Текст книги "Печать позора"

Автор книги: Даша Art

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Я замерла, стиснув зубы. К горлу подкатил ком. Я хотела отшатнуться, увеличить расстояние, да и вообще скрыться с его глаз. Но не могла. Вместо этого я сидела и ждала, что будет дальше.

Левой рукой он коснулся моей ключицы. Казалось, я перестала дышать. Его рука нежно и медленно скользила вниз между грудями, по животу, он расстегнул последнюю пуговичку, затем отодвинул рубашку в сторону.

Мое дыхание участилось. Теперь Николас видел меня полностью. Я сидела в его машине в нижнем белье и вместо того, чтобы послать его к чертям собачьим, нервно сглатывала.

Я должна была оттолкнуть его, дать пощечину, но вместо этого я наблюдала за ним и, как бы отвратительно это не звучало, наслаждалась прикосновениями его руки.

Николас повернул мою голову так, чтобы мы оказались лицом к лицу. Он пристально смотрел в мои глаза. Мои же глаза заволокла странная пелена, сквозь которую я мало что могла рассмотреть.

Николас положил правую руку на заднюю поверхность моей шеи, а большим пальцем надавил на скулу, после чего провёл им по ресницам левого глаза, опускаясь по носу к губам.

Господи, как же приятно.

Его левая рука прошлась по кружеву бюстгальтера. Я вздрогнула, когда он коснулся моих сосков сквозь тонкий материал. Дыхание Николаса учащённое. Его лицо было слишком близко, еще чуть-чуть, и его губы коснутся моих. Я прикрыла глаза, ожидая этого момента, понимая, что вновь пропадаю, подчиняясь его воле.

– Что это? – услышала я вместо поцелуя.

Я открыла глаза. Николас проводил рукой по шраму на моем животе.

– Откуда у тебя это? – выдохнул он.

Такое ощущение, что чья-то невидимая рука сжала сердце. Шрам снова заныл.

Николас посмотрел мне в лицо.

Нежели он не знал? Быть такого не может. Мне казалось, что все в школе знают об этом.

– Почему ты молчишь? Это шрам от достаточно глубокого пореза. Кто это сделал?

Я не собиралась ему отвечать. Николас игнорировал меня два года, а сейчас вдруг просит рассказать? Нет. Ни за что не доставлю ему такое удовольствие. Я не понимаю, что он задумал. Для чего это всё?

Какой-то новый способ издевательства? Буквально полчаса назад он говорил мне все эти гадости про мою доступность, и вот уже действует словно герой из сказки. И я тоже хороша! Вместо того чтобы уйти, сижу и даю ему возможность прикасаться ко мне. От осознания этого факта меня вдруг затошнило.

– Это не твоё дело, – выплёвываю ему в лицо, затем с силой отталкиваю его от себя.

Я выскочила из машины быстрее пули. Резко стянула с себя рубашку, затем швырнула её в открытое окно мустанга.

Я ненавидела его за то, что он действовал на меня как наркотик, несмотря ни на что, и презирала себя за то, что позволила ему это.

Я вошла в дом. Было темно, мама давно уже спала, но в темноте я увидела силуэт, вздрогнула.

Кто-то проник в дом?

Спустя пару секунд я узнала этого человека.

В холе стоял папа. Он ошарашено оглядывал меня. Представляю, что он видит. Дочь пришла поздно ночью лишь в кружевном белье, да еще и босая, хотя обувь, конечно, ситуацию нисколько бы не исправила.

Он же не ожидает от меня объяснений? Я лишь хмыкнула и криво улыбнулась. Я молча обошла его и стала подниматься по ступенькам.

– Это машина Николаса Свена?

Браво, папа! Вместо того чтобы спросить, как так вышло, что твоя дочь вдруг оказалась практически без одежды, ты спрашиваешь, чья это машина.

Я обернулась.

– Да, – незачем скрывать, его машину и так все знают.

– Почему ты в таком виде вылезаешь из его машины?

Я удивлённо вскинула бровь:

– Ты задаешь вопросы? С чего бы это?

– Что между вами происходит?

Я не собиралась отвечать. Папа знал, что между нами уже произошло: весь город знал. И всё, что происходило потом, тоже было ему известно. Но он ни разу не подошел ко мне, не спросил, не поговорил. Сейчас я считаю, что у них нет права вмешиваться в мою жизнь – ни у него, ни у мамы.

– Что ты делаешь дома? – Вопросы на вопрос – интересная игра. – Разве у тебя нет дел в Майами?

– Жаки! – Он слегка повысил голос.

Я, проигнорировав его, продолжила подниматься.

Я приняла душ, выкинула нижнее белье, чувствуя себя гадко. Я легла на кровать и разрыдалась, рука невольно коснулась шрама.

Боль – напоминание.

– Хватит! – крикнула я. – Хватит издеваться надо мной!

Почему им нравится загонять меня в угол?

Сару и её подруг я сравнивала со стаей гиен. Они не действуют по одному и нападают лишь исподтишка. Я всегда её недолюбливала, за Сарой не раз были замечены действия с ярко выраженным садизмом. Ей нравилось издеваться над слабыми – так она чувствовала себя всемогущей.

Лейла и Кэрол просто следовали за ней. Когда Сары не было рядом, они вели себя вполне сносно. Как к ним присоединилась Вики – мне не известно. Я думаю, что она решила встать на сторону тех, кто травит изгоев, чем самой, не дай Бог, стать жертвой.

– Ты думала, что Ник будет с тобой? – засмеялась Сара.

Я смотрела на них, не понимая, что происходит. Их зрачки были слишком расширены, и сами они выглядели как-то очень странно: то чересчур резко двигались, то были заторможены. Сара постоянно крутила головой, а её подруги жутковато скалились.

– Ты, похоже, надеешься, что он станет твоим? – вырвалось у меня прежде, чем я подумала. – Вы два сапога пара. Думаете, что деньги и власть ваших родителей позволяют вам издеваться над людьми? Как бы не так! Вы просто монстры! Монстры, в чьих жилах течёт не кровь, а желчь. Из тебя она прямо так и сочится!

Сара покраснела, как варёный рак.

– Ты еще и огрызаешься, тварь! – прошипела она.

Саре нравилось зажимать меня в раздевалке. Там я была наиболее беззащитна. Шкафчики мешали двигаться: я не могла убежать. Здесь можно было зажать в угол, и никто в школе этого не услышит, хотя я точно знала, что даже если и услышат, всё равно не помогут.

Их было трое, я – одна. Лейла занималась баскетболом, Кэрол – черлидерша. Я же никогда не увлекалась спортом. Мне было далеко до их физической формы.

Я не успела отреагировать, когда увидела замахнувшийся кулак Лейлы, затем почувствовала острую боль в носу. Вскрикнула. Ещё удар. Я не удержалась на ногах, упала. В носу защипало.

Кровь.

Мелкие капли на кафельном полу.

Кэрол пнула меня в бок, затем ещё и еще, к ней присоединилась Лейла, Сара же осталась в стороне. За неё всегда грязную работу делали другие.

Спина, живот, ноги – больно было везде. Они просто пинали, выплескивая на меня свою ярость. В раздевалке было тихо, если не считать звуков ударов ботинок о моё тело и мои вскрики, всхлипы, стоны. Я закрыла лицо руками, чувствуя горячую вязкую жидкость, что сочилась из моего носа.

Я ничего не могла поделать. Боль парализовала моё тело. Удар. Во рту появился металлический привкус, я заскулила.

Дверь со скрипом открылась. Я подумала, что сейчас все закончится. Кто-нибудь спугнёт их. По кафелю застучали каблуки.

Но вместо облегчения я ощутила лишь новую боль. Мои глаза были закрыты. Я не хотела еще и видеть происходящее.

Ещё кто-то. Ударов стало больше. Я подумала, что Сара решила присоединиться.

Майка давно уже задралась, оголяя живот. Я немного приоткрыла глаза и увидела золотистую шпильку слишком близко.

Ту боль, что я почувствовала в следующую секунду, я не забуду никогда. Резкая, быстрая, как молния – она разошлась по всему моему животу. Из моего горла вырвался такой крик, что в ушах зазвенело. Удары прекратились, и я услышала голос, но не поняла, кому он принадлежал.

– Блять, ты что, с ума сошла? Что теперь делать?

Скрипнула дверь. Они убежали. Я осталась в одиночестве лежать на холодном кафеле.

Я двинулась. Адская боль. Я коснулась живота, того места, где было больнее всего. Сыро и тепло. Кровь. Я кое-как пододвинулась к шкафчикам, с трудом села, опираясь на них. Подняла майку выше.

– Боже мой, – выдохнула я, увидев ужасный порез чуть выше пупка.

В длину примерно сантиметра три, в ширину один сантиметр. Это не порез ножа: слишком рваная и неровная рана.

Шпилька.

Неужели тонкий каблук-шпилька может так ранить?

– Чёрт. – Я сжала зубы, чтобы не закричать от боли.

Из раны сочилась кровь. Низ майки уже был весь крови, белые брюки тоже начинали пропитываться алой жидкостью. Я не могла позвонить: телефон мне давно уже не нужен.

Я не помню, как встала. Каждый шаг давался мне с трудом, но я стойко стискивала зубы. Я шла, держа руку на ране, оставляя за собой небольшие капли крови на полу. У меня кружилась голова, меня тошнило, в ушах стоял непонятный гул. Иногда я останавливалась, опираясь о стену, личные шкафчики учеников, стоявшие в коридоре. Везде оставались следы моей крови.

В школе уже закончились занятия, и не было никого, кто бы мог мне помочь. Я вышла из здания, сил уже не было, в глазах потемнело, и я провалилась в темноту.

Очень хотелось пить. Я медленно открыла глаза.

Где я?

Кажется, в больнице.

– Привет, – девушка в белом халате сидела возле меня, – как себя чувствуешь?

– Пить, – хрипло прошептала я.

– Сейчас, – улыбнулась она.

Она аккуратно приподняла мою голову, поднесла чашку к моим губам. Я отпила немного, губу защипало.

– Тебе повезло, что нет сотрясения мозга, хотя крови ты потеряла многовато.

В палату вошел незнакомый мужчина.

– Пришла в себя, – кивнул он, сев рядом. – Разговаривать можешь?

Я лишь кивнула.

– Что с тобой случилось?

Я не могла сказать, что случилось. Саре всё равно ничего не будет. Мама не отпустит меня за границу, а это значит, что мне никуда не деться от этой школы. Если я расскажу, то станет только хуже. Всегда, когда я пытаюсь дать отпор, становится еще хуже, хотя кажется, что это невозможно. Сара придумает другой способ поиздеваться надо мной.

– Я упала.

– Как это? – он прищурился.

– Я просто поскользнулась и упала с лестницы.

– На что же ты наткнулась? – Он указал на мой живот.

– Не знаю.

– Твои родители не стали писать заявление в полицию.

Кто бы сомневался? Они же игнорируют то, что происходит со мной.

– Может, ты хочешь написать заявление и рассказать правду?

Я промолчала.

Я сжала простынь рукой, отгоняя воспоминания, и вместе с ней боль. Рука невольно коснулась шрама.

Николас правда не знал? Я никогда не поверю в это.

Когда я пришла в школу после выписки из больницы, меня стали сторониться все, включая Сару. Она как-то косо смотрела на меня, будто чего-то ждала. Николас продолжал делать вид, что не видит меня. Я бы не удивилась, если бы он и правда прошел сквозь меня.

Я ходила по школе медленно, больше ни разу не вошла в раздевалку. В моей голове всё ещё стояла картина кафельного пола, покрытого кровью. Порез очень болел, я постоянно пила обезболивающие таблетки. Они делали меня сонной, вялой. Я перестала смотреть по сторонам, разговаривать, окончательно замкнувшись в себе. В какой-то момент мне пришла в голову мысль о самоубийстве. Тогда случился роковой второй нервный срыв.

Стук в окно. Еще один. Я подхожу, открываю окно. Внизу стоит Яна, одетая в джинсы и футболку.

– Я могу подняться? – спрашивает она.

– Как? – удивляюсь я.

– Нельзя так близко к окнам сажать деревья. – Она подходит к старой иве.

Это дерево правда стоит слишком близко к нашему дому. Его посадили ещё до того, как построили эту часть здания. Бабушка смеялась, что это дерево будет моим помощником.

– Мальчишки будут лазить к тебе в окно, как Ромео к Джульетте, – мечтала она. – Ну, или ты будешь тайно бегать на дискотеку, спускаясь и поднимаясь по этой иве.

Но этому не суждено было сбыться. Бабушка умерла. Я упала на самое дно социальной прослойки нашего городка. Никому бы в голову не пришло лезть ко мне в окно. Никому, кроме Яны. Я невольно улыбнулась.

– Ты ревела? – спросила она, вглядываясь в моё лицо. – Я так и знала, что ты будешь плакать.

– Лучше спроси, когда я не плачу. – Я села на постель, она присоединилась.

– Прости, – прошептала Яна, – я не должна была оставлять тебя там одну. Тем более, когда сама притащила туда.

– Что происходит между тобой и Маркусом?

Яна замялась, и я уже подумала, что она не ответит.

– Я и сама не знаю, – горько усмехнулась Яна. – Он очень странный. Я его не понимаю. И себя не понимаю тоже.

– Давно это у вас?

– Чуть больше месяца.

Мы сидели у меня на кровати. На улице тихо, в доме тоже. Слышно только наши шумные вдохи и выдохи. Яна сидела, опустив голову.

– Как ты выбралась оттуда?

– Николас, – я сделала глубокий вдох, – унёс меня на руках.

Глаза Яны округлились, я заметила это даже в темноте.

– Да ладно?! – слишком громко.

– Да. – Я покраснела.

– Чтобы этого могло значить? – спросила она скорее у себя, чем у меня.

Если бы я знала!

Два года назад я думала, что вижу этого парня сквозь маску. Он казался мне очень хорошим, несмотря на вешнюю грубость. Но я сама себе всё придумала.

Вики напилась. Куда же она ушла? Наверняка, уединилась с каким-нибудь очередным красавчиком. Я не могла её понять. Мне хотелось любить одного парня.

Николаса Свена.

Ника.

Чтобы только его, и на всю жизнь.

Я отдалилась от толпы: нужно каким-то образом добраться домой. Я решила позвонить отцу: он точно меня заберет. Как бы странно это ни звучало, но папу я люблю больше, чем маму. Неприятно это осознавать, но это так – я всегда была папиной дочкой. Мы много времени проводим вместе. Это он научил меня играть на гитаре и настоял на музыкальной школе.

Прежде, чем звонить, я решила немного посидеть на берегу. Страстная любовь к океану у меня тоже от отца. Он всегда говорил, что в мире нет ничего сильнее океана. И я полностью согласна с ним.

Я сняла высокие шпильки, мои ноги коснулись песка – такого мягкого и теплого. Я заурчала от удовольствия, села, окунув ноги в воду, огляделась вокруг. Пляж пуст. Я тихо запела песню Limp Bizkit – Behind blue eyes.

Я сидела и пела, еще не зная, что слова этой песни станут пророческими для меня.

– Очень красиво поёшь. – Я не поверила своим ушам.

Ник.

Я подняла глаза и увидела его. Такого красивого. Он сел рядом, повторив мою позу.

– Ты Жаклин Томсон? – спросил Ник.

– Да, – хрипло ответила я.

– Не нравится вечеринка?

Он улыбнулся такой тёплой улыбкой, от которой я начала превращаться в желе.

– Не особо, – призналась я.

– Хорошие девочки не должны ходить на такие вечеринки. – Ник пристально посмотрел мне в лицо, от чего на щеках заиграл румянец.

– А что должны делать хорошие девочки?

– Сидеть дома под папиным крылышком. – Что-то промелькнуло в его глазах.

Я не была уверенна, но это смахивало на раздражение.

– А кто сказал, что я хорошая?

– Это же просто, – усмехнулся он. – Ты сидишь здесь вместо того, чтобы напиться или накуриться, поешь Limp Bizkit, смотришь на океан – романтика.

– Ты что-то имеешь против романтики?

Мне нравилось смотреть на него, слушать его голос: он словно обволакивал меня.

– Романтика нужна только для таких девочек, как ты. Чтобы затащить их в постель.

– Ну, это звучит грубо, – попыталась улыбнуться я.

– Зато честно.

– А как же любовь?

– А что такое эта твоя любовь? – Его глаза заглянули в мои.

Ник внезапно оказался слишком близко. Я могла отчётливо рассмотреть каждую его ресничку.

– Любовь – это...

Я не закончила.

– У тебя такие синие глаза, – прошептал Ник. – Они как океан вечером.

Я не знала, что ответить. Его глаза не отпускали.

– У тебя глаза ангела, – прошептал он.

Яна осталась у меня. Мы долго разговаривали, лёжа друг напротив друга. Я рассказала ей все, что случилось со мной. Теперь я точно знала, что могу ей полностью доверять. Наверно, друзья так и поступают. Они защищают друг друга, несмотря ни на что. Даже если придется раздеться перед пьяной толпой богатеньких идиотов.

Теперь я поняла ту шутку. Подруга – это не та, кто подаст тебе руку, если ты упала в лужу, скорее та, кто упадёт в лужу рядом с тобой.

Она держала меня за руку, иногда мы вместе плакали. После чего я не заметила, как уснула.

Глава 7

POV Жаки

Утро.

Пятница – самый замечательный день недели, по крайней мере, для меня. Я проснулась от того, что солнце слишком ярко светило в лицо. Наверно, забыла задернуть шторы.

Открываю глаза и вижу волосы шоколадного цвета на подушке. Яна. Она тоже уснула.

Я пошевелилась, следом она.

– Боже, – потянулась Яна, – выключите кто-нибудь свет.

Я засмеялась.

– Сожалею, но ничем помочь не могу.

– Жаки, – Яна посмотрела на меня, – кажется, я уснула в твоей постели. Чёрт, надеюсь, что мама не узнает.

– Это так страшно?

– Ну, – протянула Яна, – она пытается контролировать меня после... некоторых недавних событий. Не бери в голову.

– В душ идти совсем не хочется. – Я скорчила гримасу.

– Ага, мне тоже.

– Блин, – протянула Яна, встав с постели, – я спала в этом.

Она указала на джинсы и майку, в которых вчера влезла ко мне в окно.

– Чёрт, домой явно идти не вариант.

– Посмотри, может, найдешь что-нибудь у меня на свой вкус. – Я подошла к шкафу, открыла его. – Мама периодически заполняет его. И вчера она как раз ходила по магазинам. Я тебе еще должна за вчерашнее платье.

– Фигня это. – Яна встала возле меня, чтобы заглянуть в шкаф. – И мне должна не ты, а Грег. Он же остался в платьях. Как думаешь, зачем они ему? Может, он их не только нюхает, но еще и надевает иногда?

Я засмеялась:

– Наверняка.

– Так, – Яна потерла ладоши, – приступим...

Мы спустились вниз спустя полчаса. Яна выбрала джинсовые шорты, жёлтую майку и кеды. Я тоже надела шорты, только белые, и розовую футболку, балетки, на шею прицепила чокер с шипами. Яна явно меня вдохновляет.

Волосы я собрала так же, как и Яна, в пучок на макушке. Выглядели мы довольно-таки неплохо, учитывая, что спали от силы пару часов.

На кухне, как всегда, мама и её день сурка. Всё в точности, как и вчера, позавчера, два года назад. Ничего не меняется. Она печёт блинчики, готовит кофе, что-то напевая. За стойкой уже сидит папа.

Сегодня в его руках ежедневная газета нашего городка. Газета печаталась ежедневно, без выходных. Я всегда удивлялась, что в ней можно писать каждый день – в нашем городке новости и так разносятся со скоростью света, из уст в уста. Наверное, кому-то просто некуда девать бумагу.

– Мам, пап, – позвала их я, – это Яна – дочка миссис Палмер.

Они разглядывали её с полминуты.

– Очень рада познакомиться с тобой, – улыбнулась мама.

Я знала её достаточно, чтобы понять: эта её улыбка и приторно-сладкий голос – лицемерие чистой воды. Моя мать ненавидела миссис Палмер. Я не знаю, заметила ли это Яна. Во всяком случае, она улыбнулась в ответ:

– Мне тоже очень приятно познакомиться с родителями Жаки.

– Мама, кофе готов? Сделай две чашки, пожалуйста.

– Конечно, милая.

Мама поставит перед нами кофе, Яна вдыхает его аромат.

– Боже, – выдохнула она, – аромат просто волшебный.

– Это Мокко, – ответила я. – Мне он нравится, потому что у него шоколадно-ореховое послевкусие, и практически нет кислого привкуса.

– М-м-м, – Яна отпила немного, – очень вкусно.

Я отказалась от маминых блинчиков, а вот Яна с удовольствием уплела несколько штук с клубничным джемом.

– Жаки, – папа обратился ко мне, отложив газету, – насколько я помню, ты вчера пришла одна. Как так вышло, что вы ночевали вместе?

Мы с Яной переглянулись и засмеялись. Мои родители уставились на меня, словно я сделала что-то невообразимое.

– Всё очень просто... – начала было Яна, но я её прервала:

– А я открыла Яне дверь, спустя некоторое время после того, как пришла.

Я не хотела, чтобы мои родители знали, что в мою комнату можно так легко попасть. Папа приподнял одну бровь, он мне не поверил, но промолчал – как обычно. Он молчит, мама улыбается.

Яна поблагодарила маму за завтрак, попрощалась с папой, мы вышли из дома.

– У тебя очень красивая мама, – сказала она мне.

Да, она такая.

– Я сегодня без машины. – Яна похлопала ресницами. – Как мы доберёмся до школы?

– Так же, как я это делала раньше.

Я повела Яну к автобусной остановке.

– На школьном автобусе. – Она как-то странно оживилась. – Всегда мечтала покататься на таком. Но думала, что у вашей школы нет его. Ну, заешь, богатые детишки не ездят на автобусах.

– Ездят, – заверила я её, – уж поверь мне. Ездят изгои, не очень богатые ученики и богатенькие дуралеи, которых поймали за вождение в нетрезвом виде или под наркотой.

Яна скривилась:

– Та ещё компашка.

Её энтузиазма заметно поубавилось.

– Ага, – кивнула я, надевая очки.

Подъехал желто-чёрный автобус с эмблемой нашей школы – золотой орёл. А вы думали, у такой школы может быть какой-то другой символ?

Золото – богатство, власть. Орёл – гордость и свобода. Но лично я уверенна, что орёл на нашем флаге – это знак превосходства над остальными, символ хищничества и свободы делать то, что тебе хочется, невзирая на остальных.

Большинство учеников этой школы считали себя чуть ли не богами, а другая часть – те, что победнее – это их рабы. Красота в нашей школе продается и покупается. Если есть деньги, ты можешь купить себе красоту: ботокс, имплантаты, всевозможные пластические операции и т.д. Я просто не очень в них разбираюсь.

Внутри автобуса существовали свои порядки. В самом конце автобуса всегда располагались «богатенькие наркоманы», в центре и ближе к выходу – места для обеспеченных, но не богатых, а изгои сидели... собственно, нигде. Они обычно стояли. Несмотря на то, что небогатые были попроще, они всё же не позволяли отверженцам, вроде меня, сидеть рядом с собой.

Яна эту систему не знала, поэтому прямиком направилась в конец автобуса. Там всегда была пара свободных мест – как раз рядом с Сэмом и Колином. Их уже пару раз ловили за управлением машиной под кайфом.

Я попыталась остановить Яну, но она не обратила внимания на мои жалкие протесты. Таким образом, сейчас они сидели позади нас.

– Какого хуя, цыпочка? – отреагировал Сэм.

– Здесь свободно, – ответила Яна.

– Нет, здесь всегда занято! – Колин встал так, чтобы мог видеть наши лица. – Знай своё место, шлюха!

Это, по-видимому, относилось ко мне.

– А ты, знай своё! – оскалилась Яна. – Нарикам место за решёткой или в реабилитационном центре!

– Сука, – выдохнул Колин, замахнувшись на Яну.

Она отреагировала быстро. Вскочила, хватая его за палец и дергая в сторону. Я услышала хруст, парень завыл.

– Обзови нас ещё раз, и я сломаю тебе и руку! И будь уверен, местная больница тебе не поможет! – Она отпустила его палец, затем обернулась к Сэму.

Тот как-то странно дрожал и неестественно потел. Блин, как же я не поняла сразу, они же под кайфом.

Колин двинулся к выходу, держась за свой палец, Сэм последовал за ним. Из его рта текли слюни. Что они нюхали? А, может, и курили?

Не успели мы выйти из автобуса, Сэм преграждает нам дорогу.

– Строптивая, значит. – Он хищно улыбнулся, глядя на Яну. – Ну, ничего, и таких ломали. Знаешь такой фильм «Строптивые тоже плачут»? Скоро поймешь, каково это.

– Нет такого фильма, – вставляю я.

– Идиот, – рассмеялась Яна, но как-то злобно. – Есть фильм «Богатые тоже плачут». Что и произошло с твоим дружком. И с тобой произойдёт, если полезешь к нам ещё раз.

Мы обошли Сэма, но долго чувствовали на себе его взгляд.

Вот так у Яны врагов становилось всё больше и больше. Я прекрасно понимала, что это из-за меня, но не знала, как это изменить.

Взгляд.

Я почувствовала его, стоя в коридоре у своего шкафчика. Обернулась, но никого, кто бы мог на меня смотреть, не заметила. Яны рядом не было: наши шкафчики находились далеко друг от друга. Мимо прошла Сара, но она не обратила на меня внимания. Я снова углубилась в поиски учебника по химии.

– Да куда же ты делся? – спрашивала я у учебника, словно он мог мне ответить.

Снова почувствовав пристальный взгляд, я обернулась. Напротив меня стояли Николас и Маркус. Оба в джинсах и обтягивающих футболках. Растрепанные волосы, грациозная поза – они как будто сошли с глянцевых обложек.

Хотя, что они могли рекламировать?

Прекрасные тела, дорогую одежду или, может, курсы «как быть ублюдком и при этом покорять женские сердца»?

Маркус уставился в телефон, а вот Николас – на меня. Я сжалась. Его взгляд полностью прошелся по мне, и я вспомнила, как он смотрел на меня вчера.

Сегодня мне казалось, что этого и не было вовсе. При свете дня всё, что происходило вчера, казалось бредом. Николас же не мог помочь мне? А даже если и сделал это, то точно не из благих намерений. Николас и доброта, Николас и бескорыстная помощь – никак не могли сочетаться друг с другом.

Я отвернулась. «Мне всё равно», – повторила я про себя. Но себе врать ой как нехорошо. Наверно, я ненормальная, хотя, почему наверное, я точно не в себе.

Вспомни, кто он, и то, как поступил с тобой. Думаешь, что вчерашний вечер что-то изменил? Это вряд ли.

Люди не меняются. Тебе так сказал мистер Дик. Они либо хорошие, либо плохие, либо прикрывают своё истинное лицо. Но однажды эта маска спадет, и станет ясно, какой этот человек на самом деле.

Так было с Вики. Со мной дружила не она, а её маска. Но с Николасом немного другая история. Он не скрывает свою сущность – это я носила розовые очки...

– Ты в курсе, что Ник не сводит с тебя глаз весь сегодняшний день?

Мы с Яной обедали на свежем воздухе. Так приятно было посидеть в тенёчке, где никого не было. Богатенькие детки не сидели на траве, она может испачкать их дизайнерскую одежду.

– А Маркус смотрит на тебя, – ответила я.

– Это другое, – протянула Яна.

– И в чём же разница?

– Ну, Маркус не ставил на мне печать, кидая тем самым на растерзание этим монстрам. По крайней мере, пока что. А вот Николас сделал это, два года игнорировал, а вот сейчас снова вглядывается, будто хочет просверлить тебя насквозь.

– Вот это, – хмыкнула я, надкусывая сэндвич с тунцом, – больше похоже на правду. Он хочет сделать во мне чёрную дыру. Я думаю, что это новый способ меня доконать.

– Хм, – Яна задумалась, – а если нет? Что если он хочет тебя? Знаешь, взгляды очень даже чувственные...

Я подавилась, начала кашлять.

– Что ты имеешь виду?

– Ну, видишь ли, неподчинение возбуждает...

– Какое неподчинение? Я всё такая же забитая дура. Только благодаря тебе, я сейчас не сижу в туалете, снимая еду с волос.

Я действительно так считала. Яна повернула мою жизнь на сто восемьдесят градусов за каких-то пару дней. Я же не могла с этим справиться два года.

– И если Николасу вздумается поиздеваться надо мной, я вряд ли смогу ему противостоять.

Это правда. Николас подавляет меня. И он это прекрасно понимает.

– Ты сегодня выступаешь? – Яна перевела тему.

– Да, как обычно в десять, – улыбнулась я, уже предвкушая. – Ты придешь?

– Я уж подумала, что ты не попросишь, – засмеялась Яна.

После уроков нас забрал мистер Палмер.

– Вы не позвонили вчера. – Он укоризненно взглянул на нас. – Где вы были?

– Мы ночевали у меня, мистер Палмер, – ответила я сконфужено.

– Кто вас довёз?

– Какая разница? – Яне точно не нравился этот допрос. – Друзья.

– Друзья, значит, – мистер Палмер просмаковал слово «друзья», – а я вот тут услышал очень любопытную сплетню. Наши соседи утверждают, что вы обе появились посреди улицы в одном только нижнем белье.

Конечно, глупо было думать, что нас не заметили.

– Причём говорят, что одну из вас привёз отпрыск Свенов, а другую – Девисов. Что это значит, юные леди?

– Оливер, – Яна сжала зубы, – ты же знаешь, я никогда не оправдываюсь.

– Но и не врёшь, – парировал он.

– Да, не вру, – сдалась Яна. – Кое-что произошло. Что именно, я тебе не скажу, но так получилось, что мы разделились. Но потом я всё-таки ночевала у Жаки.

– То, что произошло, как-то связано с Жаклин? – Он посмотрел на меня. Я не была уверенна, но мне показалось, что он заволновался.

– Да, – выдохнула Яна.

– Ты в порядке? – спросил мистер Палмер меня. В который уже раз?

Почему он так смотрел на меня, переживал, казалось, намного больше, чем мои собственные родители? Ответа у меня не было.

Больше мистер Палмер ничего не сказал, но я все равно чувствовала, как он возвращается ко мне глазами время от времени.

Несмотря на то, что я не собиралась показываться своим зрителям, Яна уговорила меня принарядиться и накраситься. Мы надели короткие джинсовые шорты с завышенной талией. Яна соединила их с кружевным топом, который полностью оголял её животик. Я же надела свободный топ, спереди прикрывавший живот, но имеющий огромный вырез на спине в виде сердца. На ноги – короткие сапожки из мягкой кожи. Волосы мы распустили. Макияж на этот раз более броский: smoky eyes, яркие губы.

– Конфетки, – Яна была очень довольна, – погнали?

Дубль два. Нас увозит мистер Палмер и забрать планирует тоже.

– Ровно в час ночи, – говорит он, – много не пейте.

– Он что, только что разрешил нам выпить?

Яна засмеялась:

– Оливер понимает, что запрещать мне что-то делать – это как помахать тряпкой перед носом у быка.

Мы вошли через чёрный ход: всегда захожу в бар именно отсюда. Во-первых, так меня не видят посетители, а во-вторых, мне нет еще восемнадцати.

– Джереми, это Яна.

– А, падчерица Оливера, – он кивает, оглядывая Яну. – Та самая сексуальная русская. Наслышан. И правда очень даже привлекательная малышка...

– А ты нет, – дерзит Яна. Джереми смеётся.

Джереми, конечно, не был красавцем, но привлекал внимание девушек. Высокий, худощавый, кареглазый, с копной темных кудрей – он всегда был душой компании. Может, поэтому его бар «Только пьяные» снискал такую популярность.

– Они ждут. – Он качает головой в сторону сцены.

Я надеваю небольшую шапочку, заправляя в них волосы. На сцене не должно быть видно моих волос: даже если это и силуэт. Слишком узнаваемо.

– Я готова.

Яна смотрит на меня и хмурится.

Сцена никогда не была моей мечтой. Да, я люблю петь, но не собираюсь посвятить этому свою жизнь. Для меня это скорее отдушина. Я выплескиваю свои эмоции, то, что накопилось внутри, там, глубоко внутри, куда никто не заглядывает.

Я начинаю c JoJo – Save My Soul. Боже, кто уже настолько пьян, что настроен на страдание?

– Ты получил то, что хотел, не так ли?

Не знаю, где твое сердце, но мое – ранено...

Затем перехожу на Nickelback – If Everyone Cared. Возможно, непривычно слышать её в женском исполнении, но пьяной толпе, похоже, нравится. Дальше я уже не запоминала, что пою – просто слышу мелодию и воспроизвожу слова.

Спустя час я беру перерыв.

– А-а-а-а! – Меня встречает вопль Яны. – Детка, ты офигенная! Твой голос может довести до оргазма! Теперь понятно, почему тут такая толпа.

Я смущенно улыбаюсь, пока подруга обнимает меня.

– Мы тут кое о чём поговорили. – Она кивает на Джереми. – Сегодня ты больше не пойдешь на сцену.

Я непонимающе гляжу на них. Меня что, уволили?

– Потому что мы с тобой идём веселиться! – вскрикивает Яна.

Мои глаза расширяются:

– Но мне же нельзя...

– О, ну, я тебя немного замаскирую. – Яна обходит меня, останавливаясь за спиной и снимая с меня шапку.

Я чувствую, как она собирает мои волосы в высокую причёску, закрепляя её шпильками. Откуда у неё с собой шпильки для волос? Джереми подаёт мне маску для маскарада. Здесь их валяется целая куча еще с нового года.