Текст книги "Чада, домочадцы и исчадия (СИ)"

Автор книги: Дарья Снежная

Соавторы: Любовь Ремезова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Нет, конечно, – Искусница улыбнулась мне тонко, как несмышленышу, ляпнувшему несусветную ерунду. – Если дело в волшбе, так достаточно ведьму, ее наславшую, отыскать да заставить волю свою недобрую отозвать; а ежели отозвать не выйдет, то и убить. И схлынет поветрие, на убыль пойдет. А там уж чем хочешь болезнь лечи – только поскорее, пока сама не прошла.

Открывшиеся перспективы, мягко сказать, не радовали.

– Нет. – Собрав мозги в кучу и кое-как ими пошевелив, я озвучила итог Настасье. – Василиса пришла ко мне договариваться миром. И я ей не отказала – сказала только, что мне нужно подумать. Зачем бы ей брать грех на душу? Да и по срокам не сходится: Василиса пришла ко мне сегодня, а дети уже болели накануне. Если она хотела на меня надавить через опасность моим людям, то стоило бы дождаться, пока я про болезнь узнаю и испугаться успею – а тогда уж меня и манить разрыв-травой. Я же про заболевших детей узнала вообще после ее ухода! Пожалела, конечно, что от волшебной травы отказалась – но поздно уже было.

– Отчего ты отказалась от посула Василисы, Премудрая? О чем думать решила?

Настасья стрельнула в меня взглядом – и тут же сделала невозмутимое лицо.

– Неужто не догадалась она тебя возвращением домой поманить?

– Догадалась, – я чуть склонила голову, отдавая дань прозорливости собеседницы. – Вот только я не отказалась. А подумать мне нужно было, в первую очередь, о твоем сыне. Не могу я так, чтобы за моё возвращение домой другой человек жизнью заплатил. А еще не могу урочище Премудрое отдать ведьме, о которой ничегошеньки не знаю. От нее ведь будет зависеть, как людям на ее земле будет житься… Так что к тебе бы и пришла расспрашивать, что она за человек и чем дышит. Может, в стольный град съездила бы – послушала, что о ней люди говорят, как она на прежнем месте с обязанностями справлялась. А там бы уже и решать стала.

Настасья кивнула – поняла, мол. И вернулась к предыдущей теме:

– А Василиса… может, не учла она, что ты хозяйка молодая, и истинно приняла ПРемудрое урочище несколько дней как и пока что его не чувствуешь. Может, и вовсе о том не знала: земля-то твоя ей чужая, а на чужой земле против хозяйки ворожить – ой, тяжко. А может, и не она это.

– А если не она, то кто?

– Да мало ли на твое место охотниц, Премудрая? О том, что Мирослава ученицу ищет, многие знали – и многие спали, да на том месте себя и видели.

Вот ведь старая клюшка! Ну почему, почему из всего многообразия на все согласных – она выбрала единственную несогласную?!

– Мог Кащей тебя испытывает: крепка ли новая Премудрая? Крепко ли угодья держит?

Не мог. Я не стала говорить это Настасье, но теперь, после объяснений Ильи, точно знала, что Кащей не мог. Он слово ведовское Мирославе давал!

– А мог и Змей Горыныч тебя на зуб попробовать, хоть из озорства, хоть из желания, ежели выйдет, так и отхватить себе кусок твоей землицы…

– Змей Горыныч? – тут я встрепенулась. – Подождите! Он, разве, не на огне с разрушениями специализируется?

– Так-то все верно, огненное дыхание – его суть, но и колдун не из последних. Так что…

Договорить она не успела.

Вино, до того мирно стоявшее на столе в кувшине, вдруг взмыло вверх. Я чудом не шарахнулась в стену испуганной лошадью, а вот хозяйка и бровью не повела. Вино вытянулось линзой – как когда-то у Гостемила Искрыча – и на засеребрившейся его поверхности сплелось совершенное и строгое лицо Прекрасной.

Взглянув в глаза Искуснице, она выдохнула:

– Хворь наведенная. Это не поветрие, это вызов. Скажи Премудрой, пусть поторопится: я сквозь стены чую, что дело плохо. Очагов в деревне уж никак не пять, и полыхает в них – будь здоров.

С этими словами Прекрасная отпустила чары – и вино ухнуло в кувшин, брызнув в стороны и на скатерть мелкими каплями.

– Вот ведь, паршивка, – вздохнула Искусница, и повела ладонью.

Бледно-розовые капельки отделились от скатерти, собрались в одну и ухнули в кувшин. Сверху шлепнулась пробка.

– Властимире отправлю! – мстительно сообщила мне гостеприимная хозяйка.

И вдруг спросила:

– Тебе, я гляжу, рубаха моя глянулась?

От резкой смены темы я сперва опешила, а потом смутилась.

– Очень, – пробормотала.

Настолько, что собиралась за нее с твоим сыном в рукопашную идти!

– Вот и ладно, что глянулась, вот и хорошо! – вроде бы даже обрадовалась Настасья. – И вот что… Я как чуяла, что у нас неладное начнется: сына своего младшего о помощи попросила. Илья-то при тебе неотлучно должен быть… Так что как Алеша объявится – ты его не гони. Он не с худом.

Домой я вернулась с гудящей головой. Угораздило же меня во всё это встрять…

Уже традиционно мысленно поблагодарив Мирославу и прикидывая, в каком порядке разбираться с делами, которых имелся теперь целый список, я вела под уздцы к конюшне Булата, а навстречу мне шел Илья.

– Не надо, Илюш, я сама заведу в конюшню, мне не трудно! – попыталась я вякнуть, когда он вежливо, но непреклонно отбирал у меня поводья.

Но кто б там меня слушал!

– Невместно.

И даже Булат, предатель, дернул башкой, намекая, что мне бы не спорить.

Ну, “невместно” – так “невместно”. Я разжала руки, случайно задела ладонь Ильи, смутилась и сбежала в дом, пробормотав напоследок:

– Только ты имей в виду, что мне сегодня еще в Черемши съездить нужно будет!

Горница встретила тишиной, колдовской книгой и бдительно запертым сундуком с колдовским припасом: мало ли чего!

Прижав ладони к щекам, я убедилась: горят! Ну не дура ли, а? Ну мне ж не пятнадцать лет, а, чтобы вот так смущаться, потому что мальчик из соседнего подъезда меня за руку взял!

…когда вернусь – надо, кстати, узнать, как он там. Потому что он меня тогда “поматросил и бросил”, и брат Сережка, с которым мы тогда не созванивались раз в месяц, а дружили, собирался бить ему морду, а Лялька, выслушав мои страдания и сплюнув подсолнечную шелуху, пообещала его проклясть, и тогда я думала, что фигня все эти проклятия Лялькины, а теперь думаю, может, и не фигня…

Но суть-то не в этом! Суть-то в том, что всё это волнение, и смущение, и горящие щеки – всё это ужасно не к месту, не вовремя, да и не к чему, потому что я скоро разберусь со своими делами и домой вернусь, а он останется здесь – тут его дом и другого не надо, другого я для него и не представлю, а значит, незачем начинать, и сердцебиение учащенное тоже ни к чему!

Хватит, Ленка!

Список!

О, точно!. Что там у нас пунктом первым?

Чтобы открыть сундук заветный сундук, мне больше не надо было прилагать усилий – крышка сама упруго подскакивала вверх, стоило мне не то чтобы мысленно приказать сундуку открыться, а скорее решить, что мне нужно открыть сундук.

Ну и что, спрашивается, изменилось? Сколько времени я с ним мучилась…

Зеркало тоже подчинилось без капризов. Его поверхность, отзываясь на мою силу, помутилась, а когда снова разгладилась, отрадалась там уже не я.

– Здравствуй, дядька Кащей. Не отвлекаю?

– И тебе поздорову, Премудрая. Ты по делу, аль просто словом перемолвиться?

Я задумалась, ибо мое желание получить прямой ответ на прямой вопрос можно было отнести и в ту, и в ту категорию, но…

– Скорее, по делу. Дядька Кащей, ты, случайно, мор на мои деревни не насылал?

Скажу честно: если бы меня огорошили таким вопросом, я бы поперхнулась.

А Кащей – вот что значит, опыт и годы тренировок! – только бровь приподнял. И с укором головой покачал:

– Я Мирославе слово давал, что за тобой пригляжу на первых порах.

– Ну, мало ли, какие там у вас с ней договоренности были… Вдруг, это моей же пользы!

Зазеркальный Кащей хмыкнул:

– Нет, Премудрая. Не губил я твоих людей, не морил деревни поветрием. И уговора у нас такого с Мирославой не было. Коль желаешь – силу в видоки призвать могу.

Я отмахнулась:

– Не надо, дядька Кащей. Я тебе и без того верю.

Да и вопрос этот задала, скорее, от того, что… Шутки шутками, а ведьму во мне кризис здравоохранения на вверенной мне территории подстегнул – будьте нате. Вот она, наглядная польза. И вряд ли два старых хрыча не знали о таких способах обучения.

– Дядька Кащей, а ты не знаешь, не было ли между Мирославой и Змеем Горынычем кон… Каких-нибудь ссор?

Кащей нахмурился – худощавое, представительное лицо потемнело.

– Нет, Елена, не слыхал такого. Ручаться в том не могу, сама понимаешь, но с покойной Премудрой Змею делить было нечего, да и тебе вредить вроде бы не с чего… И вот что: ты, главное, не вздумай его самого о том спросить, вот как меня. А то как бы ему эта мысль не понравилась!

Угу, поняла: не подавать дурных идей. Вот только…

– Дядька Кащей! А разве можно через зеркало дозво… дозваться того, кого никогда не видел?

– Можно, – улыбнулся он. – Ежели сама не освоишь умения, то как-нибудь научу при случае!

Распрощавшись с Кащеем, доброму его совету решила последовать, и не будить лихо, пока оно тихо – то есть, к Змею Горынычу с расспросами не приставать.

Так, первый пункт из списка можно вычеркнуть.

С облегчением содрав украшения, надетые для “Яг-совета”, помассировала уставшую голову, переплела косу. Посидела, откинувшись спиной на надежную, толстую стену, отдыхая и слушая тишину.

Тишина распадалась на составляющие: возню Гостемила Искрыча внизу, кудахтанье кур во дворе, шум близкого леса…

Усталость уходила, протекала меня насквозь и утекала в эту тишину-не тишину, а внутри оставался покой и странная вера в то, что справлюсь и с мором, и с тем, кто его наслал.

Вера в себя.

Важную эту мысль прервал стук в ворота. Да что там стук – грохот.

А я, помнится, еще грустила: тишь, глушь, до людей не докричишься… А на деле – центр социальной жизни. Хоть глубже в чащу переезжай.

Черепа, полыхнув зеленью глазниц, услужливо показали гостя: бритый налысо, в ухе серьга, на поясе ножны. Вид лихой и… и лихой.

Придурковатость я с такого расстояния не определила, а вот лихость видна была невооруженным глазом.

Вороной конь под ним не стоял спокойно: приплясывал, грыз удила и выгибал шею – сразу видно, такой же шебутной, как и хозяин.

И это, простите, Алешенька?

Что-то у меня вот этот тип в голове никак с Искусницей не монтируется…

Может, это не он? Мало ли, кому Премудрая могла понадобиться?

Местным разбойникам, например.

Ну не может же быть, чтобы…

“Тип”, устав ждать, снова загрохотал в ворота – рукоятью кинжала, как оказалось.

– По голове себе постучи, – проворчала я под нос.

Черепа, не дожидаясь команды, угодливо подсветили гостя напротив сердца зелеными метками магического прицела. То ли мое настроение так восприняли, то ли сами по себе такую манеру ходить в гости оценили резко отрицательно.

Зеркало, которое я так и вертела в руках, легло на стол, а я, наоборот, из-за стола поднялась.

Ворота открывать не стала, дала команду калитке. Она подчинилась со скрипом. И с каким скрипом! Вороной заложил уши, спасая чуткий слух, кот, дремавший на крыльце, порскнул в избу.

Я бы с удовольствием повторила оба маневра, но увы: и ушами не вышла, и сбегать от встречи гостей хозяйке не пристало.

Один только Илья, как подошел с заднего двора (и с чем он там на этот раз возился, вроде, всё, что было неисправно, он уже починил), так и стоял непоколебимо: видно там, где он стоял – внизу у крыльца – мерзкий звук не бил наотмашь. А может, тренированный богатырь и не к такому привык.

– Здрава будь, Премудрая! Я Алексей, Настасьи Искусницы сын. Матушка меня просила в гости к тебе наведаться, да и помочь, буде нужда встанет.

Выходит, всё-таки может быть!

Гость улыбался открыто, смотрел прямо – и глаза у него оказались голубые, ясные, нахальные.

В общем, если бы Мирославе вздумалось поверстать на службу этого богатыря, то вышел бы у нее не пес сторожевой, а кот наглый. И ставить для него пришлось бы не конуру во дворе, а лавку в доме.

Как хорошо, что обошлось!

– И тебе не хворать, добрый молодец, – с прохладцей отозвалась я. – Вот Илья, он знает, что у нас стряслось, он тебе всё и расскажет…

И развернулась в сени, вознамерившись на этой ноте свернуть наше общение, свалив беседы с Алешей на его родного (хоть я бы в этом не была так уверена – уж больно он рядом с Ильей щуплый) брата.

Но не тут-то было.

– Постой, Премудрая!

Я оглянулась.

– Матушка велела тебе кое-что передать.

Я вздернула бровь, а Алеша, помявшись, добавил:

– Наедине.

Хм…

– Ну, что ж. Проходи, гость дорогой.

В избе было сумрачно, тихо: Гостемил Искрыч, как порядочный домовой, чужакам себя являть не спешил, кот молча светил желтыми глазами из угла. Молчали и мы с Алешей. Я – выжидательно, он… он тоже, кажется, выжидательно, поглядывая на лестницу за моей спиной.

Ждал, что ли, что я в горницу его приглашу?

Ага, а еще напою, накормлю, в баньке попарю и спать уложу!

Не дождавшись от меня чего бы то ни было, Алеша достал из сумки свернутую в свиток бересту, протянул бережно, на раскрытых ладонях:

– Вот. А на словах добавить велела, что в свитке то, о чем ты ее спрашивала, уходя. И что лучше бы ей, конечно, самолично тебе науку передать, но как уж вышло.

Кивнув – поняла, мол – я развернула бересту.

Опыт расшифровки колдовской книги не прошел даром: написанное Искусницей я разобрала без труда. Вот сумею ли повторить – вопрос другой…

Перед отъездом я и впрямь просила Настасью научить меня искать следы чужой волшбы – Искусница и впрямь обещала поучить меня. Но что это будет дистанционное обучение в лучших традициях борьбы с эпидемией – не ожидала.

– Благодарю тебя, Алеша! Помощь твоя как нельзя ко времени пришлась!

…пусть даже и заключалась в том, что ты мне кусочек коры березовой привез! Интересно, чего Искусница мне его лично не отдала? Не захотела при мне в сундуки лезть?

Кланяться ему я не стала – много чести. Но вежливые слова честно нанизала на воздух – и богатырь расправил плечи, заулыбался… и сразу стало ясно, что мелкий и щуплый он только рядом с Ильей, а на деле-то и роста, и выправки в нем хватает; что я, вообще-то, слабая девушка наедине с незнакомым вооруженным мужчиной, и если вдруг гость вздумает распускать руки, Илья на помощь не сразу успеет прибежать; что магия – магией, а его физическое преимущество передо мной очевидно, и если что, бить надо будет так, чтобы не скоро очухался…

И, что странно, среди всех этих мыслей не было самой, казалось бы, очевидной: на чью сторону встанет Илья, случись вдруг у нас с его братцем конфликт.

Алеша рассыпался в заверениях, что рад несказанно услужить и помочь, чем может, я сморгнула – и испуг рассыпался.

Тьфу, напасть!

Вот чего он мне так улыбается? Смотрит так, что мне намек чудится… Это нормально вообще?!

Хм.

“Лена, ну и что это было?” – спросила я себя, величественно поднимаясь по лестнице (чтобы воображаемый сарафан плыл над ступеньками и воображаемый кокошник сверкал в небо жемчугами). – “Ты чего на него взъелась?”.

Младшенький сын Искусницы так и смотрел мне в спину.

Допустим, когда он только объявился (и объявил о себе стуком в ворота) – там понятно, чего я завелась: я как раз прозревала великую истину о прекрасном чуйстве, настигшем меня внезапно, как мешок на голову, и мне тут даром не нужны свидетели того, как и.о Премудрой млеет от собственного телохранителя.

А потом? Вот потом, что за собака меня покусала?

И нет, это был точно не Илья (а жаль).

Тьфу, не туда понесло.

Перекладывая разговор с Алешей так и эдак на разные лады, я поняла, чем же меня разозлило: мне не понравилось, как он смотрит. Он смотрел… нет, не то чтобы нагло – то, что сам по себе вид у него нахальный, это другое. Но он не смотрел на меня как на ведьму – вот что заставило мое подсознание бить тревогу. Я злилась от того, что он смотрел на меня, и видел не Премудрую, пусть и и.о. – видел бабу. А я, оказывается, уже привыкла быть с местными не на равных, а немного сверху.

Кроме, разве что соседок-хозяек Урочищ. И Ильи.

“Поздравляю, Шарик, ты балбес” – мысленно процитировала я неувядающую классику Простоквашино, вернувшись к нашим баранам. То есть, к нашим Алешам.

Поздравляю, Лена, ты одичала и окрысилась на мужика за то, что он с тобой флиртовал.

Внизу стукнула дверь – и я не утерпела, выглянула во двор. Как – “выглянула”… Через черепа посмотрела.

Алеша скалил зубы, конь стоялый, а Илья… хоть выражение лица у него было абсолютно нейтральное, я по каким-то неуловимым признакам определила, что чем-то он недоволен. Жаль, что я пропустила начало и не слышала, что моему богатырю сказал его братец – так качественно испортить настроение в сжатые сроки и, вроде бы, без всякой задней мысли, надо еще суметь!

А Алеша тем временем попытался пихнуть старшего брата локтем в ребра – Илья подставил ладонь, чуть развернувшись так, чтобы тычок не достиг цели.

На новый смешок Алеши он покачал головой, а потом ухмыльнулся, быстро взглянул на мое окно и, поправил пояс с оружием, кивком указал брату куда-то за избу!

Я от досады мысленно взвыла: ну, Илья-я-я! Ну, жалко тебе, что ли?!

Взор верхнего черепа туда не добивал, а те, что венчали колья забора, смотрели в лес.

Нет, развернуть-то я их могла, не велика проблема, но тогда Илья, желавший скрыть братские разборки от моего взгляда, точно поймет, что я на них смотрю!

Любопытство и желание увидеть, что там будет, быстро и эффективно победило слабые попытки совести напомнить, что подглядывать, вообще-то, нехорошо.

Так, что там еще есть в моем магическом арсенале?

Зеркало? Палевно…

А если?..

Я торопливо подскочила к сундуку-спецхранилищу и нурнула внутрь, торопливо роясь в самом маленьком, но и самом важном отделении: не то, не то… ага! Кажется, вот!

Торопливо развернув чистый холст, я поняла, что угадала: это оно!

Выдохнув с облегчением, я позвала:

– Гостемил Искрыч! А у нас яблочка не найдется? Наливного?

И бережно опустила блюдечко с голубой каемочкой на стол.

Яблочко нашлось.

По каемке покатился желтый плод с красным бочком – а в центре блюдца возникла картинка, словно окошко в наледи протаяло.

Я успела как раз к “горячему”: видно, братья успели разок столкнуться, разогрелись – и теперь младшенькому пришлось стаскивать рубашку, чтобы охладиться. Вот как раз момент разоблачения я и застала, оценив, как беленая холстина проскользила по загорелой коже вверх, открыв сухую, жилистую спину, кое-где расписанную следами шрамов.

Блюдечко, словно почуяв оценивающий взгляд, которым я окинула сценку, сфокусировалось на младшем богатыре, детально продемонстрировав мне плечи, бугристую линию позвоночника, мышцы, движущиеся под дубленой шкурой…

“Глянуть не на что!” – мстительно припечатала я.

Илья, к моему некоторому сожалению, раздеваться не стал. Наверное, чтобы повозить мордой младшего, ему и вспотеть не потребовалось!

Братья сошлись в клинче, сплетясь руками и топчась на месте, я едва не подпрыгивала на своем месте, честно и азартно болея за своего стража, радостным “Да!” отметив момент, когда Алешу вынесло из условного “круга”.

Илья свою победу встретил гораздо спокойнее. Разве что мелькнуло в позе, во взгляде сдержанное удовлетворение. Которое, если честно, мне могло и померещиться: оно как мелькнуло – так и пропало.

Впрочем, Алеша поражению тоже не слишком расстроился, даже веселья, плескавшегося во взгляде, не убавилось. Он что-то сказал Илье – блюдечко не передавало звуков, но, судя по выражению лица, веселое. И не сказать, чтобы моего богатыря его слова задели – вид у него остался, как был, равнодушным…

Но, по странному извиву моей логикеи именно это и убедило меня окончательно: всё. Ночевать Алеша у нас не останется.

Спасибо за помощь, Настасья, извини за скудное гостеприимство, но на моем подворье ему места нет. Пусть летит, откуда прибыл.

А мужчины тем временем взялись за оружие, и Илья выглядел довольным – с мечом разминаться он любил, это-то даже я давно поняла.

Звякнуло, столкнувшись, железо – и даже толстые бревенчатые стены избы не помешали этому звуку.

“Диагональ” у моего “монитора” оставляла желать много лучшего, блюдце – оно размером блюдце и есть, что с него взять? – изображение оставляло желать много лучшего, но, кажется, с мечом наш гость был получше, чем в рукопашной, и я, наблюдая за стремительными движениями поединщиков, закусила губу, отчаянно желая Илье победы.

Мелькали тела, одетое и полуголое, вспыхивали голубоватые росчерки острой стали, лязг, доносящийся с улицы… И только когда меч Алеши, сверкнув рыбкой, вылетел из рук, я выдохнула. И поняла, что все это время не дышала.

Богатыри расступились, выравнивая дыхание, оба взъерошенные и откровенно довольные, обменялись фразами. Младший метнулся в сторону бани, куда улетел его меч, Илья переступил на месте, готовясь к новому раунду…

Так, стоп. Хватит, Лена, тебе на сегодня зрелищ – хорошенького понемногу.

Ты, вроде как, наверх пошла, чтобы изучить свиток, который тебе Искусница передала? Вот и изучай!

Р-р-распустилась тут!

Строго отчитав саму себя, я сама же себя и послушалась, развернула рулончик бересты… Вот только вчитывалась в текст я все равно с прочно прилипшей улыбкой, довольная чем-то, как дура.

Булату Алеша тоже не понравился: вороной Алеши исполнять конно-богатырские прыжки не умел, так что доставить нас на место одним скачком буланому не позволили, и дорога заняла аж целых минут сорок (вместо пяти секунд и одного инфаркта для неподготовленных).

На коленях у Ильи было не совсем удобно, зато надежно и приятно. И первое время я все боялась, что Илья или, не дай боже, Алеша, догадаются, что мне приятно, и от этого нервничала, каменела, а еще ерзала, пытаясь устроиться понадежнее – и вряд ли этим добавляла удобства Илье.

Но постепенно угомонилась: Алеша все равно на бессрочную депортацию из моих “суверенных земель” уже начирикал, так какая разница, что он обо мне подумает? Илья… В его глазах, конечно, дурой выглядеть не хочется, но всё равно… тоже, в общем-то, не важно, поймет он, как нравится мне, не поймет: я же закончу здесь с делами, и вернусь домой.

А лес вокруг жил. Шумели деревья, качали ветвями. Пели птицы, звенели комары – лето неспешно входило в силу.

Мелькнул в игре света и теней зеленый бок сбоку дороги – я бы и не увидела, не поняла раньше, чего это богатыри дружно проводили взглядом в лесу, а теперь же знала, что это любопытная полесунка из семьи лешего деда вышла к тропе, поглядеть на свою хозяйку.

И птицы – я не знала, как назывались эти птицы в моем мире, и как зовут их здесь на местный лад, но отчетливо видела, знала, где любая из них и могла указать, где чья трель. А еще – как медведь дерет когтями древесный бок, устарашая силой и ростом соперникам, похваляясь статью и здорвоьем перед медведицами; как подрывает рылом обомшелый бок кабан, выискивая в щедрой лесной земле сытных личинок; как поднимаются со дна топи пузырьки болотного газа, и лопаются, смеша кикимор…

Я была лесом. Я ощущала его весь – и одновременно была и им, и над ним. И лес, он тоже ощущал меня. И звал. Ломился в душу, втекая в нее вкрадчивыми шорохами, лесными родниками, прохладной силой. Слушал меня – и, слыша мои метания и тревоги, спешил утешить, качая на волнах силы: “Всё сладится, Премудрая, всё по-твоему обернётся”.

Словно кто-то большой, живущий иным разумом и иной логикой, меня, дитя человеческое, по голове погладил.

К деревенскому частоколу выехали через полчаса примерно. И снова – заплатки полей, селяне, ухаживающие за огородами. Шустрая ребятня и брехливые псы.

Я завозилась, и Илья понятливо соскочил на землю, следом спустил с седла меня.

– Вот что, Алеша. – Горшок с лекарством, густо замешанным на моей силе, дождался своего часа и был торжественно извлечен из сумки. – Возьми-ка ты лекарство, отнеси в избу Еремы Печника…

Сказала, и поняла, что мне это напоминает. Сказочку про то, как одну девочку матушка через лес к бабушке пирожки отнести отправила. Правда, “девочка” у меня явно не удалась – здравомыслящий волк от такой Красной Шапочки должен бежать, сбивая репьи…

Отогнав некстати вылезшие глупости, я продолжила:

– Хозяйке скажи, на пять частей разделить и всех детей напоить поровну. И расспроси ее заодно, как дети себя чувствуют, что с утра переменилось. А мы с Ильей тут походим. Поглядим.

Я, честно говоря, ждала, что взбрыкнет – с чего это именно он на посылках?

Уважения я у него явно не вызывала ни на грош. Но нет. Младший сын Искусницы молча принял из моих рук ношу, поклонился и – отправился исполнять.

Илья на него, что ли, хорошо влияет?

Хмыкнув, собралась и приготовилась делать то, зачем и приехала.

Как там у Искусницы в инструкции было?

“Эни, бэни, раба и мысленно щелкнуть хвостом”.

Хотя нет, это из другой сказки.

Под сердцем кольнуло, когда моя сила, подчиняясь, потекла наружу – прикрыв веки, я видела ее зеленоватым маревом. Оно вихрилось туманом, собиралось вокруг нас с Ильей облаком.

И его нужно было как-то отправить дальше, заставить обтечь деревню, отыскав следы проклятия. Оставался только вопрос – как? Толкнуть? Мысленно приказать? Пожелать, как с замком на сундуке, который вытрепал мне все нервы?

У Искусницы рекомендаций по этому поводу не было.

Не смущаясь присутствия Ильи, которому все равно не видно, что я делаю, я перепробовала всё, что пришло в голову.

И когда результата не получила, вздохнула. Видимо, придется воспользоваться вторым способом: “Ежели не получится – так можно просто деревеньку вкруг обойти”.

Бить ноги не хотелось. От слова “совсем”. Но что поделаешь – придется.

И мы пошли.

Зеленоватое марево-облако послушно тронулось с места, так и окружая нас коконом.

Как ни странно, ноги почти не страдали: ни на корни я не натыкалась, ни о камни не билась… как будто лес заботливо расстелил передо мной дорожку.

Да что там – дорожку, даже ветки бережно отводил в сторону, чтобы не хлестали по лицу, не хватали за волосы…

Кажется, мне сейчас намекают, что мне бы стоило хоть иногда покидать Премудрое урочище не верхом на богатырском коне от одного человеческого жилья к другому,, а по простому, ходить в лес ножками: кому-то не хватало внимания своей хранительницы.

Совесть царапнула острыми коготками, и я по наитию, как силу, послала вовне свое сожаление.

Я не очень хорошая Премудрая. Извини.

А в ответ зашумело, загалдело, окутало безусловным пониманием: Премудрой не нужно быть хорошей, Премудрой достаточно просто быть.

И, подчиняясь всё тому же наитию, я открылась лесу.

И сила, хвойная, лиственная, травная, ручейная, земная – хлынула в меня на вдохе.

А на выдохе – выплеснулась из меня вовне, растеклась, разлилась вокруг. Но это уже была моя сила, родная, ощущаемая как часть себя.

И, затопив с головой всё вокруг, она неостановимо разливалась дальше, укрывая мой лес, мою деревню, с каждым вдохом умножаясь во мне, с каждым выдохом – прибывая снаружи …

И можно было бы больше никуда не идти – я и так уже ощущала всё окрест, как саму себя. Но мне просто нравилось идти по моему лесу.

Чужака я ощутила издали. Да не простого чужака – от него тоже тянуло силой. Колдун.

Не желая ни рисковать здоровьем хоть своим, хоть Ильи, ни дать незванному гостю сбежать, я просто окутала его силой, спеленала одеялом, как младенца. И только затем позвала богатыря:

– Илюш, гость у нас. – И, опережая движение, которым он потянулся к мечу, призналась. – Я связала его, но все равно, надо поспешить. Как бы я его своими вязанками не угробила…

Илья молча оттер меня плечом, вынул-таки меч (видно, к моим вязальным способностям у него доверия было еще меньше, чем у меня), и попер вперед танком.

А я что? Я сзади побрела: все равно мне с мужиками не драться, а если здраво рассудить, так это грамотная стратегическая расстановка сил нашего маленького отряда: танк впереди, маг за его спиной…

Но мыслишка о том, что зря, зря я Алешу с хвоста сбросила, в голове все же крутилась. Сейчас бы за милую душу выпнула его если не перед Ильей (а то бы Илья мне такое позволил!), то плечом к плечу с моим богатырем. Глядишь, враг бы Алешей и соблазнился!

И с этими кровожадными мыслями я и шла за Ильей – цепко держа чужака своей силой.

Ему это, конечно, вряд ли добавляло комфорта, а вот мне спокойствия – так вполне.

Сквозь древесные стволы забрезжил свет, и из-под древесных сводов мы вышли на поляну – так себе, не то что поляна, скорее, проплешина, только и хватает на то чтобы кроны соседних деревьев над ней не смыкались.

А чужак оказался и впрямь чужаком, не чужачкой. Лежал себе на траве ровно по центру поляны, вытянувшись во весь рост, спеленутый зеленоватым облаком моей силы, как куколка диковинного насекомого.

Ну и что с ним делать? Брать кокон и к Настасье тащить? Да так себе идея, честно говоря: если слишком часто просить у соседей помощи, то либо так им надоешь, что в самый важный момент останешься без помощи, либо однажды соседи перестанут считать себя соседями, и сочтут хозяевами.

Хотя, казалось бы, мне до этого дела быть не должно, я же все равно отсюда свалю, как только найду способ, но мысль эта была неприятна. Царапала.

Так что к Искуснице я не пойду. Сперва сама разобраться попробую.

Подумала так, да и придавила его силу – своей. И только после этого потянула на себя спеленавший незнакомца кокон.

Само как-то получилось, но получилось отменно!

Вон, и чужак это отметил: дернулся, затрепыхался. Наверное, это тяжело, всю жизнь чувствовать свою силу, знать ее, срастись с ней – и в один миг понять, что дотянуться до нее не можешь. Вряд ли кому-то такое понравилось бы – но мне тоже не нравились чужаки, гуляющие по моей территории без спроса, не нравилось, что мог бы сделать с неумехой вроде меня опытный и хитрый колдун, а больше всего мне не нравилось, что сила моя, отозванная, растеклась по поляне, завихрилась, заклубилась – и собралась в одном месте, подсветив его зеленью.

Видимо, это и имела в виду настасья, когда писала в своей инструктаже “сила тебе покажет, где творилась волшба, которую найти хочешь”.

И надо же, как интересно вышло: именно рядом с этим местом я и застукала чужака.

А он, между тем, совсем в себя пришел, поднялся, отряхнулся. Красавец нарядный оказался – глаз не оторвать: золотистые кудри, голубые глаза, кафтан (если это, конечно, кафтан называется, а не как-то иначе) красный, золотом вышит, и шапка ему подстать. Сапоги, слава богу, просто красные, без золота.

Сложен тоже неплохо: высокий, кость тонкая, плечи широкие. Черты лица правильные – как на картинке.

На мой взгляд и Илье, с его тяжеловесным спокойствием, и даже Алеше, похожему на поджарого волка-переростка, чужак проигрывал, очень уж сахарный. Но тут уж дела вкуса.

– Вы кто такие?

Можно было бы подумать, что этот вопрос задала я – но нет, у меня только что, прямо на глазах, прямо из-под носа, украли реплику.

Вместо ответа я чуть приподняла брови. Ладно, вру – брови сами приподнялись. Спасибо большому опыту покер-фейса, что на лоб не полезли!