

Похоже, у девочки начинается истерика.

– Николас, – Маркус кладёт руку мне на плечо, тормозя меня, – не надо.

Я скидываю её:

– Не указывай мне, что делать, Марк!

Пусть лучше разбирается в своей жизни, в своих отношениях с той сексуальной иностранкой.

– Нам надо поговорить.

– Нет!

– Да!

Я рывком притягиваю Жаклин к себе. Она наступает мне на ногу каблуком. Я отпускаю её, сжав зубы, чтобы не крикнуть от боли. Эта синеглазая сводит меня с ума! Хотя я заслужил боль и похуже.

Жаклин подходит к барной стойке, хватает первую попавшую стопку и выпивает её. Она сжимает зубы. Я тоже сжимаю, но от злости.

– Алекс, налей мне текилу!

Она достает купюру из... ого, неожиданно... и кидает её на стойку:

– Давай лучше две!

Никто не двигается с места. Жаклин рассмеялась. Истерический смех явно не предвещает ничего хорошего.

– Не хочешь? Не беда...

Она хватает ещё одну рюмку. Девочка, что же ты делаешь?

– Жаклин, – предупреждаю я её.

Но она не обращает внимания, выливает в себя ещё и эту стопку.

– Алекс, мне нужны соль и лайм.

Жаки начинает хихикать. Алкоголь быстро ударил ей в голову. Я направляюсь к ней. Её нужно отвести домой. Но она уворачивается. И быстрее, чем я могу сообразить, вскакивает на сцену.

Она запела JoJo – Sexy To Me.

Господи!

Жаки танцует на сцене, поёт и явно получает от этого удовольствие. Пьяные зрители уже начинают подпевать и подтанцовывать. Я не хочу, чтобы они видели движения Жаклин, на ней же эта секси-юбка. Для чего она вообще её надела?

Девочка крутит попой, у меня кровь приливает не в то место. Я подхожу к сцене, хватаю Жаки, закидываю на плечо. Юбка не прикрывает её трусики, поэтому я закрываю их рукой.

– Шоу окончено!

Жаклин бьёт меня по спине. Сильная.

– Помоги! – кричит она своей подруге.

Но Яна не поможет. Марк не позволит ей сдвинуться с места.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! Отпусти меня! Какого хрена тебе от меня надо?

Я выношу её на улицу, чтобы посадить в машину и отвести её аппетитный зад подальше от возможных неприятностей. Знаю, что уже слишком поздно.

– Ты просто моральный...

Она замолчала.

– Моральный кто? – Я провёл рукой по её попе: не смог сдержаться.

– Дегенерат! Не трогай мой зад!

Я смеюсь. Надо же такое придумать.

Я ставлю Жаки на ноги возле машины. У меня ощущение, что как только я её отпущу, она убежит, поэтому я прижимаю её к машине.

– Я приехала с Яной. Она же и должна меня отвезти.

– Она выпила и никуда сама не поедет.

Садиться за руль в пьяном состояние – очень плохо. Моя мать однажды решила покататься, выпив предварительно полбутылки коллекционного виски. Итог: она чуть не убила ребёнка. Отец до сих пор оплачивает его лечение. А матери хоть бы хны. Даже пить не бросила.

– Почему он всегда такой?

Я не понял, о ком она.

– Кто?

– Маркус. Почему он всегда такой угрюмый? И не разговаривает?

Я смотрю на нее. Мои глаза сужаются, я усмехаюсь.

– Настолько пьяна?

Она хмыкает и задирает нос.

– У каждого из нас своя история.

У меня, у Марка, у Жаки, я даже уверен, что и у Яны – у каждого из нас свои семьи, свои проблемы. Как там говорил русский писатель?

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Да, я читал Тостого. Правда, очень давно. Бабушка заставляла.

– Да? – Она как-то странно смотрит. – И какая же твоя?

Я не хочу, чтобы Жаки узнала мою историю. Я вообще не хочу, чтобы о ней знал хоть кто-нибудь.

– А, хотя, знаешь, забудь...

Она резко дёргается, и я сразу понимаю, что происходит. Видел это не раз. Я отскочил как раз вовремя. Её выворачивает наизнанку. Неприятно, но у меня иммунитет.

– Фу, – она смотрит на свою блевотину, – какая гадость.

Могу сказать одно, ела она сегодня мало. Наверное, поэтому так быстр развезло.

– А вот не надо было меня нести вниз головой, – хихиканье.

– Пить не надо было, – предполагаю я.

– Только вот не надо мне указывать!

Жаки резко пошатнулась, закатив глаза. Я успел подхватить её в последний момент.

Я аккуратно положил её на сиденье. Она отключилась – быстро, однако.

Куда её вести? Домой? В таком виде?

Я привёз её к себе. Моих родителей все равно нет дома. Утром проснётся, я отвезу её.

Я принес Жаки в свою комнату, единственную жилую в этом доме, положил на постель. Решил, что не стоит её переодевать: неизвестно, какая у неё будет на это реакция. Жаклин боится и ненавидит меня. У неё на это есть тысяча и одна причина.

Я – тот человек, что разрушил её жизнь. И не только её. Я сам разрушаю и свою жизнь. Два года назад мне необходимо было кого-то обвинить в том, что моя семья такая, какая есть. И я выбрал самый простой – найти виновного и наказать.

Мне в голову стала приходить мысль, а что было бы, если бы тогда я не пошёл на это? Если бы позволил Жаклин любить меня. Может, я был бы счастлив сейчас? И она. Возможно, Жаки была бы счастлива?..

Я не сплю. Сижу в кресле, как в ту ночь, и смотрю на неё. Только в моей руке больше нет сигареты. Стараюсь бросить.

Во сне она такая расслабленная. Её белоснежные волосы разметались по подушке, спине. Как они могут быть такими шелковистыми? А запах... Она пахнет, как чистое блаженство. Сейчас я бы мог наслаждаться этим совершенством. Жаки была бы моей.

Я злюсь на себя, резко встаю. Когда я стал таким? Жалеть о своих действиях мне не свойственно. Никогда. А уж мечтать и подавно. Мечта. Она для наивных маленьких девочек.

Рассвело. Жаки скоро проснётся. Я готовлю антипохмелин или, как называет его моя мамаша, напиток жизни – просто сок лимона и сахар.

Я слышу, как аккуратно закрывается дверь моей спальни. Она проснулась. Я иду к лестнице. Жаки собирается смыться по-тихому.

– Решила уйти, не попрощавшись?

Она замерла, сжав ручку входной двери. Видок у неё, скажем честно, не очень. Косметика размазана по лицу, волосы зажили своей жизнью, отдельно от хозяйки. Этот наряд, конечно, безумно сексуальный, но не подходит для дневного освещения.

– Тебе лучше сначала привести себя в порядок.

Я махаю в сторону зеркала, Жаки смотрит на себя и замирает. Её глаза расширяются. Я чётко вижу, как в её голове крутятся вопросы, типа «это что Я?». Я улыбаюсь.

– Ванная там.

Она проходит мимо меня очень быстро. Я остаюсь на месте. Жаклин точно попытается сбежать сразу, как умоется. Она выходит и смотрит на меня. Я подхожу ближе. Без косметики она выглядит ещё невиннее.

– Так намного лучше.

– Я... – она запинается, окидывая меня взглядом, – мне нужно домой.

Да, я знаю. Но не хочу её отпускать. Я как можно мягче беру её за руку. Она удивлена. Я пользуюсь моментом и веду на её кухню. Беру со стола стакан и протягиваю ей.

– Выпей.

Она смотрит на него, как на яд. Да, я согласен, Жаки может так думать. Я вставляю стакан в её руку и говорю немного резко:

– Или сама выпьешь, или я насильно залью тебе его в горло.

Она морщится. Не нравится мой тон? Тогда пей.

– Это средство от похмелья, – я предугадываю её вопрос. – Выпей, станет легче.

Она продолжает рассматривать жидкость. Но потом все-таки вдыхает и делает глоток.

Её чуть не вырвало – это нормальная реакция желудка, отравленного алкоголем.

– Дыши глубже.

– Из чего оно? – Она вдыхает и выдыхает. Её грудь резко поднимается и опускается.

– Сладкий лимонный сок.

Она собирается поставить стакан на столешницу, но я не позволяю.

– Надо допить.

– Мне бы лучше кофе...

– Нет, – я в этом абсолютно уверен, – кофе тебе сейчас противопоказан.

– Тебе какое дело? – резко спрашивает Жаки.

Она раздражена. Это видно.

– Допей, или я...

– Да, да, зальёшь мне этот сок прямиком в горло.

Она выпивает сок залпом. Хорошая девочка.

Я поддаюсь порыву, поднимаю её за талию и сажаю на столешницу. Я касаюсь носом её носика, беру стакан из её руки и ставлю рядом.

– Сейчас станет легче, вот увидишь.

Мой голос охрип. Она так близко. Но её ноги сдвинуты. Я пытаюсь раздвинуть их, чтобы оказаться ещё ближе, но Жаки упрямо сжимает их еще сильнее. Она пытается оттолкнуть меня, но я не собираюсь отпускать её.

– Убери от меня свои руки! – шипит Жаклин.

В её глазах я вижу боль. Слёзы выступили на глазах и вот-вот прольются по её щекам.

– Жаки, – шепчу я.

Беру её лицо в свои руки, глажу щеки.

Только не плачь. Я больше не хочу видеть твои слёзы. Ты слишком сильно пострадала из-за такого козла, как я.

Я приближаю свои губы к её губам, но она отворачивается в последний момент. Мои губы проходятся по её щеке.

– Где она, чёрт возьми?! Если он что-то с ней сделал, я клянусь, что разорву его в клочья, к чёртовой бабушке! Жаки!

Я не понимаю и половины из того, что слышу. Видимо, это её русская подруга. Мы больше не одни в этом доме.

Глава 13

POV Жаки

– Где она, чёрт возьми?! Если он что-то с ней сделал, я клянусь, что разорву его в клочья, к чёртовой бабушке! Жаки!

Я нахожусь на кухне Николаса, точнее сижу на столешнице. Мои руки судорожно сжимают края. Николас слишком близко. Он сжимает мое лицо своими ладонями так нежно, что я во-вот капитулирую.

Николас уже попытался меня поцеловать, но я вовремя повернула лицо, чтобы его губы прошлись по моей щеке.

Боже, его прикосновения вызывают во мне не те эмоции. Он должен быть мне противен, но кардинальные перемены в его поведении сбивают с толку. Я не могу адекватно реагировать. На враждебность Николаса легче отвечать ненавистью. Но вот как отвечать на внезапное дружелюбие?

Его взгляд больше не наполнен враждой ко мне – это пугает даже больше, чем сама ненависть. Я привыкла к ней. Привыкла быть приведением для всех, особенно для него. Сейчас я вижу того Ника, который улыбался мне на уроке химии.

Нет! Это не он! Того Ника просто не существовало! Никогда!

Я сжимаю столешницу ещё сильнее. Я понимаю, что он что-то хочет от меня. Возможно, Яна права, и он хочет меня, но что ему мешает взять это? Разве моё нежелание может быть помехой для такого человека, как он?

Голос Яны – Божье спасение. Или наказание. Смотря как посмотреть.

– Жаки! Ты здесь?!

Она врывается на кухню, как маленькая торпеда. Правда, очень шумная. В висках заломило. Блин, тише, пожалуйста.

На ней короткое шифоновое платье. Волосы растрепаны, словно она бежала. Яна не одна. Следом за ней на кухню входит Маркус.

Николас продолжает удерживать меня: его руки греют мои щеки.

– Отойди от неё!

Яна оказывается рядом. Кажется, она готова силой оттащить от меня Николаса. Я бы посмотрела на это. Николас на целую голову выше Яны и намного больше в объеме. Но Маркус отодвигает её назад, держа за талию.

Николас отпускает меня, но не отходит.

– Жаки, детка, ты в порядке?!

По-прежнему очень громко. Николас скрещивает руки на голом торсе.

У Маркуса такой вид, будто его только что подняли с постели, но не разбудили. Что, по-видимому, недалеко от истины. Он смотрел на все абсолютно безразлично. Я даже не удивилась.

Яна же была вне себя. Её глаза так сверкали, что, казалось, могли превратить Николаса в пепел.

– Если ОН, – Яна указала пальцем на Николаса, – что-то тебе сделал, то я...

– Господи, женщина, – Николас запустил руку в свои волосы, – ты можешь заткнуться?

– Марк сказал, что вам необходимо поговорить, и потом ты отвезёшь её домой. Я согласилась на это. Вам действительно было, что обсудить.

Она резко дернулась. Маркус отпустил её. Яна подошла к Николасу.

– Но он не говорил, что отвезёшь ты её к себе домой!

Яна ткнула пальцем в грудь Николаса. Он опешил от такой смелости и наглости. Его брови взлетели вверх, глядя, как её красный ноготок упёрся в его голую грудь. Готова поспорить на что угодно, так с ним ещё не обращались. Николас отодвинул её руку в сторону.

– Марк, сделай одолжение, убери её от меня.

Маркус не сдвинулся с места. Но в его взгляде появилась некая заинтересованность. Казалось, что происходящее начинает его забавлять. Николас по-прежнему загораживал меня своим телом.

– С чего это ты решил, что можешь вот так вот просто привозить сюда Жаки?

Теперь Николаса эта ситуация и раздражала, и веселила. Яна с раскрасневшимися щеками, раздувшимися ноздрями и сверкающими глаза выглядела потрясающе – маленькая разгневанная фурия.

Я прислонила голову к шкафчику, висящему позади меня. Голова трещала, желудок странно сжимался.

– Жаки! Почему ты молчишь? Что тебе сделал этот самовлюблённый идиот?

– Маркус, неужели ты не в состоянии справиться со своей женщиной?

Николас начал злиться. Но Яна даже глазом не повела. Эта девушка что-то пьет, чтобы быть такой яркой, смелой, наглой, острой на язычок? И можно было бы ещё перечислять, если бы не моё состояние.

– Надеюсь, что секс с ней действительно хорош, иначе как её вообще можно терпеть?

– Да как ты смеешь? – Крик Яны, должно быть, взорвал мой мозг.

Маркус схватил её за плечи и притянул к себе.

– Ник, это тебя не касается.