Текст книги "Чада, домочадцы и исчадия (СИ)"

Автор книги: Дарья Снежная

Соавторы: Любовь Ремезова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Я не склонюсь, не поддамся. Не уступлю.

Но даже сквозь это упрямство, составлявшее мою суть сколько я себя помнила, звенела, грызла тревога: ворота. Ворота нужно закрыть до темноты!

И я, опасаясь нарушить мрачное молчание обряда, напирала безмолвным требованием: быстрее. Быстрее. Быстрее!

В глазницах последнего черепа, еще черных, едва заметно мерцали красные искры.

И едва вереница явившейся на поклон нечисти-нелюди втянула хвост в створ ворот, едва последний из них покинул подворье, растворившись на фоне залитого ночным мраком леса, я рявкнула-выдохнула:

–  Закрыть ворота!

И когда по воле домового захлопнулись, гулко громыхнув, тяжелые створки, когда запорный брус взлетел, словно невесомый и лег на крючья. Когда сразу за этим полыхнул ярко-красным последний череп, замыкая сторожевую цепь. Когда я без сил осела на ступеньку, одной рукой обняв пса за мохнатую шею, чтобы не грохнуться с крыльца, как герой похабного стишка... только тогда я поняла, что все это время в другой руке я сжимала надкушенный пирожок.

Домовой смерил взглядом композицию из меня, пирожка и собаки –  и схлопнулся.

И я его понимаю!

Да что там –  “понимаю”, я ему завидую.

Сама бы сейчас с удовольствием схлопнулась.

Хотелось плакать, свернуться клубочком и домой.

Гостемил Искрыч возник ровно там же, откуда стоял, протянул мне резой нарядный ковшик:

–  Молочка?

...ну, или молочка.

Молоко было холодным и неожиданно вкусным –  сладким, густым как сливки, с травянисто-ореховым послевкусием.

Поставив кошик на колени, я выдохнула, и, зажмурившись от удовольствия, откусила от пирожка.

Подняла лицо вверх, пытаясь собрать мысли в кучу и как-то… привести к единому знаменателю, что ли?

Мысли в стройные ряды не хотели. Они хотели броуновское движение, пьяный хоровод и прокрастинацию: завтра, всё завтра!

Сверху капало. Сбоку лакало.

Спохватившись, я открыла глаза, и возмущенно охнула: не послышалось! Эта морда шерстяная действительно лакала! Прямо мое молоко! Прямо из моего ковша!

Преисполнившись негодования, я пихнула собаку прочь, забыв про страх и пирожок…

И вот последнее было зря: покусы, как намекал сон-обморок, мне не грозили, а вот про хлебобулочные изделия в словах старой ведьмы ничего не было.

Щелкнули страшные зубы, я оцепенела, но зря: от пирожка меня избавили аккуратно и безболезненно.

Но совершенно бескомпромиссно.

–  Твою ж… –  выдохнула, глядя на удаляющуюся собачью спину, вернее, хвост-полено, –  Песик… Как там тебя? Тебе же вредно!

Меня не то что не удостоили ответом –  на меня даже не оглянулись.

Вот ведь!

Скотина… А я его в избу ночевать собиралась позвать: мне одной страшно, Гостемила Искрыча в горнице на пол спать не положишь, а этот как-никак беречь обязан по магическому договору с прежней хозяйкой!

–  Ты бы, хозяюшка, всё ж зашла бы… Дождь ведь моросит…

Тоже мне –  дождь. Так, морось легкая. А если послушать домового –  это же нужно вставать, идти в избу, как-то добывать огонь, зажигать лучину, или, если мне повезло и здесь уже в ходу свечи, то свечу… а если не получится –  то в темноте как-то подниматься наверх, в горницу, по лестнице в незнакомом доме, которые я при свете и не видела… Нет, не хочу!

Вздохнув, я кивнула:

–  Сейчас, Гостемил Искрыч. Вот еще чуток посижу... а как пса зовут-то?

Забавно: глаза у домового светились в темноте, как у кошки, я отчетливо видела, что он растерянно заморгал.

–  Так ведь это… Как хочешь, так и зови, матушка: он всё едино на кличку не откликается!

–  А долго он у старой хозяйки жил? –  лениво уточнила и сцедила зевок в кулак.

Гостемил Искрыч засопел, высчитывая:

–  Да, почитай, месяца два, никак не меньше...

То, что песик это не простой, я уже догадалась. А теперь, выходит, что завели его специально для меня (при условии, конечно, что я не рехнулась  и все это не грезится мне в медикаментозном бреду).

Дух-хранитель? Или какой-нибудь волшебный зверь? Собачий домовой?

Я снова зевнула, прикрыв ладонью рот.

День выдался непростой, мягко говоря, и он меня доконал. И над бы и впрямь встать, но… Огонь, свеча, ступеньки!

Прислонившись виском к косяку, я решила: еще немножечко посижу. Самую капельку…

Сон подкрался на мягких лапах.

Глава 3

А проснулась –  снова в наверху. В темноте горницы, на мягкой перине, бережно укутанная в одеяло.

Надо Гостемилу Искрычу спаибо сказать. И сливок предложить –  в благодарность и как извинения.

Все же, не дело это, когда совсем небольшому существу приходится такую лошадь таскать...

Обувь домовой с меня стянул, а вот одежду не осмелился –  слава богу. Хоть он меня и таскает, как маленькую девочку. я все же вышла из того возраста, когда постороннему мужчине допустимо было бы меня раздеть.

Заботливый Гостемил искрыч прикрыл окошко станем. В щели тянуло свежим воздухом и прохладой, туманной сыростью –  но в пуховом коконе было тепло и уютно.

Чувство времени уверенно шепнуло, что ночь едва перевалила за середину: часа два пополуночи, вряд ли больше…

Повозившись, я стянула с себя одежду, и ощутив, как с наслаждением расслабляется уставшее тело, снова нырнула под одеяло –  досыпать.

А утром я почувствовала себя натуральной нечистью. Той самой, которая не любит петушиного крика: треклятая птица орала, кажется, у меня над самой головой –  лично в мое городское, изнеженное цивилизацией ухо!

“Чтоб тебя!” –  пожелала я крикуну мысленно, но с таким чувством, что, будь я в самом деле ведьмой, ему бы тут же конец пришел.

Но ведьмой я не была, о чем и возвестил очередной насмешливый оглушительный вопль товарища, отлично чувствующего свою безнаказанность.

Рано радуешься, мерзавец пернатый. Думаешь, то что я не ведьма мне как-то помешает у Гостемила Искрыча супчика куриного попросить? Петушиный бульон, говорят, наваристый!

Петух орал, желудок бурчал, мочевой пузырь требовал немедленного выгула, нос замерз.

Вокруг по-прежнему наблюдалась древне-сказочная действительность.

Нос я могла легко и просто спрятать под одеяло, с действительностью –  сложнее.

Загостилась ты, Ленка. Домой пора!

Только сначала…

Торопливо одевшись (на соседнем сундуке были заботливо разложены мои вещи, включая обе рубашки, чистые и выглаженные –  цены здешнему домовому нет, ей-ей), я повертела головой, вспоминая, где выход: нужно найти Гостемила Искрыча. спросить где зде…

–  Проснулась, матушка? –  он возник у дверей, словно почувствовав, что в нем есть необходимость. –  А я вот умыться приготовил!

Когда важные утренние дела были переделаны, на столе меня уже ждал завтрак: блины с зайчатиной (не иначе, вчерашнее подношение в дело пошло!), с таком, с медом и сметаной, знаменитая репа (только не знаю, пареная или нет), и то самое молоко, которое я еще вчера успела оценить по достоинству.

Кофе не было. Не было даже чая –  вполне  ожидаемо, конечно, но…

Умывание колодезной водой, конечно, бодрит не хуже кофеина –  но куда меньше радует!

Заверения домового, что водичка-де на серебряном кольце настоянная, для свежести облика дюже пользительная, ситуацию улучшить не смогли.

Осторожно зачерпнув деревянной ложкой (что ж ты такая неудобная!) зеленоватого текучего меда (что ж ты такой вкусный!), я полила блин, и, свернув его треугольником, завела неспешную беседу, прощупывая почву:

–  Гостемил Искрыч, а где мы вообще находимся?

–  Как –  “где”? –  встопорщил он брови в удивлении. – В Премудром урочище!

Спасибо, мне все стало ясно!

Но саркастировала я зря, потому что домовой обстоятельно продолжал:

–  К восходу от нас человеческие земли лежат, но края здешние не сказать, чтобы людные: там, сям деревенька… Вот ежели дней через десяток пути, через дюжину, так там уже люду поболе. А в стольном граде, сказывают, народу и вовсе –  не протолкнуться!

Вслух я не хмыкнула, но из уроков истории смутно припоминала, что в где-то в шестнадцатом веке население Киева в нашем мире составляло то ли пять, то ли семь тысяч человек. Да уж, страшно представить такую толпу!

–  Ежели к закату повернуться, так кто там обитает ты, матушка, и сама вчерась вечор видела, –  он нахмурился, качнул бородой. –  Народишко шебутной, ненадежный. Одно хорошо: силу они крепко уважают, и знают, за кем сила. И что Премудрая бровью поведет –  и в баранку их сложит, тоже ведают. У этих тоже свои князья и свои цари, но Премудрым они не указ.

Я только тихо удивилась: ну надо же, вроде бы, одной крови –  а гляди ж ты, домашняя нечисть лесную явно не одобряет, но перебивать рассказ не стала.

–  На полночь отсюда урочище Прекрасных, на полдень –  угодья Искусниц. –  И завершил с неподдельным воодушевлением, –  А здесь на три дня пути в любую сторону твои владения, матушка!

Я прижала руку к груди и похлопала. Ох, тише, сердечко, тише, рано нам еще от приступа помирать.

Мои.

Вла-де-ни-я.

Мои владения – это однушка ипотечная, а не вот это вот все!

– И кто ж такие Прекрасные, Премудрые и Искусницы? – осторожно уточнила я все же, хоть и подозревала, что знаю ответ на этот вопрос.

– Так ведьмы, матушка, – Гостемилу Искрычу явно неловко было растолковывать мне простейшие истины, но он честно старался. – И не абы какие! А Премудрые среди них – сильнее всех.

Как говорится, не баба-яга и на том, спасибо!

Это я теперь, выходит, Елена Премудрая получаюсь?

Э-э-э, не-не, так не пойдет.

Что бы там себе моя предшественница ни решила, а без письменного согласия на такую должность меня никто права выдергивать не имел.

У меня ни сил, ни управленческих способностей, ни умения жить без гугла.

Я вдруг спохватилась – а где мой телефон?

Был же, в кармане.

Я на всякий случай ощупала попу, хоть и прекрасно понимала, что ничего там нет. И ключей нет. И проездного. Даже фантик от барбариски, и тот пропал…

Мало того, что похитили, еще и ограбили! Угрозыска на вас нет.

Ладно, за неимением гугла будем пользоваться подручными средствами.

– Скажи мне, Гостемил Искрыч, а люди рядом-то есть?

– А как же не быть-то им, матушка? Верстах в пяти отсюда Малые Ели, а в семи Черемши. А недалече как в полудневном переходе целая дружина малая дозором стоит, богатыри службу несут…

Кто бы мне напомнил, каково соотношение верст к километрам?.. Полагаю, придется собственными шажочками измерять.

Голова шла кругом. В происходящее верилось и не верилось. Внутренний пессимист валялся в спасительном обмороке. Внутренний реалист во всю прикидывал, как мне со всем этим жить и составлял срочный список навыков, которыми необходимо обзавестись в кратчайшие сроки, в него почему-то входила езда верхом. “А что?” – сказал внутренний реалист. – “Ты всегда хотела научиться, а тут такой повод, вот у богатырей коня одолжим!..”

Внутренний оптимист на это все крутил пальцем у виска и твердил – да ладно, мы выберемся!

Вообще, если подумать. Я ведь не одна получается тут. Ведьма, прости господи. Если одна меня смогла сюда заслать, другая, по логике, может и вернуть обратно, верно? Однако, прежде чем беседы вести со всякими прекрасными искусницами, стоит все же поглубже вникнуть в местные заморочки.

Еще что-то подсказывало, что ответы на вопросы могут отыскаться и в той самой книге. Но от одной мысли о ней у меня по позвоночнику пробегала странная дрожь, а потому знакомство с этим научным трудом я решила пока отложить. Успеется. Начнем издалека.

Раз у меня тут владения, им полагается что?

Правильно, инвентаризация!

– Рушник, шитый петухами – одна штука. Рушник, шитый маками – одна штука. Рубахи льняные, беленого полотна – пять штук, – монотонно вещал Гостемил Искрыч.

– А чего они все разные-то? – встряла я, разглядывая вынутые из сундука упомянутые рубахи. – Крой, вроде, один, а размер разный, да и вообще…

Я замолчала, не зная, как сформулировать ощущение.

– Так рука разная!

Точно! Рука разная – именно оно.

– Это все подношения старой хозяйке. Знамо дело – чем богаче дар, тем больше уважение. Бабы одежу несут, девки-молодки все больше узорочьем всяким кланяются. Могут и курицу поднести, аль голову сырную, аль еще какой снеди. Иная, ежели в рукодельном мастерстве похвастаться нечем и достатка в дому не водится, а беда пришла такая, что без твоей, матушка, помощи, никак не обойтись, так и сама, службой заложиться может. Если ж молодцу случилось помощи искать, или мужу зрелому – то подарок будет иной. Те утварью кланяться станут, или же полотна вот отрезом, а еще случай был, поднес какой-то дурень хозяйке помело резное – выдумал, бестолочь, что хозяйка, мол, в ступе летает, помелом след заметает!

«А что, разве нет?» – разочаровалась я. Но для домового только покачала головой изумленно: дескать, до чего люди бывают странные!

И вздохнула: мое предложение Гостемил Искрыч воспринял с небывалым энтузиазмом – как же, хозяйка во владение вступает! Инвентаризация шла полным ходом уже не первый час. Мне уже надоело – а домовой только-только во вкус вошел, раскладывая и разворачивая передо мной все новые и новые богатства.

Первым делом  пересчитали посуду, и еще на том этапе у меня голова пошла кругом от незнакомых названий – и еще менее знакомых предметов. Я такого-то и в музее не видела – а Гостемил Искрыч с полной уверенностью предлагал этим всем пользоваться.

А когда закончили внизу, и поднялись в горницу, он замер, выжидательно глядя на меня.

Я ответила таким же самым взглядом: а дальше-то что?

– Отпирай, хозяюшка!

Что отпирай? Как отпирай?

–  Сундуки отпирай! Мне к хозяйским сундукам ходу нет

Я нахмурилась:

– Одежду-то ты мне откуда доставал?

– Так эта… кто ж ее запирает, одежду-то? На в тех сундуках, где одежда, и запоров-то нет!

– А что в тех сундуках? В тех, которых не одежда?

–  Припас колдовской.

Домовой погладил бороду, и принялся перечислять:

– Травы редкие, в заветном месте, в особый час собранные. Иное-всякое, без чего сильного зелья не сварить: жабий хвост, змеиный шаг... А еще, хозяйка как замену себе звать собралась, так и снадобий, из тех, что посильнее да посложнее, впрок заготовила – чтобы было про запас, покуда молодая Премудрая в силу не войдет. Снасть колдовская, редкая да ценная: у старой хозяйки один шар хрусталя горного чего стоил! А уж зерцало волшебное у нее три колена Прекрасных выменять пытались, и плату не скупясь предлагали!

Угу. То есть, если сумею добраться до настоящей ведьмы, то мне, в принципе, есть что предложить ей в обмен на возвращение домой.

Осталось только придумать, как до нее добраться: летучую-то ступу из списка мы уже вычеркнули.

– Здорово, – со вздохом признала я силу и запасливость старухи из снов. – Только ключей у меня нет.

– Дак не ключами их отпирать надо! – возмутился домовой, и даже за бороду себя от негодования ухватил,. – Словом колдовским! Волей хозяйской!

Я кивнула:

– Понятно. Переходим к незапертым сундукам.

А самое ценное содержимое, к слову сказать, оказалось в самом большом сундуке – в том, на котором я спала.

Постель моя, кстати, уже была прибрана – и уж точно не мною…

Интересно, есть шансы убедить Гостемила Искрыча перебраться из коттеджа за городом без удобств, коммуникаций и доступа к общественному транспорту – в городскую однокомнатную квартиру в хорошем зеленом районе?

Из дома я вышла не без удовольствия.

Пока домовой отвлекся на перечисление прочих богатств, в основном состоящих из все тех же подношений, иногда все же весьма сомнительных (ну правда, зачем ведьме мужские порты, еще и такие, в которые можно три меня засунуть, а главное – зачем весь этот хлам тут так бережно хранится? хоть распродажу устраивай!), я бочком-бочком подошла к одному из “волшебных” сундуков. Попыталась подковырнуть крышку – не поддалась. Слегка попинала и даже попробовала мысленно, почему-то с замогильной интонацией возопить: “Отворись!”.

Как и следовало ожидать – безрезультатно. Что-то с моим призывом Премудрая все же намудрила. Сундуки к каким бы то ни было взываниям оказались глухи. Что во-первых, утвердило меня в мысли, что я тут таки зря.

...а во-вторых, почему-то испортило настроение.

И я решила, что внутренней инвентаризации с меня достаточно, переходим к наружной.

Первым, кого я увидела, снова был пес. Он лежал на залитом солнцем дворе, уложив морду между лап и пялился на ворота. На мое появление мохнатая громадина даже хвостом поленилась дернуть, от чего захотелось тут же потрепать его по холке, почесать за ушами, или еще как-то растормошить, потому что нечего!

– Ты собаку-то кормил, Гостемил Искрыч? – озаботилась я содержанием бездумно вверенной мне живности (у меня даже хомячка не было никогда, а тут такое!). И что-то мне подсказывает, что здесь есть некоторые сложности с приобретением собачьего корма для крупных пород.

– А то как же, – степенно кивнул домовой. – Все как старая хозяйка приказывала. Али ты новый указ отдать хочешь?

– Да нет, нет, – сдала на попятный я. Старой хозяйке всяко виднее! – Просто чего-то он квелый такой…

Домовой покосился на пса с неодобрением, но сказал что-то, что с этим взглядом никак не вязалось:

– Ты на него, матушка, не серчай. Бестолковый он.

– Почему бестолковый? – удивилась я.

– Так это… – вздохнул домовой, помявшись. – Толковый бы здесь не оказался! Пойдем, матушка, я тебе задний двор покажу!

Мутная какая-то у вас тут водичка, Гостемил Искрыч!

На меня как раз пес произвел впечатление довольно умного животного. И за поддержку во время вчерашнего приема гостей я была благодарна. И, в конце концов, надо бы ему хоть какую-то кличку придумать, а то все пес да пес… даже если и не откликается. Это просто никто чудеса дрессировки до сих пор не применял!

...не то, чтобы я имела о дрессировке какое-то представление, но в цирке была тема с поощрительными лакомствами, а у меня есть пирожки!

По заднему двору гуляли три курицы и тот самый петух, исполняющий обязанности местного будильника. Он взирал на подведомственных несушек с высоты колодезной крыши, на которую не пойми как взгромоздился. Меня, судя по взгляду, тоже отнесли к числу подведомственных несушек. От этого мысль о петушином супе сделалась еще соблазнительнее…

На всякий случай от петуха я отвернулась. Прямо к грядочке. Трем. Грядочки были ухоженные, колосились какими-то травами, то ли еще бог знает чем. При виде грядочек, зачесалась многократно обгоревшая на даче спина и заныла поясница.

Обратно домой захотелось с отчаянной силой. Я даже заморгала ресницами и сжала кулаки.

– Не грусти хозяйка, – произнес густой деловитый бас и что-то большое, тяжелое и мохнатое плюхнулось мне на плечо.

Я от души завопила.

Взметнулись над лесом птичьи стаи с оглушительным клекотом. Попрятались звери под кусточки. Рухнул с колодца петух (секундочка злорадства!).

Отскочив вперед на добрых два метра – и не такие спортивные таланты разовьются в экстремальных условиях! – я рывком обернулась.

Это была лошадь.

Массивная, с густой гривой, мохнатыми копытами. В моем представлении классический такой, очень неромантичный тяжеловоз.

– Чего это она? – громовым шепотом спросила лошадь, повернув морду к домовому.

– Непривычная-с еще, – куда деликатнее пробормотал Гостемил Искрыч. – То матушка, Булат, конь твой верный.

– Он разговаривает, – пробормотала я себе под нос. Обшарила взглядом двор в поиске других сюрпризов, нашла только кошку. Ясное дело, черную. Она лежала на крыше сарайки, которая служила конюшней и бессовестно дрыхла, напрочь проигнорировав мои вопли. – Кошка тоже говорящая?

На всякий случай я ткнула в нее пальцем.

– Окстись, матушка, – округлил глаза домовой. – Где ты кошку говорящую видела, в сказках разве что… но у тебя еще коза есть! – поспешил уведомить меня он и на всякий случай добавил: – Она тоже не разговаривает…

– Непорядок, – саркастически вздохнула я, чем снова опечалила домового, а коня, кажется, возмутила.

А дальнейшее знакомство с бытом и укладом славянской деревни было прервано стуком в ворота.

Поднявшись на крыльцо, я взглянула поверх забора, и оторопела: там, за воротами, стояли всадники, человек шесть.  Остроконечные шлемы, кольчуги, а главное –  оружие. Кони-тяжеловозы, вроде моего знакомца Булата, пофыркивали, переступали с ноги на ногу, и вот под этими парнями они выглядели гармонично и единственно уместно: такую груду железа попробуй, увези! У каждого что-то было: булава, двусторонний топор (такой, кажется, называют секирой –  и секут ею отнюдь не дрова), у большинства же на поясе висел меч. И копья, притороченные к седлам, смотрели в небо остриями.

То есть, вряд ли это ко мне на поклон приехали: подарков я при них что-то не наблюдаю, а вот хмурые рожи вижу даже отсюда, с крыльца.

Вспыхнуло красным –  это сторожевые черепа неторопливо развернулись на столбах забора, поймав гостей в перекрестье взглядов.

Черепа предпочитали метить в грудь – именно там, чуть левее от солнечного сплетения, виднелись  красные блики от их взглядов. Кольчуги богатырей (ну, а кто это еще может быть?) охранную систему старой Премудрой не смущали. Как, впрочем, и шлемы: в заднем ряду, там, где грудь дальнего из приехавших закрывали от взглядов черепов товарищи, красное пятнышко лежало на шлеме. Как раз над левым глазом.

Без метки, рождающей ассоциации с лазерным прицелом, не остался ни один.

Гостей это не встревожило: то ли они этих огней не видели, то ли не считали опасными. А вот мне стало жутко: я же ими не управляю! Я вообще не представляю, как их контролировать! А ну как сейчас…

Вот что интересно: а на визит нечисти черепа так глазами не стреляли!

Хотя там бы я и не отказалась…

Из ниоткуда (а вернее, откуда-то сбоку) на крыльцо запрыгнул пес, встал слева от меня, уставился на забор, словно пытаясь просверлить его взглядом, насторожил  уши...

Стоявший впереди всех седоусый дядька, самый массивный из приехавших, вновь занес руку над воротами – и по двору снова раскатился знакомый стук.

Со вздохом я приказала Гостемилу Искрычу:

–  Пусть им калитка откроется.

Много чести – ворота открывать, они ко мне с оружием пришли.

А над калиточкой, к слову, перекладина имеется, так что во двор въехать захочешь –  волей-неволей придется с коня слезть.

Им-то, конечно, в седло подниматься не нужно, чтобы с такой немощью, как я справиться –  но всё равно… Не хотелось мне, чтобы они тут верхами передо мной гарцевали. Неприятно!

Я оглянулась на домового –  и не увидела там, где он только что стоял, справа и позади, никого.

Запоздало дошло: он же домовой! В сказках он и хозяевам не всегда показывается, и если для хозяйки-ведьмы, видимо, еще можно сделать исключения, то для посторонних уж точно нет…

А калиточка тем временем пла-а-авно отворилась –  с таким душераздирающим скрипом, что у меня заныли зубы.У богатырей, судя по лицам –  тоже.

А они, между тем, вынужденные-таки спешиться, по очереди заходили ко мне во двор.

Черепа проследили за гостями сколько сумели –  но во двор развернуться не смогли.

У меня отлегло от сердца: в случае нештатной ситуации, черепа теперь ничего с ними не сделают.

И тут же закололо тревогой: теперь, в случае нештатной ситуации, черепа не сделают с ними ничего...

Первым вошел седоусый. Вошел, ведя коня в поводу, снял шлем, пристроив его на локте. Молча дождался, пока его товарищи войдут вслед за ним. Я тоже говорить не спешила: первые пришли –  пусть первые и здороваются!

Я не знаю, как!

Молчание затягивалось. Я почти уверилась, что убивать меня не будут, успокоилась, и теперь усиленно думала за яблочный пирог, выявленный в закромах Родины инвентаризацией...

–  Ну здравствуй, Премудрая, –  отчетливо скрипнув зубами, выдавил наконец седоусый.

Почувствуйте себя самозванкой, дубль второй!

Ну, если они ко мне по должности обращаются, а сами не представились, то, наверное, так и надо, да? Здесь, наверное, так принято?

Порывшись в памяти, я откопала там более-менее подходящий ответ:

–  И вам поздорову! С чем пожаловали, гости дорогие?

–  Отдай нашего побратима, ведьма! –  прогудел седоусый.

И кто-то из-за его спины гулким басом зловеще добавил:

–  А не то мы тебя посечем!

Страх проступил холодным потом на спине, продрал от макушки до пяток морозом осознания: я сама их впустила внутрь охранного периметра, я сама лишила себя защиты!

Хлестнуло порывом ветра, взметнуло мои волосы. Небо потемнело, вспухло пузатыми тучами, и я зло зашипела: ваша работа, выпендрежники? Так не стоит утруждаться, я и так испугана до икоты!

Зарычал, выступая вперед, пес –  только что он сможет, против оравы вооруженных мужиков?!

От злости на себя, на них и на ситуацию потемнело в глазах, закололо в кончиках пальцев и от живота к сердцу прошла тянущая, сосущая волна…

А потом мне стало весело:

–  Да забирайте! –  щедро разрешила я храбрецам, которым понадобилось всего лишь шесть вооруженных рыл для разговора. –  Ну, в самом деле: у меня по описи и так добра с головой, вот только богатыря в хозяйстве и не хватало. Вас же, поди, не прокормишь!

Как же просияли они лицами –  загляденье просто! А затем переглянулись, потоптались...

–  А где?

–  Что –  где?

–  Илья!

Я лишь пожала плечами, насмешливо глядя на них сверху вниз (с крыльца-то):

–  А я почем знаю? Он мой побратим  –  или ваш?!

В стойле всхрапнул Булат, по голосу судя –  с трудом удерживая смех.

Я полюбовалась, как сияние стекает с лиц, и щедро повела рукой:

–  Ищите!

Богатыри смотрели на меня растерянно, я на них –  ласково, по-доброму.  И хотя душу приятно грело злорадство, свой страх я все еще не чувствовала отомщенным. А потому припомнила еще кое-что из сказочных сюжетов:

–  А чтобы у вас мыслей глупых не возникло… Слуги мои верные! –  позвала я, и порадовалась, до чего хорошо получилось:  властно, требовательно, пронзительно. –  Приглядите-ка за гостями дорогими, чтобы у них к рукам чего не прилипло!

И глумливо добавила:

–  Но если найдут побратима –  разумеется, могут забрать!

И, величественно кивнув, развернулась и пошла в избу. На пороге спохватилась, обернулась:

–  Ах, да. Живность мою обидите –  небо с овчинку устрою.

Ну а что? Блефовать так блефовать!

Блеф удался на славу: добры молодцы лицами больше не только не сияли, но и здорово взбледнули.

Правда, вслед за ними, боюсь, взбледнула и я –  потому что на столбах медленно и зловеще разворачивались внутрь двора черепа.

На лавку в избе я осела, а не опустилась.

За закрытыми дверями как-то разом накатило всё: и отголоски пережитого страха, и осознание, с каким огнем я игралась (шутка ли, шесть мужиков, глухой лес, до ближайшего отделения полиции –  шесть дней на собаках и еще чуть-чуть межмировым порталом!).

Кстати, о межмировых порталах: надо как можно скорее выбираться домой. Срочно, немедленно, пока никто не понял, что из магии мне доступна только каменная физиономия и управление охранным периметром предшественницы. Да и то, второе –  “интуитивно понятное”, как говорят у нас об интерфейсах, когда хотят заменить приличным аналогом  выражение “методом научного тыка”. Пока что мне везет и каменная физиономия творит чудеса –  но если от меня собственно чудес и потребуют, то на ней я далеко не уеду. Физиономия вообще не для езды предназначена…

Но шутки –  шутками, а факт остается фактом: в моем мире нет магии, в этом –  супермаркетов, и, подозреваю, даже ведьмы на зиму делают заготовки. А я что-то во время нашего хозяйственного квеста не видела здесь ни трехлитровых банок, ни закаточной машинки! Так что надо полагать, местные технологии консервации отличаются от известных мне.

Домовой полностью так и не проявился: метнулся серой, едва заметной тенью от печи к столу –  и на столе, будто сами по себе, стали появляться миски.

–  Гостемил Искрыч! –  тихонько позвала я. –  А как здесь у вас на зиму припас принято заготавливать?

Спросила просто так, лишь бы мысли отвлечь от неприятной компании, что сейчас шарилась по двору, и тут же устыдилась: так расцвел от этого вопроса домовой. Даже скрываться перестал!

Проявился, огладил широкую короткую бородку.

–  Грибочки квасим по-всякому –  и с брусничкой, и со смородиновым листом, капусточку кислую в кадушках солим –  да на ржаной муке-то, до того хороша капусточка выходит, прежняя хозяйка очень уважала! Яблочки моченые любила опять же!

Он перечислял и перечислял, а я все грустнела.

–  Понятно. Значит, помру с голоду. Потому что ничего из этого я делать не умею: ни мочить, ни солить, ни квасить.

–  Ыть! –  поперхнулся Гостемил Искрыч. –  Да как можно, матушка! При живом-то домовом!

От его искреннего возмущения стало совсем стыдно –  как будто я ему пообещала что-то, наврала с три короба, что останусь и никуда не уйду!

–  Ты, Гостемил Искрыч, с готовкой меня, конечно, не оставишь –  но только припасы для этого откуда-то добыть надо.

–  Как –  откуда-то? Как –  добыть?! –  негодовал домовой, и борода его возмущенно дрожала. –  Тебе, матушка, окрестные селенья всё, чего надобно сами поднесут! Все, кто на твоей земле живет, кто с твоей земли кормится и твоей защитой на ней жив!

Я молча посмотрела на него. На душе скребли кошки: домовой верил в то, что я действительно могу дать кому-то защиту. Верил в мою силу непогрешимо, хоть и видел с утра, что я даже сундук прошлой Премудрой не сумела открыть! Верил, несмотря на то, что даже ворота для меня открывал-закрывал он.

–  Ыть… –  снова поперхнулся Гостемил Искрыч от моего взгляда. –  Ты прости, матушка, увлекся я, не мне ведьме пенять, не мне хозяйку корить!

Кланяясь и безостановочно прося прощения, домовой схлопнулся.

Ну вот. Кажется, еще и единственного помощника и союзника перепугала. Надо будет извиниться, и спросить, чем здешние ведьмы с домовыми за службу расплачиваются: молоком и хлебом, как в наших сказках, или еще что-то подойдет?

А то весь хлеб,  который у нас с ним в избе есть, им же и испечен. Так себе плата получается…

Я мрачно возила ложкой по тарелке гречневую кашу, размышляя о перспективах. Настроение было примерно как и перспективы: паршивым. И стук в дверь, а затем и стук двери, его не улучшил.

Седоусый вперся в избу, как к себе домой. Но, напоровшись на мой гостеприимный взгляд, резвости убавил, остановился. А может, не в моем взгляде дело. Может, просто ждал, пока его орлы в комнату втянутся –  и она покажется вдруг маленькой, тесной.

Хотя еще недавно места здесь хватало с избытком.

Следом за богатырями в комнату протиснулся пес, уселся –  вроде бы рядом со мной, но так, чтобы стол ему, если что, прыжка не затруднил.

Гости мялись у порога.

Я, покачивая ложечкой, смотрела на них –  вооруженные мужики смотрели на меня, и, кажется, от моего взгляда чуть ли не робели.

Хорошая репутация у местных Премудрых!

Я приподняла вопросительно бровь:

–  Ну? Нашли?

Седоусый (меня так и тянуло мысленно назвать его “витязем”), зло дернул углом рта. Ответом не удосужил, хамло строевое.