Текст книги "Душные бандиты"

Автор книги: Дарья Телегина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Помню. А при чем тут крокодил?

– Вот! Вот вы опять! А у меня прямо мороз по коже! Я же, кажется, именно этим словом его пробудила!

– Ну ладно. Нам рано жить воспоминаньями, – заявил опер. – Короче, женщину эту я совсем по другой причине провожал: она ногу подвернула… А я как раз проголодался… И как впоследствии выяснилось, она тоже…

Алексеев деликатно замолк, терзаясь сомнениями, стоит ли посвящать собеседницу в ужасающие наклонности своей новой знакомой.

– А это-то тут при чем? – раздраженно спросила Мария Даниловна, чувствуя, что теряет нить разговора.

– А при том, – решился наконец Алексеев. – Людоедкой оказалась девушка! Так-то! Она… меня… Меня! Съесть собралась!

– Да быть не может, – всплеснула руками Сухова. – Это… это как-то все больше в газетах да в криминальных репортажах… Но чтоб так… на улице… людоеды запросто расхаживали! Да еще женщины! Поверить не могу!

– И тем не менее! В холодильнике обнаружились некоторые части, которые составляли некогда единое целое с головой, ну, той самой, что у меня на помойке валялась…

– Обалдеть! Вот это совпадение! – изумилась Мария Даниловна.

– Не совпадение, – дидактическим тоном произнес опер, – а результат систематической, слаженной, продуманной до мелочей оперативно-розыскной работы!

– Шутите? – не поверила Сухова.

– Шучу! – согласился Петруха. – Короче, девушка-то, несмотря на свои зверские пристрастия, характером обладала не слишком сильным и легко раскололась…

– Неужели призналась?

– Да. По крайней мере в шести случаях людоедства… И имя-то у нее соответственное – Люда… Хотя она его, похоже, стеснялась и представилась мне Кристиной…

– Так круче, понимаю, – кивала Мария Даниловна. – Ну неужели она всех этих шестерых слопала? Ужас!

– Слопала… На самом-то деле, думаю, гораздо больше, чем шестерых… Просто мы ее припугнули, что раскатаем все домашние заготовки и все равно сами узнаем, сколько душ на ее совести… Она поверила, что это возможно выяснить, и призналась… Видимо, эти шестеро последних – в виде консервов и сушеностей… А прошлых, старых жертв уже ищи-свищи… Никогда не узнаешь – кого, когда…

– И ей, естественно, ничего за это не будет?

– Естественно, – пожал плечами Алексеев. – Мы же гуманисты! На букву «г»… – отчего-то счел нужным добавить он. – Таких жалеть надо! Они, людоедики, бедные! Больные! Им лечиться надо! А вот, к примеру, если ты случайно человека сбил на машине – ух! Ты враг! Мотай на всю катушку! В следующий раз внимательнее будешь!

– Не волнуйтесь! – почуяв неладное, поспешила успокоить его Мария Даниловна. – А неизвестно, кого и когда она… все-таки? Люди ведь, наверное, до сих пор ждут своих родственников, ищут…

– Неизвестно. Увы. Ну, кроме того последнего случая с головой Берлиоза… Берлиоз-то наш оказался не кем иным, как опасным маньяком, совершившим бесчисленный ряд надругательств и насилий над женщинами… Он, так же как и Люда, знакомился на улице, только, в отличие от нее, не затаскивал жертву к себе, получая вследствие того проблему избавления от трупа, а шел к доверчивым одиноким женщинам в гости и там жестоко мучил их… Несколько лет уже мы находили трупы с его неповторимым почерком… Только одной удалось вырваться… Она тоже умерла. Но перед тем, в больнице, истекая кровью, описала садиста… Мы разыскивали его… Но все, что у нас было, это особая примета… Ведь имя, род занятий он обычно придумывал, знакомясь…

– Примета? – встрепенулась старушка. – Это интересно!

– Да бросьте вы! Примета как примета… Татуировка за ухом… Поэтому находка головы с этой татуировкой…

– С какой татуировкой? Уж разъясните все до конца!

– Ну… не могу вам описать…

– А вы нарисуйте! Мне же любые подробности важны!

– Да для чего?

– Как это? Для полноты картины! Ну и все же? Что там у него было изображено?

– Вот ведь привязались! – огрызнулся опер. – Да ничего особенного, разговоров больше! Всего-то: «Хомо сум, хумани нихиль а мэ алиэнум путо»! Вот это у него за ухом начертано!

– Да что вы! – изумилась Мария Даниловна. – Ни за что бы не подумала, что такое возможно!

– Да… Народ наш на выдумки богат… Это ведь по-латыни! А в переводе означает…

– Погодите, погодите! – испуганно перебила слушательница. – Нет, я сама хочу перевести! Вопрос принципа… Я ведь учила когда-то… Хомо… Хомо сум, говорите? – она наморщила лоб.

Петруха, прищурившись, с улыбкой глядел на нее, поставив на то, что память собеседницу подведет.

– Подумать только! – нарушила наконец тишину пенсионерка Сухова. – Нон мульта, сэд мультум! – в тон татуировке ответила она.

В свою очередь Алексеев нахмурился, пытаясь понять, прекрасно сознавая, что не может преуспеть в этом…

– Сдаюсь, сдаюсь! – шутливо поднял он руки.

– Да… Я сказала «Не много, но многое», то есть: какое же глубокое содержание в этих немногих словах! «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо!» И как это все у него за одним ухом поместилось?

– С трудом, – признался опер. – С помощью лупы разбирались.

– Ну и придурок! – заявила неожиданно пожилая женщина. – Садист, выходит? А она, людоедка, его, получается, съела? Сильнее оказалась? Поделом! Собаке – собачья смерть!

– Ух, какая вы кровожадная! – весело произнес Алексеев.

– Да уж! И не стыжусь этого! – подтвердила собеседница. – Итак, это вы два преступления раскрыли – убийство «Берлиоза» и его, соответственно, зверские злодеяния…

– Нет, преступления нашего «Берлиоза» я даже забыл приплюсовать к общему числу ваших побед… Ух ты!

– Ну а остальные – остальные раскрытые преступления, а? – напомнила Мария Даниловна. – Людоедка – это раз. Она-то уж вообще в нашей истории как-то слева… Начали-то мы с «душных бандитов»! Давайте не отвлекаться, по порядку…

– Да мы и так по порядку, – возразил Петруха. – Итак, сижу это я у Людочки… Только избежал разделки собственной туши… Держу ее крепко, а сам думаю – то ли ее же молотком воспользоваться, нанести ответный удар, чтобы спокойно потом куда следует препроводить… То ли просто заявить, что она задержана, но это вообще-то было рискованно… Девушка она агрессивная, да еще так разозлилась, что я от ее удара увернулся… В общем, не успел я толком выработать программу дальнейших своих действий, как врываются в квартиру трое в противогазах – и все сначала, повторение утренней сцены в вашей квартире…

– Как так? Ничего не понимаю! – помотала головой Мария Даниловна. – Что же они, раздвоились? Вернее, растроились? Или сквозь стены милиции просочились и вернулись к своим темным делам?

– Все гораздо проще, уважаемая Мария Даниловна! – снисходительно разъяснил опер. – Слава первооткрывателей, изобретателей этой идеи газовых ограблений не дала покоя другим нечестным людям… Им понравилась эта идея, и они, побывав на Галерной… Да, они, как оказалось, были там, но об этом – позже! Так вот, побывав на Галерной улице и ограбив квартиру, решили продолжать подвизаться на сей стезе. Но как попадать в другие квартиры? Нужны ключи. Где их взять? Да там же, на вокзале!

– На каком? – машинально спросила Сухова.

– Хороший вопрос! – усмехнулся опер. – Первая банда всегда действовала на Витебском – повторяю, они жили в том направлении. Вы же пошли… на Балтийский, кажется?

– Да, – чуть обиженно произнесла Мария Даниловна. – Вы же сами так сказали – орудуют, мол, на Витеб… то есть Балтийском вокзале…

– Вот именно! Я уж точно не помню, что сказал… Но, видимо, просто ошибся… Случайно названия перепутал… Задумался… С Балтийского у тещи… пока еще будущей… Все пока что под вопросом, к сожалению… Так вот, у нее – с Балтийского вокзала дача! Я автоматически этот вокзал назвал… Но это-то и помогло все распутать!

– Здорово!

– Еще бы! По какой-то невероятной случайности ваш безумный, на первый… да и на не первый взгляд, план сработал. Именно члены второй «душной» банды похитили у вас сумочку… Остальное вы знаете…

– Увы, – вздохнула Мария Даниловна. – Как своевременно вы тогда появились! Ну что бы я без вас делала?

– Да ничего страшного! Оклемались бы рано или поздно… Их отравляющее вещество же не было смертельным! К счастью. Ну лишились бы чего-то ценного… Ерунда, дело наживное!

– Ничего себе «ерунда»! – рассерженно ответила Сухова. – Ведь только моя комната изо всей квартиры и была незаперта! Уж они бы там разгулялись!

– А вы не послушались моего совета? Не убрали все ценное подальше – на антресоли? Вряд ли бы они полезли так далеко… Все-таки опасно долго в чужой, да еще огромной коммуналке торчать… Посмотрели бы они, что у вас по шкафам да сундучкам один хлам, обломались бы, что на нищую пенсионерку, которая давно все ценности на барахолке продала, нарвались, и ушли бы восвояси…

– Нет, не послушала, – с виноватым видом согласилась она. – Как-то все-таки это дико…

– Времена такие! Привыкать надо!

– Ну хорошо. Людоедка, это раз, – напомнила Мария Даниловна, – «душная» банда – два-с и даже три-с… А четвертое? Убийство на Галерной? Вы что-то говорили, что все это как-то связано… Не пойму только как…

– До конца еще не все ясно, – покачал головой Алексеев, – но в общих чертах могу сообщить вам следующее. Павел Куприянов – ну, тот самый веселый вдовец – убеждает, что сам не убивал свою жену… Ха, кто ему поверит? Но плетет, что нанял для этого каких-то своих знакомых, вернее, одного своего знакомого, который со товарищи и взялся провернуть все это дело… Мол, придут они, напшикают газом… Жена – астматик, подышит-подышит, да и откинется… И никто не заподозрит убийства – мол, просто грабители переусердствовали, случайно на больную напали…

– Ну что? Все вроде бы логично, – задумалась Сухова. – А что ему за это будет?

– За это, конечно, будет, но не так много, как за непосредственное убийство, в чем я почти не сомневаюсь…

– Отчего же?

– Да оттого, что вы забыли про яд! Бандитам-то незачем было ядом ее травить! Не вписывается это в их почерк, пусть он даже и ворованный… Вор у вора почерк украл! Не-ет, уважаемая! Все было именно так – он отравил, а затем, возможно, не сам, как я вначале думал, но с помощью товарищей разыграл видимость ограбления… Сам-то Павел только с виду крутой такой, бизнесмен, видите ли, уверен в себе… Чуть посидел, попарился – мигом во всем признался! Сейчас народ-то ушлый пошел, знает, что на одних косвенных уликах обвинения не выстроишь, непременно оправдают… Если тебя никто конкретно не видел в момент совершения преступления – все, свободен, гуляй, как ветер в поле… Пусть ты был там за час до обнаружения трупа, пусть у тебя хоть сто мотивов и ни одного алиби… Оправдают, будьте уверены!

– Да? – задумчиво протянула пенсионерка Сухова. – Это интересно.

– Я вам! – пригрозил опер. – Даже не думайте! Итак, вся надежда в таких случаях – найти орудие убийства: нож, пистолет, топор… Да мало ли их!

– Это точно, – согласилась Мария Даниловна.

– Ну, в случае с ядом, скорее всего, искать нечего… Не обязательно же – даже маловероятно – его наливают из флакончика, не забыв оставить на последнем отпечатки пальцев и забыв сполоснуть… Отравить можно крохотной таблеточкой, которая имелась у отравителя в единственном экземпляре…

– Согласна, – кивнула собеседница. – Как же вам трудно работать!

– Приятно, что хоть кто-то так считает, – кивнул Алексеев. – Ну вот. В нашем случае вся надежда – на чистосердечное признание убийцы… А его-то мы почти что и получили! Признался, что хотел ее смерти, – как миленький признается, что содействовал переезду ее в мир иной… Никуда не денется! И не такие признавались! Этот-то слабак, нервишки не крепкие…

– А если в отказ пойдет? – внесла долю скептицизма в уверенные рассуждения собеседника Мария Даниловна. – На суде заявит, что вы… ну не вы, так коллеги выбили из него вместе с почками признание? Так ведь бывает?

– Бывает, – кивнул Алексеев. – Ну что тут сделаешь? Работать надо! К тому же вы забываете о «душных» номер два! Они уже признались, что были на Галерной… Женщина к тому моменту лежала мертвой… Они тут как свидетели выступят – что их газ, если она отравлена! Другие, ушлые-то, может, и увернулись бы, придумали бы сто разных версий… Да Павел совсем должен сникнуть от таких очевидных фактов… Вот и раскрыли, короче говоря, мы с вами убийство на Галерной! Так-то!

– Так, – подтвердила пожилая женщина. – Что-то еще вы мне не разъяснили… Погодите, погодите… Вертится на языке… Что-то насчет ингредиентов… Компонентов? А? Не помните?

– Ох… Все-то вы буквально понимаете, – вздохнул Алексеев. – Дело в том, что обе «душные» банды состояли из трех человек…

– Совпадение? – предположила Мария Даниловна.

– И да и нет. В принципе, удобнее работать втроем. Но в крайнем случае можно и вдвоем – так они к вам ворвались… А вообще, если трое идут, роли распределяются так: двое по комнатам шарят – быстрее можно управиться, а один обязательно должен стоять на входе, при дверях… Вратарем быть, одним словом.

– Почему «вратарем»? – опешила Сухова.

– Ну как почему? Вратарь – от слова «ворота»…

– Безусловно, – кивнула собеседница. – Только это в хоккее. Или нет, в футболе…

– И там и там, а вообще, – пояснил опер, – так в монастырях стоящий у ворот сторож называется – не привратник, а именно вратарь… Мне это слово симпатично…

– Напрасно мы в этимологические дебри углубляемся, – заметила Мария Даниловна. – Я скоро с преступлениями совсем запутаюсь. В общем, ходили они втроем…

– Ну да. Только третий из «новых душных» или отказался на новое дело пойти, или они его не смогли вычислить, или вообще решили не брать в долю… Разберемся! В общем, этот-то третий «ингредиент» оказался тем еще фруктом!

– Да ну?

– Мы его тоже вычислить не могли! Его компаньоны утверждали, что не знают его адреса, причем так упорно, несмотря ни на что, утверждали, что ну решительно ничего не удавалось узнать о его местонахождении…

– В каком это смысле – «несмотря ни на что»? – насторожилась Мария Даниловна. – Я вот тут… вы только не ругайтесь! Я читала, что вы… ну в смысле вообще вы – милиция… действительно избиваете задержанных… ну, то есть применяете… – Последние слова она произносила робко и каким-то извиняющимся тоном, будто избивала сама и теперь глубоко стыдилась этого.

– Что-то вы начитаны чрезмерно! – буркнул опер. – Это не имеет никакого отношения к делу!

– Служебная тайна? – догадалась Сухова.

– Ну, типа того… По крайней мере, могу вас успокоить – лично я не сторонник силовых методов…

– Всегда их другим, то есть коллегам, доверяете?

– А задержали мы Сергея Тетеркина, – словно бы не услышав последнего предположения собеседницы, спокойно продолжал Петруха, – совершенно случайно…

– Как всё и всегда! – не удивилась Мария Даниловна.

– Поспорил бы я с вами, да некогда, – отмахнулся Алексеев. – Короче, проводили какую-то обычную облаву в казино, задержали по городу аж полтыщи человек… А у нашего Сергея при себе была пушка… То есть пистолет! А то мало ли вы снова буквально подумаете… Короче, только выяснили, что он и дополнял, вернее, даже возглавлял вторую «душную» банду, на этом-то все интересное и закончилось…

– Самоубийство? Сплел веревку из носков и, как честный человек… да? – с ужасом вопросила Сухова.

– Н-да-с… Странное у вас, однако, понятие о честности, – протянул Петруха. – Нет! Уж кто-кто, а этот-то жил, жив и будет жить! Ну, какое-то время точно…

– Так что же произошло? Тянете, тянете! Ну вы и рассказчик! – возмутилась Мария Даниловна.

– Мог бы я вас упрекнуть, мол, «ну вы и слушатель», перебиваете постоянно… – покачал головой Алексеев. – Но не буду! Игнорирую ваши упреки и, на ваш выбор, продолжу или уйду…

– Нет, что вы! Конечно продолжайте! Простите…

– Ну вот. Забрала его Федеральная служба контрразведки…

– Что? А это-то с какой стати?

– Ну, знаете ли, они нас как-то в известность не поставили… Забрали на правах сильного – и все. Единственное, что нам самим достоверно известно, – это то, что пистолет, обнаруженный у Тетеркина, имел интересную судьбу… За ним такой след тянется! Хоррибиле дикту! – перешел от волнения на латынь Алексеев.

– Почему «страшно сказать»? – переспросила полиглотка Сухова. – Так заинтриговали – и нате вам, в кусты!

– Ну, в общем, так. Из него Каплан стреляла в Ленина…

– Что-о?

– Да! Но это что, еще цветочки! Он засветился во время революции на Кубе, военного переворота в Чехословакии, из него стреляли в Папу Римского, вот только не помню, попали или нет… Эксперт столько всего говорил! Невозможно все упомнить…

– Да что вы! – не поверила Мария Даниловна. – Это, наверное, какая-то ошибка… Недоразумение…

– Исключено! К тому же… ладно, это все дела древние… Но пули из этого пистолета были выпущены буквально в любом мало-мальски крупном политическом преступлении, будь то убийство Пальме – ну помните, был такой деятель, швед, что ли… Или швейцарец… Я эти страны все время путаю… Так вот, почти любое убийство – от глав государств до консулов – было совершено при помощи этого пистолета… Крупно Тетеркин с ним влетел! Такие стволы на тротуаре не валяются, уж тут-то ему не отвертеться!

– Бывает же такое! – вздохнула Мария Даниловна. – Хотя, знаете ли, меня это как-то не очень занимает… Я ужасно не люблю детективы про политику… Неинтересно как-то… Вот обычная наша совковая бытовуха – сосед соседа топором тюкнул… Или муж у жены шубу украл и в утильсырье сдал… Могу читать сколько угодно, запоем! А уж слушать! А тут, выходит, политика приплетается? Фи!

– Ну, она здесь достаточно слева… Главное, что обе «душные» банды обезврежены, с людоедством в одном отдельно взятом случае временно покончено, убийство на Галерной почти раскрыто…

– Ну и маньяк с татуировкой получил по заслугам! – добавила Мария Даниловна. – Надеюсь, что больше действительно в городе хотя бы «душных» бандитов не будет!

– Кто знает, – задумчиво протянул Алексеев. – Народ у нас сообразительный… Газом нынче легко обзавестись – бери и грабь! Вон недавно до чего дошли… Пятеро семнадцатилетних девушек, вооружившись одним на всех газовым баллончиком, вышли на большую дорогу… Разбойничать, я имею в виду. Действовали банально, аж до зевоты скучно… Подходили к наиболее уязвимым жертвам – ровесницам, гуляющим в меньшем численном составе, и для затравки спрашивали, сколько времени. Наивные девушки бросали взгляд на часы; налетчицы, впрочем, тоже. Уж куда, зачем им столько часов – я не знаю! Они говорили, что собирались их кому-то продать…

– Да… – кивнула Сухова. – Уж как странно – из-за такой ерунды, как часы, за решетку садиться! Грабили бы – так уж не меньше чем на миллион сразу… А то глупо мелочиться…

– Ну да, вам, как Раскольникову, сразу весь капитал нужен! – усмехнулся Алексеев. – Короче, обнаружив, что у жертв часы присутствовали, лихие дивчины атаковали хранительниц времени из баллончика, избавляли их от часов и спокойненько шли дальше, на встречу со следующими доверчивыми ровесницами…

– Точно, вооружившись баллончиками, много дел можно натворить! – согласилась Мария Даниловна. – А вот скажите… Вы за свою службу в органах, безусловно, всякого навидались… А когда-нибудь вы видели круглые глаза вьетнамца?

– Нет, – улыбнулся образности высказывания Петруха. – А вы, как я понимаю, видели?

– Ну да! – довольно сообщила Мария Даниловна. – Зрелище было – это что-то! Вот послушайте: у нас тут, возле Гауптвахты, все произошло… Хорошо, я чуть поодаль шла… В общем, по тротуару, согласно всем законам и правилам дорожного движения, брел себе спокойно несчастный вьетнамец…

– Несчастный – потому что впоследствии с ним что-то случилось, или вообще, по определению «вьетнамец»? – уточнил опер.

– Какой вы недогадливый! – воскликнула Мария Даниловна. – Ну конечно, и потому, и потому! Неужели вьетнамец вообще может быть счастлив? Да никогда! А пережив такое, чему я поневоле была свидетельницей, уж вдвойне!

– Итак, – напомнил Петруха.

– Итак, он шел по тротуару. А где, позвольте спросить, еще людям ходить? Может, летать выучиться, раз уж мы так постоянно водителям мешаем одним фактом своего существования? Этот гад – я имею в виду, естественно, водителя – выворачивает из-за Гауптвахты… Ну, из-за того, что Сенная навеки теперь перерыта, машинам стало негде ездить, и они все время гоняют по пешеходной зоне площади… Нет, ну я, конечно, могу их понять чисто теоретически, но все равно они должны преимущественное право прохода оставлять людям…

– Вьетнамец! – потерял терпение Алексеев.

– Да, вьетнамец! Впрочем, кто его знает, я уже сомневаюсь… Может, он на самом деле кореец был. Или китаец…

– Или японец, – раздраженно добавил опер. – Не суть важно. В общем, он…

– В общем, его машина поначалу было пропустила, и он эдак своим обычным темпом продолжал двигаться… Как вдруг она как поедет! То есть он должен был принять моментальное решение: или броситься стремительно вперед, или отступить назад… Я заметила, что далеко не все люди в критической ситуации способны мгновенно сориентироваться; напротив, на некоторых как бы оцепенение нападает…

– Ну так что? На него тоже напало?

– Ну вроде того… Или он справедливо решил, что с какой это стати он должен уступать машине – все-таки он в своих правах, идет по пешеходной зоне…

– А водитель напомнил ему, что так-то оно так, да не так, поскольку ни о каких правах не может идти и речи, раз он вьетнамец или кореец, то есть приезжий? – предположил Алексеев.

– Типа того… Водитель как высунется да как начнет отборнейшим матом крыть несчастного пешехода…

– А тому по фиг! Он хлопает глазами и говорит: «Не понимай!» – закончил за собеседницу Петруха.

– Да нет! Похоже, что он очень даже «понимай», потому что в ответ на сию негостеприимную тираду вьетнамец вынул газовый баллончик и опрыскал из него как водителя, так заодно и всё, что было в салоне, то есть и пассажиры невольно надышались газом, за что они должны были благодарить своего водителя…

– Круто! Решительный, значит, пешеход нынче пошел! – усмехнулся Петруха.

– Круче другое! – пояснила рассказчица. – Водитель-то не растерялся и выстрелил в обидчика из газового, но уже пистолета!

– Вот гад! – прокомментировал опер.

– Не то слово! – согласилась Мария Даниловна. – У того, бедного, все ухо в крови… Он стоит, вскрикивает… Машина тут же дала дёру, так как вьетнамец, совершая обстрел из баллончика, поневоле уступил ей дорогу…

– Да… Стоит вскрикивает… – кивал Алексеев. – А глаза – круглые-круглые!

– Точно! Ну и зрелище было, я вам доложу!

– Как? – испугался Петруха. – Доложите? То есть это еще не вся история? Что еще?

– Да нет, вся… Хотя, может, конечно, продолжение и было, только я об этом не знаю… Ведь, наверное, он потом пошел в милицию заявление написать… Дело должны завести, если он номера запомнил… Ну, как это там у вас в законном порядке делается…

– Да бросьте вы, какое дело! Даже если он и пошел в милицию, вряд ли стали бы дело возбуждать, отписали бы скорее всего… Да сейчас и потерпевшие-то всякие бывают… Вон мне приятель из патрульной службы рассказывал: ехали они вечером, даже почти ночью… И у них на глазах прямо на улице мужичка какого-то на «гоп-стоп» взяли – ну, грабеж, карманы потрошили… Ну, воров, естественно, сразу тепленьких, они даже разбежаться не успели, в машину… А терпила сразу и говорит: «Вы мне мое барахлишко верните, а с этими ребятками просто при помощи своих спецсредств поговорите…»

Заметив недоумение в глазах Марии Даниловны, Алексеев пояснил:

– При помощи дубинок! Ну вот. Будь там сержантский состав, – продолжал он, – может, на этом все бы и закончилось. А мой приятель – лейтенант. То ли ему скучно было, то ли он за честь мундира болел… Короче, поволок их в управление. А терпила ему все втолковывает: «Что толку заяву писать, дело возбуждать, что дальше-то? Они что, хорошими станут? Хрена с два! Ну, направите вы их на курсы повышения квалификации, в тюрьму то есть… Ну, выйдут они оттуда, причем достаточно скоро… Меня же еще потом найдут… И не только грабить не перестанут – еще и на мокруху с легкостью пойдут! Вот кабы их за это расстрелять! Это было бы эффективно. А раз нет, то отлупите их хорошенько – душу свою отведите, и довольно с них будет…» А? Ну, каково? Ну как в таких условиях работать можно?

– И не говорите, – сказала Мария Даниловна. – А по улицам-то ходить – вообще невозможно! Страшно!

– Страшно, – кивнул опер. – Но все же ходят – а куда денешься? Дома, выходит, тоже не легче – сидишь, сидишь, а к тебе «душные» заваливаются… Кстати, они не банальным баллончиком пользовались – на одну вашу квартиру несколько бы понадобилось… Но многие люди имеют какие-то выходы на всякие химические вещества… С работы, возможно, тащат… Следствие установит… А что толку – всегда масса не пойманных еще любителей навести ужас на окружающих найдется…

– Да, кстати! – воскликнула Мария Даниловна. – Я вас как раз хотела спросить, а где бы мне приобрести газовый баллончик?

– Зачем? Что вы задумали?

– Да ничего особенного, – честно ответила собеседница. – У всех же вокруг есть… У меня тоже был, да потерялся куда-то… А теперь – ну мало ли я в такую же переделку попаду?

– С вас станется… Скажите лучше вот что: откуда у вас пистолет?

– Пистолет? – сделала невинные глаза пенсионерка Сухова. – Какой пистолет?

– Обыкновенный! Маленький, изящный, дамский… С перламут…

– С перламутровыми пуговицами! – отшутилась Мария Даниловна. – Я вот, кстати, все хотела узнать… Вы человек образованный, начитанный… Не помните ли, что там говорил Луначарский о трех университетах? Я себя тоже считала интеллигентным человеком, да без знания этого высказывания как-то стыдно… А?

– Вовсе это некстати! – парировал Алексеев. – Нет уж, не уходите от ответа! Откуда у вас пистолет?

– А у вас он откуда? – язвительно спросила Сухова.

– Ох… Ну и мастерица вы выкручиваться… От вас, уважаемая, от вас!

– Что-то не припоминаю… – наморщила лоб Мария Даниловна.

– Ничего, я помогу! Когда вы у себя в коридоре от газа сникли, по стеночке вниз сползли… Я, когда обезвредил уже всю банду, обратил внимание, что карман вашего платья как-то подозрительно оттопырен… А у меня на такое глаз наметан…

– Что? То есть вы меня обыскали? – подняла брови Мария Даниловна.

– Не вас, а только один ваш карман!

– Оч-чень интересно! – вспыхнула она. – А куда, подскажите, уж не сочтите за труд, я могу на вас жаловаться? Между прочим… Понятых, как я понимаю, при этом не было? Ага! А известно ли вам, что улики, полученные незаконным путем, не являются доказательствами! Что, съели?

– Не-а, – хрустя яблоком, помотал головой Петруха. – А вам, любезная, известно ли, что вы мне сейчас процитировали?

– М-м-м… – задумалась пожилая женщина. – А, кажется, «Рекламу-Шанс»!

– Вполне возможно, не буду спорить… А изначально эта фраза – из законодательств некоторых буржуазных стран! Так-то! Мы-то с вами – пока еще в стране Советов, как бы она теперь ни называлась! Позволю себе, как мне кажется, к месту, привести двустишие поэта Вишневского… Он чудак тот еще, но некоторые мысли довольно любопытны… Вот послушайте, где мы!

Мы в глубокой… хм, ну и так понятно…

Оставайтесь с нами!

Алексеев смущенно замолк, прикидывая, не переборщил ли он, оскорбляя нежные ушки изящной дамы. Та же, вымученно улыбнувшись, выдавила:

– Поэт, говорите? Ха! А вы меня все Буниным попрекали! Да знаете ли вы, что если убрать Бунина из русской литературы, то она оскудеет, обеднеет… Ну и так далее…

– Знаю, – кивнул опер. – Это Горький так считал. Вот так и произошло… Бунина сейчас никто не читает…

– Я читаю! – вступилась за честь Ивана Алексеевича женщина.

– Похвально. Так что там у нас насчет пистолета?

– Да, верно! Когда вы мне его вернете? Времена-то опасные… Раз уж вы темните насчет баллончика… Придется самой на мафиозные структуры выходить… Я его приобрести твердо решила!

– Всё. Или говорите, откуда у вас оружие, или… – Опер многозначительно замолк, рассчитывая произвести эффект одним этим «или», предлагая собеседнице самой представить свою последующую горькую участь.

– Ну да, – скептически произнесла она. – Сейчас вы заявите, что из него покончил самоубийством Адольф Гитлер или пули из него нашли в теле этого, чилийского, Сальвадора… как его? Дали, что ли? Ну которого Пиночет сменил?

– Альенде! Сальвадора Альенде! – выкрикнул Алексеев. – Нет, а что, вы думаете, могло такое быть? Я его еще не проверял, но раз уж вы настаиваете…

– Нет, нет, что вы! – испуганно замахала руками пенсионерка Сухова. – Не надо проверять! Потому что…

– Ну что «потому что»? – победно наседая на нее собеседник.

– Потому что я из него никогда не стреляла! У меня к нему и патронов-то нету!

– А кто стрелял?

– Если и стрелял, то все равно его нет уже с нами…

– Кого – нет?

– Да того, кто мне этот несчастный пистолет подарил!

– Ну наконец-то! Подарил, выходит! – облегченно вздохнул Алексеев. – Кто? Имя, фамилия…

– Нет, не буду капать на кристально честного человека… Тем более что все равно, как я уже сказала, он умер… Но я знаю, что привез он его из Берлина, как раз после войны…

– Интересно… – протянул Петруха. – Выходит, что ваша бредовая мысль о Гитлере не так уж невероятна…

– Да полно вам! Это был совершенно безобидный, хороший человек! И главное, отличный работник! Главный инженер завода! Не что-то там вам! Вот!

– Ладно, – кивнул Петруха. – Всё, что надо, легко проверить. Можете и дальше запираться сколько хотите. Но если пистолет действительно где-то засветился… Не позавидую я вам…

– Будем надеяться, что нет!

– Ну хорошо… – миролюбиво подытожил Петруха. – Сегодня что у нас? Четверг, девятнадцатое? Завтра мне к врачу… Больничный закрывать… Вот и отдохнул… Дурак! Думал, отлежусь, отосплюсь на больничном… А все из-за вас! Всю неделю…

– Раскрывали и раскрывали! – напомнила Мария Даниловна.

– Ну, нет худа без добра. Хорошо. Отдыхайте, приходите в себя… Все-таки совковые больницы…

– И не говорите! Даром лечиться – лечиться даром! – согласилась Мария Даниловна.

– В общем, я пойду, – сказал Алексеев и направился к двери. Вслед ему Мария Даниловна быстро выкрикнула:

– Цетэрум цензэо Картагинэм дэлендам эссэ!

– Чего-чего? – помотал головой Петруха. – При чем здесь Карфаген?

– Не знаю, – пожала плечами Сухова. – Просто в остальном я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен! Ну, помните этого римского сенатора, Катона Старшего…

– Я его уже не застал… – буркнул опер.

– Он же все свои речи, ну на любую тему, неизменно заканчивал призывом к войне с Карфагеном! Вот я и подумала – актуально, насущно… Вы же постоянно с кем-то ведете незримый бой.

– Логично… – на выходе произнес Петруха и поспешил унести ноги из квартиры словоохотливой Марии Даниловны.

Пенсионерка Сухова и пенсионер Эрте мирно попивали чаёк. Мария Даниловна нанесла визит своему почтенному приятелю, в очередной раз за это время съездившему и вернувшемуся из деревни.