Текст книги "Душные бандиты"

Автор книги: Дарья Телегина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Да какая разница, – возразил Павел, – все равно некому предложить…

– Ну как – некому? – загадочно произнес Сергей. – Можно подумать…

– Что значит «можно»? Я думал-думал, без толку. Ты, что ли, что-нибудь собираешься предложить?

– Ну… есть у меня на примете ребятки… Работаем вместе…

– Ты? На мокрухе?!

– Да нет… пока. До мокрух дело не доходило… Вон, взгляни! – Сергей полез в сумку, достал номер «Рекламы-Шанс» и, развернув на нужной странице, протянул собеседнику:

– Читал, нет? Тогда читай! В разделе «Происшествия»!

– Все, что ли? – прищурился Павел.

– Да не, статью «Душные бандиты»!

Павел изумленно поднял глаза на бывшего однокурсника:

– Это ты, что ли, «душный»?

– Читай, читай! – уклонился от ответа тот.

Павел скользил глазами по строчкам:

«Способы квартирных краж становятся все изощреннее. Еще, казалось бы, не канули в лету самые простые, когда грабители проникали в квартиры, представляясь сантехниками, почтальонами или даже работниками милиции, но криминальная мысль не стоит на месте! Зачем рисковать, мозолить глаза всему подъезду, провоцируя подозрительность жильцов, когда можно, своевременно запасаясь ключами, просто открыть дверь… Некоторым нашим согражданам никак не дает покоя слава печально известного „АУМ СИНРИКЕ“, и, держа в одной руке ключи, а в другой – баллон с неустановленным пока отравляющим веществом, воры преспокойно достигают своей цели, предусмотрительно обезопасив себя противогазами… 3 октября в Адмиралтейском районе произошла подобная кража – уже шестая за последние три месяца. Ее близнецы-сестры были совершены в различных районах города. Грабители брали все подряд, начиная от легковыносимой бытовой техники и кончая пригодными еще к носке тапочками… Почти все потерпевшие вспомнили, что незадолго до ограбления у них были похищены сумки, в которых находились ключи от квартир и документы, дающие возможность установить адрес дверей, к которым эти ключи подходят. Никто из них не счел нужным немедленно поменять замки, за что и были наказаны. Как бы ни была дорога смена замка – это все же дешевле годами наживаемого имущества!»

– Ну? – спросил Сергей, заметив, что Павел дочитал.

– Ну? – пожал плечами тот. – Не вижу связи…

– Ну как же! – возмутился Сергей. – Если бы ты нашел три… нет, три с половиной тонны, можно было бы договориться…

– А ты хорошо их знаешь? – не мог пока решиться Павел.

– Хорошо… Прекрасно! Мы когда вдвоем, когда втроем работаем… Так что им – по штуке на нос, мне – полторы… Годится?

– Да как вы все собираетесь проделать?

– Да легко! Ты говоришь, она астматик?

– Астматик, аллергик…

– Ну, повезло тебе, – иронично произнес Сергей. – Смотри: от тебя всего лишь требуется обеспечить себе надежное алиби… Обговорим время, когда тебе, да и нам, удобно… У тебя есть что-нибудь на примете? Надо, чтобы не один какой-нибудь твой дружок тебя видел, а чтоб человек двадцать, и ни на секунду с глаз не удаляться… Ну, не знаю, на работе, где еще? В бане…

– Найду, – тихо сказал Павел. – Что дальше?

– А дальше… Приходим мы, когда она одна… К ней, кстати, может подруга какая-нибудь заскочить? Как бы все не испортила… Хотя ерунда, подруга-то жить останется… если только она тоже не из общества инвалидов-астматиков…

– Да нет, таких у Вероники нет… Да вряд ли кто-то зайдет… Обычно звонят заранее – если что, можно будет перенести… сеанс…

– Ага, сеанс! Ну вот, заходим мы, открываем твоими ключиками, бах-бух… то есть газом пшик-пшик! Она засыпает… навечно…

– А если… оклемается? – Несмотря на то что решение избавиться от супруги Павел принял давно, слова давались ему с трудом.

– Ну знаешь! – развел руками Сергей. – Ну откуда я знаю наверняка-то? Должна откинуться! Можно ударной дозой ее окатить… Хотя в любом деле, сам знаешь, бывают проколы… Но если б и так – не боись, отработаем, дважды платить не придется… Ну как?

Павел задумчиво молчал. Сергей продолжал:

– Сам посуди – она от газа сдохнет, никто и не подумает на мокруху! Только тебе сумочку «потерять» надо…

– На самом деле?

– Да ты че? Ну, просто сходишь к ментам, оставишь заявку, что украли… Только не сейчас, а то подозрительным покажется, что ты так долго замки не менял… Нет, ровно накануне! И все!

– Пока не знаю, – не решался Павел.

– Оно и понятно… Годами, можно сказать, лелеял мечту… А тут тебе на блюдечке преподносят… «Не готов»! – ухмылялся Сергей. – Ничего, у меня-то время есть… Подумай, выбери день, алиби… Только, смотри, сам себя не обхитри… А ну как она первая с тобой разведется? Если она на развод подаст, ты все же подпадешь под подозрение… Докажут не докажут – другой вопрос… Светиться-то зачем?

– Хорошо, – кивнул Павел. – Я пока не могу сказать ничего определенного… Идея-то интересная… Давай, свой телефон, я запишу. – Он потянулся в карман.

– Не, – широко улыбнулся Сергей. – Я без телефона живу…

– Да? – не поверил Павел, но догадался, что настаивать бесполезно. – Ну ладно, вот моя визитка, держи… Позвони… ну дней через пять…

– Ладно, – кивнул Сергей. После этого разговор как-то не вязался; собеседники попрощались и разошлись в разные стороны…

Мария Даниловна Сухова, дама пенсионного возраста, как всегда восхитившись красотой Никольского собора, купола которого ярко отливали золотом на фоне необыкновенно чистого осеннего неба, спустилась со ступенек детской поликлиники и собралась было насладиться пешей прогулкой, когда за ее спиной раздался решительный голос:

– Руки вверх! Это ограбление!

Руки Суховой, подчиняясь приказу, действительно поползли вверх, но тут в поле ее зрения попал обладатель голоса, и она, шутливо пригрозив, рассмеялась:

– Ну, Петруша, вы меня и напугали! Я уж приготовилась выбирать между кошельком и жизнью…

Оперуполномоченный Алексеев, виновато хихикнув, извинился:

– Ну простите, пожалуйста! Все никак не могу удержаться, чтобы не разыграть вас…

– Ну что вы, право, как школьник! – укоризненно помахала она пальцем.

– Ну извините, извините… Да я бы не только вас – многих бы хотел разыграть, – принялся оправдываться Петруха, – вот только неприятностей боюсь… Вы-то хоть меня знаете, а окажись любой другой на вашем месте? Если я в штатском – и впрямь за грабителя примет… Ладно, кошелек свой всучит и убежит… А мало ли обороняться начнет? Мне-то что – ему неприятности будут… А если я в форме – так точно за бандита-самозванца примут, тут уж вообще последствия непредсказуемы…

Мария Даниловна с интересом смотрела на Алексеева:

– А вы уверены, что правильно профессию выбрали? Нет, я ничего такого не хочу сказать, просто… у вас так убедительно получается…

– Ну простите, – развел руками Петруха. – Глупая шутка… А вы, позвольте спросить… – он отчего-то подозрительно прищурился и внимательно оглядел пенсионерку Сухову, пытаясь убедиться, не прячет ли она чего-нибудь где-нибудь при себе, – вы здесь что делаете? Заболел кто-то?

– Да, – чуть удивившись его заинтересованности, спокойно разъяснила пожилая женщина. – У соседки, Наташеньки, дочка… Звонила она звонила в поликлинику все утро… Да сами, наверное, знаете, – она махнула рукой, – быстрее добежать, чем дозвониться: занято, занято, занято… Все болеют вокруг, гриппы, простуды… А я все равно собиралась за покупками, дай, думаю, заскочу, вызову доктора… Жалко Леночку, температура высокая…

– Жаль, – кивнул Петруха.

– А вы-то здесь как? – удивилась в свою очередь Мария Даниловна.

– Работа, работа… – устало вздохнул опер. – Правда, я пока еще на больничном, да вот попросили подменить…

– А как вы себя чувствуете? – участливо спросила Сухова.

– Ничего, нормально! – сердито ответил Петруха. – Стыдно! Уж кому, как не вам, не знать, что я и не был болен!

– Да, да, – с виноватым видом быстро согласилась Мария Даниловна, подумав: «Лучше ему не перечить! Все-таки кто знает? Прошло ли бесследно пребывание в дурдоме? С кем поведешься…»

– А что здесь произошло? – сменила она тему разговора.

– Да как всегда и всюду, – устало вздохнул Алексеев. – Банальная кража…

– Ну быть не может! – возмутилась Мария Даниловна. – Это ведь детская поликлиника! Ну неужели у кого-то на детей рука поднялась?

– Поднялась, поднялась, – подтвердил опер. – Хотя здесь – точно кто-то из работников… Сами подумайте: застелили на третьем этаже новый линолеум, отечественный, конечно, но дорогой да, главное, новый… В четырнадцать тридцать его еще видели, группа пятилеток пробежала по нему из кабинета лечебной физкультуры… А в пятнадцать, когда пришла заниматься следующая группа, не хватало уже целого куска шириной два метра, а длиной… Не помню, в протоколе записано, в общем много. Ну подумайте сами: открепить, смотать, да еще и вынести такой рулон! И остаться незамеченным! Это же просто фантастика!

– Может быть, через окно спустили? – предположила Мария Даниловна.

– Может… Все равно никто ничего не заметил! Да самое-то смешное в этой истории как раз не кража…

– А что тогда?

– Все это на прошлой неделе еще было, сегодня мы просто опять приходили, ну, опрашивать всех потенциальных свидетелей и тому подобное… Дело вот в чем: не доверяя родной милиции, сотрудники решили прибегнуть к помощи экстрасенса! Представляете? Теперь это в порядке вещей… А сегодня рабочий день начался с находки злополучного куска линолеума на третьем этаже! Видимо, преступник был уверен, что милиция его не сможет найти… А вот экстрасенс – другое дело! Он на улики не смотрит… Он сердцем чует… Вот, собственно, и сошло это преступление на «нет»… Нет ущерба – нет и грабителя…

– Н-да… – покачала головой пенсионерка Сухова. – А что же мы все у входа стоим? Может, зайдете ко мне, перекусите…

– Нет, спасибо, Мария Даниловна, некогда, – ответил Петруха. – Вы сейчас в сторону дома? Я немного пройду с вами, мне в том же направлении…

Разговаривая о том о сем, попутчики не спеша двинулись по Екатерингофскому проспекту, носящему ныне имя славного композитора Римского-Корсакова. Совершенно неожиданно Сухова воскликнула: «Я заскочу на секундочку?» – и, не дожидаясь Петрухиного ответа, нырнула в какой-то подвальчик. Опер, держащий в руках сигарету, не мог тотчас же последовать ее примеру и потому остался стоять у входа, не решив еще, присоединяться к ней после того как докурит или не стоит, и пока снаружи наслаждался по-сентябрьски теплой октябрьской погодой… Вывеска гласила: «Фурнитура», и Алексеев с веселым интересом рассматривал яркие аляповатые предметы, выставленные на витрине, от нечего делать гадая, что именно из них понадобилось пожилой женщине…

Мария Даниловна, находившаяся внутри магазинчика, уже обнаружила то, зачем пришла, и потянулась было к сумочке, когда услышала, что кто-то еще вбежал в полупустой магазин. Она стояла спиной к выходу и не могла видеть вошедшего, но догадалась, что это мог быть только Алексеев, тем более что сразу же последовавшие за тем слова полностью подтвердили ее предположение.

Фраза прозвучала громко и отрывисто:

– Спокойно. Это налет. Никому не двигаться!

– Ах, Петруша, ну сколько же можно? – качая головой, с порицанием в голосе сказала она и, развернувшись, шаловливо взмахнула длинным зонтиком-тростью, желая пресечь надоевшие шутки молодого человека.

Зонтик уперся в чье-то горло. Сухова ошалело глядела перед собой. Это был явно не Петруша, а какой-то тип в закрывающей все лицо шапочке с прорезями для глаз. В руке его дрожал пистолет, зубы под шапочкой тоже вдруг начали отбивать дробь…

– Не двигаться. Это милиция! – сообщил о своем появлении оперуполномоченный Алексеев, появившийся наконец в магазине, и, профессионально обезвредив преступника, передал его подоспевшему охраннику.

…Они снова пошли по проспекту, дыша свежим осенним воздухом.

– Да… Ну и ну! – не могла прийти в себя Мария Даниловна, с удивлением, будто впервые видя, уставившись на собственный зонтик. – Я ведь была уверена, что это вы так пошутили!

– Зато результат-то каков! – похвалил Петруха. – Здорово! Я ведь на улице стоял, он прошмыгнул мимо, а я даже не сообразил сразу-то! Представляете, ну отметил машинально, вот, думаю, чудак – так тепло, а он в шапке аж до подбородка… Потом подумал – ну, может, уши болят… И только после этого как подскочил, ворвался – а вы уже его… Ха-ха-ха! Ловко, ничего не скажешь!

– Да это случайно, – потупилась пенсионерка Сухова. – Если б нарочно старалась попасть, обязательно бы вышло мимо…

– Это точно! – согласился опер.

– А что же мы там не остались? – поинтересовалась Мария Даниловна. – Оформлять протоколы, ну и так далее?

– Вот именно «и так далее»! – назидательно сказал Алексеев. – Вам что, времени некуда девать? Данные свои оставили – и достаточно. Надо будет – вызовут! А я вообще на больничном. Имею право…

– Ну хорошо, хорошо, убедили! – залепетала Сухова. – Я и сама не собиралась… Так, на всякий случай спросила…

– А что вам там понадобилось?

– Ну… не скажу!

– Да? – подмигнул Петруха. – Это почему?

– Вы опять смеяться будете!

– Если не надо, то не буду! – пообещал Алексеев. – Ну скажите, а то любопытство покоя не дает…

– Паричок я там один приглядела… – негромко произнесла пожилая женщина, искоса взглянув на опера.

Подавив усмешку, он спросил:

– Паричок? Да что вы? Это еще зачем?

– Не знаю…

– Что? Опять темните?

– Вовсе нет! – обиделась Мария Даниловна. – Вы спросили – я честно ответила: паричок… А вот зачем он нужен – пока не знаю… Захотелось! Разве всему обязательно должно быть какое-то объяснение?

– Да… – развел руками Петруха. – Я-то всегда считал, что да, должно быть… Но когда речь заходит о вас… – покачал он весело головой.

Оказавшись на Садовой, опер огляделся:

– Я – на остановку, а вы?

– Да я не спешу, – улыбнулась Сухова. – Могу с вами за компанию постоять. Пока еще трамвай подойдет…

Алексеев напряженно вгляделся в даль, но рельсы были пусты. Печально вздохнув, он закурил и, обернувшись к спутнице, произнес:

– Ну а вообще, Мария Даниловна, как вы тут поживаете? После больницы у нас все не было времени толком поговорить…

– Да, да! – радостно воскликнула пожилая женщина. – Я как раз хотела вам рассказать! Я ведь уезжала…

– Ну и? – предположил опер самое худшее.

– Ну и… там такое! Такое произошло!

– Где – там? Какое «такое»? Рассказывайте все по порядку! – заинтересовался Петруха и надел солнечные очки с зеркальными стеклами, то ли не желая напрягать глаза на чересчур ярком солнце, то ли оставляя за собой право поскучать незаметно для собеседницы.

– Да, хорошо, – забормотала Мария Даниловна. – Сейчас соберусь с мыслями… Так… В общем, мы с Петром Эриковичем ездили в деревню…

– Туда? К нему? Это туда, где мы год назад?..

– Ну да… Именно туда… В Коростылево…

– И что? Там что-то произошло? Опять в связи с островом?

– Да нет, вовсе нет! Ну что вы все время перебиваете!

– Ну не буду, не буду… Простите!

– Итак! – сердито заявила Сухова. – В общем, погода стояла – вы себе даже не представляете!

– Куда уж мне… – буркнул Петруха, но, по счастью, не был услышан говоруньей.

– Тихие, прозрачные дни… Большой, весь золотой, подсохший и поредевший лес, тонкий аромат опавшей листвы… Воздух так чист, точно его совсем нет… А как квохтают дрозды на коралловых рябинах в чащах! Эх… Я целыми днями напролет гуляла, любовалась красотами… Осеннее небо легкое и такое просторное и глубокое… Взовьется вдруг откуда-нибудь ястребок в прозрачном воздухе и замрет на одном месте, трепеща острыми крылышками. А в ясную даль убегают четко видные телеграфные столбы, и проволоки их, как серебряные струны, скользят по склону ясного неба… Местность ровная, видно далеко… Покажется вдалеке какая-нибудь баба с вязанкой хвороста за плечами или мужичок, нетвердой походкой бредущий…

– Бунин! – с усмешкой оборвал Алексеев.

– Бунин? – задумалась Мария Даниловна. – Нет, Сенька Бунин еще в том году в город перебрался… Скорее, Ленин…

– Ленин? – удивился в свою очередь Петруха.

– Ну да, там живет, представьте себе, Ленин! Степан Ленин, серьезно! Запил сильно теперь, как магазин, или, как они там говорят, маг а зин, закрыли… А раньше он там продавцом работал… Я даже стих сочинила… Навеяло как-то, на лирику потянуло… Хотите, прочту? – И, не дожидаясь ответа, она задумчиво продекламировала:

 
Встретила я Ленина!
Он мне водку продавал…
Пусть его зовут Степаном,
Год рождения не тот…
Все равно, для нас он – Ленин!
Пусть нам водку продает!
 

– Ну как?

– Потрясающе! Здорово! – оценил опер. – Подумать только, в прозе вы – Бунин… Иван, а в поэзии… ну не Пушкин, конечно… Демьян Бедный! Устроит?

– Смеетесь, да? – догадалась пенсионерка Сухова. – Ну-ну…

– Простите! Ну так что все-таки вы мне хотели рассказать? Впечатления от природы? Я, конечно, за городом давно не был, за настоящим в смысле «за городом», – садоводство не в счет… Но в смысле природы – это я в курсе, красиво, кто же спорит?

– Убийство! – неожиданно резко перешла к делу собеседница. – Там убийство произошло!

– Да ну? На ловца и зверь бежит… И, как всегда, вы там весьма кстати оказались! – похвалил Петруха. – Раскрыли?

– Да нет, что вы! – замахала руками Сухова. – Куда уж мне!

– А коллеги что решили?

– Не знаю… Мы же сразу уехали! – принялась она оправдываться. – Да это и не в самом Коростылеве произошло, рядом, – в соседней деревне, то есть деревнях…

– В смысле – как в соседних? Несколько убийств?

– Да нет, к счастью, одно, только в двух деревнях сразу!

– Как так?

– Ну, там такое дело… Две небольшие деревушки расположены рядом, причем граница между ними проходит весьма странным образом. Судите сами: когда-то давно, еще до революции, было большое, богатое село Выкрестово… Там некое чудесное знамение, говорят, было, прямо среди болот… И какой-то богатый купец построил по обету церковь…

– Интересно… – согласился опер.

– Интересно не только это! – воскликнула пенсионерка Сухова. – Церковь была крохотная, деревянная… Он-то планировал возвести ее огромной, но не успел – то ли разорился, то ли помер… Никто толком не знает, давно все было… А самое прикольное, если так можно выразиться, вот что: когда собирались строить Исаакиевский собор, ну этот, наш…

– Ну понятно, что наш! Дальше!

– Был объявлен конкурс, – продолжала Мария Даниловна. – Победил проект Монферрана, это всем известно. А два других проекта тоже были воплощены! Так вот, один храм стоит в Выкрестове, а другой – не знаю, где-то тоже в России… Нет, представляете себе – болота, деревня в полном смысле этого слова, и вдруг прямо на ровном месте эдакая махина, мало чем нашему уступающая! Грандиозно, монументально!

– Обалдеть, – согласился Алексеев. – Занятно!

– Ну так вот. Село, говорю, было большое, оно все росло и росло и практически слилось со стоящей некогда поодаль крохотной, в шесть дворов, деревушкой Галкино.

– Понятно, – кивнул Петруха. – Ну и что? Шесть дворов – Галкина, а остальное – Выкрестово, вот и граница!

– Так-то оно так, да не совсем! – победно воскликнула пожилая женщина. – А в нашем веке, когда был курс на вымирание русской деревни, Галкино в принципе не увеличилось, не уменьшилось, а вот Выкрестово сильно пострадало… Осталось два жилых дома, церковь и несколько домов, населенных церковнослужителями и иже с ними… И все. А между церковными постройками – концом Выкрестова с одной стороны и домами коренных обитателей, концом с другой стороны, – простирается широкое поле, и, если проходишь оба эти селения насквозь, создается впечатление, что Галкино – большая деревня, а Выкрестово все состоит лишь из клерикальных структур…

– А на самом деле? – зевнув, спросил Петруха.

– А на самом деле граница этих двух деревень – неприметный в сухую погоду ручеек, протекающий между двумя рядом стоящими домами… Однако большую часть года он все-таки весьма заметен и по свойствам своим получил название… Только я вам его не скажу! – потупилась Сухова и тут же бойко добавила: – Вот так эти деревни и разделяются!

– Скажете, скажете! – с улыбкой произнес Алексеев. – С какой стати вообще что-то рассказывать, а потом останавливаться на полуслове? Или все говорите, или вообще вот на этой топографической ноте и закончим наш разговор…

– Ну ладно! – приняла решение Мария Даниловна. – Сами напросились! Хотя это никакого отношения к делу не имеет!

– Вот как?

– Да!

– А все же?

– Сраный! Получили? Сраный ручей – вот так он и называется!

– Фи, как вульгарно! – Алексеев сделал вид, что глубоко шокирован услышанным. – Ну ладно, а дальше? Кто-то там утонул? Погряз?

– Да нет. В нем не погрязнешь… Заляпаешься разве что, – объяснила Мария Даниловна. – А вообще там лесов не так много, в основном одни болота… Клюквы зато – море… Я несколько ведер привезла! Вам отсыпать?

– Отсыпать, отсыпать! – разрешил Алексеев. – Дальше?

– Ну вот. О чем это я? Ах да… Местность там вполне подходящая для истории о собаке Баскервилей… Особенно когда солнце не выглядывает… Тоскливо, уныло, серо… Да вы сами видели…

– Ну и?

– Ну! Вот тут-то самое главное! Над этими деревнями, можете себе представить, висит проклятие!

– Рода Баскервилей! – продолжил опер. – Вы серьезно?

– Совершенно серьезно! Хотя почтенные англичане здесь, разумеется, ни при чем. Дело в том, что раз в несколько десятилетий – и так уже на протяжении веков! – происходит трагедия, одна и та же: сын переезжает отца на тракторе!

– Да ну? – не поверил Алексеев.

– Да! – уверенно заявила собеседница. – В двадцатом веке четыре таких случая было, даже очевидцы только совсем недавно и умерли…

– Угу, – кивал Петруха.

– Ну, и рассказывают, что до революции – еще до революции! – все началось! И каждый раз одно и то же, одно и то же! Сын – отца!

– И до революции – на тракторе? – уточнил Алексеев.

– Конечно! Хм… Хотя вряд ли… Ну, не знаю, – выкрутилась пойманная на неувязке рассказчица. – Возможно, тогда – на телеге, разве это так важно?

– Да нет, это я для ясности, – пожал плечами опер. – И, посмею предположить, очередное отцеубийство-то и случилось у вас на глазах?

– Почти! То есть очередное – это да, а вот на глазах – нет… Я-то ничего не видела… Да и никто ничего не видел… Темно, поздно… Свидетелей не было… А мы с Петром Эриковичем как раз с утречка раненько встали и направились к Выкрестову за клюквой… Вокруг Коростылева – одни грибы, да их в этом году не густо. К тому же Петр Эрикович грибов не ест… Так вот, вышли мы рано, на заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы… Выходишь из теплого дома и с головой окунаешься в лиловатый туман, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце…

– Вы опять за свое? – перебил Петруха. – То есть за откровенный плагиат? Убийство, убийство! Переходите к делу!

– Ну вот, – насупившись, продолжала Мария Даниловна. – Подошли к соседней деревне, уже с полными ведерками, зашли в первую избу чайку попить – а там же все друг друга знают, все гостям рады… Ну, нам и принялись рассказывать! Как раз только тело увезли, ну буквально перед нами… Еще меловой контур, можно сказать, не размылся дождем…

– Чего? Контур не размылся? В деревне? Там что, асфальт? Или сын отца в помещении переехал? – раздраженно воскликнул опер.

– Ну, это я фигурально… Конечно, никакого контура – откуда? Да и милиция там вся – участковый, мне, извините, в дедушки годящийся… Прогулялись мы на место преступления, там все так свежо, да еще местные жители в красках живописали… Я будто своими глазами все увидела…

– Ладно, – кивнул Алексеев. – Ну а что же тут странного? Ну сын. Ну отца. Ну переехал. Признает хоть? Нет? А мотив какой? А, понятно – проклятие! – качал головой Петруха с серьезным видом, однако глаза его искрились смехом, что осталось совершенно не замеченным Суховой, видящей разве что свое отражение в стеклах очков собеседника.

– Да вот тут-то самое непонятное и начинается! – таинственно сообщила она. – Следствие, конечно, первым делом подумало на сына… Только вот я не уверена… Может, вы что подскажете? Все-таки жалко невинного человека на электрический стул сажать…

– Разве там есть электричество? – засмеялся опер.

– Есть! То есть бывает, иногда. Чаще всего – все-таки нет! Да не в этом дело!

– А в чем? Ну, говорите. Почему вы думаете, что сын не виноват?

– Просто мне так кажется, – неуверенно произнесла пожилая женщина. – Я с ним раньше встречалась – в прошлые поездки… Петр Эрикович его нанимал как-то на ремонтные работы – крышу починить, то да се… Знаете, хоть он и типично деревенский мужичок, ну пьющий, как все там, но такой деликатный, что ли… Разговорились, он рассказал, что всегда хорошо в школе учился… Литературу любит… Это в деревне-то! Данте наизусть читает!

– Ну да? – прищурился Петруха.

– Да, вот как иногда бывает! Не оскудел еще талантами русский народ! Если бы кто-нибудь его воспитанием своевременно занялся, дал бы ему образование – из него мог бы вполне ученый выйти… Или просто дельный человек… Но у него условий не было – с детства тяжелый труд, беспробудное окружающее пьянство, сверстники-уголовники…

– Ну ладно, это все лирика, – махнул рукой Алексеев. – А конкретно – он ведь получал в случае смерти отца наследство?

– Ну да, это-то очевидно, – с грустью признала рассказчица. – Дом теперь лично его. Если оправдают, конечно. Но мне удалось узнать много других подробностей!

– Каких же?

– Разных. И оттого появляется еще ряд подозреваемых. Например: сами они – из Галкина, а в соседнем, через ручей, доме живет Клава Титовна…

– Клавдия Титовна? Отчество? – уточнил опер.

– Не знаю, наверное прозвище… У них у всех там прозвища! Раз всегда говорят – Клава Титовна, значит, не отчество… Неважно! Так эта Клава всю жизнь покойного Василия ненавидела!

– Это за что же?

– Говорят, он ее сердце разбил! Раньше она его любила – в ранней молодости… А он перед самой свадьбой вдруг отказался, опозорил ее, поматросил, что называется, и бросил, а сам женился на Нюшке, то есть матери своего сына Толика, ныне подозреваемого номер один…

– Так. Любила, теперь – ненавидит… Убийство из ревности… Не поздновато ли?

– Ревности все возрасты покорны! Вы знаете, там такие характеры! Люди твердые, как сталь! Любят – так жизнь за любовь положат… А уж ненавидят – так берегись! Я видела эту Клаву! Это, я вам скажу, нечто! Здоровая, крепкая! Любого за пояс заткнет! Коня на скаку остановит! В горящую избу войдет!

– Зачем? – засмеялся Петруха. – А, теперь Некрасов! Вот что значит разговаривать с образованным человеком! Так и сыплете цитатами! А мне другие строчки больше нравятся – помните, оттуда же: «Сидит, как на стуле, двухлетний ребенок у ней на груди!» Это же какой-то фильм ужасов, если представить, как это будет в реальности выглядеть, а?

– Точно! – кивнула Мария Даниловна.

– Ну, и чем еще это ваша Титовна подозрительна? – напомнил опер.

– Да всем! Вообще про нее поговаривают, что она «того»! Я-то сама с ней не общалась, но видела – зыркает из-под мохнатых насупленных бровей – будь здоров! А вот при мне – какой-то малец… Они детей – мальцами называют! Малец бросил палку ей в огород, так она, что вы думаете? Швырнула в него камнем! Правда, не попала, и тут же как сиганет через забор, как погонится за ним! И прямо бить стала, это своей-то увесистой ручищей! Ребенок орет, козы блеют, бараны мычат… Вы бы слышали!

– Слышал! – усмехнулся Петруха, – Мычат, насколько я припоминаю, обычно коровы…

– Ну неважно… В общем, она мне совершенно не понравилась.

– Мне, по вашему субъективному рассказу, тоже, но это еще не факты. К тому же этот малец тоже хорош – зачем чужие огороды портить?

– Да, тут я с вами соглашусь. Молодежь там та еще… Никакой надежды на возрождение деревни не оставляют… На стариках только все и держится… Молодые не работают, только пьют… Дети брошены, никто ими не занимается… Этот малец, кстати, только его Клава отпустила, отбежал на безопасное расстояние и тут же развернулся и, погрозив ей кулаком, знаете что крикнул?

– Угадать с трех раз?

– Попробуйте… Хотя вряд ли с точностью удастся…

– Ну ладно, не буду! Что же?

– «Фак ю»! Представляете? Докатились! Мало им родного русского мата, которым дети в деревне, кстати, владеют гораздо свободнее, чем иные взрослые в городе… Так мало того! Он, видимо, тут же догадался, что рассыпает бисер перед свиньями, иначе говоря, что его собеседница вряд ли смотрела те же фильмы, что и он… Пока Клава соображала, что именно он ей сказал, мальчишка уже быстро перевел: «Убирайся вон, грязный извращенец!»

– Довольно-таки вольный перевод, – ухмыльнулся опер.

– Возможно, – пожала плечами пенсионерка Сухова.

– Ну хорошо. А что-нибудь еще указывает на то, что это именно она, а не кто-то другой переехал Василия? Ну, например, отсутствие алиби?

– Да! И это тоже! У нее нет алиби!

– А где оно!

– В бане! Видите ли, все произошло поздно вечером в субботу, а суббота в деревне – испокон веков сложившийся банный день. Днем баню топят, последние дела за неделю заканчивают, вечером моются, ну, потом, понятно, закладывают… И представляете – казалось бы, советская власть, все такое, а они до сих пор по воскресеньям не работают! Ведь кажется, это грех – в воскресенье работать? В деревне об этом помнят, и если что-то делают, то ясно ощущают, что поступают неправильно, по необходимости…

– Ну-ну, – скептически произнес Петруха. – И что же они тогда по воскресеньям делают? В церковь ходят, благо рядом? Священное Писание читают? Благотворительностью занимаются? Все как положено?

– Нет, кажется, – уже без прежнего пафоса сказала Мария Даниловна.

– Да даже не кажется, а так и есть, уж я-то знаю! Воскресенье для них просто повод ничего не делать и законно – мол, праздник – напиться, причем чем больше праздник, тем сильнее напиваются… Так?

– Так. Ну а что им еще делать? Чем можно досуг в деревне занять? Клуб на дрова разобрали… Аборигены со слезами вспоминают, что когда-то там кино крутили и танцы бывали… В церковь, правда, захаживают, да в основном мои ровесницы… Молодняк как-то не особенно…

– Вот именно. А ведь изначально воскресенье как день отдыха был положен в том смысле, – разъяснял Петруха, – чтобы посвящать его Богу. Шесть дней – себе, своим нуждам, а седьмой – Создателю. А если седьмой день утратил свое благочестивое назначение, то, соответственно, никакой особой заслуги в ничегонеделании по воскресеньям нет. Сам по себе отдых от работы хоть и достоин понимания, но уж никак не восхищения! Ну ладно, это все не имеет никакого отношения к делу… Что-то мы с вами много отвлекаемся от существа…

– Ну и что? – пожала плечами Мария Даниловна. – Я вот тут книжку одну читала… Детективчик, с позволения сказать… Так там одни рассуждения да размышления, все только думают о нравах эпохи или говорят всякие прописные истины… А потом, где-то страниц за десять до конца, совершенно ненавязчиво устанавливают, кому принадлежал пистолет, из которого было совершено убийство, – и все! Даже не рассматривается вопрос, что его могли когда-то подарить, потерять, убийца мог выкрасть… Ну мало ли что! То есть мотивы были у всех, но раз пистолет только одного человека – он-то и убил! Ну как все просто! А разговаривали всю книгу – будь здоров! Чем же мы хуже?